Революционный архив

Каменев Лев Борисович

 13

 ПРОЛЕТАРСКАЯ ГЕГЕМОНИЯ И БУРЖУАЗНАЯ ПУГЛИВОСТЬ1

       

          В 1883 г. в первой русской социал-демократической брошюре, изданной первой русской социал-демократической группой, первый русский социал-демократ-теоретик Г.В. Плеханов писал, что русские социалисты «должны позаботиться о том, чтобы еще в доконституционный период изменить фактические отношения русских общественных сил в пользу рабочего класса». «В противном случае, - говорит он, - падение абсолютизма далеко не оправдает надежд, возлагаемых на него русскими социалистами или даже демократами»². Что значило в устах Плеханова это выражение, что буржуазная революция не оправдает надежд, возлагаемых на нее социал-демократами? Какие надежды возлагают социал-демократы на буржуазную революцию и в каком смысле она может их оправдать? На этом вопросе пришлось остановиться тому же Плеханову, когда он подошел по поводу голода 1891-1892 гг. к конкретному вопросу о задачах социалистов в борьбе с этим бедствием. В 1892 г. Плеханов писал: «Надо, чтобы восстав против существующего по-  

______
¹Напечатано в начале 1906 г. в большевистском сборнике «Невский сборник». СПб. 1906 г., изд. «Эпоха». После разгрома декабрьского восстания периодическая печать большевиков была задушена. Большевикам пришлось перейти к отдельным брошюрам и сборникам. Московские (большевики выпустили тогда сборник «Текущий момент» со статьями М.Н. Покровского, И.И. Степанова и др. В Петербурге Г.М. Кржижановский организовал «Невский сборник» со статьями А. Луначарского, Г. Кржижановского, моими и т. д.  Сборник был немедленно конфискован..

² «Социализм и политическая борьба», изд. «Пролетариат», СПб., 1906 г., стр. 70. Вошло в Собр. соч. Г.В. Плеханова, т. I, стр. 151.

 

 

14

 

рядка, народ завоевал политические права для себя, а не политические привилегии для своих эксплуататоров». Плеханов тут же пояснил, что такой выгодный для пролетариата исход революции зависит от степени развития классового сознания пролетариата. И Плеханов систематизировал эти две стороны одного и того же процесса, говоря: «Никакой другой способ не приведет так скоро к победе (и к такой полной победе, мог сказать автор) над абсолютизмом, как именно тот, который соединяет в себе ... борьбу за политическую свободу с содействием росту классового сознания пролетариата»¹. Вопрос о различных методах ликвидации абсолютизма и о различной ценности результатов того или иного метода был таким образом поставлен остро и решительно. Оставалось так же точно и решительно ответить на вопрос о том, какое же положение в комбинации сил, направленных против существующего режима, должен знать пролетариат, чтобы гарантировать себе наибольшие результаты от ликвидации старого режима. И Плеханов не замедлил ответить на этот вопрос. Через 8 лет после только что цитированной брошюры и через 17 лет после брошюры «Социализм и политическая борьба» Плеханов пишет для первой книжки «Зари»² статью «Еще раз социализм и политическая борьба». Это было время, когда, по словам соратника Плеханова Старовера (А.Н. Потресова),  «было слишком очевидно, что партии сознательного пролетариата предстоит борьба с могучим врагом не один на один, а в сложной комбинации различных общественных групп, преследующих различные цели и предъявляющих каждая свою долю в наследстве к умирающему режиму». Какая тактика обеспечивала пролетариату его «долю в наследстве»? Плеханов отвечал решительно:  «Наша    

 

__________

        ¹«О задачах социалистов в борьбе с голодом», изд. «Пролетариат», СПб., 1906 г., стр. 59.
        ²  «Заря» - научно-теоретический журнал, издававшийся за границей группой «Искра» (Г.В. Плеханов, П.Б. Аксельрод, В.И. Засулич, В.И. Ленин, Ю.О. Мартов, А.Н. Потресов) в 1901-1903 гг. Журнал «Заря», как и газета «Искра»,  был органом революционного марксизма, ведшим жестокую и победоносную борьбу со всеми видами оппортунизма, ревизионизма и соглашательства.
       После раскола в 1903 г. группы «Искры», а за нею и всей партии на «большевиков» и «меньшевиков» «Заря» прекратилась, а «Искра» стала органом меньшевиков и изменила свое направление. (Примеч. к наст, изд.)

 

 

15

 

партия возьмет на себя почин борьбы с абсолютизмом, а следовательно и гегемонию в этой борьбе»¹... и кончал статью, направленную к обоснованию этой тактики гегемонии, следующими энергичными словами: «Тактика, защищаемая мною в этой статье, неизбежно дала бы русской социал-демократии - этому передовому отряду русского рабочего класса - политическую гегемонию в освободительной борьбе с самодержавием».Задача, поставленная Плехановым перед партией пролетариата, ясна, и, когда он формулировал ее таким образом, он, несомненно, стоял на точке зрения тех людей, которые все, что содействует росту классового сознания пролетариата, считают полезным для своего дела, все, что замедляет его, - вредным.   

      Мы попытаемся теперь посмотреть, какими же методами думает Плеханов в конкретных условиях русской революции реализовать эту гегемонию. Как решает Плеханов поставленную им же задачу, и решает ли он эту задачу или незаметно для себя подменяет ее другой? «Дневники» Плеханова представляют для нашей цели незаменимый материал². Три номера «Дневников» - это отклики на животрепещущие вопросы русской революционной действительности за четыре интереснейших и богатейших опытом месяца. Содержание 3-го и 4-го номеров - это соображение о той тактике социал-демократии, которая позволила бы ей в наибольшей степени использовать положение, созданное октябрьской стачкой, причем 3-й номер, написанный еще до ноябрьской стачки, рассматривает, что следовало бы сделать, а 4-й, выпущенный после декабрьских восстаний, критикует то, что было сделано. Таким образом, тактические взгляды Плеханова должны были получить вполне законченное выражение.      

      На другой день после 17 октября 1905 г. Плеханов писал: « ... Слуги реакции скоро вырвут из рук пролетариата плоды его первой победы, если за нею не последуют новые и еще более          

_______________

   ¹ «Еще раз социализм и политическая борьба», изд. «Пролетариат», СПб., 1906 г., стр. 110.

    ² После раскола 1903 г. Г.В. Плеханов занял колеблющуюся позицию: несколько месяцев (август-ноябрь 1903 г.) он работал с большевиками, затем перешел к меньшевикам и совместно с ними  редактировал «Искру». В середине 1905 г., после III съезда партии, Г.В. Плеханов разошелся с меньшевиками, вышел из состава редакции «Искры» и стал издавать свой собственный орган под именем «Дневник социал-демократа». В революцию 1905-1907 гг. Плеханов в Россию не возвращался и издавал свой «Дневник» в Женеве.

 

16

решительные поражения царизма». Плеханов был прав, как показали события: содержанием последующих месяцев русской революции стала напряженная борьба между попытками реакции, которая скоро приняла форму контрреволюции, вернуть все утерянное в октябре и непрестанно развивавшимся народным движением, которое также скоро приняло форму вооруженного сопротивления этим попыткам. 

       Что же, в предвидении реакционных попыток, должна была делать социал-демократия? Во-первых, говорит Плеханов в 3-м номере, надо использовать для успеха рабочего движения «разлад буржуазии с царизмом», во-вторых, надо обратить усиленное внимание на крестьянство, в-третьих, не надо нетактичным поведением восстанавливать против себя «монархистов-конституционалистов»¹, в-четвертых, наконец, не надо легкомысленно болтать о восстании.
    Основная ошибка этих советов - то, что сделало их «никчемными» в русской революционной действительности, – ясна. Это тот факт, что борьба народа с реакцией приняла форму открытой гражданской войны. Эта возможность осталась за пределами зрения Г. Плеханова, и этим только можно объяснить то незначительное внимание, какое уделил Г. Плеханов таким формам боевой организации пролетариата, как Советы Рабочих Депутатов, таким фактам, как зарождение элементов местной революционной власти, и пр. и пр. Значение всего этого громадного движения осталось темным для Плеханова, и нет поэтому ничего удивительного в том, что, критикуя в № 4 тактику социал-демократов в эти дни, Плеханов смог только повторить в декабре свои советы, данные в октябре. События оказались не в силах изменить и заставить конкретизировать те абстрактные положения, которые развивал Плеханов в № 3. Ноябрь и декабрь -деятельность Совета Рабочих Депутатов и вооруженное восстание - не научили его ничему.

       Возьмите 4-й «Дневник», и вы найдете там те же соображения о том, что на реакционные попытки надо было отвечать усилением агитации в отсталых слоях пролетариата, планомерной агитацией за создание профессиональных союзов, привлечением 

     ________          

¹ Под этим приличным наименованием фигурируют у Плеханова те монархисты, кои демонстрировали свою приверженность к «конституции» погромами 18 октября, убийством т. Баумана и пр.

 

17

сочувствия непролетарских классов, усилением влияния социал-демократии в крестьянских массах, что «не надо было браться за оружие», раз не была гарантирована победа восстания.

Когда-нибудь, когда выплывет наружу вся та грандиозная работа организации и агитации, которая была выполнена социал-демократией в эти дни гражданской войны, Плеханов узнает, как высоко оценивала социал-демократия и агитацию в отсталых слоях пролетариата, и организацию профессиональных союзов, и какую массу энергии приложила она в этом направлении¹. Вероятно тогда же поймет Плеханов и то, что говорить о восстании в октябре и ноябре далеко не значило «легкомысленно болтать» …

Мы оставим поэтому в стороне эти советы Плеханова. Из тех 4 пунктов, которые мы отметили как кардинальные в советах Плеханова и которые не были им пополнены после декабрьских дней, а лишь на них иллюстрированы, для нашей цели самое интересное – разобраться в вопросе о том, как думал Плеханов использовать «разлад буржуазии с царизмом». Это тот единственный пункт, на котором явственно выразилось понимание Плехановым задач и роли пролетариата в русской революции.

Плеханов начинает с совершенно правильных и общепризнанных посылок: «Наша буржуазия, - пишет он, - хочет политической свободы, но не хочет революции». «Чтобы буржуазия заключила мир с монархией, необходимо, чтобы наш политический порядок хоть отчасти, хоть наполовину (выделено нами – Л.К.) был приведен в соответствие с нашими экономическими отношениями, которые характеризуются господством капитала». До тех пор наша буржуазия останется недовольной, и это «политическое недовольство нашей буржуазии в высшей степени выгодно для дела российской революции», - заключает Плеханов. Это неоспоримо. Это основная посылка марксистского понимания русской революции. Что же из этого следует?

Следует то, что социал-демократия должна построить свою тактику так, чтобы способствовать углублению этого конфлик-     

  

  ¹ Справившись с датами, Плеханов мог бы убедиться, что большинство наших профсоюзов ведут свое начало именно с этого времени и что роль с.-д. в их образовании громадна. См., напр., отчет о 2-й конференции профессиональных рабочих союзов в  журнале «Без заглавия» № 13.

 

18

 

та, чтобы углубить это недовольство, чтобы радикализировать требования буржуазии, предъявленные ею нашему политическому порядку. Надо способствовать разъединению правительства и буржуазии, говорит Плеханов. Как это сделать?

Плеханов знает, что в объятия правительства, к идее «сильной власти» толкает буржуазию прежде всего революционная самодеятельность пролетариата. И ответ для него формулируется удивительно просто: пролетариат не должен отталкивать буржуазию своими «бестактными выходками». 

         На самом деле процесс радикализации буржуазии протекает у нас несколько сложнее. Специфическая черта русской революции, обусловленная социальной и классовой структурой русского общества революционной эпохи, заключается, между прочим, в том, что наш феодально-крепостнический уклад гибнет не под ударами «единой нации», о которой с таким «идеалистическим» подъемом мечтают, принуждены мечтать наши апологеты буржуазии, а в пропасти, разверзающейся между промышленной буржуазией и пролетариатом, с одной стороны, между землевладельческим дворянством и крестьянством – с другой. И не надо напоминать всем известного процесса выработки программ наших буржуазных партий, на глазах у нас идущего процесса политического самоопределения буржуазии, чтобы убедиться, что процесс радикализации буржуазных требований, процесс вовлечения буржуазии в политическую борьбу идет под непосредственным давлением пролетарских выступлений. Лишь по мере того, как буржуазия убеждалась в неспособности наличного политического строя обеспечить ей регулярное выжимание прибавочной ценности, предъявляла она этому строю требование реформироваться. Лишь по мере того, как в процессе революции она убеждалась в невыгодности для нее этого строя, созревала у нее идея взять реорганизацию этого строя в свои руки. Лишь по мере того, как растет в ней – под непосредственным влиянием усиливающегося и радикализирующегося движения пролетариата – уверенность в невозможности для старой власти обеспечить «законность и порядок», эти необходимые элементы нормального товарного обращения, - лишь в этой мере растет и ее решительность в ее отношениях со старым порядком. И лишь в той мере, в какой классовое движение пролетариата будет предъявлять к наличному строю все более и более широкий круг требований, лишь в этой мере будет расти

 

19

 

радикальность требований буржуазии и решительность ее тактики. Стремление обеспечить, наконец, «законность и порядок» заставляет буржуазию тащиться в хвосте требований трудящейся массы, заставляет ее на каждом этапе народного движения искать компромисса между старой властью и выдвинутыми народным движением требованиями, кидая ее то в объятия реакции, то в объятия революции, но вместе с тем вкладывая в буржуазную законность и буржуазный порядок все более широкое социальное содержание в меру развития в освобождающейся «нации» социальных, классовых конфликтов, буржуазная политическая мысль лишь формулирует те рамки «законности и порядка», расширение которых непосредственно зависит от логики классовой борьбы пролетариата с ней самой. Так, революционная и оппозиционная мысль нашей буржуазии лишь регистрирует расширение той пропасти, которую создает классовая борьба пролетариата. Растет эта пропасть, растет и то политическое содержание, которое вкладывает буржуазия в формулу: «законность и порядок». Буржуазию в ее требования гонит вперед не что иное, как революционная самодеятельность пролетариата.

Ясно, что это совсем не похоже на плехановское отпугивание либералов «бестактными выходками». И жалко становится тех прекрасных и глубоко поучительных цитат из «Коммунистического манифеста», которые украшают Плехановский «Дневник», отнюдь не способствуя доказательности его мысли о той беде русской революции, которая целиком, по Плеханову, объясняется «нашей бестактностью».

Перед нами два пути утилизации в интересах русской революции буржуазного недовольства. Один путь, которым шла до сих пор русская революция, чем навлекла на себя неудовольствие Г. Плеханова (см. № 4 «Дневника»), - путь развития классового движения пролетариата, не ставящего своим основным критерием запуганность и благодушное к нему отношение либерала и вместе с тем неминуемо вызывающего радикализацию его настроения относительно наличного порядка. Другой путь, путь Плеханова, - путь, на котором он надеется привлечь либеральные симпатии.

Плеханов любит сравнить тактику большевиков с тактикой немецких «истинных социалистов», так жестоко и справедливо раскритикованных Марксом. Маркс упрекал «истинных социалистов» в том, что они противопоставляли политиче-

    

20

 

скому движению социалистические требования, в том, что они проповедовали народной массе, что в «этом буржуазном движении она ничего не может выиграть, но скорее рискует потерять все». Так гласит цитата, которую Плеханов счел нужным привести в назидание русским социал-демократам. Но как обстоит дело у нас? Противопоставляем ли мы политическому движению социалистические требования, проповедуют ли русские социал-демократы, что пролетариат ничего не может выиграть от идущей революции, носящей, несомненно, буржуазный характер? Нет. И это признает даже Плеханов. С этой стороны дело насчет либералов и буржуазных ценностей обстоит благополучно. Все социал-демократы согласны, что получить от этого движения пролетариат может, в зависимости от своей тактики и уровня классового развития, больше или меньше, но кое-что получит наверное; терять же ему нечего.

           Убедившись, что с этой стороны социал-демократы не грозят буржуазному движению никакой «бестактностью», Плеханов идет дальше по своему пути привлечения либеральных симпатий на сторону революционной борьбы пролетариата. Не помешает ли этому делу наша так называемая «конечная цель»? «Наша конечная цель не оттолкнет от нас передовых элементов нашего общества, если только мы сумеем хорошенько уяснить ему свою ближайшую политическую задачу», - пишет Плеханов. Тут с Плехановым произошел несомненный казус. Ведь наша «ближайшая политическая задача» - это создать политико-социальные условия успешнейшей и энергичнейшей борьбы за социализм. «Хорошенько уяснить» ее - это и значит уяснить как раз эту неразрывную связь между нашей «ближайшей задачей» и «конечной целью». Изолировать «конечную цель» от «ближайшей задачи» - это значит не только скрыть тот смысл, который для нас имеет задача, но и то объективное содержание, которое она она в себе заключает. Наша «конечная цель» накладывает глубокий отпечаток на размер и содержание нашей «ближайшей задачи», и тут уж ясно, что Плеханову в его целях привлечения симпатий либерализма придется не только «хорошенько уяснить» ему эту задачу, но и смыть этот отпечаток. Во всяком случае, придется  «уяснить» связь между «конечной целью» и «ближайшей задачей» несколько своеобразно и непривычно для революционного социал-демократа    

 

21

 

             И все же мы думаем, что делу это мало поможет. Порукой в этом нам сам Плеханов.
             Страницей выше он рассказывает об отношении либералов к народовольцам. По мнению народовольцев, от революции, низвергающей царизм, следовало ждать начала социалистической организации, рассказывает Плеханов. Из этого проистекало то, что «поскольку либералы брали в с е р ь е з (выделено Плехановым) народовольческую программу, постольку они  д о л ж н ы  б ы л и  п р и х о д и т ь (выделено нами. - Л.К.) к тому убеждению, что их интересы существенным образом расходятся с интересами революционеров», это с одной стороны; с другой - известное сочувствие либералов народовольцам проистекало только из того, что народовольческие пророчества «казались им детской утопией, не грозящей никакими серьезными опасностями буржуазному экономическому укладу».
           Не думается ли Плеханову, что и перед ним стоит та же дилемма? Или либералы, взявшие в с е р ь е з  наши «пророчества» насчет классовой борьбы и ее развития на расчищенной от царизма арене, должны будут прийти к убеждению и т.д., как в рассказе Плеханова о народовольцах; или мы сами, дабы не пугать их, должны будем рисовать нашу «конечную цель» и наши соображения о развитии классовой борьбы в виде «детской утопии, не грозящей» и пр...

           Как бы то ни было, отослав «конечную цель» в область, далекую от злобы текущей политической борьбы, изолировав политическую задачу пролетариата от «конечной цели», Плеханову все-таки пришлось еще посчитаться с «противопоставлением» буржуазии и пролетариата на почве именно политических программ и действий.
           Покуда заметим, что стремление использовать политическое недовольство буржуазии в интересах русской революции по рецепту Плеханова привело его на первых же шагах, и совершенно неизбежно, к отводу неудобного свидетеля - «конечной цели», то есть к необходимости сузить социальное содержание русской революции. Если бы русская социал-демократия приняла совет Плеханова, это значило бы, что она забыла великий завет Маркса. В том же «Манифесте» Маркс писал:  «Ни на минуту не перестает она (коммунистическая партия) вырабатывать в умах рабочих сознание враждебной противоположности интересов буржуазии и пролетариата». А это невоз-       

 

22

 

можно, в особенности в момент буржуазной революции, без уяснения связи ближайших задач пролетариата в этой революции с его конечной целью. А это запугивает либералов. А этого не хочется Плеханову. А поэтому он и отделался от этого вопроса тем, что практики-де не умеют этого делать и портят все дело.

           Что следует из соображений Плеханова о «конечной цели»? Следует то, что поскольку надежды социал-демократов покоятся не на симпатии к ним либералов, а на развитии классового сознания рабочих, постольку использование разлада правительства и буржуазии лежит в другой плоскости. Это использование будет тем энергичней, чем яснее в головах рабочей массы будет связь их ближайших задач и конечных целей, чем сильнее под влиянием этого развернется классовая борьба в освобождающейся нации.

           Но будем следить за развитием мысли Плеханова.
          Покончив с тем «противопоставлением» политическому движению социалистических требований, которым занимались немецкие «истинные социалисты», и тем противопоставлением «конечной цели» и «ближайшей политической задачи», которым занялся сам автор «Дневников», Плеханов переходит к к центру вопроса, к тому противопоставлению буржуазии и пролетариата на почве идущей политической борьбы, на почве политических требований и тактики, которым занимается русская революция и которое выясняет для широких пролетарских масс российская социал-демократия.

          Этим «противопоставлением» Плеханов очень недоволен: «бестактность» рев. социал-демократов в этой области принимает в его глазах  характер настоящего бедствия. «Мы крайне поверхностно понимаем слова: «противопоставления себя буржуазии», мы отталкиваем от себя наших либералов и наших демократов там, где в интересах дела нам следовало бы привлечь их к себе», - говорит Плеханов. Это мешает, по его словам, «либеральной демократической буржуазии проникнуться сочувствием к нам социал-демократам». Что же надо делать, чтобы завоевать это сочувствие?

           Надо, как мы знаем, хорошенько уяснить ей нашу ближайшую политическую задачу.  «Мы должны, кроме того, выяснять и напоминать этой последней (все той же буржуазии - Л.К.), что она сама заинтересована в падении абсолютизма и что поэтому она должна поддерживать революционные усилия   

 

23

 

пролетариата, поскольку они направляются против существующего политического порядка». Мы оставим здесь в стороне вопрос о том, как выяснять и напоминать буржуазии ее заинтересованность в падении абсолютизма: мы знаем уже, что путь Плеханова и действительное движение здесь расходятся. В то время как пролетариат делал это в течение всего прошлого периода русской революции, повышая свои требования и толкая этим буржуазию к усвоению идеи о неспособности и невозможности для старой власти создать гарантии нормального развития, Плеханов не выходит здесь за пределы ничего не дающей фразы.

         Но здесь есть другой вопрос, на затушевании которого построено все дальнейшее. Здесь незаметно уяснение ближайшей политической задачи пролетариата подменено выяснением буржуазии ее заинтересованности в падении абсолютизма. Но не может же остаться тайной для Плеханова, что буржуазия заинтересована в этом падении не так, как пролетариат, что «падение абсолютизма» для буржуазии имеет другое содержание, чем для пролетариата, что понятие «ближайшая задача пролетариата» и то, что вкладывает буржуазия в «падение абсолютизма», далеко не совпадают, что поэтому буржуазия заинтересована в известном методе борьбы с абсолютизмом, что «отпугивают» те методы, которые в наибольшей степени гарантируют пролетариату решение как раз его ближайшей задачи¹. Плеханов пишет, что буржуазия должна поддерживать пролетариат, поскольку его усилия направляются против существующего политического порядка. Это значит, без сомнения, что буржуазия может его поддерживать, поскольку он в своей борьбе не затрагивает интересы самой буржуазии, т.е. поскольку он только прокладывает ей путь к власти. Что значит при таких условиях для пролетариата приобресть сочувствие либеральной буржуазии, о которой хлопочет Плеханов? Не значит ли это отказаться от противопоставления на арене политической борьбы политических требований пролетариата политической платформе буржуазии, от противопоставления пролетарских методов борьбы с царизмом либеральным ее методам? Не значит ли это рекомендовать пролетариату вести политическую борьбу

 

      ¹Речь идет о вооруженном восстании и о требовании республики. Ни то ни другое не могло быть названо по цензурным условиям. (Примеч. к наст. изд.) 

 

24

 

с существующим политическим укладом в рамках, не затрагивающих интересы буржуазии, т.е., повторяем, обеспечивающих для буржуазии наивыгоднейший для нее результат ликвидации старого режима.

            К сожалению, это так, это логический результат призрака запуганного либерала. И Плеханов не оставляет в этом сомнения. Он настоятельнейшим образом рекомендует не говорить с буржуазией накануне буржуазной революции таким языком, который уместен лишь после нее («Дневник», № 4). Какой язык уместен тогда? Язык классовой борьбы. Но мы уже знаем, что в данный момент у нас под флагом борьбы политических требований и конкуренции политических тактик идет борьба буржуазии и пролетариата за тот или другой ход развития русской революции, за то, как писал Плеханов еще в 1892 г., «завоюет ли народ политические права для себя или политические привилегии для своих эксплуататоров». Уместен ли в такой момент язык классовой борьбы?

           Он необходим и здесь, он основа, основа, между прочим, того языка соглашений, который ведь не исключен из практики социал-демократии в странах, переживших буржуазную революцию. Отсутствие его ознаменовало бы как раз отказ от «противопоставления» буржуазному пониманию «падения абсолютизма», пролетарского понимания своей ближайшей задачи. Короче, это означало бы подменить нашу ближайшую задачу задачей буржуазии.
           Но автор этой тактики неумолим. Процитировав воззвание «ко всем хозяевам торговых и промышленных заведений», Плеханов замечает:  «именно в этом тоне мы должны говорить с буржуазией». И правда, в коротком и энергичном призыве ко всеобщей забастовке (октябрьской), цитируемом Плехановым, нет никаких социал-демократических «бестактностей», но, вероятно, лишь потому, что в нем вообще и не пахнет социал-демократией, да и вообще никакой определенной политической программой. В воззвании не упоминаются ни требования рабочих, ни даже имя рабочего класса.
          Плеханов предлагает говорить с буржуазией тоном кадетов.
          И в защиту этого «тона» он немедленно переходит в наступление и обрушивается на резолюцию III съезда партии¹.

 

¹ III съезд партии в мае 1905 г. принял целиком большевистские резолюции

 

25

 

«об отношении к либералам». Здесь не место ее защищать; достаточно отметить, что особое неудовольствие Плеханова вызывает пункт, рекомендующий «разъяснять рабочим антиреволюционный и антипролетарский характер буржуазно-демократического направления во всех его оттенках». Это разъяснение несомненно граничит с «бестактностью», оно неизбежно подразумевает противопоставление не только «своей идеологии - идеологии буржуазии», на что согласен и Плеханов, но и революционного характера пролетарской борьбы за полную и действительную свободу антиреволюционному характеру либерального политического маклерства.

          Плеханов иллюстрирует свои выводы критикой ноябрьской и декабрьской стачек. Он рекомендует выбирать такие мотивы «столкновения пролетариата с реакцией, которые обеспечивали бы стачечникам самое широкое сочувствие». В таком виде совет совершенно верен. Но из контекста видно, что дело идет все о том же сочувствии буржуазии, понимаемой в  смысле либеральной оппозиции. А с этой точки зрения понятно, почему вторая и третья забастовки так резко критикуются Плехановым. Ведь эти забастовки формулировали не только требование «падения абсолютизма», но и  «нашу ближайшую задачу»¹ -  таким образом, самым своим содержанием они нарушили первое условие сочувствия буржуазии; она ведь может поддерживать пролетариат лишь постольку, поскольку он не выходит за пределы либерально-буржуазного понимания «ближайших задач»; кроме того, они, перейдя в восстание, применили такой метод политической борьбы, который более всего заставляет опасаться буржуазию того, что пролетариат выпрямится слишком сильно, говоря словами Плеханова. Ясное дело, что из всего этого проистекает такой «тон», который мало обеспечивал сочувствие буржуазии революционной борьбе пролетариата. Inde ira. Отсюда гнев!

            Вывод Плеханова относительно поставленного им вопроса об условиях «новых и еще более решительных поражений царизма» - ясен. Окончательный ответ реакции надо дать тогда, когда на стороне его будет сочувствие всего общества, т.е. окончательный ответ и решительное поражение подра-         

 

 ¹ Требование республики. (Примеч. к наст. изд.)

 

26

 

зумевают не что иное, как реализацию усилиями буржуазно-пролетарского блока ближайших задач ... буржуазии.

            Любимая формула Плеханова об «изоляции реакции», подменяющая у него идею «концентрации революционной демократии вокруг пролетариата», знаменует не что иное, как гегемонию политической платформы либерализма над политической платформой и тактикой революционной демократии, руководимой пролетариатом.

            Так, пытаясь решить поставленный им же еще в 1900 г. вопрос о реализации гегемонии пролетариата в конкретных условиях русской революции, как о методе, обеспечивающем наивыгоднейшие для пролетариата формы ликвидации старого режима, Плеханов решил не ту задачу. Его тактика, направленная к усилению позиции пролетариата в русской буржуазной революции, усиливает на самом деле позиции либерализма. Его тактика облегчает буржуазии решение ее задачи. Его тактика привлечения симпатий буржуазии, обусловленная принижением борьбы пролетариата до уровня буржуазной оппозиции и в вопросах тактики, и в политической программе, лишь передает руководство борьбой в руки либералов. Сам Плеханов еще 20 лет тому назад предостерегал нас от этого, и лишь неправильностью избранного им пути можно объяснить эту странную ошибку логики учителя и вождя русской социал-демократии. Решая одну задачу, он решил другую. Утопизм узких путей сыграл скверную шутку с ясным умом.

            Весь ход мыслей Плеханова приводит и подтверждает лишь тот вывод, который и до сих пор остается наиболее ценным завоеванием социал-демократической мысли на русской почве: гегемония будет принадлежать пролетариату лишь в меру роста его классового сознания, в меру резкости и классовой отмежеванности его требований, предъявляемых наличному режиму, лишь в меру осложнения политического конфликта его борьбой за реализацию в процессе русской революции рабочей политической и социально-экономической программы. Всякий другой путь низводит до минимума использование буржуазной революции в интересах социалистической борьбы пролетариата.

              И при виде казуса Плеханова хочется привести его собственные слова, сказанные им ровно 14 лет тому назад: «С нашей стороны нелепо было бы умышленно запугивать либе- 

 

27

 

ралов; но если они испугаются нас как-нибудь невзначай, помимо нашей воли, то нам остается только пожалеть об их совершенно уж «несвоевременной» пугливости. Во всяком случае, мы считаем самым вредным родом запугивания запугивание социалистов призраком запуганного либерала. Вред, приносимый таким запугиванием, несравненно больше той пользы, которую могло бы принести убеждение гг. либералов в нашей умеренности и аккуратности»¹.

              Золотые слова!

 

* * *

 

             Вместе с позицией Г.В. Плеханова характерной чертой того разброда, который наблюдается теперь в русской социал-демократии, является появление на сцене «тактики революционной оппозиции». Последнее время дало в этом направлении довольно много отрывочного, большей частью резолютивного материала. Главными же литературными материалами являются уже давно появившиеся брошюры Мартынова «Две диктатуры», его же «Победы и реванши» и отчасти поясняющая эту позицию брошюра Дана «Государственная Дума». Мы поэтому покуда оставляем в стороне разбор позиции «революционной оппозиции» в надежде, что процесс кристаллизации этого взгляда даст нам, наконец, законченное литературное произведение. Полемика о Государственной Думе и на почве тактических платформ к предстоящему IV съезду дала достаточный толчок для этого, и мы с нетерпением ждем оформления этой позиции, «неизменно работающей над тем падением красного знамени перед трехцветным», о котором говорит Маркс в своей «Борьбе классов во Франции» как о признаке недостаточного развития классового сознания рабочих в момент французской буржуазной революции 1848 года. «Рядом и подле буржуазии», выражаясь его словами, - такова эта позиция, прямо противоположная идее гегемонии, но искусно прикрытая шумихой марксистской, якобы марксистской фразеологии.   

 

     ¹ «О задачах социалистов», изд. «Пролетариат», СПб., 1906 г., стр. 80.

 

28

 

* * *

[примечание 1922 г.]:

           Последний абзац статьи посвящен меньшевикам. Уже на своей женевской конференции, происходившей в мае 1905 г., меньшевики, по существу, высказались решительно против гегемонии пролетариата в революции и выдвинули тактику непугания буржуазии и поддержки либералов. Наиболее продуманное обоснование этой тактики было дано в в двух вышеуказанных брошюрах А. Мартынова, бывшего «экономиста», редактора оппортунистического «Рабочего дела», примкнувшего после раскола «искровцев» к меньшевикам. А. Мартынов исходил из той мысли, что гегемония пролетариата неизбежно приведет к участию пролетариата в государственной власти совместно с революционным крестьянством и, таким образом, к диктатуре пролетариата и крестьянства в русской революции 1905-1906 гг. Эта по существу правильная перспектива победоносной революции, на которой настаивали большевики с января 1905 г., казалась Мартынову, а за ним и всем меньшевикам, опасной и противоречащей марксизму. Тактика меньшевизма сводилась поэтому к тому, чтобы пролетариат не мешал либеральной буржуазии добраться до власти, сохранив за собой лишь роль стоящего на левом фланге союзника и подталкивателя либералов. Эта тактика фактически делала меньшевиков в первую русскую революцию орудием буржуазного влияния на пролетариат, вынуждала их тормозить движение рабочего класса, проповедовать ограничение его требований, толкала к поискам соглашения с кадетами, заставляла переоценивать роль буржуазного либерализма и недооценивать роль крестьянского революционного движения. Все эти характерные черты меньшевистской политики 1905-1907 гг. неизбежно вытекали из их основной ошибочной и антипролетарской позиции. Одна часть меньшевиков - в первую очередь Плеханов, затем Череванин, Васильев, Потресов - уже в конце 1905-го и в начале 1906 г. откровенно делала все выводы из своей позиции, другая - во главе с Мартовым - шла по тому же пути, но с большей осторожностью и оглядкой на действительное положение дел в России.

           Законченное литературное оформление, о котором говорится в конце статьи, позиция меньшевиков получила в докладе П. Аксельрода, который он сделал в мае 1906 г. на IV съезде партии накануне открытия 1-й Гос. Думы. Этот

 

29

 

доклад затем издан был брошюрой под заглавием «Две тактики», СПб., 1906 г. Рядом с названными в тексте брошюрами А. Мартынова этот доклад П. Аксельрода остается наиболее обдуманным выражением основных положений меньшевистской тактики, превратившей меньшевиков в подголосков кадетов. Об этом именно докладе я упоминаю ниже в статье «Классовые задачи пролетариата», стр. 27. Общая же оценка меньшевистской тактики дана ниже в отделе «1905 г. и меньшевики». П.Б. Аксельрод с тех пор и до сего дня оставался руководителем наиболее логичных меньшевиков и яростным врагом большевиков. А. Мартынов до октябрьской революции оставался ближайшим политическим единомышленником Мартова. С его оценкой революции нам придется еще встретиться ниже.

            Борьба большевиков и меньшевиков по основным вопросам русской революции 1905-1907 гг., естественно, привлекала внимание европейских социалистов. В 1906-1907 гг. два крупнейших теоретика международного рабочего движения - К. Каутский, тогда еще признанный глава ортодоксального марксизма, и Роза Люксембург - высказались по волновавшим русский рабочий класс вопросам. Оба высказались за большевиков и против меньшевиков. Статья Каутского явилась в виде ответа на запрос Г.В. Плеханова, который надеялся найти - но не нашел - в нем единомышленника. Статья К. Каутского была переведена на русский язык под заглавием «Движущие силы и перспективы русской революции» под редакцией и с предисловием Н. Ленина (вошло в VIII т. Собр. соч. Н. Ленина) и послужила прекрасным материалом для разоблачения антипролетарской позиции меньшевиков.

            Что касается Розы Люксембург, то она имела возможность изучать вопросы русской революции не только по документам, но и на месте. Уроженка Польши, она при первых звуках русской революции бросила Германию, где работала в рядах германских рабочих, вернулась в Варшаву и в качестве члена Центрального Комитета польских социал-демократов приняла непосредственное участие в российском революционном движении. После ареста она вынуждена была вновь скрыться за границу и здесь по поручению гамбургской организации написала на основании опыта русского революционного движения книгу «Всеобщая стачка и немецкая социал-демократия»

 

30

 

(русск. пер., СПб., 1907 г.). Эта работа имела значение не только для России, но и для европейских рабочих, ибо обогатила их опытом революционной борьбы русских рабочих и содействовала революционизированию тактики германской социал-демократии, заставила ее пересмотреть свое отрицательное отношение ко всеобщей стачке как методу внепарламентской борьбы рабочего класса. Этой работе Р. Люксембург посвящена следующая статья.

             Первоначально она была напечатана в газете «Пролетарий», которую большевики стали издавать под редакцией т. Ленина нелегально в Финляндии немедленно после разгона 1-й Гос. Думы и крушения Свеаборгского и Кронштадтского восстаний. 

 

Источник: Лев Каменев "Между двумя революциями", М., ЗАО Центрполиграф, 2003, стр. 13-30