298
Конго - поле столкновения внешних сил
Африканский континент на этом этапе империализма, предшествующем всеобщему кризису (пусть и не непосредственному) представляет марксистскому анализу поле, где динамично разворачиваются самые разнообразные тенденции, составляющие колониальный вопрос в целом. Этот вопрос ставится сегодня в раскалённой практике, которая выжигает весь идеологический шлак и всерьёз подвергает испытанию стратегию и тактику пролетарского авангарда.
Ленинская теория империализма находит в Африке обширный испытательный полигон, усиливается через историческое подтверждение и обогащается в практическом плане. Экономическая основа вопроса настолько очевидна, что она делает почти бесполезной характеристику отдельных индивидов и действующих лиц современного африканского движения.
Марксистская же концепция истории, напротив, помогает нам отметить в смешении людей и событий движущие силы и их тенденции, которые мощно развиваются в ситуации, имеющей лишь новые формы.
Мелкобуржуазные теоретики оппортунизма, политиканы и интеллектуалы, которые только сейчас заметили, что мир движется, заговорили об «эволюции» Африки.
Эти господа обманывают сами себя. Речь идет не об эволюции. Африка даёт нам большой урок диалектики, той революционной диалектики, которая является самой сутью развития действительности.
Как показывает нам вся история, нынешняя история Африки является историей скачков, а не ступеней, историей, которая совершается в один день после ста веков неподвижности. И если мы хотим найти пример для иллюстрации этого урока, мы имеем его перед глазами - это Конго.
В отличие от французской колониальной политики или точнее извлекая уроки из неё, колониальная политика Бельгии пришла к выводу о необходимости предоставить политическую независимость Конго. Этому решению способствовали несколько факторов: экономическая зависимость Конго, огромное значение бельгийских инвестиций, слабость африканской национальной буржуазии, крайняя раздробленность националистических политических партий. В целом, эта независимость была достигнута националистическим движением, страдающим от серьёзной ограниченности и которое было результатом борьбы, пусть и значительной, но недостаточной для того, чтобы собрать силы в одну коалицию, объединить их программы и конкретно определить собственные политические и экономические цели.
Независимость Конго – это скорее косвенный результат борьбы на континенте в целом и независимости, действительно достигнутой Ганой и Гвинеей. Говоря об этом, речь не идёт о преуменьшении националистической борьбы конголезцев, а об уточнении некоторых черт, отличающих её от борьбы, которая велась в других странах, таких, например, как Гвинея.
299
Гвинея также должна была столкнуться с интригами и саботажем империализма, но, опираясь на ранее существовавшие профсоюзные организации, скреплённые многими годами борьбы, выработки политической тактики, движение Секу Туре показало способность взять на себя задачи объединения и руководства.
В Конго, как и в Гвинее и во всех развивающихся странах, где существует националистическое движение, создание руководящей политической силы происходит в форме непосредственной борьбы, с одной стороны, против слабоволия, с другой – умеренности.
Это общее правило. В специфичном случае Конго, и мы это увидели, проблема представляется с наибольшей серьёзностью. В настоящее время слабоволие, умеренность и колониалистские махинации, которые постоянно угрожают расколоть националистическое движение, воплощаются в таких людях, как Лумумба, Касавубу, Чомбе и Каложи. Трудно предвидеть, как будут развиваться и комбинироваться центробежные тенденции, представленные этими людьми. Но что в любом случае очевидно, так это то, что проблема, которая представляется в политической форме разногласий между федерализмом и централизацией, не скрывает ничего иного, как спор за полный или частичный контроль над сырьевыми ресурсами и оборудованием, предназначенным для их добычи и переработки.
Но нас интересует не столько судьба Чомбе или Каложи, связанных с бельгийской колонизацией, сколько тенденция, представленная Касавубу и присущая торговым кругам формирующейся национальной буржуазии, прийти к компромиссу с иноземными империалистическими силами, будь они бельгийскими, английскими или американскими.
Практически мы оказываемся в замкнутом круге после большого диалектического скачка, представленного независимостью, которая привела в движение все социальные силы конголезского общества. Базис выделил из себя противоречивые политические силы, и они показали себя в принципе неспособными воздействовать на экономику и самостоятельно развивать её.
Кое-кто отмечает, что тенденция Лумумбы не нашла необходимой поддержки среди африканских государств, независимых, но скомпрометированных экономической помощью, которую они получают от капиталистических стран. Это правда, но этого недостаточно для объяснения внутренней слабости конголезского национализма, его очень сильного регионализма, соответствующего локализации минеральных ресурсов и выражающегося в сепаратизме и попытках отделения.
Вопрос Катанги
Чтобы понять ключевую проблему борьбы в Конго, следует рассмотреть то, что составляет «яблоко раздора», - Катангу. Речь идёт о самой богатой и самой промышленно развитой провинции страны. Она производит 60% всех национальных ресурсов. Без валютных поступлений
300
Катанги экономика нового государства была бы обречена на постоянное банкротство. Катанга – это один из важнейших горнорудных бассейнов мира. Он включает в себя чрезвычайно богатые месторождения меди (4-е место в мировом производстве), кобальта (половина мирового производства), диаманта, цинка, олова, урана, радия и т.д.
Степень его индустриализации, относительно высокая для Африки, дала возможность бельгийскому патронату проводить определённую патерналистскую политику. Нужно не забывать тот факт, что при населении приблизительно в 13 миллионов человек, Конго насчитывает около 1 миллиона наёмных работников, т.е. 8,5% от всего населения - один из самых высоких уровней пролетаризации колониальной Африки.
Конго имеет значительный рабочий класс. Но отсутствие в предыдущий период профсоюзов или ассоциаций трудящихся объясняет отсутствие типично рабочего движения. Другая характерная черта, которая серьезно влияет на классовые отношения, – это высокий уровень безработицы.
Чтобы поддержать на низком уровне цену рабочей силы, бельгийские капиталисты производят её постоянное обновление; но, с другой стороны, потребность иметь стабильную и специализированную рабочую силу подталкивает самые мощные монополии, такие как “L’Union Miniere du Haut Katanga”, к организации эффективной системы обучения, при которой сегодня половина из 20000 работников “Union Miniere” имеют стаж работы от десяти лет и выше. Внутренний миграционный поток, подпитывающий безработицу, обязан, главным образом, сельской колонизации, которая в течение определенного времени ввела такие промышленные культуры, как хлопок, кофе, какао и каучук.
Эта сельская колонизация приняла различные формы и затронула различные социальные слои. Три четверти конголезцев живут сельским хозяйством, но наиболее значительная часть из них занимается примитивным земледелием, которое поставляет основные продукты питания, такие как маис, маниока и масленичная пальма. В целом превалирует режим непосредственной обработки земли самим мелким собственником, потому что рудиментарный характер путей сообщения препятствует созданию капиталистического рынка в обширных сельскохозяйственных регионах.
Несмотря на это, внедрение капитализма в деревню произошло в форме типичной для «Чёрной» Африки, где существует очень широкий слой бедного крестьянства - производящий для собственного потребления, промежуточный слой крестьян - который создаёт в режиме концессии промышленные сельскохозяйственные продукты и, наконец, ограниченный слой «белых» поселенцев. Именно горнорудный сектор, т.е. ключевой сектор империалистического господства, составляет вектор внедрения капитализма в деревню. В отличие от Алжира, «белая» колонизация концентрируется в промышленном секторе. В целом, численность «белых» составляет только 75-80 тысяч, и это не столько обязано условиям окружающей среды в обширных регионах Конго, сколько
301
302
социальной структуре самой Бельгии, страны более индустриализованной, чем Франция, и менее зависящей от необходимости крестьянской эмиграции.
Бельгийское завоевание, чрезвычайно кровавое, приобретает в Конго характер, который делает его сходным с завоеванием Алжира французами. В Конго также происходит преступное уничтожение населения. В Алжире многочисленные арабские историки говорят о коренном населении, уменьшившемся с 20 миллионов до завоевания до нынешних 10 миллионов. В Конго цифры, представленные недавно Лумумбой, вращаются около 20 миллионов жителей в 1900 г. против 13 миллионов сегодня.
Но в Конго в гораздо большей степени, чем в Алжире, завоевание было, прежде всего, индустриальным, и велось в основном силами “L’Union Miniere du Haut Katanga”, который опирается на очень мощный бельгийский финансовый холдинг «Societe Generale». Внутри “Union Miniere”, впрочем, представлены не только бельгийские интересы. Там находятся также сильные группировки французских акционеров, одна германская и одна англо-родезийская группа. Эта последняя, очень мощная, уже контролирует производство меди в Родезии и в Танганьике и пытается создать единый трест с Катангой.
На основе политики низкой заработной платы (по данным одного левого американского журнала, средняя зарплата местного рабочего составляла 20-30 французских франков в неделю) международные тресты трансформировали бельгийское завоевание в обширную операцию по извлечению прибавочной стоимости из африканского населения. Монополия на добычу полезных ископаемых была дополнена монополией на их экспорт и монополией на импорт готовой продукции, продаваемой по ценам, установленным в международном масштабе крупными империалистическими компаниями, разделившими африканский рынок. Речь, следовательно, больше не идёт только о старом бельгийском колониализме. Конго стало частью огромной сети империалистических интересов, которые состоят из комбинации старого колониализма с неоколониализмом американского типа. Расчеты буржуазных экономистов дают представление о величине этой сети интересов: в Конго бельгийский капитал инвестировал колоссальную сумму в шесть миллиардов долларов, но и американский капитал был там уже представлен не менее 400 миллионами долларов. Сложность этой ситуации отражается на тактике империализма, или, точнее сказать, тактика империалистических групп оказывается подвергнутой глубоким расхождениям.
С одной стороны, бельгийские компании, сами разделенные по вопросу предоставления политической независимости, делают ставку, главным образом, на отделение Катанги, на распад конголезской республики и на манипуляции подчиненными им местными буржуазными элементами. С другой стороны, английские и англо-родезийские интересы, озабоченные внутренней эволюцией Родезии и Танганьики, занимают «центристскую», компромиссную позицию, которая доходила до голосования английского
303
304
представителя в ООН против Бельгии. Наконец, новоприбывшие американцы действуют с ещё меньшим предубеждением, осознавая, что будущее африканского рынка принадлежит им и что было бы абсурдным рисковать этим ради какого-то там Чомбе. Американцы действуют через ООН, где они добиваются осуждения Бельгии Советом безопасности, нейтрализуя, таким образом, демагогический маневр русских и даже трансформируя его в конкретное совпадение с политикой сосуществования, проявляющейся в веере всевозможных решений и соглашений.
Лумумба
В основе находится не столько политическое течение Лумумбы, имеющее вес и которое составляет решающий фактор, сколько состоятельность и экономическая сила молодой национальной конголезской буржуазии. И американцы это хорошо знают. Течение Лумумбы может включить в свою программу национализацию шахт, но эта программа больше элемент связи с народными массами и рабочими, занятыми на этих шахтах, чем конкретная цель. Лумумба, или те, кто стоит за ним, нуждаются в инвестициях капиталов и должны будут, конечно, пойти на компромисс для того, чтобы их получить. Для этого существуют американцы, тактика которых нацелена на вытеснение европейцев с тех позиций, которые они занимают в этой экваториальной зоне, как они уже сделали это в Северной Африке и на Среднем Востоке. Если слабовольная политика Лумумбы не пойдёт в этом направлении, он себя безвозвратно изолирует. Внутренняя борьба в конголезских группировках отражает, в основном, эти требования и эти перспективы, даже если они зачастую делают это невпопад.
Но, как мы уже сказали, она также вписывается в этот урок диалектики, который нам предоставляет нынешнее движение на африканском континенте. Через большие скачки и потрясения там появляются и исчезают в короткий промежуток времени все исторические категории империалистической эры, в которую мы живём - родовые, первобытные и аграрные полуфеодальные слои, руководимые «традиционными вождями» (этот институт «совета старейшин», через который колониальная администрация управляла страной), бедное и среднее крестьянство, мелкая торговая буржуазия, национальная буржуазия, империалистические группы, сельскохозяйственные рабочие, пролетарии и полупролетарии.
Национальная буржуазия сформировалась в торговом секторе. Она обладает многими типичными чертами «компрадорской» буржуазии, которые отодвигают её на паразитическую, колеблющуюся, оппортунистическую роль. Даже руководимое Лумумбой Национальное движение Конго, партии, которая наиболее недвусмысленно имеет классические цели национальной буржуазии, такие как национализация шахт и иностранной промышленности, находит свою базу среди крестьян Стэнливилля, пролетариата и полупролетариата Леопольдвиля. Партия АБАКО, т.е. партия этнической
305
группы баконго, которая в конголезском обществе представляет мелкобуржуазные и буржуазные слои, напротив, ясно показывает вместе с Касавубу свою нерешительность в борьбе и свою заинтересованность найти компромисс с американским империализмом. Достаточно, впрочем, кратко изучить реальное состояние промышленного сектора Конго, чтобы понять количественную меру наличных социальных сил.
С одной стороны, Катанга находится в руках «Societe Generale», которое даёт свыше 60% внутреннего национального дохода. Только за один 1959 г. оно экспортировало 280 тыс. тонн меди стоимостью, превышающей треть всего экспорта Конго (см. «Relazioni Internazionali» N° 30, 23 июля 1960).
С другой стороны, существует зона Леопольдвиля с его скромной лёгкой промышленностью (пивоваренная, текстильная и обувная, цементные заводы). Пивоварни произвели в 1957 г. 1382 гектолитра пива. Текстильная промышленность в 1957 г. состоит из дюжины фабрик с 73 тыс. веретен и 2043 ткацкими станками, из которых 987 автоматических. Обувная мануфактура «Бета» в Леопольдвиле вместе со своим кожевенным заводом произвело в том же году 2871 тыс. пар обуви. Цементные заводы произвели 463 тыс. тонн цемента. Речь, следовательно, идет в действительности, об очень слабом производстве. Можно предположить, что очертания национальной буржуазии формируются в этом секторе, но следует и здесь также учитывать наличие империалистических инвестиций.
Основы антиимпериалистической борьбы также, следовательно, являются очень слабыми. И здесь находятся пределы конголезского урока, из которого, однако, необходимо сделать вывод о революционном долге поддержать самые передовые силы движения за деколонизацию для того, чтобы создать условия, которые сформируют из африканского пролетариата, уже значительного, авангард международной пролетарской революции на континенте. До тех пор, пока «белый» пролетариат конституировавшийся в традиционных центрах капиталистической индустриализации исключительно лишь движением истории, а не в силу несуществующего расового превосходства, останется под влиянием оппортунистических контрреволюционных партий, пока он будет оставлять без реакции борьбу колониальных масс и своим поведением способствовать её торможению; пока противоречия империализма не обернутся в империалистических метрополиях взрывами, достаточно мощными для того, чтобы сломить оппортунистический аппарат и высвободить мощное революционное течение, наличие конголезского пролетариата не будет чувствоваться в формирующемся постколониальном обществе. Такова динамика классовой борьбы в мировом масштабе, и исторически не может быть иначе. Бесполезно видеть в Конго только поле для маневров русского и американского империализма. Нужно, конечно, разоблачать эти маневры, как и ограниченность конголезской национальной буржуазии. Но все империалистические маневры и все ограничения национализма не могут отменить объективный факт формирования на африканском континенте национальных государств и национальных
306
рынков. Они являются продуктом неумолимого развертывания экономических законов капитализма. И именно в капитализме заключается позитивный факт, даже если он сильно ограничен и противоречив.
Позиция революционного марксизма состоит в поддержке этих тенденций и доведении их до точки, в которой они совершат новый качественный скачок. И для марксиста поддерживать означает в то же самое время критиковать, постоянно производить критический выбор между существующими социальными силами, ежедневно доводить до конца самокритику, чтобы способствовать формированию самых передовых революционных сил, работать по созданию международного пролетарского движения. Только таким образом будут созданы основы грандиозного Коммунистического Интернационала будущего.
(«Azione Comunista» n. 54, 10 октября 1960)
Источник:
Арриго Черветто «Унитарный
империализм», изд. «Марксистская наука", 2005,
т. I, стр. 298-306