Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 27
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 28; 29-30;31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 27 3-й год изд. Март 1932 г. № 27
Содержание
Л. Троцкий. - Открытое письмо Президиуму ЦИК'а Союза СССР
Заявление левой оппозиции по поводу подготовки белогвардейцами террористического акта против т. Троцкого
Л. Троцкий. - Противоречие между экономическими успехами СССР и бюрократизацией режима
"Воинствующий большевик", # 2 (Верхне-Уральский изолятор). - С партией и рабочим классом против угрозы бонапартизма и контр-революции
"Восстание" 7-го ноября 1927 года
Л. Троцкий. - В чем состоит ошибочность сегодняшней политики германской компартии? (Письмо немецкому рабочему-коммунисту, члену ГКП)
Из СССР Елена Цулукидзе
Х. Г. Раковский в опасности. - Из письма Х. Г. Раковского к ссыльному товарищу. - Подробности о голодовке и избиениях в Верхне-Уральском изоляторе и друг.Из жизни международной левой
Греция. - Болгария. - Швейцария. - Германия.Почтовый ящик
Открытое письмо Президиуму ЦИКа Союза ССР
С неизбежным запозданием я ознакомился из "Правды" с вашим Постановлением от 20 февраля 1932 года, лишающим меня и членов моей семьи, разделявших со мною ссылку, изгнание и работу, права советского гражданства с запрещением въезда в Союз ССР. В чем состоит наша "контр-революционная деятельность", в Постановлении не сказано. В советской печати, если не считать ритуальной полемики против "троцкизма", приводилось только два случая моей деятельности, которые можно было бы квалифицировать, как контр-революционные, если бы эти случаи действительно имели место.
В "Правде", от 2 июля 1931 года, воспроизведен был, с соответственными комментариями, фотографический снимок первой страницы польской газеты "Курьер Цодзенный" с моей, якобы, статьей, направленной против Советского Союза. Никто из вас, разумеется, ни на минуту не сомневался, что статья эта представляет подделку грязного листка, достаточно известного своими фальсификациями. Та же газета подделала вскоре документы против галицийских (украинских) революционеров. Даже буржуазная печать, как "Манчестер Гуардиан", характеризовала по этому поводу "Курьер Цодзенный", как газету, которая уже отличилась подделкой статьи Троцкого. Я требовал от "Правды" фактического опровержения. Оно не появилось. "Правда" сознательно обманула миллионы рабочих, красноармейцев, краснофлотцев и крестьян, поддержав от собственного имени подделку польских фашистов. Нельзя не напомнить, что автором разоблачительной статьи в "Правде" являлся ни кто иной, как Ярославский, в те дни -- один из верховных блюстителей партийной морали. Если он после того пострадал, то во всяком случае не за подлог, а лишь за его неполноту.
Второй пример моей "контр-революционной" деятельности предшествовал вашему постановлению всего на несколько недель. 16 января 1932 года "Известия" Центрального исполнительного комитета сообщили из Берлина, что я призываю к поддержке правительства Брюнинга, действую по соглашению с немецкой социал-демократией, в частности с Карлом Каутским и Альфредом Адлером (?), и что мне обещана за это виза для въезда в Германию. Все это сообщение, в котором, как для вас, разумеется, ясно, нет ни слова правды, почерпнуто из берлинского реакционно-антисемитского листка, который не только цитировать, но и в руки взять можно только по крайней нужде. Ни одна газета в Германии не придала никакого значения творческим потугам немецких Пуришкевичей. Только "Известия", газета, формально состоящая под вашим, Президиума, контролем, опубликовала заведомо ложное сообщение, сознательно обманув этим миллионы граждан Советского Союза.
Итак: вы не считали возможным вынести ваше Постановление раньше, чем две наиболее ответственные газеты Советского Союза -- центральный орган партии и официоз правительства -- обманули народ при помощи фальшивок, сфабрикованных польскими и немецкими фашистами. Таков факт, которого нельзя ни замазать, ни вытравить!
Но и после такой подготовки вы сочли необходимым, или вам предложили, тщательно замаскировать ваше Постановление. Исключительную меру против меня, специально подготовленную последней анти-троцкистской кампанией, -- не помню, которая это уже по счету, -- вы оказались вынуждены превратить в декрет, направленный, якобы, против 37 лиц, в число которых, кроме членов моей семьи, входят свыше трех десятков лиц, притянутых исключительно для политической маскировки. Вы включили в этот список вождей меньшевизма, высланных из Советского Союза более десяти лет тому назад, при моем непосредственном участии. Сталину, вероятно, казалось, что это мастерский ход. На самом деле желтые нитки слишком явно торчат наружу. Делая вид, будто только в 1932 году вы уяснили себе, какую именно работу ведут Дан и Абрамович, вы ставите Президиум ЦИК'а в крайне неудобное положение. Вы сами не можете не отдавать себе в этом отчета; но вы вынуждены и в этом вопросе подчиниться сталинской канцелярии, которая работает все более грубо, не заботясь о достоинстве высших органов советской власти.
По соображениям брезгливости не буду останавливаться на других чертах и черточках сфабрикованного Сталиным списка: по намеренной подмене фамилий, в целях дополнительной "игры", он представляет собою документ того же нравственного уровня, что и два названные выше фальсификата, послуживших для него подготовкой.
Связать левую оппозицию с меньшевиками вы можете только в порядке полицейского алфавита. В порядке политическом ваш центризм стоит между левой оппозицией и меньшевизмом. Никакие ухищрения этого не меняют. Постановление от 20 февраля представляет собою законченную амальгаму термидорианского стиля. Качающийся между марксизмом и национал-реформизмом центризм вынужден -- не может иначе -- комбинировать и амальгамировать своих мелко-буржуазных врагов справа и своих революционных противников, чтобы путем такой амальгамы прикрыть собственную пустоту. Напомню вамъ, что первый совет о высылке левых оппозиционеров за границу печатно подал Сталину ни кто иной, как Устрялов. С термидорианским клеймом ваше Постановление перейдет в историю.
Сталин вам скажет, что дело вовсе не в тех или других "частных" фактах; что Постановление на самом деле основано на всей вообще моей и членов моей семьи контр-революционной деятельности, не нуждающейся в доказательствах. Но если это так, зачем же было прибегать к фальшивым документам и вносить элемент недостойного маскарада в само Постановление? Отвертеться нельзя. То обстоятельство, что после 9-ти лет непрерывной травли -- не забудьте, что начало борьбы с "троцкизмом" совпадает с концом Ленина, -- вам, для обоснования исключительного закона против меня и моей семьи, понадобилось прибегать к позаимствованиям из грязных источников польского и немецкого шовинизма и прикрываться амальгамой, -- одно это обстоятельство разоблачает и обнажает до конца бессилие всех кампаний против "троцкизма" и непоправимо компрометирует последний ваш творческий акт.
С точки зрения личной мести, -- а этот элемент, как вы хорошо знаете, входит у Сталина во все комбинации, -- декрет совершенно не достигает цели. Сталин слишком на сей раз высунулся из-за кулис и неосторожно обнажил свой подлинный политический и моральный рост. Если он заставил вас издать, -- не без робкого сопротивления с вашей стороны, я знаю, -- недостойный декрет об остракизме, то только потому, что глубокая правота левой оппозиции обнаружилась по всем, без исключения, вопросам, как внутренним, так и международным, по которым у нас шла борьба за все эти годы. Наступательный по виду жест Сталина есть самооборона, и притом бессильная, даже жалкая.
Оппозиция боролась против сталинской фракции за индустриализацию, за плановое начало, за более высокие хозяйственные темпы, против ставки на кулака, за коллективизацию. С 1923 года оппозиция требовала подготовки пятилетнего плана и сама намечала его основные элементы. Все хозяйственные успехи Советского Союза теоретически и отчасти организационно подготовлены левой оппозицией в борьбе со сталинской фракцией. Ваш председатель Калинин, поддерживавший Сталина справа против левой оппозиции, знает об этом больше, чем кто бы то ни было другой. Еще в апреле 1927 года Сталин в борьбе против меня, при поддержке Молотова, Калинина, Ворошилова и других, заявлял, что "Днепрострои нам так же нужны, как мужику грамофон". В этой формуле заключалась целая историческая философия. За борьбу с ней и за разрушение ее Раковский прикован к Барнаулу, сотни и тысячи несгибаемых революционеров заполняют места заключения и ссылки, несколько большевиков-ленинцев расстреляны.
На международной арене дело обстояло не многим иначе. Оппозиция боролась в 1923 году против капитулянтской политики Брандлера, которого справа поддерживал Сталин; против сталинской теории рабоче-крестьянских партий; против включения китайских коммунистов в железную клетку Гоминдана; против блока Политбюро с кликой британских штрейкбрехеров; против всей оппортунистической, гибельной, постыдной, насквозь предательской политики Сталина, который в течение нескольких лет поддерживал стремя Чай-Кай-Ши и дружественно обменялся с ним портретами накануне того дня, когда Чан-Кай-Ши устроил кровавую баню в Шанхае. Вы сами достаточно посвящены в факты и знаете, что в моих словах нет и тени преувеличения. Недаром история китайской революции стала в Советском Союзе запретной книгой: каждая ее страница жжет пальцы сталинской клики.
Где же наша "контр-революционная деятельность"? Среди сотен нынешних сталинских поденных и поштучных теоретиков, которые, как черви, копошатся в ранах мирового пролетариата, имеется немало охотников белое переименовывать в черное или в любой цвет радуги. Исторических фактов они, однако, не изменят, основ марксизма не потрясут. Левая оппозиция вправе гордиться своей борьбой против политики сталинской фракции в СССР, в Германии, в Китае, в Англии, во всех частях света, куда дотягивалась рука оппортунистического аппарата.
Ударившись лбом о кулака; ошибшись в расчетах на друга Чан-Кай-Ши; получив вместо благодарности пинок от спасенных ею британских трэд-юнионистов, сталинская бюрократия со свистом описала в 1928 году над нашей головой дугу в 180%, чтобы пуститься в чудовищный хозяйственный и политический авантюризм, по счетам которого еще только предстоит расплата.
И снова левая оппозиция -- подлинные и единственные большевики-ленинцы в рядах международного пролетариата! -- решительно и своевременно выступила против бюрократического авантюризма, вооруженного ресурсами рабочего государства. Мы предупреждали против легкомысленного перевода пятилетки на четыре года. Наше предупреждение подтвердилось полностью. Искусственный разгон, не подготовленный ни теоретически, ни практически, не только не дал возможности разрешить скорее спортивную, чем экономическую задачу, но и усугубил ряд диспропорций, которые чисто механически вгоняются теперь в фундамент второй пятилетки. Оппозиция предупреждала против азартной игры со сплошной коллективизацией и с идеей "ликвидации классов" в пределах первой пятилетки. Сейчас "сплошная" приостановлена, а "ликвидация классов", через два-три промежуточных этапа, перенесена на новую пятилетку. И в этом виде задача остается бюрократической утопией. Реальностью является, к несчастью, крайне тяжелое продовольственное и вообще материальное положение рабочих масс, в результате форсированной коллективизации и нарушения основных экономических пропорций.
Рабочий класс России вправе гордиться теми поистине грандиозными техническими завоеваниями, которые он за последние годы совершил. Но эти завоевания стали возможны лишь с того времени, как гнет обстоятельств вынудил бюрократию, хоть и с запозданием, положить в основу работ -- искаженную и перекошенную -- платформу левой оппозиции. Политическое самочувствие рабочих поднялось на новую высоту. От основ, заложенных Октябрьской революцией, от проверенных на деле методов планового хозяйства, от социалистических задач их не заставит отступить уже никакая историческая сила. Они раздавят всякого, кто будет их тащить назад -- к буржуазной демократии и капитализму.
Но те же рабочие отдают себе все более ясный отчет в том, какая политическая группа была подлинным инициатором планового социалистического строительства, и в том, кто вносил в хозяйственную работу сперва бюрократическую обструкцию, затем -- авантюристский разгон при потушенных фонарях. Рабочие хотят самостоятельно руководить хозяйством, а не только выполнять планы, которые сталинская бюрократия создает за их спиною, в сотрудничестве с правыми или левыми вредителями. Тревога рабочих, их недовольство, их глухие пока еще протесты -- все это идет по линии критики левой оппозиции.
Укрепление экономического фундамента диктатуры, рост численности и самоуверенности пролетариата ведут не к усилению, а к ослаблению политических позиций бюрократии. В ее рядах начинается разброд. Небольшое меньшинство еще крепче хватается за Сталина, как за якорь спасения. Другая часть озирается в поисках перестраховки. Беседовские, Агабековы, Димитриевские, развращенные карьеристы, тертые пройдохи, стопроцентные канальи -- сколько их в аппарате? -- меряют глазами ближайший забор, чтоб совершить скачек в лагерь классового врага.
Честные элементы аппарата -- их, к счастью, большинство -- прислушиваются к голосам снизу, сравнивают пройденные этапы и вышедшие в тираж лозунги -- 1923-26-28-30-32 годов, -- все эти зигзаги бюрократической слепоты, -- и с ужасом убеждаются, что сталинская "генеральная линия" есть миф, призрак, смутная тень колебаний самого аппарата. Так открывается глава расплаты за ревизию основ научного социализма и за наглое насилие над партией.
Ошибки и преступления бюрократии за 9 лет не прошли безнаказанно. Сталинская система приблизилась к решающему кризису. Эпизод с "полутроцкизмом" Ярославского показался бы совершенно невероятным год-полтора тому назад, когда я писал о первом "скрипе в аппарате". Сейчас этот эпизод почти не удивляет, наоборот, воспринимается, как безошибочный симптом более глубокого процесса. Сталинский аппарат перестал быть сталинским аппаратом. Он стал системой противоречий и трещин. В то время, как рабочие все более нетерпеливо относятся к командованию бюрократии, аппарат все с меньшим доверием относится к руководству Сталина: оба процесса тесно связаны друг с другом. Тем неистовее тесная сталинская фракция вынуждена бороться за удержание своих командных позиций.
Вы начинали борьбу с "троцкизмом" под флагом "старой большевистской гвардии". Мнимым, вами же выдуманным претензиям единоличного руководства со стороны Троцкого вы противопоставляли "коллективное руководство ленинского ЦК". Что сохранилось от коллективного руководства и что осталось от ленинского ЦК? Независимый от рабочего класса и партии аппарат подготовил независимую от аппарата диктатуру Сталина. Сейчас поклясться в верности "ленинскому ЦК" означает почти то же, что открыто поднять знамя восстания. Единственно допустимая ныне формула верности есть клятва именем Сталина. Оратор, пропагандист, журналист, теоретик, педагог, спортсмен обязан включить в свою речь, статью или лекцию фразу о безошибочности политики ЦК "под руководством Сталина", т. е. о непогрешимости Сталина, севшего верхом на ЦК. Это значит, что каждый партийный и советский работник, от председателя Совнаркома до скромного волостного канцеляриста, дает гласную, пред лицом всей страны, клятву в том, что, в случае расхождения между ЦК и Сталиным, он, нижеподписавшийся, поддержит Сталина против ЦК. К этому сейчас фактически свелись и устав партии и советская конституция.
Дело заходит все дальше и дальше по этому пути. Официальная юбилейная статья о Красной армии (23 февраля) гласит, что вождем вооруженных сил Союза является "коммунистическая партия, ее ленинский ЦК во главе с тов. Сталиным". Это значит, что Красная армия призывается сохранять верность Советам трудящихся, пролетариату и его авангарду до тех пор, пока "во главе" партии остается Сталин. Это значит, что в тот день, когда партия не захочет более столь дорого обходящегося руководства, Красная армия должна будет поддержать Сталина против партии. Никакого другого смысла введение клятвы именем Сталина не имеет и иметь не может. Это есть новый этап в систематической, планомерной, настойчивой подготовке бонапартизма. Перечитайте историю!
Когда вы начинали борьбу против партии под именем борьбы против "троцкизма", вы образовали внутри официального Политбюро окультное Политбюро, или "семерку" -- против меня. Вы имели свои тайные собрания, свою тайную от партии дисциплину, свой секретный шифр для сношения с агентами заговора на местах. Травля Троцкого и "троцкизма" шла параллельно с удушением самостоятельности партии: и то и другое было одинаково необходимо для торжества бюрократии.
Сейчас сходная работа, но уже в карикатурно-бонапартистской форме, производится на новом историческом этапе. Узкая фракция Сталина имеет несомненно свой секретный штаб, свои лозунги и пароли, своих агентов и свои шифры: на всех парах ведется заговор против аппарата, все еще находящегося в заговоре против партии. Подтачиваемое снизу самовластие Сталина стремится принять тем более законченные формы наверху.
Но в начавшийся конфликт Сталина с аппаратом грозит вмешаться партия. Она должна вмешаться, чтобы не вмешался классовый враг. Помочь партии властно вмешаться -- задача левой оппозиции. Именно этого Сталин смертельно боится. Он хочет додушить партию прежде, чем расправиться с аппаратом. Вот почему XVII-й партконференции была предпослана новая кампания против "троцкизма". Вот почему конференция превратилась в перекличку верных Сталину. И вот почему необходимым завершением конференции явилось ваше Постановление от 20 февраля. Суть этой политики такова, что каждый новый удар по партии неотделим от удара по "троцкизму". В этом сила оппозиции. И в этом обреченность Сталина.
Внутрипартийную демократию вы давно заменили "самокритикой". Это означало первоначально: можно критиковать всех, кроме ЦК. На следующем этапе: можно критиковать только тех, кого приказывает критиковать ЦК. Теперь это означает: критиковать можно всех, кроме Сталина; травить должно всякого члена ЦК, который не клянется именем Сталина. Над партией, над аппаратом, над критикой -- Сталин. Закон о его непогрешимости получил обратную силу. История партии перестраивается вокруг сталинской непогрешимости, как вокруг новой оси. Кто не успел перевооружиться, фатально попадает под мясорубку.
В революционной партии, которая опирается на научную доктрину и великую традицию, понадобилось превратить руководство в капище, где Каганович, в качестве жреца, кадит идолу вечного совершенства. Не хватает только, чтоб к догмату непогрешимости присоединили еще догмат непорочного зачатия: тогда система будет окончательно увенчана!
Можно ли представить себе нечто более злокачественное, унизительное и постыдное, как тот факт, что в партию пролетариата введено начало сверхмонархического авторитета? Вы, может быть, не знаете, куда это ведет? Перечитайте историю! Догмат пожизненной непогрешимости есть самое бесспорное и самое вопиющее выражение того, что хозяйничанье Сталина пришло в непримиримое противоречие с экономическим, политическим и культурным развитием советской демократии и -- что никак не менее важно -- с историческими задачами мирового пролетарского авангарда.
Подумать только: через полтора десятка лет после Октябрьского переворота во главе Коминтерна оказывается -- Мануильский. Вы знаете этого человека не хуже меня. Никто из нас и никогда не брал его всерьез. Во все критические моменты он шатался, путал и отступал; всегда и неизменно искал патрона. В 1918 году он в печати провозгласил, что Троцкий спас большевизм от национальной ограниченности. В 1923 году он, опять-таки в печати, называл Ленина и Троцкого, как создателей теории и практики Коммунистического Интернационала. Вы скажете, что им руководили при этом личные расчеты? Не стану спорить. Но в таком случае он просчитался. "Тройка" предъявила Мануильскому ультиматум: либо поднять кампанию клеветы против Раковского, пользовавшегося всеобщим уважением, либо быть раздавленным самому. Вы знаете Мануильского: он выбрал первое. И сейчас -- страшно подумать: Мануильский -- вождь Коминтерна!
Стратегия Маркса и Ленина, исторический опыт большевизма, великие уроки 1917 года -- все искажено, изувечено, оболгано. Вчерашние ошибки бюрократии, не вскрытые и не опровергнутые, превращены в обязательную традицию и на каждом повороте дороги поставлены в виде западней и капканов. Руководство Коминтерна стало организованным саботажем международной пролетарской революции. Его преступлениям нет числа. И сейчас на наших глазах подготовляется самое страшное в их ряду.
Теория социал-фашизма, в которой невежество Сталина сочетается с легкомыслием Мануильского, стала петлей на шее немецкого пролетариата. Под кнутом сталинской клики несчастный, запутанный, запуганный, задерганный ЦК германской коммунистической партии изо всех сил помогает -- не может не помогать -- вождям германской социал-демократии выдать немецкий рабочий класс на распятие Гитлеру.
И вы думаете, что вы можете вашей фальшивой бумажонкой от 20 февраля остановить развитие большевистской критики? Удержать нас от выполнения нашего долга? Запугать наших единомышленников? Плохие шутки! Уже не менее, как в 20 странах имеются кадры большевиков, которые по праву чувствуют себя продолжателями марксистской традиции, школы Ленина, заветов Октябрьской революции. Никто не заткнет им рта!
О, конечно, Сталин еще не сказал своего последнего практического слова. Арсенал его средств нам известен: Ленин их взвесил и оценил. Но этих средств сейчас уже может хватить только для личной мести. Удар по старому непреклонному борцу Раковскому, расстрел "изменника" Блюмкина и замена его подлинным сталинцем Агабековым, стрельба по заключенным в изоляторах большевикам, маленькое, совсем скромное и незаметное содействие классовым врагам против революционного противника, -- на это сталинских арсеналов еще может хватить. Но не более того!
Вы знаете Сталина не хуже моего. Многие из вас в беседе со мною лично или с близкими мне людьми не раз оценивали Сталина и оценивали без иллюзий. Сила Сталина всегда была не в нем, а в аппарате: или в нем, поскольку он являлся наиболее законченным воплощением бюрократического автоматизма. Отделенный от аппарата, противопоставленный аппарату Сталин -- ничто, пустое место. Человек, который был вчера символом аппаратного могущества, завтра станет в глазах всех символом аппаратного банкротства. Пора расставаться со сталинским мифом. Надо довериться рабочему классу и его действительной, а не подделанной партии.
Перечитайте протоколы пленумов ЦК за 1926 и 27 годы, перечитайте заявления оппозиции: у вас более полный подбор документов, чем у меня. И вы убедитесь снова: вся эволюция партии, аппарата и сталинской клики была нами предсказана, все вехи были поставлены заранее. Разложение сталинской системы совершается с точным соблюдением намеченного оппозицией маршрута. Вы хотите по этому пути идти дальше! Но дальше нет пути. Сталин завел вас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину. Надо довериться рабочему классу, надо дать пролетарскому авангарду возможность, посредством свободной критики сверху до низу, пересмотреть всю советскую систему и беспощадно очистить ее от накопившегося мусора. Надо, наконец, выполнить последний настойчивый совет Ленина: убрать Сталина.
В работе возрождения партийной и советской демократии левая оппозиция во всякий час готова принять непосредственное участие. На нее можно положиться. Она представляет собою отбор революционеров, беззаветно преданных диктатуре пролетариата. Это драгоценная закваска для придавленной, растерзанной партии, разъедаемой сверху карьеризмом и прислужничеством.
Величайшие вопросы снова поставлены историей в порядок дня: на Дальнем Востоке и особенно в центре Европы, в Германии. Когда нужны меры большой политики, Сталин изощряется в жалких мерах полиции. Через Постановление 20 февраля оппозиция перешагнет, как рабочий переступает через лужу на пути к месту труда.
Большевики-ленинцы, вперед!
Л. Троцкий
Принкипо, 1 марта 1932 г.Заявление большевиков-ленинцев
(левой оппозиции)
по поводу подготовки белогвардейцами террористического акта против т. Троцкого
31 октября 31 г. немецкая коммунист. газета "Роте Фане" опубликовала разоблачения о террористических планах русских белогвардейцев заграницей. В центре организации стоит царский генерал Туркул, имеющий свои группы и связи в разных странах, в частности, в Болгарии и Югославии. Туркул поставил своей задачей совершение террористического акта против Л. Д. Троцкого, строя свой расчет на том, что Троцкий, по словам "Роте Фане", "плохо охраняется турецкими властями". Убийством Троцкого Туркул расчитывает разрешить двойную задачу: не только уничтожить ненавистного врага, но и "возложить ответственность за убийство на советское правительство": так формулирует цель Туркула сообщение Центрального органа германской коммунистической партии!
Хотя в самой газете не указан источник ее сведений, но он ясен и без того: только государственный аппарат мог получить эти строго конспиративные данные, включающие имена, города, планы и пр. Сведения исходят, разумеется, от ГПУ. Исключительная важность их понятна сама собой: сталинская газета оказалась вынужденной напечатать, что белогвардейцы собираются убить Троцкого, пользуясь тем, что его плохо защищают -- да и не могут хорошо защищать -- в Турции, куда Троцкий выслан Сталиным.
Всякий коммунист, всякий мыслящий рабочий должен сказать себе: выслав Троцкого в Константинополь, Сталин поставил его, следовательно, в такие условия, при которых Троцкий оказывается полностью в руках белогвардейцев: признание этого факта лежит в основе всего сообщения "Роте Фане". Далее: готовясь совершить террористический акт, царский генерал заранее исходит из уверенности в том, что убийство Троцкого целиком лежит в интересах Сталина и что не трудно будет поэтому приписать Сталину самую организацию террористического акта. Факт этого поразительного "сотрудничества" точно выражен в сообщении "Роте Фане", исходящем ни от кого другого, как от Сталина, и несомненно им самим тщательно редактированном.
Какую же цель преследовал Сталин своим сообщением? Разоблачение белогвардейских замыслов? Такое объяснение совершенно не годится, ибо Сталин при этом разоблачает самого себя: ведь весь план белогвардейцев, по признанию самого Сталина, опирается на ту исключительно благоприятную обстановку, которую создал для царских террористов Сталин.
Если бы дело шло о простом политическом разоблачении, Сталин начал бы, разумеется, с советской печати. Но нет! В русских газетах обо всем этом деле мы не найдем ни единого слова. Сталин не смеет рассказать русским коммунистам, рабочим, красноармейцам, крестьянам, что он облегчил белогвардейцам расправу над т. Троцким и что он сам заранее знает, через ГПУ, о тех последствиях, к каким это может и должно привести. Сталин тщательнейшим образом скрывает свое фактическое сотрудничество с белогвардейцами, свой общий с ними фронт против Троцкого, от населения СССР.
Почему же Сталин опубликовал все-таки, хотя бы только в немецкой коммунистической газете, сообщение, которое ставит в тяжелое положение его самого? Ответ ясен: чтоб не попасть в еще более тяжелое положение. В ожидании возможной катастрофы Сталин хочет -- с наименьшим шумом, с наименьшими затруднениями -- создать для себя то, что на судебном языке называется алиби, т. е. доказательство своей фактической, материальной, непосредственной непричастности к убийству Троцкого. Если бы планы генерала Туркула, гвардейского капитана Форса и других участников организации увенчались успехом и если бы на месте преступления оказались подброшенные белыми доказательства виновности агентов советского правительства, Сталин мог бы заявить, что он давно "разоблачил" планы Туркула, Форса и Ко и что террористический акт есть несомненно дело их рук. Более того, у Сталина нашлись бы в этом случае несомненно и другие бумажки, доказывающие, что он "просил" турецкие власти усилить охрану, что ГПУ, с своей стороны, принимало меры и пр. и пр. Такие бумажки, как не трудно догадаться, предусмотрительно составляются и посылаются за номером и подписью с таким расчетом, чтоб в случае надобности их можно было опубликовать и чтоб эти "секретные" документы, в сочетании с гласными разоблачениями "Роте Фане", могли обеспечить Сталину алиби, т. е. доказательство его непричастности к террористическому акту.
Иначе сказать: Сталин озабочен не тем, чтобы воспрепятствовать белогвардейцам осуществить задуманное ими предприятие, а только тем, чтоб помешать им возложить ответственность за террористический акт на Сталина и его агентов.
Чтобы осветить положение до конца, необходимо вернуться к некоторым фактам, сопровождавшим высылку Л. Д. Троцкого в Турцию. Вопрос о безопасности был тогда же поставлен от имени Политбюро агентами ГПУ (Буланов, Волынский, Фокин и др.). Все они исходили из того, что действительная охрана, -- поскольку охрана русского революционера-коммуниста может быть вообще действительной в Турции, -- осуществима лишь при том условии, если в деле принимают участие лица, непосредственно и кровно заинтересованные в охране и знакомые с условиями ее постановки. В то время, когда Троцкий находился еще на советской территории, Политбюро категорически обязалось по прямому проводу, через представителя ГПУ Буланова, направить вслед в Турцию двух старых сотрудников Троцкого, большевиков-ленинцев Сермукса и Познанского. До их прибытия из ссылки Л. Д. Троцкому предложено было оставаться в здании советского консульства в Константинополе. Категорически данное обязательство оказалось, однако, по прибытии Троцкого в Турцию, нарушенным. От имени правительства (т. е. Сталина) Фокин заявил, что Познанский и Сермукс доставлены не будут. Троцкий и его семья, отказавшиеся, в виде протеста, покинуть здание консульства, были удалены оттуда насильственно при помощи дюжины вооруженных сотрудников консульства. Троцкий фактически был вытолкнут на улицу в самом центре кишащего белогвардейцами Константинополя, без квартиры и без малейшей охраны. Как официально заявил Мирский, очень ответственное лицо, мера эта принята была по прямому телеграфному распоряжению "Москвы", т. е. Сталина.
Таков был первый открытый акт той деятельности Сталина, которую мы назвали выше его единым фронтом с Туркулом против т. Троцкого. В течение протекших после того трех лет Сталин не ударил пальцем о палец, чтобы оказать хоть какое-нибудь содействие улучшению постановки охраны, несмотря на то, что за это время было достаточно поводов для тревоги: достаточно назвать пожар, после которого т. Троцкий с семьей в течение месяца прожил буквально в деревянном бараке, открытом со всех четырех сторон!
После того, однако, как в "Роте Фане" появилось исходящее от Сталина сообщение о планах генерала Туркула, ближайшие единомышленники и друзья Троцкого сделали еще одну попытку напомнить Сталину об его личной ответственности за жизнь т. Троцкого. От имени руководящих товарищей немецкой левой оппозиции депутат прусского Ландтага т. Зейпольд явился в советское посольство в Берлине и поставил перед соответственным лицом вопрос о выполнении обязательства относительно бывших сотрудников т. Троцкого или о принятии других более или менее действительных мер по охране. Т. Зейпольду был обещан ответ после необходимых сношений с Москвой. Никакого ответа дано не было.
Такого же рода попытка сделана была французскими друзьями т. Троцкого. Представители французской левой оппозиции обратились в советское посольство в Париже с тем же требованием, что и т. Зейпольд. Результат был тот же.
Только после этого отказа Сталина заключить с друзьями Л. Д. Троцкого деловое соглашение относительно охраны жизни т. Троцкого от опасности со стороны контр-революционных убийц, мы сочли себя в праве ясно и отчетливо формулировать наше обвинение: Сталин находится в фактическом едином фронте с генералом Туркулом, организатором террористического акта против Троцкого.
Никакие "алиби" в виде разоблачений, печатающихся в немецкой газете, но скрываемых от населения СССР; никакие секретные документы сталинского архива, заранее подготовляемые для опубликования в необходимый момент, не опровергают и не ослабляют нашего обвинения; наоборот, они его подкрепляют и усугубляют.
Мы констатируем:
1. Уже один факт высылки т. Троцкого за границу превращал его в мишень для классовых врагов.
2. Местом высылки выбрана была Турция, условия которой исключают возможность принятия каких бы то ни было мер охраны т. Троцкого силами местных коммунистов.
3. Сталин нарушил обязательство относительно охраны т. Троцкого, данное при его высылке (вопрос о тт. Познанском и Сермуксе).
4. Сталинская агентура, по прямому приказанию Сталина, вытолкнула т. Троцкого на улицу Константинополя без малейших мер охраны.
5. Сталин в течение нескольких месяцев уже осведомлен о готовящихся белогвардейцами покушениях на т. Троцкого и настолько остро сознает свою причастность к этому делу, что принимает заранее меры к тому, чтобы установить свое алиби.
6. Сталин скрывает от населения СССР известные ему факты о деятельности Туркула и Ко, ибо понимает, что даже терроризированная, придушенная, пригнутая к земле партия поставит ему вопрос: что он сделал не для подготовки своего алиби, а для действительного, фактического, практического противодействия террористическому замыслу шайки царских офицеров?
7. Отказавшись от участия в принятии вместе с нами, большевиками-ленинцами, самых необходимых мер по охране жизни т. Троцкого, Сталин окончательно и полностью взял на себя ответственность за свой единый фронт с генералом Туркулом.
В этом нашем Заявлении мы не поднимаем никаких политических вопросов. Мы не выдвигаем даже требования о возвращении Л. Д. Троцкого в СССР. Мы понимаем, что для Сталина это невозможно, пока он продолжает политику беспощадных, в том числе и кровавых репрессий по отношению к большевикам-ленинцам. Борьба между революционным марксизмом и бюрократическим центризмом есть историческая борьба, которая будет доведена до конца и в исходе которой мы не сомневаемся. Мы ставим здесь узкий вопрос, на почве которого возможно практическое соглашение без всякого ослабления общей теоретической и политической борьбы. Выделяя этот вопрос, мы тем точнее и конкретнее устанавливаем личную ответственность Сталина в вопросе о жизни Л. Д. Троцкого.
Чтоб не оставлять места ни малейшим недоразумениям, мы заявляем совершенно формально, что готовы и впредь, в любой момент, совместно с соответственными представителями советской власти выработать необходимые меры обороны и предоставить наши личные силы для проведения этих мер в жизнь. Именно поэтому мы воздерживаемся пока от опубликования настоящего Заявления.
От редакции. -- Настоящее Заявление было в январе с. г. от имени всех секций интернациональной левой оппозиции -- через посредство соответственных полпредств -- адресовано советскому правительству. Заявление не было предназначено для печати. Сегодня перед фактом сталинского "ответа" -- лишения т. Троцкого гражданства СССР -- мы предаем вышепечатаемое Заявление гласности. Мы еще вернемся в следующем номере к вопросу о сотрудничестве Сталина с белогвардейцем Туркулом.
Противоречие между экономическими успехами СССР и бюрократизацией режима
Нижепечатаемая статья является одной из глав только что вышедшей в издательстве "Бюллетеня" книги Л. Д. Троцкого "Немецкая революция и сталинская бюрократия".
Нельзя вырабатывать основы революционной политики "в отдельной стране". Проблема немецкой революции оказывается сейчас нерасторжимо связана с вопросом о политическом руководстве в СССР. Связь эту надо понять до конца.
Пролетарская диктатура есть ответ на сопротивление имущих классов. Ограничение свобод вытекает из военного режима революции, т. е. из условий классовой войны. С этой точки зрения совершенно очевидно, что внутреннее упрочение Советской республики, ее экономический рост, ослабление сопротивления буржуазии, особенно успехи в "ликвидации" последнего капиталистического класса, кулачества, должны были бы вести к расцвету партийной, профессиональной и советской демократии.
Сталинцы не устают повторять, что "мы уже вступили в социализм", что нынешняя коллективизация означает сама по себе ликвидацию кулачества, как класса, и что уже ближайшая пятилетка должна довести эти процессы до конца. Если это так, почему тот же процесс привел к полному подавлению партии, профессиональных союзов и Советов бюрократическим аппаратом, который, в свою очередь, принял характер плебисцитарного бонапартизма? Почему во время голода и гражданской войны партия жила полной жизнью, и никому не могло даже прийти в голову спрашивать, можно или нельзя критиковать Ленина или ЦК в целом, а теперь малейшее расхождение со Сталиным ведет к исключению из партии и к административным репрессиям?
Военная опасность со стороны империалистических государств ни в каком случае не может объяснить, тем более оправдать рост самовластия бюрократии. Если в национальном социалистическом обществе более или менее ликвидированы классы, то это означает начало отмирания государства. Внешнему врагу социалистическое общество может оказать победоносное сопротивление именно, как социалистическое общество, а не как государство пролетарской диктатуры, тем более -- бюрократической.
Но мы не говорим об отмирании диктатуры: рано, мы еще не "вошли в социализм". Мы говорим о другом. Мы спрашиваем: чем объясняется бюрократическое перерождение диктатуры? Откуда вырастает вопиющее, чудовищное, убийственное противоречие между успехами социалистического строительства и режимом личной диктатуры, опирающейся на безличный аппарат, который держит за горло правящий класс страны? Как объяснить, что экономика и политика развивается в прямо противоположных направлениях?
Экономические успехи очень велики. Экономически Октябрьская революция оправдала себя полностью уже сейчас. Высокие коэффициенты хозяйственного роста являются неопровержимым выражением того, что социалистические методы обнаруживают величайшее преимущество даже для разрешения тех производственных задач, которые на Западе разрешались капиталистическими методами. Как же грандиозны окажутся преимущества социалистического хозяйства в передовых странах?
Однако, поставленный Октябрьским переворотом вопрос еще не решен и вчерне.
Сталинская бюрократия называет хозяйство "социалистическим" на основании его предпосылок и тенденций. Этого недостаточно. Экономические успехи Советского Союза развертываются все еще на низкой хозяйственной базе. Национализированная промышленность проходит те стадии, которые давно уже пройдены передовыми капиталистическими нациями. Работница, стоящая в очереди, имеет свой критерий социализма, и этот "потребительский" критерий, как презрительно выражается чиновник, является в данном вопросе решающим. В конфликте воззрений работницы и бюрократа мы, левая оппозиция -- с работницей против бюрократа, который преувеличивает достижения, смазывает накопляющиеся противоречия и держит работницу за горло, чтоб она не смела критиковать.
В прошлом году сделан был резкий поворот от уравнительной к диференциальной (сдельной) заработной плате. Совершенно бесспорно, что на низком уровне производительных сил, а следовательно и общей культуры, равенство в оплате труда неосуществимо. Но это и значит, что проблема социализма не решается только общественными формами собственности, но предполагает известное техническое могущество общества. Между тем рост технического могущества автоматически выводит производительные силы за национальные границы.
Вернувшись к слишком рано отмененной сдельной плате, бюрократия назвала уравнительную плату "кулацким" принципом. Это явная бессмыслица, показывающая, в какие тупики лицемерия и фальши загоняют себя сталинцы. На самом деле надо было сказать: "мы слишком забежали вперед с уравнительными методами оплаты труда; до социализма еще далеко; так как мы все еще бедны, то нам приходится вернуться назад, к полу-капиталистическим или кулацким методам оплаты труда". Повторяем: здесь нет противоречия с социалистической целью. Здесь есть только непримиримое противоречие с бюрократическими фальсификациями действительности.
Отступление к сдельной плате явилось результатом сопротивления экономической отсталости. Таких отступлений будет еще много, особенно в области сельского хозяйства, где совершен слишком большой административный заскок вперед.
Индустриализация и коллективизация проводятся методами одностороннего и бесконтрольного бюрократического командования над трудящимися массами. Профессиональные союзы совершенно лишены возможности воздействовать на соотношение между потреблением и накоплением. Расслоение крестьянства ликвидируется пока еще не столько экономически, сколько административно. Социальные мероприятия бюрократии по ликвидации классов чрезвычайно забегают вперед по отношению к основному процессу -- развитию производительных сил.
Это приводит к повышению промышленной себестоимости, низкому качеству продукции, росту цен, недостатку предметов потребления и грозит в перспективе возрождением безработицы.
Крайнее напряжение политической атмосферы в стране является результатом противоречий между ростом советского хозяйства и хозяйственной политикой бюрократии, которая либо чудовищно отстает от потребностей хозяйства (1923 -- 1928 гг.), либо, испуганная собственным отставанием, бросается вперед, чтобы чисто административными мерами наверстать упущенное (1928 -- 1932). За правым зигзагом и здесь следует левый зигзаг. На обоих зигзагах бюрократия находится в противоречии с реальностями хозяйства, а значит и с настроениями трудящихся. Она не может им позволить критиковать себя -- ни тогда, когда она отстает, ни тогда, когда она забегает вперед.
Свой нажим на рабочих и крестьян бюрократия не может производить иначе, как лишая трудящихся возможности участвовать в решении вопросов их собственного труда и всего их будущего. В этом самая большая опасность! Постоянный страх перед отпором масс приводит в политике к "короткому замыканию" бюрократической и личной диктатуры.
Значит ли это, что надо снизить темпы индустриализации и коллективизации? На известный период -- несомненно. Но этот период может оказаться совсем непродолжительным. Участие самих рабочих в руководстве страной, ее политикой и хозяйством, действительный контроль над бюрократией, рост чувства ответственности управляющих по отношению к управляемым -- все это несомненно благотворно скажется на самом производстве, уменьшит внутренние трения, сведет к минимуму дорогостоящие хозяйственные зигзаги, обеспечит более здоровое распределение сил и средств и, в конце концов, повысит общий коэффициент роста. Советская демократия является прежде всего жизненной потребностью самого хозяйства. Наоборот, бюрократизм таит в себе трагические хозяйственные сюрпризы.
Обозревая в целом историю эпигонского периода в развитии СССР, нетрудно прийти к выводу, что основной политической предпосылкой бюрократизации режима явилась усталость масс после потрясений революции и гражданской войны. В стране царили голод и эпидемии. Вопросы политики отступили назад. Все мысли направлялись на кусок хлеба. При военном коммунизме все получали одинаковый голодный паек. Переход к НЭП'у принес первые экономические успехи. Паек стал обильнее, но он уже доставался не всем. Установление товарного хозяйства вело к калькуляции себестоимости, к элементарной рационализации, к удалению с заводов лишних рабочих. Хозяйственные успехи шли долгое время рука об руку с ростом безработицы.
Нельзя забывать этого ни на одну минуту: укрепление аппаратного могущества опиралось на безработицу. После годов голода резервная армия пугала каждого пролетария у станка. Удаление самостоятельных и критических рабочих с заводов, черные списки оппозиционеров стали одним из важнейших и наиболее действительных орудий в руках сталинской бюрократии. Без этого условия ей никогда не удалось бы задушить ленинскую партию.
Дальнейшие экономические успехи постепенно привели к ликвидации резервной армии промышленных рабочих (скрытое деревенское перенаселение, замаскированное коллективизацией, остается еще во всей своей силе). Промышленный рабочий уже не боится сейчас, что его выбросят с завода. По своему повседневному опыту он знает, что непредусмотрительность и произвол бюрократии чрезвычайно затрудняли ему разрешение задач. Советская печать разоблачает отдельные цеха и предприятия, где не дают достаточного простора инициативе рабочих, духу изобретательства и пр.: как будто можно запереть инициативу пролетариата в цехах, как будто цеха могут быть оазисами производственной демократии при полном подавлении пролетариата в партии, советах и профессиональных союзах!
Общее самочувствие пролетариата сейчас совсем не то, какое было в 1922 -- 23 годах. Пролетариат вырос численно и культурно. Совершив гигантскую работу возрождения и подъема хозяйства, рабочие испытывают возрождение и подъем доверия к самим себе. Эта выросшая внутренняя уверенность начинает превращаться в недовольство бюрократическим режимом.
Удушение партии, расцвет личного режима и личного произвола на первый взгляд могут вызвать представление об ослаблении советской системы. Но это не так. Советская система чрезвычайно окрепла; но вместе с тем чрезвычайно обострилось противоречие между этой системой и ее бюрократическими тисками. Сталинский аппарат с изумлением видит, что экономические успехи не укрепляют, а подкапывают его положение. В борьбе за свои позиции он вынужден еще туже подвинчивать гайки, запрещая все другие виды "самокритики", кроме византийской хвалы по адресу вождей.
Не в первый раз в истории экономическое развитие приходит в противоречие с теми политическими условиями, в рамках которых оно совершается. Но надо ясно понять, какие именно из этих условий порождают недовольство. Надвигающаяся оппозиционная волна ни в малейшей степени не направлена против социалистических задач, советских форм или коммунистической партии. Недовольство направляется против аппарата и его персонификации, Сталина. Отсюда новая полоса бешеной борьбы с так называемой "троцкистской контрабандой".
Противник грозит стать неуловимым, он везде и нигде. Он всплывает в цехах, в школах, проникает в исторические журналы и во все учебники. Это значит: факты и документы уличают бюрократию, вскрывая ее шатания и ошибки. Нельзя спокойно и объективно вспоминать о вчерашнем дне, надо переделать вчерашний день, надо замазать все щели, через которые может проникнуть подозрение насчет непогрешимости аппарата и его главы. Перед нами все черты потерявшего голову правящего слоя. Ярославский, сам Ярославский оказался ненадежным! Это не случайные эпизоды, не мелочи, не личные столкновения: корень дела в том, что экономические успехи, которые на первых ступенях укрепляли бюрократию, теперь диалектикой своего развития оказались противопоставлены бюрократии. Вот почему на последней партийной конференции, т. е. на съезде сталинского аппарата, трижды и четырежды разгромленный и похороненный "троцкизм" был объявлен "авангардом буржуазной контр-революции".
Это глуповатое и политически совсем нестрашное постановление приоткрывает завесу над некоторыми весьма "практическими" планами Сталина в области личных расправ. Недаром Ленин предостерегал от назначения Сталина генеральным секретарем: "этот повар будет готовить только острые блюда"и Повар еще не исчерпал своей кулинарии до конца.
Но несмотря на все подвинчивание теоретических и административных гаек, личная диктатура Сталина явно приближается к закату. Аппарат весь в трещинах. Щель, именуемая Ярославским, есть одна из сотен щелей, которые еще сегодня не названы по имени. То обстоятельство, что новый политический кризис подготовляется на базисе явных и бесспорных успехов советского хозяйства, роста численности пролетариата и первых успехов коллективного земледелия, служит достаточным ручательством того, что ликвидация бюрократического самовластия совпадет не с потрясением советской системы, как можно было бы опасаться еще три-четыре года тому назад, а, наоборот, с ее освобождением, с ее подъемом и расцветом.
Но именно в этот последний свой период сталинская бюрократия способна причинить много зла. Вопрос престижа стал для нее теперь центральным вопросом политики. Если аполитичных историков исключают из партии только за то, что они не сумели прославить подвиги Сталина в 1917 году, то может ли плебисцитарный режим допустить признание своих ошибок, совершенных в 1931 -- 1932 году? Может ли он отказаться от теории социал-фашизма? Может ли он дезавуировать Сталина, который суть немецкой проблемы формулировал так: сперва пускай придут фашисты, а потом мы?
Сами по себе объективные условия в Германии так повелительны, что если бы руководство германской компартии располагало необходимой свободой действий, оно несомненно уже сегодня ориентировалось бы в нашу сторону. Но оно не свободно. В то время, как левая оппозиция выдвигает идеи и лозунги большевизма, проверенные победой 1917 года, сталинская клика, в целях отвлечения, приказывает по телеграфу поднять международную кампанию против "троцкизма". Кампания разыгрывается не на основе вопросов немецкой революции, т. е. жизни и смерти мирового пролетариата, а на основе жалкой и фальсификаторской статьи Сталина по вопросам истории большевизма. Трудно себе представить большую диспропорцию между задачами эпохи, с одной стороны, и жалкими идейными ресурсами официального руководства, с другой. Таково унизительное, недостойное и вместе с тем глубоко трагическое положение Коминтерна.
Проблема сталинского режима и проблема германской революции связаны совершенно нерасторжимым узлом. Ближайшие события этот узел развяжут или разрубят -- в интересах как русской, так и немецкой революции.
Л. Троцкий
"Социал-фашизм"
"И ирония истории, работающая в нашу пользу, состоит именно в том, что среди различных элементов этой феодальной и буржуазной массы, в наших интересах, происходят постоянные трения, грызня, столкновения, что они, следовательно, составляют прямую противоположность единообразной массы. Дураки воображают, что справились с этим, называя все их "реакционными". Наоборот. Все эти разного рода бездельники должны сперва перегрызться друг с другом, изничтожить и скомпрометировать друг друга и тем подготовить почву для нас, чем они поочередно, один за другим, докажут свою неспособность".Из письма Ф. Энгельса к Э. Бернштейну.
Лондон, 12 июня 1883 г.
С партией и рабочим классом против угрозы бонапартизма и контрреволюции
Настоящая статья, дошедшая до нас с запозданием, -- является передовой статьей "Воинствующего большевика" # 2, рукописного органа группы заключенных Верхне-Уральского изолятора.
Редакция.
"В партии окончательно установился плебисцитарный режими Партийная подготовка бонапартизма завершена".
Л. Троцкий.
"Выход может быть найден только партией".
Л. Т.
Рассматривая возможные перспективы развития партии в связи с кризисом право-центристского блока, т. Троцкий указывал на то, что во всяком случае борьба центристов против правых "означает дальнейшую дезорганизацию партийной мысли, дальнейшее измельчание марксистского метода, тем самым подготовку новых, еще более смутных и опасных этапов". XVI съезд был вехой, характеризовавшей завершение целого большого этапа в развитии партии. Не только аппарат был формально закреплен над партией, которая оказалась лишенной всех способов легального и организованного воздействия на политику, но и в пределах аппарата было закреплено единоличное управление аппаратом и через него -- партией. Соответственно этому "в партии окончательно установился плебисцитарный режим". По сути дела XVI съезд подготовил все для того, чтобы окончательно избавиться от тех фикций, которые придавали еще партии внешний вид активно действующей политической организации. В этом смысле Троцкий и говорит о завершении партийной подготовки бонапартизма. Колоссальная опасность такого положения не требует никаких объяснений. Если бы то, что приносит стране и революции каждодневно современная политика, не вызывало под давлением рабочего класса процессов диференциации в партии, то это означало бы, что партии уже нет ни в каком смысле, что наша партия уже не в состоянии ни при каких обстоятельствах играть роль орудия революции, что, следовательно, снята одна из величайших преград для победы бонапартизма или контр-революции, ибо партия есть "важнейшее звено" в той цепи, при помощи которой "пролетариат может восстановить советскую власть в полном объеме".
Как же обстоит дело с этим "важнейшим звеном"? Центризм сделал все от него зависящее, чтобы ликвидировать партию, чтобы растоптать ее волю, чтобы дезорганизовать ее мысль, чтобы помешать ей выполнить ее историческую роль. И в этом деле он преуспел значительно больше, чем в своих хозяйственных мероприятиях. Как единое организованное целое, с единой волей, с едиными взглядами, как действующая ленинская партия, -- наша партия не существует в данный момент. Сталинский режим сверху и разводнение партии снизу сделали свое дело. И все же лишь тот, кто не видит глубоких внутренних процессов, происходящих в партии, лишь тот, кто не видит этих процессов в рабочем классе, которые находят свое отражение в партии, -- лишь тот может объявлять партию ликвидированной вообще. Верно, что партия пока находится в таком состоянии, что она не может выступить организованно против сил, ведущих революцию к гибели. Но несмотря на всю свою раздробленность, распыленность, дезорганизованность, она сохранила в себе еще достаточно сил, чтобы отражать глубокое сопротивление рабочего класса термидорианскому курсу. Именно, под влиянием этого давления, шедшего через партию, центризм оказывался вынужденным проделывать свои зигзаги, поворачивая курс на 180%. "Держа партию за горло, руководство не может на нее не озираться, ибо, хотя и глухо и бесформенно, но через партию идут предостережения и напоминания классовых сил". Если бы партия не в состоянии была выполнить этой функции, тогда действительно можно было бы поставить крест на ней, а заодно и на революции. Исходя из неправильной оценки положения в партии, децисты и пришли к такому выводу. Исходя из правильной оценки положения в партии, оппозиция, как течение, наоборот, не давала себя увлечь на путь концепций, исключавших партию, как важнейшее звено в цепи спасения революции.
"Выход может найти только партия", -- неизменно твердил Троцкий на всех этапах. Либо выход будет найден партией, либо он совсем не будет найден, -- так и только так стоял и стоит вопрос. Наша ставка есть ставка на то, что в решающий момент -- в момент опасности извне, в момент наростания кризиса изнутри, -- мы будем иметь ускорение всех процессов в партии (процесс ее активизации и ее диференциации по основным классовым линиям) под давлением соответствующих классовых сил. Наша ставка есть "ставка на то, что в момент глубокого кризиса партия под давлением рабочего класса, при активном участии оппозиции, как ее левого крыла, сможет возродиться для выполнения своей исторической роли. Гораздо менее гибкие и более окостеневшие учреждения, чем компартия, не раз обнаруживали в истории способность к возрождению и обновлению в результате глубокого внутреннего кризиса". Вот почему мы с такой тщательностью должны на каждом этапе следить за тем, что происходит в партии.
* * *
Было бы преждевременно на основании тех сведений, которые доходят до нас, делать какие-нибудь решительные выводы в отношении партии. Но было бы близоруко сквозь всю аппаратную возню не замечать, что в сознание партии начинает понемногу проникать мысль об опасностях современной политики, что она начинает, пусть все еще глухо и бесформенно, но более активно реагировать на эту политику. Завершение процесса удушения партии доводит давление в ней -- до такого уровня, что на другом ее конце, именно благодаря этому давлению, начинается более усиленная реакция. А давление классов, также значительно усиливающееся, определенным образом формирует и направляет эту реакцию, ускоряя и углубляя диференциацию в партии.
Сталинская верхушка стремится перекрыть эти процессы путем спешной реализации своих "побед", совершенно бонапартистски расправляясь со всеми неугодными справа и слева, развязывая себе руки с обеих сторон. Ее аппаратное неистовство растет пропорционально тому, как она теряет социальную базу. Теряя поддержку с обоих концов в классах, центризм теряется и в партии. Чувствуя, что он повисает в воздухе, он пытается компенсировать себя путем административного самоукрепления, этим самым продолжая обрывать связи, которые соединяют его с рабочим классом и партией. Но он не приобретает и базы в других классах, так как своей политикой он отталкивает все классы; начиная с того, что он пытается жить в мире со всеми классами, он кончает тем, что оказывается со всеми же классами в ссоре. Это административное укрепление центристского аппарата при одновременном ослаблении социальной базы и создает угрозу бонапартизма, ибо бонапартизм есть государственный аппарат, открыто порвавший всякие традиционные, в том числе и партийные связи и свободно лавирующий между классами в качестве выгодного посредника.
На этот путь, пока бессознательно, пробивается центризм, круша все на своем пути. Партия в буквальном смысле этого слова переведена на осадное положение, прикрываемое небывалым политическим развратом. Для проведения этого осадного положения мобилизовано все, что Сталин мог поставить себе на службу, -- от ВАПП до ГПУ, которое окончательно легализовано в качестве основного орудия управления партией. Никакой пост, никакое положение в стране и партии, никакие заслуги, прошлые или настоящие -- не избавляют от общей участи человека, осмелившегося нарушить правила осадного положения. Председатель Совнаркома с такой же легкостью объявляется предателем, как и любой буржуазный спец. Путь из Кремля в ГПУ может оказаться для некоторых весьма коротким. Но это не значит, что столь же коротким может оказаться и путь из ГПУ или РВС в Кремль, если только пролетариат и партия найдут в себе силы предотвратить это. В это упирается вопрос.
Реагирует ли на все это партия и какое значение следует придавать в этом отношении тем событиям в партии, которые привлекают теперь наше внимание? Что значит выступление фракции "двурушников"? Насколько можно судить по их первым шагам, -- это пока только воспроизведение, хотя, очевидно, более широкое, прошлогоднего "бунта на коленях", густо окрашенного в лево-центристские тона. Но это выступление интересно и важно, во-первых, постольку, поскольку оно дает представление и отражает некоторые, более глубокие, процессы в партии и в рабочем классе, во-вторых, тем, что оно находит себе место в самом сердце центристской базы -- в парт. и сов. аппарате. Те немногие цитаты, которые приводятся в газетах из выступлений и документов лево-центристских "двурушников", дают возможность составить себе общее представление о той стадии, на которой находится процесс вызревания их идеологии. Они не могут не замечать того, что "мы самотеком и довольно слепо и неорганизованно въехали в область экономических явлений, которые сейчас являются предметом тревожного обсуждения страны". Но они далеко еще не отдают себе отчета ни в причинах этих явлений, ни в их сущности. Они еще гонят от себя мысль о том, что мы имеем здесь "крах основных хозяйственных планов". Утешая себя тем, что это лишь "крах иллюзий", они сами впадают во вреднейшие иллюзии, полагая, что дело не в самой генеральной линии, а в методах ее проведения -- типичная лево-центристская идейка, которая в свое время послужила ниточкой для многих из капитулянтов. И именно с этой стороны они критикуют бюрократизм. Целый ряд других выступлений характеризует эту оппозицию, как пока что аппаратную оппозицию, отражающую в первую очередь недовольство, царящее в низовом и отчасти в среднем аппарате. Об этом говорят, напр., жалобы на то, что "выступление в защиту деловой проработки планов вызывает гикания и легкомысленные обвинения и заподозревание в уклонах, ставящих обвиняемых вне закона элементарной общественности". И уже прямо воплем души загнанного аппаратчика звучит жалоба на то, что "невозможно более продолжать работу так, как она велась до сих пор: рывками, толчками".
Причины появления аппаратной оппозиции в основном ясны. Ближайшим поводом для ее появления послужило то обстоятельство, что Сталин для того, чтобы удержаться в условиях обострения всеобщего недовольства, не задумался отдать значительную часть своего низового, а частично и среднего аппарата в жертву крестьянской контр-революции в деревне и рабочему революционному недовольству в городе. Это не могло не отбросить ее в оппозицию. Эта сторона дела важна постольку, поскольку по этой линии Сталин сам подрывает базу, на которой он держится, и ослабляет рычаги, при помощи которых он действовал на массы. Но есть в этом деле другая -- более важная сторона. Она заключается в том, что низовые, партийные, профессиональные, хоз. аппаратчики, которые из всего аппарата находятся ближе всего к массам и больше всего сохранили с ними связей, в какой то мере, хотя и в искаженной форме, начинают отражать давление этих масс. В частности, низовой аппарат в промышленности наталкивается на колоссальное сопротивление рабочих масс и на отказ партийцев-рабочих от проведения политики нажима на пролетариат и под этим давлением начинает сам частично переходить на позиции пассивного сопротивления сталинской политике. Только этим и можно объяснить, что в условиях современного террора он осмелился заговорить о "возмутительном отношении к бытовым нуждам рабочих", осмелился усомниться в сталинской методологии исчисления реального уровня зарплаты, осмелился заявить о том, что ощущение основных слоев рабочего класса в этом вопросе гораздо безошибочнее многих индексов.
При той роли, какую в современных условиях играет сталинский аппарат, расшатывание низового и частично среднего аппарата, его частичный выход из повиновения и переход в оппозицию к аппаратной верхушке приобретает серьезное значение, особенно в условиях ускорения диференциации в партии. Но в аппаратчике силен еще вчерашний день. Он не осмеливается еще перейти в активное сопротивление, боится серьезно даже связаться с партийными массами. Но кое-где в это аппаратно-"левацкое" движение проникает другая, более свежая струя, указывающая на более глубокие процессы, на то, что в некоторых частях партии появляется стремление к "коллективной проверке пройденного пути". Кое-кто доходит уже до мысли о том, что "переживаемые трудности являются результатом неправильной политики партии", и решается не только подумать об этом, но и сказать или написать. Но не только устами низового аппаратчика заговорил рабочий партиец. Он начинает говорить свое слово и сам. У нас много подсчитывается цифр из разных областей, но вряд ли кто-либо из нас занимался подсчетом того, сколько сотен рядовых рабочих партийцев исключено за последнее время из партии за выступления против хозяйственной и рабочей политики центризма. Аппарат зачисляет всех их оптом в правые, а чаще в разряд классовых врагов, предателей и т. д., удостаивая лишь некоторых из них звания "троцкистов". На деле же это в большинстве случаев пока стихийное неоформленное движение, которое каждая из существующих фракций пытается оформить под своими лозунгами, направить по своему пути. Пытается это делать и центризм. Но ему становится все труднее делать это по мере того, как он начинает терять основное орудие для этого, низового аппаратчика, которого он сам же оттолкнул в общий фронт недовольства.
Такова в общих чертах одна сторона того, что теперь происходит в партии. Но есть и другая сторона. Диференциация идет в двух направлениях. Наряду со здоровым, в основном, недовольством рабочего класса -- на другом полюсе партии появляется недовольство других классов политикой центризма. Это недовольство, представленное в партии правыми, также находит своих выразителей в аппарате, в первую очередь в тех его звеньях, которые находятся под давлением мелко-буржуазной стихии. Сталину чрезвычайно выгодно смешать оба вида недовольства в одну кучу. Отсюда вопли о "право-левом блоке". Это ему облегчается и тем, что диференциация в партии не зашла так далеко, чтобы эти разные виды недовольства были четко отделены друг от друга.
Возможно, что и левые центристы сами не отдают себе отчета в том, что они представляют другую тенденцию, чем правые, и действительно идут с ними на общие шаги. Тем с большей четкостью должны это делать мы, чтобы не помогать невзначай чужим. Суметь трезво и ясно оценить процессы в стране, в рабочем классе и партии -- такова первая основная задача оппозиции.
* * *
К каким выводам приводит нас оценка того, что происходит в партии? Было бы опасно впадать в иллюзии. Поскольку можно судить по доходящим до нас сведениям, о решающем переломе в партии говорить еще не приходится. Но было бы ошибочно и вредно отмахиваться от этих событий, как не имеющих никакого значения. Эти события несомненно представляют начало ускорения диференциации в партии и диференциации самого центризма, которые неоднократно предсказывались тов. Троцким. И в этом их значение, которое заставляет нас пристально следить за ними. Но этим задача далеко не исчерпывается. Было бы преступно заниматься академическим анализом процессов, надеясь на то, что все само собою образуется. Когда мы говорим о партии, мы не только не исключаем себя из ее состава, но, наоборот, делаем упор на то, что мы являемся ее составной частью и той именно частью, которая единственно сохранила в чистоте основные принципы и традиции партии. Мы не просто часть партии, мы ее передовая часть, ее левое крыло. И вопрос о том, как, с какой быстротой и в каком направлении пойдут в ней процессы, в очень значительной степени зависит именно от нашей активности. Точка зрения оппозиции не имеет ничего общего с самодовольной метафизикой капитулянтов, ибо предполагает живую борьбу направлений и, следовательно, высшую активность оппозиции. Наша точка зрения не имеет ничего общего с фаталистическими надеждами на "объективную обстановку". Мы сами являемся одним из политических факторов, формирующих эту "объективную обстановку". Мы ставим ставку на то, что партия под организуемым оппозицией давлением рабочего класса сможет еще возродиться и выполнить свою историческую миссию. Но она сможет это сделать лишь при наличии инициативы, и историческая ответственность за проявление этой инициативы ложится раньше всего и в первую очередь на оппозицию. Вся обстановка диктует нам в первую очередь "усиление активности по всей линии".
Усиление наших связей с рабочим классом, раскачивание его активности и направление ее по нашему руслу, подталкивание событий в партии на основе большей, чем когда бы то ни было, политической самостоятельности по отношению к центризму, на основе большего, чем когда бы то ни было, резкого противопоставления нашей линии линии правых, -- такова наша программа на ближайшее время. Только на основе этой программы мы сможем во главе рабочего класса и партии перерезать путь бонапартистским тенденциям, которые несет с собой центризм, и термидорианским тенденциям, которые представляют правые. Рабочий класс, как основная действующая сила, партия, как основное орудие, оппозиция, как авангард партии, -- таков наш лозунг. Глубокая, коренная реформа партии, решающими линиями которой являются устранение центристского руководства, объективно ставшего на путь подготовки бонапартизма, очищение партии от явных и скрытых термидорианских элементов, -- такова наша задача. Оппозиция должна суметь сделать происходящее теперь в рабочем классе и партии исходным элементом для осуществления стоящих перед ней задач.
"Воинствующий большевик",
# 2. Передовая.
Верхне-Уральский изолятор"Восстание" 7 ноября 1927 года
В той кампании, которая ведется сейчас с новой силой против левой оппозиции, видное место занимает вопрос о "восстании" 7 ноября 1927 года. В своей "исторической" статье Сталин выдвигает это "восстание" на первое место, как главный довод за политику репрессий против большевиков-ленинцев. Если в изоляторе Верхне-Уральска лучшие революционеры терпят ужасающие издевательства и насилия; если они вынуждены прибегать к голодовке для защиты своих человеческих прав; если по ним стреляют без предупреждения; если Раковский и сотни других заполняют места ссылки; если подлинный цвет партии разгромлен, заточен, задавлен; если Сталин через своего Ягоду задушил Бутова и расстрелял Блюмкина, -- то все это оправдывается не тем, что левая оппозиция не признала теории социализма в отдельной стране, не соглашалась на блок с Чан-Кай-Ши и отказывается сегодня капитулировать перед Гитлером. Нет! Кровавые репрессии объясняются тем, что четыре года тому назад левая оппозиция сделала будто бы попытку вооруженного переворота. Органы всех секций Коминтерна снова напомнили об этом своим несчастным, систематически обманываемым читателям.
Что произошло на самом деле 7 ноября 1927 года? В юбилейной демонстрации участвовала, разумеется, и оппозиция. Ее представители шли вместе со многими заводами, фабриками, учебными заведениями и советскими учреждениями. Многие группы оппозиционеров несли в общей процессии свои плакаты. С этими плакатами они вышли с заводов и других учреждений. Что ж это были за контр-революционные плакаты? Напомним их:
1) "Выполним завещание Ленина"
2) "Повернем огонь направо -- против нэпмана, кулака и бюрократа"
3) "За подлинную рабочую демократию"
4) "Против оппортунизма, против раскола -- за единство ленинской партии"
5) "За ленинский Центральный Комитет".
Рабочие, служащие, красноармейцы, учащиеся шли рядом с оппозиционерами, несшими свои плакаты. Никаких столкновений не было. Ни один здравомыслящий рабочий не мог рассматривать эти плакаты, как направленные против советской власти или против партии. Лишь когда отдельные заводы и учреждения влились в общий поток манифестации, ГПУ, по распоряжению сталинского секретариата, выслало особые отряды для нападения на демонстрантов, мирно несших оппозиционные плакаты. После этого стали происходить отдельные столкновения, состоявшие в том, что отряды ГПУ набрасывались на манифестантов, вырывали у них плакаты и наносили им побои. Отборная группа красноармейских командиров, взломав дверь, ворвалась в квартиру Смилги, на балконе которой висели плакаты оппозиции и портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева. Вот в чем состояло восстание 7 ноября 1927 года!
Лозунги: "За рабочую демократию", "Против нэпмана, кулака и бюрократа", "За единство партии" воспринимались -- не рабочими массами, разумеется, а сталинским аппаратом, -- как контр-революционные лозунги. Но все же никто из аппаратчиков не решался еще в тот период говорить о вооруженном восстании: такого рода выдумка показалась бы слишком наглой участникам и очевидцам демонстрации. Когда, через год с лишним, при высылке Троцкого за границу, ГПУ предъявило ему обвинение в подготовке вооруженного восстания, то речь шла не о демонстрации 7 ноября, а о чем-то новом, чего ГПУ не могло, однако, назвать по имени. После высылки Троцкого обвинение это никем больше не повторялось. Сталин не посмел его дать в печать. Самое напоминание о нем исчезло, рассеялось, как дым.
Только по мере того, как факты стали приходить в забвение, сталинская школа фальсификаций все чаще стала пускать в оборот легенду о попытке переворота 7 ноября. Тот факт, что сейчас эта легенда поставлена до некоторой степени в центре кампании, политически чрезвычайно многозначителен. Он показывает, что те действия, которые действительно совершаются большевиками-ленинцами, не кажутся рабочим массам и членам партии "преступлениями". Сталин прямо жалуется на то, что в партии, несмотря на восьмилетнюю кампанию, продолжают видеть в троцкизме коммунистическое течение! Для политики репрессий Сталину нужна какая-то устойчивая точка опоры, лежащая вне действительной деятельности левой оппозиции. Такую точку опоры он пытается найти в полицейском мифе о восстании 7 ноября 1927 года. Еслиб не было других признаков, одного этого факта было бы достаточно для того, чтобы сказать: плохо, очень плохо обстоит дело с персональной диктатурой Сталина и его плебисцитарным режимом!
2 января 1932 г.
В чем состоит ошибочность сегодняшней политики германской компартии?
Письмо немецкому рабочему-коммунисту, члену ГКП
Германия переживает сейчас один из тех великих исторических часов, от которых зависит судьба немецкого народа, судьба Европы, в значительной мере, судьба всего человечества на десятки лет. Если шар поставить на вершину пирамиды, то он от небольшого толчка может скатиться либо налево, либо направо. Вот к такому положению приближается сейчас с каждым часом Германия. Есть силы, которые хотят, чтобы шар скатился направо и раздавил спину рабочему классу. Есть силы, которые хотят, чтобы шар удержался на вершине. Это утопия. Шар не может удержаться на острие пирамиды. Коммунисты хотят, чтоб шар скатился влево и разбил спину капитализму. Но мало хотеть, надо уметь. Попробуем еще раз спокойно обдумать: правильна или неправильна та политика, которую ведет сейчас Центральный комитет германской компартии.
Чего хочет Гитлер?
Фашисты очень быстро растут. Коммунисты также растут, но значительно медленнее. Рост крайних полюсов показывает, что шар не может удержаться на вершине пирамиды. Более быстрый рост фашистов означает ту опасность, что шар может скатиться вправо. В этом огромная опасность.
Гитлер уверяет, что он против государственного переворота. Для того, чтобы раз навсегда задушить демократию, он хочет будто бы прийти к власти не иначе, как демократическим путем. Можно ли этому серьезно поверить?
Конечно, еслиб фашисты могли расчитывать получить на ближайших выборах мирным путем абсолютное большинство мандатов, они, может быть, и предпочли бы этот путь. Но на самом деле этот путь для них немыслим. Нелепо было бы думать, будто наци в течение неопределенно долгого времени будут расти, как они растут сейчас. Днем раньше или позже они должны исчерпать свой социальный резервуар.
Фашизм включил в свои ряды такие страшные противоречия, что близится момент, когда приток перестанет возмещать отлив. Этот момент может наступить задолго до того, как фашисты соберут вокруг себя больше половины голосов. Останавливаться им нельзя будет, ибо ждать им будет больше нечего. Они вынуждены будут пойти на переворот.
Но и независимо от этого демократический путь для фашистов отрезан. Страшный рост политических противоречий в стране и, прежде всего, чисто разбойничья агитация фашистов, неизбежно ведут к тому, что чем ближе будут фашисты приближаться к большинству, тем больше будет накаляться атмосфера, тем шире будут развертываться стычки и бои. В этой перспективе гражданская война абсолютно неизбежна. Вопрос о приходе фашистов к власти будет, следовательно, решаться не голосованием, а гражданской войной, которую фашисты подготовляют и вызывают.
Можно ли предположить хоть на минуту, что Гитлер и его советники не понимают и не предвидят этого? Это значило бы считать их глупцами. Нет большего преступления в политике, как надеяться на глупость сильного врага. А раз Гитлер не может не понимать, что путь к власти лежит через жесточайшую гражданскую войну, значит его речи о мирном демократическом пути являются прикрытием, т. е. военной хитростью. Тем более нужно глядеть в оба.
Что скрывается за военной хитростью Гитлера?
Расчет его совершенно прост и очевиден: он хочет усыпить противника более далекой перспективой парламентского роста наци, чтобы в благоприятную минуту нанести усыпленному противнику смертельный удар. Весьма возможно, что преклонение Гитлера перед демократическим парламентаризмом должно, кроме того, помочь осуществить в ближайшее время какую-нибудь коалицию, в которой фашисты овладеют важнейшими постами и используют их, опять-таки, для государственного переворота. Ибо совершенно очевидно, что коалиция, скажем, центра с фашистами, была бы не этапом к "демократическому" разрешению вопроса, а ступенькой к государственному перевороту в наиболее выгодных для фашистов условиях.
Надо брать короткий прицел.
Все это означает, что развязка, даже независимо от воли фашистского штаба, должна наступить в течение ближайших месяцев, если не недель. Это обстоятельство имеет гигантское значение для выработки правильной политики. Если допустить, что фашисты возьмут через два-три месяца власть, то бороться с ними в будущем году будет в десять раз труднее, чем в нынешнем. Всякого рода революционные планы, рассчитанные на два-три-пять лет вперед, окажутся жалкой и постыдной болтовней, если рабочий класс в течение ближайших двух-трех-пяти месяцев даст фашистам прийти к власти. Расчет времени в военных операциях, как и в политике революционных кризисов имеет решающее значение.
Для пояснения нашей мысли возьмем более отдаленный пример. Гуго Урбанс, считающий себя "левым коммунистом", объявляет германскую компартию обанкротившейся, политически погибшей и предлагает строить новую партию. Если бы Урбанс был прав, то это значило бы, что победа фашистов обеспечена, ибо для создания новой партии нужны годы (причем совершенно не доказано, что партия Урбанса будет почему-либо лучше, чем партия Тельмана: когда Урбанс стоял во главе партии, ошибок было никак не меньше).
Да, если бы фашизм действительно овладел властью, то это несомненно означало бы не только физический разгром компартии, но и ее подлинное политическое банкротство. Потерпеть позорное поражение от банд человеческой пыли -- этого многомиллионный пролетариат Германии никогда не простил бы Коммунистическому Интернационалу и его немецкой секции. Приход фашистов к власти вероятнее всего означал бы, поэтому, необходимость создания новой революционной партии, по всей вероятности, также и нового Интернационала. Это была бы страшная историческая катастрофа. Но считать сегодня, что все это неизбежно, могут только подлинные ликвидаторы, те, которые, под прикрытием пустых фраз, собираются на самом деле трусливо капитулировать до боя и без боя. С этой точкой зрения мы, большевики-ленинцы, которых сталинцы называют "троцкистами", не имеем ничего общего.
Мы несокрушимо убеждены, что победа над фашистами возможна -- не после их прихода к власти, не после пяти, десяти или двадцати лет их господства, а теперь, в нынешних условиях, в ближайшие месяцы и недели.
Тельман считает, что победа фашизма неизбежна.
Для победы нужна правильная политика. Это значит, в частности, нужна политика, рассчитанная на нынешнее положение, на сегодняшнюю группировку сил, а не на то положение, которое должно наступить через год, два или три, когда вопрос о власти будет давно разрешен.
Все несчастье в том, что политика Центрального комитета германской компартии, отчасти сознательно, отчасти бессознательно, исходит из признания неизбежности победы фашизма. В самом деле, в опубликованном 29 ноября призыве к "красному единому фронту" Центральный комитет ГКП исходит из той мысли, что нельзя победить фашизм, не победив предварительно германскую социал-демократию. Эту же мысль повторяет на все лады Тельман в своей статье. Верна ли эта мысль? В историческом масштабе она безусловно верна. Но это вовсе не значит, что при ее помощи, т. е. путем ее голого повторения, можно решать вопросы дня. Мысль, правильная с точки зрения революционной стратегии, взятой в целом, превращается в ложь, притом в реакционную ложь, если ее перевести на язык тактики. Верно ли, что для уничтожения безработицы и нищеты нужно предварительно уничтожить капитализм? Верно. Но только последний тупица сделает отсюда тот вывод, что мы не должны сегодня уже бороться изо всех сил против тех мероприятий, при помощи которых капитализм увеличивает нищету рабочих.
Можно ли надеяться на то, что компартия в ближайшие месяцы опрокинет и социал-демократию и фашизм? Ни один здравомыслящий человек, умеющий читать и считать, не рискнет на такое утверждение. Политически вопрос стоит так: можно ли теперь, в течение ближайших месяцев, т. е. при наличности хотя и ослабленной, но все еще очень сильной (к несчастью) социал-демократии дать победоносный отпор наступающему фашизму? На это Центральный комитет ГКП отвечает отрицательно. Другими словами, Тельман считает победу фашизма неизбежной.
Еще раз: русский опыт.
Чтобы как можно яснее и конкретнее представить мою мысль, я еще раз обращусь к опыту с восстанием Корнилова. 26 августа (старого стиля) 1917 года генерал Корнилов двинул казачий корпус и дикую дивизию против Петрограда. У власти стоял Керенский, приказчик буржуазии и на три четверти союзник Корнилова. Ленин находился в подполье по обвинению в службе Гогенцоллерну. По тому же самому обвинению я сидел в те дни в одиночной камере "Крестов". Как же поступили в этом положении большевики? Они тоже имели право сказать: "для того, чтобы победить корниловщину, надо победить керенщину". Они это не раз говорили, ибо это было правильно и необходимо для всей дальнейшей пропаганды. Но этого было совершенно недостаточно для того, чтобы 26-го августа и в ближайшие дни дать отпор Корнилову и помешать ему зарезать петроградский пролетариат. Поэтому большевики не ограничились общим призывом к рабочим и солдатам: порвать с соглашателями и поддержать единый красный фронт большевиков. Нет, большевики предложили единый боевой фронт эсерам и меньшевикам и создали общие с ними боевые организации. Правильно это было или неправильно? Пусть мне ответит на это Тельман. Чтоб еще ярче показать, как выглядело дело с единым фронтом, приведу такой эпизод: я лично, освобожденный из тюрьмы под залог, внесенный профессиональными союзами, прямо из одиночной камеры приехал на заседание Комитета народной обороны, где вместе с меньшевиком Даном и эсером Гоцем, союзниками Керенского, державшими меня в тюрьме, обсуждал и решал вопросы о борьбе против Корнилова. Правильно ли это было или неправильно? Пусть мне ответит на это Ремеле.
Есть ли Брюнинг "меньшее зло"?
Социал-демократия поддерживает Брюнинга, голосует за него, берет за него ответственность перед массами -- на том основании, что правительство Брюнинга есть "меньшее зло". Эту же точку зрения пытается приписать мне "Роте Фане" -- на том основании, что я высказался против глупого и постыдного участия коммунистов в референдуме Гитлера. Но разве немецкая левая оппозиция, и я в частности, требовали, чтобы коммунисты голосовали за Брюнинга и поддерживали его? Мы, марксисты, рассматриваем Брюнинга и Гитлера вместе с Брауном, как разные составные элементы одной и той же системы. Вопрос, кто из них -- "меньшее зло", не имеет смысла, ибо их система, против которой мы боремся, нуждается во всех этих элементах. Но эти элементы сейчас в состоянии конфликта, и партии пролетариата необходимо использовать этот конфликт в интересах революции.
В гамму входит семь тонов. Вопрос, какой из тонов "лучше": до, ре или соль, есть бессмысленный вопрос. Музыкант, однако, должен знать, когда, по какой клавише ударить. Так же бессмысленен абстрактный вопрос, кто -- меньшее зло: Брюнинг или Гитлер? Но надо знать, по какой из этих клавиш бить. Понятно? Для непонятливых приведем еще пример. Если один из врагов отравляет меня ежедневно мелкими порциями яда, а другой хочет пристрелить из-за угла, то я первым делом выбью у этого второго врага револьвер из рук, ибо это даст мне возможность справиться с первым врагом. Но это не значит, что яд есть "меньшее зло" по сравнению с револьвером.
Несчастье в том и состоит, что вожди германской компартии стали на ту же почву, что и социал-демократия, только с обратным знаком: социал-демократы голосуют за Брюнинга, признавая его меньшим злом. А коммунисты, которые отказывают Брюнингу и Брауну в каком бы то ни было доверии (и совершенно правильно поступают), вышли, однако, на улицу для того, чтоб поддержать референдум Гитлера, т. е. попытку фашистов опрокинуть Брюнинга. Но ведь этим самым они признали, что Гитлер есть меньшее зло, ибо победа референдума привела бы к власти не пролетариат, а Гитлера. Поистине, неловко разъяснять такие азбучные вещи! Плохо, очень плохо, когда такие музыканты, как Ремеле, вместо того, чтобы различать ноты, играют на клавиатуре сапогом.
Дело идет не о тех рабочих, которые покинули социал-демократию, а о тех, которые остаются в ней.
Тысячи и тысячи Носке, Вельсов, Гильфердингов предпочтут в конце концов фашизм коммунизму. Но для этого они должны окончательно оторваться от рабочих. Сегодня этого еще нет. Сегодня социал-демократия, как целое, при всех своих внутренних антагонизмах, приходит в острый конфликт с фашистами. Задача наша в том, чтобы использовать этот конфликт, а не в том, чтобы в острый момент объединить противников против нас.
Фронтом сейчас надо повернуться против фашизма. И этот общий для всего пролетариата фронт прямой борьбы против фашизма надо использовать для фланговой, но тем более действительной борьбы против социал-демократии.
Надо обнаружить на деле полную готовность заключать против фашистов блок с социал-демократами во всех тех случаях, когда они идут на блок. Сказать социал-демократическим рабочим: "бросьте ваших вождей и присоединяйтесь к нашему "непартийному" единому фронту", значит прибавить еще одну пустую фразу к тысяче других. Надо уметь оторвать рабочих от вождей на деле. А дело сейчас -- борьба против фашизма.
Несомненно, есть и будут социал-демократические рабочие, которые готовы, рука об руку с коммунистическими рабочими, бороться против фашистов независимо и даже против воли социал-демократических организаций. С такими передовыми элементами надо, разумеется, установить как можно более тесную связь. Но они пока что немногочисленны. Немецкий рабочий воспитан в духе организации и в духе дисциплины. Это имеет как свои сильные, так и свои слабые стороны. Подавляющее большинство социал-демократических рабочих хочет бороться против фашистов, но -- пока еще -- не иначе, как вместе со своей организацией. Перескочить через этот этап нельзя. Мы должны помочь рабочим социал-демократам проверить на деле -- в новой, исключительной обстановке, -- чего стоят их организации и вожди, когда дело идет о жизни и смерти рабочего класса.
Надо навязать социал-демократии блок против фашистов.
Несчастье в том, что в Центральном комитете компартии много перепуганных оппортунистов. Они слышали, что оппортунизм состоит в любви к блокам, поэтому они против блоков. Они не понимают различия между, скажем, парламентской сделкой и боевым соглашением, хотя бы самым скромным, касающимся стачки или охраны рабочих типографий от фашистских банд.
Избирательные соглашения, парламентские сделки, заключаемые революционной партией с социал-демократией, служат, по общему правилу, на пользу социал-демократии. Практическое соглашение для массовых действий, для боевых целей служит всегда к выгоде революционной партии. Англо-русский комитет был недопустимой формой блока двух верхушек на общей политической платформе, неопределенной, обманчивой, не обязывавшей ни к каким действиям. Сохранять этот блок во время всеобщей стачки, в которой Генеральный совет играл роль штрейкбрехера, значило со стороны сталинцев вести изменническую политику.
Никаких общих платформ с социал-демократией или вождями немецких профсоюзов, никаких общих изданий, знамен, плакатов! Врозь идти, вместе бить! Сговариваться только насчет того, как бить, кого бить и когда бить! Сговариваться об этом можно с самим чортом, с его бабушкой и даже с Носке и Гржезинским. При одном условии: не связывать собственных рук.
Надо немедленно выработать, наконец, практическую систему мер -- не с целью голого "разоблачения" социал-демократии (перед коммунистами), а с целью действительной борьбы против фашизма. Вопросы об охране заводов, свободы деятельности завкомов, неприкосновенности рабочих организаций и учреждений, вопрос о складах оружия, которыми могут овладеть фашисты, вопрос о мерах на случай опасности, т. е. о согласовании боевых действий коммунистических и социал-демократических отрядов и т. д. и т. д. должны войти в эту программу.
В борьбе против фашизма завкомам принадлежит огромное место. Здесь нужна особенно тщательная программа действий. Каждый завод должен представлять антифашистскую крепость со своим комендантом и своими боевыми десятками. Нужно иметь карту фашистских казарм и других фашистских очагов в каждом городе, в каждом районе. Фашисты пытаются окружить революционные очаги. Нужно окружить окружающего. На этой почве соглашение с социал-демократическими и профессиональными организациями не только допустимо, но обязательно. Отказываться от него по "принципиальным" соображениям (на самом деле, по бюрократической глупости или, еще хуже -- трусости) значит прямо и непосредственно помогать фашизму.
Практическую программу соглашения с социал-демократическими рабочими мы предлагали еще в ноябре 1930 года, т. е. год тому назад. Что сделано в этом направлении? Почти ничего. Центральный комитет компартии занимался всем кроме того, что составляло его прямую задачу. Сколько упущено драгоценного, невозвратного времени! Поистине, его осталось немного. Программа действий должна быть строго практической, строго деловой, без всяких искусственных "запросов", без всяких задних мыслей, так, чтобы каждый средний рабочий социал-демократ сказал себе: то, что предлагают коммунисты, совершенно необходимо для борьбы с фашизмом. На этой основе надо путем примера увлекать за собой социал-демократических рабочих вперед и критиковать их вождей, которые будут неизбежно противодействовать и тормозить. Только на этом пути возможна победа.
Хорошая цитата из Ленина.
Нынешние эпигоны, т. е. из рук вон плохие ученики Ленина, любят по всякому поводу затыкать свои прорехи цитатами, нередко совсем неподходящими. Для марксиста вопрос решает не цитата, а правильный метод. Но руководясь правильным методом, не трудно бывает найти и подходящую цитату. Проводя выше аналогию с восстанием Корнилова, я сказал себе: наверное можно у Ленина найти теоретическое освещение нашего блока с соглашателями в борьбе против Корнилова. И действительно, во второй части XIV тома русского издания я нашел следующие строки в письме Ленина Центральному комитету в начале сентября 1917 года:
"Поддерживать правительство Керенского мы даже теперь не должны. Это беспринципность. Спросят: неужели не биться против Корнилова? Конечно, да. Но это не одно и то же, тут есть грань; ее переходят иные большевики, впадая в "соглашательство", давая увлечь себя потоку событий.
Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость. Это разница. Эта разница довольно тонкая, но архисущественная, и забывать ее нельзя.
В чем же изменение нашей тактики после восстания Корнилова?
В том, что мы видоизменяем форму нашей борьбы с Керенским. Ни на иоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, мы иначе подойдем к задаче борьбы с ним, именно: разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабость и шатания Керенского".
Ничего другого мы не предлагаем. Полная независимость коммунистической организации и прессы, полная свобода коммунистической критики, также и по отношению к социал-демократии и профессиональным союзам. Допускать связывание свободы компартии (например, путем вхождения в Гоминдан) могут только самые презренные оппортунисты. Мы не из их числа.
Ничего не брать назад из нашей критики социал-демократии. Ничего не забывать из прошлого. Весь исторический счет, в том числе и счет за Карла Либкнехта и Розу Люксембург, в свое время будет предъявлен, как и мы, русские большевики, предъявили в конце концов генеральный счет меньшевикам и эсерам за травлю, клевету, аресты, убийства рабочих, солдат и крестьян.
Но мы предъявили свой генеральный счет через два месяца после того, как использовали частные счеты между Керенским и Корниловым, между "демократами" и фашистами -- для того, чтобы тем вернее отбросить фашистов. Только благодаря этому мы и победили.
* * *
Если Центральный комитет ГКП усвоит ту позицию, которая выражена в приведенной выше цитате из Ленина, то весь подход к социал-демократической массе и к профессиональным организациям сразу изменится: вместо статей и речей, которые убедительны только для тех, кто и без того уже убежден, агитаторы найдут общий язык с новыми сотнями тысяч и миллионами рабочих. Дифференциация в социал-демократии пойдет усиленным темпом. Фашисты почувствуют вскоре, что задача состоит вовсе не в том, чтобы обмануть Брюнинга, Брауна и Вельса, а в том, чтоб принять открытый бой со всем рабочим классом. В фашизме неизбежно начнется на этой почве глубокая диференциация. Только на этом пути возможна победа.
Но надо этой победы хотеть. Между тем, среди коммунистических чиновников есть, увы, не мало трусливых карьеристов и бонз, дорожащих своим местечком, приходом, а еще больше -- своей шкурой. Вот эти субъекты очень склонны щеголять ультра-радикальными фразами, под которыми скрывается жалкий и презренный фатализм. "Без победы над социал-демократией нельзя бороться с фашизмом!" -- говорит такой страшный революционер и по этому поводуи готовит себе заграничный паспорт.
Рабочие-коммунисты, вы -- сотни тысяч, миллионы, вам выехать некуда, для вас заграничных паспортов не хватит. В случае прихода к власти фашизм, как страшный танк, пройдет по вашим черепам и позвоночникам. Спасение только в беспощадной борьбе. А победу может дать только боевое сближение с социал-демократическими рабочими. Спешите, рабочие коммунисты, ибо времени вам осталось немного!
Л. Троцкий
8 декабря 1931 г.Из СССР
Елена Цулукидзе
Новая жертва Сталина.
В Акмолинске (Казахстан) в сталинской ссылке умерла оппозиционерка Леля Цулукидзе, активная и крепкая революционерка, член большевистской партии с 1905 г.
Несмотря на надорванные силы -- следствие долгого ряда лет подпольной работы и репрессий в период царизма и во время меньшевистского правления в Грузии, -- Елена Цулукидзе продолжала в тягчайших условиях вести революционную работу. Сталинцы не могли простить т. Цулукидзе ее стойкости и перебрасывали ее с одного места ссылки в другое. Полтора года тому назад она с Кавказа была выслана в Архангельск, где жестоко страдала от морозов.
Осенью прошлого года архангельская колония ссыльных большевиков-ленинцев была разгромлена, и Цулукидзе была переведена в Коканд. В здоровьи ее произошло резкое ухудшение. ГПУ обещало перевод ее в лучшие условия в Ташкент, но обмануло: Елена была насильно высажена в Андижане. В ответ на ее протесты она была избита! Затем в течение этой зимы последовали новые переброски: в Петропавловск и, наконец, в Акмолинск, одно из самых гиблых мест Средней Азии.
Этим рядом чудовищных издевательств над больной старой революционеркой взбесившаяся сталинская бюрократия довела ее до гибели. Елена Цулукидзе была прекрасным товарищем, пользовавшимся в ссылке всеобщей любовью.
Смерть ее впишет еще одно преступление в послужной список Сталина, -- кандидата в могильщики Октябрьской революции.
Все ссыльные колонии большевиков-ленинцев объявили резкий протест против убийства т. Лели Цулукидзе. ГПУ ответило новыми репрессиями: в конце февраля по всей ссылке произведены были обыски, и ряд товарищей арестован.
Х. Г. Раковский в опасности.
Нам сообщают о новом ухудшении здоровья Христиана Георгиевича Раковского, прикованного к Барнаулу, климат и условия жизни которого разрушают здоровье старого борца. Х. Г. Раковский тяжело болен; врачи давно предупреждали, что пребывание в Барнауле равносильно для Христиана Георгиевича смертному приговору. Гибели т. Раковского и добивается Сталин. Ненависть Сталина к Раковскому помимо причин общеполитического характера имеет и личный мотив. Сталин питает старую ненависть к Раковскому, которая в основе своей определяется тем, что в той мере, в какой Сталин воплощает бюрократическую грубость и нелойяльность, Раковский является образом подлинного революционного благородства.
Из письма Христиана Георгиевича Раковского к ссыльному товарищу.
и"Рост цен -- результат сплошной коллективизации, бюрократической "модернизации", технического саморазоружения крестьянства, пассивного неповиновения в проведении полевых работ и пр. причин, страшно увеличивших издержки производства. Последствия высоких цен: ускоренная дифференциация в колхозах, ускоренное снижение реальной зарплаты, срыв "планов". Пройдет немного месяцев, и мы очутимся перед явлениями, которые считали навеки устраненными (безработица и пр.). Статья Сталина в журнале "Пролетарская революция" -- сигнал наступления на большевиков-ленинцев, предвидевших и предупреждавших партию против бюрократически-оппортунистических экспериментов".
Подробности о голодовке и избиениях в Верхне-Уральском изоляторе.
"В одного из наших заключенных, тов. Езаяна, был без предупреждения произведен выстрел, которым он был тяжело ранен в грудь. Весь изолятор объявил голодовку, продолжавшуюся 17 дней. Заключенные большевики-ленинцы требовали приезда правительственной комиссии для расследования факта, как и убийственного режима в изоляторе вообще. В результате голодовки была обещана комиссия. Для переговоров с комиссией заключенные оппозиционеры избрали делегацию из 12 товарищей. Эти 12 товарищей были немедленно "изъяты" из изолятора и отвезены в неизвестном направлении".
Физическое истребление большевиков-ленинцев в изоляторах и ссылке.
Последние письма из Москвы сообщают, что большевики-ленинцы, отбывшие трехлетний срок заключения в сталинских изоляторах, -- приговорены ГПУ к дополнительным срокам заключения, еще на 3 года. "Сталин не хочет выпустить большевиков-ленинцев живыми из изоляторов".
и"Растут ссыльные колонии, особенно в Средней Азии. Растет и верхне-уральская "семья". Ссыльных снова перебрасывают с места на место. Крайне тяжело материальное положение, лишь самая незначительная часть ссыльных имеет заработки"и
Из московского сообщения.
Февраль 1932.
и"Репрессии и террор против нас все усиливаются, как здесь, так и на местах. На термидориански-бюрократические удары отвечаем большевистскими ударами. Большие аресты, происходившие в декабре-январе в Москве, Ленинграде, Харькове, Тифлисе и других центрах, -- продолжаются. Движение наше ширится и активизируетсяи Многие аппаратчики откровенно говорят: Сталин для нас второстепенное дело (другие: "необходимое зло"), которое пока приходится терпеть"и
Перед выходом номера нами получено сообщение, что в Тифлисе в феврале с. г. арестовано 9 большевиков-ленинцев, из которых пять отправлены в изоляторы, остальные -- в ссылку.
Из жизни международной левой
Греция
Теодор Пампукопулос
25 января 1932 г. -- в результате страшных пыток, перенесенных им в тюрьме, -- умер в Афинской городской больнице молодой греческий оппозиционер -- Т. Пампукопулос. Трагическое событие, вызвавшее гибель т. Пампукопулоса, описано в последнем письме погибшего, отражающем всю силу его революционной страсти и преданности делу левой оппозиции.
"Я был арестован во время демонстрации в 14-ую годовщину Октября и приговорен к 18 месяцам тюрьмы и двум годам ссылки. Они бросили нас вместе с 7 другими молодыми оппозиционерами в "Исправительный дом для молодежи"и
Я не в состоянии описать тамошних пыток. Когда я об этом вспоминаю у меня кружится головаи Наши ноги сжимали и часами били по пяткам, пока не утомлялись палачии Я оставался 10 дней без врачаи они говорили: "Ты ни в чем не нуждаешься"и затем мне ампутировали ногу, и сейчас я борюсь со смертью.
Орган партии ("Рицопастис") пытается изобразить меня своим членом. Я заявляю, что я всегда был и останусь большевиком-ленинцем и буду дезавуировать сталинцев. Товарищи, жизнь наших товарищей в тюрьмах подвержена опасности. Государство намеревается их убить. Боритесь за всеобщую амнистию! Боритесь за их спасение! Т. Пампукопулос."
На похоронах т. Т. Пампукопулоса была устроена большая демонстрация, которая привела к серьезным столкновениям. Партия, которая осмеливается называть греческих левых оппозиционеров "архио-фашистами", вынуждена была принять участие в нашей демонстрации. Чтобы замаскировать свое противоречивое положение, сталинцы пытались изобразить товарища Пампукопулоса членом официальной партии. В своем предсмертном письме т. Пампукопулос ответил им. Гибелью своей он показал греческому пролетариату, что именно левая оппозиция есть то течение пролетарского движения, которое вызывает наиболее яростную ненависть греческой буржуазии. Об этом должны знать передовые рабочие всех стран.
Листовка наших греческих товарищей, посвященная убийству т. Т. Пампукопулоса, кончается словами: "Долой капитализм! Вечная память погибшим за наше дело!"
Террор в Салониках.
Недавно полиция арестовала 14 товарищей, членов нашей организации, и приговорила их в совокупности к 42 годам тюрьмы и к ссылке. Один товарищ в Агрини, возглавлявший безработных, был присужден к 5 годам тюрьмы.
Болгария
Избиение сталинцами заключенных в тюрьме большевиков-ленинцев.
В номере 5-ом органа болгарских левых оппозиционеров "Освобождение" имеется потрясающий материал об избиении сталинцами в тюрьмах наших единомышленников. В нескольких болгарских тюрьмах среди заключенных сформировались группы сторонников левой оппозиции. Против них велась бешеная и насквозь отравленная, т. е. чисто сталинская травля, питавшаяся бюрократами извне. Можно не сомневаться, что среди заключенных сталинцев имеется немало честных и искренних революционеров. Но когда им от имени Коминтерна сообщают всякого рода гнусности про левую оппозицию, гнусности, которых они в тюрьме не могут проверить, они вымещают свое тюремное возмущение на левых оппозиционерах, т. е. идут по линии наименьшего сопротивления. Требования со стороны оппозиционеров: предъявить открыто и проверить обвинения -- ведут к новым клеветам и к физическим столкновениям. В Пловдиве (Филиппополь) дело дошло до серьезных поранений нескольких товарищей, причем сталинцы обратились к прокурору с жалобой на наших единомышленников, которые в довершение всего были заключены в карцеры. Аналогичные случаи имели место и в других тюрьмах.
Приводим опубликованное по этому поводу в "Освобождении" письмо товарища Д. Гачева к прокурору от 16 октября 1931 г. -- превосходный документ, свидетельствующий, как справедливо пишет редакция "Освобождения", о высокой пролетарской морали болгарских оппозиционеров. Тов. Гачев -- мужественный революционер, в свое время приговоренный к смертной казни.
Заявление
заключенного Димитрия Мих. Гачева, принадлежащего к интернациональной левой оппозиции.
Господин прокурор,
я никогда не пожелал бы и не позволил бы Вашего вмешательства в наши фракционные дела. Вы представитель власти буржуазного класса, против которой мы боремся, стремясь заменить ее властью рабочего класса. Мы являемся фракцией в рабочем классовом движении, враждебном Вашей классовой юстиции и самому классу, которому Вы служите. Но поскольку мои фракционные противники обращаются к Вам за правосудием, я оказываюсь вынужденным перед лицом рабочего класса довести до Вашего сведения правду. Ответственность за вмешательство классового врага в наши внутренние споры ляжет во всяком случае на моих противников.
Внутри рабочего движения издавна существуют фракции: правая, центр, левая. Близость решающих боев между классами вызвала в последнее время обострение фракционной борьбы. В Болгарии левая фракция -- в своем нынешнем виде -- образовалась в 1928 г.
Наши фракционные противники, бессильные в идейной борьбе с нами и неспособные на нашу тактику, предпринимают против нас личные нападки, провокации и угрозы, используя всяческие недостойные революционера средства. Не раз они опубликовывали против нас нелепости, не подкрепленные ни малейшими фактами. На все провокации мы отвечали дисциплиной и твердостью, следуя линии международной оппозиции. Они грозили оппозиционерам выбросить их с третьего этажа Центральной тюрьмы; плевали в их тарелки, лишая тем пищи, выданной классовым врагом (Центральная тюрьма). Они пытались при помощи подкупленных агентов убить двух наших друзей; они раздробили череп одному из своих собственных товарищей. Они посягали на жизнь наших революционных товарищей в тюрьмах -- Сливенской, Виденской и др.; они воровали наши письмаи Такова их система. Они убивают наших товарищей в России, отечестве рабочих и крестьян; они арестовывают, приговаривают к ссылке старых большевиков-ленинцев, в числе их Троцкого, Раковского, Муралова и др. Они стреляют в наших товарищей в Китае и других странах.
Я подчеркиваю, что все эти дела творятся не Коммунистической партией, а одной из ее фракций -- именно центристской, являющейся во главе со Сталиным лишь оплачиваемым бюрократическим аппаратом. Они действуют, не справляясь о мнении Коммунистической партии, и таким путем вонзают нож в сердце ей и рабочему классу.
11 с. м., после обычных сплетен и провокаций с их стороны, я встретил Г. Огнянова и заявил ему, что если они открыто не объяснятся, -- они проявят себя трусами и подлецами. Вслед за этим Т. Никалов и Г. Огнянов почти одновременно атаковали меня возгласами: "Предатель!" Никалов ударил меня палкой по уху, Огнянов -- кулаком по правому глазу. Это послужило искрой. Вспыхнула драка. В итоге: два наших товарища с разбитой головой, я ранен в ухо и один контужен в голову; с их стороны: двое раненых и несколько контуженых. Такова истина; что сверх того, то от лукавого.
В # 6 "Интернационального Бюллетеня" тов. Троцкий пишет о нападении сталинцев на членов левой оппозиции в Кантоне: "Мы ни в коем случае не будем применять террористических методов во фракционной борьбе рабочего движения. Задача левой оппозиции особенно зорко следить за этим. Необходимы твердость, воля и дисциплина".
Да, мы боремся против этой системы провокаций, террора и убийств в наших рядах.
Можем ли мы воспользоваться этой системой? -- Нет! Повторяем еще раз: нет! Мы не можем пользоваться провокацией, террором, мошенничеством, клеветой, убийством и пр. против наших товарищей. Но, когда на нас нападают, не должны ли мы защищаться? Да, мы защищаемся, ибо мы не христиане.
Мы заявляем, что на все это ответим, как отвечали до сих пор: волей, твердостью, дисциплиной.
Мы не станем отвечать им тем же оружием, обвиняя их в связях с правлением тюрьмы, но мы скажем рабочим, что дирекция к ним терпима и -- когда они подымают против нас руку, они оказываются бессознательными агентами буржуазии.
Сам Сталин бессознательно служит орудием Рамзина, когда он расстреливает, ссылает, бросает в тюрьмы оппозиционных борцов. А Рамзины -- уже сознательные активные агенты французского и международного империализма. История имеет свою логику, -- таковой является логика классовой борьбы. Я протестую не против того, что мои противники оставлены "на свободе" (не изолированы) и имеют возможность искать свидетелей и продолжать клевету против нас, -- я протестую против того, что мы -- раненые и избитые -- не будучи виноваты, изолированы в карцерах и подвергнуты невыносимому режиму. Допустимо ли, что в течение дня мы имеем только 30-40 минут для пользования солнцем, воздухом и для остальных нужд?
Я представлю достаточно документов против своей уголовной ответственности, не перекладывая ее ни на кого другого. Действительный приговор будет вынесен рабочим классом. К нему я апеллирую.
С почтением В. Гачев.
6. X. 31 г. Филиппопольская окр. тюрьма.Швейцария
Тов. Бобст, один из основателей швейцарской компартии, около 30 лет участвующий в рабочем движении, присоединился к швейцарской группе левой оппозиции. До июня 1930 г. тов. Бобст состоял членом ЦК и с 1920 г. работал в качестве редактора цюрихского партийного органа.
Вследствие разногласий с "генеральной линией" т. Бобст был лишен партийной работы. В начале этого года он вошел в тесную связь с швейцарской левой оппозицией и объявил себя сторонником интернациональной левой.
Германия
Политическая роль и влияние немецкой левой оппозиции чрезвычайно возросли за последнее время. Изданные немецкой левой оппозицией брошюры т. Троцкого разошлись в нескольких изданиях. Тираж в 15.000 оказался недостаточным.
Немецкие оппозиционеры устраивают открытые дискуссионные собрания, на которых вербуются новые члены. Они также выступают на многочисленных собраниях других пролетарских организаций.
Чрезвычайно поучителен опыт местной группы Бруксаля (Баден). Партийная организация там отсутствует, имеется только наша группа. Применяя ленинскую тактику единого фронта, бруксальским товарищам удалось создать пролетарский классовый фронт, в который включились организация социал-демократической партии, профсоюзы и все прочие пролетарские организации. В результате этой политики наша бруксальская группа более чем удвоила количество своих членов (свыше 100); кроме того в окрестности были созданы новые группы.
По поводу лишения т. Троцкого гражданства СССР, немецкая оппозиция, как и французская Лига выпустили листовки в многотысячном тираже.
Мы надеемся в следующем номере "Бюллетеня" дать более подробный отчет о работе немецкой левой оппозиции.
Испания
26 марта в Мадриде открывается национальная конференция испанской левой оппозиции, насчитывающей больше тысячи членов.
Почтовый ящик
1. S. S. Получено. Спасибо.
2. А. Лап-у. Получены N# 6, 7 и 8.
Получено для Бюллетеня:
от Неизвестного -- 40 м.
от F. B. -- 36 м.
от Н. К. -- 23 м.
от Неизвестного -- 10 м.
от А. -- 10 м.
от Миши -- 10 м.Ждем отклика и помощи других читателей-сочувствующих!