Горбачевщина в технологии и гласности
«Человеческие лица, разумеется, готовы, отныне, к широкому отвлекающему маневру
подобного рода (а-ля Хрущев), поскольку восстание может разразиться в любой момент».
«Партия-государство, сталинизм, революция» (1974)
Уже не первый раз верховные правители страны, ложно называемой Советским Союзом, говорят о новых технологических нововведениях. Но в настоящее время его отставание в этой области стало еще очевидней и по многим причинам становится опасным. Намерение устранить его, расхваливаемое больше, чем когда-либо прежде, это один из фрагментов, выведенных Горбачевым на сцену под общим девизом: гласность. Он окажется не пригодным к применению, потому что, вопреки тому, что это слово обозначает, эти фрагменты служат ему для того, чтобы скрыть реальность, которая очень серьезна.
В самом деле, с самого начала имеет место неясность, и даже невежество, в этом потрясающем факте: в настоящий момент, там, как в какой-нибудь отсталой стране, приходится говорить о необходимости модернизации оборудования. При первом же размышлении становится понятно, что если бы русская экономика была социалистической, ее технологии были бы лучшими в мире, потому что главный и самый плодотворный технический фактор социализма – это отношения между трудящимся и оборудованием, между производителем и продуктами труда, между всем обществом и технологиями, которые облегчают и делают максимально востребованными бесчисленные практические применения, плюс научные знания, которые их определяют и ими руководят. Каждый вправе спросить себя: какого дьявола произошло так, что спустя 70 лет после великого Октября 1917 года почти все население живет в условиях нужды, если не находится в состоянии бедности, заметно хуже и с меньшими свободами, чем в официально капиталистических западных странах? Более общая причина такого фиаско заключается в том, что русская экономика охраняет усиливающиеся отношения между рабочей силой и орудиями производства, характерные для эксплуатации, и что, вследствие этого, речь идет о тривиальном капитализме, в противоположность его заявлениям.
Но это лишь базовая основа объяснения, которое не в полной мере учитывает повседневную реальность в России. Другой непосредственный фактор, политический и, следовательно, очень важный, напрямую приводит нас к тому, что техника не ведет на ее территории к последствиям, подобным последствиям в других секторах капитализма. Государственный капитализм был насильственно навязан России именно в противоположность коммунистическому курсу, предписанному и определенному революцией 1917 года. Речь не идет о капитализме, который продолжил бы свой рост, как любой другой, т.е. без нарушения преемственности. Произошел резкий разрыв, и настолько радикальный, что его единственное значение – впрочем, желательное – состояло в том, чтобы приступить к коммунистическому социальному переустройству. Подавив этот импульс железом и кровью, контрреволюция вызвала огромные и разрушительные, со всех точек зрения, деформации; она запутала и исказила даже общественные отношения, и эксплуатации и культуры, своего собственного государственного капитализма, диаметрально противоположного движению к коммунизму. Если в течение многих десятилетий русская экономика была неспособной технологически сравняться со своими западными эквивалентами, то основная причина заключается в уничтожении революционеров 1917 года и миллионов и миллионов людей, несовместимых с ее реакционным движением назад. Это, что имеет отнюдь не второстепенное значение, и по причине также клеветы на свои жертвы и гнусной фальсификации, заключающейся в ее представлении как социалистической, в противоположность тому, чем она является на самом деле [1]. В силу этого, главной и лучше оплачиваемой заслугой стала сервильность по отношению к власти. Столь чудовищная социальная подделка должна была вызвать опустошительные последствия не только в русской экономике, но и далеко за ее пределами. Они все еще ощущаются по всему миру.
Технологически-административная акробатика представляет нам блестящее доказательство того, что только что было сказано о перестройке, так же как и о «гласности» и прочего вранья горбачевщины. Капитализм всегда, своей организацией и самим своим социальным движением, является, в каждую минуту, препятствием для наилучшей возможной технической модернизации. Поставив себя под его защиту, контрреволюция добавила к этому врожденному препятствию системы препятствия, созданные своей собственной разрушительной деятельностью, характерные именно для нее и связанные с ней пожизненно. Вот почему ее капитализм показал столь слабую техническую эффективность по сравнению с другими. Это также объясняет то, что время от времени ее иерархи начинали кампании с целью увеличения эффективности. Тем не менее, ничего, абсолютно ничего не позволит им преодолеть скудость и зверство их контрреволюции.
Это вовсе не будет отклонением от темы, напомнить, что китайские лидеры – с чисто московской родословной – заявили несколько лет назад задававшим им вопросы иностранным визитерам: «мы оснастим себя ядерным оружием, даже если людям придется ходить босиком». Мы имеем здесь определение, пусть и неполное, извращенности технологических применений современного мира, даже если степень наготы пролетарских масс меняется от одной страны к другой. Что касается технологии, то правда, в целом, еще хуже. Чтобы увидеть и интерпретировать ее во всей ее полноте, нужно отбросить детальное перечисление конкретных применений и сфокусироваться на ее определяющих импульсах. Из этого происходят все социальные последствия, включая коммерческие и военные антагонизмы. Таким образом, следовательно, ее надо рассматривать всесторонне, в качестве функции производства и воспроизводства типа существующей цивилизации. Нельзя найти другой ключ для интерпретации. Более того, точные цифры по этой теме недоступны, как для нас, революционеров, лишенных финансов, так и для крупных статистических центров капитала. В то же время можно откалибровать экономическое движение современного общества и каждой из его частей, так же как и условия и последствия каждой технологической инновации.
Вообразим себе, что какой-то цикл мирового производства изолирован. С самого начала нужно отметить, что его совокупная стоимость, включая столь значительное в количественном плане недвижимое богатство (предшествующее накопление), что оно остается неопределенным, является собственностью привилегированных слоев общества. Доля этих последних, наверняка, меньше 15% от всего населения планеты, в общей сложности это порядка 500 миллионов человек. Для нас маловажно, является ли эта собственность индивидуальной, принадлежит крупным компаниям или государству. После завершения производственного цикла рыночная стоимость, т.е. денежная стоимость всего, что было произведено, возвращается к этим 15% собственников, каким бы не было распределение между ними.
Из общей суммы нужно вычесть сумму заработных плат, выданных населению, осуществляющему общее производство, сумму, которая содержится в рыночной стоимости продукции, созданной трудом. Учитывая современную доходность и вычитая амортизацию оборудования, также содержащуюся в продукте, все это представляет не больше 20% от общей величины. Другая часть, т.е. 80%, представляет собой вновь созданную стоимость и становится исключительной собственностью правящего социального слоя, который располагает ею по своему усмотрению. Прежде чем продолжать, следует уточнить: 85% населения, которые прямо или косвенно осуществляют производственные усилия, получают около 20% того, что они производят. Напротив, 15% членов иерархии получает 80%, т.е. ее рыночную стоимость, никогда не теряя из виду преемственность их политико-экономической империи в каждой стране и на всей Земле. Это не мешает, а, наоборот, порождает разделение на соперничающие или соучаствующие национальные зоны. Богатство настолько колоссальное, настолько необъятное, настолько неустойчивое, не имеющее никакой другой функции кроме сохранения цепей капитала на обществе, в каждой стране и во всем мире. И здесь имеет мало значения, что перевес приходит в один сектор или в другой.
Значительная часть из этих 80% расточается на расходы на роскошь или накапливается 15% привилегированных, от самых скромных до самых больших баронов. Во-вторых, они идут на расходы на полицию, и особенно на армию и военную промышленность, включая закупку вооружений в постоянно возрастающих количествах. Затем, административные расходы, расходы на обеспечение политического господства и контроля, на бесчисленные особые сектора общего процесса производства (то, что раздувает т.н. сектор сферы услуг). Затем, расходы на образование, включая все его категории, и здравоохранение, неопределенная часть которых, представляя работы, связанные с необходимым производством, вновь обнаруживается в тех 20%, которые воспроизводят рабочую силу, используемую в цикле в целом.
Наконец, пропуская менее значимые секторы, «остаток» переменного значения в зависимости от цикла, составляет расширенное накопление капитала или нового материального богатства после каждого цикла. Именно оно питает новые инвестиции и, вместе с ними и ради них, научные исследования и технические применения, которые из них вытекают.
Следует заострить анализ. Из всех выявленных частей от 80% продукта, доля, поглощенная потреблением роскоши или ушедшая на индивидуальное накопление всеми привилегированными слоями, хоть и является весьма обильной, остается намного меньшей всех остальных и, в частности, доли, пожираемой военными расходами. Напротив, она является определяющей и решающей частью во всех областях, включая образование, здравоохранение и науку. Система функционирует, от начала до конца, исключительно ради этой части. Те, кто пользуется этой частью, составляют субъективный элемент всемирного экономического механизма. Именно они навязывают порядок и отечество в национальном охотничьем заповеднике; они составляют антроморфный агломерат капиталистической цивилизации.
Ничего, абсолютно ничего официального не делается вне соответствия нынешней уместности и будущему упрочению их системы; короче говоря, уместности для них как эксплуататорского социального слоя. Если говорить более кратким и прямым образом, любое технологическое применение, от самого простого до самого совершенного, должно служить увеличению доли привилегированных и уменьшению доли трудящихся: еще плюс к 80% для первых и минус от 20% для вторых. В соотношении к населению человечества технологическая модернизация дает 750 миллионам привилегированных основную часть продукции, а небольшая часть в 20% идет 4250 миллионам жителей Земли [2].
Эта разница будет увеличиваться по мере развития технических усовершенствований. Если бы дело не шло таким образом, никакой капитализм не применял бы никаких инноваций, это само собой разумеется. Это до такой степени верно, что даже те инновации, которые существуют, в каждый момент функционируют с преднамеренным ограничением.
Другое следствие технологии на службе капитализма, полностью негативное, это безработица среди рабочих. Она добавляет, для всего класса, к относительному обнищанию тех, кто работает, абсолютное обнищание не имеющих работу, не говоря уж здесь о полувоенной реорганизации всех видов деятельности, в соответствие с японской моделью. Именно эта страна далекого Востока, затопив дешевыми, несмотря на расстояние, и хорошего качества товарами, вызвала гонку на конкурентоспособность там, где затевали дело западные компании, и Горбачев хочет теперь скопировать это в России.
Но ни Горбачев, ни кто другой с его стороны не сможет уклониться от императивов мировой системы, в которой обосновалась Россия. Олигархи диктаторской партии всегда претендовали на то, что безработица была исключена в их владениях. Франко, также претендовал на это для Испании, потому что он также маскировал ее, но в силу «христианского человеколюбия». Русские диктаторы делают это, побуждаемые своей неисправимой лживостью. Но они дошли до такой стадии умственной деградации, что даже не отдают себе больше отчет, что их собственное выражение категорически опровергает их. Действительно, пусть даже там не было, пусть даже не могло быть безработицы, единственным, но неизбежным условием является то, чтобы исчез сам рабочий класс.
Редкая, рассеянная, более или менее хорошо замаскированная, безработица неотделима от определенной функции эксплуатируемого труда. До настоящего времени Россия скрывала свою безработицу возвращением в деревню происхождения, с помощью многочисленных лагерей принудительного труда, депортаций, бродяжничества, которое поощряет всеобщая коррупция, с помощью занятости, которая оплачивается хуже, чем в других странах безработица, также как и благодаря очень низкой производительности труда, обязанной ее технологическим отставанием. К этому следует также добавить от 7 до 9 миллионов постоянно мобилизованных военнослужащих. Добавив это к опустошительным последствиям контрреволюции, получаем ясную картину материальной слабости России как империалистической державы, ее хрупкости повсюду, где она доминирует, так же как и внутри своих границ, где население презирает и питает отвращение ко всему, что исходит от власти или связано с ней. Это именно то, что сводит почти на нет ее конкурентоспособность на международном уровне.
Чтобы просто попытаться исправить это зло и эти недостатки, горбачевщина должна поступить в школу себе подобных на Западе или в Японии. Отныне ей ничего не стоит скрыть безработицу или минимизировать ее через свою статистику. Более 15.000 рабочих были уволены на железных дорогах Белоруссии. «Говорят» (безличный глагол, потому что непрозрачность, окрещенная гласностью, пропускает мало света) о сотнях тысяч в промышленных регионах Севера и миллионах, которые за ними последуют, вдобавок к прежним скрытым безработным. Чем эффективней будет техническая реорганизация, тем больше она повлечет за собой увольнений, помимо ее различных негативных последствий.
В рамках существующей системы это не только неизбежный, но и необходимый для ее процветания результат внутри каждой страны и в международном плане. В Соединенных Штатах возобновление экономического роста далеко от того, чтобы поглотить всю безработицу. Также как и в Германии. В Соединенном Королевстве экономика и безработица растут одновременно. Во Франции правительственные чиновники определяют число безработных, в случае достижении максимального ожидаемого роста, на уровне «несокращаемых» 2,5 миллионов.
Рыночная конкуренция и столь желанная конкурентоспособность имеют большое значение в проектах Горбачева и К, потому что это, в конечном итоге, материальная основа, которая противопоставляет блок под командованием России блоку под командованием Соединенных Штатов. Однако ее подготовительный этап заключается в том, чтобы заставить топтаться на месте свою столь хилую экономику, шаг, которого требует сегодня любой капитализм среднего уровня. Иерархи партии-государства не игнорируют свою опасную неполноценность в этой области. Она ослабляет также их военные возможности, несмотря на уделяемое внимание и специальные расходы, предоставляемые для этой отрасли производства. Это двойное соображение инспирирует маневры вокруг ядерных вооружений.
Речь, следовательно, идет об обусловленности торговой, и как следствие военной, конкуренции, рассматриваемой в долгосрочной перспективе, исключая непредвиденные события. Тем не менее, конкурентный аспект капитализма в условиях нынешней конъюнктуры, исходя из которой техническое совершенствование, пусть даже значительное, далекое от того, чтобы вести к социальному развитию, создает для него препятствие и подрывает его, нас, революционеров, интересует только с целью его разоблачения: это реакционное требование, от которого следует отказаться. И это разоблачение является одним из необходимых условий возобновления общей революционной деятельности. В документах нашей тенденции пишется, и, как видно, это подтверждается всем тем, что происходит в двух Блоках и даже в отсталых странах, что капитализм не в состоянии больше использовать науку в полной мере научным способом. Напротив, он противодействует непосредственным интересам индивидов, совокупность которых представляет коллективные и исторические интересы человечества; он использует науку против самой науки.
Политическая увертка гласности заслуживает с нашей стороны гораздо большего внимания, чем технологическое шарлатанство Горбачева или всего прочего. Также как в другое время Хрущев и другие, оставшиеся в тени, новый генеральный секретарь отдает себе отчет, тем не менее, не говоря об этом, что одно из самых значительных препятствий нормального функционирования русской экономики, при прочих равных условиях, заключается в пассивном сопротивлении. Оно повсюду противится условиям жизни, труда, снабжения, так же как и повседневной информационной лжи, жертвой которого является все население и рабочий класс в особенности.
Это презрение, до тошноты, на которое обречена диктаторская каста. Столь же долго, сколько будет сохраняться это препятствие, ни робототехника, ни информатика, ни какое-либо иное научное открытие не наладят внутренние дела правительств. Без преимуществ за пределами своих границ, где ничто не обратит вспять беспорядочное бегство пророссийских партий.
Столь восхваляемая гласность нацелена на преодоление этих затруднений. Горбачев лично обронил в одном из своих докладов о перестройке: «Это будет вторая революция 1917 года». Так брошенная приманка обнаруживает (и с этим можно себя поздравить), что жар 1917 года еще греет сердца пролетариев, в противоположность тому, что так скрывают в себе умонастроения интеллектуалов, выращенных в серале бюрократической касты. Пробуждение надежды в направлении красного Октября дало бы власти новый кредит доверия, по крайне мере на время, но он мог бы быть монетизирован в прибавочной стоимости. «Реабилитации» и ретуширование истории идут в том же направлении, вдобавок они также ложные, помимо того, что это выдается за свободу. Все это неизменно несет на себе печать системы: КГБ.
Разумеется, эксплуатируемая масса останется в состоянии ожидания, не клюнув на приманку, которую ей сунули под нос. Более того, существует возможность и, следовательно, необходимость для угнетенных превратить пассивную враждебность в активную борьбу, вплоть до того, чтобы ринуться на штурм партии-государства в самом ее логове. Чтобы предотвратить именно эту возможность, Горбачев размахивает, как отвлекающим средством, воспоминанием о 1917 годе. Он прекрасно знает, что революционное возвращение пролетариата смело бы с лица земли как его политический режим, так и экономическую систему. Перед лицом этой необходимости те, кто выпрашивает демократию и реабилитации, оказывают содействие маневрам КГБ против революции. По этому поводу организации, которые ссылаются на Троцкого и которые просят у его убийц реабилитировать его, заслуживают специального упоминания как примера бесчестия. Они чернят его память и отмывают лицо контрреволюции.
Идеологическое мошенничество лежало в основе сталинизма с первых его неблаговидных шагов, и всегда будет присутствовать на каждом из его этапов. Этап, с которым вступает в игру Горбачев, представляет собой апогей постоянного всеобщего мошенничества. Для всех членов иерархии он имеет нечто от отчаяния, потому что в течение целого полувека абсолютизма по всем аспектам им не удалось ни обеспечить нормального движения их капитализма, ни ослабить враждебность своих подданных. Не следует делать никаких предположений по поводу дальнейшего развития горбачевщины, тем более что она будет принимать ориентацию в том или ином направлении под воздействием как внутренних событий и ситуации, так и внешней ситуации по отношению к русскому блоку. Тем не менее, несомненно одно: для того, чтобы развязка произошла революционным путем, нужно чтобы пролетариат пошел на штурм власти и разрушил всю работу контрреволюции, т.е. сталинизма.
Несмотря на свою болтливость, более или менее лживую, Горбачев не может спрятать свою контрреволюционную преемственность. Специально успокаивая своих, он говорит: «Сталинизм – это изобретение врага». Он ссылается на врагов контрреволюции, первых, кто назвал ее сталинской, и по этому случаю он предлагает гарантию контрреволюционной касте, частью которой является сам. При его диктатуре или при диктатуре другого все то, что будет предпринимать партия-государство, будет иметь своей целью укрепление и совершенствование отношений эксплуатации деспотизма правителей. Между тем, независимо от того, кто нацелен вводить в заблуждение рабочий класс и давать гарантии подобным себе аппаратчикам, высшая бюрократия вынуждена снимать с себя маску, прибегая к помощи соперничающего империализма.
Она добивается присоединения к Международному Валютному Фонду (МВФ) и другим организациям той же стороны: она провозгласила «взаимозависимость государств мирового сообщества», то, что уже одно позволяет определить тождественность экономической системы, даже если политические режимы отличаются. Более того, недавно словоохотливый генеральный секретарь провозгласил: «Советский Союз также является частью Европы», - очевидный намек на капиталистическое Европейское Сообщество. Он пытается также войти в число акционеров, строящих тоннель под Ла-Маншем (вместе с компанией Bouygues с французской стороны). И все снисходительно слушают. На конференции западных стран, проходящей в Миннесоте, в момент окончания этой статьи, без какой-либо малейшей оппозиции провозглашается, что было бы желательно помочь России выйти из ее положения «экономического карлика».
Западная помощь, не больше чем внутренние меры, сможет помочь России выйти из социального маразма и деградации, в которые сталинистская каста погрузила ее в течение бесконечных десятилетий. Не упоминая других важных причин, эта невозможность установлена фундаментальными историческими соображениями: технология в руках капитала может использоваться теперь – это постоянно следует держать в уме – только против человека. Это всемирная реальность, с каждым разом все более удручающая. Именно так проявляется кризис капиталистической цивилизации, в которую вклинилась бюрократическая контрреволюция под прикрытием «социализма» в одной стране.
Следовательно, происходит двойное подтверждение, поскольку к этому негативному результату добавляется, усиливая его, политический режим в качестве гаранта огромной исторической подделки. Мы можем лишь прижать горбачевщину к позорному столбу, с максимальной энергией разоблачая ее со всех точек зрения. Помогать ей или предоставить ей хотя бы небольшой кредит доверия, это предать будущую русскую и мировую революцию. Другая гласность невозможна.
Нужно говорить ради эксплуатируемых. Хотя в настоящее время наш голос, конечно, не достигает России, это также верно для Китая, Соединенных Штатов, Западной Европы, Азии, Латинской Америки, от Мексики и Кубы до Чили и Аргентины. Повсюду нужно кричать во весь голос: мы не найдем никакого решения, не изменив сверху донизу распределение продукта общественного труда, раскрытое в начале этой статьи. 4.500 миллионов человек (85% населения), которые в настоящее время получают свой рацион исходя только из 20% продукта своего труда, должны захватить все и упразднить любые расходы, любые виды деятельности, не отвечающие их собственному потреблению, включая культурное, медицинское и т.д. С этой целью необходимо отобрать власть у 15% индивидуальных или коллективных капиталистов, которые присваивают себе 80% богатства. Рабочий класс станет, таким образом, субъективным фактором экономики, представляя общество в целом. Будет положено начало новой цивилизации, всемирной, бесклассовой, без угнетения. Это начнется там, где для этого представится случай, и он может, он должен представиться в России.
Пассивное сопротивление оставляет свободной дорогу тому, что существует, и в России КГБ всегда будет подстерегать на каждом заводе, в каждом квартале, за каждым углом на улице. Против него надо организоваться в качестве эксплуатируемого класса и в качестве революционной политической партии внутри класса.
Сентябрь-октябрь 1987
Notes
[1] Полный анализ перехода от революции к контрреволюции изложен в Parti-État, stalinisme, révolution, Éditions Spartacus, Paris 1975. (франц.)
[2] Эти процентные показатели не могут быть точными, но они дают ясное, хотя и неполное, представление о функционировании экономической системы капитала и наемного труда.