К великому несчастью для всех нас, болезнь заставила Владимира Ильича отойти от фактического руководства государственной работой еще в тот период, когда наша внешняя торговля только-только начинала становиться на ноги. Правда, Владимир Ильич еще председательствовал в Совнаркоме, когда наши операции по ввозу заграничных товаров начали принимать характер крупных сделок, но возникновение и развитие нашего экспорта - а от развития экспорта зависит и наш импорт - относится к тому времени, когда Владимир Ильич уже не имел возможности пристально следить за работой государственной машины.
Вначале отношение Владимира Ильича к нашей внешней торговле или, вернее, к нашей способности практически справиться с ее задачами было несколько скептическое. Когда я развивал Владимиру Ильичу планы о том, что пароходы с нашим сырьем десятками и сотнями пойдут за границу, что развитие нашего экспорта обеспечит нам правильный приток иностранной валюты и что через каких-нибудь 5 лет мы добьемся постоянного перевеса вывоза над ввозом, то есть активного торгового баланса, Владимир Ильич, по своему обыкновению прищурив один глаз, искоса поглядывал на меня и безнадежно махал рукой, роняя иногда своей милой, незабываемой, слегка картавой скороговоркой: «Какие уж мы торговцы». Этот скептицизм основывался не только на том отечески насмешливом недоверии, которое Владимир Ильич всегда проявлял, когда кто-нибудь из большевиков при нем начинал распространяться о своих практических достижениях, но и на оценке объективных внешних условий.
Владимир Ильич с глубочайшим недоверием относился к капиталистическому миру и в любую минуту ожидал с той стороны каких угодно затруднений и каверз. Блокада Советской России хотя и была официально снята январским постановлением Верховного Союзного Совета в 1920 году, но в действительности она еще продолжалась, и сомнения в возможности беспрепятственной внешней торговли были более чем уместны. Скептицизм Владимира Ильича заходил так далеко, что он одно время даже сомневался, сможем ли мы закупать за границей товары на наше золото. Однажды он даже в полушутливой форме спросил меня: «Да сумеем ли мы израсходовать наше золото на закупку полезных и нужных товаров? Смотрите, как бы нам не опоздать». Разумеется, я успокоил Владимира Ильича уверением: то, что касается расходования золота, то опасности в опоздании тут никогда не будет, а, напротив, придется принимать драконовские меры, чтобы не слишком быстро расходовать золотой запас. Несомненно, этот «золотой скептицизм» Владимира Ильича отразился в некоторых постановлениях Совнаркома, в частности, при отъезде моем за границу в марте 1920 года для торговых переговоров с Англией СНК постановил отпустить НКПС до 300 миллионов рублей золотом на закупку паровозов и другого железнодорожного имущества. Вероятно, эта ассигновка послужила впоследствии основанием для открытия золотых кредитов по увеличению сделанного в Швеции первоначального заказа от 100 паровозов до 1000 с лишним паровозов.
«Золотая» блокада, с которой нам пришлось столкнуться при наших первых закупках за границей, состоявшая в том, что по сговору буржуазных правительств и банков ни одна фирма и ни один банк не соглашались брать в оплату заказов нашего золота, является лучшим доказательством того, насколько прав был Владимир Ильич в своих опасениях по поводу внешней торговли. Эта «золотая» блокада причинила нашей республике потерю около 45 миллионов рублей и была изжита только ко времени подписания торгового соглашения с Англией в марте 1921 года.
Значение внешней торговли при начале наших заграничных сношений сводилось первоначально к срочному снабжению нашего транспорта и главнейших отраслей добывающей промышленности наиболее необходимыми материалами, запасными частями и инструментом: телеграфные аппараты для разрушенных гражданской войной железнодорожных станций, насосные станции, проволока, гвозди, топоры, пилы, напильники, инструментальная сталь, ремни и т. п. Основная директива, в утверждении которой участвовал Владимир Ильич, состояла в том, чтобы закупать только орудия и средства производства, сводя к минимуму закупку предметов потребления.
Катастрофическая засуха 1921 года и голод на Волге и в других областях, явивший ее результатом, заставили в корне изменить эту директиву. Когда я летом 1921 года приезжал из Лондона в Москву и пришел к Владимиру Ильичу в его кабинет, я застал его в тревожном настроении, он все время поглядывал на знойное, раскаленное небо, очевидно в ожидании, не появится ли наконец долгожданное дождевое облако, и много раз спрашивал меня: «А сможем ли мы закупить за границей хлеб? Пропустит ли хлеб в Россию Антанта?»
Весь наш импортный план был опрокинут, и по возвращении в Англию пришлось в больших размерах организовать закупку хлеба и семян, разумеется за счет золотого запаса, так как вывоза у нас в то время еше почти никакого не было. Владимир Ильич лично следил чуть ли не за каждым отходящим из-за границы пароходом и буквально бомбардировал нас телеграммами и записками, настаивая сделать все возможное, чтобы скорее помочь голодающим районам.
Здесь не место излагать, как развивалась наша внешняя торговля. Возможность вывоза наших товаров открылась только после заключения торгового договора с Англией и после нескольких судебных процессов там же, создавших нам некоторую гарантию целости и неприкосновенности наших товаров и наших денег. Только с этого момента появилась возможность вывоза нашего леса, льна, пеньки, пушнины и нефтепродуктов. С этого же времени во весь рост встал перед нами вопрос о монополии внешней торговли.
До того времени монополия внешней торговли казалась чем-то само собой очевидным, так как она вытекала из самой сущности «военного коммунизма». Переход к новой экономической политике сам по себе, конечно, уже ставил вопрос о монополии, но, пока не было экспорта, были затронуты лишь интересы главным образом заграничных импортеров. Поскольку капиталистическая заграница занимала по отношению к нам враждебное положение и Наркомвнеш-торгу было относительно нетрудно отстаивать свои позиции против притязаний заграничных купцов на свободный ввоз в Советскую Россию заграничных товаров, НКВТ1 находил относительно легко поддержку партийных и советских органов.
Положение круто изменилось, как только явилась возможность продажи за границу российского сырья. У каждой почти организации, не только у хозорганов, но и у многих нехозяйственных наркоматов, оказались запасы льна, пушнины, щетины и других экспортных товаров. Возрождающаяся частная торговля и весь вообще нэп начали оказывать величайший нажим на НКВТ, стремясь к прорыву монополии внешней торговли. Общее увлечение лозунгом развития торговли начало принимать своеобразные формы некоторого советского меркантилизма, лозунгом которого было максимальное развитие торговли всеми и всяческими способами, и притом не только внутри страны, но и вовне. Практические интересы нэпа и многих государственных и хозяйственных органов нашли себе и «теоретическое» обоснование, а параллельно с этим развивался нажим со стороны заграницы, где, разумеется, все круги буржуазного общества, начиная с правительств и банков и кончая средними и мелкими комиссионерами и перепродавцами, являлись противниками монополии внешней торговли, которая в глазах западноевропейского буржуа является «большевистским чудовищем», как ВЧК или ГПУ. Вопрос о монополии внешней торговли был поднят и в советской печати, поместившей немало фритредерских статей с требованием если не отмены, то смягчения монополии внешней торговли. Вопрос обсуждался и в партийных кругах, и все это движение в конце 1922 года нашло себе выражение в предварительных постановлениях весьма влиятельных органов, проектировавших ослабление монополии внешней торговли настолько значительное, что мне при одном из выступлений по поводу этого предложения пришлось сравнить его с дырой в привязном воздушном шаре. Монополию внешней торговли не предполагалось уничтожать, предполагалось лишь установить свободный ввоз и вывоз для некоторых товаров и свободное открытие некоторых границ, что в конечном результате привело бы к столь же верному крушению всей системы нашей внешней торговли, как верным было бы падение на землю воздушного шара, если бы кто-нибудь проделал в его оболочке небольшую дыру, скажем, в полуквадратный аршин.
Положение было очень опасное, почти безнадежное, и к кому же в таком случае идти, как не к Владимиру Ильичу?
Владимир Ильич с начала октября 1922 года, как известно, возобновил председательствование в Совнаркоме, но все время похварывал. Придя к нему, я узнал, что у него флюс и что он не выходит из квартиры. Однако уже на другой день сам Владимир Ильич с присущей ему величайшей во всех делах, даже в мелочах, заботливостью сам позвонил мне по телефону и назначил время для разговора. Когда я подробно изложил всю ситуацию, Владимир Ильич развел руками и признал положение очень серьезным: «Надо действовать». С этого момента я понял, что монополия внешней торговли спасена. Владимир Ильич проштудировал весь накопившийся по этому вопросу материал, дал задание написать тезисы в обоснование их взглядов тем товарищам, которые были сторонниками нового режима внешней торговли, возложив такую же задачу и на меня и дав обещание со своей стороны поддержать позицию НКВТ особым письмом.
В этом письме Владимир Ильич, по обыкновению, сразу берет быка за рога. «Вопрос состоит в том, будет ли наш НКВТ работать на пользу нэпманов или он будет работать на пользу пролетарского государства. Это такой коренной вопрос, из-за которого безусловно можно и должно побороться на партийном съезде». Указание на неработоспособность НКВТ Владимир Ильич отметает как вопрос второстепенный, «ибо неработоспособность эта не больше и не меньше, чем неработоспособность всех наших наркоматов, зависящая от их общей социальной структуры и требующая от нас длинных годов упорнейшей работы по поднятию просвещения и уровня вообще».
НКВТ, защищая монополию внешней торговли, боролся против допущения к торговым сделкам, и в особенности к закупке сырья для вывоза за границу, частного капитала, утверждая, что тем самым в деревне был бы искусственно введен самый злостный эксплуататор - скупщик-спекулянт, агент заграничного капитала, орудующий долларом, фунтом, шведской кроной. Сторонники свободной торговли опровергали этот довод указанием на то, что допускаем же мы иностранный капитал в виде концессий. Если можно допустить концессионера, то с таким же основанием можно допустить и скупщика-экспортера. Владимир Ильич разбивает этот довод: «Ничего подобного не вытекает из концессий, в которых мы предусматриваем не только территорию, но и особое разрешение торговли особыми предметами, и еще, главное, мы держим в своих руках торговлю теми или иными предметами, сданными в концессию..,»
Владимир Ильич правильно оценивал значение таможенной и пограничной охраны, признавая, что наша граница держится не столько ими, сколько существованием монополии внешней торговли. На попытку сторонников свободной торговли характеризовать монополию внешней торговли как «систему Главзапора» Владимир Ильич отвечает: «Выражение «система Главзапора» принадлежит к тому характеру выражений, на которые Маркс отвечал в свое время выражением «фритредервульгарис», ибо ничего, кроме совершенно вульгарной фритредерской фразы, здесь нет». По поводу одного из оппонентов2, предлагавших заменить монополию внешней торговли усиленной таможенной охраной, Владимир Ильич писал, что «это самая поразительная его ошибка, причем чисто теоретическая, - что никакая таможенная политика не может быть действительной в эпоху империализма и чудовищной разницы между странами нищими и странами невероятно богатыми». Он (оппонент) «ссылается на таможенную охрану, не видя того, что в указанных условиях полностью сломить эту охрану может любая из богатых промышленных стран. Для этого ей достаточно ввести вывозную премию за ввоз в Россию тех товаров, которые обложены у нас таможенной премией. Денег для этого у любой промышленной страны более чем достаточно, а в результате такой меры любая промышленная страна сломит нашу туземную промышленность наверняка».
С истинной глубиной мысли Владимир Ильич устанавливает здесь, что никакая таможенная охрана, никакие пошлины не могут защитить нашей промышленности от иностранной конкуренции, и только в монополии внешней торговли мы имеем тот оплот, который позволит возродить нам нашу промышленность, несмотря на иностранную конкуренцию.
Товарищи рабочие, вы должны запомнить эти слова великого учителя, запомнить его завет, по которому, только охраняя монополию внешней торговли, можно обеспечить защиту для нашей возрождающейся промышленности.
«Поэтому, - продолжает Владимир Ильич, - все рассуждения Бухарина о таможенной политике на практике означают не что иное, как полнейшую беззащитность русской промышленности и прикрытый самой легкой вуалью переход к системе свободной торговли. Против этого мы должны бороться изо всех сил и бороться вплоть до партийного съезда, ибо ни о какой серьезной таможенной политике сейчас, в эпоху империализма, не может быть и речи, кроме системы монополии внешней торговли». И дальше: «На практике Бухарин становится на защиту спекулянта, мелкого буржуа и верхушек крестьянства против промышленного пролетариата, который абсолютно не в состоянии воссоздать своей промышленности, сделать Россию промышленной страной без охраны ее никоим образом не таможенной политикой, а только исключительно монополией внешней торговли. Всякий иной протекционизм в условиях современной России есть совершенно фиктивный, бумажный протекционизм, который ничего пролетариату не дает. Поэтому, с точки зрения пролетариата и его промышленности, данная борьба имеет самое коренное, принципиальное значение».
«Добавлю еще, что частичное открытие границ несет с собою серьезнейшие опасности в отношении валюты, ибо мы попадем практически в положение Германии, несет с собою серьезнейшие опасности в смысле проникновения в Россию, без малейшей возможности контроля для нас, мелкой буржуазии и всяческих агентов заграничной России».
Обвинение сторонников монополии внешней торговли, будто они не понимают всей важности усиления обращения товаров на внутреннем рынке, по мнению Владимира Ильича, устраняется созданием смешанных обществ, «ибо эти смешанные общества никакой иной цели не преследуют, как именно усиление циркуляции с сохранением реальной, а не фиктивной, как при таможенной охране, охраны нашей русской промышленности... Система смешанных обществ есть единственная система, которая в состоянии действительно улучшить плохой аппарат НКВТ, ибо при этой системе работают рядом и заграничный и русский купец. Если мы не сумеем даже при таких условиях подучиться и научиться и вполне выучиться, тогда наш народ совершенно безнадежно народ дураков».
Все это продиктовано Владимиром Ильичем 13 декабря 1922 года.
Выступление Владимира Ильича решило вопрос о монополии внешней торговли окончательно и бесповоротно. Мощная аргументация Владимира Ильича убедила тех товарищей, которые поколебались было одно время в этом вопросе, и, хотя сам он уже не смог выступать на XII съезде партии, вопрос о монополии внешней торговли не возбуждал ни в ком никаких сомнений, и резолюцией партийного съезда окончательно закреплен этот основной принцип нашей внешней экономической политики.
Но и в области самой внешней торговли этот год3 не прошел бесследно. Мы не только в два с лишним раза увеличили общий оборот нашего внешнего товарообмена, мы не только улучшили качественно состав нашего экспорта и импорта, переходя все более и более к осуществлению производственного принципа, но нам удалось уже в прошлом году добиться значительного превышения вывоза над ввозом, добиться активного баланса, и на будущий год превышение вывоза над ввозом представляется также вполне обеспеченным. Наши торговые аппараты постепенно, но неуклонно совершенствуются, мы одним ударом заняли почетное положение на международном хлебном рынке, наш экспорт во всех его отраслях развивается качественно и количественно, и западноевропейский деловой мир, имеющий с нами торговые дела, уже теперь может засвидетельствовать, что мы учимся и выучимся делу внешней торговли.
Известия. 1924. № 21. 26 января. С. 2
Примечания:
1. Народный комиссариат внешней торговли. Ред.
2. Л. Б. Красин имеет в виду Н. И. Бухарина. Ред.
3. 1924 г. Ред.