Амадео Бордига
Товарищи, мы имеем здесь дело с проектом тезисов и докладом, но я думаю, что абсолютно невозможно ограничить нашу дискуссию этим проектом тезисов и этим докладом.
В предыдущие годы, на разных Конгрессах Интернационала, у меня была возможность предоставить свою поддержку тезисам и декларациям, которые порой были очень хорошими и весьма удовлетворительными, но в ходе расширения влияния Интернационала факты не всегда были на высоте тех надежд, которые пробуждали в нас эти декларации. Именно поэтому следует обсудить и критически рассмотреть развитие Интернационала по отношению к событиям, которые произошли после последнего Конгресса, так же как и по отношению к перспективам Интернационала и задачам, которые он должен ставить перед собой.
Мне приходиться утверждать, что ситуация, которую мы видим в Интернационале, не может считаться удовлетворительной. В определенном смысле мы имеем дело с кризисом. Этот кризис возник не сегодня, он существует давно. Именно это утверждение выдвигается не только мной и несколькими группами товарищей крайне левого направления. Факты доказывают, что все признают наличие этого кризиса. Очень часто выдвигаются новые лозунги, которые подспудно заключают в себе признание, что необходимо радикально изменить методы нашей работы. Здесь неоднократно заводили разговор о поворотах в нашей деятельности, о новых лозунгах, через которые подспудно признавали, что работа была на неверном пути. Верно, что в настоящий момент нам объясняют, что вопрос о ревизии не стоит, что никакие изменения не являются насущно необходимыми. Это очевидное противоречие. Чтобы показать, что существование отклонений и кризиса в Интернационале признается всеми, а не только недовольными ультралевыми, мы намереваемся бегло вспомнить историю нашего Интернационала и его разных этапов.
Основание Коммунистического Интернационала после краха II Интернационала, происходило под лозунгом, согласно которому пролетариат должен был работать над формированием коммунистических партий. Все были согласны считать, что объективные условия были благоприятны для финального революционного сражения, но что нам не хватало органа для этого сражения. Тогда говорили: предварительные объективные условия для революции существуют, и если бы у нас были коммунистические партии, действительно способные вести революционную деятельность, все необходимые предварительные условия были бы тогда в наличии для полной победы.
К III Конгрессу Интернационал – извлекая уроки из множества событий, но, особенно, из событий марта 1921 года в Германии – был вынужден констатировать, что только формирования коммунистических партий было недостаточно. Достаточно сильные секции Коммунистического Интернационала появились почти во всех крупных странах, и, однако, проблема революционного действия не была разрешена. Немецкая партия посчитала возможным пойти в бой и броситься в наступление на противника, но она потерпела поражение. III Конгресс должен был обсудить эту проблему и был вынужден констатировать, что существование коммунистических партий было недостаточным в то время, когда объективные условия борьбы ухудшаются. Не был учтен тот факт, что когда переходишь в наступление подобного рода, необходимо предварительно обеспечить себе поддержку широких масс. Самая мощная коммунистическая партия неспособна, в целом в революционной ситуации, создать чисто волевым актом предварительные условия и факторы, необходимые для восстания, если ей не удастся собрать значительные массы вокруг себя.
Это, следовательно, был этап, по случаю которого Интернационал вновь констатировал, что многое должно быть изменено. Всегда утверждали, что идея тактики единого фронта содержится в докладах III Конгресса, и что она, затем, была сформулирована в ходе заседаний расширенного Исполнительного комитета после III Конгресса в свете анализа политической ситуации, изложенного Лениным на III Конгрессе. Это не совсем точно, потому что ситуация эволюционировала. В течение периода, когда объективная ситуация была благоприятной, мы не смогли правильно использовать хороший метод наступления против капитализма. После III Конгресса речь больше не идет просто о начале второго наступления после предварительного завоевания масс. Буржуазия опередила нас, именно она, в главных странах, начала наступление против рабочих организаций и коммунистических партий. И эта тактика завоевания масс для последующего наступления, вопрос о котором стоял на III Конгрессе, трансформировалась в тактику отступления против действий, предпринятых капиталистической буржуазией. Эта тактика разрабатывалась в то же время, что и программа, которую хотели реализовать, изучая характер наступления противника и доводя до конца концентрацию пролетариата, которая должна дать нам возможность завоевания масс нашими партиями и перехода в контрнаступление в ближайшем будущем. Именно в этом смысле была задумана тогда тактика Единого Фронта.
У меня нет необходимости говорить, что мне нечего возразить концепциям III Конгресса по поводу необходимости солидарности масс; я напоминаю здесь об этом вопросе, чтобы показать, что Интернационал неоднократно был вынужден признавать, что он не был еще достаточно зрелым для руководства борьбой мирового пролетариата.
Использование тактики Единого Фронта привело к ошибкам правого толка, и эти ошибки проявлялись все ясней и ясней после III-го, а в еще большей степени после IV Конгресса; эта тактика, которая может быть использована только в период отступления, т.е. в период, когда кризис распада капитализма становится уже не столь острым, эта тактика, которую мы использовали, испытала сильное перерождение. На наш взгляд эта тактика была принята без того, чтобы попытаться определить ее точный смысл. Сохранить специфический характер коммунистической партии не удалось. У меня нет намерения повторять здесь нашу критику, касающуюся того способа, которым большинство Коммунистического Интернационала применяло тактику Единого Фронта. Нам нечего было возразить, когда речь шла об отстаивании непосредственных материальных требований пролетариата и даже самых элементарных требований, вытекающих из наступления врага, базе нашей деятельности. Но когда, под предлогом того, что речь идет только о мостике, позволяющем нам продолжать наш путь к диктатуре пролетариата, Единому Фронту захотели придать новые принципы, касающиеся центральной государственной власти и рабочего правительства, мы протестовали, и мы говорили: мы переходим здесь границы правильной революционной тактики.
Мы, коммунисты, очень хорошо знаем, что историческое развитие рабочего класса должно привести к диктатуре пролетариата, но речь идет о деятельности, которая должна оказывать влияние на широкие массы, и эти массы не могут быть завоеваны просто нашей идеологической пропагандой. В той мере, в какой мы можем способствовать формированию революционного сознания масс, мы делаем это силой нашей позиции и нашего образа действия на каждой стадии развертывания событий. Именно поэтому эта позиция не может и не должна вступать в противоречие с нашей позицией, касающейся конечной цели борьбы, т.е. цели, для которой наша партия специально была создана. Агитация на основе такого лозунга, как, например, лозунг рабочего правительства может лишь посеять смятение в сознании масс и даже в сознании партии и ее штаба.
Мы критиковали все это с самого начала, и я ограничусь здесь напоминанием в своих общих чертах о мнении, которое мы высказали в то время. Когда мы столкнулись с ошибками, которые вызвала эта тактика, и особенно когда случилось поражение октября 1923 года в Германии, Интернационал признал, что ошибся. Это не было второстепенное происшествие, это была ошибка, за которую мы должны были заплатить надеждой завоевать новую большую страну, рядом с первой страной, которую завоевала пролетарская революция, что имело огромное значение для мировой революции.
К несчастью довольствовались словами: это не стало вопросом радикального пересмотра решений IV всемирного Конгресса, необходимо только отстранить нескольких товарищей, которые ошиблись в применении тактики Единого Фронта; нужно найти ответственных. Их нашли среди правого крыла немецкой партии, не пожелав признать, что именно Интернационал в целом несет за это ответственность. В то же время, тезисы подвергли пересмотру и рабочему правительству дали совсем другую формулировку.
Почему мы не были согласны с тезисами V Конгресса? На наш взгляд пересмотр был недостаточным; различные формулировки должны были бы быть лучше прояснены. Но, в особенности, мы выступили против мер V Конгресса, потому что они не ликвидировали серьезные ошибки, и потому что мы считаем, что неправильно ограничивать вопрос процедурой против отдельных личностей, что изменения насущно необходимы в самом Интернационале. Здесь отказываются следовать этим разумным и мужественным путем. Мы неоднократно критиковали тот факт, что среди нас, в среде, в которой мы работаем, развиваются парламентаристские и дипломатические настроения умов. Тезисы очень левые, доклады очень левые, и даже те, против кого она направлены, одобряют их, потому что они считают, что таким образом они получают иммунитет. Но мы придерживались не только буквы, мы предвидели то, что произойдет после V Конгресса, и именно поэтому мы не могли заявить, что удовлетворены.
Большевизация
Я хотел бы констатировать здесь следующее: неоднократно вынужденно признавалось, что необходимо радикально изменить линию. Первый раз не поняли вопроса завоевания масс, во второй раз речь шла о тактике Единого Фронта. На III Конгрессе был предпринят полный пересмотр линии, которой следовали до этого момента. Но это не все: на V Конгрессе и на пленуме расширенного ИККИ в марте 1925 года неоднократно констатировалось, что все идет плохо. Говорят: прошло шесть лет после создания Интернационала, но ни одной из этих партий не удалось совершить революции. Разумеется, ситуация ухудшилась; сейчас мы имеем дело с некоторой стабилизацией капитализма, но, однако, нам объясняют, что многое в деятельности Интернационала следовало бы изменить. Еще не поняли, что нужно делать, а выдвинули лозунг большевизации. Это непостижимо: как, восемь лет прошло победы русских большевиков, и вот мы вынуждены теперь констатировать, что другие партии не являются большевистскими? Что необходима глубокая трансформация, чтобы поднять их на высоту большевистских партий? Никто не замечал этого раньше?
Почему мы не поднимали со времени V Конгресса протеста против этого лозунга большевизации? Потому что никто не смог выступить против утверждения, согласно которому другие партии должны были достигнуть революционной способности, которая сделала возможной победу партии большевиков.
Но в настоящее время речь идет не просто о лозунге. Мы имеем дело с фактами и с полученным опытом. В настоящее время необходимо подвести итог большевизации и посмотреть, в чем она состояла.
Я утверждаю, что этот итог неблагоприятен с нескольких точек зрения. Не была разрешена проблема, которую предполагали разрешить; метод большевизации, примененный ко всем партии, не привел их к успеху. Я должен рассмотреть проблему с различных точек зрения. Сначала, с точки зрения исторической.
У нас есть только одна партия, которая вырвала победу, это партия русских большевиков. Для нас существенным является следовать тем же путем, как тот, который выбрала русская партия, чтобы прийти в победе; это очень верно, но этого недостаточно. Неоспоримо, что исторический путь, которым следует русская партия, не может представлять все черты исторического развития, которые ожидают другие партии. Русская партия вела борьбу в стране, в которой либеральная буржуазная революция еще не совершилась. Русская партия – это факт – вела борьбу в особых условиях, т.е. в стране, где феодальное самодержавие не было еще побеждено капиталистической буржуазией. Между падением феодального самодержавия и завоеванием власти пролетариатом, прошел очень короткий период для того, чтобы можно было сравнить это развитие с развитием, которое пролетарская революция должна будет совершить в других странах. Было недостаточно времени, чтобы мог выстроиться аппарат буржуазного государства на руинах царистского феодального государственного аппарата. Развитие событий в России не предоставило нам фундаментального опыта, в котором мы нуждаемся, чтобы знать, как пролетариат должен будет разбить современное, либеральное, парламентское капиталистическое государство, которое существует уже многие годы, и которое обладает большими оборонительными способностями. Эти установленные различия, тот факт, что русская революция подтвердила нашу доктрину, нашу программу, нашу концепцию роли рабочего класса в историческом процессе, имеет тем большее теоретическое значение, что русская революция, даже в этих особых условиях, привела к завоеванию власти и диктатуре пролетариата, осуществленной коммунистической партией. Теория революционного марксизма нашла в этом самое грандиозное историческое подтверждение. С идеологической точки зрения, это имеет решающее историческое значение, но в том, что касается тактики, этого недостаточно. Нам необходимо знать, как атаковать современное буржуазное государство, которое защищается в вооруженной борьбе еще эффективней, чем это делало царское самодержавие, но которое защищается еще и с помощью идеологической мобилизации и пораженческого воспитания рабочего класса буржуазией. Эта проблема не проявлялась в истории российской коммунистической партии, и если понимать большевизацию в том смысле, что от революции, совершенной русской партией, можно ожидать решения всех стратегических проблем революционной борьбы, тогда эта концепция большевизации недостаточна. Интернационал должен сформировать для себя более широкую концепцию, он должен найти для стратегических проблем решения помимо русского опыта. Он должен быть использован до конца, не следует отталкивать ни одну из его характеристик, его нужно постоянно иметь перед глазами, но мы также нуждаемся в дополнительных элементах, приходящих из опыта, который приобрел рабочий класс на Западе. Вот то, что нужно сказать с исторической и тактической точки зрения о большевизации. Опыт тактики в России не показал нам, как мы должны вести борьбу против буржуазной демократии; он не дает нам никакого представления о трудностях и задачах, которые приберегло нам развитие пролетарской борьбы.
Проблема организации
Другим аспектом проблемы большевизации является вопрос реорганизации партии. В 1925 году нам внезапно объясняют: вся организация секций Интернационала неправильна. Еще не применены азы организации. Уже поставлена перед собой совокупность проблем, но основное еще не сделано. Т.е. не разрешена проблема нашей внутренней организации. Признается, таким образом, что мы двигались в абсолютно ложном направлении. Я прекрасно знаю, что никто не собирается ограничивать лозунг большевизации организационной проблемой. Но эта проблема имеет организационный аспект, а здесь настаивают на том, что он является самым важным. Партии организованы не так, как была организована и организована сейчас русская большевистская партия, потому что их организация не опирается на принцип рабочего места, потому что они еще остаются организациями территориального типа, которые, якобы, абсолютно несовместимы с революционными задачами, которые, якобы, принадлежат к типу парламентских социал-демократических партий. Если считается необходимым модифицировать организацию наших партий в этом направлении, и если эта модификация представляется не как собственно практическая мера, в особых условиях, в некоторых странах, но именно как мера фундаментально пригодная для всего Интернационала, предназначенная излечить от существенных ошибок, создать предварительные условия, необходимые для превращения наших партий в настоящие коммунистические партии – тогда мы не может согласиться с этим. Действительно, весьма неожиданно, что об этом не догадались раньше. Утверждают, что трансформация в ячейки на предприятиях уже содержалась в тезисах III конгресса. Тогда, действительно, весьма удивительно, что пришлось ждать с 1921 по 1924 год, что перейти к ее реализации. Тезис, согласно которому коммунистическая партия должна формироваться исключительно на основе рабочих мест, теоретически ошибочен. По Марксу и Ленину, и в соответствие с известным, точно сформулированным принципиальным тезисом, революция не является вопросом организационных форм. Чтобы разрешить проблему революции недостаточно найти организационную формулу. Проблемы, которые встают перед нами, это проблемы власти, а не проблемы форм. Марксисты всегда боролись против синдикалистских и полу-утопистских школ, которые говорят: объедините массы в ту или иную организацию, профсоюз, ассоциацию и т.д., и революция будет сделана. Сейчас утверждается, или, по меньшей мере, ведется кампания в этом направлении: нужно преобразовать организацию на основе ячеек на предприятии, и все проблемы революции будут разрешены. И добавляют: русской партии удалось совершить революцию, потому что она была построена именно на этой основе.
Разумеется, скажут, что я преувеличиваю, но несколько товарищей смогут подтвердить, что кампания проводилась на основе тезисов подобного рода. То, что нас интересует, это впечатление, которое эти лозунги производят в рядах рабочего класса и среди членов нашей партии. Что же касается работы ячеек, то создается иллюзия, что в данном случае это непогрешимый рецепт истинного коммунизма и революции. Со своей стороны, я не согласен, что коммунистическая партия должна быть сформирована исключительно на базе ячеек на предприятиях. В организационных тезисах, представленных Лениным III конгрессу Коминтерна, четко и неоднократно настаивается на том, что невозможно иметь в организационном вопросе решение, принципиально пригодное для всех стран и для всех времен. Мы не оспариваем то, что принцип ячеек на предприятиях в качестве базовых для организации партии был хорош в силу ситуации в России. Я не хочу слишком долго распространяться по этому вопросу; в исчерпывающей дискуссии на съезде итальянской партии мы заявили, что в России имеются разные основания в пользу такой организации.
Почему мы считаем, что ячейки на предприятиях чреваты неудобствами в других странах, если сравнить ситуацию в них с положением в России? Прежде всего, потому, что рабочие, организованные в ячейки, не всегда в состоянии обсуждать все политические вопросы. В докладе Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала этому пленуму точно установлено, что почти ни в одной стране ячейки на предприятиях не дошли до того, чтобы заняться политическими проблемами. Говорят, имел место перегиб, партии реорганизовали слишком быстро, но речь там шла только о второстепенных практических ошибках. Можно, однако, оспорить утверждение, что речь идет о простой детали, если партии лишаются их основополагающей организации, позволявшей обсуждать политические вопросы, и если новая организация все еще не выполняет, после года существования, этой жизненно важной функции; если мы приходим к такому результату, то это речь точно идет не об изолированной ошибке, но о том, что постановка вопроса ошибочна в целом. Это не нечто такое, что можно принять необдуманно. Вопрос очень серьезный. Мы считаем, что это не случайно, что ячейки на предприятиях не позволяют проводить обсуждение политических проблем; потому что рабочие капиталистических стран, объединенные в этих узких кружках своего предприятия, не имеют возможности поставить перед собой общие проблемы и связать свои непосредственные требования с конечной целью коммунизма. На собрании рабочих, которые интересуются столь же мелкими непосредственными проблемами и не принадлежат к различным профессиональным категориям, эти вопросы непосредственных требований прекрасно могут обсуждаться. Но в этом собрании нет никакой основы для обсуждения общих проблем, проблем, которые касаются всего рабочего класса, т.е. невозможно из этого разворачивать классовую политическую работу, каковой является роль коммунистической партии.
Нам скажут: то, что вы требуете, это то, что требуют все правые элементы; вы хотите территориальных организаций, в которых в дискуссии доминирует интеллигенция с их долгими докладами. Но эта опасность демагогии и надувательства со стороны руководителей будет существовать всегда, она существует с того времени, с какого существует пролетарская партия, но ни Маркс, ни Ленин, которые детальным образом разработали эту проблему, никогда ни на одно мгновение не думали разрешить ее с помощью бойкота интеллигенции или непролетарских слоев. Напротив, они неоднократно подчеркивали исторически необходимую роль перебежчиков из рядов господствующего класса на сторону революции. Общеизвестно, что оппортунизм и предательство обычно проникают в партию и в массы через некоторых руководителей, но борьба против этой опасности должна вестись другим способом. Даже если бы рабочий класс мог обойтись без интеллигенции буржуазного происхождения, он не смог бы, тем не менее, обойтись без руководителей, агитаторов, журналистов и т.д., ему не осталось бы другого выбора, кроме как искать их в рядах рабочих. Но опасность разложения и демагогии этих рабочих, ставших руководителями, не отличается от соответствующей опасности со стороны интеллигенции. В некоторых случаях именно бывшие рабочие сыграли наиболее гнусную роль в рабочем движении, об этом знает каждый. И, в конечном итоге, разве интеллигенция не играет больше никакой роли в организации ячеек на предприятиях, в таком виде, как она практикуется в настоящее время? Это противоположное тому, что происходит. Именно интеллигенты, совместно с бывшими рабочими, составляют аппарат партии. Роль этих элементов не изменилась, сейчас она даже стало опасней. Если мы допускаем, что эти элементы могут подвергнуться разложению в силу их положения освобожденных работников, то это затруднение сохраняется, потому что мы даем теперь еще большие полномочия, чем ранее, в силу того, что рабочие практически не имеют ни свободы движения в маленьких собраниях ячеек на предприятиях, ни достаточной базы, чтобы оказывать влияние на партию своим классовым инстинктом. Опасность, к которой мы привлекаем внимание, заключается не в снижении влияния интеллигенции, а, напротив, в том факте, что рабочие беспокоятся только о непосредственных требованиях их предприятия и что они не видят больших проблем общего революционного развития рабочего класса. Новая форма организации, таким образом, менее приспособлена к классовой борьбе пролетариата в самом серьезном и самом широком смысле этого термина.
В России большие общие проблемы развития революции, проблема государства и завоевания власти каждое мгновение были вписаны в повестку дня, потому что аппарат царистского феодального государства был неизлечимо подорван, и потому что каждая группа рабочих в каждое мгновение оказывалась перед этой проблемой в силу своего положения в общественной жизни и административного давления. Оппортунистические отклонения не представляли в России особой опасности, потому что недостаточной была база для подкупа рабочего движения капиталистическим государством, которое прекрасно владеет оружием демократических уступок и иллюзий общего интереса.
Имеется также различие практического характера. Мы, естественно, должны придать организации нашей партии форму, наиболее адаптированную для противодействия репрессиям. Мы должны защитить себя от попыток полиции разрушить, разложить нашу партию. В России организация в ячейки на предприятиях, действительно, была лучшей формой, потому что рабочее движение оказалось невозможным на улицах, в городах, в публичной жизни, из-за чрезвычайно суровых мер полиции. Было, таким образом, физически невозможно организоваться вне предприятия. Только на предприятии рабочие могли собираться для обсуждения своих проблем и не быть замеченными. Кроме того, только на предприятии можно было поставить классовые проблемы на основе антагонизма между трудом и капиталом.
Небольшие экономические вопросы, касавшиеся предприятия, например, вопрос о штрафах, поднятый Лениным, были, с исторической точки зрения, прогрессивными по сравнению с либеральными требованиями, которые рабочие и буржуазия совместно адресовали самодержавию. Но по сравнению с вопросом завоевания власти в борьбе против буржуазной демократии как новой формы государства непосредственные требования пролетариата являются проблемами, имеющими второстепенное значение. Но так как этот вопрос завоевания власти мог быть поставлен только после падения царизма, было необходимо переместить центр борьбы на предприятия, потому что предприятие было единственной базой, на которой самостоятельная пролетарская партия могла в полной мере разворачивать свои действия.
Если уж буржуазия и капиталисты были в России союзниками царя, то они, тем не менее, были одновременно и теми, кто должен был ниспровергнуть его, теми, кто потенциально нес в себе крушение власти самодержавия. Именно поэтому в России между промышленниками и государством не было столь же полной солидарности, как в современных странах. В этих странах царит абсолютная солидарность между государственным аппаратом и предпринимателями, это их государство, их полиция. Именно государственный аппарат исторически проявил себя в качестве инструмента капитализма, именно он создал органы, адаптированные для этой цели и предоставил их в распоряжение предпринимателей. Если рабочий попытается на предприятии организовать других рабочих, его хозяин позовет полицию, прибегнет к шпионажу и т.д. Именно поэтому работа партии на предприятии в современных капиталистических странах гораздо опасней. Буржуазии нетрудно раскрыть работу партии на предприятии. Именно поэтому мы предлагаем не формировать основные организации партии внутри предприятия, а переместить их за его пределы.
Я хотел бы привести здесь только один факт. В Италии полиция вербует в настоящее время новый тип агентов. Условия вербовки очень строгие. Но для тех, кто занимается ремеслом и может работать на предприятии, вход облегчен. Это доказывает, что полиция ищет людей, способных работать в различных отраслях промышленности, чтобы иметь возможность использовать их для обнаружения революционной работы на предприятии.
К тому же, мы узнали, что международная антибольшевистская ассоциация приняла решение организоваться в ячейки на предприятии, чтобы составить противовес рабочему движению.
Другой аргумент. Тут говорят, что появилась новая опасность, опасность рабочей аристократии. Понятно, что эта опасность характеризует периоды, в которые мы находимся под угрозой оппортунизма, который стремится играть определенную роль в разложении рабочего движения.
Но самый легкий канал для проникновения влияния рабочей аристократии в наши ряды, без всякого сомнения, находится в организации, основанной на принципе ячеек на предприятиях, потому что на предприятии неизбежно верх берет именно влияние рабочего, занимающего верхний ранг в технической иерархии.
По всем этим причинам, и не делая из этого принципиального вопроса, мы нуждаемся в том, чтобы организационной основой партии – как по политическим, так и по техническим причинам – оставалась территориальная организация.
Означает ли это, тем не менее, что мы хотим пренебречь партийной работой на предприятии? Оспариваем ли мы то, что работа коммунистов на предприятии является важной базой для установления связи с массами? Абсолютно нет. Партия должна иметь организацию на предприятии, но она не должна быть основой партии. Там, на предприятии, она должна иметь партийные организации, которые находились бы под политическим руководством партии. Невозможно установить связь с рабочим классом без организации на предприятии, но эта организация должна быть подразделением коммунистической партии.
Чтобы подкрепить мое утверждение я хотел бы сообщить следующее: в то время, когда фашизм еще не пришел сюда, мы создали в Италии сеть подразделений подобного рода, и мы рассматривали эту деятельность как самую важную для нас. Практически, именно коммунистическим группам на предприятиях и в профсоюзах всегда выпадала задача обеспечить нам более тесный контакт с массами. Связь с партией предоставляет этим рабочим органам политические и классовые элементы в самом широком смысле этого слова, которые получают импульсы не только от их узкого кружка специальности и завода.
Мы, следовательно, за организационную коммунистическую сеть на предприятиях, но, на наш взгляд, политическая работа должна выполняться в территориальных организациях.
Я не могу здесь входить в детали заключений, которые выводятся из нашей позиции по этому вопросу в ходе дискуссии в Италии. На съезде и в наших тезисах мы детально изложили теоретический вопрос природы партии. Утверждают, что наша точка зрения не была классовой точкой зрения: мы, якобы, настаивали, чтобы партия благоприятствовала развитию деятельности таких разнородных элементов, как, например, интеллигенция. Это неправда. Мы оспариваем организацию, построенную исключительно на базе ячеек на предприятии, не потому что партия, таким образом, окажется состоящей исключительно из рабочих. То, чего мы опасаемся, это опасность лейборизма и увриеризма, которые представляют собой наихудшую антимарксистскую опасность. Партия является пролетарской, потому что она располагается на историческом пути революции, борьбы за конечные цели, к которым стремится только один класс, рабочий класс. Именно это делает партию пролетарской, а не автоматический критерий ее социального состава. Характер партии не может быть скомпрометирован активным участием в ее работе всех тех, кто принимает ее доктрину и кто хочет бороться за ее классовые цели.
Все, что можно сказать в этой области в пользу ячеек на предприятиях, является вульгарной демагогией, опирающейся на лозунг большевизации, но ведущей напрямую к дезавуированию борьбы марксизма и ленинизма против банальных механистических и пораженческих концепций оппортунизма и меньшевизма.
Внутренний режим партии и Интернационала
Я перехожу к другому аспекту большевизации, аспекту внутреннего режима партии и Коммунистического Интернационала.
Здесь делается новое открытие: то, чего не хватает всем секциям, это железной дисциплины большевиков, пример которой дает нам российская партия.
Провозглашается абсолютное запрещение фракций и декретируется обязанность для всех членов партии участвовать в общей работе, каково бы ни было их мнение. Я считаю, что в этой области вопрос большевизации также поставлен крайне демагогическим способом.
Если мы поставим вопрос следующим образом: разрешено ли кому-либо формировать фракции. Любой коммунист ответит «нет»; но таким образом вопрос ставить нельзя. Уже имеются результаты, которые показывают нам, что используемые методы не приносят пользы ни партии, ни Интернационалу. Этот вопрос внутренней дисциплины и фракций должен быть поставлен с марксистской точки зрения, совершенно иным и более сложным способом. Нам говорят: чего вы хотите? Вы хотите, чтобы партия была похожа на парламент, где каждый имеет демократическое право бороться за власть и обеспечивать себе большинство?
Но таким образом вопрос поставлен неверно: если его ставить таким образом, будет лишь один возможный ответ: разумеется, мы будем против столь нелепого режима.
Это факт, что мы должны иметь абсолютно единую партию, исключая внутри нее, расхождения во мнениях и различные группировки. Но это утверждение не является догмой, априорным принципом. Речь идет о цели, к которой следует стремиться, к которой можно стремиться в процессе развития настоящей коммунистической партии: однако, это возможно только когда все идеологические вопросы правильно ставятся и правильно разрешаются. Внутри рабочего класса именно экономические отношения, в которых живут различные группы, определяют действия и инициативы классовой борьбы. Политической партии выпадает роль собрать и объединить все то, что эти действия имеют общего с точки зрения революционных целей рабочего класса всего мира. Единство внутри партии, ликвидация внутренних расхождений во мнении, исчезновение борьбы фракций предоставляют собой доказательство, что партия находится на лучшем пути для верного выполнения этих задач. Но если есть расхождение во мнениях, это доказывает, что политика партии запятнана ошибками, что она неспособна радикально победить тенденции к перерождению рабочего движения, которые проявляются обычно в определенные ключевые моменты общей ситуации. Если мы оказываемся перед случаями недисциплинированности, то это симптом того, что этот недостаток всегда существовал в партии. Дисциплина является, в действительности, результатом, а не отправной точкой, не своего рода несокрушимой платформой. Это соответствует, впрочем, добровольному характеру вступления в нашу организацию. Именно поэтому своего рода уголовный кодекс не может стать лекарством в случаях частого отсутствия дисциплины. В это последнее время в наших партиях был установлен режим террора, что-то вроде спорта, который заключается во вмешательстве, наказании, подавлении, и все это с особым удовольствием, как если бы именно в этом состоял идеал жизни партии. Поборники этой блестящей операции, похоже, даже уверены, что она представляет собой доказательство их революционных способностей и энергии. Я же, напротив, думаю, что настоящие хорошие революционеры – это в целом товарищи, которые являются объектом этих чрезвычайных мер, и которые их терпеливо переносят, чтобы не разрушать партию. Я считаю, что это расточение энергии, этот вид спорта, эта борьба внутри партии не имеет ничего общего с революционной работой, которую мы должны вести. Придет день, когда будет нужно нанести удар и разрушить капитализм, и в этой области партия должна будет представить доказательства своей революционной энергии. Мы не хотим анархизма в партии, но мы не хотим больше и режима постоянных репрессий, который представляет собой лишь отрицание единства и сплоченности партии.
В настоящий момент состояние вещей представляется следующим образом: нынешний центр будет существовать всегда; он может делать то, что хочет, потому, что он всегда прав, когда принимает меры против того, кто ему противоречит, когда он «уничтожает» интриги и оппозиции.
Заслуга заключается не в том, чтобы подавлять мятежи; важно, чтобы не было мятежей. Единство партии должно быть обязанным достигнутым результатам, а не режиму угроз и террора. Мы нуждаемся в санкциях в наших уставах, это понятно. Но они должны быть исключением, они не должны становиться стандартной и повсеместной внутрипартийной процедурой. Если отдельные элементы открыто уходят с общего пути, следует принять меры против них. Но если обращение к кодексу наказаний становится правилом в обществе, тогда именно это общество не является самым совершенным. Санкции должны приниматься только в исключительных случаях, а не представлять собой правило, вид спорта, идеал руководителей. Нужно, чтобы это изменилось, если мы хотим сформировать прочный блок в истинном смысле этого слова.
Тезисы, предложенные здесь по этому поводу, содержат в себе несколько правильных фраз. Есть намерение дать несколько больше свободы. Это, возможно, происходит несколько поздно. Может быть, считают, что возможно дать несколько больше свободы «тем, кто был растоптан», и кто не может больше шевелиться. Но оставим на этом тезисы и рассмотрим факты. Постоянно утверждается, что наши партии должны быть построены на принципах демократического централизма. Может быть, было бы очень хорошо, если бы мы нашли для демократии другое выражение. Но эта формула дана Лениным. Как реализовать демократический централизм? Посредством избираемости товарищей, консультации с партийными массами для разрешения некоторых вопросов. В революционной партии, разумеется, могут быть исключения из этого правила. Допустимо, чтобы центр говорил иногда: товарищи, партия должна была бы обычно консультироваться с вами, но поскольку борьба против нашего врага только что вступила в опасный период, поскольку нельзя терять ни минуты, мы действует без консультации с вами.
Но то, что опасно – это создавать впечатление консультации, тогда как речь идет об инициативе, принятой сверху, это злоупотреблять влиянием, которое центр имеет на весь аппарат партии и на печать. Мы сказали в Италии, что мы принимаем диктатуру, но мы ненавидим эти методы «а-ля Джолитти». Разве буржуазная демократия является чем-либо иным, кроме как средством надувательства? Может быть это и есть та демократия, которую вы нам предоставляете в партии, и которую вы хотите реализовать? Тогда лучше была бы диктатура, которая имеет мужество не маскироваться лицемерно. Следует ввести действительно демократическую форму, т.е. демократию, которая позволяет центральным органам извлекать из аппарата партии всю выгоду в лучшем смысле этого слова. В противном случае можно получить лишь скрытое недовольство и неудовлетворенность, особенно в рабочей среде. Нам нужен здоровый режим в партии. Абсолютно необходимо, чтобы партия имела возможность формировать свое мнение и открыто выражать его. Я сказал во время итальянского съезда, что совершенная ошибка заключается в том, что внутри партии нет четкого разделения между агитацией и пропагандой. Агитация адресуется большой массе индивидов, которым разъясняют несколько простых идей, тогда как пропаганда затрагивает относительно ограниченное число товарищей, которым объясняется большее количество более сложных идей. Ошибка, которая была совершена, это ограничиваться агитацией внутри партии; принципиально рассматривать массу членов партии как нижестоящих, обращаться с ними, как с элементами, которые можно привести в движение, а не как фактор общей работы. Можно понять до некоторой степени агитацию, основанную на формулах, выученных наизусть, когда пытаются добиться наибольшего эффекта при минимальных затратах энергии, когда нужно привести в движение большие массы, там, где фактор сознательной воли играет лишь ограниченную роль. Но то же самое не подходит для партии. Мы требуем, чтобы с таким методом агитации внутри партии было покончено. Партия должна объединять вокруг себя ту часть рабочего класса, которая обладает классовым сознанием и в которой царит классовое сознание; если, по меньшей вы не отстаиваете теорию избранных, которая, среди прочих необоснованных обвинений, некогда вменялась в вину нам. Необходимо, чтобы большая масса членов партии выковала для себя общее политическое сознание, и чтобы она изучала проблемы, которые ставит перед собой коммунистическая партия. В этом смысле крайней необходимостью является изменение внутреннего режима в партии.
Перейдем к фракциям. На мой взгляд, можно поставить вопрос о фракциях с точки зрения морали или уголовного кодекса. Есть ли в истории хотя бы один пример товарища, который бы создал фракцию для развлечения? Такого никогда не было. Есть ли пример, показывающий, что оппортунизм проник в партию посредством фракций, что организация фракций послужила основой для мобилизации рабочего класса силами оппортунизма, и что революционная партия была спасена вмешательством искоренителей фракций? Нет, опыт показывает, что оппортунизм всегда входит в наши ряды под маской единства. Это в его интересах оказывать на массы максимально возможное влияние, он всегда делал свои опасные предложения под маской единства. История фракций, в целом, показывает, что фракции в чести не у партий, внутри которых они формируются, а у товарищей, которые их формируют. История фракций – это история Ленина, это не история ударов, нанесенных по революционным партиям, но, напротив, история их кристаллизации и их защиты против оппортунистических влияний.
Когда фракция пытается сформироваться, нужно иметь доказательства, чтобы говорить, что она, прямо или косвенно, представляет собой маневр буржуазии с целью проникновения в партию. Я не верю, что такой маневр принимает обычно такую форму. На итальянском съезде мы поставили вопрос по поводу левого крыла нашей партии. Мы знаем историю оппортунизма. Когда группа становится представителем буржуазного влияния в пролетарской партии? Эти группировки находили обычно благоприятную почву среди профсоюзных чиновников или представителей партии в парламенте.
Т.е. речь идет о группе, которая в вопросах стратегии и тактики партии проповедует классовое сотрудничество и союзы с другими социальными и политическими группами. Если говорят о фракциях, которые следует уничтожить, нужно было бы, по меньшей мере, суметь доказать, что речь идет о союзе с буржуазией или с буржуазной средой, или, может быть, о личных связях. Если такой анализ невозможен, необходимо искать исторические причины возникновения фракции, а не предавать ее анафеме априори. Возникновение фракции показывает, что что-то идет не так. Чтобы устранить зло, следует искать исторические причины, которые вызвали аномалию и которые вызывают формирование или тенденцию к формированию этой фракции. Причины заключаются в идеологических и политических ошибках партии. Фракции – это не болезнь, а только ее симптом, и если вы хотите позаботиться о больном организме, то следует не сражаться с симптомами, но попытаться исследовать причины болезни. С другой стороны, в большинстве случаев речь шла о группах товарищей, не делавших никаких попыток к созданию организации или чего-либо подобного. Речь шла о точках зрения, о тенденциях, которые пытаются пробиться наружу в нормальной, регулярной коллективной деятельности партии. Методом преследования фракций, скандальных кампаний, полицейского надзора и недоверия по отношению к товарищам, методом, который представляет собой, в действительности, самую худшую фракционность, разворачивающуюся в верхних слоях партии, можно лишь ухудшить положение нашего движения и толкнуть всю объективную критику на путь фракционности.
Нет, не такими средствами создается внутреннее единство партии, они лишь парализуют партию и обессиливают ее. Радикальная трансформация методов работы абсолютно необходима. Если мы не положим конец всему этому, последствия будут очень тяжелыми.
Пример этого мы имеем в кризисе французской партии. Как разобрались с фракциями во французской партии? Очень плохо – например, в вопросе находящейся в процессе зарождения синдикалистской фракции. Некоторые из товарищей, исключенных из партии, вернулись к своей первой любви, они издают газету, в которой излагают свои идеи. Ясно, что они неправы. Но причины этого значительного отклонения не следует искать в капризах непослушных детей, Росмера и Моната. Скорее их следует искать в ошибках французской партии и всего Интернационала.
После нашего включения на теоретической почве в полемику против ошибок синдикализма, нам удалось вырвать широкие массы рабочих из-под влияния синдикалистских и анархистских элементов. Однако теперь эти концепции возвращаются к жизни. Почему? Помимо всего прочего, потому что внутренний режим в партии, чрезмерный маккиавелизм, произвел плохое впечатление на рабочий класс и сделал возможным ренессанс этих теорий, так же как и предрассудка, предполагающего, что политическая партия это что-то грязное, и что только экономическая борьба может спасти рабочий класс.
Эти фундаментальные ошибки вновь грозят появиться в рядах пролетариата, потому что Интернационал и коммунистические партии оказались неспособными представить доказательства, с помощью как фактов, так и простого теоретического изложения, существенного различия, которое имеется между политикой в революционном ленинистском смысле и политикой старых социал-демократических партий, предвоенная деградация которых, в качестве реакции породила синдикализм.
Старые теории экономического действия, противопоставляемые любой политической деятельности, добились некоторых успехов в рядах французского пролетариата, и это потому, что мирились с целой серией ошибок в политической линии коммунистической партии.
Семар: Вы говорите, что причины возникновения фракций кроются в ошибках руководства партии. Правая фракция сформировалась во Франции в тот самый момент, когда центральное руководство признало и исправило свои ошибки.
Бордига: Товарищ Семар, если Вы хотите предстать перед господом богом с единственной заслугой признания своих собственных ошибок, то Вы сделали недостаточно для спасения своей души.
Товарищи, я думаю, что ошибку, которую совершают эти анархо-синдикалистские элементы необходимо наглядно объяснить нашей пролетарской стратегией и тактикой.
В настоящее время в рабочем классе складывается впечатление, что слабости, существующие в рядах коммунистической партии, те же самые, что и слабости других политических партий, и именно поэтому класс выражает определенное недоверие по отношению к нашей партии. Это недоверие имеет своей причиной методы и маневры, которые используются в наших рядах. Мы производим впечатление и ведем себя так не только по отношению к внешнему миру, но также и во внутренней политической жизни партии, как если бы хорошая «политика» была искусством, техникой, одинаковой для всех партий. Говорили, что мы действуем в духе Макиавелли, с учебником политической ловкости в кармане. Но партия рабочего класса имеет в качестве своей задачи введение новой политики, которая не имеет ничего общего с низменными и коварными методами буржуазного парламентаризма. Если мы не продемонстрируют это пролетариату, мы не сможем никогда оказывать прочное и полезное влияние на него, и партию выиграют анархо-синдикалисты.
В том, что касается правой фракции во Франции, я, не колеблясь, скажу, что, в целом, я рассматриваю ее здоровое явление, а не как доказательство проникновения в партию мелкобуржуазных элементов. Теория и тактика, которые она проповедует, ошибочны, но она, отчасти, является очень полезной реакцией против политических ошибок и пагубного режима, установленного руководством партии. Но за эти шибки ответственность несет не только центральное руководство французской партии. Именно генеральная линия Интернационала лежит в основе формирования фракций. Разумеется, по вопросу Единого Фронта я нахожусь в абсолютной оппозиции к точке зрения правого крыла французской партии, но, по моему мнению, справедливым будет сказать, что решения V Конгресса не являются, ни ясными, ни абсолютно удовлетворительными. В некоторых случаях разрешается Единый Фронт сверху, но добавляется, что социал-демократия – это левое крыло буржуазии, и что следует ставить перед собой цель разоблачения ее руководителей: это неприемлемая позиция. Французские рабочие устали от подобного рода тактики Единого Фронта, в том виде, как она применялась во Франции. Но некоторые руководители из французской оппозиции находятся, разумеется, на неверном, диаметрально противоположном действительно революционному пути, когда они делают вывод в смысле «лояльного» Единого Фронта и коалиции с социал-демократией.
Разумеется, если мы ограничиваем проблему правых вопросом, позволительно ли сотрудничать с газетой, находящейся вне контроля партии, то на него может быть только один ответ. Но это не было бы ее решением. Нужно попытаться исправить ошибки и тщательно пересмотреть политическую линию французской партии, а по многим вопросам и Интернационала. Проблема не разрешается применением против оппозиции, Лорио и т.д. правил маленького катехизиса персонального поведения.
Чтобы исправить ошибки недостаточно, чтобы полетели головы, нужно постараться раскрыть изначальные ошибки, которые делают возможным и благоприятствуют формированию фракций.
Нам говорят: чтобы найти ошибки в нашей машине большевизации, есть Интернационал; именно большинство Интернационала должно вмешаться, если центральное руководство одной из партий совершает серьезные ошибки. Это должно дать гарантии против отклонений внутри национальных секций. На практике эта система потерпела неудачу. Пример такого вмешательства Интернационала мы имели в Германии. Центральное руководство КПГ стало всемогущим и сделало невозможным любую оппозицию в партии, и, однако, кто-то оказался над ним, кто осудил в определенный момент все преступления и все ошибки, совершенные этим руководством - это сделал Московский исполнительный Комитет своим Открытым письмом. Разве это хороший метод? Нет, разумеется, нет. Какой отзвук находит такое действие? Пример этого мы имели в Италии во время нашей дискуссии на итальянском съезде. Замечательный товарищ, настоящий ортодокс, направляется на съезд немецкой партии. Он видит, что все идет прекрасно, что подавляющее большинство высказывается за тезисы Интернационала, что новый Центральный комитет избран при всеобщем согласии за исключением ничтожного меньшинства. Итальянский делегат возвращается оттуда и делает очень благоприятный доклад о немецкой партии. Он пишет статью, в которой он описывает ее товарищам из итальянской левой в качестве модели большевистской партии. Возможно, что многие товарищи из нашей оппозиции стали после этого сторонниками большевизации. Две недели спустя приходит Открытое письмо Исполкома … Мы узнаём, что внутренняя жизнь очень плоха, что имеет место диктатура, что вся тактика полностью ошибочна, что совершены серьезные ошибки, что имеются большие отклонения, что идеология не является ленинистской. Забывается, что немецкая левая на V Конгрессе была провозглашена идеально большевистским Центральным комитетом, и теперь его безжалостно сносят, используя по отношению к нему тот же метод, который ранее использовали против правого крыла. На V Конгрессе лозунгом было: «Это была ошибка Брандлера». Сейчас говорят: «Это ошибка Рут Фишер». Я утверждаю, что таким способом нельзя привлечь симпатии рабочих масс. Нельзя говорить, что в совершенных ошибках виновата горстка товарищей. Интернационал, неотступно следивший за ходом событий, был там, и он не мог и не должен был игнорировать ни характерные черты, присущие каждому руководителю, ни их политическую деятельность. Сейчас говорят, что я защищаю немецкую левую, так же как на V Конгрессе говорили, что я защищаю правую. Но я не солидаризуюсь политически, ни с одной, ни с другой. Я только лишь считаю, что Интернационал в обоих случаях должен взять на себя ответственность за совершенные ошибки. Интернационал, который полностью солидаризовался с этими группами, которые он представлял как лучшее руководство, и в руки которых он передал партию.
Выступление расширенного Исполкома против центрального руководства партий было, в нескольких ситуациях, мало успешным. Вопрос в следующем: как Интернационал работает, каковы его отношения с национальными секциями и как избираются его руководящие органы?
На последнем Конгрессе я уже выступал с критикой наших методов работы. Действительно коллективное сотрудничество в наших руководящих органах и на наших Конгрессах отсутствует. По отношению к секциям высший орган выглядит как инородное тело, которое дискутирует с ними и выбирает в каждой фракцию, которой он окажет свою поддержку. Этот центр поддерживается по каждому вопросу всеми оставшимися секциями, которые надеются, таким образом, на лучшее обращение, когда придет их черед. Иногда те, кто опускается до этого «торгашества», представляют собой лишь группы руководителей, объединенных чисто личными связями. Нам говорят: международное руководство возникает из гегемонии русской партии, поскольку именно она совершила революцию, поскольку именно в этой партии находится штаб-квартира Интернационала. Именно поэтому будет справедливым придавать фундаментальное значение решениям, инспирированным русской партией. Но возникает одна проблема: как международные вопросы разрешаются русской партией? Мы все имеем право задать этот вопрос.
После последних событий, после последней дискуссии, эта точка опоры всей системы уже недостаточно стабильна. В последней дискуссии о русской партии мы уже видели товарищей, которые отстаивают свое право на то же знание ленинизма, и которые бесспорно имеют то же право говорить от имени революционной традиции большевизма, дискутировать между собой, используя друг против друга цитаты Ленина и интерпретируя каждый в свою пользу русский опыт. Не вдаваясь в суть дискуссии, это тот бесспорный факт, который я хотел бы здесь установить.
Кто в этой ситуации разрешит, в конечном итоге, международные проблемы? Больше нельзя ответить: старая большевистская гвардия, потому что этот ответ ничего не решает на практике. Именно эта первая точка опоры системы ускользает от нашего объективного изучения. Но отсюда следует, что решение должен быть совсем другим. Мы можем сравнить нашу международную организацию с пирамидой. Эта пирамида должна иметь вершину и гребни, которые стремятся к этой вершине. Таким образом можно представить единство и необходимую централизацию. Но сегодня, в силу нашей тактики, наша пирамида опасно опирается на свою вершину. Следовательно, пирамиду нужно опрокинуть; то, что в настоящее время находится внизу, должно перейти наверх, нужно поставить ее на основание, чтобы она вновь обрекла свое равновесие. Заключение, к которому мы приходим по вопросу большевизации, следовательно, в том, что нельзя довольствоваться простыми модификациями второго порядка, но что модифицирована должна быть вся система снизу доверху.
Нынешняя ситуация и задачи на будущее
Таким образом, после подведения итогов прошлой деятельности Интернационала, я хотел бы перейти к оценке нынешней ситуации и задачам на будущее. Мы все согласны в том, что было сказано в целом о стабилизации, так что нет необходимости к этому возвращаться. Распад капитализма вошел в менее острую фазу. Конъюнктура, в рамках всеобщего кризиса капитализма, испытала некоторые колебания.
Перед нами по-прежнему стоит перспектива окончательного крушения капитализма. Но когда ставится этот вопрос перспективы, на мой взгляд, совершается ошибка в оценке. Есть несколько способов подхода к этой проблеме перспективы. На мой взгляд, товарищ Зиновьев напомнил нам здесь очень важные вещи, когда говорил о двойственной перспективе товарища Ленина.
Если бы мы были научным обществом, посвятившим себя изучению социальных событий, мы могли бы сделать более или менее оптимистичные выводы, без того, чтобы это повлияло каким-либо образом на эти события. Но эта чисто научная перспектива не была бы достаточной для революционной партии, которая принимает участие во всех событиях, которая сама является одним из их факторов, и которая не может метафизически расчленить свою функцию, отделив, с одной стороны, точное знание этой функции, а с другой – волю и действие. Вот почему наша партия всегда должна быть непосредственно связанной со своими конечными целями. Необходимо всегда иметь перед глазами революционную перспективу, даже когда научный взгляд обязывает нас делать пессимистические выводы. Нельзя толковать как банальную научную ошибку тот факт, что Маркс ждал революцию в 1848, 1859, 1870-м годах, и что Ленин ее пророчествовал на 1907 год, т.е. за десять лет до ее триумфа. Напротив, это доказательство проницательного революционного взгляда этих великих руководителей. Речь не идет больше о наивном преувеличении, которое постоянно слышит, что революция стучится в дверь, речь идет о настоящих революционных способностях, которые остаются нетронутыми, несмотря на все трудности исторического развития. Вопрос перспективы – вопрос очень интересный для наших партий, будет необходимо, чтобы мы основательно изучили его. Я считаю, что недопустимо утверждать: конъюнктура заметно изменилась в неблагоприятном для нас направлении, у нас нет больше ситуации 1920 года – вот объяснение и оправдание внутреннего кризиса в различных секциях и в Интернационале. Конечно, это может помочь нам объяснить причины той или иной ошибки, но это их не оправдывает. С политической точки зрения этого недостаточно. Мы не можем, не должны со смирением рассматривать как незыблемую реальность порочный режим наших нынешних партий, поскольку внешняя конъюнктура для нас неблагоприятна. В такой формулировке вопрос поставлен некорректно. Понятно, что если наша партия является фактором событий, она, в то же время, является и их продуктом. Даже если нам удастся создать действительно революционную всемирную партию. В каком смысле события отражаются на этой партии? В том смысле, что число наших сторонников увеличивается, и что наше влияние на массы возрастает, когда кризис капитализма создает для нас благоприятную ситуацию. Если же конъюнктура, в данный момент, становится для нас неблагоприятной, возможно, что наши силы численно уменьшатся, но наша идеология не должна от этого пострадать. И не только наша традиция, наша организация, но также и политическая линия должны остаться неизменными. Если мы считаем, что для того, чтобы подготовить партии к их революционной задаче, нужно опираться на ситуацию прогрессирующего кризиса капитализма, наша перспектива зависит от совершенно ошибочной схемы, потому что тогда мы считаем, что для консолидации нашей партии необходим период долгого и прогрессирующего кризиса. Но когда он наступает, экономическая ситуация должна доставить нам удовольствие оставаться еще некоторое время революционной, чтобы позволить нам перейти к действию. Если кризис обострится после периода неопределенной конъюнктуры, мы будем неспособны им воспользоваться. Потому что наши партии, вследствие нашей ошибочной манеры рассмотрения вопросов, окажутся погруженными в состояние замешательства и бессилия.
Это показывает, что не умеем извлекать уроки из нашего опыта оппортунизма во II Интернационале. Нельзя отрицать, что перед мировой войной был период процветания капитализма, и что капитализм находился в благоприятном положении. Это, в некотором смысле, объясняет оппортунистическое разложение II Интернационала, но это не оправдывает оппортунизм. Мы побороли эту идею и отказались считать, что оппортунизм представляет собой необходимый и исторически детерминированный событиями факт. Позиция, которую мы защищали, состоит в том, что движение должно оказывать сопротивление, и, на деле, марксистская левая сражалась с оппортунизмом еще до 1914 года и требовала создания здоровых и революционных пролетарских партий.
Вопрос следует поставить иначе. Даже если конъюнктура и перспективы для нас неблагоприятны, или относительно неблагоприятны, не нужно, тем не менее, безропотно соглашаться на оппортунистические отклонения и оправдывать их под предлогом, что их причины следует искать в объективной ситуации. И если, несмотря на это, внезапно наступает внутренний кризис, его причины и средства его преодоления нужно искать в другом месте, т.е. в работе и в политической линии партии, которые в настоящее время еще не являются такими, какими должны были бы быть. Это в равной мере касается вопроса руководителей, который товарищ Троцкий ставит в предисловии к своей книге «1917»; там он анализирует причины наших поражений и предлагает решение, с которым я полностью солидаризуюсь. Троцкий не рассматривает руководителей в качестве людей, которых специально нам посылает небо. Нет, он ставит вопрос совершенно иначе. Вожди также являются продуктом деятельности партии, методов партийной работы и доверия, которое партия смогла завоевать. Если партия, несмотря на меняющуюся, а иногда и неблагоприятную ситуацию, следует революционной линии и борется с оппортунистическими отклонениями, селекция руководителей, формирование штаба происходит благоприятным образом. И если в момент заключительного сражения у нас не всегда будет в наличии Ленин, мы, по меньшей мере, будем иметь прочное и мужественное руководство – то, на что сегодня, при нынешнем состоянии нашей организации мы вряд ли можем надеться.
Левое правительство
Есть и другая схема наших перспектив, с которой следует бороться, и с которой мы имеем дело, когда переходим от чисто экономического анализа к анализу социально-политических сил. В целом считается, что мы должны рассматривать в качестве политически благоприятной для нашей борьбы ситуацию, которая предоставляется нам левым мелкобуржуазным правительством. Эта ошибочная схема входит, прежде всего, в противоречие с первой, поскольку чаще всего именно во время экономического кризиса буржуазия делает выбор в пользу правительства, сформированного с помощью правых партий, чтобы иметь возможность предпринять наступление реакции. Т.е. объективные условия вновь становятся неблагоприятными для нас. Чтобы прийти к марксистскому решению проблемы, необходимо отказаться от этих общих мест.
В общем случае, будет неточным утверждать, что левобуржуазное правительство будет для нас благоприятным; может произойти и обратное. Исторические примеры показывают нам, насколько нам было бы глупо воображать, что, для того, чтобы облегчить нашу задачу, будет сформировано правительство, вышедшее из того, что называют средним классом, с либеральной программой, которая позволит нам организовать борьбу против ослабленного государственного аппарата.
Здесь также речь идет о том влиянии, которое оказывает ошибочная интерпретация русского опыта. В февральской революции 1917 года пал прежний государственный аппарат, и сформировалось правительство, опирающееся на либеральную и мелкую буржуазию. Но не было сформировано никакого устойчивого государственного аппарата, чтобы заменить царское самодержавие экономическим господством капитала и современным парламентским представительством. Прежде чем такой аппарат смог организоваться, пролетариату, возглавляемому коммунистической партией, удалось успешно атаковать правительство и захватить власть. Тогда можно было бы поверить, что в других странах дела должны будут пойти тем же путем. Что в один прекрасный день управление перейдет из рук буржуазных партий в руки партий центра, что государственный аппарат, таким образом, будет настолько ослаблен, что пролетариату практически не составит труда его разбить. Но эта упрощенная перспектива абсолютно ошибочна. Какова ситуация в других странах? Можно ли сравнить изменения в правительстве, посредством которых правое правительство заменяется правительством левых, например, Левый Блок вместо Национального блока во Франции, с исторической трансформацией основ государства? Возможно, пролетариат использует этот период, чтобы упрочить свои позиции. Но если речь идет только о простом переходе от правого к левому правительству, в этом нельзя видеть ситуацию, благоприятную для коммунизма, ситуацию полного распада государственного аппарата.
Есть ли у нас конкретные исторические примеры такой предполагаемой эволюции, которая показывала бы, что левое правительство сделало бы более гладким путь пролетарской революции? Нет, у нас их нет.
В 1919 г. в Германии, правительство возглавила левая буржуазия. Были даже периоды, когда во главе правительства находилась социал-демократия. Несмотря на военное поражение Германии, несмотря на чрезвычайно серьезный кризис, природа государственного аппарата не испытала никакой фундаментальной трансформации, которая облегчила бы победу пролетариата. И рухнула не только коммунистическая революция, но и сами социал-демократы стали ее палачами.
Если, согласно нашей тактике, мы поспособствуем приходу к власти левого правительства, станет ли от этого ситуация более благоприятной для нас? Нет, абсолютно нет. Это меньшевистская концепция думать, что средний класс мог бы создать другой, не буржуазный, государственный аппарат, и что можно было бы рассматривать этот период как переходный для завоевания власти пролетариатом.
Некоторые партии буржуазии имеют программу, и выдвигают требования, имеющие целью завоевание среднего класса. В целом речь идет не о переходе власти от одной социальной группы к другой, а только о новом способе ведения боя, который дает нам буржуазия. И мы не можем сказать, если такое изменение происходит, что это и есть самый благоприятный момент для нашего вмешательства. Эта эволюция может быть использована, но при условии, что наша предшествующая позиция была абсолютно ясной, и что мы не призывали к созданию левого правительства.
Можно ли, например, рассматривать фашизм в Италии как победу правого крыла буржуазии над левым? Нет, фашизм – это нечто большее, он представляет собой синтез двух методов защиты буржуазных классов. Последние меры фашистского правительства показали, что социальный состав фашизма, мелкобуржуазный и полубуржуазный, не делает из него меньшего прямого агента капитализма. В качестве массовой организации (фашистская организация насчитывает миллион членов) она старается – в тот самый момент, когда самая бешеная реакция обрушивается на всех противников, осмеливающихся нападать на государственный аппарат - осуществить мобилизацию самых широких масс с помощью социал-демократических методов.
В этой области фашизм терпел поражения. Это подкрепляет нашу точку зрения на классовую борьбу. Но что вытекает из этого самым очевидным образом – это абсолютное бессилие промежуточных классов. В течение последних лет они прошли через три стадии: в 1919-1922 гг. они формировали кадры чернорубашечников; в 1923-м, после убийства Маттеотти, они перешли в оппозицию; и вот сегодня они вновь на стороне фашизма. Они всегда на стороне сильнейшего.
Следует отметить и другой факт. В программах почти всех левых партий и правительств можно найти принцип, согласного которого, даже если считается должным дать «либеральные» гарантии всем, требуется сделать исключение для партий, целью которых является разрушение государственных институтов, т.е. для коммунистических партий.
Ошибке перспективы, которая в левом правительстве видит для нас только преимущества, соответствует гипотеза, что промежуточные классы способны найти независимое решение проблемы власти. Именно на серьезной ошибке основывается, на мой взгляд, так называемая новая тактика, используемая в Германии и во Франции, и в соответствии с которой итальянская коммунистическая партия сделала антифашистской оппозиции Авентина предложение сформировать контр-парламент. Я не могу понять, как такая богатая революционными традициями партия, как наша немецкая партия, может принимать всерьез социал-демократов, когда те упрекают ее в том, что она делает игру Гинденбурга, выставляя своих собственных кандидатов. План буржуазии, добивающейся контрреволюционной мобилизации масс, в целом заключается в том, чтобы предложить политический и исторический дуализм вместо классового противопоставления между буржуазией и пролетариатом, в то время как коммунистическая партия придерживается этого классового дуализма. Не потому что он является единственным возможным дуализмом в социальной перспективе и на почве колебаний парламентской власти, но потому что он является единственным дуализмом, способным исторически привести к революционному свержению аппарата классового государства и к формированию нового государства. Не идеологическими декларациями и абстрактной пропагандой, а языком наших действий и ясностью нашей политической позиции можем мы привести самые широкие массы к осознанию этого дуализма. Когда в Италии буржуазным антифашистам сделали предложение конституироваться в контр-парламент с участием коммунистов, даже если в нашей прессе писалось, что нельзя испытывать никакого доверия к этим партиям, даже если таким способом хотели их разоблачить, на практике побуждали массы ждать от партий Авентина низвержения фашизма и полагать, что революционное сражение и формирование контр-государства возможны не на классовой основе, а на основе сотрудничества с мелкобуржуазными элементами и даже с капиталистическими группами. Этим маневром не удалось собрать широкие массы на классовый фронт. Эта совершенно новая тактика не только не соответствует решениям V Конгресса, но она входит, на мой взгляд, в противоречие с программой и принципами коммунизма.
Каковы наши задачи на будущее? Это собрание не смогло бы всерьез заняться этой проблемой, не поставив себе во всем его масштабе и серьезности фундаментальный вопрос исторических отношений между Советской Россией и капиталистическим миром. Вместе с проблемой революционной стратегии пролетариата и международного движения крестьянства и колониальных и угнетаемых народов, вопрос государственной политики коммунистической партии в России представляет для нас сегодня самый важный вопрос. Речь идет о том, чтобы благополучно разрешить проблему отношений между классами внутри России. Речь идет о том, чтобы применить необходимые меры по отношению к крестьянству и находящимся в процессе формирования мелкобуржуазным слоям. Речь идет о том, чтобы бороться против внешнего давления, которое сегодня чисто экономическое и дипломатическое, и которое завтра, возможно, станет военным. Поскольку революционный переворот в других странах еще не произошел, необходимо как можно теснее связать всю русскую политику с общей революционной политикой пролетариата. Я не намереваюсь здесь углубляться в этот вопрос, но я утверждаю, что в этой борьбе следует опираться, разумеется, в первую очередь, на российский рабочий класс и на его коммунистическую партию, но что является фундаментальным, - опираться в равной степени и на пролетариат капиталистических государств. Проблема русской политики не может быть разрешена в узких пределах только движения в России, абсолютно необходимо прямое сотрудничество всего Коммунистического Интернационала.
Без этого подлинного сотрудничества, не только революционная стратегия в России, но и наша политика в капиталистических государствах также будут под серьезной угрозой. Могли бы оказаться возможными тенденции, нацеленные на уменьшение роли коммунистических партий. Нас уже атакуют на этой почве. Конечно, не из наших собственных рядов, а со стороны социал-демократов и оппортунистов. Это в связи с нашими маневрами, направленными на единство международного профсоюзного движения и с нашим поведением по отношению ко II Интернационалу. Мы все здесь считаем, что коммунистические партии, безусловно, должны сохранять свою революционную независимость; но необходимо предостеречь против возможности тенденции к желанию заменить коммунистические партии организациями менее ясного и недвусмысленного характера, которые не будут действовать строго на почве классовой борьбы, и будут ослаблять нас, нейтрализовать нас политически. В нынешней ситуации защита международного и коммунистического характера нашей партийной организации против любой ликвидаторской тенденции – бесспорная общая задача.
Можем ли мы, после критики генеральной линии, которую мы высказали, рассматривать Интернационал, такой, каким он является сегодня, достаточно вооруженным для выполнения этой двойной задачи, в России и в других странах? Можем ли мы потребовать немедленного обсуждения всех русских проблем этим собранием? На этот вопрос, увы, мы должны ответить «нет».
Серьезный пересмотр нашего внутреннего режима абсолютно необходим. Кроме того, необходимо включить в повестку дня наших партий проблемы тактики во всем мире и проблемы политики русского государства. Но это может осуществиться только через новый курс, совершенно иными методами.
В предложенном докладе и тезисах мы не находим никаких гарантий, достаточных в этом отношении. Мы нуждаемся не в официальном оптимизме; мы должны понять, что не этими, столь жалкими методами, как те, которые, как мы слишком часто видим, используются здесь, можем мы подготовиться к выполнению тех важных задач, которые стоят перед штабом мировой революции.
Источник: "Programme communiste" № 69-70, 1976, стр. 45-69
Вернуться в
"Революцинный архив"