439
О государственном капитализме в СССР
(по поводу одного тезиса Бруно Рицци)
В №16 «Azione Comunista» Бруно Рицци, автор «Бюрократического коллективизма», включился в дебаты по поводу социальной природы СССР со статьёй, озаглавленной «Антидогматический марксизм». Б. Рицци уточнил, что его намерением не было обсуждение марксизма, как концепции становления общества, и что он не делает никакой уступки «примату политики». «Сегодня более чем когда-либо мы можем утверждать, что экономический фактор является определяющим и порождающим морфологическую, политическую, юридическую и моральную надстройку общества», - утверждает он. Полемика Рицци касается некоторых «догматических позиций» тех, кого рассматривают как продолжателей Маркса (Энгельс и Ленин), которые якобы совершили ошибки «веря, что простая отмена частной собственности на средства производства и планирование производства и распределения может привести к построению социализма». Б. Рицци возобновляет свой тезис о «бюрократическом коллективизме», который он отстаивал в 1939 г. в полемике с Троцким, который перед тем, как был убит наёмными убийцами Сталина, ещё «упорствовал в защите СССР, потому что там отменили частную собственность».
Он отказывался приписывать «ошибки тому или иному вождю, той или иной фракции революционного движения. Я говорю, что мы все ошиблись, я заявляю ещё раз, что утверждение, согласно которому, огосударствляя предприятия и планируя производство и распределение, можно достигнуть социализма, полностью ложно». И это, чтобы подчеркнуть, что на месте Сталина другие (начиная с Троцкого) совершили бы «более или менее варварским способом» те же самые ошибки. По его мнению, «Ленин должен понимать это лучше, чем все другие, потому что перед лицом катастрофы он склонился к НЭПу, как это делает в настоящее время Гомулка». Рицци добавляет, что «советская катастрофа подтверждает марксизм: не социалистическая экономическая система не может привести к социализму. Экономика, существующая в России, не социалистическая, и что если хочешь социализма, сначала необходимо найти социалистическую экономическую систему и затем применить её». В своем выступлении 1957 г., когда империалистические проявления СССР в Польше и Венгрии были ещё очень свежими, Рицци замечает, что «планирование – это экономический механизм, гораздо более несовершенный и иррациональный, чем рынок». Таким образом, чтобы привести пример, нужно сослаться на Аннону Римской империи 35, «для того, чтобы найти бесхозяйственность, расценки и бюрократизацию, которые присутствуют в СССР уже более тридцати лет». Всё это чтобы подкрепить тезис, согласно которому марксизм якобы поспешил уничтожить рынок - экономический механизм, что в действительности отомрёт естественным путём, когда исчезнет в нём потребность, т.е. будет уничтожен постепенно экономически более высокой системой. В са-
440
мом деле: «Недостаточно отменить частную собственность, нужно ввести производственные отношения, которые позволили бы избежать формирования новой власти в известных обстоятельствах коллективной, но не общественной собственности на средства производства. При социалистическом строе собственниками должны быть потребители, а не производители, даже если они имеют пролетарскую природу. Сегодня в России настоящие собственники на средства производства – это бюрократы. Не на частной основе, а на коллективной, в качестве класса. Они провозгласили классовую собственность с 1938 г.».
Именно по этой причине «венгерские коммунистические и социалистические трудящиеся не восстали против покойного Сталина, а против общественного порядка, который им навязан огосударствлением предприятий и планированием. Они написали в кровавых письмах, что они не хотят подобного рода социализма. И они правы, потому что это не социализм».
Вывод Б. Рицци весьма спорный. «В данный момент, – говорит он, – нужно продолжать использовать рынок и терпеть его несправедливости, потому что мы не имеем ещё объема производства, который бы позволил его упразднить. Бесполезно также теряться в жалобах и призывах к справедливости, потому что экономика не чувствительна к подобного рода речам и не позволяет себя смутить. Гораздо мудрее она показывает нам путь последовательного роста производства как раз чтобы прийти к этой цели, которую мы хотели бы сегодня преждевременно осуществить.
Мы долго излагали выступление Бруно Рицци для того, чтобы сделать наш ответ более понятным.
Завершая свое известное предисловие к «Критике политической экономики», Карл Маркс приводит известное стихотворение Данте, предваряя его следующими словами: «А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование:
«Здесь нужно, чтоб душа была тверда
Здесь страх не должен подавать совета»».
Применяя марксистский анализ к исследованию экономического базиса Советского Союза, мы никогда не должны забывать эти слова. В конечном итоге, именно простой сентиментальный предрассудок помешал по-настоящему прояснить советскую двусмысленность, и это понятно (точнее сказать, человечно), потому что именно сильные проявления коллективных чувств волнуют и пропитывают массы и являются оболочкой широких исторических движений. Это явление оказывается тем более понятным, так как мы встречаем его у людей и в работах, которые – в связи с сильной индивидуальностью авторов и научного уровня самих трудов – должны были бы быть свободными от него в силу самой их зрелости.
Чтобы не цитировать Сталина, работа которого по научному определению природы общества настолько полна противоречий и идеологических шероховатостей, так как она очень уязвима в сравнении с марксистским анализом, мы могли бы сделать два фундаментальных
441
замечания по работам Троцкого. Первое касается проходящей через них сентиментальной связи, которая непрерывно разворачивается как нить в жизни и работе автора. Троцкий – это человек 1905 г. и Октябрьской революции, один из основателей нового советского общества, с которым он остаётся связанным в своей практике и своих мечтах. Это не его вина, совсем наоборот, но это серьезно вредит научной сущности его работы, которая навсегда останется великим документом контрреволюционного упадка советского общества, но документом, находящимся ещё «внутри кризиса». Этот документ ещё не преодолел кризис советского общества, ещё не находится вне и над этим кризисом, а именно наличие последнего качества, по сути, и является основной характеристикой всякого действительно научного труда.
Желание эпигонов Троцкого представить «Преданную революцию» в качестве работы, которая своей теорией деформированного рабочего государства дала единственное научное определение социальной природы СССР, остаётся лишь желанием и практически низводит эту работу до уровня несвойственно низкого для неё.
Второе замечание касается крайне политического характера теоретической деятельности Троцкого. Даже когда Троцкий пишет «Преданную революцию», его внимание направленно, прежде всего, на политические аспекты объекта, который он анализирует. В советском обществе он видит, прежде всего, партию, борьбу внутри этой партии, перспективы действия, возможно близкие, которые вновь поставят вопрос о власти внутри партии и в обществе. Троцкий – это ещё политик Октябрьской революции и долгих дебатов, сопровождавших её неравномерное движение.
Если не учитывать преобладание традиционно-чувственного и сиюминутно-политического фактора в работе Троцкого, нельзя понять, как вся «теория деформированного рабочего государства» может опираться на этот очень хрупкий тезис, а именно, что социалистический характер советской системы производства основывается на принадлежности средств производства государству.
Перед лицом проницательности всего троцкистского анализа действительно удивительно констатировать, как интерпретация Троцкого поскальзывается на самой банальной банановой кожуре юридической фикции производственных отношений и падает уже перед тем, как стать анализом объективных законов, которые регулируют эти отношения. Понятно, однако, что Троцкий остановился на пороге науки чтобы создать троцкизм.
Без самодовольства можно сказать, что единственная интерпретация социальной природы СССР, имеющая серьёзное научное основание, - это интерпретация, которая определяет советскую экономику как «государственно-капиталистическую». Повторяю это, без самодовольства, потому что теория «государственного капитализма» довольствуется на сегодняшний день тем, что является строгим и верным применением классического марксистского экономического анализа. Теория «государственного капитализма» характеризует советскую экономику с «Капиталом» в руках, на основе объективных законов,
442
описанных в нём, на основе его выводов. Без сомнения, остаётся бесконечное количество проблем, которые она не разрешила; она разрешила их не больше, чем это сделал «Капитал». Возможно, именно здесь находится её предел, который оставляет, с одной стороны, уже преодоленную двусмысленность, а с другой, освобождает будущее для дальнейшего анализа.
Потому что из двух вещей верна одна (и мы можем сказать это с абсолютной уверенностью и без страха): или экономические законы, описанные в «Капитале», верны в определении Маркса, и тогда Советский Союз – это «государственный капитализм», или определение этих законов более неверно и тогда - помимо огромной задачи показать это – необходимо всё пересмотреть, от самого определения капитализма до описания действия экономических законов.
Другими словами, нужно открыть и научно доказать новые законы регулирующие экономику. В действительности и, несмотря на все усилия, советским экономистам за сорок лет этого ещё не удалось, и чтобы в этом убедиться, достаточно последовать за похождениями известного учебника «политической экономии», который был сделан, переделан и сделан ещё раз и который остаётся в конечном итоге в процессе постоянного творения.
Не случайно, что проблема, больше всего беспокоящая советских экономистов – и которая справедливо находилась в центре их долгих дискуссий в течение этих последних месяцев, – это проблема определения закона стоимости для советской экономики. Это не случайно, что о ней много говорил Сталин в своих «Экономических проблемах социализма в СССР» и дал в них определение, которое, несмотря на свою вычурную логическую конструкцию, может быть принято как доказательство существования государственного капитализма. В самом деле, разработанный Марксом закон стоимости – это фундаментальный закон капитализма.
Заявить, что его действие в западной экономике характеризует капиталистическую систему, тогда как в советской экономике – ввиду того, что средства производства являются собственностью государства – характеризует социалистическую систему, значит сказать глупость.
Учитывая то, что юридическая надстройка никоим образом не определяет экономический базис и что общественный характер экономики определяется объективными законами, а не наоборот, сталинский и троцкистский тезис для диалектического материалиста, эквивалентен полному признанию государственно-капиталистического характера советской экономики.
В этом пункте Бруно Рицци соглашается с моим фундаментальным возражением. То, что он говорит (“Azione Comunista” от 31 мая 1957 г.) о необходимости рынка и о его несправедливостях до того времени, когда объем производства сделает его «подлежащим устранению», совершенно верно. Думать иначе - чистая утопия, так как социализм – это в целом цивилизация более высокого материального благосостояния и если его нет, то нет ни социализма, ни цивилизации и, следовательно, нет освобождения человека от ограниченности природы. Следующее утверждение Рицци
443
кажется, однако, менее ясным: «В социалистической экономике рынок остается, но он будет ограничен продуктами. Труд не будет больше товаром».
Я не хотел бы ввязываться в бесплодную дискуссию, даже если доскональное изучение проблем социалистической экономики никогда не является бесплодным, но я не могу представить себе рынок без товара и не могу представить себе товара без труда, который воплощён в нем, т.е. без единственного товара, способного придать ему меновую стоимость или, что то же самое, сделать из него товар. О каком рынке тогда может идти речь?
В качестве заключения я хочу кратко отметить задачи, которые нам ставит изучение русского вопроса.
а) Внимательно следовать, анализировать, описывать социально-экономические факты, которые ежедневно предоставляет нам жизнь Советского Союза. Сами советские источники, если их внимательно изучать, предоставляют обильный материал для такого исследования, которое могло бы затем быть представлено очень простым способом в специфической рубрике газеты. Статистические сообщения, производство и потребление, децентрализация – это исключительные аргументы и факты.
б) Внимательно следить за динамикой производственных отношений, явных и скрытых социальных противоречий, которые из них вытекают, социального законодательства, трудовых договоров, заработной платы, распределения благ, условий жизни пролетариата и технических, политических и духовных руководителей, социальных различий, формирования и распределения дохода и т.д.
в) Следить за эволюцией аграрного вопроса и сельскохозяйственного рынка, за формированием и распределением абсолютной и дифференцированной ренты. Отношения между промышленностью и сельским хозяйством, соотношение между промышленными и сельскохозяйственными ценами, влияние, которое имеют сельскохозяйственные цены на определение цен на продукты питания и заработную плату рабочих, которая им соответствует; вес сельскохозяйственного сектора в национальной экономике, частный меркантилизм колхозов, формирование частного капитала в колхозах и т.д.
г) Следить через различные формы государственных займов и банковских вкладов за объемом той части капиталов, которая находится в руках частных лиц, долей их капиталов во всей совокупности прибыли, весом, который принимает эта последняя.
д) Изучать на основе марксистской теории отношение между экономикой и правом, диалектическое отношение, которое выходит за рамки юридических форм собственности и запаздывает в признании общественных сил, которые удерживают на практике – даже если не являются действительными собственниками – средства производства.
Именно в этом заключается направление работы, которая может быть обогащена анализом и исследованием некоторых монографий, например, Троцкого или совсем недавно переведённых книг Добба и
444
Шварца. Это я планирую сделать. В этом мы согласуем частный интерес с деятельностью такого очень тонкого аналитика (пусть даже и имеющего свои пределы) советской общественной структуры, как Амадео Бордига.
Если в течение предстоящих лет мы сможем действовать в этом направлении и без моралистских предрассудков «за» или «против» Советского Союза, мы, несомненно, дадим рабочему движению специализированные революционные кадры, которые так необходимы, и наши дебаты не закончатся бесполезно.
(« Azione Communista » n. 19, 15 июль 1957)
701
Примечания:
35 - Аннона Римской империи - была учреждением, которое управляло ежегодными рентами государства, а также распределением пищевых товаров среди населения.
Источник: Арриго Черветто «Унитарный империализм», изд. «Марксистская наука", 2005, т. I, стр. 439-444