Х.Г. Раковский о капитуляции и капитулянтах
("Бюллетень оппозиции" № 7)
Одновременно с выработкой Заявления Раковский, Окуджава и Коссиор выработали обширные принципиальные тезисы, в которых характеризуют положение в стране и в партии определяют смысл и задачи Заявления 22 августа. Эти тезисы в рукописном виде получили широкое распространение в ссылке и в стране. С значительным запозданием до нас дошло два экземпляра заключительной главы тезисов, представляющей во всех отношениях замечательный документ. Ввиду его обширных размеров мы можем его дать здесь только в выдержках.
Так как некоторые очень "радикальные" критики видели в Заявлении Раковского и др. чуть ли не капитулянтство, то мы прежде всего даем здесь ту часть тезисов, где Раковский характеризует капитулянтов (Радека, Преображенского и Смилгу) и капитулянтское течение вообще.
* * *
Уход капитулянтов из оппозиции послужил толчком к оформлению того кризиса, который назревал в оппозиции (массовые аресты, повсеместные провокации, изолятор, тяжелое материальное положение ссылки, вследствие сокращения на половину пособия, изгнание Л. Троцкого, и пр., с другой стороны, некоторый разброд, вызванный среди оппозиции "левым курсом" центристской верхушки). Без жестоких репрессий левый курс толкнул бы в ряды оппозиции новых сторонников, так как он означал идейное банкротство центризма. Но так же верно сказать, что без нового курса - репрессии не имели бы того эффекта, которого они достигли. "Левый курс" сыграл роль фигового листка центристского разложения и оппортунизма.
Излишне давать характеристику репрессиям. Отметим лишь, что они не только выражались в открытом насилии, но и в лишении оппозиции элементарных прав переписки и в той своеобразной "технической помощи", которую ГПУ оказывало капитулянтам, доходящей до того, что аппарат сам, по крайней мере в некоторых местах распространял документы капитулянтов. Некоторые капитулянты, оставаясь в оппозиции, действовали по инструкциям аппарата (Ищенко) или по предварительному соглашению с ним (переговоры Преображенского с Ярославским и Преображенского с Оржоникидзе, о том, что "обстрел" оппозиции будет происходить с двух берегов: центристского и капитулянтского). Оппозиция была взята между двух огней. Пресловутая "свобода переписки" сводилась фактически к реальной свободе для одних лишь капитулянтов и к отвлеченной "свободе" для ленинской оппозиции. Но нужно еще заметить, что и здесь применяется своеобразная дифференцированная почтовая политика: документы капитулянтов не допускались к таким товарищам, со стороны которых можно было ожидать решительного отпора. Ответы на капитулянтские документы изымались целиком.
Идейный кризис начался еще в апреле прошлого года. Зачинщиками "переоценки ценностей" выступили Преображенский и Радек, первый - с известной последовательностью, второй, по обыкновению, виляя и делая прыжки от самой левой позиции на самую правую и обратно. Радек, между прочим, осуждал Преображенского за его переговоры с Ярославским.
Преображенский писал и говорил примерно следующее: "Центристское руководство начинает выполнять одну часть платформы, ее экономическую часть, что касается политической части платформы - ее осуществит сама жизнь. Оппозиция выполнила свою историческую миссию, она исчерпала себя. Она должна вернуться в партию и положиться на естественный ход вещей".
Таким образом, вопрос о понимании платформы создал два лагеря: революционный, ленинский, борющийся за осуществление всей своей платформы, как раньше партия боролась за всю программу, и оппортунистски-капитулянтский, выразивший готовность удовлетвориться "индустриализацией" и колхозным строительством, не задумавшись над тем, что без осуществления политической части платформы, все социалистическое строительство может полететь вверх тормашками.
Оппозиция, вышедшая из партии, не свободна в известных своих частях от недостатков и навыков, которые аппарат воспитывал годами. Она не свободна, прежде всего, от некоторой доли обывательщины. В особенности, бюрократический атавизм живуч у тех, которые стояли ближе к верхушке в самой партии или в советском аппарате. Она заражена отчасти фетишизмом партбилета в противоположность верности партии, ее идеям, ее исторической задаче, - верности, присущей лишь тем, которые и дальше хотят бороться за реформу партии; она не свободна, наконец, от той вреднейшей психологии фальсификаторов ленинизма, которую воспитал так же аппарат. Поэтому каждый капитулянт, удирая из оппозиции, не преминет лягнуть Троцкого своими - подкованным Ярославско-Радековскими гвоздями - копытцем. При иных условиях это аппаратное наследие было бы легко изжито. В теперешних условиях тяжкого нажима оно выступает на теле оппозиции в виде капитулянтской сыпи. Отсев непродумавших до конца платформу, мечтающих о спокойном уюте, наивно прикрывающихся при этом желанием участвовать в "грандиозных боях", был неизбежен. Больше того, этот отсев может внести оздоровление в ряды оппозиции. В ней останутся те, которые не видят в платформе своего рода ресторанной карточки, из которой каждый выбирает блюдо по своему вкусу. Платформа была и остается боевым знаменем ленинизма, и лишь полное ее осуществление выведет партию и пролетарскую страну из тупика, в который их загнало центристское руководство.
Кто понимает, что именно борьба оппозиции есть тот "грандиозный бой", от исхода которого зависит будущее социалистического строительства, судьба советской власти, мировой революции, тот своего поста не покинет.
В тезисах капитулянтов лейтмотивом повторялась одна и та же мысль: нужно вернуться в партию. Человек, не знающий истории нашего исключения из партии, может думать, что мы сами вышли из нее и добровольно отправились в ссылку. Ставить такой вопрос, значит переносить ответственность за наше пребывание в ссылке и нахождение вне партии с право-центристского руководства на оппозицию.
Мы были в партии и желали оставаться в ней и тогда, когда право-центристское руководство отрицало самую необходимость составления какой бы то ни было пятилетки и спокойно подталкивало "врастание кулака в социализм". Тем паче хотим мы быть в партии теперь, когда в ней происходит - хотя бы в одной ее части - левый поворот, и когда ей предстоит выполнить гигантские задачи. Но перед нами стоит вопрос совсем иного порядка: согласны ли мы сойти с ленинской линии в угоду центристскому оппортунизму? Самый большой враг пролетарской диктатуры -- бесчестное отношение к убеждениям. Если партруководство, уподобляясь католической церкви, которая у ложа умирающих атеистов, вынуждает обращение на путь католицизма, вымогает у оппозиционеров признание в мнимых ошибках и отказ от своих ленинских убеждений, теряет тем самым всякое право на уважение к себе, то и оппозиционер, который в течение ночи меняет свои убеждения, заслуживает лишь полного презрения. Эта практика развивает шумливое, легкомысленное, скептическое отношение к ленинизму, типичным представителем чего опять-таки стал Радек, щедро разбрасывавший направо и налево свои обывательские афоризмы насчет "умеренности". Щедринские типы вечны. Их воспроизводит каждая эпоха общественно-политического упадка, меняя только их исторические костюмы.
Один из любимых приемов капитулянтов - сеять панику, изображая теперешнее положение в стране, как "предкронштадское" выражение Преображенского). По дороге в Москве на Ишимском вокзале Радек представлял борьбу между правыми и центром подобно тому, что происходило в Конвенте накануне 9-го термидора. Он говорил: "они друг другу готовят аресты" Радек указал еще, что правые могут захватить большинство в ЦК и ЦКК, хотя на примерно 300 членов и кандидатов правые на последнем пленуме собрали не больше дюжины голосов. Те же самые люди, которые утверждают, в своем заявлении от 13 июля, что центристское руководство окончательно предупредило сползание или "скат" (как деликатно они выражаются, чтобы сберечь девственную стыдливость руководства) говорят, как видим, в других случаях совсем обратное. Чему верить? Но если даже принять первую гипотезу, следует ли отсюда, что мы должны принести ленинизм в жертву центристскому оппортунизму? Конечно, нет! Радек это отлично понимал в краткие периоды идейного просветления. В прошлом году, после июльского пленума ЦК, он писал Раковскому в Астрахань, что Сталин сдал полностью позицию, что правые захватят власть, что термидор на пороге, и то, что должна делать ленинская оппозиция, это сберечь теоретическое наследие ленинизма. Политик должен учитывать возможные варианты событий в будущем, но его тактика превратилась бы в рискованный авантюризм, если-бы он ее строил лишь на смутных предположениях. Насколько это недопустимо, показывает следующий небольшой пример: Ив. Н. Смирнов предполагал, что ЦК, ввиду тяжелого положения страны, не будет требовать от тройки капитулянтского документа. Но увидев, что переговоры затягиваются, И. Смирнов пишет в открытке от 12 июля: "думаю, что облегчение кризиса (урожай) сыграло здесь определенную роль". Между прочим сами капитулянты распространяют слухи о примиренческих настроениях у центристской верхушки к правым в связи с тем же хорошим урожаем. Вряд ли и эти настроения прочны. Ликвидация правых вождей, снятие их с руководящих постов представляется делом решенным.
Центристская верхушка расчистила себе дорогу слева и справа для маневрирования. Если она решится на новый сдвиг вправо устранение правых вождей страхует ее от потери власти. Точно так же ей необходимо устранение левой оппозиции: устранить политическую группу, которая могла бы возглавить левое течение в партии и которая теперь в частности борется против бюрократического способа рационализации за счет рабочего класса. В ответ на вопрос о Троцком Радек сказал в Ишиме: "нам придется, может быть, идти на уступки крестьянам, а Троцкий будет обвинять нас в термидорианстве". Следует ли предполагать, что до навостренного уха Радека дошли уже какие либо слухи, или желая угодить сокровенным желаниям центристского руководства, этот политический "комсомолец" авансом кричит "всегда готов"? Никто не может ручаться, что центризм не переметнется в случае новой хлебной стачки, напротив, это даже очень вероятно: со 107 ст. против кулака - на нео-нэп.
* * *
Заявление тройки от 13 июля представляет собой фальшивый и опортунистический документ. Одна его часть является продолжением той работы, которую уже в течение года и особенно в последние месяцы, вела тройка, распространяя ложные представления о господствующих в оппозиции взглядах. Возводя на Троцкого и оппозицию обвинение будто бы они утверждают, что у власти не рабочий класс, что Троцкий производит "ревизию ленинизма" и оппозиция в целом идет к созданию второй партии - тройка капитулянтов тем самым снабжала партруководство новым оружием для дальнейших репрессий против оппозиции. Другой своей частью заявление от 13 июля пытается реабилитировать не только большинство Ц. К., но и всю политику право-центристского блока в прошлом. Политика право-центристского блока, способствовавшая укреплению классового врага, изображается теперь, как ленинская; наоборот, политика ленинской оппозиции, оказавшая прямое влияние на выпрямление, хотя бы и частичное, линии партии - представлена, как антиленинская. Заявлением от 13 июля тройка открыто вступила на путь той софистикации ленинизма, которой занимается большинство.
Вместо марксистской дискуссии вокруг конкретных изменений, которые произошли в советском государстве (в ее экономических, политических и правовых учреждениях и в соотношении классов в стране) за период ее существования, капитулянты открыли метафизический спор вокруг "природы" и "сути" пролетарской диктатуры вообще. Они уподобляются метафизикам, схоластам и софистам, переливающим из пустого в порожнее, против которых восстает каждая страница и каждая строка из сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Этот никчемный, с точки зрения исторического материализма, спор преследовал, однако, определенную практическую цель. Бесцеремонно искажая тексты, взятые из документов своих противников, подменяя систематически понятия "центризма", "центристская верхушка", словами "советская власть", "пролетарская диктатура", со ступеньки на ступеньку капитулянты хотели прийти к тому, чтобы объявить центризм стопроцентным ленинизмом. Иначе, как теоретическим подлогом такой способ полемики назвать нельзя.
В своем документе капитулянты пишут: "Мы упустили из виду (!), что политика Ц. К. была и остается ленинской". Спрашивается, как же она "была" ленинской, когда наполовину эта политика делалась правыми, на борьбу с которыми капитулянты призывают в том же документе? Но от людей, ставших на путь идейной капитуляции, нельзя требовать, чтобы они увязывали концы с концами. Тройка еще до подачи заявления подготовляла товарищей из ссылки к своей "эволюции". Уже в письме Радека от 21-V в Барнаул исчезает слово "центризм" и вместо него появляется "сталинское ядро", которое, оказывается, левее рабочего сектора партии. В документе "Вопросы и ответы" - комментарии к тому проекту заявления, с которым Преображенский уехал в Москву, - слово "центризм" фигурирует уже в кавычках. Но, обивая пороги ЦКК, Преображенский растерял как кавычки, так и само слово вместе со своим проектом заявления. Утверждают, что этот проект был составлен в единственном экземпляре. Вероятно, Преображенский не хотел оставлять материальных следов тех быстрых метаморфоз, на которые обречена была его социологическая "природа". Не осталось ничего и от героических поз, которые принимал против центризма Смилга, на пути из Минусинска в Москву.
Основным спором между капитулянтами и ленинской оппозицией был и остается центризм. Иванам, не помнящим родства, нужно показать, как его определяла платформа. Центризм, как свидетельствует его название, является течением межеумочным, не отражающим последовательно ни интересы пролетариата, ни интересы буржуазии. Центризм отличается эклектизмом. Он внес в коммунизм собственные идейные суррогаты, вроде построения социализма в одной стране, безконфликтного развития социалистического хозяйства, осереднячивание деревни, и т. п. измышления. Платформа считала, что базой центризма являются "управленцы" - партийная и советская бюрократия, все более и более отрывающаяся от рабочего класса, стремящаяся к несменяемости, а по Преображенскому в "Вопросах и ответах" и к потомственности.
Третья особенность "аппаратно-центристской группы" заключается, на основании платформы, в стремлении "подменить собою партию"; в захвате в свои руки все больше и больше власти; в высокомерном и презрительном отношении к массам - особенно к неквалифицированным рабочим и батракам; в нетерпимости дискуссий и преследовании левой оппозиции ("огонь налево").
Бессильные бороться с ленинской оппозицией при помощи платформы, понимая, что метафизической эквилибристикой вокруг "сути" власти, нельзя приобрести в значительном числе сторонников, капитулянты пустились на клевету - излюбленное средство всякого теоретически битого течения. Они обвиняли Троцкого в заигрывании с "идеей" восстания и "идеей блока с правыми". Двойное лицемерие, когда такие обвинения идут со стороны людей, которым известна полная и всегдашняя лойальность Троцкого не только к советской власти, но и к политическим противникам по партии. С их стороны такого рода обвинения являются демагогическим приемом для того, чтобы прикрыть свои собственные симпатии к правым. Это относится в особенности к Радеку, который уже уличен в том, что, находясь в ссылке, он не скрывал своих симпатий к брандлеровцам. Впоследствии Радек дал своему поведению запутанные объяснения, вроде тех, которые он стал давать, когда его уличили в том, что именно он, Радек, а не кто другой, настаивал в январе 1928 года перед Троцким на даче интервью (вернее: большого политического заявления) московскому корреспонденту "Берлинер-Тагеблатт". Эти мнимые враги правых теперь вместе с последними и вместе с центром будут душить ленинскую оппозицию.
Высылка Троцкого объединила право-центристское руководство с капитулянтами. От Бухарина, голосовавшего за эту высылку, до Радека и Смилги образовался единый фронт, против ленинской оппозиции. Можно сказать с уверенностью, что центристское руководство, совершая свой термидорианский акт, рассчитывало облегчить этим работу капитулянтов. В свою очередь Радек и Смилга, начавшие кампанию отмежевания от Троцкого, шли на выручку партруководству. Если бы последнее не было уверено в том, что найдет поддержку у капитулянтов, оно не решилось бы пойти на совершенное им безумие.
Политика руководства и партийный режим
Ниже мы даем другую выдержку из тезисов Раковского, Окуджава и Коссиора, характеризующую экономическую политику центристского руководства в связи с партийным режимом. Что новая пятилетка, выработанная под кнутом оппозиции, представляет собою крупный факт и важную опору для дальнейшей борьбы оппозиции, отрицать это могут только педанты ультра-левой фразы. Утверждать, с другой стороны, что пятилетка снимает все или хотя бы только основные разногласия, могут только капитулянты, ждавшие лишь благоприятного повода, чтобы стать на колени. Раковский с полным правом настаивает на неразрывной связи и взаимозависимости всех частей нашей платформы. В связи с этим он дает обоснование Заявлению оппозиции, обращенному к ЦК и, через его голову, к партии. Смысл Заявления в истолковании тов. Раковского таков: "Вы сделали принципиально новый и важный шаг в вопросе об индустриализации. Но этот шаг не приведет вас к цели, если вы, с одной стороны не пересмотрите ряда теоретических предпосылок, а с другой стороны, если вы не проведете радикальных реформ в отношении партии, профессиональных союзов и советов. Если вы искренне и серьезно хотите встать на этот путь, то вы прежде всего обязаны восстановить оппозицию в партии". Этот политический силлогизм оппозиция превратила в политическое действие, подав Заявление о своем восстановлении в партии. Печатаемая ниже выдержка из обширной работы Раковскаго показывает, как грубо заблуждаются те, которые в Заявлении пытаются открыть капитуляцию.
* * *
Обострение классовой борьбы вывело рабочий класс и партию из того оцепенения, которое было одновременно и условием и следствием господства центризма. Объективно, центризм осужден историей, но именно поэтому он, желая сохраниться, как руководящая группа, принимает меры, чтобы еще лучше укрепиться организационно и идейно, пользуясь для этой цели той гигантской властью, которую революция сосредоточила в руках партруководства. Он выпер и выпирает правых из ВЦСПС и Коминтерна, советских и партийных учреждений, но только для того, чтобы заменить правых подхалимов - центристскими. Характернее всего для центристского руководства то, что оно с удвоенной и утроенной энергией сосредоточивает свою ожесточенность против ленинской оппозиции, обогащая с каждым днем свой арсенал все новыми орудиями принуждения. Самое замечательное изобретение в этом отношении, сделанное после того, как наша платформа была написана, изобретение, накладывающее свой отпечаток на переживаемую нами эпоху и воскрешающее в советском государстве клерикальные приемы средневековья - это вынуждение всеми средствами у оппозиционеров коммунистической партии отказа от их коммунистических взглядов. (Как показывает отношение к так называемому "левому центризму" - Шацкин, Стен и др. - нетерпимость центризма за последнее время еще увеличилась). Жизнь доказала всю несостоятельность центристских идейных суррогатов, - архиложных и антиленинских, - но центризм, пользуясь монополией печати, продолжает фальсифицировать ленинское учение и вводить в заблуждение партию и рабочий класс, рассказывая, что не кулак наступает на нас, а мы на кулака (Бауман, Молотов). Утверждение капитулянтов, что центризм изменился, в то время, как он стоит на той же расширяющейся социальной базе "управленцев" (функционеров), с соответственной идеологией и с собственными аппаратными методами управления страной и партией, свидетельствует только о том, что капитулянты потеряли всякую теоретическую совесть и сами скатились в болото центризма. Так как центризм осужден историей, как и всякое межеумочное течение, и рано или поздно перестанет быть решающим фактором в жизни партии, то ликвидация ленинской оппозиции, ее растворение в центристском болоте, не означали бы ничего другого, как предоставление власти правым. Совершая акт предательства оппозиции, капитулянты прямо изменяют интересам коммунизма, партии и рабочего класса.
Капитулянты затушевывают капитальный вопрос: какой сдвиг происходит в соотношении классовых сил в стране? Правда, как мы увидим, они иногда об этом говорят, но лишь тогда, когда им нужно сеять панику среди оппозиции. Обыкновенно же у них сдвиги в стране и партии покрываются сдвигами в политике центристского руководства - что, конечно, не одно и то же. Сдвиги в стране продолжают складываться неблагоприятно для пролетариата. Сдвиг в партии влево несомненно имеется, но его причины и характер отличаются от сдвига в руководстве. У центристского руководства сдвиг в сторону борьбы с аграрным капитализмом вынужден. Это сдвиг бюрократической группы, которая действует под напором событий. Сдвиг же в партии - мы имеем в виду ее рабочую часть, - классовый. В то время, как центр делает свои левые шаги в аграрном вопросе, с оговорками приспособляясь к моменту, сдвиг в партии есть настоящий революционный сдвиг.
Центристское руководство тщательно скрывает разные противоречивые процессы, происходящие в стране. Одна из вреднейших особенностей центристского руководства состоит в том, чтобы заметать следы и представлять все в розовом свете (все идет от лучшего к лучшему). Но ему не все удается скрыть. Периодически возникающие громкие скандальные дела показывают, как далеко зашло разложение право-центристского аппарата, как партийного, так и советского и профсоюзного. Начиная с комиссариатских высот и кончая сельскими исполкомами, буржуазная ржавчина проникает во все поры пролетарской диктатуры. Частник-нэпман в городе и зажиточный хозяйчик в деревне успели уже отчасти овладеть аппаратом, подчинив его своим классовым интересам. Иногда сквозь официальный материал, изображающий картину общего благополучия и идиллических отношений между рабочим классом и нашей государственной властью прорываются, как молния сквозь тучи, трагические факты, вроде убийства и самосуда на станции Гривно, бросающие мгновенный, но яркий свет на подлинную действительность. Печать должна была зарегистрировать слова защитника подсудимых: "Произошла мимолетная ссора между рабочим классом и им же созданным аппаратом". В тех же газетах, в речах прокурора и общественного обвинителя, отмечен факт пассивного и равнодушного поведения коммунистов и комсомольцев, присутствовавших в толпе при дикой сцене самосуда. Кто умеет политически осмыслить событие на ст. Гривно, тот поймет, что оно имеет большее симптоматическое значение, чем та или иная резолюция партконференции. Не менее симптоматическое значение имеет такой факт, как бойкот рабочего его же цехом за то, что он вошел в коммунистическую партию, или факт, сообщенный в докладе о состоянии бакинской организации, где отмечено, что "отсев" рабочих доходит до 25% от количества записавшихся в течении года. Рабочие уходят из партии, нахождение в которой до известной степени является страховкой от увольнения с работы. Что касается настроений в деревне, можно ограничиться указанием на те результаты, к которым привел "хаотический характер хлебозаготовок": он привел в деревне к созданию блока между беднотой и середняком с кулаком.
Капитулянты стараются вырвать индустриализацию и колхозное строительство из всей цепи мероприятий центризма, из его общей политики. Рассматривая их, как своего рода "вещи в себе", они пытаются рассматривать "новый курс" центризма также независимо от тех причин, которые его непосредственно вызвали. Наконец, они избегают или затушевывают крупнейший и основной вопрос: какие условия должны быть выполнены, чтобы и индустриализация и колхозное строительство не остались словесными резолюциями (подобно резолюции о партдемократии конца 1923 г.), чтобы они не были приостановлены на полдороге или чтобы они не дали результатов, противоположных ожидаемым?
Превратившись в центристских прислужников и начетчиков, в сторонников беспринципности и поссибилизма, капитулянты уклоняются как раз от рассмотрения самой важной стороны вопросов индустриализации и борьбы с аграрным капитализмом, понимая, что честная дискуссия вокруг этих вопросов обнаружит двойственность и противоречивость центризма, его неспособность вступить на путь последовательного социалистического строительства. На самом деле такая дискуссия обнаружила бы, что 1) политика центра продолжает оставаться правой и в рабочем вопросе и в партрежиме (здесь даже ухудшение в сравнении с прошлым) и отчасти в деревне (недопущение союзов бедноты, новый закон о продналоге, увеличение заготовительных хлебных цен, что дало зажиточной части деревни новых 350 мил. рублей); все это не только мешает индустриализации и колхозному строительству, но и ставит их под прямую угрозу срыва; 2) полевение центра (индустриализация, колхозное строительство) является вынужденным, - с одной стороны, напором правых, захотевших при помощи кулацких хлебных забастовок устранить центр, с другой стороны, напором недовольства рабочего класса, по интересам которого ударили хлебные забастовки и, наконец, напором ленинской оппозиции. Устранение действия последних двух факторов создало бы немедленно условия для нового правого поворота центра, либо во главе с его вождями, либо путем устранения нынешних вождей той части партии, которая идет за правыми вождями; 3) единственной реальной гарантией против новых правых рецидивов центризма, является ленинская оппозиция, последовательно выражающая интересы пролетариата и деревенской бедноты.
Капитулянты рассматривают пятилетку исключительно под углом зрения арифметической, не принимая в расчет даже при таком подходе - что вследствие инфляции и падения покупательной способности червонца, цифра вложений оказывается на деле меньше, чем это показано в пятилетке. Они упускают главный вопрос: какое изменение внесет пятилетка в соотношение классовых сил в стране. Это "упущение" со стороны Радека и Ко вполне понятно, поскольку пятилетка должна служить в их руках лишь фиговым листком для прикрытия капитулянтства. Между тем вот, что вынужден признать сотрудник официального органа Госплана "Плановое хозяйство" (Струмилин). Если пятилетка будет проведена полностью - в конце пятилетия национальный доход увеличится на душу населения, в городе на 51%, в деревне на 52%, а у зажиточной части деревни на 40%. Однако, это при условии стабилизации цен - на сельско-хозяйственные продукты на уровне 114%, т. е. на 14 проц. выше, чем в 1927-28 г. Между тем, индекс частного сельско-хозяйственного сектора лишь в одном этом году увеличился на 37,9%. Далее. Фактический доход рабочего (городского) должен увеличиться в конце пятилетия на 58%, а производительность труда на одного рабочего на 100-110%. В то же время деревня на одной лишь разнице в ценах получит 3,5 миллиарда рублей, а в государственных расходах на индустриализацию будет участвовать всего в размере около 10%. Рост заработной платы в первом полугодии настоящего года был 7,1%, а индекс обобществленного сектора вырос на 8,5%, частного на 19,3 проц., а сельско-хозяйственного, как мы видели, на 37,9 проц. Заключение: удельный вес зажиточной части деревни в общей экономике страны будет расти и дальше, несмотря на разговоры о борьбе с аграрным капитализмом.
Без союзов бедноты политическое влияние зажиточного крестьянства будет расти еще в большей степени, поскольку кулак будет продолжать группировать вокруг себя середняков и часть бедноты, а бюрократический способ рационализации при помощи административного зажима, "черных списков" и ларинских фокусов может создать такой отрыв рабочего класса от партии, такой политический минус, который нельзя будет компенсировать лучшими завоеваниями в области индустриализации. Партруководство думает опираться в деревне на группы бедноты, но последние представляют собою лишь фикцию. "Работа с группами бедноты совсем почти не ведется" - писал один из членов коллегии Нар. Ком. Земледелия, Лацис, в "Правде" от 23 декабря 1928 г. Другой факт: в Сибири имеются 15.000 кооперативов, а в них организованно групп бедноты всего 266 (цифры Комарова, члена крайкома).
Как по отношению к рабочему классу, так и по отношению к бедноте центризм продолжает свою прежнюю политику страха и недоверия - этого свойства бюрократии вообще. Центризм боится реального участия трудящихся масс в социалистическом строительстве. Конечно, он желал бы на них опереться, но с условием, что массы не будут заниматься "политикой", т. е. не будут обсуждать, а тем более - критиковать "генеральную линию". Центризм убивает всякую действительную инициативу масс. Если даже под влиянием обострившейся борьбы в деревне центризм вынужден будет допустить союзы бедноты - он их поставит под такую бюрократическую опеку, что они скоро станут похожи на наши профсоюзы, из которых бюрократизм выхолостил классовое и революционное содержание. Индустриализация и борьба с аграрным капитализмом, опирающаяся на аппарат, отчасти изношенный, отчасти потерявший революционный энтузиазм и во многих своих звеньях разложившийся - будут находиться под постоянной угрозой срыва.
* * *
Оппозиция 23-24 г. предвидела громадный вред для пролетарской диктатуры, проистекающий от извращения партийного режима. События вполне оправдали ее прогноз: враг пролез через бюрократическое окно.
В данный момент больше, чем когда либо, нужно громко сказать: правильный демократический партийный режим является пробным камнем настоящего левого курса.
Существует мнение, распространенное даже среди стойких революционеров, что "правильная линия" в области экономики должна "сама собою" привести к правильному партрежиму. Этот взгляд с претензией на диалектичность, является односторонним и антидиалектичным, потому что он игнорирует тот факт, что причина и следствие в историческом процессе все время меняют свои места. Неправильная линия будет усугублять неправильный режим и неправильный режим, в свою очередь, еще больше будет искривлять линию.
При Ленине была правильная линия, но именно Ленин указывал как аппарат своими антипролетарскими методами превращает правильную линию в ее противоположность.
"Машина идет не туда, куда ее направляют коммунисты, а туда, куда направляет кто-то, не то спекулянты, не то частно-хозяйственные капиталисты, или те и другие. Машина едет не совсем так, а часто совсем не так, как воображает тот, кто у руля этой машины сидит",
так выражался Ленин на последнем партсъезде, на котором ему пришлось выступать. То, что сигнализировал тогда Ленин - как доказательство влияния буржуазии на наш аппарат, развилось благодаря политике центристской верхушки в подборе людей не по их способности, опытности и испытанной честности, а исключительно по принципу приспособляемости, дало тот пышный бюрократический букет, отдельные цветки которого носят имена всех наших крупных городов: Смоленск, Астрахань, Баку и пр. Центризм не создал бюрократизма. Он его унаследовал с другими общими бытовыми, культурными и пр. условиями нашей страны. Однако, вместо того, чтобы бороться с бюрократизмом, центризм развернул его в систему управления, перенес его с советского аппарата на партийный и придал последнему формы и размеры совершенно неслыханные, совершенно не оправдываемые той ролью политического руководства, которую должна играть партия. Сверх того центристское руководство возвело в коммунистические догматы ("организованные принципы ленинизма") методы командования и принуждения, утончив и обработав их до редко достигнутой в истории бюрократической виртуозности. Именно с помощью этих деморализующих методов, превращающих мыслящих коммунистов в машины, убивающих волю, характер, человеческое достоинство, - центристская верхушка успела превратиться в несменяемую и неприкосновенную олигархию, подменившую собою класс и партию. Капитулянты не любят больше говорить о партрежиме и партбюрократии, это все им кажется ныне вполне естественным, как бы присущим пролетарской диктатуре. С момента, когда капитулянты решили добиваться своего места под нашим советским бюрократическим солнцем, сталинский режим превратился для них в лучший из лучших: демократический, рабочий и партийный. Особенно циничным апологетом его стал теперь Радек, с развязностью грозящий своим бывшим товарищам 58 статьей. В своем заявлении от 13 июля все три "выдвиженца" стараются отстоять те методы руководства, которые внутри страны способствовали глубокому разложению аппарата, а вне ее пределов способствовали урону пролетарской диктатуры. Те, кто говорят о партийной демократии, в том числе, очевидно, и Ленин, суть ни кто иные, как вульгарные либералы, борющиеся за отвлеченную свободу! Между тем борьба с возрождающимся и наглеющим классовым врагом и впредь будет упираться в неправильный архиненормальный партрежим.
Старые методы уже осуждены, они провалились с треском. Это сознает центристская верхушка, но как всегда она стремится сбросить с себя ответственность, пустить пыль в глаза, обмануть массы, справедливому возмущению которых бросают в жертву несколько козлов отпущения. Она старается обмануть массу еще и так называемой самокритикой. Всякому позволено критиковать самого себя, но главные и ответственные виновники, они не только себя не критикуют, но и не могут допустить, чтобы их критиковала партия. Они одарены божественным атрибутом непогрешности.
Однако скрыть положение от партии и рабочего класса они не в состоянии. Вопрос стал ребром и на него нужно дать ответ и ответ этот должен быть дан без всякого промедления. Перед партией два пути. Либо она окажется способной дать пролетарской диктатуре ту, основанную на доверии организацию управления, о которой говорил Ленин; будет в состоянии установить рабочую демократию; сумеет обуздать разнузданный и самодурствующий аппарат, злоупотребления, бесхозяйственность, неспособность которого стоят сотни и сотни миллионов рублей, помимо страшнейшего морального вреда, который он наносит пролетарской диктатуре. Либо, партия окажется достаточно зрелой, чтобы сделать все это, либо же она будет способствовать - против своей воли и к величайшему для себя, революции и коммунизма вреду - классовому врагу, который в таком случае ворвется в нашу советскую крепость под знаменем лживой, лицемерной и подлой буржуазной демократии, чтобы проложить затем дорогу безудержному фашизму. Или - или. Другого выхода нет.
"Бюллетень оппозиции" № 7, ноябрь-декабрь 1929