"Революционный архив"

К. Маркс, Ф. Энгельс

      388

1. НЕЧАЕВСКИЙ ПРОЦЕСС

 

О деятельности Альянса в России мы узнали из политического процесса, известного под названием нечаевского дела, которое слушалось в июле 1871 г. в судебной палате в Петербурге. Впервые в России политический процесс слушался перед судом присяжных и при открытых дверях. За немногими исключениями все подсудимые, более восьмидесяти человек, мужчины и женщины, принадлежали к учащейся молодежи. Они просидели в казематах Петропавловской крепости с ноября 1869 по июль 1871 г. в предварительном заключении, к результате которого двое из них умерло, а несколько других сошло с ума. Они вышли из тюрьмы лишь для того, чтобы выслушать приговор, присуждавший их к работам в сибирских рудниках, к каторге и к тюремному заключению на пятнадцать, двенадцать, десять, семь лет и на два года. А те, кто был гласным судом оправдан, были затем сосланы «в административном порядке».

Преступление их заключалось в том, что они принадлежали к тайному обществу, которое узурпировало имя Международного Товарищества Рабочих и в которое они были вовлечены эмиссаром международного революционного комитета, имевшим мандаты якобы с печатью Интернационала. Этот эмиссар заставил их совершить ряд мошенничеств и принудил некоторых из них оказать ему помощь в совершении убийства; это убийство и навело полицию на след тайного общества, но, как обычно бывает, сам эмиссар уже скрылся. В своих розысках полиция обнаружила такую проницательность, что можно предположить наличие подробного доноса. Во всем этом деле роль эмиссара была весьма двусмысленной. Этим эмиссаром был Нечаев, имевший на руках удостоверение-мандат следующего содержания:

 

«Податель сего является одним из доверенных представителей русского отделения Всемирного революционного альянса, - № 2771».

 

389

 

На этом удостоверении имеются: 1) печать на французском языке: «Европейский революционный альянс, Генеральный комитет»; 2) дата 12 мая 1869 года; 3) подпись: Михаил Бакунин*.

______________

 

В 1861 г. в ответ на фискальные меры, имевшие целью не допустить неимущую молодежь к высшему образованию, и на дисциплинарные мероприятия, стремившиеся подчинить ее произволу полиции, студенты выразили энергичный и единодушный протест, который с их собраний был вынесен на улицу и вылился во внушительные манифестации. Санкт- Петербургский университет после этого на некоторое время закрыли, а студенты были заключены в тюрьму или сосланы. Такое поведение правительства толкнуло молодежь в тайные общества, что для значительного числа их членов окончилось, разумеется, тюрьмой, изгнанием, ссылкой в Сибирь. Другие, чтобы обеспечить неимущим студентам средства для продолжения образования, основали кассы взаимопомощи. Наиболее серьезные из них решили не давать больше правительству никакого повода к закрытию этих касс, организация которых допускала для решения деловых вопросов проведение небольших собраний. Эти деловые собрания заодно давали возможность обсуждать политические и социальные вопросы. Русская учащаяся молодежь, состоящая большей частью из детей крестьян и прочего неимущего люда, до такой степени прониклась социалистическими идеями, что мечтала уже о немедленном их осуществлении. С каждым днем это движение все больше разрасталось в учебных заведениях и вливало в русское общество массу неимущей, вышедшей из простого народа, образованной и проникнутой социалистическими идеями молодежи. Идейным вдохновителем этого движения был Чернышевский, в настоящее время находящийся в Сибири ³⁵⁵. Вот тогда-то Нечаев, используя престиж Интернационала и пыл этой молодежи, попытался убедить студентов в том, что не время больше заниматься такими пустяками, когда существует огромное, входящее в Интернационал тайное общество, разжигающее пламя всемирной революции и готовое к немедленным действиям в России. Ему удалось обмануть нескольких молодых людей и вовлечь их в уголовные преступления, которые дали полиции повод разгромить все это движение учащихся, столь опасное для официальной России.

___________________

* «С.-Петербургские ведомости»³⁵⁴ №№ 180, 181, 187 и следующие, 1871.

 

390

 

В марте 1869 г. в Женеву приехал молодой русский, который пытался войти в доверие ко всем русским эмигрантам, выдавая себя за делегата петербургских студентов. Он представлялся под разными фамилиями. Некоторые эмигранты достоверно знали, что никакого делегата из Петербурга не посылали; другие после разговора с мнимым делегатом приняли его за шпиона. В конце концов он назвал свою настоящую фамилию: Нечаев. Он рассказывал, что бежал из санкт-петербургской крепости, куда был заключен как один из главных зачинщиков беспорядков, вспыхнувших в январе 1869 г. в учебных заведениях столицы. Некоторые из эмигрантов, отбывшие продолжительное заключение в этой крепости, по опыту знали, что бежать оттуда невозможно; они поэтому понимали, что в этом вопросе Нечаев врал; с другой стороны, поскольку в получаемых ими газетах и письмах, где указывались имена студентов, подвергавшихся преследованию, ни разу не упоминалось о Нечаеве, то они считали рассказы о его мнимой революционной деятельности басней. Но Бакунин с большим шумом стал на сторону Нечаева. Он повсюду заявлял, что тот является «чрезвычайным посланцем большой тайной организации, существующей и действующей в России». Тогда Бакунина стали умолять не сообщать этому человеку имена своих знакомых, которых тот мог бы скомпрометировать. Бакунин обещал; материалы процесса покажут, как он сдержал свое слово.

Во время беседы, которой Нечаев добился от одного эмигранта, он вынужден был признать, что не был делегирован никакой тайной организацией, но, заявил он, у него есть товарищи и знакомые, которых он намерен организовать; он прибавил, что необходимо прибрать к рукам старых эмигрантов, чтобы использовать их авторитет для влияния на молодежь и воспользоваться их типографией и деньгами. Через некоторое время появились «Слова» Нечаева и Бакунина, обращенные к студентам ³⁵⁶. Нечаев повторяет в них басню о своем побеге и призывает молодежь отдаться революционной борьбе. Бакунин открывает в студенческих волнениях «противогосударственный всеразрушительный дух ... коренящийся в самых глубинах народной жизни»*; он поздравляет «своих молодых братьев с их революционными стремлениями... Значит приходит конец этой подлой империи всея Руси!» Его анархизм служит ему предлогом для того, чтобы лягнуть поляков ослиным копытом, обвинив их в том, что они работают только

______________

* Надо заметить, что эти «Слова» были опубликованы как раз в момент преследований и приговоров, когда молодежь делала все возможное, чтобы преуменьшить размеры своего движения, которое полиции так выгодно было раздуть.

 

391

 

«над восстановлением своего исторического государства» (!!). - «Они, следовательно, мечтают о новом рабстве для своего народа», и если бы им это удалось, то «они сделались бы столько же нашими врагами, сколько и угнетателями своего собственного народа. Мы стали бы войной против них, во имя социальной революции и общенародной свободы».

 

Итак, Бакунин вполне согласен с царем, что надо во что бы то ни стало помешать полякам устраивать свои внутренние дела по своему разумению. Во время всех польских восстаний официальная русская пресса всегда обвиняла восставших поляков в том, что они являются «угнетателями своего народа». Трогательное согласие между органами третьего отделения* и локарнским архианархистом!

Положение, в котором находится сейчас русский народ, продолжает Бакунин, похоже на то, которое заставило его поднять восстание при царе Алексее, отце Петра Великого. Тогда во главе народа стал разбойничий атаман, казак Стенька Разин, и указал ему «путь» к «воле». Чтобы подняться сейчас, народ ждет только нового Стеньку Разина; но на этот раз его

 

«заменит легион бессословной молодежи, живущей уже теперь народной жизнью... Стенька Разин, на этот раз не одинокий, а коллективным» (!) «и тем самым непобедимый герой у нее за плечами. Таким героем является вся эта чудесная молодежь, над которой уже витает его дух».

 

Чтобы успешно выполнить роль такого коллективного Стеньки Разина, молодежь должна готовить себя невежеством:

 

«Итак, бросайте же скорее этот мир, обреченный на гибель. Бросайте эти университеты, академии и школы... ступайте в народ», чтобы стать «повивальной бабкой самоосвобождения народного, сплотителем народных сил и усилий. Не хлопочите в настоящий момент о науке, во имя которой хотели бы вас связать и обессилить... Таково убеждение лучших людей на Западе... Рабочий мир в Европе и в Америке зовет вас на братский союз».

 

В своем тайном уставе Альянс для членов третьей степени указывает, что «принципы этой организации... будут еще яснее изложены в программе русской социалистической демократии». Здесь перед нами начало выполнения этого обещания. Помимо обычных анархистских фраз и шовинистической ненависти к полякам, которую гражданин Б. никогда не умел скрывать, он впервые превозносит здесь русского разбойника как тип подлинного революционера и проповедует русской молодежи культ невежества под тем предлогом, что современная наука - это не что иное, как наука официальная (можно ли представить себе официальную математику, физику или химию?), и что

_______________

* Третье отделение императорской канцелярии представляет собой центральное управление тайной политической полиции в России.

 

392

 

таково мнение лучших людей на Западе. И в заключение своей листовки он дает понять, что Интернационал через его посредничество предлагает союз этой молодежи, которой он запрещает даже науку невежествующих братьев ³⁵⁷.

Это евангельское «Слово» сыграло большую роль в заговоре Нечаева. Оно таинственно прочитывалось каждому новообращенному перед его посвящением.

Одновременно с этим «Словом» (1869 г.) были выпущены русские анонимные издания: 1) «Постановка революционного вопроса»; 2) «Начала революции»; 3) «Издания общества «Народной расправы»» («Narodnaia rasprava») № 1, лето 1869 г., Москва ³⁵⁸. - Все эти сочинения печатались в Женеве; это видно из того, что они напечатаны тем же типографским шрифтом, что и другие русские издания в Женеве, - впрочем, факт этот широко известен всей русской эмиграции. Однако это не помешало поставить на первой странице штамп: «Напечатано в России - Gedruckt in Russland», чтобы внушить русским студентам, что тайное общество располагает большими возможностями действовать в самой России.

«Постановка революционного вопроса» сразу же выдает своих авторов. Это - те же фразы, те же выражения, которые употребляли Бакунин и Нечаев в своих «Словах»:

 

«Нужно уничтожить не только государство, но и кабинетных революционеров-государственников. Мы, разумеется, стоим за народ».

 

Бакунин, по закону анархистской ассимиляции, ассимилирует себя с учащейся молодежью.

 

«Само правительство указывает нам путь, по которому мы должны идти, чтобы достигнуть своей, то есть народной цели. Оно гонит нас из университетов, из академий, из школ. Спасибо ему за то, что оно поставило нас на такую славную и крепкую почву. Теперь у нас есть почва под ногами, мы можем действовать. Что же станем мы делать? Учить народ? Это было бы глупо. Народ сам и лучше нас знает, что ему надо» (сравните тайный устав, приписывающий массам «народные инстинкты», а посвященным - «революционную идею»). «Мы должны народ не учить, а бунтовать». До сих пор «бунтовал он всегда бесплодно, потому что бунтовал врознь... Мы можем оказать ему чрезвычайно важную помощь: мы можем дать ему то, чего у него до сих пор недоставало и недостаток чего был главной причиной всех его поражений - единство повсеместного движения посредством сплочения его же собственных сил».

 

Как видим, доктрина Альянса, - анархия снизу, а дисциплина сверху, - предстает здесь во всей своей чистоте. Сначала путем мятежа «разнуздание того, что ныне называется дурными страстями», но «необходимо, чтобы посреди народной анархии, которая составит самую жизнь и всю энергию революции, был орган, выражающий единство революционной

 

393

 

мысли и действия». Этим органом и будет русская секция всемирного Альянса - общество Народная расправа.

Но одной молодежи Бакунину мало. Он зовет под знамя русской секции своего Альянса всех разбойников.

 

«Разбой - одна из почетнейших форм русской народной жизни. Разбойник - это герой, защитник, мститель народный; непримиримый враг государства и всякого общественного и гражданского строя, установленного государством; боец на жизнь и на смерть против всей чиновно-дворянской и казенно-поповской цивилизации... Кто не понимает разбоя, тот ничего не поймет в русской народной истории. Кто не сочувствует ему, тот не может сочувствовать русской народной жизни, и нет в нем сердца для вековых неизмеримых страданий народных. Тот принадлежит к лагерю врагов - к лагерю сторонников государства... Лишь в разбое доказательство жизненности, страсти и силы народа... Разбойник и России настоящий и единственный революционер, - революционер без фраз, без книжной риторики, революционер непримиримый, неутомимый и неукротимый на деле, революционер народно-общественный, а не политический и не сословный... Разбойники в лесах, в городах, в деревнях, разбросанные по целой России, и разбойники, заключенные в бесчисленных острогах империи, составляют один, нераздельный, крепко связанный мир - мир русской революции. В нем, и в нем только одном, существует издавна настоящая революционерная конспирация. Кто хочет конспирировать не на шутку в России, кто хочет революции народной, тот должен идти в этот мир... Следуя пути, указываемому нам ныне правительством, изгоняющим нас из академий, университетов и школ, бросимся, братцы, дружно в народ, в народное движение, в бунт разбойничий и крестьянский и, храня Верную крепкую дружбу между собой, сплотим в единую массу все разрозненные мужицкие» (крестьянские) «взрывы. Превратим их в народную революцию, осмысленную, но беспощадную»*.

 

Во второй листовке, «Начала революции», мы находим в развернутой форме отданный в тайных статутах приказ добиться того, чтобы «не осталось... камня на камне». Нужно все разрушить, чтобы достигнуть «совершенной аморфности», ибо если будет сохранена хотя бы «одна старая форма», то она станет «зародышем», из которого возродятся все остальные старые социальные формы. Листовка обвиняет политических революционеров, не берущих всерьез этой аморфности, в обмане народа. Она обвиняет их в том, что они воздвигли

 

«новые виселицы и эшафоты, на которых казнили уцелевших братьев революционеров... Таким образом, настоящей революции не было еще у народов... Для настоящей революции нужны не личности, стоящие во

_________________

* Чтобы одурачить своих читателей, Бакунин смешивает в одну кучу вождей народных восстаний XVII и XVIII веков с современными русскими разбойниками и грабителями. Что касается последних, то чтение книги Флеровского «Положение рабочего класса в России» ³⁵⁹ рассеяло бы иллюзии самых романтических душ насчет этих бедняг, из которых Бакунин собирается сформировать священную фалангу русской революции. Единственная форма разбоя, если не считать, разумеется, разбоя правящих сфер, которая практикуется еще в крупном масштабе в России, это конокрадство, поставленное на коммерческую ногу капиталистами, а «революционеры без фраз» являются в их руках простыми орудиями и жертвами.

 

394

 

главе толпы и ею повелевающие, а скрытые незаметно в самой толпе и незаметно связывающие собой одну толпу с другой, дающие таким образом незаметно одно и то же направление, один дух и характер движению. Такой только смысл имеет введение тайной подготовительной организации и лишь настолько она необходима».

 

Итак, русской публике и русской полиции выдается существование интернациональных братьев, которое так тщательно скрывается на Западе. Далее листовка проповедует систематические убийства и заявляет, что для людей практического дела революции всякие рассуждения о будущем являются

 

«преступными, потому что они мешают чистому разрушению, задерживают ход начала революции. Мы верим только тем, кто фактами заявляет о своей преданности делу революции, не боясь ни пыток, ни заключений, потому мы отрицаем все те слова, за которыми немедленно не следует дело. Бесцельная пропаганда, не задавшаяся определенно временем и местом для осуществления целей революции, нам более не нужна. Мало того, она мешает нам, и мы будем веема силами ей противодействовать... Всех говорунов, кто не захочет понять этого, мы заставим замолчать силой».

 

Эти угрозы были направлены по адресу тех русских эмигрантов, которые не склонили голову перед папским саном Бакунина и которых он обзывал доктринерами.

 

«Мы разрываем связь со всеми политическими эмигрантами, которые не захотят вернуться на родину, чтобы стать в наши ряды; а пока эти ряды еще не стали явными, со всеми, которые не будут содействовать их открытому выступлению на сцену русской жизни. Мы делаем исключения для тех эмигрантов, которые уже заявили о себе как о работниках европейской революции. Дальнейших повторений и воззваний от нас не будет... Имеющий очи и уши увидит и услышит людей дела и если не примкнет к ним, не наша вина в его гибели, как не наша вина, если все, что будет прятаться за кулисами, будет уничтожено хладнокровно, безжалостно имеете с кулисами, которые их скрывают».

 

Бакунин здесь виден насквозь. Тогда как эмигрантам он предписывает под страхом смерти вернуться в Россию в качестве агентов его тайного общества, - он следует тут примеру русских шпионов, которые предлагали им паспорта и деньги для поездки туда с заговорщическими целями, - самому себе он выдает папское разрешение оставаться преспокойно в Швейцарии в качестве «работника европейской революции» и трудиться там над сочинением манифестов, компрометирующих несчастных студентов, которых полиция держит в своих тюрьмах.

 

«Не признавая другой какой-либо деятельности, кроме дела истребления, мы соглашаемся, что формы, в которых должна проявляться эта деятельность, могут быть чрезвычайно разнообразны. Яд, нож, петля и т. и. Революция все равно освящает. Итак, поле открыто!.. Пусть же

 

395

 

все здоровые, молодые головы принимаются немедленно за святое дело истребления зла, очищения и просвещения русской земли огнем и мечом, братски соединяясь с теми, которые будут делать то же в целой Европе».

 

Прибавим, что в этой возвышенной прокламации неизбежный разбойник фигурирует в лице мелодраматического Карла Моора (из шиллеровских «Разбойников») и что № 2 «Народной расправы» ³⁶⁰, цитируя отрывок из этой листовки, называет ее прямо «прокламацией Бакунина». № 1 «Изданий общества «Народная расправа»*» начинается с заявления, что всенародное восстание русского люда неминуемо и близко.

 

«Мы, то есть та часть народной молодежи, которой удалось, так или иначе, получить развитие, должны расчистить ему дорогу, то есть устранить все мешающие его продвижению препятствия и приготовить все благоприятные условия... Ввиду этой неминуемости и близости мятежа, мы находим необходимым соединить в одно неразрывное дело все разрозненные революционные усилия в России; вследствие чего постановили издать от имени революционного центра листки, из которых каждый из наших единомышленников, разбросанных по разным углам России, всякий из работников святого дела Революции, хотя и неизвестный нам, всегда будет видеть, чего мы хотим и куда мы идем».

 

Далее листок заявляет:

 

«Для нас мысль дорога только, поскольку она может служить великому делу радикального и повсюдного всеразрушения. Кто учится революционному делу по книгам, будет всегда революционным бездельником... Мы потеряли всякую веру в слова; слово для нас имеет значение только, когда за ним непосредственно следует дело. Но далеко не все, что ныне называется делом, есть дело. Например, скромная и чересчур осторожная организация тайных обществ без всяких внешних практических проявлений в наших глазах не более как мальчишеская игра, смешная и отвратительная. Фактическими же проявлениями мы называем только ряд действий, разрушающих положительно что-нибудь: лицо, вещь, отношение, мешающие народному освобождению... Не щадя живота и не останавливаясь ни перед какими угрозами, трудностями и опасностями и т. д., мы должны рядом смелых, да, дерзких попыток ворваться в народную жизнь и, возбудив в народе веру в нас и себя, веру в его собственную мощь, расшевелить, сплотить и подвинуть его к торжественному совершению его же собственного дела».

 

Но внезапно революционные фразы «Расправы» превращаются в нападки на «Народное дело» - русский журнал, издававшийся в Женеве и защищавший программу и организацию Интернационала ³⁶¹. Для альянсистской пропаганды Бакунина в России, которая велась от имени Интернационала,

____________________

* Бакунин и Нечаев переводят всегда это выражение как «justice populaire» [«народное правосудие»], но русское слово «rasprava» означает не правосудие, а суд, или даже скорее: месть, расплата.

 

396

 

было, как видно, в высшей степени важно заставить замолчать журнал, разоблачавший его обман.

 

«Если упомянутый журнал будет следовать тому же пути, мы не преминем высказать и выказать к нему свое отношение... Мы уверены, что истинные люди дела отстранят теперь в сторону всякую теорию, тем более доктринерство. Распространению же произведений, хотя и искренних, но прямо противоположных нашему знамени, мы можем помешать разными практическими способами, которые в наших руках».

 

После этих угроз по адресу своего опасного соперника «Народная расправа» продолжает:

 

«В числе листков, вышедших за последнее время за границей, рекомендуем мы почти безусловно воззвание Бакунина к учащейся бессословной молодежи... Бакунин прав, уговаривая вас бросить академии, университеты и школы и идти в народ».

 

Бакунин, как это видно, никогда не упускает случая воскурить фимиам самому себе.

Вторая статья озаглавлена: «Взгляд на прежнее и нынешнее понимание дела». Выше мы видели, как Бакунин и Нечаев. угрожали издающемуся за границей русскому органу Интернационала; в этой статье, как увидим, они обрушиваются на Чернышевского, человека, который больше всего сделал в России для вовлечения в социалистическое движение той учащейся молодежи, за представителей которой они себя выдают.

 

«Конечно, мужики никогда не занимались измышлением форм будущего общественного порядка, но тем не менее они по устранении всего мешающего им (то есть после всеразрушительной революции, первого дела, а потому для нас самого главного) сумеют устроиться гораздо осмысленней и лучше, чем то может выйти по всем теориям и проектам, писанным доктринерами-социалистами, навязывающимися народу в учителя, а главное в распорядители. Для неиспорченного очками цивилизации народного глаза слишком ясны стремления этих непрошенных учителей оставить себе и подобным теплое местечко под кровом науки, искусства и т. п. Для народа не легче, если даже эти стремления являются искренними, наивными, как неотъемлемая принадлежность человека, пропитанного современной цивилизацией. В казацком кругу, устроенном Василием Усом в Астрахани, по выходе оттуда Стеньки Разина, идеальная цель общественного равенства неизмеримо более достигалась, чем в фаланстерах Фурье, институтах Кабе, Луи Блана и прочих ученых» (!) «социалистов, более, чем в ассоциациях Чернышевского».

 

Далее следует целая страница ругани по адресу последнего и его товарищей.

Теплое местечко, которое готовил себе Чернышевский, было предоставлено ему русским правительством в сибирской тюрьме, тогда как Бакунин, избавленный в качестве работника европейской революции от такой опасности, ограничивался своими

 

397

 

проявлениями из-за рубежа. И как раз в тот момент, когда правительство строго запрещало даже упоминать имя Чернышевского в печати, гг. Бакунин и Нечаев напали на него.

Наши «аморфные» революционеры продолжают:

 

«Мы беремся сломать гнилое общественное здание... Мы из народа, со шкурой, прохваченной зубами современного устройства, руководимые ненавистью ко всему ненародному, не имеющие понятий о нравственных обязанностях и чести по отношению к тому миру, который ненавидим и от которого ничего не ждем кроме зла. Мы имеем только один отрицательный неизменный план - беспощадного разрушения. Мы прямо отказываемся от выработки будущих жизненных условий как несовместной с нашей деятельностью; и потому считаем бесплодной всякую исключительно теоретическую работу ума... мы берем на себя исключительно разрушение существующего общественного строя».

 

Эти два любителя проявлений из-за рубежа намекают, что покушение на царя в 1866 г. относилось к «ряду всеразрушительных актов» их тайного общества:

 

«Начинание нашего святого дела было положено 4 апреля 1866 г. Каракозовым. С этой поры начинается в молодежи сознание своих революционных сил... Пример, факт! По силе развивающегося значения с ним не может равняться никакая пропаганда».

 

Затем они составляют длинный список «тварей», которых комитет обрекает на немедленную смерть. У многих «будет вырван язык»... однако,

 

«мы не будем трогать царя... Мы оставим царя жить до наступления дней народного мужицкого суда; это право принадлежит всему народу... Пусть же живет наш палач до той поры, до той минуты, когда разразится гроза народная»...

 

Никто не посмеет высказать сомнение в том, что эти русские памфлеты, тайные статуты и все произведения, опубликованные Бакуниным с 1869 г. на французском языке, исходят из одного источника. Напротив, все эти три категории произведений взаимно дополняют друг друга. Они в некотором роде соответствуют трем степеням посвящения пресловутой всеразрушительной организации. Французские брошюры гражданина Б. написаны для рядовых членов Альянса, с предрассудками которых считаются. Им говорят только о чистой анархии, об антиавторитаризме, о свободной федерации автономных групп и о тому подобных безобидных вещах: все это просто галиматья. Тайные статуты предназначаются для интернациональных братьев Запада; анархия превращается здесь в «полное разнуздание народной жизни... дурных страстей», но внутри этой анархии существует тайный направляющий элемент - эти самые братья- им даются лишь кое-какие неопределенные намеки насчет
 

398

 

альянсистской морали, заимствованной у Лойолы; о необходимости не оставить камня на камне упоминается только вскользь, ибо это западные европейцы, воспитанные в филистерских предрассудках и требующие несколько более осторожного подхода. Им говорят, что истина, слишком ослепительная для глаз, еще не привыкших к подлинному анархизму, будет раскрыта во всей полноте в программе русской секции. Только с прирожденными анархистами, с избранным народом, со своей молодежью святой Руси пророк решается говорить откровенно. Здесь анархия превращается уже во всеобщее всеразрушение; революция - в ряд убийств, сначала индивидуальных, затем массовых; единственное правило поведения - возвеличенная иезуитская мораль; образец революционера - разбойник. Здесь мысль и наука решительно запрещаются молодежи как мирские занятия, способные внушить ей сомнение во всеразрушительной ортодоксии. Тем же, кто станет упорствовать в теоретической ереси или вздумает подвергнуть вульгарной критике догматы всеобщей аморфности, грозят святой инквизицией. Перед русской молодежью папе незачем стесняться ни по существу, ни по форме. Он дает волю своему языку. Полное отсутствие идей выражается в такой напыщенной галиматье, что нет возможности передать ее по-французски, не ослабляя ее комичности. Язык его даже не русский, а татарский, как заявил один россиянин. Эти безмозглые людишки, говоря страшные фразы, пыжатся, чтобы казаться в собственных глазах революционными гигантами. Это басня о лягушке и воле.

Какие страшные революционеры! Они хотят уничтожить и сделать аморфным все, «решительно все»; они составляют проскрипционные списки, пуская в ход против своих жертв свои кинжалы, свой яд, свои петли и пули своих револьверов; некоторым они собираются даже «вырвать язык», но они преклоняются перед величием царя. И действительно, царь, чиновники, дворянство, буржуазия могут спать спокойно. Альянс ведет войну не с существующими государствами, а с революционерами, которые не хотят унизиться до роли статистов разыгрываемой им трагикомедии. Мир дворцам, война хижинам? Чернышевского оклеветали; редакторов «Народного дела» предупредили, что их заставят замолчать «разными практическими способами, которые в наших руках»; Альянс грозит смертью всем революционерам, которые не с ним. Вот единственная часть всеразрушительной программы, которую начали выполнять. Мы расскажем теперь о первом их подвиге в этом роде.

 

399

 

С апреля 1869 г. Бакунин и Нечаев приступили к подготовке почвы для революции в России. Они рассылали из Женевы письма, воззвания и телеграммы в С.-Петербург, Киев и другие города. Между тем, им было известно, что нельзя посылать в Россию письма, воззвания, и в особенности телеграммы, без того, чтобы «III отделение» (тайная полиция) не ознакомилось с ними. Все это могло иметь только одну цель - скомпрометировать людей. Эти подлые приемы лиц, которые ничем не рисковали в своей богоспасаемой Женеве, привели к многочисленным арестам в России. А ведь их предупреждали, какую опасность они создают. У нас есть доказательства, что Бакунину было сообщено следующее место из одного письма, присланного из России.

 

«Ради бога, передайте Бакунину, чтобы он, если для него есть хоть что-либо святое в революции, перестал рассылать свои сумасбродные прокламации, которые приводят к обыскам во многих городах, к арестам и которые парализуют всякую серьезную работу».

 

Бакунин ответил, что все это выдумка и что Нечаев уехал в Америку. Но, как мы увидим дальше, тайный свод законов Бакунина предписывает «скомпрометировать донельзя... честолюбцев и либералов с разными оттенками... так, чтобы возврат был для них невозможен, и тогда использовать их» («Революционный катехизис», § 19).

Вот одно доказательство. 7 апреля 1869 г. Нечаев пишет г-же Томиловой, жене полковника, умершего впоследствии с горя из-за ареста жены, что «в Женеве дела по горло», и торопит ее прислать туда надежного человека для переговоров с ним. «Дело, о котором придется толковать, касается не одной нашей торговли, но и общеевропейской. Здесь дело кипит. Варится такой суп, что всей Европе не расхлебать. Торопитесь же». Следует женевский адрес. Письмо это не дошло по адресу; оно было перехвачено на почте тайной полицией и повлекло за собой арест г-жи Томиловой, которая ознакомилась с ним только во время следствия (отчет о нечаевском процессе, «С.-Петербургские ведомости» № 187, 1871*).

А вот еще факт, показывающий осмотрительность, проявленную Бакуниным при организации заговора. Студент Киевской академии Маврицкий получил прокламации, посланные на его имя из Женевы. Он немедленно передал их начальству, которое поспешило послать в Женеву доверенного человека, то есть шпиона. Бакунин и Нечаев сблизились с этим делегатом

___________________

* Все приводимые нами факты, относящиеся к заговору Нечаева, взяты из отчетов о процессе, публиковавшихся в «С.-Петербургских ведомостях». Мы будем указывать номера газет, откуда они взяты.

 

400

 

от юга России, снабдили его прокламациями, адресами лиц, с которыми Нечаев, по его словам, был знаком в России, и дали ему письмо, которое можно было понять только как доверительное и рекомендательное письмо («С.-Петербургские ведомости» № 187).

3 сентября (15 сентября по новому стилю) 1869 г. Нечаев явился в Москве к Успенскому, молодому человеку, с которым был знаком до своего отъезда за границу, в качестве эмиссара Всемирного революционного комитета в Женеве и предъявил ему мандат, о котором шла речь выше. Он сообщил ему, что в Москву прибудут эмиссары этого европейского комитета, снабженные подобными же мандатами, а что касается его, то ему лично поручено «организовать тайное общество среди учащейся молодежи... чтобы вызвать в России народное восстание». По рекомендации Успенского Нечаев в поисках надежного убежища направился в Сельскохозяйственную академию, расположенную довольно далеко от города, и связался там с Ивановым, одним из студентов, наиболее известных своей преданностью интересам молодежи и народа. С этого времени Сельскохозяйственная академия сделалась центром деятельности Нечаева. Сначала он представился под вымышленной фамилией и рассказал, что много путешествовал по России, что народ всюду готов восстать и давно бы уже восстал, если бы революционеры не советовали ему терпеть, пока не будет завершено создание их широкой и мощной организации, которая свяжет воедино все революционные силы России. Нечаев торопил Иванова и других студентов вступить в это тайное общество, возглавляемое всемогущим комитетом, от имени которого все делается, но состав и местопребывание которого должны были оставаться неизвестными членам общества. Этот комитет и эта организация являлись русским отделением Всемирного союза, революционного Альянса, Международного Товарищества Рабочих!*

Нечаев начал с распространения среди студентов упомянутых выше «Слов» с целью показать им, что Бакунин, знаменитый революционер 1848 года, бежавший из Сибири, играет в Европе крупную роль, что он является главным полномочным предста-

_______________________

* Надо заметить, что на русском языке слова: association, union, alliance (obchtchestvo, soiouz, tovarichtchestvo) являются в большей или меньшей степени синонимами и часто употребляются без различия. Равным образом слово «международный» в большинстве случаев переводится словом «всемирный» («vsemirnyi»), Поэтому в русской печати слова «Международное Товарищество» часто переводятся словами, которые по-французски могли бы обратно быть переведены словами «Всемирный альянс». Пользуясь этой терминологической путаницей, Бакунину и Нечаеву удалось использовать название нашего Товарищества и погубить около сотни молодых людей.

 

401

 

вителем рабочих, что он подписывает мандаты генерального комитета Всемирного Товарищества и что этот герой советует им бросить учение и т. п. Чтобы дать им яркий пример преданности до гроба, он читал стихотворение Огарева, приятеля Бакунина и сотрудника герценовского «Колокола», озаглавленное «Студент» и посвященное «молодому другу Нечаеву» ³⁶². Нечаев изображен в этих стихах идеальным студентом, «неутомимым борцом с детских лет». В своих стихах Огарев воспевал муки, которые вынес Нечаев с юных лет ради живого труда науки; как росла его преданность народу; как гонимый местью царской и боязнью боярской, он обрек себя на кочевую жизнь (skitanie, скитанье); как он отправился странствовать, чтобы кликнуть клич по всем крестьянам от востока до заката; собирайтесь, поднимайтесь смело и т. д. и т. п.; как он кончил жизнь на каторге в снегах Сибири; но весь век нелицемерен, он борьбе остался верен, и как до последнего дыханья он повторял: Отстоять всему народу свою землю и свободу! - Это альянсистское стихотворение было напечатано весной 1869 г. в то время, когда Нечаев развлекался в Женеве. Оно пачками отправлялось в Россию вместе с другими воззваниями. Простая переписка этого стихотворения обладала, очевидно, свойством внушать новообращенным чувство самопожертвования, так как Нечаев по приказу комитета заставлял каждого вновь принимаемого члена общества переписывать его и распространять (показания нескольких подсудимых).

Одна только музыка была, по-видимому, призвана избежать аморфности, на которую повсеместное всеразрушение обрекало все искусства и науки. Нечаев от имени комитета предписывал поддерживать пропаганду посредством революционной музыки и всячески пытался подобрать мелодию к этому поэтическому шедевру, чтобы молодежь могла распевать его («С.-Петербургские ведомости» № 190).

Мистическая легенда о его смерти не мешала ему намекать на то, что Нечаев, возможно, еще жив, и даже рассказывать по секрету, что Нечаев находится на Урале в качестве рабочего и организовал там рабочие общества («С.-Петербургские ведомости» № 202). Эту тайну он открывал, главным образом, тем, которые «никогда не сделают ничего путного», то есть тем, кто мечтал о создании рабочих товариществ; он хотел вызвать у них восхищение этим легендарным героем. Когда же легенды о его мнимом побеге из Петропавловской крепости и о его поэтической смерти в Сибири достаточно подготовили умы и когда, по его расчетам, катехизис был вдолблен в головы посвященных вполне достаточно, он осуществил, наконец, свое евангельское

 

402

 

воскрешение и заявил, что Нечаев это и есть «Он» собственной персоной! Однако теперь это был уже не прежний Нечаев, осмеянный и презираемый, по словам свидетелей и подсудимых, петербургскими студентами. Теперь это был полномочный представитель Всемирного революционного комитета. Чудо его преображения было совершено Бакуниным. Нечаев отвечал всем требованиям статутов той организации, которую он пропагандировал; он «отличился делами, которые были известны и оценены комитетом»; в Брюсселе он организовал крупную стачку членов Интернационала и руководил ею; бельгийский комитет направил его в качестве делегата к женевской организации Интернационала, где он встретил Бакунина, а так как, по его словам, «он не любил почивать на лаврах», то вернулся в Россию, чтобы начать «революционное действие». Он утверждал также, что вместе с ним в Россию прибыл целый штаб, состоявший из шестнадцати русских эмигрантов*.

Успенский, Иванов и еще четыре или шесть юношей были, по-видимому, единственными людьми в Москве, которые дали себя одурачить всеми этими фокусами. Четверо из этих посвященных получили приказ вербовать новых сторонников и образовать кружки или небольшие секции. План организации имеется среди документов процесса; он почти целиком совпадает с планом тайного Альянса. «Общие правила организации» были оглашены на заседании суда, и ни один из главных посвященных не отрицал их подлинности; к тому же в № 2 «Народной расправы», редактируемой Бакуниным и Нечаевым, была признана подлинность следующих параграфов:

 

«Организация основывается на доверии к личности. - Ни один член не знает, к какой степени он принадлежит, то есть насколько он далек или близок от центра. - Беспрекословное повиновение распоряжениям комитета. - Отрешение от собственности, которая передается в ведение комитета. - Член, приобревший известное количество прозелитов дела, заявивший фактами о своих силах и способностях, знакомится с этими предписаниями, а потом более или менее и с уставом общества. Мера же сил и способностей определяется комитетом».

 

Чтобы обмануть московских членов, Нечаев говорил им, что в С.-Петербурге уже существует обширная организация, тогда как в действительности там не было ни одного кружка, ни одной секции. Однажды, забывшись, он воскликнул в присутствии одного из посвященных: «В Петербурге они изменяли мне, как женщины, и предали меня, как рабы». В Петербурге, наоборот, он говорил, что организация поразительно быстро растет в Москве.

__________________

* Никто из русских эмигрантов не возвращался в Россию, да во всей Европе и не наберется шестнадцати русских политических эмигрантов.

 

403

 

Так как в этом городе высказали желание видеть кого-нибудь из членов комитета, то он пригласил одного молодого петербургского офицера, интересовавшегося студенческим движением, поехать с ним в Москву, чтобы посмотреть эти кружки. Молодой человек согласился, и по дороге Нечаев посвятил его в сан «чрезвычайного уполномоченного комитета Международного товарищества в Женеве».

 

Вы не сможете», - сказал он ему, - «попасть на наши собрания, не будучи членом, но вот Вам мандат, удостоверяющий, что Вы член Международного товарищества; в качестве такового Вас пропустят».

 

Мандат был на французском бланке и гласил: «Предъявитель сего есть доверенное лицо Международного товарищества». По утверждению других подсудимых, Нечаев заверял их, что этот незнакомец «действительно доверенное лицо революционного комитета в Женеве» («С.-Петербургские ведомости» №№ 225 и 226).

Долгов, друг Иванова, показывает, что, «говоря о тайном обществе, преследующем ту цель, чтобы в случае, если явится протест со стороны народа, то поддержать его и направить так, чтобы оказались хорошие результаты, Нечаев упоминал о Международном товариществе и говорил, что связью с ним служит Бакунин» («№ 198). - Рипман подтверждает, что Нечаев, «чтобы отвратить его от мысли об артелях, говорил ему, что за границей существует Международное Товарищество Рабочих; чтобы достигнуть цели, которую оно преследует, достаточно вступить в это общество, отделение которого имеется в Москве» (№ 198). Из дальнейших показаний видно, что Нечаев выдавал Интернационал за тайное общество, а свое собственное общество за секцию Интернационала. Так, он заверял посвященных в том, что их московская секция подобно Интернационалу будет в широких масштабах прибегать к стачкам и созданию ассоциаций. Когда подсудимый Рипман попросил у него программу общества, Нечаев прочитал ему несколько отрывков из какого-то французского листка, где говорилось о цели общества; подсудимый понял так, что этот листок представляет собой программу Интернационала; он прибавил: «Так как об этом обществе много писалось в печати, то я ничего особенно преступного в предложении Нечаева не видел». Один из главных обвиняемых, Кузнецов, заявил, что Нечаев читал им программу Международного товарищества (№ 181); его брат показал, что «он видел, как у его брата переводили какой-то листок с французского; он принял этот листок за программу или устав какого-то общества» (№ 202). - Подсудимый Климин заявил,

 

404

 

что ему была прочитана «программа Международного товарищества с припиской Бакунина, программа, насколько помню, составленная в очень общих выражениях, так что о средствах к достижению цели не говорилось, говорилось о всеобщем равенстве» (№ 199). Подсудимый Гавришев объяснил, что «французская прокламация заключала в себе, насколько можно было понять, изложение мнений представителей социализма, имевших конгресс в Женеве». Наконец, показания подсудимого Святского окончательно разъясняют нам, что представлял собой этот таинственный французский листок: во время обыска у него нашли написанную по-французски листовку под заглавием: «Программа Международного альянса социалистической демократии». «В газетах говорилось о Международном обществе», - заявил Святский, - «и я интересовался знать его программу, исключительно с теоретической целью» («С.- Петербургские ведомости» № 230). Эти показания доказывают, что тайная программа Альянса раздавалась в рукописи в качестве программы Интернационала. Показания главного обвиняемого Успенского доказывают, что Всемирный революционный комитет, эмиссаром которого называл себя Нечаев, и центральное бюро Альянса (гражданин Б.) - одно и то же. Успенский заявил, что он собирал все протоколы заседаний кружка, «чтобы послать отчет о них Бакунину в Женеву». Прыжов, один из главных обвиняемых, заявил, что Нечаев велел ему съездить в Женеву и свезти Бакунину отчетный доклад.

За недостатком места мы не упоминаем здесь о всех обманах, глупостях, мошенничествах и насилиях бакунинского агента, разоблаченных во время процесса. Отмечаем только наиболее характерные факты.

Все было тайной в этой организации. Долгов рассказывает, «что прежде чем поступить в общество, он желал знать устройство и средства этого общества; Нечаев сказал, что это тайна, но что впоследствии она ему откроется» («С.-Петербургские ведомости» № 198). - Когда члены общества позволяли себе задавать вопросы, Нечаев зажимал им рот, заявляя, что, согласно уставу, никто не вправе ничего знать, пока он не отличится на каком-нибудь деле (№ 199). - «Вскоре после того, как мы дали согласие вступить в члены общества», - говорит один из подсудимых, - «Нечаев начал запугивать нас властью и силой комитета, который, по его словам, существует и руководит нами; он говорил, что у комитета есть своя полиция, что если кто-нибудь изменит своему слову и будет поступать вопреки распоряжениям тех, кто стоит выше нашего кружка, то комитет будет мстить за это». Обвиняемый признался, «что,

 

405

 

заметив плутни Нечаева, он сообщил ему о своем намерении совершенно отстраниться от этого дела и поехать на Кавказ для поправления своего здоровья. Нечаев заявил ему, что этого быть не может и что комитет может наказать его смертью, если он посмеет оставить общество; вместе с тем он приказал ему отправиться на собрание, говорить там о тайном обществе, чтобы завербовать новых приверженцев, и прочесть стихи на смерть Нечаева. Когда подсудимый отказался подчиниться, Нечаев стал угрожать ему, говоря: рассуждать не ваше дело - вы должны беспрекословно исполнять приказания комитета» (№ 198). - Если бы это был только отдельный случай, то в нем можно было бы усомниться, но ряд подсудимых, которые никак не могли сговориться между собой, показывает совершенно то же самое. - Другой обвиняемый заявил, что члены кружка, заметив, что их обманывают, хотели выйти из общества, но не решались этого сделать, опасаясь мести комитета (№ 198).

Один свидетель, говоря об одном из подсудимых, своем друге, сказал: подсудимый Флоринский уже не знал, как ему избавиться от Нечаева, который не давал работать; свидетель посоветовал ему покинуть Москву и уехать в Петербург, но Флоринский ответил, что Нечаев разыщет его в Петербурге так же, как разыскал в Москве; Нечаев насиловал убеждения многих молодых людей, запугивая их, и Флоринский, по-видимому, боялся доноса со стороны Нечаева. «Говорили, я это сам слышал», - показывает Лихутин, - «что Нечаев присылает из-за границы своим знакомым разные письма резкого содержания, желая тем скомпрометировать этих лиц, чтобы они были арестованы. Это составляло одну из черт его характера» (.№ 186). Енишерлов заявил даже, что он начал смотреть на Нечаева, как на правительственного агента.

На заседании небольшого кружка один из его членов, Климин, отвечая неизвестному, который присутствовал тут же в качестве эмиссара комитета и выразил недовольство действиями кружка, сказал, «что они тоже недовольны; вначале завербованным в общество говорили, что каждая секция может действовать более или менее самостоятельно, без того, чтобы от ее членов требовали пассивного подчинения; но затем стали держать себя совершенно иначе, и комитет свел их на положение рабов» (199). - Нечаев отдавал свои распоряжения на бумажках с печатью: «Русское отделение Всемирного революционного альянса. Бланка для публики», и формулировал их следующим образом: «Комитет приказывает вам сделать...», выполнить то-то, отправиться туда-то и т. д.

 

406

 

Разочаровавшись, один молодой офицер решил выйти из общества. Нечаев как будто соглашается на это, но требует выкупа. Необходимо раздобыть для него вексель на 6000 рублей (около 20 тысяч франков) за подписью Колачевского. Колачевский в 1866 г. после покушения Каракозова отбыл вместе с двумя своими сестрами длительное тюремное заключение. В тот момент, к которому относится наш рассказ, одна из сестер вторично сидела в тюрьме по политическому делу. Вся семья находилась под строжайшим надзором полиции, и Колачевский во всякую минуту мог ждать ареста. Этим-то и воспользовался Нечаев; по его приказанию вышеупомянутый молодой офицер пригласил Колачевского под вымышленным предлогом к себе, завязал с ним беседу и передал ему прокламации, которые тот взял из любопытства. Не успел Колачевский выйти на улицу, как к нему подходит какой-то офицер и приказывает следовать за ним, говоря, что он чиновник III отделения (тайная полиция) и что ему известно, что Колачевский имеет при себе крамольные прокламации. Надо заметить, что одного хранения этих прокламаций более чем достаточно для того, чтобы человек подвергся многолетнему предварительному заключению и был сослан на каторжные работы, если он уже имел несчастье быть замешанным в каком-нибудь политическом деле. Мнимый агент III отделения сажает Колачевского на извозчика и тут же предлагает ему откупиться, подписав немедленно вексель на 6000 рублей. Поставленный перед выбором принять это предложение или отправиться в Сибирь, Колачевский подписал вексель. На следующий день другой молодой человек, Негрескул, узнав об этой истории, заподозрил, что к ней причастен Нечаев, немедленно отправился к мнимому агенту III отделения и потребовал у него объяснений по поводу этого мошенничества. Последний отрицал все; вексель был спрятан и обнаружился только впоследствии во время обысков. Раскрытие заговора и бегство Нечаева помешали ему получить деньги. Негрескул давно уже знал Нечаева. В Женеве он стал жертвой одной из его мошеннических проделок; потом Бакунин пытался завербовать его. Позже у него выманили 100 рублей (№ 230). В конце концов, он все же был скомпрометирован Нечаевым, хотя терпеть его не мог и считал способным на всякую подлость. Он был арестован и умер в тюрьме.

Мы видели, что Иванов был завербован Нечаевым одним из первых. Это был один из самых любимых и самых влиятельных студентов Московской сельскохозяйственной академии. Он посвятил себя заботам об улучшении положения своих товарищей и занимался устройством касс взаимопомощи и столовых, в ко-

 

407

 

торых нуждающимся студентам выдавались бесплатно обеды и которые служили удобным местом для собраний, где обсуждались социальные вопросы. Весь свой досуг он посвящал обучению крестьянских детей, живших в окрестностях Академии. Его товарищи подтверждают, что он был страстно предан своему делу, отдавал свои последние гроши и часто оставался без горячей пищи.

Иванов был поражен нелепостью террористических прокламаций Нечаева и Бакунина. Он не мог понять, почему комитет приказывает ему распространять «Слова», «Песнь о смерти» Огарева, «Народную расправу» и, наконец, чисто аристократическую прокламацию Бакунина: «Воззвание к российскому дворянству»*. Он начинал терять терпение и стал допытываться, где находится комитет, что он делает, что это за комитет, который во всем соглашается с Нечаевым и осуждает других членов. Он выразил желание повидать кого-нибудь из членов комитета; он имел на то право, так как сам Нечаев возвел его в степень, соответствующую степени члена национального комитета тайного Альянса. Тогда-то Нечаев и выпутался из затруднения, разыграв описанную выше комедию с эмиссаром Интернационала из Женевы.

Однажды Нечаев приказал передать комитету деньги, предназначенные для студенческой кассы взаимопомощи. Иванов запротестовал, и между ними произошла ссора. Другие товарищи уговаривали Иванова подчиниться решению комитета, раз уж они признали устав, обязывавший их повиноваться. Иванов уступил их настояниям и нехотя подчинился. С этого момента Нечаев начал обдумывать план, как отделаться от этого человека, которого он, по-видимому, считал революционером-доктринером, заслуживающим смерти. Он стал вести

_____________________

* Вот выдержки из печатной прокламации Бакунина «Воззвание к российскому дворянству»: «Какие привилегии мы получили за то, что в продолжение половины XIX столетия мы были опорою столько раз шатавшегося в самом основании престола; за то, что в 1848 г., во время бурных ураганов народного безумства в Европе, мы своими доблестными подвигами спасли Российское государство от наплыва социальных утопий?... Чем пожалованы мы за то, что спасли государство от раздробления и потушили в Польше пламя пожара, которое грозило охватить и всю Россию; за то, что, не щадя ваших сил, с неподражаемой неустрашимостью еще до сей поры работаем над искоренением в России революционных элементов? - Разве не из нашей среды вышел сиявший доблестями Михаил Муравьев, которого даже сам Александр II, несмотря на свое слабоумие, называл спасителем отечества? - Что же получили мы за все это? За все эти неоценимые заслуги мы лишены всего, что у нас было... Наш открытый теперешний зов есть заявление от огромного большинства настоящего российского дворянства, уже давно готового и организовавшегося... Мы чувствуем силу в нашем праве и смело бросаем нашу перчатку в лицо деспота, немецкого князька Александра II Салтыкова-Романова и вызываем его на благородный рыцарский бой, который завяжется в 1870 г. между потомками Рюрика и партией Российского независимого дворянства».

«Сиявший доблестями Муравьев» - не кто иной, как палач Польши.

 

408

 

с Успенским теоретические разговоры на тему о наказании и об истреблении неверных членов, которые своим неподчинением могут скомпрометировать и погубить всю огромную тайную организацию.

Нечаев так вел дела своего тайного общества, что естественно возникало сомнение в серьезности всей организации. Секции обязаны были регулярно собираться, чтобы рассматривать академические списки всех студентов и отмечать тех из них, которых следовало привлечь, а также для того, чтобы изыскать способы, как раздобыть денег. Одним из таких способов были подписные листы в пользу «пострадавших студентов», то есть административно высланных; собранные таким образом деньги шли прямо в карман комитета - Нечаева. От секций потребовали, чтобы они доставили различного рода одежду, которая хранилась в надежном месте и послужила для переодевания Нечаева во время его побега. Но главное занятие состояло в переписывании «Песни о смерти» и цитированных выше прокламаций. Участники заговора должны были как можно точнее записывать все, что говорилось на их собраниях, и Нечаев угрожал им комитетом, повсюду имевшим своих шпионов, чтобы они не смели что-нибудь скрыть. Каждый должен был приносить в кружок письменные отчеты обо всем, что он делал в промежутке между собраниями. Из этих отчетов должен был составляться отчетный доклад, предназначенный для посылки Бакунину.

Все эти ребяческие и инквизиторские приемы возбудили у Иванова сомнение в самом существовании комитета и в столь прославленном могуществе этой организации. Он начал догадываться, что все сводится к нелепой эксплуатации людей и является грандиозным обманом; он признавался своим близким друзьям, что если дело не сдвинется и все ограничится этими нелепостями, то он порвет с Нечаевым и сам создаст серьезную организацию.

Тогда-то Нечаев и прибегнул к решительной мере. Он велел расклеить свои прокламации в студенческих столовых. Иванов понимал, что расклеивание прокламаций приведет к закрытию столовых, к запрещению собраний и к разгону лучших студентов. Поэтому он воспротивился этому (на деле так и случилось: студенческая столовая была закрыта, а все уполномоченные, ведавшие ею, были высланы). По этому поводу завязался спор, причем Нечаев повторял свою стереотипную фразу: «таков приказ комитета!».

Иванов был в полном отчаянии. 20 ноября 1869 г. он является к одному из членов секции, Прыжову, и заявляет ему,

 

409

 

что выходит из общества. Прыжов передает об этом Успенскому, а тот, в свою очередь, спешит сообщить об этом Нечаеву, и через несколько часов все трое собираются у Кузнецова, где жил также и Николаев. Там Нечаев заявляет, что следует наказать Иванова, восстающего против распоряжений комитета, и что нужно избавиться от него, чтобы лишить его возможности дальше вредить. Так как Кузнецов, близкий друг Иванова, по-видимому, не понял, к чему клонит Нечаев, то последний заявил, что Иванова необходимо убить. Прыжов, обращаясь к Кузнецову, воскликнул: Нечаев с ума сошел, он хочет убить Иванова, нужно помешать этому. Нечаев положил конец их колебаниям своей обычной фразой: «Вы тоже хотите восстать против приказов комитета? Если его нельзя убить иначе, то мы с Николаевым пойдем сегодня ночью к нему в комнату и там его задушим». Затем он предложил заманить Иванова ночью в грот, находящийся в парке Академии, якобы для того, чтобы отрыть давно спрятанную там типографию, и умертвить его.

Таким образом, даже в этот решительный момент Нечаев сам отдавал должное преданности Иванова. Он был уверен. что, несмотря на свой выход из общества, Иванов придет помочь вырыть типографию и что он не способен его выдать, ибо если бы он хотел это сделать, то сделал бы до выхода из общества или сразу после этого. Если Иванов хотел выдать Нечаева полиции, то ему представлялся теперь случай захватить его на месте преступления. Но как раз наоборот: Иванов был счастлив получить, наконец, положительное доказательство существования этой организации, ощутимый признак того, что она располагает какими-то реальными средствами, будь то хотя бы типографский шрифт. Позабыв обо всех угрозах Нечаева по адресу отступников, он поспешил оставить друга, с которым пил чай и к которому Николаев пришел за ним по приказу Нечаева, и отправился на его зов.

В ночной темноте Иванов, ничего не подозревая, приближается к гроту. Вдруг раздается крик; кто-то набрасывается на него сзади. Завязывается страшная борьба; слышны только рычание Нечаева и стоны его жертвы, которую он душит своими руками; затем раздается выстрел, и Иванов падает мертвым. Пуля из револьвера Нечаева пробила ему голову. «Скорей веревок, камней», - кричит Нечаев, обыскивая карманы трупа, чтобы забрать его бумаги и деньги. Затем его бросают в пруд.

Вернувшись к Кузнецову, убийцы приняли меры, чтобы скрыть следы своего преступления. Они сожгли окровавленную

 

410

 

рубашку Нечаева. Соучастники преступления были мрачны и подавлены. Вдруг раздается второй выстрел, и пуля пролетает около самого уха Прыжова. Нечаев извинился, говоря, что «он хотел объяснить Николаеву устройство револьвера». Свидетели единогласно заявляют, что это было новое покушение. Нечаев хотел убить Прыжова за то, что тот утром посмел возражать против убийства Иванова.

Немедленно вслед за этим Нечаев спешит покинуть Москву и выезжает вместе с Кузнецовым в Петербург, предоставив Успенскому действовать в Москве. В Петербурге он делает вид, что продолжает заниматься своей организацией, но Кузнецов, к своему величайшему изумлению, замечает, что о существовании организации здесь может идти речь еще меньше, чем в Москве. Тогда он осмеливается задать Нечаеву вопрос: «Где же комитет? Ты, что ли, комитет?» - Нечаев все еще отрицает это и уверяет Кузнецова, что комитет существует. Он возвращается в Москву и признается Николаеву, что поскольку арестован Успенский, то все остальные будут также арестованы и потому он «не знает, что ему делать». Тогда Николаев, самый преданный его сторонник, решается спросить его, действительно ли существует пресловутый комитет или он состоит из одного Нечаева. - «Не отвечая утвердительно на мой вопрос, он сказал мне, что все средства позволительны для того, чтобы завлечь людей в такое дело, что правило это существует и за границей, что следует ему Бакунин, а равно и другие, и что если такие люди подчиняются этому правилу, то понятно, что и он, Нечаев, может поступать таким образом» (№ 181). Затем он приказывает Николаеву ехать с Прыжовым в Тулу, чтобы раздобыть обманным путем паспорт у одного рабочего, старого приятеля Николаева. Позже он сам отправляется в Тулу и просит там г-жу Александровскую сопровождать его в Женеву; это ему абсолютно необходимо.

Г-жа Александровская была сильно скомпрометирована во время волнений 1861-1862 годов; она даже сидела в тюрьме, где ее поведение оставляло желать многого. В припадке откровенности она написала исповедь своим судьям, и эта исповедь скомпрометировала многих людей. После всех этих дел она была водворена на жительство в один из провинциальных городов, где и жила под надзором полиции. Так как она опасалась, что ей не выдадут паспорта, то Нечаев каким-то путем раздобыл его для нее. Спрашивается, зачем Нечаеву понадобилась спутница, одного присутствия которой было достаточно, чтобы вызвать его арест на границе? Тем не менее, Нечаев в сопровождении г-жи Александровской благополучно прибыл в Же-

 

411

 

неву, и, в то время как несчастные, одураченные им люди были брошены в тюрьму, он вместе с Бакуниным принялся за изготовление № 2 «Народной расправы». Бакунин, невероятно гордившийся тем, что «Journal de Geneve» ³⁶³ пишет о нечаевском заговоре и приписывает ему руководящую роль в нем. забыл, что его «Народная расправа» печатается якобы в Москве, и вставил в нее целую страницу из статьи в «Journal de Geneve», написанную по-французски. Как только журнал был готов, г-же Александровской было поручено отвезти его вместе с другими прокламациями в Россию. На границе поджидавший г-жу Александровскую агент III отделения отобрал у нее пакет. После своего ареста она передала агенту список имен, которые могли быть известны одному Бакунину. Один из подсудимых по делу Нечаева и один из самых близких к нему людей признался на суде, что «он считал раньше Бакунина честным человеком и не понимает, как мог он вместе с остальными так подло подвергнуть эту женщину опасности ареста».

Если Бакунин и избавлял себя от обязанности ехать в Россию, чтобы лично руководить великой революцией, неминуемый взрыв которой он предсказывал, то в Европе он орудовал так, будто бы в нем «сидел черт». Локльский «Progrès», швейцарский орган Альянса, помещал длинные выдержки из «Народной расправы». Гильом восхвалял в нем изумительные успехи великих русских социалистов и заявлял, что его абстенционистская программа тождественна с их программой*.

На съезде в Шо-де-фоне Утин пытался было разоблачить подлые проделки Нечаева, но Гильом прервал его, заявив, что говорить об этих людях - значит заниматься шпионством. Что касается Бакунина, то в «Marseillaise» он изображал дело так, будто только что вернулся «из длительной поездки в отдаленные страны, куда не доходит свободная пресса» ³⁶⁵; он хотел этим создать впечатление, будто дела в России принимают такой революционный оборот, что он счел свое присутствие там необходимым.

Теперь мы подходим к развязке трагикомедии русского Альянса. В 1859 г. Герцен получил по завещанию от одного молодого русского 25000 франков на революционную пропаганду в России ³⁶⁶. Герцен, постоянно отказывавшийся отдать кому бы то ни было эти деньги, однако дал себя обмануть Бакунину,

______________________

* В 1868 г., меньше чем за два года до съезда в Шо-де-Фоне, где альянсисты добились признания их доктрины о воздержании от политики, Бакунин, оплакивая в органе Шассена «Democratie» ³⁶⁴ воздержание от политики французских рабочих, писал: «Воздержание от политики - это глупость, придуманная мошенниками, чтобы одурачивать идиотов».

 

412

 

который сумел получить их от него, уверив его, что Нечаев является представителем обширной и сильной тайной организации. Нечаев поэтому счел себя вправе потребовать свою долю. И эти два интернациональных брата, которых не могло разъединить убийство Иванова, затеяли ссору из-за денег. Бакунин отказался их отдать. Нечаев покинул Женеву и весной 1870 г. выпустил в Лондоне русскую газету «Commune» («Obchtchina») ³⁶⁷, в которой открыто потребовал, чтобы Бакунин отдал ему остаток капитала, полученного от покойного Герцена. Вот подтверждение того, что интернациональные братья «никогда не нападают друг на друга и не сводят своих счетов публично».

___________

Передовая статья № 2 «Народной расправы» содержит еще одну написанную поэтической прозой похоронную песнь о вечно мертвом и вечно живом герое - Нечаеве. На сей раз герой был задушен жандармами, которые везли его в Сибирь. Переодетый рабочим, он был арестован в Тамбове, в кабаке. Этот арест вызвал необычайное волнение в правительственных сферах. Только и слышались слова: «Нечаев, переодетый... доносы... тайные общества... бакунисты... революция». По случаю смерти Нечаева пермский губернатор послал в Петербург телеграмму; эта телеграмма приводится целиком. Другая телеграмма, которая также целиком приводится, была послана в III отделение, и «Народная расправа» знает, что, «получив таковую телеграмму, шеф жандармов привскочил со стула и целый вечер как-то скверно улыбался». Так Нечаев умер вторично.

В статье признается убийство Иванова. Оно характеризуется как

 

«месть общества своему сочлену за какое-либо отступление от обязанностей. Суровая логика истинных работников дела не должна останавливаться ни перед каким фактом, ведущим к успеху дела, а тем более перед фактами, могущими спасти дело и устранить его гибель».

 

Арест восьмидесяти юношей означает для Бакунина «успех дела».

Вторая статья озаглавлена «Кто не за нас, тот против нас» и представляет собой апологию политического убийства. Всем революционерам, не примыкающим к Альянсу, сулят участь Иванова, прямо не называя его:

 

«Горячее время настало... два враждебных лагеря уже начали военные действия... нельзя дольше оставаться нейтральным: в золотой середине оставаться теперь невозможно; это значит: во время перестрелки стоять среди двух враждебных сил, стреляющих друг в друга; это значит:

 

413

 

гибнуть даром, падать от картечи и тех и других, не имея возможности чем-либо противодействовать; это значит: выносить на своей шкуре и розги и пытки III отделения или пасть от пули наших револьверов».

 

Далее следует выражение благодарности, по-видимому, ироническое, русскому правительству за «его содействие в развитии и быстром ходе нашего дела, которое стремительно приближается к желанному концу». В тот час, когда оба героя благодарили правительство за ускорение «желанного конца», все члены этой так называемой тайной организации уже были арестованы. - Затем статья обращается с новым призывом. Они принимают в свои «отверстые объятия все честные, свежие силы», предупреждая их, что, раз попав в эти объятия, они должны подчиняться всем требованиям общества. «Всякое отречение от общества, всякое отступление, совершенное сознательно, вследствие неверия в истинность и справедливость известных начал, ведет к исключению из списка живых». А затем оба наши героя издеваются над арестованными: это, мол, только благодушные либералы, действительных членов организации охраняет тайное общество, которое не позволит их захватить.

Третья статья названа «Главные основы будущего общественного строя». Эта статья показывает, что если простых смертных карают, как за преступление, за одну мысль о будущей организации общества, так это потому, что главари все уже устроили заранее.

 

«Выход из существующего общественного порядка и обновление жизни новыми началами может совершиться только путем сосредоточения всех средств для существования общественного в руках нашего комитета и объявлением обязательной для всех физической работы.

Комитет тотчас по низвержении существующих основ объявляет все общественным достоянием и предлагает создавать рабочие общества» (artels) «и в то же время издает статистические сводки, составленные знающими людьми и указывающие, какие отрасли труда наиболее необходимы в данной местности и какие обстоятельства могут мешать тому или другому разряду занятий.

В течение известного числа дней, назначенных для переворота, и неизбежно последующей за ним сумятицы, каждый индивидуум должен примкнуть к той или иной рабочей артели по собственному выбору... Все оставшиеся отдельно и не примкнувшие к рабочим группам без уважительных причин не имеют права доступа ни в общественные столовые, ни в общественные спальни, ни в какие-либо другие здания, предназначенные для удовлетворения разных потребностей работников-братьев или содержащие готовую продукцию и материалы, продовольствие и орудия, предназначаемые для всех членов установившегося рабочего общества; одним словом, тот, кто не примкнул без уважительных причин к артели, остается без средств к существованию. Для него закрыты будут все дороги, все средства сообщения, останется только один выход: или к труду, или к смерти».

 

414

 

Каждая артель выбирает из своей среды оценщика («otzienchtchik»), который регулирует ход работы, ведет книги для записи производства и потребления, а также производительности каждого рабочего, и служит посредником с общей конторой данной местности. Контора, состоящая из избранных членов всех артелей данной местности, производит обмен между этими артелями, заведует всеми общественными учреждениями (спальнями, столовыми, школами, больницами) и руководит всеми общественными работами: «все общие работы находятся в ведении конторы, тогда как все индивидуальные, где необходимы особое искусство и навык, выполняются отдельно артелями». Дальше идет подробная регламентация воспитания, рабочего времени, кормления детей, освобождения от работы изобретателей и т. д.

 

«При полнейшей публичности, гласности и деятельности каждого пропадет бесследно, исчезнет всякое честолюбие, как его теперь понимают, и всякая ложь... тогда стремлением каждого будет производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше; в этом сознании своей пользы для общества будет заключаться вся гордость, все честолюбие тогдашних деятелей».

 

Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма! Все тут есть: общие столовые и общие спальни, оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление, словом, всю общественную деятельность, и во главе всего, в качестве высшего руководителя, безыменный и никому неизвестный «наш комитет». Несомненно, это чистейший антиавторитаризм.

Чтобы придать этому абсурдному плану практической организации видимость теоретической основы к самому заглавию этой статьи привязано маленькое примечание:

 

«Подробное теоретическое развитие основных наших положений желающие найдут в опубликованном нами произведении «Манифест Коммунистической партии»».

 

И действительно, в каждом номере «Колокола» за 1870 г. ³⁶⁸ рядом с объявлением о воззвании Бакунина «К офицерам русской армии» и о двух номерах «Народной расправы» можно встретить объявление о русском переводе Манифеста (немецкого) Коммунистической партии 1847 г., ценой в 1 франк. Используя этот Манифест для того, чтобы внушить доверие к своим татарским фантазиям в России, Бакунин в то же время устами Альянса стран Запада провозгласил этот Манифест архиеретическим произведением, проповедующим пагубное учение немецкого авторитарного коммунизма (см. резолюцию конференции в Римини, речь Гильома в Гааге, «Bulletin jurassien» «№ 10-11, барселонскую «Federacion» и т. д.).

 

415

 

Теперь, когда черни известно, к какой роли предназначен «наш комитет», легко понять эту ненависть конкурента к государству и ко всякой централизации сил рабочих. В самом деле, до тех пор, пока рабочий класс будет иметь свои представительные органы, гг. Бакунин и Нечаев, орудующие под маской «нашего комитета», не смогут стать владельцами общественного богатства и не смогут пожинать плоды того возвышенного честолюбивого стремления, которое они так жаждут внушить другим: много работать, с тем чтобы мало потреблять!

 

2. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КАТЕХИЗИС

 

Нечаев тщательно хранил маленькую зашифрованную книжечку под названием «Революционный катехизис» ³⁶⁹; он утверждал, что обладание этой книжечкой составляет особую привилегию всякого эмиссара или агента Международного товарищества. Все показания на суде и неоспоримые доказательства, представленные адвокатами, говорят о том, что этот катехизис был написан Бакуниным, который никогда и не осмеливался отрицать свое авторство. К тому же форма и содержание этого произведения ясно показывают, что оно происходит из того же источника, что и тайные статуты, «Слова», прокламации и «Народная расправа», о которых мы уже говорили. Оно лишь является их дополнением. Эти всеразрушительные анархисты, которые хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до крайности буржуазную безнравственность. Читатели уже могли по нескольким образчикам судить об альянсистской морали, догматы которой, чисто христианского происхождения, были со всей тщательностью разработаны первоначально эскобарами XVII века ³⁷⁰. Альянс только до нелепости утрирует ее характер и на место святой католической, апостольской, римской церкви иезуитов ставит свое архианархическое и всеразрушительное «святое революционное дело». Революционный катехизис является официальным кодексом этой морали, изложенной на сей раз систематически и вполне откровенно. Мы приводим его in extenso* в том виде, как он был оглашен на заседании суда 8 июля 1871 года.

 

«Отношение революционера к самому себе

 

§ 1. Революционер - человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью - революцией.

______________

* - полностью. Ред.

 

416

 

§ 2. Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить.

§ 3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку - науку разрушения. Для этого и только для этого он изучает механику, физику, химию, пожалуй, медицину. Для этого изучает денно и нощно живую науку - людей, характер, положения и все условия настоящего общественного строя во всех возможных слоях. Цель же одна - наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого («poganyi») строя,

§ 4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.

Безнравственно и преступно все, что помешает ему.

§ 5. Революционер - человек обреченный, беспощаден для Государства и вообще для всего сословнообразованного общества; он не должен ждать для себя никакой пощады. Между ним и обществом существует тайная или явная, но непрерывная и непримиримая война на жизнь и на смерть. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности должны быть задавлены в нем единою холодной страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение - успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель - беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает ее достижению.

§ 7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение; она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став и нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединяться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.

 

Отношения революционера к товарищам по революции

 

§ 8. Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционным делом, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношения к такому товарищу определяется единственно степенью его полезности и деле всеразрушительной («vserasrouchitelnoi ») практической революции.

§ 9. О солидарности революционеров и говорить нечего: в ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении, таким образом, решенного плана, каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо.

§ 10. У каждого товарища должно быть под рукою несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвященных. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить

 

417

 

свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит, как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела, только как на такой капитал, которым он сам и один без согласия всего товарищества вполне посвященных распоряжаться не может.

§ 11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос, спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем, с одной стороны, а с другой - трату революционных сил, потребных на избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.

 

Отношения революционера к обществу

 

§ 12. Принятие нового члена, заявившего себя не на словах, а на деле, в товарищество не может быть решено иначе, как единодушно.

§ 13. Революционер вступает в государственный, сословный, так называемый образованный мир и живет в нем только с верою в его полнейшее скорейшее разрушение. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Он не должен останавливаться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру. Все и все должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нем родственные, дружеские и любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку.

§ 14. С целью беспощадного разрушения революционер может и даже часто должен жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционер должен проникнуть всюду, во все высшие и средние классы, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в III отделение» (тайная полиция) «и даже в императорский дворец.

§ 15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий: первая категория неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных, по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих.

§ 16. При составлении таких списков и для установления вышереченного порядка, должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни даже ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе. Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти и полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерой пользы, которая должна произойти от смерти известного человека для революционного дела. Итак, прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, а также внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергичных деятелей, потрясти его силу.

§ 17. Вторая категория должна состоять из таких людей, которым даруют только временно» (!) «жизнь для того, чтобы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов, или личностей, не отличающихся ни особенным умом, ни энергией, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием, силой. Надо их эксплуатировать возможными путями; опутать их, сбить с толку и, по возможности, овладев их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатства и сила сделаются,

 

418

 

таким образом, неистощимой сокровищницей и сильной помощью для разных предприятий.

§ 19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем, прибирать их в руки, овладеть их тайнами, скомпрометировать их донельзя, так чтобы возврат для них был невозможен, и их руками мутить Государство.

§ 20. Пятая категория - доктринеры, конспираторы, революционеры, все праздноглаголющие в кружках и на бумаге. Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные, головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

§ 21. Шестая и важная категория - женщины, которых должно разделить на три главные разряда: одни - пустые, бессмысленные, бездушные, которыми можно пользоваться, как третьей и четвертой категориями мужчин; другие - горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не доработались еще до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять, как мужчин пятой категории; наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно.

 

Отношения товарищества к народу

 

§ 22. У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда (tchernorabotchii lioud). Но убежденное в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможны только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.

§ 23. Под революцией народной товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образцу - движение, которое всегда, останавливаясь перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции порядка и классы России.

§ 24. Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация, без сомнения, выработается из народного движения и жизни. Но это - дело будущих поколений. Наше дело - страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.

§ 25. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания Московского государства не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с Государством; против дворянства, против чиновничества, против попов, против торгового* мира и против мелких торговцев, эксплуататоров народа**. Мы соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.

___________

* В русском тексте Бакунина: «гильдейского». Ред.

** В русском тексте: «кулака-мироеда». Ред.

 

419

 

§ 26. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу - вот вся наша организация, конспирация, задача».

 

Критиковать такой шедевр значило бы затушевывать его шутовской характер. Это значило бы также принять слишком всерьез этого аморфного всеразрушителя, ухитрившегося сочетать в одном лице Родольфа, Монте-Кристо, Карла Моора и Робера Макера. Мы ограничимся тем, что с помощью нескольких сопоставлений установим тождественность самого духа и даже выражений катехизиса, если не считать тяжеловесных преувеличений, с тайными статутами и остальными русскими произведениями Альянса.

Три степени посвящения тайных статутов Альянса воспроизведены в § 10 катехизиса, где говорится о «революционерах второго и третьего разряда ... не совсем посвященных». - Обязанности интернациональных братьев, которые установлены статьей 6 их устава, совпадают с обязанностями, налагаемыми §§ 1 и 13 катехизиса. - Условия, при которых братья могут занимать правительственные должности, указанные в статье 8 устава, «с еще большей полнотой изложены» в § 14 катехизиса, где им дают понять, что они могут поступать в полицию, если на то будет приказ. - Совет, даваемый братьям (устав, статья 9), чтобы они совещались между собой, повторяется в § 9 катехизиса. - В статьях 2, 3, 6 программы интернациональных братьев характер революции изображен совершенно так же, как в §§ 22 и 23 катехизиса. - Якобинцы, о которых говорится в статье 4 программы, превращаются в § 20 катехизиса в разновидность «людей пятой категории», которых оба документа обрекают на смерть. - Мысли, высказанные в статьях 5 и 8 программы о ходе истинно анархической революции, те же, что и в § 24 катехизиса.

Осуждение науки, которое содержится в § 3 катехизиса, повторяется во всех русских документах. Идеализация разбойника как образцового революционера, имеющаяся в «Словах» лишь в зародыше, открыто признается и проповедуется во всех остальных произведениях. «Пятая категория», о которой говорится в § 20 катехизиса, в «Постановке революционного вопроса» называется «кабинетными революционерами - сторонниками государства». Там, так же как и в §§ 25 и 26 катехизиса, утверждается, что первая обязанность революционера - стать разбойником. Только в «Началах революции» и в «Народной расправе» начинается проповедь всеразрушения, к которому обязывают §§ 6, 8 и 26 катехизиса, и проповедь систематических убийств, о которых говорится в §§ 13, 15, 16 и 17.

 

420

 

3. ВОЗЗВАНИЕ БАКУНИНА К ОФИЦЕРАМ РУССКОЙ АРМИИ

 

Бакунин, однако, считал нужным не оставлять никаких сомнений насчет своего соучастия в так называемом заговоре Нечаева. Он выпустил воззвание «К офицерам русской армии», помеченное «Женева, январь 1870» и подписанное «Михаил Бакунин». Об этом воззвании, «ценой в 1 франк», было объявлено как о произведении Бакунина во всех номерах «Колокола» за 1870 год. Приведем из него несколько выдержек.

Оно начинается с заявления, которое делал и Нечаев в России, что

 

«наступает час последней борьбы между романовско-гольштейнготорпским домом и русским народом, между татарско-немецким игом и широкой славянской волей. Весна у нас на носу, а в ранней весне бой начнется... революционная сила готова, и при существовании глубокого и повсеместного неудовольствия народа, такого, например, какое существует ныне в целой России, победа ее несомненна».

 

Имеется организация для руководства этой неминуемой революцией, ведь «тайная организация - это как бы штаб революционного войска, а войско - целый народ».

 

«В воззвании «К молодым братьям в России» я говорил о том, что Стенька Разин, который поведет народные массы в будущем, столь явно приближающемся разгроме Всероссийской империи, будет не богатырь одинокий, а Стенька Разин коллективный. Для всякого недурака должно было быть ясно, что я под этим разумел тайную, уже теперь существующую и действующую организацию, сильную своей дисциплиной, страстной преданностью и самоотвержением своих членов и безусловным подчинением каждого всем приказаниям и распоряжениям единого комитета, всезнающего и никому неизвестного.

Члены этого комитета вполне отреклись от себя; вот что дает им право требовать от всех сочленов организации самоотречения безусловного. Они до такой степени отказались для себя лично от всего, что составляет главный предмет искания всех тщеславно-самолюбивых, честолюбивых и властолюбивых людей, что, отказавшись раз навсегда от личной собственности, от официальной или публичной власти и силы и вообще от всякого значения в обществе, они обрекли себя на вечную неизвестность, предоставляя другим славу, внешний блеск и шум дел и оставляя для себя, опять-таки не лично, а коллективно, только сущность его.

Как иезуиты, только не с целью порабощения, а освобождения народного, каждый из них отказался даже от собственной воли. В комитете, равно как и во всей организации, мыслит, хочет, действует не лицо, а только коллективность. Такое отречение от собственной жизни, от собственной мысли и от собственной воли для многих покажется невозможным и даже возмутительным. Оно действительно трудно, но вместе с тем необходимо. Особенно трудно покажется оно начинающим и только что вступающим в организацию людям, еще не отвыкшим от пустословного, мишурного фанфаронства; людям, играющим в честь, в личное достоинство и право и вообще потешающим себя теми жалкими призраками вообразимой человечности, за которыми в нашем русском обществе проглядывает полнейшее

 

421

 

покорение всех и каждого условиям самой гнусной и самой подлой действительности. Оно покажется трудным для тех, кто в деле ищет потехи для своего самолюбия, предлога для фразы, любит в нем отражение своего собственного драматически рисующегося лица, а не самое дело».

«Всякий новый член вступает в нашу организацию свободно, зная, что, вступив в нее раз, он принадлежит уж ей, не себе. Вступление в организацию свободно, но выход из нее невозможен, потому что всякий член выходящий непременно подверг бы опасности самое существование организации, которая не должна зависеть от легкомыслия, капризов или большей или меньшей степени скромности, честности и силы одного или нескольких лиц... И потому, вступая в нее, каждый должен знать, что он отдает себя ей, со всем, что у него есть сил, средств, уменья и жизни, безвозвратно... Это ясно и определенно высказано в обнародованной ею программе, обязательной столько же для членов комитета, сколько и для всех остальных членов ее, находящихся вне комитета... Если эта страсть» (революционная) «в нем действительно существует, то все, что организация от него потребует, будет для него легко. Известно, что для страсти трудности не существует, она не признает невозможного, и чем непреодолимее кажутся препятствия, тем сильнее напрягается воля, умение и сила возбужденного ею человека. В ком эта страсть существует, в том не может быть места для личных страстишек; он даже не жертвует ими, потому что они в нем более не существуют. Серьезный член общества убил в себе самом всякое любопытство и преследует его беспощадно во всех других. Хотя он и сознает себя достойным всякого доверия и именно потому, что он его достоин, то есть потому, что он серьезный человек, он не ищет и не хочет знать ничего, кроме того, что ему необходимо для лучшего исполнения возложенного на него дела. Он говорит о деле только с тем и только то, что ему приказано говорить; и вообще он сообразуется безусловно и строго со всеми приказаниями и инструкциями, полученными им свыше, не спрашивая и не стараясь даже узнать, на какой степени организации он находится сам; желая только, естественным образом, чтоб ему было поручено как можно более дела, но ожидая вместе с тем терпеливо, чтоб оно было возложено на него.

Такая железная и безусловная дисциплина может удивить и даже оскорбить новичка; но она не удивит и не оскорбит, а, напротив, порадует и вместе успокоит всякого серьезного члена, всякого действительно умного и сильного человека, лишь бы только в нем действовала та всепоглощающая страсть народного торжества, о которой я говорил выше. Серьезный член поймет, что именно такая дисциплина есть необходимый залог относительной безличности для каждого члена, условие, sine qua non* общего торжества, и что только она одна может сплотить действительную организацию и создать коллективную революционную силу, которая, опираясь на стихийную мощь народную, будет в состоянии побороть и разрушить громадную силу государственной организации.

Иные спросят: как же нам довериться диктаторскому руководству неизвестного нам комитета? Но комитет вам известен: во-первых, по своей программе, столь определенной и ясной, обнародованной им и объясняемой еще подробнее каждому вновь вступающему в организацию. Он рекомендуется вам, во-вторых, тем безусловным доверием, которое имеют к нему известные вам и уважаемые вами лица, доверие, которое заставляет вас вступить именно в эту, а не в другую организацию. Действительным же членам организации он становится скоро еще более известным своей неутомимой, решительной и всюду проникающей деятельностью, всегда

_________________

* - необходимое условие. Ред.

 

422

 

сообразной с программой и с целью организации. И все покоряются его авторитету охотно, убеждаясь все более и более на самой практике, с одной стороны, в его истинно удивительной предусмотрительности, бдительности, разумной энергии и в целесообразности его распоряжений, а с другой стороны - в спасительности и необходимости такой дисциплины.

Меня могут спросить: если личный состав комитета остается для всех тайной непроницаемой, каким же образом могли вы собрать о нем все эти сведения и убедиться в его действительной состоятельности? - Отвечу на этот вопрос откровенно. Мне неизвестен ни один из членов комитета, ни число его членов, ни даже местопребывание его. Знаю только, что он существует не за границей, а в России, как и быть должно, потому что заграничный революционный комитет для России - такая нелепость, которая может зародиться разве только в голове бестолково-честолюбивых и пустозвонных фразеров эмиграции, скрывающих свое тщеславно-суетливое и злостно интригующее безделье под громким именем «Народного дела»*.

После дворянского заговора декабристов» (1825) «первая попытка серьезной организации была сделана Ишутиным и его товарищами. Настоящая организация есть первая окончательно удавшаяся организация революционных сил в целой России. Она воспользовалась всеми приготовлениями, опытами. Ее никакая реакция не заставит распустить себя, она переживет все правительства. И не перестанет она действовать до тех пор, пока вся программа ее не станет русской обыденной жизнью, не станет жизнью всесветной.

Около года тому назад комитет, найдя полезным известить меня о своем существовании, прислал мне свою программу с изложением общего плана революционного действия в России. Согласный с тем и с другим и убедившись в серьезности дела, равно как и людей, предпринявших его, я сделал то, что, по моему убеждению, должен сделать всякий честный эмигрант за границей: подчинился безусловно власти комитета, как единственного представителя и руководителя революционного дела в России. Обращаясь к вам ныне, я лишь повинуюсь требованию самого комитета. Больше вам сказать ничего не могу. Прибавлю только одно слово о том же предмете. Я достаточно ознакомлен с планом целой организации для того, чтобы быть вполне убежденным, что никакая сила не может теперь разрушить ее. Если бы даже в предстоящей борьбе народная партия потерпела новое поражение, - чего, однако, никто из нас не боится, мы все верим в близкое торжество народного дела, - но если бы даже наши надежды не сбылись, то и тогда бы, посреди самого бедственного разгрома народного восстания и посреди самой дикой реакции, организация останется цела и невредима...

Основание программы самое широкое, самое человеческое: полнейшая свобода и полнейшее равенство всех людей, основанные на общественной собственности и на общем труде, равно для всех обязательном, исключая. разумеется, тех, которые предпочтут голодную смерть, не работая.

Такова ныне программа чернорабочего люда всех стран, и эта программа вполне соответствует вековым требованиям и инстинктам нашего народа... Предлагая эту программу народным низам**, члены нашей организации не могут надивиться, с какой быстротой и как широко они понимают и с какой горячностью принимают ее. Значит программа готова.

_________________________

* Читатель припоминает, что так называлась русская газета Интернационала, издававшаяся в Женеве несколькими молодыми русскими, которые отлично знали истинную цену мнимому комитету и бакунинской организации.

** В русском тексте воззвания Бакунина: «чернорабочему люду». Ред.

 

423

 

Она неизменна. Кто за нее, тот пойдет с нами. Кто против нас, тот друг всех супостатов народных, царский жандарм, царский палач - наш враг...

Я вам сказал, что наша организация построена так крепко, а теперь прибавлю еще, она пустила уже такие глубокие корни в самый народ, что потерпи мы даже теперь неудачу, наша реакция не будет в силах разрушить ее...

Лакейские газеты и журналы, повинуясь внушениям III отделения, стараются уверить публику, что правительству удалось захватить заговор в самом корне. Оно ничего не схватило, комитет и организация остались и останутся целы, правительство скоро в том само убедится, потому что народный взрыв близок. Он так близок, что каждый должен решить теперь, хочет ли он быть нашим другом, другом народа, или нашим и народным врагом. Для всех друзей, к какому бы они сословию и положению ни принадлежали, наши ряды открыты. Но как отыскать вас? - спросите вы. Организация, везде окружающая вас и насчитывающая уже много членов между вашими товарищами, сама отыщет того, кто будет искать ее с правдивым желанием и твердой волей служить народному делу. Кто не за нас, тот против нас. Выбирайте».

 

В этой брошюре, подписанной его именем, Бакунин притворяется, будто не знает местопребывания и состава комитета, от имени которого он говорит и от имени которого Нечаев действовал в России. А между тем, единственный документ, дававший Нечаеву право выступать от имени комитета, был подписан Михаилом Бакуниным, и единственным человеком, получавшим отчеты о работе секций, был опять-таки Михаил Бакунин. Следовательно, когда Михаил Бакунин клянется беспрекословно подчиниться комитету, то он клянется повиноваться самому Михаилу Бакунину.

Мы считаем излишним приводить дальнейшие доказательства полного тождества не только направления, но и выражений этого подписанного Бакуниным произведения с другими русскими документами, появившимися анонимно. Мы хотим только показать, как Бакунин применяет здесь мораль катехизиса. Он начинает с того, что проповедует эту мораль русским офицерам. Он заявляет им, что, выступив в качестве иезуитов революции, он и другие посвященные выполнили свой долг и, вместе с тем, заполнили существовавший пробел; он говорит, что в отношении комитета они отреклись от собственной воли, что у них ее не больше, чем у знаменитого «трупа» общества иезуитов. А чтобы офицеров не отпугнуло убийство Иванова, он пытается убедить их в необходимости убивать всякого, кто пожелал бы выйти из тайного общества. Затем он применяет эту же мораль в отношении своих читателей, обманывая их самым бессовестным образом. Бакунину было известно, что правительство арестовало не только всех посвященных в России, но и в десять раз большее число людей, скомпрометированных Нечаевым, ввиду их принадлежности к пресловутой

 

424

 

«пятой категории» катехизиса, что в России уже не осталось и тени организации, что никакого комитета там нет и никогда не было, если не считать Нечаева, находившегося в тот момент вместе с ним в Женеве; кроме того он знал, что эта брошюра не завербует ни одного сторонника в России, что она может только послужить правительству предлогом для новых преследований; и все же он заявляет, что правительство вовсе никого не схватило, что комитет продолжает существовать в России и развивать там неутомимую, решительную, всюду проникающую деятельность, поистине удивительную предусмотрительность, бдительность, разумную энергию и поразительную ловкость (доказательством тому служат показания на процессе), что его тайная организация, единственная серьезная организация, существовавшая в России после 1825 г., невредима, что она пустила корни в народных низах, которые горячо принимают ее программу, что она окружает офицеров, что революция неминуема и что она вспыхнет через несколько месяцев, весной 1870 года. Только для того, чтобы доставить себе удовольствие полюбоваться в зеркале и перед своими интернациональными лжебратьями «своим собственным драматически рисующимся лицом», Михаил Бакунин, заявляющий, что он «отрекся от собственной жизни, от собственной мысли и от собственной воли», что он стоит выше «пустословного, мишурного фанфаронства людей, играющих в честь, в личное достоинство и право», обращается к русским с этими выдумками, выступает с этим фанфаронством.

Тот самый человек, который в 1870 г. проповедует русским слепое, беспрекословное повиновение приказаниям, идущим свыше от анонимного и неведомого комитета, который заявляет, что иезуитская дисциплина есть условие sine qua non победы, что только одна она может одержать верх над чудовищной централизацией - не русского государства, а государства вообще, который провозглашает более авторитарный коммунизм, чем самый примитивный коммунизм, - этот самый человек в 1871 г. затевает внутри Интернационала раскольническое и дезорганизаторское движение под предлогом борьбы против авторитарности и централизма немецких коммунистов, под предлогом создания автономных секций и свободной федерации автономных групп и превращения Интернационала в то, чем он якобы должен быть: в прообраз будущего общества. Если бы будущее общество было создано по образцу русской секции Альянса, то оно далеко превзошло бы Парагвай преподобных отцов иезуитов ³⁷¹, столь дорогих сердцу Бакунина.

Источник: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения издание 2-е, т.18, стр. 388-424

Примечания:

711

 

³⁵⁴ «Санкт-Петербургские ведомости» - русская ежедневная газета, официальный правительственный орган; под данным названием выходила в 1728-1914 годах; в 1914-1917 гг. выходила под названием «Петроградские ведомости». - 389.

 

³⁵⁵ Чернышевский был арестован в июле 1862 года. До 1864 г. он находился в Петропавловской крепости, затем был приговорен к семи годам каторжных работ в Сибири и вечному поселению там. - 389.

 

³⁵⁶ Имеются в виду листовки Бакунина «Несколько слов к молодым братьям в России», Женева, май 1869 и Нечаева «Студентам Университета, Академии и Технологического института в Петербурге», Женева, 1869. - 390.

 

³⁵⁷ «Невежествующие братья» - прозвище религиозного ордена, возникшего в Реймсе в 1680 г., члены которого обязывались посвятить себя обучению детей бедняков; в школах ордена учащиеся получали главным образом религиозное воспитание, приобретая весьма скудные знания в других областях. - 392.

 

³⁵⁸ Листовки: «Постановка революционного вопроса», май 1869 г., и «Начала революции», лето 1869 г., были написаны Бакуниным. - 392.

 

³⁵⁹ Н. Флеровский. «Положение рабочего класса в России. Наблюдения и исследования». С.-Петербург, 1869. - 393.

 

³⁶⁰ «Издания общества «Народной расправы»» № 2, С.-Петербург, зима 1870, стр. 9. Издание № 2, как и № 1, было осуществлено в Женеве. - 395.

 

³⁶¹ «Народное дело» - журнал (с апреля 1870 г. - газета), издававшийся в 1868-1870 гг. в Женеве группой русских революционеров-эмигрантов; первый номер был подготовлен Бакуниным, затем, с октября 1868 г., редакция, в которую входил Утин и др., порвала с Бакуниным и выступила против его взглядов; с апреля 1870 г. - орган Русской секции Международного Товарищества Рабочих, проводивший линию Маркса и Генерального Совета; публиковал документы Интернационала. - 395.

 

³⁶² Первоначально стихотворение Н. Огарева «Студент» было посвящено другу Огарева и Герцена С. И. Астракову, умершему в 1866 году. Получив от Огарева рукопись стихотворения, Бакунин написал ему, что было бы «полезнее для дела», если бы стихотворение было посвящено Нечаеву. С этим посвящением стихотворение было отпечатано отдельными листками в 1869 г. в Женеве и использовалось Нечаевым, как своего рода знак полномочий от Огарева. - 401.

 

³⁶³ «Journal de Geneve national, politique et litteraire» («Женевская национальная, политическая и литературная газета») - консервативная газета, издается с 1826 года. - 411.

 

³⁶⁴ «La Democratie» («Демократия») - французская буржуазно-демократическая еженедельная газета, выходила в Париже с ноября 1868 по 1870 год.

 

712

 

Письмо Бакунина редактору газеты Шассену было написано в апреле 1868 г. для издававшихся им с марта 1868 г. отдельных оттисков, в которых предполагавшиеся сотрудники газеты излагали свои взгляды. Письмо Бакунина было опубликовано в конце апреля 1868 г. в 6 оттиске. - 411.

 

³⁶⁵ Цитируется статья Бакунина «Герцен», опубликованная в газете «Marseillaise» № 72, 2 марта 1870 года. - 411.

 

³⁶⁶ Имеются в виду деньги, переданные Герцену в 1858 г. русским помещиком П. А. Бахметьевым для пропаганды (так называемый бахметьевский фонд). В 1869 г., под давлением Бакунина и Огарева, Герцен согласился разделить фонд на две части, одна из которых была передана Огаревым Нечаеву. В 1870 г., после смерти Герцена, Нечаев получил от Огарева и вторую половину фонда. - 411.

 

³⁶⁷ «Община» - под этим названием в сентябре 1870 г. в Лондоне вышел первый номер газеты, редакторами которого были С. Нечаев и В. Серебренников; второй номер, вышедший в 1871 г., был уничтожен самими издателями. - 412.

 

³⁶⁸ «Колокол. Орган русского освобождения, основанный А. И. Герценом» - под таким названием Нечаев и Серебренников издали в Женеве несколько номеров газеты весной 1870 года. - 414.

 

³⁶⁹ Имеется в виду «Катехизис революционера», который был написан Бакуниным летом 1869 г., зашифрован и отпечатан в нескольких экземплярах. Во время обыска в 1869 г. у П. Г. Успенского был найден экземпляр катехизиса, текст которого был воспроизведен в отчетах о нечаевском процессе в «Правительственном вестнике» № 162 1871 года; этот текст и был использован Марксом и Энгельсом - 415.

 

³⁷⁰ Эскобары - последователи испанского иезуита Эскобара-и-Мендоса (1589-1669), открыто проповедовавшего, что благие намерения оправдывают действия, порицаемые моралью и законами (цель оправдывает средства). - 415.

 

³⁷¹ Имеется в виду теократическое государство иезуитов, существовавшее в начале XVI - середине XVII в., в Южной Америке, в основном на территории современного Парагвая. - 424.

 

СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ (ЗАКЛЮЧЕНИЕ)