КАК ПОГИБЛА РЕВОЛЮЦИЯ
1969
Содержание:
Вступление
Две революции
Гражданская война
От власти Советов к большевистской диктатуре
Кронштадт и Новая экономическая политика
Партия, государство и рабочий класс в 1921-28 годах
Тенденции в партии в 1921-29 гг.
Левая оппозиция
"Правые" и "центристы"
Контрреволюция
Вступление
Впервые в истории революция 1917 года привела к власти рабочее правительство в крупной державе. Она принесла надежду миллионам людей во всем мире, увязшим в жестокой и бессмысленной войне. В дальнейшем люди видели альтернативу мрачным реалиям умирающего капитализма -безработицы, нищеты, фашистского варварства и угрозы новой войны - в системе Советов (советов простых рабочих, мужчин и женщин, пришедших к власти в России), связывая с ними надежды на будущее.
Но сегодня Советское правительство имеет лишь незначительную поддержку со стороны левых сил на Западе. Тысячи наиболее активных левых отвернулись от него после жестокого подавления революции 1956 года в Венгрии. Когда же подобная акция повторилась в несколько менее кровавой форме в "социалистической" Чехословакии, то даже официальные коммунистические партии вынужденно осудили официальных политиков СССР. В то же время взаимоотношения СССР и Китая разочаровали даже тех, кто и по сей день превозносит Сталина - начиная с отказа в столь необходимой технической помощи до угрозы войны из-за спорных пограничных территорий. Что же все-таки произошло в эти роковые годы после революции? Что пошло не так? Кто виноват?
Две революции
Период между Февральской и Октябрьской революциями 1917 года характеризовался двумя одновременно проходящими процессами. Первый проходил в городах - это быстрый рост сознательности рабочего класса. К июлю промышленные рабочие пришли к пониманию разницы классовых интересов в революции. В деревне процесс классовой дифференциации проходил в другой форме. Здесь не было, как в городах, противостояния между буржуазией, имущим классом, и рабочими, которые не стремились стать частными собственниками. Скорее оно было между двумя классами: с одной стороны - помещиками, с другой - крестьянами. При этом последние не имели социалистических устремлений. Они хотели отобрать землю помещиков и разделить ее между собой. В этом движении могли участвовать даже кулаки.
Без одновременного развития этих двух процессов революции бы не было. Их взаимосвязь определялась вовсе не конечной целью. Скорее это был результат того, что по некоторым историческим причинам промышленная буржуазия политически не могла порвать с крупными помещиками. Этот факт толкнул крестьянство (которое в большинстве своем составляло армию) к объединению с рабочими в один лагерь: "Чтоб осуществилось советское государство, понадобилось сближение и взаимопроникновение двух факторов совершенно разной исторической природы: крестьянской войны, т.е. движения, характерного для зари буржуазного развития, с пролетарским восстанием, т.е. движением, знаменующим закат буржуазного общества" (1).
Городское восстание не имело бы успеха, если бы армия, в большинстве своем состоявшая из крестьян, не симпатизировала рабочим. Крестьянство также не добилось бы успеха, не будь оно сплочено и управляемо централизованной внешней силой. В 1917 году в России была такая сила - организованный рабочий класс. Способность в решающий момент повести за собой крестьянство позволила тем самым рабочим удержать власть в городах.
Буржуазия и ее союзник - помещики - были уничтожены. Но классы, уничтожившие их, не имели общих долгосрочных интересов. Класс, существовавший в городе, полностью зависел от коллективной деятельности, крестьяне же объединились только на тот момент, когда надо было захватить землю, возделывать же ее они собирались поодиночке. Как только процессы захвата и защиты захваченной земли завершились, лишь экономический интерес или физическая сила, могли объединить их в государство.
Следовательно, революция была действительно диктатурой рабочих над остальными классами: и через большинство в городских Советах, и через власть города над деревней. В первый период, когда шел раздел земли, эта диктатура могла опираться на поддержку крестьян и, действительно, была защищена крестьянскими штыками. Но что должно было бы произойти потом?
Этот вопрос занимал умы русских социалистов задолго до революции. Осознание того факта, что социалистическая революция в России будет безнадежно проиграна в крестьянских массах, явилось одной из причин, почему все марксисты в России (включая Ленина, но исключая Троцкого, и, на первых порах, Парвуса) рассматривали грядущую революцию как буржуазную. Когда Парвус и Троцкий впервые предположили, что в ходе революции может быть создано социалистическое правительство, Ленин писал:
"Этого не может быть, так как подобная революционная диктатура может быть стабильной только ... если она основана на большинстве народа. Русский пролетариат составляет сейчас меньшинство русского народа".
Он придерживался этого взгляда вплоть до 1917 года. Однако он согласился с Троцким и стал бороться за возможность социалистического завершения революции только потому, что рассматривал ее как одну стадию мировой революции, которая защитит рабочий класс против иностранной интервенции и поможет примириться ему с крестьянством. За 8 месяцев до Октябрьской революции он писал швейцарским рабочим, что "Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции" (2). Через четыре месяца после революции (7 марта 1918 года) он повторил: "Это урок, потому что абсолютна истина, что без немецкой революции мы погибли" (3).
Гражданская война
Первые годы советской власти, казалось, подтверждали перспективу мировой революции. Период 1918-19 годов характеризовался социальным подъемом, невиданным со времени 1848 г. В Германии и Австрии за военным поражением последовало падение монархии. Везде говорили о Советах. В Венгрии и Баварии Советы действительно взяли власть, хотя и ненадолго. В Италии были захвачены фабрики. Однако, пятидесятилетнее наследие постепенного развития социал-демократии трудно было быстро уничтожить. Место дискредитировавших себя буржуазных партий заняли старые социал-демократы и профсоюзные лидеры. С другой стороны, левым коммунистам не хватало организации, способной к правильным действиям в этих условиях. Они действовали, когда отсутствовала массовая поддержка; когда же эта поддержка появилась, они не сумели ею воспользоваться.
Даже после 1919 года ситуация в Европе была нестабильной. В каждой европейской стране социальные структуры находились под угрозой в течение последующих 15 лет. Опыт коммунистических партий и рабочего класса помог им лучше понять, что происходит.
Однако русские большевики не стали дожидаться революции за рубежом. Защита советской республики и зарождение революции на Западе казались неразрывными. При этом очередность задач России на том этапе определялись не большевистскими лидерами, а международными империалистическими силами. Эти силы начали крестовый поход против советской республики. Прежде чем решать какие-либо вопросы, необходимо было разбить контрреволюционные белые и иностранные армии. Для достижения этого надо было использовать все имеющиеся силы.
Контрреволюционные силы были уничтожены благодаря народной поддержке, революционному порыву, а иногда чистому энтузиазму (хотя на
Дальнем Востоке России борьба продолжалась до 1922 года). Но цена победы была огромна.
Нельзя рассматривать это только с материальной стороны, но даже в этом аспекте потери были колоссальны. Больше всего пострадали сельскохозяйственное и промышленное производство. В 1920 году производство чугуна составляло всего лишь 3% от довоенного, пеньки - 10%. льна - 25%, хлопка - 11% и свеклы - 15%. Это означало лишения, тяготы, голод. Но более того, в связи с упадком промышленности рабочий класс сократился до 43% от прежнего уровня. Остальные либо вернулись в свои деревни, либо были убиты на полях войны. В чисто количественном отношении класс, который вел за собой революцию и являлся стержнем советской власти, уменьшился вполовину.
В действительности же ситуация была еще хуже. То, что осталось, не составляло даже половину класса, закаленного самой природой своего существования. Промышленное производство составляло всего 18%, производительность труда - лишь одну треть от довоенного уровня. Чтобы выжить, рабочие уже не могли полагаться на продажу продуктов своего коллективного труда. Многие прибегали к прямому обмену своей продукции (или даже частей машин) с крестьянами на продовольствие. Возглавлявший революцию класс не только сократился - быстро разрушались взаимосвязи между его членами.
Даже состав рабочих на фабриках был уже не тот, что составлял ядро революции 1917 года. Наиболее активные рабочие, естественно, сражались на полях Гражданской войны и понесли потери в первую очередь. Те же из них, кто выжил, были нужны не только на фабриках, но и как кадры в армии, на производстве, в государственном аппарате в качестве комиссаров или администраторов. Их место на заводе занимали крестьяне из провинции, лишенные социалистических традиций и устремлений.
Какова была судьба революции, если класс, ее совершивший, в конечном счете, перестал существовать? Эту проблему большевистские лидеры предусмотреть не могли. Они всегда говорили, что изоляция революции приведет к ее уничтожению иностранными армиями и местной контрреволюцией. Они столкнулись с тем, что одновременно с разрушением рабочего класса шел процесс усиления государственного аппарата. Революционная власть выжила, но в ее внутреннем составе произошли радикальные изменения.
От власти Советов к большевистской диктатуре
Все революционные учреждения 1917 года - и больше всего Советы - были органично связаны с классом, возглавлявшим революцию. Между устремлениями и намерениями этих институтов и рабочими, которые их выбрали, расхождений быть не могло. Пока массы поддерживали меньшевиков, Советы были меньшевистскими; когда же массы последовали за большевиками, то же произошло и с Советами. Большевистская партия представляла собой просто объединение организованных и сознательных бойцов, способных определять политику и предлагать направление действий совместно с другими подобными организациями внутри Советов и на предприятиях. Их единая политика и самодисциплина могли иметь эффективность лишь в том случае, если массы рабочих следовали за ними.
Даже постоянные оппоненты большевиков признавали это. Ведущий меньшевистский критик писал: “ Поймите, пожалуйста, что перед нами, прежде всего победоносное (!) восстание пролетариата - почти весь пролетариат поддерживает Ленина и ожидает своего социального освобождения в результате этого восстания”(4).
Пока шла Гражданская война, диалектика демократических отношений между партией и классом могла продолжаться. Большевики удерживали власть, имея большинство в Советах, но другие партии тоже продолжали существовать. Меньшевики продолжали действовать легально и соперничать с большевиками до июня 1918 года.
Гибель большей части рабочего класса изменила эту ситуацию. Советские учреждения вынуждены были начать существование независимо от класса, который их породил. Те рабочие и крестьяне, которые воевали на Гражданской войне, не могли сами управлять коллективно на заводах и фабриках. Во время войны, когда необходимо было перебрасывать рабочих-социалистов с одного фронта на другой, они должны были быть организованы централизованным правительственным аппаратом, независимым, хотя бы временно, от их прямого контроля.
Большевикам казалось, что при сложившихся условиях Советская власть может быть сохранена, если руководство страной будет состоять лишь из тех, кто полностью поддерживает революцию, а именно - самих большевиков. Правые социалисты-революционеры были готовы применять террор против правительства, когда им не нравилась его политика. Что касается меньшевиков, их тактика состояла в поддержке большевиков в их борьбе против контрреволюции, но они требовали передачи власти Учредительному Собранию (что являлось одним из основных требований контрреволюции). На практике это означало, что меньшевистская партия состояла как из сторонников, так и из противников советской власти. Многие из ее членов перешли на сторону белых (например, меньшевистские организации в районе Поволжья поддерживали контрреволюционное правительство в Самаре, а один из членов меньшевистского Центрального Комитета, Иван Майский, впоследствии один из послов Сталина, присоединился к этому правительству) (5). В ответ большевики предоставили меньшевикам свободу (по крайней мере, на продолжительное время), но не давали им действовать, как эффективной политической силе – например, лишили их права печататься после июня 1918 года, за исключением трех месяцев следующего года.
Во всех этих случаях у большевиков не было другого выбора. Они не могли отказаться от власти лишь из-за того, что класс, ими представляемый, погиб в борьбе за эту власть. Но они не могли позволить распространение идей, подрывавших основы этой власти - тем более, что пролетариат сам по себе уже не существовал как коллективно организованный класс, могущий определять свои интересы.
По необходимости советское государство 1917 года превращалось в однопартийную диктатуру по мере развертывания Гражданской войны. Оставшиеся Советы были лишь фасадом власти большевиков (хотя другие партии, такие как меньшевистская, продолжали действовать в них вплоть до 1920 года). Например, к 1919 году выборы в Московский Совет не проводились уже в течение 18 месяцев (6).
Кронштадт и Новая экономическая политика
Парадоксально, но с окончанием Гражданской войны, ситуация не улучшилась, а во многом ухудшилась. Причиной тому было прекращение взаимодействия между двумя революционными процессами - властью рабочих в городах и восстанием крестьян в деревнях - при отсутствии прямой угрозы со стороны контрреволюции. Получив контроль над землей, крестьяне теряли интерес к общим революционным идеалам. Ими руководили индивидуалистические устремления, истекающие из индивидуальной формы их труда. Каждый пытался максимально поднять свой уровень жизни, обрабатывая собственный надел. Единственное, что сплачивало теперь крестьян, было их сопротивление сбору налогов и насильственному изъятию зерна для продовольствия городу.
Наивысшего накала это сопротивление достигло за неделю до Х съезда Коммунистической партии в марте 1921 года. Восстание моряков началось в Кронштадтской крепости, охраняющей подходы к Петрограду. С тех пор многие считают случившееся первым расхождением между большевиками и их социалистическими идеалами. Основным доказательством служило применение репрессий против кронштадтских моряков - ударной силы революции 1917 года. Тем не менее, никто из партии большевиков, даже представители Рабочей оппозиции, считавшей себя выразителем недовольства многих рабочих режимом, не сомневались в необходимости насилия. Причина была проста: Кронштадт 1920 уже не был Кронштадтом 1917. Изменился классовый состав его моряков. Лучшие социалистические элементы давно ушли сражаться на фронт. Их заменили в основном крестьянами, относившимися к революции как весь их класс. Это отразилось на требованиях восставших: отмена большевистской монополии на власть и свободный сельскохозяйственный рынок.
Лидеры большевиков таких требований принять не могли. Это означало бы отказаться от целей революции без борьбы. Несмотря на свои ошибки, только большевики полностью поддерживали Советы, в то время, как остальные партии, включая социалистические, колебались между Советами и белыми. Все самые активные участники революции тоже были связаны с большевиками. Советы без монополии большевиков означали бы Советы без решительного влияния партии, постоянно выражающей социалистические, коллективные цели рабочего класса в революции.
Кронштадт был отражением фундаментального расхождения долгосрочных интересов двух классов, совершивших революцию. Следует рассматривать подавление восстания не как удар по социалистическому содержанию революции, но как чрезвычайную меру с применением силы для предотвращения развивающегося крестьянского сопротивления коллективистским элементам в революции (7).
Но сам факт того, что случилось в Кронштадте, был показателен. Он поставил под вопрос лидирующую роль рабочего класса в революции. Она нуждалась в подтверждении силой, а не превосходящим экономическим развитием рабочего класса, не его единством и производительностью его труда. Сила была не непосредственно в руках вооруженных рабочих, а в руках партии, связанной с рабочими только идеологией, но не прямой демократией, как в дни революции 1917 г.
Такая политика была необходима. Но в ней было мало того, что поддержали бы социалисты в иной ситуации. Вместо "сознательного, независимого движения подавляющего большинства в интересах подавляющего большинства", революция в России достигла стадии эксплуатации деревни городом путем открытой физической силы. Всем группировкам большевистской партии было ясно, что при такой ситуации революция оставалась в опасности быть задушенной крестьянским восстанием.
Казалось, что выход был только один: принять многие требования крестьян, укрепляя при этом централизованный государственный социалистический аппарат. Этой цели и собирались добиться с помощью Новой экономической политики (НЭП). С ее помощью собрались воссоединить крестьянство с центральной властью и помочь экономическому развитию, дав ограниченную свободу частному товарному производству. Государство и государственная промышленность должны были действовать как часть экономики, подчиненной нуждам крестьянского хозяйства и рыночным силам.
Партия, государство и рабочий класс в 1921-1928 годах
Несмотря на то, что Россия считала себя в какой-то степени "социалистической", в период НЭПа это не подтверждалось ни отношением рабочего класса к государству, которое он создал, ни природой внутренних экономических отношений. Власть не подчинялась рабочим, экономика не была плановой. Но государство ("отряды вооруженных людей"), осуществляющее контроль над обществом, было в руках партии, которая руководствовалась социалистическими намерениями. Направление ее политики могло быть, казалось бы, социалистическим.
Однако ситуация была гораздо сложнее. Во-первых, государственные учреждения, управляющие Российским обществом, были далеки от боевой социалистической партии, какими были большевики в 1918 г. Члены большевистской партии во время Февральской революции были самоотверженными социалистами, пошедшими на огромный риск, сопротивляясь гнету царизма и отстаивая свои идеалы. Даже 4 года Гражданской войны и изоляции от рабочих масс не могли разрушить их социалистического направления. Но в 1919 г. старые кадры составляли лишь одну десятую часть партии, а в 1922 г. одну сороковую.
Во время революции и Гражданской войны в партии постоянно шел процесс роста. Частично это явилось отражением тенденции всех активных рабочих и убежденных социалистов - вступать в партию. Однако факт роста был показателем и иных процессов. В связи с тем, что рабочий класс понес большие потери, партии пришлось самой контролировать все сферы деятельности Советов. Она могла осуществить это, только увеличивая число своих членов. Затем, когда уже было ясно, кто выиграет Гражданскую войну, многие, не имеющие твердых социалистических убеждений, и даже те, у кого их не было совсем, пытались вступить в партию. Таким образом, партия сама по себе не являлась однородной политической силой. В лучшем случае лишь ее лидеры и наиболее активные члены могли действительно считаться носителями истинно социалистической традиции.
Это внутреннее размывание партии шло параллельно с подобным же явлением в самом государственном аппарате. Для осуществления контроля над российским обществом большевистской партии пришлось использовать тысячи чиновников старой царистской бюрократии. Теоретически большевики должны были направить работу этих людей в социалистическое русло. На практике же старые привычки и методы работы, и особенно дореволюционное отношение к массам, часто брали верх. Ленин остро осознавал это. Вот, что он сказал на съезде партии в марте 1922 г.: "Ясное дело, чего не хватает: не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет. Но если взять Москву - 4700 ответственных коммунистов - и взять эту бюрократическую машину, груду, - кто кого ведет? Я очень сомневаюсь, чтобы можно было сказать, что коммунисты ведут эту груду. Если правду говорить, то не они ведут, а их ведут" (8).
В конце 1922 г. он охарактеризовал государственный аппарат "как взятый взаймы у царизма и почти не тронутый миром Советов ... буржуазный и царистский механизм" (9). В 1920 г. разногласия по поводу профсоюзов он объяснял так: "Я сказал: “У нас государство на деле не рабочее, а рабоче-крестьянское” ... А на деле мы имеем ... рабочее государство с бюрократическим извращением" (10).
В действительности же ситуация была еще хуже. Дело не только в том, что старые большевики находились в ситуации, когда объединенные усилия классово враждебных сил и бюрократической инерции делали их социалистические устремления трудноосуществимыми. Благодаря вражескому окружению, сами эти устремления не могли оставаться не искаженными. Требование создания дисциплинированной армии из безразличной крестьянской массы породили даже у лучших членов партии властные авторитарные привычки.
При НЭПе ситуация была другой, но тем не менее далекой от демократического взаимодействия ведущих и ведомых, которое составляет основу социалистической демократии. В тот момент многие члены партии были вынуждены для осуществления руководства обществом вступать в сделки с мелкими торговцами, мелкой буржуазией, кулаками. Они должны были представлять интересы государства рабочих против этих элементов, но уже не как в прошлом через прямую конфронтацию. Между ними должно было быть ограниченное сотрудничество. Чем более многие члены партии оказывались под сильным влиянием этих непосредственных и действенных связей с мелкой буржуазией, тем менее ощутимы становились связи со слабым и деморализованным рабочим классом.
Но главное - влияние старой бюрократии проникло в партию. Изоляция партии от классовых сил, которые могли бы поддержать ее власть, означала, что в самой партии требуется железная дисциплина. Так, на Х съезде партии, хотя предполагалось, что дискуссии в принципе будут проводиться внутри партии (11), существование формальных фракций было "временно" запрещено. Но это требование внутреннего единства переродилось в бюрократический образ руководства самой партией. Возражения оппозиции в связи с этим начались уже в апреле 1920 г. В 1922 г. Ленин смог написать что "бюрократия существует у нас не только в советских учреждениях, но и в партии".
Эрозия внутрипартийной демократии хорошо видна на судьбе групп, оппозиционных центральному руководству. В 1917 и 1918 годах свободные дискуссии в партии с правом формирования различных группировок воспринимались как должное. Ленин сам оказался в меньшинстве в двух случаях (во время обсуждения его Апрельских тезисов и во время Брест-Литовских переговоров). В ноябре 1917 г. большевики, не согласные с единовластием партии, могли выйти из правительства безо всяких последствий. Разногласия внутри партии по вопросам продвижения Красной Армии на Варшаву и о роли профсоюзов открыто обсуждались в партийной прессе. Вплоть до 1921 г. Программа Рабочей оппозиции печаталась тиражом в четверть миллиона в партийных типографиях. Два члена этой оппозиции выбирались в Центральный Комитет. В 1923 г. Левая оппозиция все еще могла выражать свои взгляды в "Правде", хотя на каждую статью оппозиции приходилось 10 статей, защищавших тогдашнее руководство.
Однако в этот период возможности любой оппозиции были значительно уменьшены. После Х съезда партии Рабочая оппозиция была запрещена. В 1923 году оппозиционная "платформа 46" писала, что "иерархия секретарей партии все в больших масштабах подбирает членов конференций и съездов" (12). Даже сторонник руководства и главный редактор "Правды" Бухарин описывал типичную работу партии как абсолютно недемократичную: "... члены партийной организации собрались, их спрашивают: "Кто против?", и так как они более или менее боятся высказываться против, то соответственный индивидуум назначается секретарем бюро ячейки ... у нас в большинстве случаев выборы в партийные организации превратились в выборы в кавычках ... так как говорить против начальства нехорошо ..." (13).
Действительный масштаб бюрократизации полностью проявился, когда "триумвират", правивший партией во время болезни Ленина, распался. Ленин умер в январе 1924 г. К концу 1925 г. Зиновьев, Каменев и Крупская перешли в оппозицию партийному центру, контролируемому Сталиным. Зиновьев был главой партии в Ленинграде. Как таковой он контролировал административную машину северной столицы и несколько влиятельных газет. На 14-ом съезде партии все делегаты из Ленинграда поддержали его оппозицию центру. Однако в последующую неделю после разгрома ленинградской оппозиции, все секции партии в Ленинграде, за исключением нескольких сотен оппозиционеров, голосовали в поддержку сталинской политики. Для этого потребовалось лишь убрать верхушку городской партийной администрации. Кто контролировал бюрократию, тот контролировал и партию. Когда Зиновьев контролировал ее, она была оппозиционной. Теперь, когда Сталин присоединил Ленинград к своему аппарату, тот стал отражением его политики. С переменой лидеров зиновьевский монолит стал сталинским.
Этот расцвет бюрократии в советском аппарате и партии связан с уничтожением рабочего класса в Гражданской войне. Бюрократизация усугубилась, и когда рабочий класс вновь стал расти при НЭПе, а индустриализация набирать силу. Экономический подъем вместо улучшения положения рабочего класса в "рабочем государстве" лишь ухудшил его.
В чисто материальном отношении уступки, сделанные в пользу крестьян, при НЭПе усугубили жизнь рабочего.
"Провозглашенный везде во время военного коммунизма, как главный герой диктатуры пролетариата, он был под угрозой превращения в пасынка НЭПа. Во время экономического кризиса 1923 г. ни защитники официальной политики, ни те, кто оспаривал ее во имя развития индустрии, не сочли необходимым отстаивать интересы рабочего класса как важнейшую проблему" (14).
Но улучшение жизни крестьян не явилось единственным фактором ухудшения положения рабочего; оно было худшим по сравнению с положением директоров и управляющих в промышленности. Если в 1922 г. 65% управленческого персонала официально квалифицировались как рабочие и 35% как нерабочие, то год спустя эти данные были прямо противоположными: только 36% были рабочими, а 64% нерабочими (15). "Красные директора" выделяются в привилегированную группу с высоким заработком, на фабриках появляется "один хозяин", который может нанимать и увольнять рабочих, как ему вздумается. В то же самое время распространяется безработица, которая становится экономической эпидемией, приближаясь к миллиону с четвертью в 1923 - 1924 гг.
Тенденции в партии в 1921 - 1929 гг.
Творят историю люди, но в обстоятельствах от них не зависящих. В процессе изменения этих обстоятельств меняются и сами люди. Не миновала эта участь и партию большевиков. В попытке удержать от распада Российское общество во время хаоса Гражданской войны, контрреволюции и голода их социалистические устремления являлись фактором, определяющим ход истории; но социальные силы, с которыми приходилось работать членам партии, не могли не повлиять на них самих.
Сохранение целостности России периода НЭПа означало работу среди различных социальных классов с целью предотвратить разрушительные столкновения. Революция могла победить только в том случае, если партия и правительство были в состоянии удовлетворить нужды различных, часто враждебных друг другу классов. Необходимо было предпринять шаги для удовлетворения личных потребностей крестьян, но не противоречить при этом коллективистским демократическим целям социализма. Это противоречие отразилось на собственной внутренней структуре партии, поставленной над различными социальными классами. В результате давления определенных классов, различные партийные группировки отражали их интересы в своих программах. Единственный класс, который мог выдвигать подлинно социалистические требования - рабочий класс - был самым слабым, наименее организованным, наименее способным оказать давление на партию.
Левая оппозиция
Нет сомнения в том, что по своей теоретической направленности Левая оппозиция была партийной фракцией наиболее тесно связанной с революционными социалистическими традициями большевизма. Она отказалась признать социализмом медленно развивающуюся крестьянскую экономику или накопление ради накопления. Она сохранила взгляд на рабочую демократию как на ключевую позицию социализма. Она отказалась подчинить мировую революцию шовинистическим и реакционным лозунгам построения "социализма в одной стране".
И все же Левую оппозицию нельзя прямо назван, "пролетарской" фракцией внутри партии, так как в 20-ые годы в России рабочий класс оказывал наименьшее влияние на партию. После Гражданской войны его способность сражаться за свои интересы была ослаблена. Уровень безработицы был очень высок, большинство боеспособных рабочих либо погибли во время Гражданской войны, либо были переведены на руководящие посты. Основную часть рабочего класса составляли крестьяне, недавно приехавшие из деревни. Для них была типична скорее апатия ко всем политическим дискуссиям, а не поддержка оппозиции, что упрощало руководство ими сверху - по крайней мере, в большинстве случаев. Левая оппозиция находилась в положении, привычном для социалистов, имеющих программу действий для рабочего класса, когда сами рабочие слишком устали или разочарованы для дальнейшей борьбы.
Но не только безразличие рабочих создавало трудности для оппозиции. Этому способствовало и осознание экономических реальностей. Она подчеркивала, что объективная нехватка ресурсов приведет к понижению уровня жизни в независимости от избранного политического курса. Она указывала на необходимость развития промышленности внутри страны и распространения революции в международном масштабе как средство осуществления этой задачи. Но даже при условии правильной социалистической политики она не могла обещать рабочим за короткий период больших улучшений. Когда Троцкий и Преображенский стали требовать повышения значения планирования, они подчеркивали, что этого нельзя добиться без ущемления интересов крестьянства и жертв со стороны рабочего класса. Объединенная оппозиция "троцкистов" и "зиновьевцев" в 1926 году потребовала некоторых улучшений в жизни рабочего класса как дела первой необходимости. Но их точка зрения была достаточно реалистической, чтобы осудить утопические обещания Сталина рабочему классу, значительно превосходившие их собственные требования.
Мы не имеем возможности рассмотреть здесь различные платформы, выдвинутые левой оппозицией. Но в схематическом виде у них было три основных взаимосвязанных положения.
1. Революция может идти к социализму только в том случае, если экономическое значение городов по отношению к деревне, промышленности по отношению к сельскому хозяйству, увеличится. Для этого необходимы планирование промышленного производства и политика преднамеренной дискриминации зажиточного крестьянства при обложении налогом. Если этого не случится, то последние накопят экономическую силу, достаточную для подчинения государства своим интересам, произведя, таким образом, Термидор" - внутреннюю контрреволюцию.
2. Это промышленное развитие должно сопровождаться увеличением рабочей демократии, кладя тем самым конец бюрократическим тенденциям в партии и правительстве.
3. Эти два положения должны сохранить Россию как цитадель революции, но они не смогут привести к тому материально-культурному уровню, который является основой социализма. Для этого было необходимо распространение революции за границу.
В чисто экономическом отношении в этой программе не было ничего невозможного. На самом деле требование планирования, индустриализации и ущемления интересов крестьянства были, в конечном счете, выполнены, правда, способом, противоречащим намерениям оппозиции. Но лица, контролировавшие действия партии с 1923 года, не увидели рационального в позициях "левых". В течение пяти лет они преследовали оппозицию и изгоняли ее лидеров. Только сильный экономический кризис 1928 года заставил их заняться планированием и развивать промышленное производство. Второй пункт программы никогда не был осуществлен. Что касается третьего пункта, бывшего краеугольным камнем большевизма в 1923 (16), партийное руководство навсегда отказалось от него в 1925 году.
Но не экономика заставила партию отказаться от этой программы, а соотношение социальных сил, сложившихся внутри самой партии. Программа требовала изменения темпа производства, определяемого экономическим давлением крестьянства. Этому противостояли две социальные группы сил, сложившихся внутри партии.
"Правые" и "Центристы"
Первая группа - самая простая. Она состояла из элементов, не считавших уступки крестьянству разрушительными для построения социализма. Они сознательно желали, чтобы партия пересмотрела свою программу в соответствии с нуждами крестьянства. Но это была не только теоретическая платформа. Она выражала интересы тех элементов в партии и правительственных учреждениях, которые считали сотрудничество с крестьянами, включая кулаков, мелких хозяев и паразитирующих частных торговцев, расплодившихся в период НЭПа, нэпманов, возможным. Их теоретические взгляды нашли свое отражение в идеях Бухарина, призывавшего крестьян "обогащаться".
Вторая группа нашла своих сторонников как внутри партии, так и вне ее. Свою основную задачу она видела в сохранении социальной стабильности. Таким образом, она противостояла социальным разногласиям, которые могли возникнуть при попытке подчинить город деревне, но не заходили так далеко, как правые в своих прокрестьянских заявлениях. В основном эту группировку составляли некоторые элементы партийного аппарата, основной целью которых было сохранение единства партии посредством административных мероприятий. Ее руководителем был Сталин - глава партийного аппарата.
Левой оппозиции фракция Сталина представлялась центристской группировкой, которая колебалась между традициями партии (воплощенными в программе левых) и правыми. В 1928 году Сталин начал индустриализацию, полностью экспроприировал крестьянство (так называемая "коллективизация"), и повернулся против правых с той же яростью, с какой только несколько месяцев назад он нападал на левых, что резко изменило представление о нем Левой оппозиции. Совершенно очевидно, что у Сталина имелась своя социальная база. Он мог выжить даже при отсутствии поддержки крестьянства и рабочих.
Если Левая оппозиция была образована группами, вдохновленными традициями рабочего класса и идеями социализма, которые партия пыталась воплотить в реальной политике, а правая оппозиция сложилась в результате давления на партию со стороны крестьянства, то успех фракции Сталина опирался на партийный бюрократический аппарат. Она зародилась как подчиненный элемент внутри социальных институтов, созданных революцией, и просто выполняла некоторые простейшие функции для рабочей партии.
В результате огромных потерь, которые рабочий класс понес во время Гражданской войны, партия поднялась над классом. В этой ситуации основной стала задача сохранения единства партии и государства. Все больше, сначала в правительстве, а затем и в партии, эта задача выполнялась методами административного контроля, часто осуществляемого бывшими царскими чиновниками. Постепенно партийный аппарат получил реальную власть внутри партии - назначение руководителей на всех уровнях, отбор делегатов на конференции. Но если партия, а не рабочий класс управляла государством и экономикой, тогда партийный аппарат все в большей степени пользовался плодами революционных завоеваний рабочих.
В политике первым результатом сложившейся обстановки стала бюрократическая инерция. Бюрократический аппарат выказывал негативное отношение к политике, которая могла поколебать его положение. Он стал действовать как подавляющая сила против любой группировки, способной бросить ему вызов. Отсюда явное несогласие с программами левых и отказ от их реального обсуждения.
Так как партийная бюрократия негативно реагировала на угрозы социального возмущения, то вполне естественно ее объединение с правыми и Бухариным. Этим ей удалось скрыть факт, что она становилась особым слоем с собственной социальной сущностью, определяемой специфическим отношением к средствам производства. Политика подавления оппозиции казалась попыткой навязать партии сверху крестьянскую ориентацию. Это было в действительности попыткой устранить любую оппозицию власти бюрократии в правительстве и промышленности. Даже после провозглашения возможности построения социализма в одной стране неудачи сталинской внешней политики казались скорее результатом бюрократической инерции и внутренней прокрестьянской политики, чем сознательного контрреволюционного поведения.
Тем не менее, в этот период бюрократия развивалась из класса в себе, в класс для себя. В период расцвета НЭПа было очевидно, что партийное и правительственное руководство находится в руках маленькой группы функционеров. Но они никоим образом не представляли собой единый правящий класс. Они даже не представляли, что преследуют, общую цель. Воплощаемая ими политика формировалась партийными элементами, находившимися под сильным влиянием традиций революционного социализма. Если внутри страны объективные условия сделали рабочую демократию невозможной, то, по крайней мере, у тех, кто руководствовался партийными традициями, существовала возможность восстановить ее через возрождение промышленности в стране и революции в других странах.
Конечно, в мировом масштабе партия продолжала играть свою революционную роль. В своих наставлениях партиям за рубежом она допускала ошибки - некоторые из которых, несомненно, вытекали из ее бюрократизации, - но не совершала преступлений, пытаясь подчинить их своим национальным интересам. За фракционными разногласиями 20-х гг. скрыто протекал процесс, в результате которого партийная бюрократия отказалась от революционного наследства и стала, в свою очередь, самостоятельном классом с собственными интересами.
Контрреволюция
Часто говорят, что рост сталинизма в России нельзя считать "контрреволюцией", поскольку это был постепенный процесс (например, Троцкий писал, что такая точка зрения "просто крутит реформистский фильм в обратную сторону"). Но это - извращение истинно марксистского метода. В случае перехода от капиталистического государства к рабочему, рабочий класс может взять власть в свои руки только сразу, при резком столкновении с правящим классом. Однако, не всегда переход от одного вида общества к другому влечет за собой лишь одно резкое потрясение. Например, процесс перехода от феодализма к капитализму часто включает целый ряд различных стычек на различном уровне, когда ведущий экономический класс (буржуазия) завоевывает политические уступки.
Контрреволюция в России проходила скорее по второму пути. Бюрократии не нужно было брать власть у рабочих снизу. Ослабление рабочего класса привело к тому, что власть осталась в руках бюрократии на всех уровнях российского общества. Члены бюрократии контролировали промышленность, милицию и армию. Им даже не пришлось бороться за руководство государственным аппаратом, чтобы поставить его на службу экономической власти, аналогично с тем, что удалось сделать буржуазии в нескольких странах, не прибегая к внезапной конфронтации. Им достаточно было подчинить уже контролируемую политическую и промышленную структуру своим собственным интересам.
Этот переход осуществлялся как ряд качественных изменений, посредством которых методы работы партии были подчинены интересам правящей бюрократии. Каждое из этих качественных изменений могло быть осуществлено только в результате прямой конфронтации с теми партийными элементами, которые по различным причинам все еще придерживались революционных социалистических традиций.
Первое (и наиболее важное) такое столкновение произошло с Левой оппозицией в 1923 году. Хотя оппозиция никоим образом не противостояла решительно и единогласно тому, что происходило в партии (например, ее лидер Троцкий сделал некоторые из своих наиболее возмутительно-уклонистских замечаний во время дебатов о профсоюзах в 1920; ее первое публичное заявление - "платформа 46-ти"- было принято авторами только с многочисленными поправками и оговорками), бюрократия отнеслась к ней с беспрецедентной враждебностью.
Для того, чтобы удержать власть, руководящая группировка прибегла к грубым методам ведения пропагандистских компаний, невиданным в большевистской партии. Систематическое очернение оппонентов заменило разумное обсуждение. Контроль секретариата партии над назначениями стал впервые использоваться открыто для того, чтобы удалить сторонников оппозиции с их постов (например, большинство членов ЦК ВЛКСМ было снято со своих постов и отправлено в глубинку после того, как некоторые из них осудили нападки на Троцкого).
Для оправдания своих действий правящая фракция создала два новых идеологических понятия, которые противостояли друг другу. С одной стороны, они создали культ ленинизма" (несмотря на протесты Крупской). Они попытались создать полубожественный образ Ленина, мумифицировали его тело. С другой стороны, они изобрели понятие "троцкизма" для обозначения идейно-политического течения, противостоящего ленинизму, используя как оправдание цитаты ленинских работ десяти - двадцатилетней давности, но игнорируя неоднократные заявления Ленина, в том числе его "Завещание", в котором Троцкий назывался "самым способным человеком в настоящем ЦК" и высказывалось предложение об удалении Сталина.
Руководители партии осуществляли эти искажения и фальсификации сознательно, чтобы оградить себя от возможности потери власти над партией (Зиновьев, в то время ведущий член "триумвирата", позднее признавался в этом). Проводя такую политику, эта фракция партии показала, что отдает предпочтение личной власти, а не социалистической традиции свободной внутрипартийной дискуссии. Низводя теорию до простого орудия своих амбиций, партийная бюрократия начала утверждаться в противостоянии с другими социальными группами.
Второе крупное столкновение произошло совсем по-другому. Сначала это не была стычка между членами партии, придерживающимися социалистических идей, и все более усиливающейся бюрократией. Все началось с разногласий между таким крупным лидером как Зиновьев и партийным аппаратом, обладающим реальной властью. В Ленинграде Зиновьев автономно контролировал часть бюрократии, в значительной степени независимо от остального аппарата. Хотя методы работы ленинградских партийцев практически не отличались от приемов, используемых повсеместно, сама их независимость была препятствием для центральной бюрократии. Это представляло собой возможный источник нарушения субординации, которое могло бы помешать повсеместному правлению бюрократии. Именно поэтому эту группировку необходимо было подчинить центральной бюрократии.
В этот период Зиновьева заставили оставить свой руководящий пост в партии. Потеряв свое положение, он начал все более обращаться к историческим традициям большевизма и политике левых (хотя он никогда полностью не отказывался от желания остаться частью руководящего блока и постоянно колебался между левыми и аппаратом в течение последующих десяти лет).
С падением Зиновьева вся власть сосредоточилась в руках Сталина, который, олицетворяя рост самодовольства аппарата, неограниченно использовал бюрократические методы контроля, забвение теории, пренебрежение традициями революции, в которой его собственная роль была довольно незначительной, готовность прибегнуть к любым мерам, чтобы избавиться от тех, кто действительно осуществлял революцию.
Все эти качества он полностью проявил в борьбе против новой оппозиции. Митинги срывались, ораторам не давали говорить, выдающиеся лидеры оппозиции назначались на незначительные посты в отдаленных регионах, бывшие царские офицеры использовались как агенты-провокаторы, чтобы дискредитировать оппозицию. Наконец, в 1928 году, Сталин стал использовать царские методы и высылать революционеров в Сибирь. Но и этого ему было недостаточно. Ему удалось то, что не сумели сделать Романовы - систематически уничтожить основоположников партии в 1917 г.
К 1928 году сталинская фракция полностью контролировала партию и правительство. Бухарин и правые после своего поражения с ужасом осознали, какие цели были достигнуты с их помощью, но сил у них оставалось еще меньше чем у Левой оппозиции.
Но партия еще не контролировала все российское общество. Города, где сосредоточивалась реальная власть, были подобны островам в море крестьянского производства. Бюрократия воспользовалась революционными завоеваниями рабочих, но до сих пор не оказала никакого влияния на крестьянство. Массовый отказ крестьянства продавать зерно в 1928 году насторожил бюрократию.
За этим последовало утверждение власти городов над сельской местностью, что годами требовала левая оппозиция. В результате некоторые оппозиционеры (Преображенский и Радек, например) примирились со Сталиным. Тем не менее, такая политика противоречила идеям Левой оппозиции. Они отстаивали необходимость подчинить сельскохозяйственное производство промышленному, которое находилось в руках рабочего класса. Но промышленность уже не принадлежала рабочим. Она контролировалась бюрократией, имеющей контроль над государством. Утверждение влияния города над деревней стало теперь не властью рабочего класса над крестьянством, а властью бюрократии над последней частью общества, находящейся вне ее контроля.
Свое влияние бюрократия утверждала со всей яростью, на которую способен всякий правящий класс. Пострадали не только кулаки, но и все слои крестьянства, целые деревни. "Левый" поворот 1928 года окончательно уничтожил революцию в городе и деревне.
Нет сомнения в том, что к 1928 году власть в России захватил новый класс. Ему не нужно было вступать в непосредственный вооруженный конфликт с рабочими, чтобы захватить власть, так как власть рабочих не существовала с 1918 г. Но они вынуждены были избавиться от всех, кто придерживался каких-либо традиций социализма. Когда рабочий класс накопил силы для протеста (было ли это в Берлине или в Будапеште в 1950-х годах, или в России в 60-х годах, например, в Новочеркасске), то его стали давить танками, которые не понадобились в 1928 г.
Левая оппозиция не совсем ясно представляла себе, с кем она борется. Троцкий до своих последних дней считал аппарат, загнавший в угол и уничтоживший его, деградировавшим рабочим государством. Но только его оппозиция упорно боролась со сталинским аппаратом, целью которого стало подавление революции внутри страны и предотвращение революции в других странах. В течение целого исторического периода только троцкисты сопротивлялись сталинизму и социал-демократии, искажающим социалистическое движение. Ее собственные теории о будущем России усложняли борьбу, но она продолжала стоять на своем. Вот почему сегодня истинно революционное движение должно опираться на эти традиции.
Примечания.
1. Троцкий Л. Д., История русской революции. Гранит, Берлин, 1931, т.1, с. 72.
2. Ленин В.И., Полн. собр. соч., т.31, с.93;
3. Там же, т.36, с. 15.
4. Мартов - Аксельроду, 19 ноября 1917 г., Гецлер И., Мартов (англ.),
Кембридж, 1967;
5. Там же, с. 183;
6. Там же, с. 199
7. Троцкий Л.Д., Шумиха вокруг Кронштадта, Бюллетень оппозиции № 66-
67, 1938;
8. Ленин В.И., Полн. собр. соч., т.45, с.95.
9. Шахтман М., Борьба за новый курс (англ.), Нью-Йорк, 1943, с. 150
10. Ленин В.И., Полн. собр. соч., т.42, с.239.
11. "Я думаю, что пожелание т. Рязанова, как это ни жаль, неосуществимо. Лишить партию и членов ЦК права обращаться к партии, если коренной вопрос вызывает разногласия, мы не можем. Я не представляю себе, каким образом мы можем это делать!" Там же, т.43, с.112.
12. Карр Э.Х., Междуцарствие (англ.), с.3б9.
13. Коэн С., Бухарин: политическая биография, М., Прогресс, 1988, с. 189.
14. Карр, указ. соч., с.39;
15. Там же, с.39
16. Например, Сталин, Теория и практика ленинизма (русс.): "Можем ли мы ... обеспечить окончательную победу социализма в одной стране без согласованных усилий пролетариата нескольких передовых стран? Конечно, нет". Клифф Т., Государственный капитализм в России, 1991, с. 121.