Амадео Бордига

Поскольку мы, итальянские социалисты, оказались, в момент вспышки европейской войны, в более или менее преходящем положении зрителей, оценка событий, которую мы можем сегодня делать, в том числе на основе недостаточных и тенденциозных сообщений, которые мы о них имеем, несомненно, имеет важное значение для того, чтобы указывать нам дорогу в сегодняшних и завтрашних действиях против войны, даже если дискуссия о том, что происходило в других странах, имеет в настоящий момент академический привкус.

В общем стремлении к постулату итальянского нейтралитета, посредством нашего движения пробивают себе дорогу некоторые опасные течения, которые могли бы скомпрометировать его. Многие товарищи выражают и защищают на собраниях и в печати чувство живой симпатии к Тройственному Согласию, не только оправдывая, но и превознося поведение французских социалистов, вплоть до поддержки тезиса, что итальянские социалисты должны были бы отправиться сражаться в защиту Франции. От этого представления до концепции, согласно которой итальянский нейтралитет не должен нарушаться, чтобы благоприятствовать Австрии и Германии, но это могло бы быть сделано, чтобы поддержать Францию, остается всего один шаг. Подобная позиция не отвечает социалистическому принципу в области идеалов, а в практической области служит только тому, чтобы делать игру итальянского правительства и итальянской буржуазии, которая жаждет вмешаться в конфликт. Рассмотрим ее соображения.

Утверждается, что перед лицом широкого распространения столь грандиозных событий, как те, свидетелями которых мы являемся, и которые непредвиденным образом инвертируют все политические и социальные ценности, необходимо выйти из мыслительных схем и освободиться от «формул», чтобы в выборе собственной позиции руководствоваться критерием реальности. Таким образом, отодвигая за кулисы платонических утверждений концепции антимилитаризма и социалистического интернационализма – которые события, якобы, отправили, если не на пенсию, то, по меньшей мере, в отпуск – нужно отдавать себе отчет, что в этот исторический час под вопросом находятся те социальные завоевания свободы и демократии, которые считались обеспеченными навсегда, и что опасность, которой они подвергаются, состоит в преобладании австро-немецкого милитаризма, который, якобы, намеревается повторить историческую эпоху вторжений варваров, и который жестоко напал на более либеральные, цивилизованные и миролюбивые нации.

К размышлениям о социализме, якобы, следовало бы вернуться «после катаклизма»; в настоящий момент необходимо защитить дело цивилизации, противопоставляя себя опустошению тевтонами Франции и ее союзников.

Думать таким образом, говорят нам, означает мужественно уйти от «формул». Но эти формулы были все же хороши в «мирное время» в качестве канвы для декламаций на митингах и приправы к предвыборным выступлениям; и никто не говорил простофилям, что в критический момент он уйдет от «формул». Тогда «мыслительные схемы» были нерушимыми убеждениями, совершенством, ради которого можно было бы пожертвовать даже жизнью, верными представлениями социальной реальности, указанными убеждением, которое никогда не будет опровергнуто. В силу истинности, искренности, честности социализма тому, кто считал его пустой схемой, бесполезным собранием формул, не нужно было ждать, чтобы бросить его в огонь сурового испытания этого зловещего часа.

Не закрывая глаз на то, что делается для того, чтобы культивировались устойчивые иллюзии в абстрактном уединении сознания, мы, социалисты, можем и должны настаивать на том, что социализм не убит, и что, руководствуясь директивами, которым мы следовали до настоящего времени, мы должны еще прямей и тверже действовать в нынешней ситуации.

Те, кто верят, что ушли от наших старых формул, не осознают тот факт, что они лишь смиряются с чужими формулами и принимают те директивы, которые они всегда отвергали как ложные. Это феномен, который проявляется на больших исторических поворотах: партии отступают и опираются на менее передовые постулаты. В итальянской революции революционеры-республиканцы создали монархию. В 1871 году французские интернационалисты спасали нацию. Это показатель незрелости будущих партий. Может быть, сейчас социализм еще незрелый, и его силы будут склоняться к защите в идеале устаревших для нас принципов демократии и национальности? Он может сдаться. В Италии, однако, сегодня еще можно поступать как социалисты. Завтра, может быть, каждый будет выбирать другое место, согласно его инстинкту. Но сейчас у нас еще есть сражение, которое нам следует вести; и не следует компрометировать его, не следует позорить его. Социалистическая партия может – может быть – избежать того, чтобы эта бойня распространилась и на итальянских трудящихся, чтобы сотни тысяч человеческих существ увеличили число истребляющих и истребляемых ради чужих интересов. Поэтому мы стоим, черт возьми, на прочной почве социализма, которую пока еще не попираем своими ногами.

Будет, следовательно, ошибкой сразу же предаваться франкофильскому сентиментализму, который является не новейшим требованием момента, а старым схоластическим багажом итальянской демократии. Сохраним нашу платформу. Если национализм до такой степени отрекается от себя, что заигрывает с Австрией, если демократы оскопляют себя вплоть до того, что приказывают народу молчать и слепо следовать за правительством, то это не причина, по которой мы, забыв о социализме, должны спешить заполнить пустоты, оставленные патриотами и профессиональными демократами.

Поэтому мы можем и должны оставаться на своем посту, против всех войн, в защиту пролетариата, который в них все теряет, ничего не приобретает и ничего не сохраняет.

С того времени, когда человек приобрел дар думать, прежде чем действовать, чтобы уклоняться от выполнения обязательств, которые являются конкретными следствиями абстрактных утверждений, адвокатство, которое гнездится в каждом думающем существе, всегда прибегает к различиям. Таким же образом, сегодня нас бьют, как обухом по голове, различием между наступательной и оборонительной войной, между вторжением чужой страны и защитой национальной территории. И вчерашние антипатриоты пишут письмо, которое аннулирует десятки томов и тысячу статей, и маршируют в сторону границы. Следовательно, социалистическая политика, также скорее является культом красивых жестов вместо действительных жертв? На Францию напали, и она защищается против немецкой опасности. Но вы читали заявления депутата Хаазе в германском рейхстаге? Германия защищается от русской опасности. Все отечества находятся в опасности, начиная с того момента, когда они набросились друг на друга. В действительности происходит следующее: в каждой стране господствующему классу удалось убедить пролетариат, что он воодушевляется миролюбивыми чувствами, что он был втянут в войну, чтобы защитить родину и ее высшие интересы, тогда как в действительности буржуазия всех стран в равной степени ответственна за начало конфликта, или еще лучше будет сказать, за нее ответственна капиталистическая система, которая, в силу своей потребности в экономической экспансии, породила систему больших военных приготовлений и вооруженного мира, который сегодня рушится, ввергая себя в страшный кризис.

Потому что тезис, по которому война готовилась и была желанной со стороны австро-немецкого милитаризма, является лишь формальным и схоластическим. Также как поверхностным будет связывать милитаристский характер двух империй с традициями феодальной эпохи, преодоленными современной историей. Большое вооружение Германии соответствует развитию ее промышленности и современнейшим требованиям ее торговли. Поставив себя в первый ряд капиталистического мира своим превосходным и интенсивнейшим производством, и не имея, как Англия и Франция, обширнейших колониальных империй, современная Германия, сформировавшаяся в нацию намного позже своих соперников, в силу необходимости бросилась в военные приготовления, которые могли бы обеспечить ей хорошее место в мире. Придавленная сто лет назад наполеоновским деспотизмом именно потому, что современный милитаризм, вышедший из демократической Франции, был гораздо сильнее старых армий, собранных вместе немецкими баронами, буржуазная Германия поднялась вновь, освободившись от средневековых пережитков австрийского империализма и устремившись на современные пути капиталистического и – следовало бы сказать – демократического империализма. В 1866 году германский милитаризм не был окрашен в столь мрачные тона италийским патриотизмом, и не призывались последователи Аттилы, которые уберегли бы Италию от последствия ударов дубиной, полученных при Лиссе[i] и Кустоцце[ii].

С другой стороны, современные государства имеют тенденцию к милитаризму, не только для того, чтобы оспаривать друг у друга торговую гегемонию, но также и по другим соображениям, отражающим внутреннюю политику, и находящимся в прямой противоположности с интересами рабочего класса и его устремлениями к социализму. Превосходство того или иного отряда национальной буржуазии также мало интересует пролетариат, который, в соответствии с требованиями рынка рабочей силы, пересекает туда и обратно, во все усиливающемся ритме, национальные границы.

Следовательно, нас не обвинят в догматизме, если перед лицом большой драмы, которая разворачивается перед нами на сценах традиционной внешней политики, мы вспомним о внутренних и классовых конфликтах и не поверим, что причиной войны является каприз Франца-Иосифа или вкусы Вильгельма II.

Буржуазная Австрия большими шагами шла к распаду, обязанному не только действиями пролетариата, но, возможно, также и расовой ненавистью. В силу необходимости самосохранения в качестве государства она напала на Сербию. Глупо было бы думать, что государство позволит себе распасться, не применив большие вооруженные силы, которыми оно непосредственно управляет. С помощью войны Австрия могла надеяться сцементировать свою государственную структуру, преодолевая внутреннюю борьбу национальной экзальтацией. Это вызвало пожар в Европе. В силу действующей системы альянсов, Германия должна была вступить в борьбу с тремя колоссами, которые ее окружают; этот пожар становился неизбежным. Насколько важно разбирать и устанавливать, кто первым бросил камень? Верно, что система альянсов заставляет напомнить о себе вину князя Бисмарка; но мы не верим во влияние, которое оказывают на события живые люди; еще меньше мы верим во влияние мертвых.

Но в качестве доказательства агрессивности немцев говорят, что был нарушен нейтралитет Люксембурга и Бельгии, разбивая, таким образом, каноны международного права. Чего стоит международное право, которое никакая власть не может гарантировать, в диком неистовствовании человеческой жестокости в беспрецедентной войне?

И что, французский генеральный штаб проявил бы щепетильность при нарушении швейцарского нейтралитета, если бы это отвечало его планам?

Какую комедию разыгрывают правительства! После подготовки в разных формах войны, большими вооружениями, разжиганием национального соперничества, взаимно подстрекаемого дипломатически интригами, шпионажем, коррупцией, сегодня они прикидываются невинными и призывают пролетариат прибегнуть к оружию, потому что другие нарушили «права народов», предательски напав на них!

Прибегают также к другому известному аргументу демократии, находящейся в опасности. Заявляют, что победа Германии была бы «возвращением к варварству», потому что современная цивилизация увидела свет во Франции. Много ли нужно слов, чтобы продемонстрировать, что этот тезис пуст и утонченно антисоциалистический? Цивилизацию в смысле прогрессивной «иррадиации» идей, концепций, тенденций, мы не признаем. Мы оставляем ее безусым антиклерикалам. В историческом развитии мы видим смену классов, обязанную поочередной смене социальных форм, которая происходит не эволюционно, а через последовательность кризисов.

Не заключается ли в сатурналиях милитаризма, которым предалась Европа, возможно, один из таких больших кризисов? Что из него выйдет, «цивилизация» или «варварство», зависит не от победы одних или других, а от последствий, которые будет иметь кризис для отношений между общественными классами и мировой экономики. И затем, что есть такого у французской цивилизации, чему должна завидовать цивилизация германская? Уйдем, действительно, от формул, взятых взаймы у самой вульгарной интерпретации фактов! Немецкая промышленность, торговля, культура не допускают глупых сравнений с варварскими ордами. Немецкий милитаризм это не пережиток прошлых времен, но самый современный феномен, что мы и постарались продемонстрировать. Если мы идет к военному варварству, то это именно потому, что вся буржуазная цивилизация – и демократическая также - подготовила такое разрешение своих внутренних противоречий, которое кажется нам возвращением истории … И еще, может быть не Франция является союзницей царской России?

Но нужно остановиться и сделать выводы. Выводы могут показать, что теоретические принципы социализма не выводят нас за пределы реальности, как хорошо говорит в своей блестящей статье Джованни Дзиборди. Ветер войны дует в сторону Австрии. Итальянская буржуазия желает ее, поощряет ее, она хотела бы взяться за оружие, т.е. она хотела бы, чтобы его взяли пролетарии, чтобы объединиться с Тройственным Согласием. Эта тенденция лелеется в тени. Она выльется на площади, если правительство захочет вести войну против немцев, и, возможно, мы будем присутствовать при сценах сентября 1911 года, особенно если позволим дезориентировать себя франкофильскими сентиментализмами.

Не слишком ли мы делаем игру Саландры[iii], крича «да здравствует Франция!», чтобы отвратить войну против нее?

Правительство могло бы почувствовать, что у него свободные руки, придумать немецкую провокацию, размахивая пугалом опасности для родины и потянуть нас на войну на восточной границе.

Завтра, под тяжестью осадного положения, мы увидим, как провозглашается другая официальная ложь, что в милитаристском единодушии в Италии тоже нет больше партий.

[i] Сражение при Лиссе 20 июля 1966 года, в котором итальянский морской флот был разгромлен уступающим ему по численности кораблей и огневой мощи австрийским флотом.

[ii] Кустоцца - селение в сев. Италии, близ р. Минчио; известно по двум победам австрийцев. Первую одержал фельдмаршал Радецкий, 25 июля 1848 г. над сардинскими войсками под командованием короля Карла-Альберта, который, вследствие этого, должен был очистить всю Ломбардию и заключить перемирие. Вторая победа была одержана 24 июня 1866 г. эрц-герцогом Альбрехтом над итальянской армией, под начальством генерала Ламарморы.

[iii] Антонии Саландра - премьер-министр Италии с марта 1914 по июнь 1916 г.