"Революционный архив"

Сапронов Т.В.

Р-37963, т. 2, лл. 1-11.

Агония м[елко]буржуазной диктатуры.

Официальная доктрина гласит: "Мы вступили в период социализма. В мире существуют две системы - капиталистическая и социалистическая. Там кризис, у нас процветание, там обнищание масс, здесь беспрестанный рост их благосостояния и т. д."
Утверждение, что существуют две системы, правильно в том отношении, что это две различные формы эксплуатации. Но это не ново, даже в передовых капиталистических странах есть некоторые отличия, своеобразия форм и средств эксплуатации. В Америке подкуп рабочей аристократии, профбюрократии и организация вооруженных банд штрейкбрехеров более усовершенствован, чем в европейских странах. В послевоенные годы американские методы, помноженные на фашизм, стали интернационализироваться.
Существующие формы эксплуатации у нас своеобразны потому, что они выросли на почве поражения пролетарской революции. Субъект эксплуатации (бюрократия) самую жестокую эксплуатацию, вплоть до фашистских методов, прикрывает словесным коммунизмом и фальшивым интернационализмом, и потому ее методы кажутся менее циничными.

В этом смысле существуют две системы хозяйства, вернее, две системы эксплуатации, но сам факт эксплуатации остается. Степень же эксплуатации на почве нищеты и бесхозяйственности у нас сильнее. Утверждение же о периоде социализма не уничтожает эксплуатации, а прикрывает и усиливает ее.

Социализм есть такая форма организации труда, в которой не вещи господствуют над человеком, а человек над вещами. Взаимоотношения между людьми устанавливаются их сознательной волей, без посредства вещей, и уничтожается эксплуатация человека человеком. Тогда вместо разделения труда должна возникнуть "Такая организация производства, где, с одной стороны, никто не мог бы сваливать на других свою долю участия в производительном труде, этом естественном условии человеческого существования, и где, с другой стороны, производительный труд, вместо того, чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные, - где, следовательно, производительный труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение" (Энгельс, "Анти-Дюринг").

Казенные "экономисты" утверждают, что такое положение может быть только при коммунизме. Энгельс же в "Анти-Дюринге" писал, что это "дается самим фактом обобществления производительных сил". А мы по опыту знаем, что труд на коммунистических субботниках, после октября, для коммунаров служил удовольствием. Бюрократический "социализм", также как "капиталистический способ применения машин, вынужден сохранять и дальше старое разделение труда с его окостенелыми частичными функциями" (Энгельс). Государственная собственность на средства пр[оизвод]ства не меняет этого положения. Разоблачая Дюринга, Энгельс примерами доказал, что не всякое огосударствление средств производства есть обобществление их.
Если у нас средства пр[оизвод]ства национализированы, а государственная власть находится не у рабочего класса, то сам по себе факт отсутствия частной собственности на средства пр[оизвод]ства говорит о том, что изменился субъект эксплуатации (собственник), а не объект (раб[очий] класс).

Когда средства пр[оизвод]ства принадлежат раб[очему] классу (всему об[щест]ву), т.е. когда они действительно обобществлены, тогда рабочий класс из объекта эксплуатации превращается в субъекта - в "сознательного строителя нового об[щест]ва". "Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь  - в известном смысле окончательно - выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие" (Энгельс).

Производство такого об[щест]ва организуется, контролируется и охраняется и от буржуазии, и от своих собственных чиновников "государством вооруженных рабочих" (Ленин). Посмотрим, какой характер производства и какие отношения между людьми сложились к настоящему времени  у нас.

II.

 

Издеваясь над "коммунистическим" о[бщест]вом Дюринга, Энгельс писал: "Общество в целом должно стать господином  средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельных член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбирать, какое средство производство должно порабощать его". Рабом пр[оизводст]ва является каждый член нашего об[щест]ва, с той только разницей, что и "орудия порабощения" он не выбирает, а его приковывают к ним "до конца пятилетки".
Положение рабочего класса у нас характеризуется в основном тем же, что и во всем мире, т. е. существованием его раб[очей] силы как товара. Зарплата устанавливается произволом государственных чиновников. Рабочие не только не участвуют в определении цены своего товара - раб[очей] силы, - но они лишены даже возможности влиять на это определение. Рабочая сила здесь не только товар, но товар, находящийся в худших условиях сбыта, чем в капиталистическом о[бщест]ве. Рабочий лишен элементарного права выбирать себе работу. Он лишен всяких средств защиты от жестокой эксплуатации предпринимателем - государством.

Внутренний фабрично-заводской распорядок устанавливается также произволом госчиновников. Инспектора труда, органы так называемых профсоюзов не только не являются защитниками интересов раб[очего] класса, но они не имеют минимальных прав фабрично-заводских инспекторов капиталистического производства. У рабочих отняты все завоевания Октября и даже некоторые из завоеваний революции 1905 года. При беспричинном увольнении рабочего после революции 1905 года ему выдавали зарплату за две недели вперед. Теперь увольняют безо всякой компенсации, а часто с волчьим билетом.

Законом правительства уничтожено страхование от безработицы, а сама безработица объявлена несуществующей. Безработные лишены даже хлебного пайка.
Ко всему этому прибавляется принудительный характер труда и кабальные условия так называемых колдоговоров. Рабочие и служащие принудительно закрепляются за предприятиями или учреждениями даже тогда, когда предприятия на несколько месяцев закрываются, и рабочие не получают зарплату. Голодай, но не смей уйти на другую работу - таков девиз бюрократа. Потогонная система, практикующаяся на наших фабриках, далеко оставила позади себя такую же систему капиталистических стран.
Чтобы отвлечь рабочие массы от задач классовой борьбы, бюрократия строит среди этих масс искусственные перегородки, разделяя квалифицированных и неквалифицированных, выделяя одних как ударников, клеймя других "лодырями" и "шкурниками". Классовое сознание рабочего в глазах бюрократии - порок, а штрейкбрехерство и доносительство - добродетель. Коммунистический лозунг равенства издевательски называется буржуазной уравниловкой, а буржуазная сдельщина (да еще прогрессивная!) - коммунистическим лозунгом.

При таком бесправии реальная зарплата систематически снижается, нагрузка же увеличивается. Всю эту жестокую эксплуатацию бюрократия прикрывает якобы добровольными постановлениями рабочих. Такого рода добровольные постановления напоминают петиции английский рабочих в 1848 году, вырванные у них фабрикантами после закона о 10-часовом рабочем дне в сельских льнопрядильнях. В этих петициях говорилось: "мы, просители-родители, полагаем, что добавочный час праздности не может иметь никакого иного результата, кроме деморализации наших детей, ибо праздность - мать всех пороков" (Маркс, "Капитал", т. 1).

Декретированный в деревне "социализм" - "коллективизация" - проводится полицейскими мерами. Экспроприируют у крестьян их инвентарь, рабочий и всякий другой скот и даже домашнюю птицу, сволакивают все в беспорядочную кучу и называют это социализмом. Сельское хозяйство из частного, мелкого, хотя и распыленного, но по-своему, по-анархически организованного, превращено в "крупное", огосударствленное, но дезорганизованное и лишенное производственного стимула. Это "крупное" с[ельское] х[озяйство] не имеет никаких скреп экономической целесообразности и держится исключительно государственным принуждением. При малейшем движении враждебных сил это "крупное" и "крупнейшее" хозяйство рассыплется как горох на мелкие и мельчайшие крестьянские хозяйства. Результат будет один - небывалая в истории дифференциация и пауперизация деревни. При распаде "колхозов" все сложные машины, рабочий скот захватит крепкий, сильный мужик. Слабому же, если что и попадет, то все равно путем перекупки перейдет  в руки нового буржуа.

Огосударствлением с[ельского] х[озяйст]ва крестьянин отделен от своих средств производства и работает на предпринимателя-государство как наемный рабочий. Разница между фабричным рабочим и "колхозником" та, что последний экспроприирован не полностью. Ему оставлены домишко, огородик и еще кое-что. Его зарплата зависит от валовой продукции колхозов и колеблется от 1 р. 50 коп. до 21 коп. в день (см.: "Правда", 22 декабря 1931 года). Рабочих дней в году - 150. При раскладке на 365 дней зарплата снижается до 70 и 10 коп. все это вместе взятое заставляет крестьянина из огосударствленного хоз[яйст]ва смотреть в дремучий лес своих мельчайших хозяйств. Крики о добровольности коллективизации иногда омрачаются сообщениями казенной печати о том, как сатрапы агитируют крестьян за колхозы: "Колхоз или Соловки", "Коммуна или Сахалин".

В государственной торговле господствует у нас не капиталистическая конкуренция, а государственно-капиталистическая монополия с монополистически-спекулятивными ценами (сверхприбыль), с принудительным ассортиментом товаров.
Вне границ государства наши товары подчинены всем законам капиталистической конкуренции. Они продаются не только ниже себестоимости, а вообще по бросовым ценам. Поэтому раб[очий] класс "Советского Союза" эксплуатируется не только господствующей бюрократией внутри страны, но и, при ее посредничестве, еще и мировой буржуазией.

Все средства производства, в основном, как в городе, так и в деревне, огосударствлены, вся продукция является собственностью государства. Государство организует производство, оно же торгует. Для ведения управленческих, производственных и торговых функций создалась армия чиновников в несколько миллионов. Эта армия не производит, но потребляет лучший кусок произведенного. Она сложилась в социальный слой, заинтересованный в эксплуатации города и деревни. Часть этой бюрократии вышла из рядов революционного пролетариата, большинство же никакого отношения к Октябрьской революции не имеет. Оно навербовано частью из открыто враждебных раб[очему] классу сил, частью из деклассированной м[елкой] буржуазии и худшей полудеревенской части рабочего класса. Эта бюрократия воспиталась не на революции, а на ее удушении. Поэтому она враждебна и революции, и раб[очему] классу. Она в то же время и антибуржуазна, а потому м[елко]буржуазна. Рабочему классу она враждебна потому, что его господство исключает существование паразитической бюрократии. Буржуазии же такая бездарная бюрократия не нужна (и вообще такая многочисленная бюрократия даже буржуазии излишня). Бюрократия это прекрасно знает и потому борется и против раб[очего] класса, и против буржуазии. Она же борется и против частного м[елко]б[уржуаз]ного хозяйства, потому что развитие последнего неизбежно ведет к развитию капитализма, а следовательно, к потере бюрократией своего господства. Это показала политика 1923-27гг. и ее результат в 1928г.

Отсюда ее попытки, начавшиеся в 1929г., не опираясь на сознательную волю ни одного из классов, построить идеальное бюрократическое, госкапиталистическое хозяйство. Но эти попытки терпят крах.

Диалектические противоречие существования столь паразитической бюрократии заключается в том, что она может господствовать только при условии деклассирования всех классов. Последнее происходит [за счет] разрушения производительных сил. Это разрушение с неизбежностью ведет к гибели всей бюрократической системы хозяйства, и вместе с ней погибнет господство бюрократии.

III.

 

Результат бюрократического хозяйничества сказывается в том, что за последние два года и промышленность, и сельское хоз[яйст]во производят не продукцию, а цифры.
В промышленности все наши количественные достижения происходят за счет качественных ухудшений и повышения себестоимости. А это приводит не к увеличению богатства страны, а к его уменьшению, доказательством чему служит прогрессивно растущий из месяца в месяц товарный голод. Причина его:
а) голодному рабочему без технических усовершенствований и на изношенных станках дается такое количество заданий, выполнить которые без ущерба для качества продукции он не в состоянии; б) отсюда вытекает не только недостаточная квалификация новых рабочих, но и деквалификация старых, что, в свою очередь, отражается не только на качестве продукции, но и на поломке станков и машин и на остановке целых агрегатов (Путиловский, Сталинградский и др. заводы - см. "Правду" за 1930-31гг.). Бюрократическая бесхозяйственность и организационная беспомощность приводят к неправильному распределению и так далеко недостаточных технических сил и квалифицированных рабочих.

В общем итоге получается резкое ухудшение качества продукции и колоссальный рост брака. А ухудшение качества продукции и повышение себестоимости почти по всем отраслям нашей промышленности и особенно по ведущим отраслям (металл и уголь - заводы  … стали повысили себестоимость на 11,6 %, заводы Востокостали - на 10,6 % - "Правда" от 8/IX-31г.) говорят о том, что все наши количественные показатели являются отрицательными величинами.

Примеры: если вместо одной пары сапог вырабатываются теперь две пары, а изнашиваемость их ускорилась в шесть раз, то получается, что количество произведенного увеличилось в два раза, затрата сырья и человеческого труда стала в два раза больше, но удовлетворена человеческая потребность в три раза меньше.  Это означает, что рост наших количественных показателей обратно пропорционален удовлетворению человеческих потребностей, т. е. с ростом количества продукции растет и товарный голод. Это относится ко всем положительно товарам. Этим и объясняется все увеличивающаяся нехватка товаров и личного, и производственного потребления, как то: угля, нефти, торфа, всех видом металла, бумаги и т.д., и т.п., несмотря на победные крики о выполнении пятилетки по некоторым отраслям в три и даже в два с половиной года. 

Такое же положение, если не хуже, создалось и с нашим новым промышленным и жилищным строительством. Не говоря уже о том, что оно производится в два-три раза хуже и дороже старого строительства, но даже количественные показатели этого нового строительства исчисляются не количественным выполнением работ, а суммой затраченных миллионов рублей.

В сельском хозяйстве разрушение производительных сил происходит более наглядно. Совхозы и колхозы не рентабельны - высокая себестоимость и низкая производительность труда. Большинство колхозов и совхозов живут на дотациях государства и разоряющегося единоличного крестьянского хозяйства.
Снова увеличился массовый падеж и уничтожение рабочего и рогатого скота. Расхищается с[ельско-]х[озяйственный] инвентарь, семенной фонд, бесхозяйственное отношение к с[ельско-]х[озяйственным] орудиям и машинам, не говоря уже о постройках и др[угих] капитальных сооружениях, которые изнашиваются и разрушаются без всякого учета. В результате колхозы, которые едва держатся сами на добром слове, не только не заменили собой кулацких хозяйств, но сами больше уничтожают ценностей и человеческого труда, чем дают стране.

Посевная площадь увеличивается номинально, фактически же сокращается. Если в 1930 году в сравнению с 1927г. посев[ная] площадь увеличилась на 7,10 %, то это произошло за счет запоздалых посевов, которые замерзли не менее, чем на 15 % от всего посева. Осенью же 1931 года посевная площадь снова сократилась, несмотря на то, что сеяли по мерзлой земле. Вымерзнет посевов 1931 года, несомненно, больше, чем в 1930г. Качество обработки полей катастрофически ухудшается. Последнее вынужден признать даже Наркомзем Яковлев. При уборке хлеба в 1930 году погибло зерна от 1 до 1 1/2 миллиарда пудов, в 1931 году и того больше. В совхозах, при высокой технике оставались массивы нескошенной пшеницы по несколько тысяч гектар. Из убранного хлеба, по заявлению "Правды", при обмолоте в соломе оставалось зерна по 20-30 %. Даже обмолоченное зерно не могут убрать. И оно гниет под открытым небом. В амбарах, элеваторах в сухое зерно ссыпают влажное, гниет [и] то, и другое.
Достаточно просмотреть один номер "Правды" (хотя бы от 28/XI), чтобы видеть развал совхозов. Везде и всюду хищения и растаскивание гос[ударственного] имущества, укрывательство зерна и пр. Директора совхозов сочиняют торжественные рапорты о "большевистских" темпах уборки хлеба, а хлеб в это время гниет на корню. В Дальневосточном крае в зерносовхозах "на 1 ноября не убраны были 57 тыс[яч] га посевов, на 20/XI - убрали 26 тыс[яч] га, при потерях в 70 %". То же происходит в Сибири, Казахстане, в ЦЧО, на Сев[ерном] Кавказе, на Украине и т. д. Такая же картина в совхозах хлопковых, льноводческих, животноводческих, свекловичных и пр. В том же номере "Правды" (28/XI) в передовице говорится, что при копке свеклы осталось в земле до 40 %. Это не исключение, что модно проверить по сводке "о свеклоуборке", помещенной ниже той же передовицы. В ней указывается, что свекловичных полей вскопано 98,7 %, а свеклы собрали лишь 62 %, значит, свыше 30 % всей свеклы осталось в земле. Но потери этим не кончаются. Из 62 % выкопанной свеклы на заводы свезено лишь 67 %. Остальная мерзнет в поле; та, что привезена на завод, наполовину тоже мороженая.
Жуткую картину представляют хлопковые поля Средней Азии, Закавказья и др[угих] районов. В сухую погоду неубранный хлопок ветром разносится по полям, покрывая их хлопком как снегом. В дождливую погоду осыпающийся хлопок вбивается в землю, мешаясь с грязью (соцудобрение полей).

Не лучше обстоит дело с уборкой и хранением овощей. В "Правде" (29/XI-31г.) указывается, что овощи в Москве сваливаются в непригодные для хранения помещения. Некоторые из них находятся под уборными, из которых текут нечистоты прямо в овощи. В 15-гр[адусный] мороз картофель сваливается в открытых дворах и делается непригодным для употребления. Москва - не исключние.

"Ворошилов, Ворошилов, война-то на носу, а конница Буденного пошла на колбасу", - эта песенка, распеваемая крестьянской молодежью, подводит полный итог "колхозной" политике и дает ей исчерпывающую характеристику.

Транспорт, основной нерв страны, за последние три года пришел в полное расстройство и не справляется со своими задачами. Из рук вон плохо поставлено дорожное строительство. Вновь построенные дороги находятся в худшем состоянии, чем старые. Два года назад как социалистическое мероприятие вводили обезличку, чем еще больше доконали транспорт, а в 1931г. предают анафеме эту обезличку и с жаром проводят, как новое откровение Политбюро, существовавшую при царе спаренную езду. Одного за другим меняют министров путей сообщения, а воз идет под гору. Процент больных паровозов увеличивается, ремонт подвижного состава ухудшается. Опоздание поездов стало правилом.

С наступлением зимы многие станции сутками не отправляют поездов из-за отсутствия топлива. Глубокой зимой топливный голод усиливается. Уголь лежит в Донбассе за отсутствием вагонов, поезда не идут за отсутствием топлива. Заколдованный круг бюрократического социализма.

Хваленые наши планы существуют на бумаге, на деле же царит анархия в производстве еще в большей степени, чем в капиталистическом обществе. Диспропорция существует не только между промышленностью, транспортом и с[ельским] хозяйством, но и внутри самой промышленности, и не только между ее отдельными отраслями, но и внутри этих отраслей, а сплошь да рядом и внутри предприятий между цехами и даже внутри самих цехов.

Транспорт не выполняет планы перевозок для промышленности и с[ельского] хоз[яйст]ва, промышленность не удовлетворяет ни с[ельское] хоз[яйст]во, ни транспорт, а c[ельское] хоз[яйст]во не дает достаточного количества продовольствия и сырья для промышленности и транспорта и т. д. Строятся целые отрасли промышленности, не обеспеченные сырьем (текс[тильная] промышленность - см. речь Куйбышева), строится ряд корпусов крупных заводов, но отсутствуют машины или привезут машины, а их некуда ставить (Донбасс, Челябстрой, Сталинград, Путиловский завод и т.д.).
Ни одно капиталистическое предприятие и 2-х месяцев не могло бы выдержать конкуренции при таком хищническом производстве. Только на дармовом труде, на удушении раб[очего] класса может столько лет существовать такой способ производства. И это называется диктатурой пролетариата!

Не пролетариат и крестьянская беднота могут так безжалостно расхищать свой труд, а это может делать безответственная, бесконтрольная, паразитическая бюрократия.

IV.

 

Беглый анализ нашего хозяйства с неизбежностью требует вывода, что это хозяйство с точки зрения научного социализма не может быть подведено ни под какое другое определение, как своеобразный, уродливый госкапитализм.
Официальные "экономисты" в доказательство того, что наше хозяйство якобы социалистическое, приводят факт национализации средств производства и якобы плановости хозяйства. Что представляет из себя наша плановость, мы видели выше и возвращаться к нему не будем.

В "Анти-Дюринге" Энгельс писал: "В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества" [Приводимая цитата взята автором не из "Анти-Дюринга", а из другой работы Энгельса - "Развитие социализма от утопии к науке" - А. Г.]. В конце концов государство "оказывается вынуждено взять на себя руководство производством". Такое хозяйство и есть госкапиталистическое. При госкапитализме хотя и "вторгается" плановое хозяйство социалистического общества, но это еще не социализм.

"Но ни переход в руки акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил". При госкапитализме вместо частных, крупных и мелких хозяев выступает государство [как] "идеальный совокупный капиталист" (Энгельс).

Если у нас нет буржуазии, у власти находится бюрократия, она же распоряжается средствами производства, а рабочий остается наемным рабом, то характер производства от этого социалистическим не делается.

Только ренегаты коммунизма могут госкапиталистическое хозяйство отождествлять с социалистическим. И это не ново. "С тех пор как Бисмарк бросился на путь огосударствления, появился особого рода фальшивый социализм, выродившийся местами в своеобразный вид добровольного лакейства, объявляющий без околичностей социалистическим всякое огосударствление, даже бисмарковское. Если государственная табачная монополия есть социализм, то Наполеон и Меттерних несомненно должны быть занесены в число основателей социализма. Когда бельгийское государство, из самых обыденных политических и финансовых соображений само взялось за постройку главных железных дорог; когда Бисмарк без малейшей экономической необходимости превратил в государственную собственность главнейшие прусские железнодорожные линии просто ради удобства приспособления и использования их в случае войны, для того, чтобы вышколить железнодорожных чиновников и сделать из них послушно вотирующее за правительство стадо, а главным образом для того, чтобы иметь новый, независимый от парламента источник дохода, - то все это ни в коем случае не было шагом к социализму, ни прямым, ни косвенным, ни сознательным, ни бессознательным" (Энгельс). Кто сомневается в том, что наша многомиллионная армия чиновников является послушным стадом в руках олигархической верхушки?

Не всякий госкапитализм Маркс и Энгельс считали прогрессивным. "Когда их [средств производства] огосударствление станет экономически неизбежным, только тогда - даже если его совершит современное государство - оно будет экономическим прогрессом". Но это еще не социализм и не четверть, и даже не сотая часть социализма, а лишь является "новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы". Всем известно, что огосударствление крестьянского скота в 1929-31гг. явилось гигантским шагом к … [неразборчиво] вырезанию скота.
С точки зрения исторического развития капитализма наш госкапитализм не только не является высшей формой развития капитализма, а, скорее, его первичной формой, формой - в своеобразных условиях - первоначального капиталистического накопления; он является переходным от пролетарской революции к частному капитализму. Как в Англии (в 16-17 веках) путем "огораживания" мелкий товаропроизводитель был лишен средств производства (см. "Капитал", т. 1), так и у нас так называемая "коллективизация" отделила нашего мелкого товаропроизводителя-крестьянина от его средств производства. Хотя если в Англии "овцы поели крестьян", у нас бюрократические "колхозы" поели и овец, и крестьян.

Существующий способ производства воспитывает не коллективизм, а индивидуализм, психологию частного собственника, рвача и спекулянта. Проверить это можно даже на сливках "коммунизма", на самой бюрократии, на ее индивидуалистической, эгоистической, друг от друга обособленной жизни. Трудно найти двух бюрократов, которые доверяли бы друг другу.

Вся политика бюрократического режима, концентрация средств производства города и деревни в его руках и неумение его организовать производство при удушении рабочего класса с неизбежностью ведет к передаче средств производства в руки отечественной и мировой буржуазии.

V.

 

Государство есть продукт общественного развития. На известной ступени этого развития об[щест]во распалось на классы. Интересы этих классов оказались непримиримы. Чем дальше развивались классы, тем враждебней они становились друг другу. Чтобы эти "классы с противоречивыми экономическими интересами не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила" (Энгельс).
"Государство есть особая организация силы" (Ленин) господствующего класса, орган угнетения и порабощения одного класса другим.

Государство - сила, состоящая из особых отрядов: войск, жандармов, полиции, всякого рода фашистских отрядов и пр. Сюда же относятся фашистские и другие штрейкбрехерские профсоюзы, парламенты и пр., плюс суды, тюрьмы, концлагеря и ссылки. Венцом всему - государственная власть.

Так как государство возникло в борьбе классов, "то оно по общему правилу является государством самого могущественного, экономически господствующего класса" (Энгельс). Поэтому вся политическая надстройка - государ[ственная] машина - бросается на угнетение и эксплуатацию порабощенных классов.

"Так, античное государство было, прежде всего, государством рабовладельцев для подавления рабов, феодальное государство - органом дворянства для подавления крепостных и зависимых крестьян, а современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом. В виде исключения встречаются, однако, периоды, когда борющиеся классы достигают такого равновесия сил, что государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними" (Энгельс). Такова абсолютная монархия XVII и XVIII веков, бонапартизм 1-й и 3-й империи во Франции и Бисмарк в Германии. Таково - добавляет Ленин - правительство Керенского. Больше, чем таково, добавим мы, - имеет большую "самостоятельность" благодаря тому, что в его руках средства производства - правительство Сталина. Разница еще та, что "равновесие" классовых сил достигнуто у нас благодаря деклассированию и удушению классов, отсюда шире поле для "маневров".
Государство нужно господствующим классам как орудие эксплуатации порабощенных классов. Пролетариат против эксплуатации человека человеком, потому он против государства как такового. Но так как господствующие классы добровольно от эксплуатации не откажутся, то пролетариат должен путем социальной революции свергнуть буржуазию. Он должен силе эксплуататоров противопоставить свою силу - "государство вооруженных рабочих".

"Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс" (Маркс) и осуществление демократии для класса производителей.
Демократия существует при всех государственных формах: в рабовладельческом государстве - для рабовладельцев, в феодальном - для помещика, в буржуазном - для буржуазии, т.е. демократия для кучки грабителей, обеспечивающая этой кучке [возможность] свободно грабить, угнетать подавляющее большинство об[щест]ва - трудящихся. В пролетарском государстве полная, развернутая демократия для рабочего класса, для подавляющего большинства о[бщест]ва, против ничтожной кучки грабителей.
Так как пролетариату государство навязано как необходимое зло, то он "также, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла" (Энгельс) с тем, чтобы вести политику к отмиранию государства. Пролетариату нужно государство "отмирающее", "засыпающее", и Парижская Коммуна переставала быть государством, поскольку подавлять ей приходилось не большинство населения, а меньшинство" (Ленин). То же можно сказать и о Коммуне Октябрьской революции. И Парижская Коммуна, и государство С[оветов] Р[абочих,] С[олдатских] и Кр[естьянских] депутатов были "государством вооруженных рабочих" - против ничтожной кучки эксплуататоров.
Разбирая пошлый (похожий на социализм нашей бюрократии) социализм Дюринга, Энгельс писал: "первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества - взятие во владение средств производства от имени общества, - является в то же время последним самостоятельным актом его как государства". Энгельс говорит "последним самостоятельным актом" потому, что последующие акты, подавление буржуазии - не самостоятельные, а подчиненные, вернее, являются продолжением акта отнятия средств производства у государства, порожденного Октябрьской революцией и затем переродившегося, последующими самостоятельными актами были государственный переворот против раб[очего] класса и удушение последнего.

Первая победа раб[очего] класса - взятие средств производства - далеко не обеспечивает ему окончательной победы. Ему долгое время будут угрожать не только со стороны буржуазии, но и со стороны собственных чиновников. Поэтому Энгельс писал: "Рабочий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванного господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую, доселе употреблявшуюся против него, машину угнетения, а с другой стороны, должен обеспечить себя против своих собственных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без всякого исключения, сменяемыми в любое время" (Предисловие к "Гражданск[ой] войне во Франции"). Так поступила Парижская Коммуна, так поступил пролетариат после Октябрьской революции. И то, и другое пролетарское государство погибло - первое в бою с буржуазией, второе после победы над буржуазией, от рук ренегатов коммунизма, от рук своих собственных чиновников.

Государство, рожденное Октябрем, не было самодовлеющей силой, оно не было государством в обычном смысле. Это государство суть пролетарская партия, советы, профсоюзы, фабзавкомы и красная гвардия. Другими словами, государство, рожденное Октябрем, - это сами вооруженные рабочие. Государственная же власть - это простое орудие для подавления врага.

Что такое власть в руках раб[очего] класса? То же самое, что винтовка, пулеметы, пышки, дула и жерла которых направляются в руках раб[очего] класса против контрреволюции. В мирное время государственная власть  -  то же самое, что станок и наковальня в руках рабочих или плуг и трактор в руках крестьян. Рабочий класс своим инструментом, называющимся пролетарской властью, действует по пословице: "куда хочу, туда и поворочу", и уж, конечно, не против себя. Отдельные лица кончают самоубийством, классы - никогда.

Сложившиеся к настоящему времени государство и власть представляют самодовлеющую силу. Государственная власть изменила рабочему классу, узурпировала его права, отняла у него средства производства и направила их и всю государственную машину против пролетариата, на его эксплуатацию и угнетение.
Рабочий класс как творец новой жизни, как сознательный строитель социалистического о[бщест]ва не существует. Он снова превратился в наемного раба на производстве и в политически бесправного в стране. Тюрьмы, ссылки и концлагеря переполнены рабочими и крестьянской беднотой.

Государственные чиновники из слуг рабочего класса, из слуг о[бщест]ва превратились в его повелителей, в его поработителей и эксплуататоров.
"Публичная власть усиливается по мере того, как обостряются классовые противоречия внутри государства, и по мере того, как соприкасающиеся между собой государства становятся больше и населеннее. Взгляните хотя бы на теперешнюю Европу, в которой классовая борьба и конкуренция завоеваний взвинтили публичную власть до такой высоты, что она грозит поглотить все общество и даже государство" (Энгельс).
Взгляните на нашу государственную власть, которую бюрократия в борьбе за господство, в животном страхе от предстоящей гибели взвинтила так, что она поглотила всю пролетарскую общественность и пролетарское государство.

Если после Октября государство растворилось в рабочем классе, и власть была орабочена, … [неразборчиво] пролетарской партийностью, то теперь партия, профсоюзы, фабзавкомы огосударствлены, а сами Советы как органы диктатуры пролетариата давно перестали существовать, сохранились лишь вывески. Стремление пролетариата к демократии, к равенству осуществлено с обратной стороны: "перед деспотом все равны нулю".

Наше государство не только не отмирает, его отрицательные стороны чудовищно растут. Вещи, общественные явления Маркс, Ленин учили рассматривать в их конкретном содержании. Нельзя называть диктатурой пролетариата то, что является прямой ее противоположностью, паразитической м[елко]буржуазной диктатурой. Это не значит, что у нас диктатуры м[елкой] буржуазии, она является диктатурой м[елко]буржуазной олигархической бюрократии.

VI.

Госкапиталистический характер нашего производства и м[елко]буржуазная паразитическая диктатура выросли из поражения Октябрьской революции, последняя была пролетарской социалистической революцией. Она "экспроприировала экспроприаторов", сломила старый государственный аппарат буржуазии, заменила его выборным и сменяемым чиновничеством из рабочих. Из угнетенного пролетариат превратился в господствующий класс, из объекта эксплуатации в субъект - в сознательного строителя нового о[общест]ва. Другими словами, была не только провозглашена, но и осуществлена диктатуры пролетариата.

Отнятием средств производства у буржуазии пролетариат лишил ее экономического господства, но т[ак] к[ак] эти средства производства бездействовали - пролетариат был занят гражданской войной - то социалистическое государство, "г[осудар]ство вооруженных рабочих", не могло подвести под свою политическую надстройку прочную экономическую базу.

В открытой военной схватке рабочие победили буржуазию. В то же время внутри рабочего государства начали происходить процессы перерождения. Основные причины их: 1) задержка мировой революции, а затем и ряд поражений ее (в Италии [в 19]20 году, в Германии в [19]21-23 гг., в Англии в [19]26 г. и, наконец, разгром Китайской революции); 2) Значительное преобладание м[елко]буржуазного крестьянского большинства в нашей стране и в империалистическом окружении [Возможно, следует читать: "и империалистическое окружение" - А. Г.]; 3) истребление лучших кадров пролетариата в гражданской войне; 4) упадок хозяйственной жизни страны и на основе этого деклассирование пролетариата; 5) бюрократизация госаппарата и влияние на него враждебных пролетариату сил. Благодаря всему этому по окончании гражданской войны п[ролетари]ат оказался лицом к лицу с бушующим морем м[елко]буржуазной стихии и, по выражению Ленина, "далеко не пролетарским государством".

Крестьянство из союзника пр[олетариа]та превратилось в его противника. Оно выступило против социалистической политики, за свободный товарооборот и подкрепило свои требования Тамбовом и Кронштадтом. Пролетариат вынужден был отступить, допустив сознательно капиталистические отношения в деревне. Бюрократия воспользовалась слабостью п[ролетариа]та и постепенно ликвидировала его завоевания. Еще в 1923г. пролетариат почувствовал потерю своего господства и попытался его восстановить путем стачек, но был разбит.

Дискуссия 1923 года была прямым продолжением летних стачек, хотя этот факт был осознан не всей оппозицией. Соотношение сил в этой дискуссии было таково, что оппозиция имела все шансы победить. Она потерпела поражение со своей политической нерешительностью. Большинство руководителей движения не поняли глубины перерождения, не поняли того, что теперь нужно было брать власть или никогда. Непонимание момента вытекало из оторванности этих руководителей от рабочего класса.
От рабочего класса были оторваны не только идеологи м[елко]буржуазной политики, а и большинство вождей оппозиции. Они варились в соку разлагающейся бюрократии и сами были подвержены этому разложению. Правильность этого предположения подтверждают последующие беспрерывные колебания верхушки оппозиции и затем дезертирство части вождей оппозиции.

В существующем беспредельном разложении и проституировании нравов отчасти повинна и верхушка оппозиции. Она часто вела свою армию в бой без руководящего направления, а то и просто бросала в бою. Брошенная армия на собрания голосовала "пятками" (убегала). Армию оппозиции громили, а ее руководители стояли руки по швам.
Оппозиция китайской стеной отгораживалась от раб[очего] класса, пытаясь  решить все вопросы внутрипартийным порядком. Но партия с [19]23 года была уже парализована.
Раб[очий] класс, в свою очередь, отходил от оппозиции, сама армия оппозиции, дезорганизованная постоянными колебаниями и нерешительностью своих вождей, распадалась.

Воспользовавшись такой ситуацией, бюрократия, громя пролетарскую часть партии, повела открыто м[елко]буржуазную, крестьянскую политику, ярким выражением которой были лозунги "лицом к деревне", "промышленность, не забегай вперед", "реже шаг" и т. д. Взят был курс на сбытовую и кредитную кооперацию в противовес колхозам и совхозам. М[елко]буржуазная политика потравления потребительским инстинктам крестьянства, в том числе и кулаку, снижения оптовых цен на промтовары вела к растаскиванию промышленности. Теория "врастания кулацких гнезд в социализм", лозунг "обогащайтесь" и, наконец, "строительство социализма в одной стране" были идеологическим венцом м[елко]буржуазной политики.

Пять лет м[елко]буржуазной утопической политики ([19]23-27) не могли не привести ее к кризису. Экономически он выразился в нарушении хозяйственного равновесия (диспропорции) в промышленности (рост цен, товарный голод, безработица), а социально - в росте капиталистических элементов в городе и деревне; политически - в сращивании хозяйственно-административного аппарата с кулаком и нэпманом (истории нарывов в Сочи, Смоленске, Астрахани и др[угих] городах), в стремлении кулака к власти, росте вредительства и, наконец, в ликвидации партии и профсоюзов как пролетарских организаций.

Этот кризис мог быть разрешен двумя путями: или резким поворотом на позиции пролетарской революции, или переходом на путь частно-капиталистического развития. На первый путь вступить бюрократия органически неспособна, а пролетариат уже настолько было обессилен, что сбросить ее не мог; второго пути бюрократия боялась потому, что она знала: буржуазия ее прогонит - потому бюрократия осталась верной себе и искала выхода на путях своих утопий.

На 15-м съезде под прикрытием "левых" лозунгов был совершен госпереворот против пролетариата, который экономически и организационно был подготовлен политикой [19]23-27 гг. Кризис этим не только не разрешился, а вырос в прямую угрозу господству бюрократии. Раб[очий] класс отвернулся от нее окончательно, а "выпестованный" ею кулак начал наступать.

Перепуганная бюрократия политику лавирования между классами заменяла лавированием внутри классов, между группами. В ответ на хлебную стачку кулака бюрократия дала лозунг "бери хлеб у кулака силой", пытаясь при этом опереться на бедняка. Но к этому времени советский аппарат в деревне оказался в руках кулака, амбары оказались выметенными и у середняка, и у бедняка. В результате создался единый фронт всего крестьянства против своей же власти. Летом [19]28 года новый поворот "лицом" ко всему крестьянству, в том числе и к кулаку: повышение цен на хлеб и сырье. Политика колебания вызвала широкую контрреволюционную волну в городе и деревне.
К этому времени ужасающе выросла нищета пролетариата: ухудшалось снабжение, снижалась зарплата, а армия безработных выросла свыше 3 миллионов. Весной 1928 г. покатилась волна стачек и беспорядков безработных на биржах труда. Жестокая расправа с ними была ответом бюрократии.

Животный страх бюрократии за свое господство толкнул ее на путь "индустриализации" и "коллективизации". Бюрократия, усыпляя бдительность пролетариата, вырабатывала грандиозные планы и опубликовывала головокружительные цифры, она объявляла равенство и почти коммунизм на фабриках, вводя в это время увеличение норм выработки, снижение зарплаты, ухудшение соцстрахования и кодекса законов о труде. Всякое выступление в защиту интересов рабочего класса клеймилось как шкурничество, вредительство и пр. Подвергались травле целые рабочие коллективы, а их руководители бросались в тюрьмы и ссылку.

К концу [19]29 года бюрократия, объявив своим союзником бедноту и батрачество, начало сплошную "коллективизацию". Эта "коллективизация" привела к сплошному вырезанию скота и даже птицы. В начале кампании местами беднота поддерживала "коллективизацию", но когда она увидела вместо социализма разорение деревни - восстала. Волна крестьянских восстаний настолько была грозна, что бюрократия считала дни и часы своего господства. Страх перед завтрашним днем заставил ее "кровью и железом" подавить эти восстания. Но они были подавлены не только оружием, а главным образом, обманом - обещанием отменить экспроприацию мелкого собственника.
Восстания крестьян удалось подавить, но кризис не только не разрешен, а обострился. Теперь опорой власти бюрократии в деревне объявлен "колхозник" - будь он бедняк, середняк или кулак, а врагом - единоличник, хотя бы он был десять раз бедняк. Впрочем, с 1930 года кулаков определяют не по социальным признакам, а по идеологическим - поперечил "ндраву" помпадура, значит и кулак.

Вся эта политика привела м[елко]буржуазную диктатуру к той агонии, которую она теперь переживает, и к неслыханному обнищанию рабочего класса и всех трудящихся масс.

Не в единстве раб[очего] класса и консолидации его сил ищет бюрократия спасения, а в его расколе, в натравливании друг на друга его отдельных отрядов.
В деклассировании раб[очего] класса, в его бесправии, в деклассировании крестьян ценою разрушения производительных сил, в преследовании бедняка и середняка паразитическая диктатура ищет спасения. Но такая политика не спасает, а лишь несколько отсрочивает гибель этой диктатуры.

Чем дольше будут такого рода отсрочки, тем катастрофичней будет ее падение.

VII.

 

На критике хозяйства и существующего режима сходится большинство оппозиции [19]23 года, но многие оппозиционеры из правильного анализа ухитряются делать качественно одинаковые с бюрократией выводы. Бюрократия утверждает, что мы вступили в период социализма и что у нас подлинная диктатуры пролетариата. Указанные же оппозиционеры говорят, что наша промышленность [носит] социалистический характер, т.к. она национализирована, и диктатура хоть и подмоченная, но все же пролетарская. Разница этих выводов только количественная. В защиту того, что диктатура пролетариата существует, часто приводятся смехотворные выводы, что формально существуют советы. При этом забывается марксистская истина: форма без содержания - пустышка.

Забывается, что "переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна - диктатура пролетариата" (Ленин, "Гос[ударство] и револ[юция]"). Диктатура же пролетариата означает "государство вооруженных рабочих", будь это в форме Советов, фабзавкомов и пр.

Еще в 1917 году, когда советы были меньшевистско-эсеровскими, большевики намеревались фабзавкомы превратить в органы восстания; лишь быстрая большевизация советов помешала этому плану.

История показала, что и Милюков не против Советов, но без коммунистов, тем более ренегатам коммунизма выгодно при уничтожении содержания советов прикрыться их формой.

Другие товарищи соглашаются, что власть наша м[елко]буржуазная, но государство пролетарское. Опять-таки в качестве аргумента приводят факт национализации. Оставим в стороне то, что если средства производства в руках бюрократии, это не значит, что они в руках пр[олетари]ата, но необходимо отметить, что здесь происходит смешение двух факторов: экономической базы с политической надстройкой. В истории бывало, что политическая надстройка - государство и власть - не соответствовала экономической базе, но никогда не было и не может быть, чтобы государство принадлежало одному классу, а власть другому. Из того понятия, что государство и власть не одно и то же, нельзя делать вывод об их раздельном существовании. Представить государство без государственной власти значит представить человека без головы (в сказках бывает).

Против характеристики нашего хозяйства как госкапиталистического встречаются и такие "возражения", что капитализма без капиталистов не бывает. Забывается при этом о "совокупном капиталисте" - государстве - и забывают о том, что даже при социализме известное время будет существовать "буржуазное государство - без буржуазии" (Ленин). Эксплуатирует ли пр[олетари]ат кучка капиталистов или миллионная армия бюрократии, а через ее посредство и мировая буржуазия, от этого не изменяется то положение, что рабочий остается наемным рабом, и средства производства от этого не утрачивают их капиталистического свойства.

Исходя из точки зрения, что у нас диктатура пролетариата, выдвигается лозунг коалиционного ЦК. Идти в один ЦК с представителями кулака, нэпмана и бюрократа - это значит (хотят того авторы лозунга или нет) вступать в партию, которая займется реставрацией капитализма, это значит вступление в своеобразный гоминдан с отказом при этом от организации партии раб[очего] класса.

После отмены бисмарковского исключительного закона о социалистах немецкая соц[иал-]демократия повела приспособленческую тактику из-за боязни нового закона против социалистов. Энгельс указывал в своем письме Бебелю [Имеется в виду работа Энгельса "К критике проекта социал-демократической программы 1891 г." - А. Г.] на то, что такая тактика приведет партию на ложный путь, и что партия "в решающий момент окажется беспомощной". Он продолжает: "Это забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня, эта погоня за минутными успехами и борьба из-за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему, - может быть, происходит и из-за "честных" мотивов. Но это есть оппортунизм и остается оппортунизмом, а "честный" оппортунизм, пожалуй, опаснее всех других".

Наши товарищи, из правильной критики делая неправильные выводы, руководствуются несомненно "честными" мотивами (хотя им одним известными), "но это есть оппортунизм", хотя бы и "честный", а "честный" оппортунизм всегда, в наше время тем более, "опаснее всех других".

VIII.

 

Российская революция, пораженная империализмом, явилась началом мировой революции, и победить она могла только как мировая социалистическая революция. Благодаря предательству II Интернационала революция в Европе в 1918-20гг. потерпела первое поражение. На третьем конгрессе Коммунистического Интернационала Ленин заявил, что если пролетариат на данном этапе не сбросит буржуазию, то у последней нет безвыходного положения.

После упомянутого конгресса вслед за ЦК ВКП(б) начались м[елко]буржуазные колебания Исполкома Коминтерна. Позднее к предательству Второго Интернационала прибавилась измена рабочему классу со стороны Исполкома Третьего Интернационала (его поведение в революции в Германии в 1923г, роль в английской ген[еральной] стачке, предат[ельство] Китайской революции, подмена борьбы с империализмом пацифизмом и пр.). Все это помогло буржуазии разгромить пролетариат. Поражение Октябрьской революции и создавшиеся госкапиталистические формы хозяйства с диктатурой бюрократии - явление мирового порядка с особенностями российской действительности.
Реакция в разных странах приняла разные формы. В России - форма азиатского "социализма" и азиатской деспотии, в Италии - фашизм, в Польше - пилсудчина, - в Англии - консерватизм, в Венгрии и на Балканах - тоже своеобразный фашизм. Режим каждой страны имеет свои специфическое особенности, но сущность его одна - реакция как следствие поражения социалистической революции.

Первый этап периода империалистических войн и социалистических революций кончился поражением пролетариата. Произошедшая ликвидация Октябрьской революции под флагом коммунизма и отождествление м[елко]буржуазной диктатуры с диктатурой пролетариата помогает буржуазии отвлечь рабочий класс от социалистической революции и временно привлечь часть его на свою сторону. Она ему говорит: если ты хочешь коммунизма, то получай сталинский хаос и созданную им нищету. Выборы в английский парламент - характерный тому показатель. По свидетельству Бернарда Шоу и по признанию органа ЦК Компартии Англии, английские избиратели были насмерть перепуганы анархией большевизма, под которым подразумевался сталинизм. Трюк удался, рабочие голосовали за консерваторов.

Наступает второй тур империалистических войн и социалистических революций, задача действительных коммунистов-большевиков заключается в том, чтобы извлечь уроки из прошлого, настоящего и повести пролетариат по правильному пути, в предстоящий бой.

Мы должны разъяснить раб[очему] классу, что с этой политикой и м[елко]буржуазной диктатурой коммунисты ничего общего не имеют, это политика ренегатов коммунизма. На наших фабриках не социализм, а капиталистические формы эксплуатации, не соцсоревнование, а ультрабуржуазная потогонная система. В деревне нет колхозов, а есть государственные предприятия принудительного характера, там не социализация, а экспроприация м[елких] собственников, в том числе и крестьянской бедноты.

Называть наше хозяйство социалистическим - значит делать преступление перед раб[очим] классом и дискредитировать идеи коммунизма, следовательно, косвенно помогать буржуазии.

Наша цель остается неизменной - коммунизм, средство - социальная революция и диктатура пролетариата, отсюда и должна быть борьба не только с буржуазией, но и со всеми теми, кто подменяет всякими м[елко]буржуазными бреднями идею коммунизма.