450
XXII съезд КПСС и колебания ИКП в процессе десталинизации
Десталинизация выражает империалистическую зрелость СССР
Один из фундаментальных признаков оппортунизма – это всегда быть за пределами действительности. Чем более он объявляет себя «конкретным» и «связанным с реальностью», тем более он от неё ускользает. Чем более оппортунизм сообразуется или верит, что сообразуется с реальностью, чем более он думает, что является «непосредственным» и имеет в своем ближайшем будущем контроль над реальностью, тем более он отрицает и борется с «абстракцией» в революционной теоретической программе и тем более он обрекает себя быть подвешенным в пустоте и подставленным всем порывам ветра социально-политических бурь. Это судьба всех оппортунистических и контрреволюционных партий. В эпоху империализма и пролетарских революций, когда реформизм и оппортунизм не являются более синдикалистским явлением, рожденным рабочим движением, а инструментом капитализма в рядах пролетариата; в эпоху, когда капиталистическое накопление является больше не органическим процессом, а показателем нарушения экономического равновесия, которое вызывает резкие структурные и политические потрясения; в эпоху, когда противоречия империализма становятся гигантскими и взрываются с удесятеренной силой, оппортунистические партии могут стать лишь переходным явлением и организациями, зависящими от более жестоких потрясений, от более грозных скачков, более непоправимого распада. Чем больше оппортунизм укореняется в социальной базе капитализма, который его производит, тем более он в этом единственном смысле становится «конкретным», и тем более его судьба связана с жизнью экономического базиса, который его питает. Он процветает, когда процветает базис, колеблется вместе с ним, разрушается, когда он разрушается. Иначе не может быть, потому что оппортунизм – это инструмент консервации. Только революционеры могут быть «конкретными», потому что они обладают научным знанием реальности, они могут быть «непосредственными», потому что они понимают и предвидят движение экономической и политической реальности, они могут быть «реалистами», потому что они извлекают из анализа движения действительности стратегию и тактику пролетарской революции.
Партия Ленина увидела, как рушится, словно карточный домик, огромная европейская социал-демократия, бывшая в течение долгих лет моделью «эффективности», «конкретности», «организованности».
Ленинская революционная партия, которую мы стараемся восстановить, увидит подобного же рода крушение сталинизма, который сделал из квинтэссенции оппортунизма социал-демократии идеологию государственного капитализма.
451
Первоначальный кризис сталинизма
В течение многих лет мы говорили это в наших газетах, основываясь на документации, но, в особенности, ведомые марксистскими инструментами анализа. ИКП со своим значительным организационным и пропагандистским аппаратом попыталась раздавить нас под тяжестью оскорблений и изолировать нас с помощью насмешек. Сегодня внезапно потрясённая последствиями XXII съезда она вынуждена обсуждать значительное число наших тезисов. Наша заслуга в этом ничтожна. Наша единственная заслуга – это продолжение любой ценой, несмотря на оскорбления, репрессии, изоляцию, применения марксистской программы и революционного коммунизма. Мы предвидели и доказали, что сталинизм придет к кризису, не потому, что мы прорицатели, но потому, что мы применяем теорию и опыт, которые нам оставили Маркс и Ленин. Сегодня мы предвидим и доказываем, что в определенный момент империалистического развития сталинизм войдет в свой окончательный кризис.
Всё то, что происходит в настоящее время, эта так называемая десталинизация, нас не удивляло и не удивляет. Это лишь первый симптом кризиса, который даже может быть временно отсрочен, но, тем не менее, не разрешен.
Наша позиция не может, разумеется, быть обусловлена сложными движениями, которые может принять начало кризиса сталинизма. Более того, она сильнее, чем когда бы то ни было, нацелена на анализ глубинных тенденций, осуществляющих этот кризис. Ни в коем случае нельзя смешивать эту, так называемую, «десталинизацию» с всеобщим кризисом сталинизма, который произойдёт лишь тогда, когда весь империализм войдет в кризис определяющим фактором, которого станет классовая капиталистическая природа СССР.
Нельзя ограничить сталинизм политическим процессом восхождения и господства сталинской бюрократии, как делают это социал-демократы и правые ревизионисты. Сталинизм – это по существу развитие государственного капитализма в Советском Союзе, появившегося под знаком великой мистификации «социализма в одной стране», но основанного на типично капиталистических производственных и классовых отношениях. Окончательно он войдет в кризис, когда классовая борьба внутри советского общества достигнет фазы накала, иначе говоря, когда советский пролетариат возьмёт в свои руки революционную инициативу против класса, который его эксплуатирует и угнетает. Кризис начался сегодня в надстройке, политике сталинизма, иначе говоря, во всём этом комплексе средств и методов государственного управления рабочим классом, крестьянскими массами и промежуточными слоями. Комплексе ставшем превалирующим в данный момент капиталистического накопления в СССР. Ряд аспектов этой сталинистской надстройки со всей идеологической поддержкой, которая её сопровождает, оказываются сегодня неадаптированными к решению проблем экономического развития. Следовательно, имеются объективные условия,
452
ставшие причиной десталинизации, те условия, которые мы определили в нашем анализе программы КПСС.
Сталинизм против итальянской Левой
Но этот кризис, пусть и вторичный и не основной, также не может избежать динамики, которую испытывают все кризисы подобного рода, кризисы политической перестройки, кризисы реадаптации. Все капиталистические страны испытали политические перевороты большого масштаба и должны были противостоять последствиям кризиса, из которого они проистекали. Но кризис сталинизма обострён тем фактом, что в качестве политического переворота он происходит в исторических рамках империализма и на нестабильной социально-экономической почве в международном плане. Кризис сталинизма неизбежно должен иметь последствия, как свидетельствует об этом советско-китайская напряжённость. Ликвидация ленинизма, осуществленная сталинской контрреволюцией, имела значительные последствия в мировом масштабе и внутри международного рабочего движения в тот момент, когда пролетарский и колониальный революционный потенциал был менее значительным, по сравнению с тем, что накоплен к сегодняшнему дню за тридцать последующих лет истории. Даже такой ограниченный кризис, какой испытывает сегодня сталинизм, не может не иметь последствий, возможно более важных, чем те, что были вызваны его становлением.
Мы, марксисты, должны быть способны видеть, что скрывается за словами и идеологиями. Тогда мы будем в состоянии указать диалектические рамки через позитивные и негативные аспекты нынешнего кризиса сталинизма.
Пример, предоставленный нам ИКП, т.е. чистым продуктом сталинизма, который, в силу своей политической природы неизбежно отражает его кризис точно так же, как он следовал за ним в истории его восхождения.
ИКП сформировалась вместе со сталинизмом после того, как интересы Советского Союза сделали из Коммунистического Интернационала инструмент поддержки политики «социализма в одной стране». Господство этих интересов повлекло за собой установление руководства Грамши-Тольятти в Коммунистической партии Италии против большинства партии, представленного итальянской Левой. Акт рождения нынешней ИКП с руководством Грамши-Тольятти - это её первый сталинистский сертификат, и ИКП никогда не отрывалась от этой сущности. Шаг за шагом, поворот за поворотом, день за днем ИКП верно следовала за сталинизмом, которому она была обязана жизнью и неотъемлемой частью которого стала. Нет ни единого слова в официальных документах ИКП, которое не подтверждало бы все, что делал сталинизм! От «социал-фашизма» до «народного фронта», от «московских процессов» до «советско-германского пакта», от «демократической антифашистской войны» до «национального освобождения», от осуждения «белградского палача» до «величия Сталина». Резолюции Центрального Комитета ИКП точно вос-
453
производят решения Москвы. С 1926 г. Тольятти – это доверенное лицо и контролер этой пародии на пролетарский интернационализм.
Как ИКП могла быть не захваченной врасплох XXII съездом? После ХХ съезда она выдумывала все средства для того, чтобы отбросить предложенные темы и факты.
Она никогда не публиковала «секретный доклад Хрущёва». Столь расхваливаемый вклад Тольятти в десталинизацию был опубликован лишь в журнале “Nuovi argomenti”. В журнале, который читает небольшое число интеллектуалов. Значительное большинство последователей ИКП собралось говорить о нём только сейчас, в первый раз за пять лет, потому что «L’Unita» опубликовала его отрывки. После искажения и фальсификации причин и хода венгерской революции, ИКП бросилась со всех ног в научно-фантастическое прославление советских спутников и ракет. Намерение задушить малейший повод к критике, каким бы робким оно ни было, было слишком очевидным.
В то время как обострялись проблемы, которые должны были затем накопиться и столкнуться между собой на XXII съезде (дело Молотова-Маленкова, дело Жукова, советско-китайские и албанско-советские разногласия), «L’Unita» увеличивала число страниц, посвященных спорту, песням, другим различным фактам. Но никогда она не высказывалась открыто по этим проблемам и разногласиям, более того, даже чаще устами самого Тольятти она квалифицировала их, как «романтические» выдумки или «чистые измышления». И, однако, речь не шла о дворцовых секретах, по поводу которых на одном съезде за другим нас извещает Хрущёв. Это были проблемы и факты, доступные пониманию каждого, кто обладал минимумом культуры и политической восприимчивости. Сегодня даже Пайетта говорит нам о Жукове, как о «бонапартистском генерале»! Молчание «до того», как объясняет Тольятти, было обязано Сталину. Ну а сегодняшнее молчание?
Не вызывает сомнения, что одно из основных «преступлений» сталинизма – это наследие из числа его вырождающихся эпигонов, которые выучили в его школе всё, что есть оппортунистического, привычного к фальсификации, презренного для революционного духа, грубого торга с международной буржуазией, бюрократического террора против рабочей стихийности, постыдной способности интриг с империализмом, услужливого подчинения интересам правящего класса, а не то малое от «якобинства», которое у него оставалось.
После смерти отца, которому они служили, эти дегенеративные дети сталинизма продолжили свою деятельность могильщиков марксистской идеологии. «До» и «после» они удерживали рабочую массу в самом полном политическом неведении и в самой полной двусмысленности для того, чтобы, во-первых, иметь возможность использовать в качестве подручной массы для КНО (Комитета Национального Освобождения), участия в правительстве, парламентского реформизма, миладзизма 46, поддержки IRI и ENI, постоянного предложения сотрудничества буржуазии, поли-
454
тических сальто-мортале, а во вторую очередь, как массу, обманутую псевдореволюционной риторикой. Тольятти не единственный, кто стремится к этому настоящему удушению революционного коммунизма. Всегда рядом с ним, единодушные в его поддержке, Лонго, Скоччимаро, Амендола, Секкья и тысяча других продуктов и субпродуктов бюрократии.
Сегодня они плачутся, что значительная часть базового состава ИКП сентиментально сталинистская. Но это базовый состав, который сформирован ими! За пятнадцать лет легальной деятельности со значительным организационно-пропагандистским аппаратом руководство ИКП сформировало не два поколения коммунистов и революционеров, а массу активистов, у которых фетишизм государственного капитализма был поднят до максимального уровня: социализм – это СССР, СССР – это Сталин, Сталин – это социализм! Многие годы этой мистификации, сопровождаемой отбором, в силу которого активисты, более всего проявлявшие критическую точку зрения, были изгнаны, отодвинуты в сторону, изолированы, составляют сущность идеологического формирования ИКП. Революционный пыл рабочего класса был погашен, минимальные поползновения к формированию коммунистов подавлены, малейшие интернационалистские устремления смешаны с разного рода прочими софизмами и искажены кампанией систематической лжи о советской действительности. Теперь ИКП должна была оставаться лишь базой активистов для использования их в услужение сталинистскому руководству. Благородное классовое сознание рабочего активиста ИКП, его великий дух самоотверженности и жертвенности, его воля к борьбе, его организационные способности и верность идеалам Октябрьской революции - весь этот ценный и незаменимый потенциал, который, несомненно, дал бы тысячи и тысячи прекрасных революционных марксистских кадров, мог лишь деградировать в самый банальный сталинский фанатизм. В отсутствии возможности стать революционным активистом передовой рабочий в ИКП становился поклонником и фанатиком Сталина, он вкладывал в этот фетишизм весь свой порыв и пыл, инстинктивно революционный. Он обменивал революционный выбор на репрессивные методы сталинизма, полностью сконцентрировавшись на этой вере.
ИКП нуждалась и нуждается в активистах подобного рода, абсурдных с точки зрения марксистского рационализма, но логичных и органичных с точки зрения сталинистского руководства, для которого одна из главных опасностей – это распространение устойчивой марксистской культуры и вытекающей из неё революционной проблематики внутри рабочего движения. В тот день, когда рабочее движение будет способно усвоить марксистскую теорию (а оно будет таковым благодаря практике, а не воздействию «просветителей») – это будет конец сталинистского и социал-демократического оппортунизма. Деятельность ИКП в течение всех этих лет только лишь отодвигала этот день.
Низкий политический и идеологический уровень, к которому пришло итальянское рабочее движение, чьи руководители являются его наилучшим отражением, лучшим тому доказательством.
455
Финальный кризис сталинизма
Если рабочим классом можно манипулировать и использовать его с контрреволюционными целями, то в силу самой своей природы он не может стать контрреволюционным инструментом. Став таковым он должен был бы пойти против самого себя, что является абсурдом. Сталинизм использовал рабочий класс как инструмент, но главным образом он угнетал и эксплуатировал пролетариат в классовой борьбе, в которой являлся антагонистической силой, т.е. классом капиталистов. В России сталинизм утвердился против рабочего класса и его авангарда, партии большевиков, и нынешняя политическая эволюция является, по многим аспектам, фазой этой классовой борьбы. В Италии отличается процесс, но не последствия. Процесс отличается, потому что сталинистская гегемония установилась над различными слоями итальянского рабочего класса не как прямой результат классовой борьбы, а как косвенный и типично оппортунистический. Последствия же не отличаются, потому что сталинизм – это специфическая форма импортированного оппортунизма, которая держится за вполне определенные капиталистические производственные отношения и экономический базис. Сталинистская мистификация, следовательно, как и всякая идеологическая мистификация капитализма, обречена на распад под ударами классовой борьбы внутри советского общества. Процесс её распада является не последовательным, но диалектичным, происходит скачками и жестокими разрывами, вплоть до накопления всех объективных и субъективных противоречий пролетарской революции в самом советском обществе. Мы ещё далеки от этой фазы не в силу незрелости советского пролетариата; а, в первую очередь, в силу наличия поля для маневра и задержки кризиса, который испытывает мировой империализм и по причине недостаточной сформированности афро-азиатского пролетариата, который переместит из Европы центр движущих сил и социальный потенциал революции.
Весь этот процесс, который ещё даже не находится в своем начале, не может не влиять существенным образом на социальную базу ИКП в Италии. Более чем слова учитываются крупные социальные явления, приводящие в движение массы. Поскольку классовая борьба на Западе и в Италии объективно обусловлена контрреволюционной ситуацией, сталинистский бюрократический аппарат имеет хороший шанс удерживать гегемонию над пролетариатом. Но когда классовая борьба в мировом масштабе поразит все сильные места капиталистического производства, сталинистская гегемония также взлетит на воздух, как это сделала перед ней социал-демократия, когда из революционного порыва масс родился Коммунистический Интернационал. Сталинистская двусмысленность может продлиться столько, сколько длится мировой империализм, но это не означает, что она придёт невредимой к своему финальному кризису.
Более того, даже если по некоторым фундаментальным аспектам нынешняя «десталинизация» представляет собой политическое равнове-
456
сие общества, которое стремится к своей империалистической зрелости, но по многим другим фундаментальным аспектам является продуктом классовой борьбы в СССР и результатом давления рабочих. Никакой кризис, никакая политическая смена равновесия в обществе не может быть операцией лишь правящего класса, даже если он пытается получить из политического кризиса новые преимущества и благоприятное для него соотношение сил. В основе политического кризиса всегда находится – и не может не находиться – классовое отношение и борьба между классами, в которой каждый из них, всячески оправдывая свою деятельность самыми различными идеологическими формулировками, пытается получить максимальное преимущество или укрепить новые позиции. Макиавеллизм существует только в воображении индивидов и никогда в социальной реальности, которая может быть сложной и противоречивой, но не тайной и коварной.
Неоимпериалистическая стратегия России
Даже посреди всех политических искажений и мистификаций классовое содержание сталинизма приведёт к отражению его кризиса в рабочих массах, следующих за ИКП. Государственный капитализм не может, не уничтожая самого себя, бесконечно выдавать себя за социализм. Вполне возможно, что рабочие ИКП не способны сегодня понять классовое содержание «десталинизации». Возможно, это очень хорошо, что они приходят к принятию «десталинизации» для того, чтобы лучше следовать крайне оппортунистическому «мирному сосуществованию» Хрущёва. Возможно также, что они не помешают привлечению новых голосов на выборах и «демократическому пути к социализму» Тольятти. Это тяжёлый процесс, в котором и эти аспекты имеют большое значение, но начало кризиса сталинизма касается не только их, оно, прежде всего, состоит в тенденции к развитию, чьими симптомами они являются.
Империалистическая природа СССР приведёт к обострению разногласий с Китаем, которые даже если и будут урегулированы, со временем сформируются вновь, потому что экономические причины сделают их неразрешимыми. Именно это также можно сказать в целом об отношениях между СССР и колониальной революцией. В этих империалистических отношениях, созревших вместе с развитием советской экономической державы, есть неуничтожимое зерно кризиса сталинизма, которое через более или менее продолжительное время поразит также и ИКП и поставит итальянское рабочее движение перед лицом больших проблем интерпретации, идеологического образования и политического выбора.
Не случайно, что руководители ИКП, от «консерваторов» до «новаторов», все протестуют против «китайской ереси» и верноподданно выстраиваются, все без исключения, в поддержку России.
Но перед лицом этих проблем, о которых мы сигнализировали уже много лет и обсуждали в статьях, посвященных Китаю и колониально-
457
му вопросу, игра в слова между московскими «антисталинистами» и китайскими «сталинистами» имеет мало значения. Это бюрократические уловки, которые не могут длиться долго.
В самом деле, руководители ИКП испытывают вслед за Хрущёвым потребность в реорганизации идеологической и политической платформы и адаптации их оппортунистического бесстыдства к международным проблемам, вырисовывающимися на будущее и которые будут жестко поставлены на рассмотрение динамикой развития Китая. Речь идёт о реорганизации влияния оппортунизма на массы, начиная с новых мотивов, типичных для буржуазной демократии, особенно сейчас, когда программа КПСС выбросила за борт (в том числе и формально) марксистскую диктатуру пролетариата и приняла капиталистическое «народное государство». Речь идёт о том, чтобы быстро подстроиться под империалистическую политику и идеологию, которую Москва разрабатывает в своей международной деятельности. Речь идет, по сути, об освобождении рабочего движения от последствий советско-китайских разногласий. «Мирное сосуществование» - это среднесрочное соглашение между двумя империалистическими группами, оно содержит в себе с обеих сторон адекватную стратегию, которая может быть применена только с помощью контроля над экстремистскими силами, борющимися или тяготеющими к двум блокам. Цели стратегии очень понятны для обеих сторон: с одной стороны «неокапитализм» и финансовый империализм, с другой - возможность двадцатилетнего развития.
Именно в этом основные цели новой стратегической концепции, вокруг которых разворачивается служащая орудием идеология. Одна из главных основ сталинистской идеологии (социальная природа Советского Союза, выдаваемая за социалистическую), разумеется, продолжает существовать, но все другие аспекты изменены так же, как во многом и её стратегия. Сталинистская стратегия была стратегией изолированного государственного капитализма, который использовал рабочее движение Запада и колониальные революции в качестве тактической опоры и, делая это, предавал Октябрьскую революцию, использовавшую свою диктатуру пролетариата в качестве точки опоры для пролетарских и колониальных революций. Но сталинистская стратегия имела узкий, «национальный» предел и по этой самой причине не могла быть ещё полностью империалистической.
Новая советская стратегия находится в процессе преодоления этого предела и определяется более широкими аспектами. Отныне она не может больше ограничиваться использованием западных компартий и рабочего класса (который, впрочем, в отличие от довоенного периода в значительной части чужд советскому влиянию) в качестве инструмента для «защиты СССР». Увеличивая радиус действия своей стратегии, она перемещает и расширяет не только территорию её реализации, но и сами её формы. Речь, в целом, идет о медленном и противоречивом процессе, «прививания западной формы» соглашениям и разногласиям, т.е. об объективном формировании общих империалистических интересов между за-
458
падным блоком и советским блоком, «принимающим западные черты».
Реформаторы ИКП
В этих формирующихся стратегических рамках ИКП также придёт к необходимости действовать в новых и даже противоположных перспективах. Её сущность инструмента интернационального влияния Советского Союза также подвергнется изменениям. Перед лицом этого фундаментального вопроса негативные эффекты «десталинизации» для неё могут, однако, составить вторичный аспект, принесённый в жертву новым стратегическим требованиям, требующим более «технически оснащенного аппарата» и социал-демократии нового типа, где пропагандистская деятельность должна быть направлена скорее против китайцев, чем против Ненни. Стратегическая концепция «мирного сосуществования» предполагает не столько сиюминутный альянс, сколько глубокую интеграцию. Кто станет союзниками в итоге «мирного сосуществования»? Какова из этого будет конфигурация международных союзов и положение ныне развивающихся стран?
Оппортунизм не может разрешить эти вопросы, но он должен систематически работать на сиюминутный результат.
Разумеется, новый стратегический поворот вызывает кризис в руководстве ИКП, в котором друг другу противостоят различные толкования по поводу «скорости», которую нужно придать «новому курсу». Исключая тупоголовых и персональное соперничество, в эквилибристике тех, «кто всегда умеет занять тёплое местечко», существует две позиции: с одной стороны Тольятти, с другой – Амендолы.
Поэтому, попробуем уточнить эти две позиции и понять их настоящее значение в новой советской стратегии. Как мы уже говорили, перед нами не две антагонистичные, а две сходные, близкие и взаимодополняющие по своей сути позиции. Но позиция Амендолы находится впереди своего времени, она слишком прогрессистская. Разоблачая ограниченность позиции Тольятти, Амендола и его союзники принципиально отстаивают следующие положения: автономию, полицентризм, право на расхождения во мнении, установление демократии и права меньшинства по текущим проблемам внутри партии.
Ввиду того, что эти требования, столь неопределенные и беспорядочные, могут породить двусмысленности, мы постараемся получше уточнить их одно за другим.
Автономия: Амендола, Рейклин, Коссутта, Алинови и Барка утверждают следующее, в связи с тем, что исчезло фиктивное единодушие (советско-китайский конфликт), а бесконечное количество ситуаций и позиций СССР, Китая, Италия, Франции, Югославии и Кубы делает настоятельно необходимым полицентризм, крайне необходима автономия в суждениях по поводу политики, побед и поражений других коммунистических партий. Не существует больше единства международного коммунистического движения и
459
базовых позиций внутри него. Международная дискуссия с другими коммунистическими партиями, следовательно, становится необходимостью.
Другими словами, группа Амендолы из положения дел делает вывод о необходимости политического действия нового рода: критики по отношению к другим коммунистическим партиям, отделения от их политической линии.
Эта «автономия» может стать очень удобной советской внешней политике в будущем, одним из условий её успеха. Автономия ИКП тем более будет необходимой, чем больше советские интересы будут иметь общего с интересами Запада, потому что это единственное средство, которое она будет иметь для увеличения своей свободы в защите общих и унитарных интересов империализма. «L’Unita» уже нашла хорошее применение этой «автономии»… Чтобы удовлетворить тех, кто ностальгирует по сталинской эре, она, не колеблясь, квалифицировала «спорной» смену имени Сталинграда и эхом отозвалась на резкую критику Китая секретарем индийской компартии, по поводу незначительных пограничных инцидентов, не упоминая о версии Пекина о данных событиях.
Однако не исключено, что со временем пресса ИКП дойдёт до формулировки некоторой более обстоятельной критики по отношению к компартии Советского Союза и она более углубит, чем советские представители, ряд второстепенных аспектов феномена сталинизма. Но поскольку прославление советской системы производства остаётся неизменным, то критика или оговорки останутся вторичными по отношению к главной функции автономии ИКП, как условия максимальной свободы маневра в защите интересов империализма. Перед лицом этих интересов можно сжечь всё то, что создало прошлое, всё нагромождение лжи, весь мавзолей мифов. Новый советский правящий класс, без сомнения, сделает со сталинским террором то, что сделала французская буржуазия с террором якобинским. После его отрицания она оставит его на обсуждение историков.
Капитал сильнее, чем всякий террор и лучше, чем последний, господствует над обществом. Связать пролетариат с империалистическими прибылями означает органически и более прочно связать его реформизмом, чем это можно было бы сделать террором или мифом о сталинском терроре. Можно дать ему «благосостояние» и возможность «демократического обсуждения» для того, чтобы защищать это «благосостояние», которое является лишь «крохами» от империалистической прибыли, полученной в результате финансовой эксплуатации развивающихся рынков.
Соединенные Штаты – это пример, к которому тянутся СССР и Италия, отказываясь от мифов, они всё более предписывают очаровательную сущность деньгам.
Как эта идеология может не господствовать над деятельностью советского государства и советских рабочих, ИКП и рабочих, которые следуют за ней, итальянских капиталистов и прочих Маттеи для организации в единый фронт интересов, когда (если взять конкретный пример) ENI покупа-
460
ет у СССР – по ценам гораздо ниже тех, которые платит Китай тому же СССР – огромное количество нефти, которое оно затем перепродает?
Пример с нефтью – один из многих, но они будут множиться, когда экспансия СССР и развитых регионов создаст очень плотную сеть торговли и усилит два традиционных полюса мирового внешнеторгового баланса: с одной стороны, промышленно развитые нации, которые продают готовые продукты, с другой – отсталые нации, продающие сырье.
Какой объективный смысл, следовательно, имеет автономия ИКП в этой мировой системе, если не смысл поддержки промышленно развитых наций?
Автономия, таким образом, становится основным проявлением включения в эту мировую систему. После отрицания, в том числе формального, пролетарской революции «мирным путём к социализму», после отрицания диктатуры пролетариата буржуазной демократией, неизбежно также и отрицание интернационализма в пользу действительной, а не на словах, автономии по отношению к колониальным революциям.
Рабочее движение должно быть автономным по отношению к капитализму и империализму, автономным также и по отношению к СССР, но оно не должно быть таковым в том, что касается его интернациональной миссии. Более того, пролетариат одной капиталистической страны должен быть глубоко связан с пролетариатом других стран и составлять единый международной руководящий центр союза с колониальными революциями.
Другими словами, это совершенно противоположно провозглашаемому полицентризму, этому наиболее пошлому варианту социал-патриотизма. Партия, которая провозглашает себя марксистской, не может отказываться от подчинения своих местных интересов международным интересам классовой борьбы. В эпоху империализма всякое национальное «видение» классовых интересов является ничем иным, как видением национальным и капиталистическим. Только тридцать лет сталинистского господства, которое довело до своей максимальной империалистической инволюции «национальное» видение советского государства, смогли заставить забыть великий интернационалистский урок Ленина и представить в качестве прогресса «полицентрическое» видение рабочего движения. Перед лицом государства пролетариат не должен быть «полицентричным», он должен быть его врагом. Пролетариат любой страны поддерживает борьбу, которую рабочий класс ведёт во всех странах (включая, естественно, СССР), потому что эта борьба является его собственной. Пролетариат может иметь множество фронтов борьбы, но он имеет лишь один центр - свою международную классовую реальность.
Среди всего сделанного сталинизмом, есть одна вещь, которая нам кажется особенно серьезной - разрушение Коммунистического Интернационала, т.е. международного инструмента, выражавшего политическое сознание пролетариата, формировавшегося в качестве революционного и руководящего центра в мировом масштабе, в той степени, в какой ему удавалось разбить оппортунистические связи, связывающие класс с «нацией»; центра черпавшего свои силы в интернациональной действительнос-
461
ти, ковавшего свой мир в универсальных ценностях революции. Доведя рабочее движение до уровня орудия «национальной» политики своего государства, сталинизм мог лишь создать или государственный «центр» или полицентризм, т.е. два выражения государственной политики.
То, о чем теоретизирует Тольятти, и что Амендола хочет довести до своих идеологических последствий, является не возвратом к интернационализму и к «международной дискуссии» времён Ленина, но их отрицанием. Ленинский Интернационал был не «центром» академических споров, а унитарным «центром», в котором всякий международный опыт классовой борьбы сходился в открытое и ответственное обсуждение, имеющее самую интернациональную цель, которая когда-либо ставилась в истории - мировую революцию. Когда в силу целого комплекса исторических причин эта цель исчезла, Коммунистический Интернационал мог лишь рухнуть и стать тем, чем он стал к тому моменту, как был распущен Сталиным - инструментом министерства иностранных дел СССР. Что можно или нельзя обсуждать впоследствии в этом отделе министерства иностранных дел - это вопрос, который касается не целей международного пролетариата, а функциональности и зрелости группировок, которые руководят самим министерством иностранных дел. Это, конечно, не чего-то значащие вопросы, а те, которые допустимы.
Так же, как значение имеет не «полицентрическая» форма, воображаемая оппортунизмом Тольятти, а понимание того, какие специфические функции осуществляет «полицентризм».
Мелкобуржуазные институционалисты
Еще один раз славные ученики Тольятти приходят к нам на помощь. Они хотят «институционализации демократии» чтобы наполнить «полицентризм» «национальным» содержанием, которое уже впитало в качестве интернационального содержания «мирное сосуществование» и «возможность избежать войны».
Что означает «институционализация демократии»? Пайетта объясняет нам: «Простое противопоставление между буржуазной и социалистической демократией недостаточно, когда проблема может быть поставлена и разрешена по-новому». Мы прекрасно знаем, что значит «по-новому».
Нет нужды копать глубоко, достаточно перечитать тезисы VIII 47 и IX 48 съездов ИКП для того, чтобы убедиться, что эта «новая демократия», которая должна была бы быть на полпути между буржуазной и социалистической демократией, является ничем иным, как государственно-капиталистическим вариантом буржуазной демократии. «Институционализация демократии» - это замудрённое выражение того, что уже говорят социал-демократы. Франко Джерарди это прекрасно понимал, когда писал в «L’Avanti!» от 15 ноября, об утверждениях, «сделанных Аликатой» и его товарищами: «Когда они утверждают необходимость “институционализации демократии”», т.е. изменения или обогащения существующих институтов новыми гарантиями индивиду-
462
альной свободы и правом индивидуума способствовать определению национальной политической линии, они говорят точно то же самое, что и мы, когда подчеркиваем необходимость изменения системы для того, чтобы гарантировать эти права индивидуума и сохранить общество от риска бюрократизации и опасности полицейского произвола».
Какого рода марксизмом, следовательно, является марксизм Пайетты, Аликаты и прочих Джерарди? Даже наиболее серьезные теоретики буржуазии не обращаются столь бессодержательным, тупым, мелкобуржуазным способом с проблемой о власти государства и его институтов.
Не из книги «Государство и революция» «институционалисты» из ИКП должны были бы брать уроки, потому что они на это не способны, но из некоторых французских и американских социологических течений. Упиваясь правами индивидуума, «институционалисты» из ИКП пришли к инверсии самых элементарных критериев социального анализа и к идеалистическому обозначению предполагаемых юридических институтов, которые предохраняли бы общество от бюрократизации. Для них именно юридические институты (или их отсутствие), а не классы определяют общество в социальном плане. Они рассматривают отношения между классами не как борьбу, а как вопрос институтов и юридических гарантий.
Не стоило бы даже слушать подобные глупости, если бы все эти речи не скрывали более серьезной попытки замаскировать социальную природу СССР. Аликата сам утверждает, что атака против сталинизма, осуществленная XXII съездом, должна быть «углублена в историческом направлении, исключая любую форму оправдания». Результат тот, что в другой дискуссии, представленной газетой «L’Unita» от 14 ноября, М.Аликата защищает от Троцкого сталинистский выбор «социализма в одной стране» и расширяет его (против китайского экстремизма) до «коммунизма в одной стране» Хрущёва. «Институционализация демократии» перестает, следовательно, быть словесным упражнением для того, чтобы стать конкретным орудием империалистической идеологической атаки.
Проблема течений, социал-демократизация или революционная партия
Остается ещё вопрос о «дозволенности расхождений» и возможности существования «меньшинства и большинства». Здесь суждение становится более сложным. Не потому, что требование, выдвинутое ИКП, не включено в линию развития оппортунизма, о котором мы говорили; наоборот, оно как раз является его предпосылкой. Интегрированная в стратегию «мирного сосуществования» в качестве одного из инструментов поддержки унитарных империалистических интересов (которые находятся в основе соглашения между великими державами) ИКП не может ни стать отражением всех форм общества, в котором она действует; одной из этих форм как раз и является демократический фетишизм, бессодержательный парламентаризм во всех вторичных аспектах решений о власти, социал-демократизация масс. Этот демократический фетишизм обратно пропорционален концентрации капитала и экономической власти и крайнему разложению, паразитизму и бюрократизации
463
капитализма. Когда капитализм стремится к своему максимальному развитию, параллельно развивается интенсивный процесс бюрократизации во всех аспектах экономической, социальной, политической и культурной жизни. Всё то, что отныне является подчиненным и чисто формальным, всё то, что отныне не может объективно оказывать давление на механизм экономического и государственного руководства, всё то, что отныне служит лишь украшением, поднято до уровня высочайшего престижа. Это начало оргии «демократии», «свободного выбора», «дискуссии», «большинства и меньшинства», воспроизводимой до бесконечности. Именно теперь, когда парламентаризм стал не более чем привилегированным, декоративным, развлекательным, аристократическим салоном, объективно лишенным всякой власти и не способным её иметь, именно теперь, когда формирование олигополистического капитализма, частного и государственного (со всем его администативно-техническим аппаратом) действительно привело общество к преодолению кустарной парламентской формы экономического и политического анализа и выбора, именно теперь, когда парламентаризм не может представлять ни малейшего препятствия капиталистическим организациям, в действительности, международным и межгосударственным, именно теперь он является экзальтированным и пространным. Чем более он бесполезен на деле, тем более он необходим как идеология, как общее место, как обобщённый метод.
Всё принимает парламентские формы, от Коммун до религий, от партий до профсоюзов, от собраний совладельцев до «клубов мотоциклистов». Но дискутируют обо всём кроме отрицания и борьбы с фундаментальными отношениями в капиталистическом обществе, производственными отношениями, находящимися в основании пирамиды, отношениями между наёмным трудом и капиталом. Именно по этим научным дебатам марксизм расходится со всем капиталистическим обществом и лишь с программой упразднения наемного труда марксизм становится научным социализмом.
Дискуссия и обсуждение, критика оружия и орудие критики внутри капиталистического общества, внутри рабочего движения имеют исторический смысл, если они происходят вокруг этой фундаментальной проблемы. Всё остальное, то, что не имеет в качестве главной цели осознание марксистской критики наемного труда и капитала, вторично.
ИКП, следовательно, будет иметь свою «внутреннюю демократию» и свои течения. Она является неотъемлемой частью капиталистического общества на определенном уровне концентрации и развития парламентаризма, и если она не «демократизируется», её опередят события, формы общественной жизни, «массовая культура», Ненни.
Она рискует стать ассоциацией ностальгирующих стариков, неизлечимо сектантских, т.е. всё менее способной служить общим интересам советского и западного империализма, и оказывать влияние на новые слои трудящихся, рождённые в атмосфере «свободной демократической дискуссии», которые воспринимают эту последнюю как один из предметов длительного пользования.
464
ИКП, следовательно, будет иметь свои течения, как и любая другая уважающая себя социал-демократия, и она будет иметь их в той степени, в какой она сможет обновиться, адаптироваться, преобразоваться как функциональный, «современный», неокапиталистический бюрократический аппарат. ИКП нуждается сегодня в бюрократах, в пропагандистах нового рода, сформировавшихся больше в школе публичности и «человеческих отношений», чем «краткого курса» истории ИКП. Старый сталинист, ныне выжатый как лимон, сделал свое дело и выброшен на свалку.
В этом бюрократическом обновлении игра большинства и меньшинства берёт на себя очень четкие функции. Она должна суметь достигнуть своей «демократической» зрелости реформистской организации для включения в капиталистическую надстройку (ИКП предоставит, наконец, доказательство своей «демократичности» и сможет стать кандидатом в «демократическую левую») и выполнить одно из главных требований рабочих. А рабочий должен будет оценить её, как более социалистическую организацию, в которой он может показывать свои расхождения во взглядах.
Свобода дискуссий и течений является на самом деле одной из самых старых традиций рабочего движения и реформистских организаций. Со свободой дискуссий и течений социал-демократии удавалось сдерживать и контролировать все революционные направления. Свобода течений внутри значительной реформистской организации заканчивается нейтрализацией революционных групп и их изоляцией через последовательность промежуточных оппортунистических позиций. Диалектика отношений между течениями в дискуссии внутри крупной оппортунистической партии – это диалектика путаницы, а не диалектика ясности. И только на почве действия можно прояснить позиции. Не нужно думать, что революционные концепции рождаются из свободной дискуссии. Революционная большевистская партия была побеждена и уничтожена не потому, что Сталин задушил свободу дискуссии, а потому что Сталин представлял контрреволюционные социальные силы, господствующие и агрессивные. Революционные концепции рождаются из диалектики фактов, а не из диалектики слов. Так есть, и так будет и для ИКП, которая будет побеждена не с помощью дебатов или свободы течений, а в связи с открыто контрреволюционными позициями, которые она должна будет занять, когда на этапе кризиса империализма массы радикализируются и усилят свою действительно коммунистическую Революционную партию.
То, что свобода течений внутри ИКП может также катализировать процесс усиления революционной партии, это проблема, которая может быть поставлена только с предельной ясностью. ИКП – это организация, имеющая широкую рабочую базу, откуда возникают в целом революционные требования и тенденции. Мы должны действовать открыто для того, чтобы помочь этим требованиям дозреть и порвать с оппортунизмом. Мы должны использовать в революционном направлении возможность дискуссии. Мы должны работать для того, чтобы сделать что-
465
то такое, чтобы из этой операции обновления оппортунизма вновь возникло революционное ядро.
Мы должны, наконец, беспрерывно уточнять различную роль, выполняемую всевозможными течениями в реформистской и в революционной партии. В ней на основе незыблемой марксистской теоретической программы возможные течения появляются по проблемам тактическим, а не принципиальным, выражая неравномерность развития класса, а не классовые расхождения, они компенсируют в единстве действий унитарный интерес класса.
Ленинская концепция демократического централизма – это теоретический и практический результат всей истории международного рабочего движения. Она порождает в определенный момент зрелость классовой борьбы как объективное выражение функций, которые революционный авангард призван осуществить в этой борьбе и особенно на данном уровне её исторического развития.
Демократический централизм является, следовательно, не данью уважения принципам демократии, а теоретическим и практическим применением антидемократической революционной, поэтому, следовательно, антикапиталистической борьбы, достигшей определённого уровня зрелости. Это, следовательно, конкретизация диалектики партии как сознательного компонента общества. В партии отражается (в высшей степени) на уровне научного сознания противоречия общества, достигшие острой фазы разрыва. Вместе с демократическим централизмом, вместе с внутренними дебатами, вместе с временным формированием различных течений, революционная партия лучше оснащается и оттачивает все инструменты познания на различных уровнях для того, чтобы иметь возможность тактического маневрирования, чтобы иметь возможность развития своей стратегии и своего революционного наступления.
Демократический централизм, следовательно, является средством, а не целью, потому что целью может быть только коммунизм, т.е. упразднение классов, демократии и партии.
Он является историческим завоеванием пролетариата на том же основании, что и ленинская концепция партии. Он не является принятием буржуазно-демократического принципа, который основывается на власти большинства, но является «преодолением» и отрицанием самого этого принципа революционным принципом и диктатурой пролетариата.
Партия – это программа революционного марксизма, и в этой программе нет ни большинства, ни меньшинства, но есть органическое единство, без которого партия раскалывается, потому что она является больше не революционной партией, а противоестественным объединением партии реформистской и партии революционной.
Течения внутри революционной партии могут формироваться только по частным тактическим проблемам. Они служат приданию максимальной оперативной функциональности партии, а, разумеется, не
466
её торможению. Они являются смотром способностей партии к разработке и развитию тактики, применяющей программу. Самая открытая и беспристрастная внутрипартийная дискуссия по поводу точного тактического выбора может лишь усилить партию, заставить её осознать свои ближайшие задачи, сделать из неё сознательный инструмент преодоления отсталых форм организации сектантского типа. Так же, как программа революционной партии является выражением исторической критики по отношению к сектантским, социал-демократическим и преклоняющимся перед стихийностью концепциям, организация партии является их критикой действием.
Из всего этого вытекает очень четкая демаркация между внутренней демократией революционной партии и внутренним парламентаризмом оппортунистической партии. Именно программа, а не внутренняя дискуссия определяет фундаментальный характер партии. Фундаментальное отличие между партией революционной и оппортунистической в том, что в первой дискутируют для того, чтобы продвигать вперед пролетарскую революцию, а во второй – для того, чтобы её задушить.
Социал-демократизация ИКП может лишь усилить контрреволюционную роль, которую она играет, как вчера играла её социал-демократия. И также как группам революционеров, появившимся вчера в рядах социал-демократии, удалось разбить все опасения, вызванные возможностью дискуссии, так же и сегодня их зарождающаяся деятельность будет только фактом разрыва с ИКП, а не дискуссии. У них будет преимущество найти полностью готовое революционное меньшинство, которое уже многие годы работает на продолжение программы марксизма и ленинизма.
(« Azione Communista » n. 65 и 66, 30 октября и 15 декабря 1961)
701
Примечания:
46 - Миладизм - явление парламентского оппортунизма получившее название от имени представителя Христианских демократов, Сильвио Миладзо, возглавлявшего правительство Сицилии в 1958 году, состоявшее из представителей самых различных партий от Христианских демократов, монархистов и членов профашистского Социального Итальянского Движения, до ИКП, ИСП и ПСДИ.
47 - VIII съезд ИКП (8-14 декабря 1956 г. Рим), разработал «стратегическую линию борьбы коммунистов за социализм в Италии в современных условиях». Съезд указал, «развёртывая массовое движение за коренные демократические и социалистические преобразования, ИКП стремится привлекать к союзу с рабочим классом всё более широкие слои населения; вырывая у правящего класса всё новые экономические и политические позиции, демократические силы в ожесточённой борьбе подготавливают решающий перевес для окончательного отстранения от власти монополистической буржуазии; в то же время каждый из острых политических кризисов, возникающих в ходе борьбы, может породить попытки правящих кругов прибегнуть к вооруженному насилию, однако чем шире союз народных сил, тем увереннее они могут сорвать эти попытки».
48 - IX съезд ИКП - 30 января - 4 февраля 1960г., Рим.
Источник: Арриго Черветто «Унитарный империализм», изд. «Марксистская наука", 2005, т. I, стр. 450-466