Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 36-37
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 36-37 5-й год изд. -- Октябрь 1933 г. № 36-37
Содержание
Классовая природа советского государства. (Проблемы Четвертого Интернационала).
Постановка вопроса.
"Диктатура над пролетариатом".
Диктатура пролетариата, как идеалистическая норма.
Бонапартизм.
"Государственный капитализм".
Хозяйство СССР.
Бюрократия и правящий класс.
Классовая эксплоатация и социальный паразитизм.
Две перспективы.
Возможные пути контр-революции.
Возможно ли "мирное" снятие бюрократии?
Новая партия в СССР.
Четвертый Интернационал и СССР.Резолюция о необходимости нового Интернационала и его принципах.
Заявление делегации большевиков-ленинцев на конференции лево-социалистических и коммунистических организаций.
Резолюция Пленума Интернациональной Левой Оппозиции (б.-л.) по поводу конференции левых социалистических и оппозиционных коммунистических организаций.
Г. Гуров. Нужно строить заново коммунистические партии и Интернационал.
Нельзя больше оставаться в одном "Интернационале" со Сталиным, Мануильским, Лозовским, и К-о. (Беседа).
Л. Т. Единый фронт с Гжезинским.
Орган финансового капитала о "троцкизме".
Н. Н. Сталин успокаивает Гитлера.
А. Самоубийство Скрыпника.
Из СССР.
Условия работы и жизни рабочего. (Москва).
Письмо с Шарикоподшипника.
"Правда" свидетельствует об активности большевиков-ленинцев.Л. Троцкий. Фонтамара.
Классовая природа советского государства.
(Проблемы Четвертого Интернационала).
Постановка вопроса.
Разрыв с Коминтерном и ориентация на новый Интернационал поставили снова вопрос о социальном характере СССР. Не означает ли крушение Коминтерна одновременно и крушения государства, вышедшего из Октябрьской революции? В обоих случаях дело идет ведь об одной и той же правящей организации: о сталинском аппарате. Он применял одни и те же методы внутри СССР, как и на международной арене. Мы, марксисты, никогда не покровительствовали двойной бухгалтерии брандлерианцев, согласно которой политика сталинцев в СССР безупречна, а за пределами СССР гибельна.
Мудрые американские брандлерианцы (группа Ловстона) усложняют вопрос: экономическая политика сталинцев, мол, безупречна, но политический режим в СССР плох: нет демократии. Этим теоретикам не приходит в голову спросить себя: почему же Сталин ликвидирует демократию при правильной и успешной экономической политике? Не из опасения ли, что партия и рабочий класс, при наличии пролетарской демократии слишком бурно и беспокойно будут выражать свой восторг по поводу экономической политики?
По нашему убеждению, она одинаково гибельна в обоих случаях. Не приходится ли в таком случае признать одновременное крушение Коминтерна и ликвидацию пролетарской диктатуры в СССР?Это рассуждение кажется на первый взгляд неотразимым. Но оно ошибочно. Если методы сталинской бюрократии однородны во всех областях, то объективные результаты этих методов зависят от внешних условий или, говоря языком механики, от сопротивления материала. Коминтерн представлял орудие, предназначенное для ниспровержения капиталистического строя и установления диктатуры пролетариата. Советское государство представляет орудие для сохранения завоеваний уже совершенного переворота. У коммунистических партий Запада нет никакого унаследованного капитала. Сила их (на самом деле их слабость) -- в них самих и только в них. Сила сталинского аппарата на девять десятых не в нем, а в произведенных победоносной революцией социальных изменениях. Одно это соображение еще, конечно, не разрешает вопроса: но оно имеет большое методологическое значение. Оно показывает нам, как и почему сталинский аппарат мог окончательно утратить свое значение, в качестве международного революционного фактора, и сохранить часть своего прогрессивного значения, в качестве сторожа при социальных завоеваниях пролетарской революции. Такое двойственное положение представляет собой, к слову сказать, о<д>но из проявлений неравномерности исторического развития.
Правильная политика рабочего государства не может сводиться только к национальному экономическому строительству. Если революция не будет расширяться по системе пролетарской спирали на международной арене, она неизменно начнет с'ужаться по системе бюрократической спирали в национальных рамках. Если диктатура пролетариата не становится европейской и мировой, она идет навстречу собственному крушению. В большой исторической перспективе все это совершенно бесспорно. Но все дело в конкретных исторических сроках. Можно ли сказать, что политика сталинской бюрократии уже привела к ликвидации рабочего государства? В этом сейчас вопрос.
Против утверждения, будто рабочее государство уже ликвидировано, выступает прежде всего важное методологическое положение марксизма. Диктатура пролетариата была установлена при помощи политического переворота и трех лет гражданской войны. Классовая теория общества, как и исторический опыт, одинаково свидетельствуют о невозможности победы пролетариата мирным путем, т.-е. без грандиозных классовых боев с оружием в руках. Мыслима ли в таком случае мирная, незаметная, "постепенная" буржуазная контр-революция? До сих пор, во всяком случае, феодальные, как и буржуазные контр-революции никогда не происходили "органически", а непременно требовали вмешательства военной хирургии. Теории реформизма, поскольку реформизм вообще возвышался до теорий, всегда в последнем счете основаны на непонимании глубины и непримиримости классовых противоречий: отсюда перспектива мирного переростания капитализма в социализм. Марксистский тезис о катастрофическом характере перехода власти из рук одного класса в руки другого, относится не только к революционным периодам, когда история бешенно мчится вперед, но и к периодам контр-революции, когда общество откатывается назад. Кто утверждает, что советское государство постепенно превратилось из пролетарского в буржуазное, тот как бы разворачивает фильм реформизма в обратном направлении.
Противники могут возразить, что это общее методологическое рассуждение, как оно ни важно само по себе, все же слишком абстрактно, чтоб разрешить вопрос. Истина всегда конкретна. Тезис о непримиримости классовых противоречий может и должен направлять наше исследование, но не может заменить его результатов. Надо углубиться в материальное содержание самого исторического процесса.
Мы отвечаем: верно, что методологический довод не исчерпывает проблемы. Но он, во всяком случае, перелагает тяжесть доказательств на противную сторону. Критики, считающие себя марксистами, должны показать, каким образом буржуазия, сдавшая власть в трехлетних боях, могла вернуть себе эту власть без всяких боев. Так как, однако, наши противники почти не пытаются придать своей оценке советского государства сколько-нибудь серьезное теоретическое выражение, то мы попытаемся здесь проделать эту работу за них.
"Диктатура над пролетариатом".
Самым распространенным, популярным и на первый взгляд неотразимым доводом в пользу непролетарского характера нынешнего советского государства является ссылка на удушение свободы пролетарских организаций и на всемогущество бюрократии. Можно ли, в самом деле, отождествлять диктатуру аппарата, приведшую к диктатуре одного лица, с диктатурой пролетариата, как класса? Не ясно ли, что диктатура пролетариата исключается диктатурой над пролетариатом?
Это заманчивое рассуждение построено не на материалистическом анализе процесса, как он развертывается в действительности, а на чисто-идеалистических схемах, на кантианских нормах. Некоторые благородные "друзья" революции составили себе весьма лучезарное представление о диктатуре пролетариата и впадают в полную прострацию при виде того, что реальная диктатура, со всем наследием классового варварства, со всеми своими внутренними противоречиями, с ошибками и преступлениями руководства, совершенно не похожа на тот прилизанный образ, который они себе составили. Разочарованные в своих лучших чувствах, они поворачиваются к Советскому Союзу спиной.
Где и в каких книжках можно найти безошибочный рецепт пролетарской диктатуры? Диктатура класса далеко не всегда означает прямое участие всей его массы в управлении государством. Мы это видели прежде всего на примере имущих классов. Дворянство господствовало через монархию, перед которой стояло на коленях. Диктатура буржуазии принимала сравнительно развернутые демократические формы только в условиях подъема капитализма, когда господствующему классу нечего было бояться. На наших глазах демократия заменилась в Германии самодержавием Гитлера, причем все традиционные буржуазные партии были разбиты в щепы. Германская буржуазия не управляет ныне непосредственно: политически она находится в полном подчинении у Гитлера и его банд. Тем не менее, диктатура буржуазии остается в Германии ненарушенной, ибо все условия ее социального господства сохранены и укреплены. Экспроприировав буржуазию политически, Гитлер спас ее, хотя бы только на время, от экономической экспроприации. Тот факт, что буржуазия оказалась вынуждена прибегнуть к фашистскому режиму, свидетельствует о том, что ее господство под угрозой, но никак не о том, что оно пало.
Предвосхищая наши дальнейшие выводы, противники поторопятся возразить: если буржуазия, как эксплоататорское меньшинство может сохранять свое господство и при помощи фашистской диктатуры, то пролетариат, строющий социалистическое общество, должен руководить своим государством сам, непосредственно, вовлекая все более широкие массы народа в дело управления. В таком общем виде этот довод бесспорен, но для данного случая он означает лишь то, что нынешняя советская диктатура есть больная диктатура. Страшные трудности социалистического строительства в изолированной и отсталой стране, в сочетании с ложной политикой руководства, которая тоже отражает в последнем счете давление отсталости и изолированности, привели к тому, что бюрократия экспроприировала пролетариат политически, чтоб своими методами охранять его социальные завоевания. Анатомия общества определяется его экономическими отношениями. Пока созданные Октябрьской революцией формы собственности не опрокинуты, господствующим классом остается пролетариат.
Рассуждения насчет "диктатуры бюрократии над пролетариатом", без более глубокого анализа, т.-е. без выяснения социальных корней и классовых границ бюрократического командования, сводятся просто напросто к хлестким демократическим фразам, чрезвычайно популярным у меньшевиков. Можно не сомневаться, что огромное большинство советских рабочих недовольно бюрократией, значительная часть, и не худшая, ненавидит ее. Если, однако, это недовольство не принимает бурных массовых форм, то не только из-за репрессий: рабочие боятся, что, опрокинув бюрократию, они расчистят поле классовому врагу. Взаимоотношение между бюрократией и классом в действительности гораздо сложнее, чем представляется легковесным "демократам". Советские рабочие справились бы с самовластием аппарата, еслиб перед ними открылась другая перспектива, еслиб небо на Западе окрасилось не в коричневую краску фашизма, а в красный цвет революции. Пока этого нет, пролетариат со скрежетом зубовным терпит ("толерирует") бюрократию, и в этом смысле признает ее носительницей пролетарской диктатуры. Каждый советский рабочий, если с ним поговорить по-душам, не пощадит крепких слов по адресу сталинской бюрократии. Но ни один из них не признает, что контр-революция уже совершилась.
Пролетариат составляет становой хребет советского государства. Но поскольку функция господства сосредоточена в руках безответственной бюрократии, постольку мы имеем перед собой заведомо больное государство. Излечимо ли оно? Не означают ли дальнейшие попытки лечения бесплодную трату драгоценного времени? Вопрос плохо поставлен. Под лечением мы понимаем не какие-либо искусственные меры, в стороне от мирового революционного движения, а дальнейшую борьбу под знаменем марксизма. Беспощадная критика сталинской бюрократии, воспитание кадров нового Интернационала, возрождение боеспособности мирового пролетарского авангарда, -- такова суть "лечения". Оно совпадает с основным направлением исторического прогресса.
За последние годы -- отметим к слову -- противники не раз говорили нам, что мы "теряем напрасно время", занимаясь лечением Коминтерна. Мы никогда и никому не обещали, что вылечим Коминтерн. Мы лишь отказывались, до решающей проверки, объявить больного мертвым или безнадежно-больным. Во всяком случае, на "лечение" мы не потеряли ни одного дня. Мы формировали революционные кадры и, что не менее важно, подготовляли основные теоретические и программные положения нового Интернационала.
Диктатура пролетариата, как идеалистическая норма.
Господа "кантианские" социологи (извиняемся пред тенью Канта) приходят нередко к тому выводу, что "настоящая" диктатура, т.-е. такая, которая отвечает их идеальным нормам, существовала только в дни Парижской коммуны или в первый период Октябрьской революции, до Брест-литовского мира, в лучшем случае, до нэпа. Вот, что называется попасть пальцем в небо! Если Маркс и Энгельс называли Парижскую коммуну "диктатурой пролетариата", то лишь в силу заложенных в ней возможностей. Сама же по себе коммуна еще не была диктатурой пролетариата. Захватив власть, она плохо знала, что с ней делать; не наступала, а выжидала; оставалась замкнутой в кольце Парижа; не смела прикоснуться к государственному банку; не произвела, да и не могла произвести переворота в отношениях собственности, ибо не располагала властью в национальном масштабе. К этому надо прибавить бланкистскую односторонность и прудонистские предрассудки, которые не позволяли даже вождям движения полностью осознать коммуну, как диктатуру пролетариата.
Не более счастливый характер имеет ссылка на первый период Октябрьской революции. Не только до Брест-литовского мира, но и до осени 1918 года социальное содержание революции ограничивалось мелко-буржуазным аграрным переворотом и рабочим контролем над производством. Это значит, что революция не выходила еще, по своим действиям, за пределы буржуазного общества. В этот первый период наряду с рабочими советами, и не редко оттесняя их, господствовали солдатские советы. Только к осени 1918 года мелко-буржуазная солдатски-аграрная стихия входит понемногу в берега, а рабочие приступают к национализации средств производства. Только с этого времени можно говорить о наступлении действительной диктатуры пролетариата. Но и здесь еще требуется большая оговорка. Диктатура географически ограничивалась в те первые годы старым московским княжеством и вынуждена была вести трехлетнюю войну по всем радиусам от Москвы к периферии. Это значит, что до 1921 года, т.-е. как раз до нэпа, шла только еще борьба за установление диктатуры пролетариата в масштабе всего государства. А так как, начиная с нэпа, диктатура, по мнению лже-марксистских филистеров, исчезла, то значит ее и вообще никогда не существовало. Для этих господ диктатура пролетариата есть просто невесомое понятие, идеальная норма, неосуществимая на нашей грешной земле. Немудрено, если "теоретики" этого типа, поскольку они не отказываются начисто от самого имени диктатуры, стремятся смазать непримиримое противоречие между нею и буржуазной демократией.
Крайне характерна, под лабораторным, а не политическим углом зрения, парижская секта "коммунистов-демократов" (Суварин и К-о). В самом их названии уже заключается разрыв с марксизмом. В критике Готской программы Маркс отвергал название социал-демократии в виду того, что оно ставит революционную социалистическую борьбу под формальный контроль демократии. Совершенно очевидно, что "коммунисты-демократы" принципиально не отличаются от "социалистов-демократов", т.-е. социал-демократов. Между социализмом и коммунизмом нет устойчивой перегородки. Грехопадение начинается с того момента, когда социализм и коммунизм, как движение или как государство, подчиняется не реальному ходу классовой борьбы, не материальным условиям исторического процесса, а над-социальной и над-исторической абстракции "демократии", которая на деле является орудием самозащиты буржуазии против пролетарской диктатуры. Если в эпоху Готской программы еще можно было в слове социал-демократия видеть лишь неправильное, ненаучное название для здоровой по духу пролетарской партии, то вся дальнейшая история буржуазной и "социальной" демократии превращает знамя "демократического коммунизма (?)" в знамя прямой классовой измены.
Интересующиеся, если таковые найдутся, могут ознакомиться с "платформой" самих "коммунистов(!)-демократов". С точки зрения основ марксизма, трудно себе представить более шарлатанский документ.
Бонапартизм.
Противник типа Урбанса скажет: реставрации буржуазного режима действительно еще нет, но нет уже и рабочего государства; нынешний советский режим есть над-классовое или между-классовое бонапартистское государство. С этой теорией мы уже свели в свое время счеты. Исторически бонапартизм был и остается правительством буржуазии в периоды кризисов буржуазного общества. Можно и должно различать "прогрессивный" бонапартизм, закрепляющий чисто капиталистические завоевания буржуазной революции, и бонапартизм упадка капиталистического общества, конвульсивный бонапартизм нашей эпохи (Папен -- Шлейхер, Дольфус, кандидат в голландские бонапарты Колейн и проч.). Бонапартизм всегда означает политическое лавирование между классами; но под бонапартизмом, во всех его исторических перевоплощениях, сохраняется одна и та же социальная база: буржуазная собственность. Нет ничего абсурднее, как из бонапартистского виляния между классами или из "надклассового" положения бонапартистской шайки делать вывод о бесклассовом характере бонапартистского государства. Чудовичный вздор! Бонапартизм есть лишь одна из разновидностей капиталистического господства.
Если Урбанс хочет расширить понятие бонапартизма, распространив его также и на нынешний советский режим, то мы готовы принять такое расширенное толкование, -- при одном условии: если социальное содержание советского "бонапартизма" будет определено с необходимой ясностью. Совершенно верно, что самовластие советской бюрократии сложилось на почве лавирования между классовыми силами, как внутренними, так и внешними. Поскольку бюрократическое лавирование увенчалось личным плебисцитарным режимом Сталина, можно говорить о советском бонапартизме. Но если бонапартизм обоих Бонапартов, как и нынешних жалких последышей, развертывался и развертывается на основе буржуазного режима, то бонапартизм советской бюрократии имеет под собой почву пролетарского режима. Терминологические новшества или исторические аналогии могут представлять те или иные удобства для анализа, но не могут изменить социальной природы советского государства.
"Государственный капитализм".
За последний период Урбанс создал, впрочем, новую теорию: экономический строй советов оказывается разновидностью "государственного капитализма". "Прогресс" состоит в том, что от терминологических упражнений в области политической надстройки, Урбанс спустился к экономическому фундаменту. Но этот спуск, увы, не принес ему добра.
Государственный капитализм есть, по Урбансу, новейшая форма самозащиты буржуазного режима: достаточно взглянуть на корпоративно-"планирующее" государство в Италии, Германии и Соединенных Штатах. Привыкнувший к широкому размаху, Урбанс прибавляет сюда и СССР. Об этом скажем ниже. Поскольку дело касается капиталистических государств, Урбанс подходит к очень важному явлению нашей эпохи. Монопольный капитализм давно перерос и частную собственность на средства производства и границы национального государства. Однако, рабочий класс, парализованный своими собственными организациями, не сумел своевременно освободить производительные силы общества из капиталистических оков. Отсюда затяжная эпоха экономических и политических конвульсий. Производительные силы бьются о перегородки частной собственности и о национальные границы. Буржуазные государства вынуждены усмирять бунт собственных производительных сил при помощи полицейского кулака. Это и есть так называемая "плановая экономика". Можно условно назвать ее "государственным капитализмом", поскольку государство пытается обуздать и дисциплинировать капиталистическую анархию.
Напомним, однако, что первоначально марксисты под государственным капитализмом понимали лишь самостоятельные хозяйственные предприятия государства. Когда реформисты мечтали преодолеть капитализм при помощи муниципализации и огосударствления все большего числа транспортных и промышленных предприятий, марксисты возражали: это не социализм, а государственный капитализм. В дальнейшем это понятие получило, однако, расширительный смысл и стало применяться ко всем видам государственного вмешательства в хозяйство; французы употребляют в этом смысле слово "этатизм".
Урбанс, однако, не только констатирует потуги "государственного капитализма", -- он их, по своему, оценивает. Насколько вообще можно понять его, он объявляет режим "государственного капитализма" необходимой и притом прогрессивной стадией в развитии общества, в том же смысле, в каком трест является прогрессом по сравнению с разрозненными предприятиями. Одной этой фундаментальной ошибки в оценке капиталистического планирования достаточно, чтоб похоронить любое направление.
Если в эпоху капиталистического восхождения, конец которой положила война, различные формы огосударствления можно было рассматривать -- при известных политических предпосылках, -- как прогрессивное явление, т.-е. считать, что государственный капитализм ведет общество вперед, облегчая будущую экономическую работу пролетарской диктатуры, то нынешнюю "плановую экономику" приходится рассматривать, как насквозь реакционную стадию: государственный капитализм стремится вырвать хозяйство из мирового разделения труда, приспособить производительные силы к Прокрустову ложу национального государства, искусственно сократить производство в одних отраслях и искусственно же создать другие отрасли при помощи громадных накладных расходов. Экономическая политика нынешнего государства, начиная с таможен старо-китайского образца и кончая эпизодами запрещения машин в "плановом хозяйстве" Гитлера, достигает неустойчивого регулирования ценою снижения национального хозяйства, внесения хаоса в мировые отношения и полного расстройства денежной системы, которая весьма и весьма понадобится для социалистического планирования. Нынешний государственный капитализм не подготовляет и не облегчает будущую работу социалистического государства, наоборот, создает для нее колоссальные дополнительные трудности. Пролетариат упустил ряд сроков для захвата власти. Этим он создал условия: в политике -- для фашистского варварства, в экономике -- для разрушительной работы "государственного капитализма". После завоевания власти пролетариату придется экономически расплачиваться за политические упущения.
Хозяйство СССР.
В рамках данной работы нас, однако, больше всего интересует то обстоятельство, что Урбанс пытается под понятие "государственного капитализма" подвести и хозяйство СССР. При этом -- трудно поверить! -- он ссылается на Ленина. Объяснить эту ссылку можно только одним: в качестве вечного изобретателя, создающего ежемесячно по новой теории, Урбанс не имеет времени читать книги, на которые ссылается. Термин "государственный капитализм" Ленин действительно применял, но не к советскому хозяйству в целом, а лишь к определенной его части: иностранным концессиям, смешанным промышленным и торговым обществам и, отчасти, к контролируемой государством крестьянской, в значительной мере кулацкой, кооперации. Все это -- бесспорные элементы капитализма; а так как они контролируются государством и даже функционируют при прямом его участии, как смешанные общества, то Ленин условно, "в кавычках", по его собственному выражению, назвал эти хозяйственные формы "государственным капитализмом". Условность термина определялась тем, что дело шло не о буржуазном, а о пролетарском государстве: кавычки и должны были подчеркнуть эту немаловажную разницу. Поскольку, однако, пролетарское государство допускало частный капитал и позволяло ему, в известных рамках, эксплоатировать рабочих, постольку оно одним своим крылом прикрывало буржуазные отношения. В этом, строго ограниченном, смысле можно было говорить о "государственном капитализме".
Самый термин Ленин выдвинул во время перехода к нэпу, когда он предполагал, что концессии и "смешанные общества", т.-е. предприятия, основанные на сочетании государственного и частного капитала, займут крупнейшее место в советском хозяйстве, наряду с чисто государственными трестами и синдикатами. В отличие от государственно-капиталистических предприятий, т.-е. концессий и проч., Ленин определял советские тресты и синдикаты, как "предприятия последовательно социалистического типа". Дальнейшее развитие советской экономики, особенно промышленности, Ленин представлял себе в виде конкуренции государственно-капиталистических и чисто-государственных предприятий.
Теперь, надеемся, ясно, в каких пределах Ленин употреблял термин, введший в соблазн Урбанса. Чтоб довершить теоретическую катастрофу вождя "Ленин(!)-бунда", надо еще напомнить, что ни концессии, ни смешанные общества, вопреки первоначальным ожиданиям Ленина, не играли в развитии советского хозяйства почти никакой роли. Сейчас от этих "государственно-капиталистических" предприятий вообще ничего не осталось. Наоборот, советские тресты, судьба которых казалась еще очень смутной на заре нэпа, получили в ближайшие годы после Ленина гигантское развитие. Таким образом, если пользоваться ленинской терминологией добросовестно и с пониманием дела, то придется сказать, что советское хозяйственное развитие совершенно обошло стадию "государственного капитализма" и развернулось по каналу предприятий "последовательно социалистического типа".
Однако, и здесь нужно устранить возможные недоразумения, на этот раз прямо противоположного характера. Ленин выбирал свои термины точно. Он называл тресты не социалистическими предприятиями, как именуют их теперь сталинцы, а предприятиями "социалистического типа". Это тонкое терминологическое различие означало под пером Ленина, что тресты получат право называться социалистическими, не по типу, т.-е. не по тенденции, а по своему подлинному содержанию, когда революционизируют сельское хозяйство, когда уничтожат противоположность между городом и деревней, когда научатся удовлетворять полностью все человеческие потребности; другими словами, лишь в меру того, как на основе национализированной промышленности и коллективизированного сельского хозяйства, сложится действительно социалистическое общество. Достижение этой цели Ленин мыслил, как преемственную работу двух-трех поколений, притом в неразрывной связи с развитием международной революции.
Резюмируем. Под государственным капитализмом, в строгом смысле слова, надлежит понимать ведение буржуазным государством промышленных и иных предприятий за собственный счет или "регулирующее" вмешательство буржуазного государства в работу частно капиталистических предприятий. Под государственным капитализмом "в кавычках" Ленин понимал контроль пролетарского государства над частно-капиталистическими предприятиями и отношениями. Ни одно из этих определений к нынешнему советскому хозяйству ни с какой стороны не подходит. Какое собственно конкретное экономическое содержание вкладывает Урбанс в понятие советского "государственного капитализма", остается совершенной тайной. Попросту сказать, вся его новейшая теория построена на плохо прочитанной цитате.
Бюрократия и правящий класс.
Есть, однако, и другая теория "непролетарского" характера советского государства, более замысловатая, более осторожная, но не более серьезная. Французский социал-демократ Л. Лора (Lucien Laurat), сподвижник Блюма и учитель Суварина, написал книжку в защиту того взгляда, что советское общество, не являясь ни пролетарским ни буржуазным, представляет собой совершенно новый тип классовой организации, так как бюрократия не только господствует над пролетариатом политически, но и эксплоатирует его экономически, поглощая ту прибавочную стоимость, которая раньше приходилась на долю буржуазии. Лора облекает свои откровения в тяжеловесные формулы "Капитала" и придает, таким образом, своей поверхностной, чисто описательной "социологии" видимость глубины. Компилятор, по-видимому, не знает, что вся его теория, только с гораздо большим огнем и блеском, формулирована была свыше тридцати лет тому назад русско-польским революционером Махайским, который имел то преимущество над своим французским вульгаризатором, что не дожидался ни Октябрьской революции ни сталинской бюрократии, чтобы заранее определить "диктатуру пролетариата", как подмостки для командующих постов эксплоататорской бюрократии. Но и Махайский не создал свою теорию из ничего: он лишь социологически и экономически "углубил" анархические предрассудки против государственного социализма. Махайский, кстати сказать, тоже пользовался формулами Маркса, но более последовательно, чем Лора: по Махайскому, автор "Капитала" злоумышленно скрыл в формулах воспроизводства (2-ой том) ту долю прибавочной стоимости, которую будет поглощать социалистическая интеллигенция (бюрократия).
В наше время подобного рода "теорию", но без обличения эксплоататора-Маркса, защищал Мясников, который объявил, что диктатура пролетариата в Советском Союзе сменилась господством нового класса: социал-бюрократии. Весьма вероятно, что прямо или косвенно Лора почерпнул свою теорию именно у Мясникова и лишь придал ей педантски-"ученое" выражение. Для полноты надо еще добавить, что Лора усвоил себе все ошибки (только ошибки) Розы Люксембург, в том числе и те, от которых она сама успела отказаться.
Однако, подойдем ближе к самой "теории". Класс, для марксиста, представляет исключительно важное и притом научно-очерченное понятие. Класс определяется не одним лишь участием в распределении национального дохода, а самостоятельной ролью в общей структуре хозяйства, самостоятельными корнями в экономическом фундаменте общества. Каждый класс (феодалы, крестьянство, мелкая буржуазия, капиталистическая буржуазия, пролетариат) вырабатывает свои особые формы собственности. Всех этих социальных черт бюрократия лишена. Она не имеет самостоятельного места в производственно-распределительном процессе. Она не имеет самостоятельных имущественных корней. Ее функции относятся, в основе своей, к политической технике классового господства. Наличие бюрократии, при всем различии ее форм и удельного веса, характеризует всякий классовый режим. Ее сила имеет отраженный характер. Бюрократия нерасторжимо связана с экономически господствующим классом, питается его социальными корнями, держится и падает вместе с ним.
Классовая эксплоатация и социальный паразитизм.
Лора скажет, что он "не возражает" против оплаты труда бюрократии, поскольку она выполняет необходимые политические, хозяйственные и культурные функции, но дело идет о бесконтрольном присвоении ею совершенно непомерной части национального дохода: именно в этом смысле она является "эксплоататорским классом". Довод этот, опирающийся на бесспорные факты, не меняет, однако, социальной физиономии бюрократии.
Всегда и при всяком режиме бюрократия поглощает немалую часть прибавочной стоимости. Было бы небезынтересно подсчитать, например, какую долю национального дохода поглощает в Италии или в Германии фашистская саранча! Но этот факт, немаловажный сам по себе, совершенно недостаточен для превращения фашистской бюрократии в самостоятельный правящий класс. Она является приказчиком буржуазии. Правда, этот приказчик сидит на спине у хозяина, вырывает у него подчас изо рта жирные куски и в добавление плюет ему на лысину. Приказчик, что и говорить, крайне неудобный! Но все же не более, как приказчик. Буржуазия мирится с ним, ибо без него ей и ее режиму пришлось бы совсем плохо.
Mutatis mutandis (изменяя то, что подлежит изменению) сказанное только что можно применить и к сталинской бюрократии. Она пожирает, растеривает и расхищает значительную часть народного достояния. Ее управление крайне дорого обходится пролетариату. Она занимает чрезвычайно привиллегированное положение в советском обществе, не только в смысле политических и административных прав, но и в смысле огромных материальных преимуществ. Но самые большие квартиры, самые кровавые бифштексы и даже Ролс-Ройсы еще не превращают бюрократию в самостоятельный господствующий класс.
В социалистическом обществе неравенство, тем более столь вопиющее, было бы, конечно, совершенно невозможным. Но вопреки официальной и официозной лжи, нынешний советский режим является не социалистическим, а переходным. Он несет в себе еще чудовищное наследие капитализма, в частности социальное неравенство, притом не только между бюрократией и пролетариатом, но и внутри бюрократии и внутри пролетариата. В известных пределах неравенство остается еще на данной стадии буржуазным орудием социалистического прогресса: дифференциальная заработная плата, премии и проч., как стимул соревнования.
Объясняя неравенство, переходный характер нынешнего строя нисколько не оправдывает тех чудовищных, явных и тайных привиллегий, которые присваивают себе бесконтрольные верхи бюрократии. Левая оппозиция не дожидалась откровений Урбанса, Лора, Суварина, Симон Вейль
Придя в отчаяние от "неудачных" опытов диктатуры пролетариата, Симон Вейль нашла утешение в новом призвании: защищать свою личность от общества. Формула старого либерализма, освеженная дешевой анархической экзальтацией! И подумать только, что Симон Вейль величественно говорит о наших "иллюзиях". Ей и ей подобным нужно было бы много лет упорного труда, чтобы освободиться от самых реакционных мелко-буржуазных предрассудков. Разумеется, ее новые взгляды нашли себе приют в органе, который носит явно ироническое название "Пролетарская революция". Издание Лузена, как нельзя лучше приспособлено для революционных меланхоликов, политических рантье, живущих на проценты с капитала воспоминаний, и претенциозных резонеров, которые, может быть, примкнут к революциии после того, как она будет совершена.
и проч., чтобы заявить, что бюрократизм, во всех своих проявлениях, расшатывает моральные скрепы советского общества, порождает острое и законное недовольство масс и подготовляет великие опасности. Тем не менее, привиллегии бюрократии, сами по себе, еще не меняют основ советского общества, ибо бюрократия почерпает свои привиллегии не из каких-либо особых отношений собственности, свойственных ей, как "классу", а из тех самых имущественных отношений, которые созданы Октябрьской революцией и, в основном, адекватны диктатуре пролетариата.Поскольку бюрократия, говоря попросту, обворовывает народ (а это в разных формах делает всякая бюрократия), постольку мы имеем дело не с классовой эксплоатацией, в научном смысле слова, а с социальным паразитизмом, хотя бы и очень большого масштаба. Духовенство в средние века было классом, или сословием, поскольку его господство опиралось на определенную систему земельной собственности и подневольного труда. Нынешняя церковь является не эксплоататорским классом, а паразитической корпорацией. Нелепо было бы, в самом деле, говорить об американском духовенстве, как об особом господствующем классе; между тем, несомненно, что попы разных мастей поглощают в Соединенных Штатах крупную часть прибавочной стоимости. Чертами паразитизма бюрократия, как и духовенство, приближается к лумпен-пролетариату, который тоже не представляет, как известно, самостоятельного "класса".
Две перспективы.
Вопрос предстанет пред нами рельефнее, если мы возьмем его не в статическом, а в динамическом разрезе. Непроизводительно расточая огромную долю национального дохода, советская бюрократия в то же время, по самой своей функции, заинтересована в экономическом и культурном росте страны: чем выше национальный доход, тем обильнее фонд ее привиллегий. Между тем, на социальных основах советского государства, экономический и культурный подъем трудящихся масс должен подорвать самые основы бюрократического господства. Ясно, что в этом счастливом историческом варьянте бюрократия оказывается только орудием -- плохим и дорогим орудием -- социалистического государства.
Но расточая все большую часть национального дохода и нарушая основные пропорции хозяйства, -- так возразят нам, -- бюрократия замедляет экономический и культурный рост страны. Совершенно верно! Дальнейшее беспрепятственное развитие бюрократизма должно было бы неизбежно привести к приостановке экономического и культурного роста, к грозному социальному кризису и к откату всего общества назад. Но это означало бы не только крушение пролетарской диктатуры, но одновременно и конец бюрократического господства. На смену рабочему государству пришли бы не "социал-бюрократические", а капиталистические отношения.
Мы надеемся, что перспективная постановка вопроса окончательно помогает нам разобраться в споре о классовой природе СССР: берем ли мы варьянт дальнейших преуспеяний советского режима или, наоборот, варьянт его крушения, бюрократия одинаково оказывается не самостоятельным классом, а наростом на пролетариате. Опухоль может достигнуть огромных размеров и даже задушить живой организм, но опухоль никогда не может превратиться в самостоятельный организм.
Прибавим, наконец, для полной ясности: если-бы сегодня в СССР у власти оказалась марксистская партия, она обновила бы весь политический режим, перетасовала бы, очистила и обуздала бюрократию контролем масс, преобразовала бы всю административную практику, внесла бы ряд капитальных реформ в руководство хозяйством, но ей ни в каком случае не пришлось бы совершать переворот в имущественных отношениях, т.-е. новую социальную революцию.
Возможные пути контр-революции.
Бюрократия не господствующий класс. Но дальнейшее развитие бюрократического режима может привести к возникновению нового господствующего класса: не органическим путем перерождения, а через контр-революцию. Именно потому мы и называем сталинский аппарат центристским, что он выполняет двойственную роль: сегодня, когда уже нет и еще нет марксистского руководства, он защищает своими методами пролетарскую диктатуру; но методы эти таковы, что облегчают завтрашнюю победу врага. Кто не понял этой двойственной роли сталинизма в СССР, тот не понял ничего.
Социалистическое общество будет жить без партии, как и без власти. В условиях переходной эпохи политическая надстройка играет решающую роль. Развернутая и устойчивая диктатура пролетариата предполагает руководящую роль партии, как самодеятельного авангарда; сплоченность пролетариата при помощи системы профессиональных союзов; неразрывную связь трудящихся с государством через систему советов, наконец, боевое единство рабочего государства с мировым пролетариатом через Интернационал. Между тем, бюрократия задушила партию, профсоюзы, советы и Коминтерн. Незачем здесь разъяснять, какая гигантская доля вины за перерождение пролетарского режима лежит на покрытой преступлениями и изменами международной социал-демократии, к которой принадлежит между прочим и г-н Лора.
Этот пророк обвиняет русских большевиков-ленинцев в недостатке революционной решимости. Смешав, в австро-марксистском стиле, революцию и контр-революцию, возвращение к буржуазной демократии и сохранение пролетарской диктатуры, Лора преподает Раковскому уроки революционных действий. Этот же самый джентльмэн объявляет мимоходом Ленина "посредственным теоретиком". Не мудрено! Ленин, который сложнейшим теоретическим выводам придавал простейшее выражение, не может импонировать претенциозному филистеру, который скудным и плоским обобщениям придает кабалистический вид. Проект визитной карточки: "Люсьен Лора, резервный теоретик и стратег пролетарской революциии для России; по постоянной профессии -- подручный Леона Блюма". Надпись несколько длинна, но верна. А говорят, что у этого "теоретика" есть сторонники в среде молодежи. Бедная молодежь!
Но каково бы ни было действительное распределение исторической ответственности, результат один: удушение партии, советов и профсоюзов означает политическую атомизацию пролетариата. Социальные антагонизмы не преодолеваются политически, а подавляются административно. Они накопляются под прессом в такой же мере, в какой исчезают политические ресурсы для их нормального разрешения. Первая большая социальная встряска, внешняя или внутренняя, может привести атомизированное советское общество в состояние гражданской войны. Рабочие, потерявшие контроль над государством и хозяйством, могут прибегнуть к массовым стачкам, как орудию самообороны. Дисциплина диктатуры окажется нарушенной. Под напором рабочих, как и под давлением экономических трудностей, тресты окажутся вынуждены прорвать плановое начало и вступить в конкуренцию друг с другом. Расшатка режима найдет, конечно, бурный и хаотический отголосок в деревне и неизбежно перекинется в армию. Социалистическое государство рухнет, уступив место капиталистическому режиму, вернее капиталистическому хаосу.
Сталинская пресса воспроизведет, конечно, наш предостерегающий анализ, как контр-революционное пророчество или даже, как "пожелание" троцкистов. По адресу газетной челяди аппарата мы давно не знаем иного чувства, кроме спокойного презрения. Мы считаем положение опасным, но совсем не безнадежным. Во всяком случае было бы позорным малодушием и прямым предательством объявлять величайшую революционную позицию потерянной -- до боя и без боя.
Возможно ли "мирное" снятие бюрократии?
Если верно, что бюрократия сосредоточивает в своих руках всю власть и все подступы к ней, -- а это верно, -- то возникает немаловажный вопрос: как подойти к реорганизации советского государства? и можно ли разрешить эту задачу мирными способами?
Прежде всего установим, в виде непреложной аксиомы, что разрешить задачу может только революционная партия. Создание революционной партии в СССР из здоровых элементов старой партии и из молодежи есть основная историческая задача. Ниже будет сказано, при каких условиях она может быть разрешена. Предположим, однако, что такая партия уже существует. Какими путями могла бы она овладеть властью? Еще в 1927 году Сталин сказал по адресу оппозиции: "нынешняя правящая группировка может быть устранена только гражданской войной". Это был бонапартистский, по духу, вызов -- не по адресу левой оппозиции, а по адресу партии. Сосредоточив в своих руках все рычаги, бюрократия открыто провозгласила, что не позволит больше пролетариату поднять голову. Дальнейший ход событий придал этому вызову большой вес. После опыта последних лет было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда. В сущности 12-ый съезд (начало 1923 года) был последним съездом большевистской партии. Следующие съезды были бюрократическими парадами. Сейчас и такие съезды отменены. Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, "конституционных" путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой.
Челядь сейчас же подхватит: "троцкисты", подобно Каутскому, проповедуют вооруженное восстание против диктатуры пролетариата. Пройдем мимо. Для новой пролетарской партии вопрос о завладении властью может практически встать лишь в тот момент, когда она сплотит вокруг себя большинство рабочего класса. На пути к такому радикальному изменению в соотношении сил бюрократия будет оказываться все более изолированной и все более расколотой. Социальные корни бюрократии лежат, как мы знаем, в пролетариате: если не в его активной поддержке, то, по крайней мере, в его "толерировании". При переходе пролетариата в активность, сталинский аппарат повиснет в воздухе. Если он все же попытается сопротивляться, придется применить против него не меры гражданской войны, а скорее меры полицейского порядка. Дело будет идти, во всяком случае, не о восстании против диктатуры пролетариата, а об устранении злокачественного нароста на ней.
Настоящая гражданская война могла бы развернуться не между сталинской бюрократией и поднявшимся пролетариатом, а между пролетариатом и активными силами контр-революции. О самостоятельной роли бюрократии, в случае открытого столкновения двух массовых лагерей, не могло бы быть и речи. Ее полярные фланги распределились бы по разные стороны барикады. Судьбу дальнейшего развития предопределил бы, конечно, исход борьбы. Во всяком случае, победа революционного лагеря мыслима была бы только под руководством пролетарской партии, которая победой над контр-революцией была бы естественно поднята к власти.
Новая партия в СССР.
Что ближе: опасность крушения советской власти, подточенной бюрократизмом, или час объединения пролетариата вокруг новой партии, способной спасти Октябрьское наследство? На такой вопрос нет априорного ответа; решит борьба. Соотношение сил определится на большой исторической проверке, которой может явиться и война. Ясно, во всяком случае, что одними внутренними силами, в обстановке дальнейшего распада мирового пролетарского движения и расширения фашистского господства, удержать советскую власть долго нельзя. Основным условием, при котором только и возможна коренная реформа советского государства, является победоносное развитие мировой революции.
Возродиться революционное движение на Западе может и без партии, победить оно может только под руководством партии. На всю эпоху социальной революции, т.-е. на ряд десятилетий, интернациональная революционная партия остается основным орудием исторического прогресса. Урбанс, кричащий о том, что "старые формы" отжили, что необходимо нечто "новое" -- что именно? -- обнаруживает только путаницуи в довольно старых формах. Профессиональная работа в условиях "планового" капитализма, борьба с фашизмом и надвигающейся войной, несомненно, выдвинут те или другие новые методы и типы боевых организаций. Нужно только не фантазировать, как брандлерианцы, насчет нелегальных профессиональных союзов, а внимательно присматриваться к действительному ходу борьбы, подхватывать инициативу самих рабочих, развивать и обобщать ее. Но как раз для того, чтоб выполнять эту работу, нужна прежде всего партия, т.-е. политически сплоченное ядро пролетарского авангарда. Позиция Урбанса субъективна: он разочаровался в партии после того, как с успехом пустил собственную "партию" ко дну.
Некоторые из новаторов заявляют: мы "давно" говорили, что нужны новые партии, теперь это признали, наконец, и "троцкисты"; когда-нибудь они поймут и то, что Советский Союз -- не рабочее государство. Эти люди делают астрономические "открытия", вместо того, чтобы исследовать реальный исторический процесс. Секта Гортера и германская "Рабочая Компартия" еще в 1921 году решили, что Коминтерн погиб. Таких заявлений с того времени было не мало (Лорио, Корш, Суварин и проч.). Однако, из этих "диагнозов" решительно ничего не выходило, ибо они отражали лишь субъективное разочарование кружков и лиц, а не объективные потребности исторического процесса. Именно поэтому крикливые новаторы и остаются сейчас в стороне.
По самому существу своему сказанное не может относиться к тем организациям, которые сравнительно недавно откололись от социал-демократии или имели вообще свой особый тип развития (как голландская Революционная Социалистическая Партия) и которые естественно отказывались связывать свою судьбу с судьбой Коминтерна в период его упадка. Лучшие из этих организаций становятся сейчас под знамя нового Интернационала. Другие станут завтра.
Ход событий не следует заранее данному маршруту. В глазах масс, а не одиночек, Коминтерн погубил себя капитуляцией перед фашизмом. А советское государство, правда, с крайне пониженным революционным авторитетом, существует и после крушения Коминтерна. Нужно брать факты, как они даны действительным развитием, не капризничать, не надувать губы, как Симон Вейль, не обижаться на историю и не поворачиваться к ней спиной.
Чтобы строить новые партии и новый Интернационал, нужны прежде всего надежные принципиальные основы, стоящие на уровне нашей эпохи. Мы не делаем себе никаких иллюзий относительно недочетов и пробелов в теоретическом инвентаре большевиков-ленинцев. Однако, их десятилетняя работа подготовила основные теоретические и стратегические предпосылки для построения нового Интернационала. Рука об руку с новыми союзниками мы разовьем эти предпосылки и конкретизируем их на основе боевой критики.
Четвертый Интернационал и СССР.
Ядром новой партии в СССР -- по существу, возрожденной в новых условиях большевистской партии -- явится группировка большевиков-ленинцев. Даже официальная советская пресса последних месяцев свидетельствует о том, что наши единомышленники мужественно и не без успеха ведут свою работу. Но иллюзии были бы неуместны: партия революционного интернационализма сможет освободить рабочих из под разлагающего влияния национальной бюрократии только в том случае, если интернациональный пролетарский авангард снова появится на арене, как боевая сила.
С начала империалистской войны, а в развернутом виде -- с Октябрьской революции, партия большевиков играла ведущую роль в мировой революционной борьбе. Сейчас это положение полностью утрачено. Это относится не только к официальной карикатуре на партию. Совершенно исключительные по трудности условия работы русских большевиков-ленинцев исключают для них возможность руководящей роли в международном масштабе. Более того: группировка "левой оппозиции" в СССР сможет развернуться в новую партию только в результате успешного формирования и роста нового Интернационала. Революционный центр тяжести окончательно передвинулся на Запад, где ближайшие возможности партийного строительства неизмеримо шире.
Под влиянием трагического опыта последних лет в пролетариате всех стран накопилось огромное количество революционных элементов, которые ждут ясного слова и незапятнанного знамени. Правда, конвульсии Коминтерна почти всюду толкнули новые слои рабочих в сторону социал-демократии. Но именно этот приток взбудораженных масс становится страшной опасностью для реформизма: он трещит по всем швам и распадается на фракции, выделяя из себя везде революционное крыло. Таковы непосредственные политические предпосылки нового Интернационала. Первый камень уже заложен: это принципиальная декларация четырех организаций.
Условием дальнейших успехов является правильная оценка мировой обстановки, и в том числе классовой природы Советского Союза. По этой линии новый Интернационал подвергнется испытанию уже с первых дней своего существования. Прежде чем он сможет реформировать советское государство, он должен будет взять на себя его защиту.
Всякое политическое течение, которое под предлогом "непролетарского" характера Союза, махнет на него безнадежно рукой, рискует оказаться пассивным орудием империализма. И с нашей точки зрения, не исключена, разумеется, трагическая возможность того, что первое рабочее государство, ослабленное своей бюрократией, падет под соединенными ударами внутренних и внешних врагов. Но даже и в этом, худшем варианте, огромное значение для дальнейшего хода революционной борьбы будет иметь вопрос о том, где виновники катастрофы. На революционных интернационалистов не должно пасть ни малейшей частицы вины. В час смертельной опасности они должны оставаться на последней баррикаде.
Сегодня потрясение бюрократического равновесия в СССР послужило бы почти наверняка на пользу контр-революционных сил. При наличности же действительно революционного Интернационала неизбежный кризис сталинского режима откроет возможность возрождения СССР. Таков наш основной курс.
Внешняя политика Кремля наносит каждый день удары мировому пролетариату. Оторвавшись от масс, дипломатические чиновники под руководством Сталина, попирают самые элементарные революционные чувства рабочих всех стран, к величайшему ущербу прежде всего для самого Советского Союза. Но тут нет ничего неожиданного. Внешняя политика бюрократии дополняет внутреннюю. Мы боремся против той, как и против другой. Но мы боремся под углом зрения защиты рабочего государства.
Чиновники распадающегося Коминтерна в разных странах продолжают клясться в верности Советскому Союзу. Было бы непростительной глупостью строить что-либо на этих клятвах. Крикливая "защита" СССР составляет для большинства этих людей не убеждение, а профессию. Они не борются за диктатуру пролетариата, а подтирают следы сталинской бюрократии (см., например, "Юманите"). В критический час барбюссированный Коминтерн способен будет оказать Советскому Союзу не большую поддержку, чем то сопротивление, которое он оказал Гитлеру. Иное дело революционные интернационалисты. Бесчестно травимые бюрократией в течение десятилетия, они неутомимо призывают рабочих к защите Советского Союза.
В тот день, когда новый Интернационал покажет русским рабочим, не на словах, а на деле, что он, и только он, стоит на защите рабочего государства, положение большевиков-ленинцев внутри Союза переменится в 24 часа. Новый Интернационал предложит сталинской бюрократии единый фронт против общих врагов. И если наш Интернационал будет представлять из себя силу, бюрократия не сможет в минуту опасности уклониться от единого фронта. Что останется тогда от многолетних наслоений лжи и клеветы?
Единый фронт со сталинской бюрократией не будет и в случае войны означать "священного единения", по примеру буржуазных и социал-демократических партий, которые на время империалистской свалки прекращают взаимную критику, чтоб тем вернее обманывать народ. Нет, и в случае войны мы сохраним критическую непримиримость по отношению к бюрократическому центризму, который не сможет не обнаружить свою неспособность вести подлинно революционную войну.
Проблема мировой революции, как и проблема Советского Союза резюмируются в одной и той-же короткой формуле: Четвертый Интернационал!
Л. Троцкий.
1 октября 1933 г.Резолюция о необходимости нового Интернационала и его принципах.
Нижеподписавшиеся организации, в полном сознании ложащейся на них исторической ответственности, решили объединить свои усилия для совместной работы над возрождением революционного пролетарского движения в международном масштабе. В основу своей деятельности они полагают следующие принципы:
1. Смертельный кризис империалистского капитализма, не оставляя никакого места для политики реформизма (социал-демократия, Второй Интернационал, бюрократия Интернациональной Федерации профсоюзов) ставит ребром задачу разрыва с оппортунистической политикой и революционную борьбу за завоевание власти и установление пролетарской диктатуры, как единственного пути для преобразования капиталистического общества в социалистическое.
2. Задача пролетарской революции по самому существу своему имеет интернациональный характер. Пролетариат может построить законченное социалистическое общество только на основах мирового разделения труда и мирового сотрудничества. Нижеподписавшиеся решительно отвергают теорию "социализма в отдельной стране", как подрывающую самые основы пролетарского интернационализма.
3. С неменьшей энергией надлежит отвергнуть теорию австро-марксистов и вообще "левых" реформистов и центристов, которые, под прикрытием интернационального характера социалистической революции, проповедуют выжидательную пассивность в собственной стране, предавая тем на деле пролетариат в руки фашизма. Пролетарская партия, уклоняющаяся в нынешних исторических условиях от захвата власти, совершает худшую измену. Победоносный пролетариат отдельной страны должен укреплять свою национальную диктатуру социалистическим строительством, по необходимости неполным и противоречивым, и в то же время прилагать все силы для распространения социалистической революции на другие страны. Противоречие между национальным характером захвата власти и интернациональным характером социалистического общества разрешается только смелым революционным действием.
4. Третий Интернационал, выросший из Октябрьской революции, заложивший основы революционной политики в эпоху империализма и давший мировому пролетариату первые уроки революционной борьбы за власть, пал жертвой ряда исторических противоречий. Изменическая роль социал-демократии, молодость и неопытность коммунистических партий привели к крушению послевоенных революционных движений на Западе и Востоке. Изолированное положение пролетарской диктатуры в отсталой стране обеспечило чрезвычайное могущество советской бюрократии, все более консервативной и национально-ограниченной. Рабская зависимость секций Коминтерна от советской верхушки привела, в свою очередь, к новому ряду тяжких поражений, бюрократическому перерождению теории и практики коммунистических партий, их ослаблению и упадку. В дальнейшем Коминтерн не только стал неспособен к выполнению своих исторических задач, но все больше и больше становился препятствием революционному движению.
5. Наступление фашизма в Германии явилось высшим испытанием для рабочего класса в лице его организаций. Социал-демократия получила возможность еще раз подтвердить то определение, которое дала ей Роза Люксембург: "смердящий труп". Очищение рабочего движения от организаций, идей и методов реформизма является основным условием победы над капитализмом.
6. С неменьшей силой немецкие события обнаружили крушение Третьего Интернационала. Несмотря на свое четырнадцатилетнее существование, опыт грандиозных боев, моральную поддержку советского государства и обильные средства для пропаганды, КП Германии, обнаружила в исключительно благоприятных условиях экономического, социального и политического кризиса полную революционную несостоятельность, доказав этим окончательно, что, несмотря на героизм многих ее членов, она неспособна выполнить свою историческую задачу.
7. Положение мирового капитализма; ужасающий кризис, ввергающий народные массы в небывалую нищету; революционные движения угнетенных колониальных масс; мировая опасность фашизма; перспектива нового цикла войн, несущая с собой угрозу гибели всей человеческой культуры, -- таковы условия, повелительно требующие сплочения пролетарского авангарда в новый (4-ый) Интернационал. Нижеподписавшиеся обязуются приложить все свои силы к тому, чтоб этот Интернационал сложился в возможно короткий срок на незыблимом фундаменте теоретических и стратегических принципов, заложенных Марксом и Лениным.
8. Готовые к сотрудничеству со всеми теми организациями, группами, фракциями, которые на деле развиваются от реформизма или бюрократического центризма (сталинизма) в сторону революционной марксистской политики, нижеподписавшиеся категорически заявляют в то же время, что новый Интернационал должен исключать какое бы то ни было примиренчество по отношению к реформизму или центризму. Необходимое единство рабочего движения не может быть достигнуто смешением революционных и реформистских взглядов или приспособлением к сталинской политике, но только через преодоление политики обоих обанкротившихся Интернационалов. Чтоб новый Интернационал был достоен своих задач, он не должен допускать никаких уклонов от революционных принципов в вопросах восстания, пролетарской диктатуры, советской формы государства и т. д.
9. По своей классовой опоре, по своим социальным основам, по безусловно господствующим формам собственности, СССР остается и сегодня рабочим государством, т.-е. орудием построения социалистического общества. Защиту Советского Союза от империализма и внутренней контр-революции новый Интернационал напишет на своем знамени, как одну из важнейших задач. Именно революционная защита СССР повелительно возлагает на нас задачу освобождения революционных сил во всем мире от гибельного влияния сталинского Коминтерна и построение нового Коммунистического Интернационала. Революционная защита СССР может быть успешна только при условии полной независимости международных пролетарских организаций от советской бюрократии и неутомимого разоблачения ее ложных методов перед лицом рабочих масс.
10. Необходимым условием здорового развития революционных пролетарских партий в национальном, как и в интернациональном масштабе, является партийная демократия. Без свободы критики, выборности должностных лиц снизу доверху, контроля низов над аппаратом, нет подлинно революционной партии.
Потребности конспирации в нелегальных условиях изменяют неизбежно формы внутренней жизни революционной партии, ограничивая или вовсе исключая возможность широких дискуссий и выборов. Но и при новых тяжких условиях и обстоятельствах сохраняют всю свою силу основные требования здорового партийного режима: честная информация партии, свобода критики и действительно соответствие между руководством и большинством партии.
Подавив и растоптав волю революционных рабочих, реформистская бюрократия превратила социал-демократию и профсоюзы в бессильные скопления миллионных масс. Новый Интернационал, как и партии входящие в его состав, должны построить всю свою внутреннюю жизнь на основах демократического централизма.
11. Нижеподписавшиеся создают, путем делегирования своих представителей, Постоянную Комиссию, поручая ей:
а) выработку программного Манифеста, как хартии нового Интернационала;
б) подготовку критического обзора современного рабочего движения в лице его организаций и направлений (комментарий к Манифесту);
в) выработку тезисов по всем основным вопросам революционной стратегии и тактики пролетариата;
г) представительство нижеподписавшихся организаций перед лицом всего мира.Интернациональная Левая Оппозиция (большевики-ленинцы).
Социалистическая Рабочая Партия Германии (САП).
Независимая Социалистическая Партия Голландии (ОСП).
Революционная Социалистическая Партия Голландии (РСП).
Книги Л. Д. Троцкого
Моя жизнь, т. I и II.
История русской революции.
т. I. Февральская революция.
т. II. Октябрьская революция.Перманентная революция.
Сталинская школа фальсификаций.
Немецкая революция и сталинская бюрократия.
С заказами обращаться в издательство Бюллетеня Оппозиции
Крушение обоих Интернационалов
Несмотря на явный распад мирового капитализма, как хозяйства и социальной системы, мировое рабочее движение переживает сейчас более глубокий кризис, чем после разгрома Парижской Коммуны и во время империалистской войны. В наиболее индустриальной стране Европы две рабочие партии, социал-демократическая и коммунистическая, ведшие за собой 13 миллионов избирателей, капитулировали без боя перед фашистскими бандами. Два Интернационала подверглись проверки и оказались несостоятельными.
Социал-демократию погубил реформизм. Цепляясь до конца за почву гниющего капитализма, она сама оказалась вовлеченной в процесс гниения. Она прошла через все унижения и измены, деморализировала в конец свои кадры, отреклась от исторической задачи пролетариата и предала его повседневные интересы. В лагере угнетенного класса она стала главной помехой его освобождения. Коммунистический Интернационал пал жертвой теории и практики социализма в одной стране. В то время, как раздираемый мировыми противоречиями капитализм поставил в порядок дня международную революцию, Коминтерн превратился в покорный и бессильный хор при консервативной и национально-ограниченной бюрократии Советского Союза.
Тысячи коммунистов пытаются ныне в гитлеровской Германии спасти официальную партию, продолжая старую политику в новых условиях. При всем нашем революционном сочувствии к самоотверженным борцам, мы должны сказать им, что ложно направленные усилия и жертвы окажутся бесплодными. В условиях фашистского террора, сталинская политика обречена в короткий срок на полный разгром. Нелегальную революционную партию в Германии надо строить на новых основах.
После того, как живой ход событий показал, что фашизм и социал-демократия, два полярных орудия буржуазного режима, не только политически, но физически исключают друг друга, надо было простые выводы этого опыта положить в основу всей нашей международной агитации, толкая социал-демократию на путь единого фронта с коммунистическими партиями. Вопреки очевидности бюрократия Коминтерна провозгласила незыблемость теории "социал-фашизма" и, закрыв себе тем окончательно доступ к массовым реформистским организациям, она заменила пролетарскую политику единого фронта маскарадными блоками с бессильными кружками пацифистов и авантюристов. Если сталинской бюрократии не помог урок немецкой катастрофы, то ей уж не поможет ничто. Нужны новые национальные партии и новый Интернационал.
Позиция большевиков-ленинцев
Участники настоящей конференции имеют разное политическое происхождение. Одни откололись за последние годы от партий 2-го Интернационала; другие вышли из рядов 3-го Интернационала; есть, наконец, организации смешанного или промежуточного происхождения. Одни выступали, как самостоятельные партии; другие считали себя и действовали, как фракции. Если эти организации сходятся сегодня впервые на общей конференции, чтоб попытаться найти основы совместной работы, то этим самым все они открыто признают необходимость сплочения пролетарского авангарда на новых основах.
В отношении Германии наша интернациональная организация (большевики-ленинцы) заняла такую позицию, после серьезных и горячих прений, почти единодушно. Что касается Коминтерна в целом, то вопрос поставлен нами формально на обсуждение только в течение последних недель. Мы выступаем здесь по поручению интернационального пленума большевиков-ленинцев, одобрившего настоящую Декларацию. Наши национальные секции еще не успели окончательно высказаться. Но вопрос настолько подготовлен предшествующим развитием событий, как и развитием самой левой коммунистической оппозиции, что мы не сомневаемся в вердикте наших организаций. Во всяком случае, окончательное слово принадлежит нашим секциям.
Некоторые участники настоящей конференции придерживаются, вероятно, того мнения, что мы пришли к разрыву со сталинской бюрократией с излишним запозданием. Здесь не место возвращаться к старым спорам. Факт, однако, таков, что наша политика, считавшаяся с объективными процессами, а не субъективными настроениями, дала нам возможность сформировать устойчивые организации большевиков-ленинцев в свыше, чем двадцати странах. Хотя в большинстве своем это лишь кадровые, а не массовые организации, но их неоценимым преимуществом является то обстоятельство, что они связаны в международном масштабе единством программной и стратегической концепции последовательно развивавшейся на опыте великих событий и боев пролетариата.
Борьба с реформизмом
Уже из сказанного ясно, что разрыв с центристской бюрократией ни в каком случае не означает для нас смягчения отношений к реформизму. Наоборот, они сейчас более непримиримы, чем когда-либо. Главное историческое преступление сталинской бюрократии мы видим именно в том, что всей своей политикой она оказывается социал-демократии неоценимое содействие, препятствуя переходу пролетариата на путь революции.
Для нас, большевиков-ленинцев, как, надеемся, и для всех вас, не может быть и речи о постоянной совместной работе с организациями, которые не порвали с принципиальными основами реформизма, продолжают надеяться на возрождение социал-демократии, как партии, или считают своей миссией объединение 2-го Интернационала с 3-им. Пропитанные такими тенденциями группировки способны лишь тащить рабочих назад. Мы же, опираясь на все уроки прошлого, хотим идти вперед.
"Двадцать одно условие" для принятия в Коммунистический Интернационал, выработанные в свое время Лениным с целью решительного размежевания со всеми разновидностями реформизма и анархизма, снова приобретают на нынешнем этапе актуальный характер. Дело идет, разумеется, не о тексте этого документа, который должен быть радикально переработан в соответствии с условиями нового периода, а об его общем духе революционной марксистской непримиримости. Только при условии беспощадного размежевания с реформизмом можно и должно стать на почву дружественного сотрудничества со всеми теми пролетарскими организациями, которые фактически развиваются от реформизма к коммунизму. Мы категорически осуждаем и отметаем образ действий сталинской бюрократии, которая третирует, как "левых социал-фашистов" все революционные организации, состоящие -- по вине Коминтерна -- вне Коминтерна, чтобы на другой день после очередной катастрофы умиленно зазывать их в Коминтерн в качестве "сочувствующих" партий. Коминтерн способен только разлагать и разрушать пролетарские организации, но не укреплять и воспитывать их. Сотрудничество, которое мы имеем в виду, предполагает честное отношение к идеям и фактам, взаимную товарищескую критику и уважение друг к другу.
Первые четыре конгресса Коминтерна
Революционная политика немыслима без революционной теории. Здесь нам меньше всего приходится начинать сначала. Мы стоим на почве Маркса и Ленина. Первые конгрессы Коммунистического Интернационала оставили нам неоценимое программное наследство. Характер современной эпохи, как эпохи империализма, т.-е. капиталистического заката; природа современного реформизма и методы борьбы с ним; взаимоотношение между демократией и пролетарской диктатурой; роль партии в пролетарской революции; взаимоотношение между пролетариатом и мелкой буржуазией, особенно крестьянством (аграрный вопрос); национальная проблема и освободительная борьба колониальных народов; работа в профессиональных союзах; политика единого фронта; отношение к парламентаризму и прочее -- все эти вопросы получили в работе первых четырех конгрессов непревзойденное до сих пор принципиальное освещение.
Одна из первых, наиболее неотложных задач тех организаций, которые пишут на своем знамени возрождение революционного движения, состоит в том, чтоб выделить из общей массы принципиальные решения первых четырех конгрессов, привести их в систему и подвергнуть серьезному обсуждению в свете дальнейших революционных задач пролетариата. Нынешняя конференция должна будет, на наш взгляд, наметить пути и первые шаги этой необходимой работы.
Стратегические уроки последнего десятилетия
Политическая жизнь пролетарского авангарда не остановилась на первых конгрессах Коммунистического Интернационала. Под влиянием исторических обстоятельств, т.-е. хода классовой борьбы, аппарат Коминтерна окончательно перешел от марксизма к центризму, от интернационализма к национальной ограниченности. Если строительство 3-го Интернационала было невозможно без очищения учения Маркса от наслоений ревизионизма, то сейчас создание революционных партий пролетариата немыслимо без очищения принципов и методов коммунизма от наслоений и фальсификаций бюрократического центризма.
Связанная с многочисленными и тяжкими жертвами борьба левой оппозиции против шатаний сталинского аппарата запечатлена в ряде документов, программного и стратегического характера. В соответствии с важнейшими политическими этапами последнего десятилетия в этих документах нашли свое освещение следующие проблемы: хозяйственное строительство СССР; партийный режим; политика пролетариата в колониальных революциях (Китай, Индия); методы единого фронта (англо-русский комитет, с одной стороны, германский опыт, с другой); пути испанской революции ("демократическая диктатура"); борьба с войной; борьба с фашизмом и проч. Основные выводы этой 10-летней борьбы конспективно изложены в виде "11 пунктов" интернациональной предконференции левой оппозиции. Этот программный документ мы предъявляем здесь вашему вниманию.
Незачем говорить, что с своей стороны, мы отнесемся с величайшим вниманием ко всем тем тезисам, резолюциям, программным декларациям, в которых другие представленные здесь организации выразили или выразят свою оценку перспектив и задач. Мы ни к чему так не стремимся, как ко взаимному обмену опытом и идеями. С большим удовлетворением мы констатируем, что "Декларация Принципов" Революционной Социалистической Партии Голландии по всем основным вопросам совпадает с платформой Интернациональной Левой Оппозиции.
Нынешняя предварительная конференция не может, разумеется, с необходимой глубиной обсудить программные и стратегические уроки мировой революционной борьбы. Но к этому пора приступить. Мы позволяем себе высказать пожелание, чтобы каждая из представленных здесь организаций воспроизвела в своей печати наши "11 пунктов" с необходимыми комментариями и затем, в порядке дискуссии, предоставила нам в той же печати возможность выступить в защиту наших тезисов. С своей стороны, мы обязуемся опубликовать для сведения и обсуждения наших секций всякий программный документ, который будет внесен другими организациями, причем охотно предоставим защитникам документа соответственное место в нашей печати.
СССР
Исключительную важность для мирового рабочего движения, а следовательно и для правильной ориентировки настоящей конференции, имеет вопрос о СССР. Мы, большевики-ленинцы, считаем СССР и в его нынешнем виде рабочим государством. Такая оценка не нуждается ни в иллюзиях, ни в подкрашивании.
Ничего, кроме презрения, нельзя испытывать к тем "друзьям" СССР, которые каждое слово критики, направленное против советской бюрократии объявляют контр-революционным актом. Если-бы революционеры руководствовались подобными правилами поведения, Октябрьская революция никогда не произошла бы.
Мы отвергаем, как издевательство над марксистской мыслью, позицию брандлерианцев, согласно которой политика сталинской бюрократии, представляющая цепь ошибок во всех других странах, остается непогрешимой в СССР. Такая "теория" основана на отрицании общих принципов пролетарской политики и сводит Интернационал к простой сумме национальных партий, вожди которых всегда готовы закрыть глаза на взаимные грехи. С этой социал-демократической концепцией марксист не может иметь ничего общего.
Политика сталинской бюрократии в СССР имеет ту же принципиальную природу, что и политика Коминтерна. Разница не в методах, а в объективных условиях: в СССР бюрократия опирается на могущественные устои, заложенные пролетарской революцией, и если в течение десяти лет она промотала до конца капитал Коминтерна, то в СССР она подкопала, но не ликвидировала основы социалистического государства. Лишившись по существу партии, профессиональных союзов и советов, захваченных бюрократией, советский пролетариат своим социальным весом и силой своей революционной традиции ограждает рабочее государство от буржуазного переворота.
Отожествлять социальный строй СССР с "государственным капитализмом", американского, итальянского или германского типа, значит игнорировать основной вопрос социального строя: характер собственности и открывать дверь заведомо ложным и опасным выводам. В этом вопросе для нас не может быть ни неясностей ни компромиссов. Защита рабочего государства от империализма и контр-революции остается по-прежнему долгом каждого революционного рабочего. Но служить этой защите вовсе не значит становиться орудием советского правительства.
Действия и заявления советской дипломатии вызывали не раз, особенно за последний период, жгучее и вполне законное негодование передовых рабочих. Ничто так не ослабевает мирового положения СССР, несмотря на все признания и пакты о ненападении, как насквозь оппортунистическая внешняя политика сталинцев, проникнутая усыпляющими иллюзиями "социализма в отдельной стране".
Защитить СССР нельзя без революционных боев мирового пролетариата. Революционных боев не может быть без независимости от советской бюрократии, в том числе и советской дипломатии. С другой стороны, самая непримиримая критика сталинизма не исключает, а наоборот предписывает единый фронт с советской бюрократией против общих врагов.
Партийный режим
Вопрос о внутреннем режиме должен стать предметом величайшего внимания при построении новых партий и нового Интернационала. Рабочая демократия есть не организационный, а социальный вопрос. Чем больше руководящий аппарат уклоняется от пролетарской политики, тем меньше он может терпеть над собой контроль пролетарского авангарда. В последнем счете удушение рабочего демократии есть результат давления классовых врагов через посредство рабочей бюрократии. Этот исторический закон одинаково подтверждается как на истории реформизма в капиталистических странах, так и на опыте бюрократизации советского государства.
Социал-демократия достигает нужного ей режима при помощи сложной системы мер: с одной стороны, она систематически изгоняет не только из партии, но и из профессиональных союзов революционных и критически настроенных рабочих, если они не дают подкупить себя выгодным постом; с другой стороны, она освобождает своих министров, парламентариев, журналистов и проф-бюрократов от соблюдения дисциплины по отношению к партии. Комбинированные методы насилия, обмана и подкупа позволяют социал-демократии сохранять видимость обсуждений, выборности, контроля и проч., оставаясь в то же время аппаратом империалистской буржуазии в рабочей среде.
Сталинская бюрократия при помощи государственного аппарата ликвидировала партийную, советскую и профсоюзную демократию не только по существу, но и по форме. Режим личной диктатуры полностью перенесен с ВКП на партии капиталистических стран. Партийные чиновники имеют задачей лишь истолковывать высшую волю. Партийная масса имеет единственное право: молчать и повиноваться. Обычными мерами поддержания "порядка" в партии являются: репрессии, травля, подкуп. Таков путь разложения и гибели пролетарских партий.
Революционер воспитывается только в атмосфере критики всего существующего, в том числе и собственной организации. Незыблемая дисциплина может сложиться только при сознательном доверии к руководству. Доверие завоевывается не только правильной политикой, но и честным отношением к собственным ошибкам. Вопросы внутреннего режима получают для нас таким образом исключительную важность. Надо открыть возможность передовым рабочим сознательного и самостоятельного участия в строительстве партии и направлении всей ее политики. Надо дать рабочей молодежи возможность мыслить, критиковать, ошибаться и поправлять себя.
Ясно, с другой стороны, что режим партийной демократии только в том случае приведет к созданию закаленной и единодушной армии пролетарских борцов, если наши организации, опираясь на незыблимые принципы марксизма, будут демократическими методами давать непримиримый отпор оппортунистическим, центристским и авантюристским влияниям.
Пожелаем, в частности, чтоб эта конференция показала, что можно, не делая ни малейших принципиальных уступок, вести честную идейную борьбу, без инсинуаций и закулисных интриг. Поистине пора очистить и оздоровить атмосферу рабочего движения!
* * *
Курс на новый Интернационал диктуется нам всем ходом развития. Это не значит, однако, что мы предлагаем провозгласить новый Интернационал немедленно. Мы внесли бы такое предложение, не колеблясь, если бы у представленных здесь организаций было уже сегодня действительное, т.-е. проверенное на опыте, единодушие в отношении основных принципов и методов революционной борьбы. Но этого нет. К принципиальному единодушию, а следовательно, и к Интернационалу можно прийти только путем совместной революционной работы и серьезной взаимной критики.
Нельзя подготовлять новый Интернационал, не участвуя практически в развертывающихся событиях. Противопоставлять программную дискуссию революционной борьбе было бы, разумеется, неправильно. Необходимо сочетать одно с другим. Мы приветствуем постановку в порядок дня этой конференции актуальных вопросов, связанных с борьбой против фашизма и против войны, и в каждой из этих областей мы одинаково готовы сделать, рука об руку с другими организациями, действительный шаг вперед.
Товарищи! Никто не может предсказать сейчас, сколько времени пройдет до создания нового Интернационала. Это зависит не только от объективного хода событий, но и от наших усилий. Весьма вероятно, что мы сейчас уже гораздо сильнее, чем кажется многим из нас. История не даром показала нам, как обладающая авторитетом, но потерявшая направление организация может в течение долгого времени как бы безнаказанно нагромождать ошибки; но в конце концов, ход событий приносит ей неизбежное крушение. Наоборот, вооруженная надежным компасом организация, которая в течение долгого времени оставалась в незначительном меньшинстве, при наступлении исторического поворота может сразу подняться на высокую ступень. Такая возможность открывается перед нами при условии правильной политики с нашей стороны. Попробуем же общими силами не упустить этой возможности. Наша революционная ответственность неизмеримо велика. Пусть же наша творческая работа поднимется на уровень этой ответственности!
Делегация Международной Левой Оппозиции (б.-л.).
ТОВАРИЩ, ВОЗВРАЩАЮЩИЙСЯ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ -- БЕРИ БЮЛЛЕТЕНЬ С СОБОЙ!
Резолюция пленума Интернациональной Левой Оппозиции (б.-л.) по поводу конференции левых социалистических и оппозиционных коммунистических организаций в Париже 27-28 августа 1933 года
1. Самый факт конференции 14 партий, организаций и групп крайне разнородного характера и направления явился результатом глубочайшего кризиса социалистического и коммунистического движения, точнее сказать, плодом крушения не только Второго, но -- в другой исторической плоскости и по другим причинам -- и Третьего Интернационала.
2. Не может быть, разумеется, и речи о том, чтобы новый Интернационал строился организациями, исходящими из глубоко различных и даже противоположных принципиальных основ. Левая оппозиция принимала участие в конференции под собственным знаменем с целью содействия принципиальному размежеванию с реформистами и центристами и сближению действительно однородных революционных организаций.
3. Единственно реальным, но зато исключительно важным результатом конференции является Декларация, подписанная четырьмя организациями (левая оппозиция, САП, две голландские партии: РСП и ОСП) и представляющая собой первый открытый шаг на пути построения нового Интернационала на принципиальных основах Маркса и Ленина.
4. Пленум отдает себе ясный отчет в том, что четыре названные организации, различного политического происхождения, не могут в течении нескольких дней достигнуть полного единства в основных принципах, тактических методах и организационных приемах. Во всяком случае, достигнутый результат дает достаточные основания расчитывать на то, что дальнейшая работа этих организаций над программным манифестом и тактическими документами даст возможность не только обеспечить необходимое единомыслие, но и привлечь под знамя нового Интернационала ряд других революционных организаций и фракций.
5. Пленум считает необходимым немедленно приступить к выработке программных документов и к созданию делового секретариата, который мог бы уже в процессе редактирования манифеста и резолюций вступать в сношения с сочувствующими организациями, дабы их мнения, предложения и критика могли найти свое отражение в тексте программных документов.
6. Своему представителю в программной комиссии Пленум поручает руководствоваться теми основными соображениями, которые изложены в Декларации большевиков-ленинцев, оглашенной на парижской конференции 27-28 августа.
* * *
7. Что касается решений, вынесенных разношерстным большинством конференции и насквозь проникнутых печатью этой разношерстности, то Пленум большевиков-ленинцев не считает возможным брать на себя за эти решения политическую ответственность.
Занимая эту позицию, Пленум делает лишь употребление из того права, которое самой конференцией представлено всем участвующим партиям, до 15 октября: ратифицировать или, наоборот, отклонить резолюции Конференции.
Поскольку вынесенные решения могут привести к тем или другим практическим действиям (например, в деле бойкота гитлеровской Германии) Левая Оппозиция готова, в соответствии с обстоятельствами, принять в таких действиях активное участие, отвечающее ее общим принципиальным позициям.На почве практических действий левая оппозиция будет неизменно стремиться к тесному сближению с наиболее родственными ей партиями и организациями. Только при этом условии широкая и смелая политика единого фронта, во имя актуальных политических задач, будет питать работу по построению нового коммунистического Интернационала.
* * *
Пленум призывает все секции Интернациональной Левой Оппозиции отдать себе ясный отчет в исторической важности сделанного шага. Декларация большевиков-ленинцев, оглашенная на конференции, заканчивается словами: "Наша революционная ответственность неизмеримо велика. Пусть же наша творческая работа поднимется на уровень этой ответственности!". Отдадим себе ясный отчет в том, что эти слова относятся прежде всего к самим большевикам-ленинцам!
Пленум Интернационального Секретариата.
13 сентября 1933 г.
Революционная социалистическая партия Голландии, руководимая тов. Сневлитом, постановила примкнуть к Международной Левой Оппозиции.
На Литве создана нелегальная организация Левой Оппозиции, приступившая к активной работе среди литовских рабочих. Сталинцы не остановились перед напечатанием фамилий литовских оппозиционеров в своей печати, передавая их таким образом в руки полиции.
Нужно строить заново коммунистические партии и Интернационал.
Курс на реформу Коминтерна
Со времени своего возникновения левая оппозиция ставила себе задачей реформировать Коминтерн и возродить его посредством марксистской критики и внутренней фракционной работы. В целом ряде стран, особенно в Германии, события последних лет с потрясающей силой вскрыли гибельность политики бюрократического центризма. Но сталинская бюрократия, вооруженная исключительными ресурсами, не без успеха противопоставила требованиям исторического развития свои кастовые интересы и предрассудки. В результате развитие Коминтерна пошло не по пути возрождения, а по пути разложения и распада.
Курс на "реформу", взятый в целом, не был, однако, ошибкой: он представлял необходимый этап в развитии марксистского крыла Коминтерна, дал возможность воспитать кадры большевиков-ленинцев, и не прошел бесследно для рабочего движения в целом. Политика сталинской бюрократии находилась все время под давлением левой оппозиции. Прогрессивные мероприятия правительства СССР, задержавшие наступление Термидора, были лишь частичными и запоздалыми заимствованиями у левой оппозиции. Аналогичные явления, лишь в меньшем масштабе, можно было наблюдать в жизни всех секций Коминтерна.
К этому надо прибавить, что степень перерождения революционной партии не может быть, по общему правилу, измерена априорно, на основании одних лишь симптомов. Необходима живая проверка событий. Теоретически нельзя было еще в прошлом году считать совершенно исключенным, что большевикам-ленинцам удастся, опираясь на обострение классовой борьбы, толкнуть Коминтерн на путь действительной борьбы против фашизма. Одновременная попытка САП в Германии занять независимую позицию не оказала влияния на ход событий именно потому, что массы ждали в критический момент политического руководства от своих старых организаций. Ведя политику фракции и воспитывая на опыте этой политики свои кадры, левая оппозиция, однако, не скрывала ни от себя ни от других, что новое поражение пролетариата, вызванное политикой центризма, неизбежно получит решающий характер и потребует коренного пересмотра нашей позиции в вопросе: фракция или партия?
Смена ориентации
Самое опасное в политике -- попасть в плен к собственной формуле, которая была уместна вчера, но лишена всякого содержания сегодня.
Крушение германской компартии теоретически оставляло еще сталинской бюрократии две возможности: либо полный пересмотр политики и режима, либо, наоборот, окончательное удушение всяких проблесков жизни в секциях Коминтерна. Этой теоретической возможностью левая оппозиция и руководствовалась, когда, уже провозгласив для Германии лозунг новой партии, все еще оставляла вопрос о судьбе Коминтерна открытым. Было, однако, ясно, что ответ должны принести уже ближайшие недели, и было слишком мало надежды на то, что ответ окажется благоприятным.
Все, что произошло после 5-го марта (резолюция президиума ИККИ о положении в Германии, молчаливое склонение всех секций перед этой постыдной резолюцией, анти-фашистский конгресс в Париже, официальный курс эмигрантского ЦК немецкой компартии, судьба австрийской компартии, судьба болгарской компартии и проч.) с несомненностью свидетельствует, что в Германии решена была судьба не только КПГ, но и Коминтерна в целом.
Московское руководство не только объявило непогрешимой политику, обеспечившую победу Гитлера, но и запретило обсуждение того, что произошло. И постыдный запрет не был ни нарушен, ни опрокинут. Ни национальных съездов, ни интернационального конгресса, ни дискуссий на партийных собраниях, ни обсуждения в печати! Организация, которой не пробудил гром фашизма, и которая покорно переносит подобные издевательства со стороны бюрократии, показывает тем, что она мертва, и что ничто уже не оживит ее. Сказать это открыто и во всеуслышание -- прямой долг по отношению к пролетариату и его будущему. Из исторического крушения официального Коминтерна надо исходить во всей дальнейшей работе.
Реализм против пессимизма!
Тот факт, что две партии, социал-демократическая и коммунистическая, возникшие на расстоянии полустолетия друг от друга и одинаково исходившие из теории марксизма и классовых интересов пролетариата, столь плачевно закончили свой путь: одна -- низменной изменой, другая -- банкротством, может порождать упадочные настроения даже в среде передовых рабочих. "Где же гарантия, что новая революционная смена не подвергнется той же участи?". Кто требует предварительных гарантий, тому следовало бы вообще отказаться от революционной политики. Причин крушения социал-демократии и официального коммунизма надо искать не в марксистской теории и не в дурных качествах людей, которые ее применяли, а в конкретных условиях исторического процесса. Дело идет не о противопоставлении отвлеченных принципов, а о борьбе живых социальных сил, с неизбежными подъемами и спусками, с перерождением организаций, с выходом в тираж целых поколений, и с возникающей отсюда необходимостью мобилизации свежих сил на новой исторической ступени. Никто не позаботился заранее покрыть для пролетариата асфальтом путь революционного подъема. С неизбежными остановками и частичными отступлениями надо продвигаться вперед по дороге, которая пересечена бесчисленными препятствиями и завалена обломками прошлого. Кто этого пугается, пусть отходит в сторону.
Чем объяснить, однако, тот факт, что наша группировка, анализ и прогноз, который оказался подтвержден, всем ходом развития, растет слишком медленно? Причину надо искать в общем ходе классовой борьбы. Победа фашизма захватывает десятки миллионов душ. Политический прогноз доступен лишь тысячам, или десяткам тысяч, которые к тому же испытывают на себе давление миллионов. Революционное течение не может одерживать бурных побед в условиях, когда пролетариат в целом терпит величайшие поражения. Но это не основание для того, чтобы опускать руки. Как раз в периоды революционного отлива формируются закаленные кадры, которые будут позже призваны вести массы на новый приступ.
Новые резервы
Не раз уже делавшиеся в прошлом попытки создать "вторую партию" или "4-ый Интернационал" исходили из сектантского опыта отдельных групп и кружков, "разочаровавшихся" в большевизме, и приводили поэтому каждый раз к крушению. Мы исходим не из собственного субъективного "недовольства" и "разочарования", а из объективного хода классовой борьбы. Все условия развития пролетарской революции повелительно требуют новой организации авангарда и выдвигают для нее необходимые предпосылки.
Распад социал-демократии идет ныне параллельно с крушением Коминтерна. Как бы глубока ни была реакция в самом пролетариате, но сотни тысяч рабочих во всем мире уже сегодня не могут не ставить перед собой вопроса о дальнейших путях борьбы и о новой организации сил. Новые сотни тысяч присоединятся к ним в ближайшем будущем. Требовать от этих рабочих, из которых часть покинула Коминтерн с возмущением, а большинство не принадлежало к Коминтерну и в его лучшие годы, чтоб они формально признали руководство сталинской бюрократии, которая не способна ничего забыть и ничему не научиться, значило бы заниматься дон-кихотством и лишь задерживать формирование пролетарского авангарда.
Несомненно, найдутся искренние коммунисты в составе сталинских организаций, которые с испугом и даже возмущением встретят нашу новую ориентацию. Некоторые из них, может быть, временно сменят сочувствие на враждебность. Необходимо, однако, руководствоваться не сентиментальными и личными соображениями, а массовыми критериями.
В то время, как сотни тысяч и миллионы рабочих, особенно в Германии, отходят от коммунизма, отчасти -- к фашизму, главным образом -- в лагерь индиферентизма, тысячи и десятки тысяч социал-демократических рабочих, под действием того же поражения, эволюционируют влево, в сторону коммунизма. Не может быть, однако, и речи о том, чтоб они признали над собою безнадежно скомпрометированное сталинское руководство.
Против нас эти левые социалистические организации выдвигали до сих пор наш отказ оторваться от Коминтерна и строить самостоятельные партии. Сейчас острое разногласие снято ходом развития. Тем самым дискуссия с формально-организационных вопросов переносится на программно-политические. Новая партия будет выше старой лишь в том случае, если, став прочно на почву решений первых четырех конгрессов Коминтерна, она сумеет учесть в своей программе, стратегии, тактике и организации грозные уроки последних десяти лет.
Большевики-ленинцы должны вступить с революционными социалистическими организациями в открытые переговоры. В качестве основы для обсуждения мы предложим 11 пунктов, одобренных нашей предконференцией (изменив, в духе настоящих тезисов, пункт о "фракции и партии"). Мы готовы, разумеется, внимательно и по товарищески обсуждать всякие другие программные предложения. Мы должны показать и покажем, что принципиальная непримиримость не имеет ничего общего с сектантской исключительностью. Мы покажем, что марксистская политика состоит в том, чтоб привлекать реформистских рабочих в лагерь революции, а не в том, чтоб отталкивать революционных рабочих в лагерь фашизма.
Образование в нескольких странах крепких революционных организаций, свободных от ответственности за преступления и ошибки реформистской и центристской бюрократии, вооруженных марксистской программой и ясной революционной перспективой, откроет новую эру в развитии мирового пролетариата. Эти организации притянут к себе все подлинные коммунистические элементы, которые сегодня еще не решаются порвать со сталинской бюрократией, и, что еще важнее, привлекут постепенно под свое знамя молодое поколение рабочих.
СССР и ВКП
Существование Советского Союза, несмотря на далеко зашедшее перерождение рабочего государства, остается и сегодня фактом неизмеримого революционного значения. Крушение Советского Союза открыло бы ужасающую реакцию во всем мире, может быть на десятки лет. Борьба за сохранение, оздоровление и упрочение первого рабочего государства неразрывно связана с борьбой мирового пролетариата за социалистическую революцию.
Диктатура сталинской бюрократии выросла, как результат отсталости СССР (преобладание крестьянства) и запоздалости пролетарской революции на Западе (отсутствие самостоятельных революционных партий пролетариата). В свою очередь, господство сталинской бюрократии привело не только к перерождению диктатуры пролетариата в СССР, но и к ужасающему ослаблению пролетарского авангарда во всем мире. Противоречие между прогрессивной ролью советского государства и реакционной ролью сталинской бюрократии представляет собою одно из проявлений "закона неравномерного развития". Из этого исторически данного противоречия мы вынуждены исходить в нашей революционной политике.
Так называемые "друзья" Советского Союза (левые демократы, пацифисты, брандлерианцы и им подобные) повторяют вслед за чиновниками Коминтерна, что борьба против сталинской бюрократии, т.-е. прежде всего критика ее ложной политики, "помогают контр-революции". Это точка зрения политических лакеев бюрократии, но никак не революционеров. Советский Союз внутри, как и извне, может быть защищен только при помощи правильной политики. Все остальные соображения имеют второстепенное значение, либо просто являются лживой фразой.
Нынешняя ВКП не есть партия; это аппарат управления в руках бесконтрольной бюрократии. В рамках ВКП и за ее пределами группируются разрозненные элементы двух основных партий: пролетарской и термидорианско-бонапартистской. Возвышаясь над обеими, центристская бюрократия ведет истребительную войну против большевиков-ленинцев. Приходя время от времени в острые столкновения со своими термидорианскими полу-союзниками, сталинцы расчищают, однако, для них дорогу разгромом, удушением и развращением большевистской партии.
Если без пролетарской революции на Западе СССР не может прийти к социализму, то без возрождения подлинного пролетарского Интернационала русские большевики-ленинцы, одними своими силами, не смогут возродить большевистскую партию и спасти диктатуру пролетариата.
СССР и Коминтерн
Защита Советского Союза от опасности военной интервенции стала сейчас более острой задачей, чем когда бы то ни было. Официальные секции Коминтерна бессильны в этой области, как и во всех других. Защита Советского Союза стала в их устах ритуальной фразой, без содержания. Несостоятельность Коминтерна прикрывается недостойными комедиями, вроде анти-военного конгресса в Амстердаме и анти-фашистского конгресса в Париже. Действительное сопротивление Коминтерна военной интервенции империалистов будет еще более ничтожным, чем сопротивление оказанное им Гитлеру. Питать какие бы то ни были иллюзии на этот счет, значило бы идти с завязанными глазами навстречу новой катастрофе. Для активной защиты Советского Союза нужны подлинно революционные организации, независимые от сталинской бюрократии, стоящие на собственных ногах и имеющие опору в массах.
Возникновение и рост таких революционных организаций, их борьба за Советский Союз, их постоянная готовность к единому фронту со сталинцами против интервенции и контр-революции -- все это будет иметь огромное значение для внутреннего развития советской республики. У сталинцев, поскольку они будут оставаться у власти, окажется тем меньше возможностей уклониться от единого фронта, чем острее будут становиться опасности, внешние и внутренние, и чем большую силу представит независимая организация международного пролетарского авангарда. Новое соотношение сил должно будет ослабить диктатуру бюрократии, укрепить большевиков-ленинцев внутри СССР и открыть перед рабочей республикой в целом неизмеримо более благоприятные перспективы.
Только создание марксистского Интернационала, совершенно независимого от сталинской бюрократии и политически противостоящего ей, может спасти СССР от крушения, связав его дальнейшую судьбу с судьбой мировой пролетарской революции.
"Ликвидаторство"
Бюрократические шарлатаны (и их лакеи, как брандлерианцы) говорят о нашем "ликвидаторстве": без смысла и совести они повторяют слова, выхваченные из старого большевистского словаря. Ликвидаторством называлось течение, которое отвергало при "конституционном" царизме необходимость нелегальной партии, ибо пыталось заменить революционную борьбу приспособлением к контр-революционной "легальности". Что общего у нас с ликвидаторами? Гораздо уместнее по этому поводу вспомнить об ультиматистах (Богданов и другие), которые полностью признавали необходимость нелегальной организации, но делали ее орудием безнадежно ложной политики: после разгрома революции они ставили непосредственной задачей подготовку вооруженного восстания. Ленин не задумался порвать с ними, хотя они заключали в своих рядах немало безупречных революционеров (лучшие из них в дальнейшем вернулись в ряды большевизма).
Столь же фальшивый характер имеют утверждения сталинцев и их брандлерианских лакеев о том, будто левая оппозиция создает "августовскую конференцию" против "большевизма". Здесь имеется в виду попытка 1912 г. -- одна из многочисленных попыток такого рода -- объединить большевиков с меньшевиками; (напомним, что Сталин сделал такую попытку не в августе 1912 г., а в марте 1917 года!). Чтоб аналогия имела хоть тень смысла, нужно было бы, во-первых, признать сталинскую бюрократию носительницей большевизма; нужно было бы, во-вторых, чтобы мы поставили вопрос об объединении 2-го и 3-го Интернационалов. Ни о том ни о другом не может быть и речи! Шарлатанская аналогия имеет задачей прикрыть тот факт, что брандлерианские оппортунисты пытаются добиться милости у сталинских центристов на почве взаимной амнистии, тогда как большевики-ленинцы ставят задачей построение пролетарской партии на принципиальном фундаменте, проверенном в величайших боях, победах и поражениях эпохи империализма.
На новом пути
Задача настоящих тезисов в том, чтоб призвать товарищей поставить крест на законченном историческом этапе и наметить новую перспективу работы. Но сказанным выше еще вовсе не предопределяются ближайшие практические шаги, конкретные изменения в политике, темп и методы перехода на новую дорогу. Лишь после того, как будет обеспечено принципиальное единодушие в отношение новой ориентации, -- а предшествующий опыт позволяет думать, что такое единодушие будет нами достигнуто, -- в порядок дня встанут конкретные тактические вопросы, применительно к условиям каждой отдельной страны.
Во всяком случае дело идет сейчас не о немедленном провозглашении новых партий и самостоятельного Интернационала, а об их подготовке. Новая перспектива означает прежде всего, что разговоры о "реформе" и требования восстановления оппозиционеров в официальных партиях должны быть окончательно оставлены, как утопические и реакционные. Повседневная работа должна получить самостоятельный характер, определяемый наличными возможностями и силами, а не формальным критерием "фракции". Левая оппозиция окончательно перестает чувствовать себя и действовать, как "оппозиция". Она становится независимой организацией, которая сама прокладывает себе путь. Она не только создает свои фракции в социал-демократических и сталинских партиях, но и ведет самостоятельную работу среди беспартийных и неорганизованных рабочих. Она создает свои опорные базы в профсоюзах, независимо от профсоюзной политики сталинской бюрократии. Она участвует в выборах, где и когда условия для этого благоприятны, под собственным знаменем. По отношению к реформистским и центристским рабочим организациям (в том числе и сталинским) она руководствуется общими принципами политики единого фронта. В частности и в особенности она применяет политику единого фронта для целей защиты СССР от внешней интервенции и внутренней контр-революции.
Г. Гуров.
15-го июля 1933 г.Нельзя больше оставаться в одном "Интернационале" со Сталиным, Мануильским, Лозовским, и К-о.
(Беседа).
А. -- Пора порвать с московской карикатурой на Интернационал. Нельзя более нести и тени политической ответственности за сталинцев. Мы были очень осторожны и очень терпеливы в отношении Коминтерна; но всему есть мера: после того, как Гитлера на глазах всего мира посадили в седло, с одной стороны, Вельс, с другой -- Сталин, после того как Коминтерн, несмотря на катастрофу, объявил свою политику безошибочной, -- ни один здравомыслящий человек не станет надеяться на то, что эта клика может быть "реформирована".
Б. -- Клика, конечно, нет, но Коминтерн взятый в целом?
А. -- Не надо обманывать себя общими фразами. "Коминтерн в целом" есть абстракция, чтоб не сказать пустое место. Командование находится в руках сталинской клики. Шестой год как уже не было конгресса. Кто попрал устав? Клика. По какому праву? По праву узурпации. И ни одна из секций, ни одна из местных организаций, ни одна из газет не смеет пикнуть о необходимости международного конгресса. Значит, фактически судьба "Коминтерна в целом" находится в руках безответственной клики.
Б. -- Это бесспорно. Но ведь точно так же дело обстояло и год тому назад, когда мы не снимали еще лозунга реформы Коминтерна?
А. -- Нет. Дело обстояло не так. Год тому назад положение в Германии еще можно было спасти. Мы сделали все, что могли, чтоб вскрыть логику положения. Еслиб Коминтерн был жизнеспособной организацией, его руководство не могло бы не внять голосу событий: более могущественного голоса вообще ждать нельзя. И если Коминтерн на этот раз остался глух, значит он -- труп. И в другом отношении произошла решающая перемена. В прошлом году существовала еще германская компартия. В водовороте великих событий ей приходилось считаться с рабочими массами. Можно было с известным правом надеяться, -- до часа проверки, -- что развитие массовой борьбы повернет не только ЦК Тельмана, но и президиум Сталина -- Мануильского. Этого не произошло. От германской компартии остался один лишь, все более слабеющий и все более чуждый массам, аппарат. Дело дошло до того, что ЦК запрещает местным нелегальным организациям печатать их статьи и воззвания: обязанность местных комитетов лишь перепечатывать откровения Мануильских и Геккертов. Всякое движение мысли представляет для этих людей смертельную опасность. Победа Гитлера для них действительно не "поражение": она освободила их от всякого контроля снизуи Но после того, как сошла со сцены сильнейшая партия Коминтерна, не осталось решительно никаких путей, каналов и рычагов для воздействия на командующую клику Коминтерна.
Б. -- Можно ли говорить о германской компартии, как о сильнейшей партии Коминтерна? Вы как будто забыли о ВКП?
А. -- Нет, не забыл. Но если даже признать, что ВКП есть партия (на самом деле в административных рамках ВКП, которые изменяются по воле клики, ведут глухую борьбу друг с другом несколько партий), то во всяком случае ВКП не является активной секцией Коминтерна. Советские рабочие не имеют понятия о том, что творится в пролетарском движении Запада: им ничего не сообщают, или, еще хуже, их злостно обманывают. В самом Политбюро нынешнего состава, нет ни одного человека, знакомого с жизнью и борьбой мирового пролетариата, не говоря уже о теории марксизма. Наконец, ВКП не имеет никакого способа выразить свое мнение по международным вопросам. У партии отняты съезды, собрания, дискуссия, пресса. Ни одна из советских газет не посмела даже поставить вопрос о том, правильна ли была политика в Германии. Никто вообще не смеет ставить вопросов, все должны молча ждать ответов. И дождались Гитлераи
Лозунг "реформы" Коминтерна никогда не был для нас голой фразой. Мы расчитывали на реформу, как на реальность. Развитие пошло худшим путем. Именно поэтому мы и обязаны заявить, что политика реформы исчерпана до конца и без остатка.
Б.-- Неужели же мы отдадим центристской бюрократии знамя Коминтерна?
А. -- Не надо сбивать себя двусмысленными формулами. Что понимать под знаменем? Программу? Но принятую шестым конгрессом программу мы давно уже отвергли, как злокачественную смесь оппортунизма и авантюризма. В течение нескольких лет мы расчитывали, опираясь на уроки событий, заменить программу Коминтерна внутренними средствами. Сейчас эта возможность отпала вместе с возможностью "реформы". Жалкой эклектической "программе" Коминтерна мы должны противопоставить нашу, марксистскую программу.
Б.-- А первые четыре конгресса Коминтерна?
А. -- Разумеется, мы их не уступим. Тем более, что сталинцы давно уже отказались от них, уступив их нам. Программу мы будем строить на фундаменте, заложенном первыми четырьмя конгрессами: это безупречный марксистский фундамент, это наш фундамент. Уроки последнего десятилетия на язык марксизма перевела только левая оппозиция. Наша международная предконференция подвела этим урокам итоги в виде 11 пунктов. В этих итогах есть, однако, пробел. Предконференция заседала накануне решающего экзамена, которому история подвергла Коминтерн. Полный и окончательный провал Коминтерна в решениях предконференции не зарегистрирован. Это должна будет сделать конференция. Во всем остальном решения предконференции сохраняют полную силу. Принципиальные документы первых 4-х конгрессов плюс "11 пунктов" левой оппозиции -- таковы основные элементы программы действительного Коммунистического Интернационала.
Б.-- Противники скажут, все же, что мы отказываемся от знамени Ленина?
А. -- Противники это кричат давно, и тем громче, чем больше втаптывают заветы большевизма в грязь. Мы же скажем рабочим всего мира, что берем на себя защиту знамени Маркса и Ленина, продолжение и развитие их дела, в непримиримой борьбе не только с реформистскими предателями, -- это ясно само собой, -- но и с центристскими фальсификаторами большевизма, с узурпаторами ленинского знамени, с организаторами поражений и капитуляций, с развратителями пролетарского авангарда: со сталинцами.
Б.-- А как же быть с ВКП? Как быть с СССР? Не скажут ли противники, что мы считаем дело рабочего государства погибшим и даже готовим вооруженное восстание против советского правительства?
А. -- Конечно, скажут. Они это говорят уже давно. Что другое они могут сказать для оправдания своей подлой расправы над большевиками-ленинцами? Но мы равняемся не по клевете противников, а по реальному ходу классовой борьбы. Октябрьская революция, возглавленная большевистской партией, создала рабочее государство. Большевистской партии сейчас уже нет. Но основное социальное содержание Октябрьской революции еще живо. Бюрократическая диктатура, несмотря на все достигнутые при ней (против нее) технические успехи, чрезвычайно облегчает возможность капиталистической реставрации. Но дело до реставрации, к счастью, не дошло. При благоприятных внутренних и особенно международных условиях, на социальном фундаменте Советского Союза, можно без новой революции возродить здание рабочего государства. Мы долго расчитывали на то, что нам удастся реформировать самое ВКП и, через ее посредство, возродить советский режим. Но нынешняя официальная "партия" гораздо менее похожа на партию, чем два года и даже год тому назад. Съезда партии не было свыше трех лет и о нем никто не говорит. Сталинская клика сейчас снова перекраивает и перестраивает свою "партию", точно дело идет о штрафном баталионе. Чистка и исключения направлялись раньше на то, чтоб дезорганизовать партию, терроризовать ее, лишить возможности думать и действовать; сейчас репрессии имеют своей целью помешать партии возродиться. Между тем, чтоб советское государство не погибло, пролетарская партия необходима. Элементов для нее много, но выделить и объединить их можно только в борьбе со сталинской бюрократией. Говорить сейчас о "реформе" ВКП, значило бы глядеть назад, а не вперед, и успокаивать собственную совесть опустошенными формулами. Большевистскую партию в СССР нужно строить заново.
Б.-- Не есть ли это путь гражданской войны?
А. -- Гражданскую войну сталинская бюрократия вела против левой оппозиции и в тот период, когда мы вполне искренно и убежденно стояли за реформу ВКП. Аресты, ссылки, расстрелы -- что это, как не гражданская война, по крайней мере в зародыше? В борьбе с левой оппозицией сталинская бюрократия являлась орудием контр-революционных сил и тем изолировала себя от масс. Сейчас в порядке дня стоит гражданская война по другой линии: между наступающей контр-революцией и обороняющейся сталинской бюрократией. В борьбе против контр-революции большевики-ленинцы будут, разумеется, левым флангом советского фронта. Боевой блок со сталинцами будет здесь вытекать из всей обстановки. Не нужно только думать, что сталинская бюрократия будет в этой борьбе единодушна. В решительную минуту она расколется, и составные элементы ее окажутся в двух враждебных лагерях.
Б.-- Гражданская война следовательно неизбежна?
А. -- Она идет и сейчас. При сохранении нынешнего курса, она может лишь обостряться. При дальнейшем бессилии Коминтерна, при параличе международного пролетарского авангарда и неизбежном в этих условиях росте мирового фашизма победа контр-революции в СССР была бы неизбежно<й>. Разумеется, большевики-ленинцы будут продолжать свою работу в СССР при всех и всяких условиях. Но спасти рабочее государство можно не иначе, как через посредство мирового революционного движения. Объективные условия для его возрождения и подъема за всю человеческую историю не были так благоприятны, как ныне. Чего не хватает, так это революционной партии. Сталинская клика не может господствовать, не разрушая партию, в СССР, как и во всем мире. Вырваться из заколдованного круга можно, только порвав со сталинской бюрократией. Надо строить партию на свежем месте, под чистым знаменем.
Б. -- Как же революционные партии капиталистических стран смогут воздействовать на сталинскую бюрократию в СССР?
А. -- Весь вопрос в реальной силе. Мы видели, как сталинская бюрократия пресмыкалась перед Гоминданом, перед британскими трэд-юнионистами, видим, как она пресмыкается ныне даже перед мелко-буржуазными пацифистами. Сильные революционные партии, действительно способные к борьбе с империализмом и, следовательно, к защите СССР, заставят сталинскую бюрократию с собой считаться. Гораздо важнее то, что эти организации приобретут огромный авторитет в глазах советских рабочих и тем создадут, наконец, благоприятные условия для возрождения подлинно-большевистской партии. Только на этом пути окажется возможным реформа советского государства, без новой пролетарской революции.
Б.-- Итак: мы отказываемся от лозунга реформы ВКП и строим новую партию, как орудие для реформы Советского Союза?
А. -- Совершенно правильно.
Б. -- По силам ли нам эта грандиозная задача?
А. -- Вопрос неправильно поставлен. Прежде всего надо ясно и мужественно формулировать историческую задачу, а затем собирать силы для ее разрешения. Конечно, мы сегодня еще слабы. Но это вовсе не значит, что история сделает нам скидку. Одним из психологических источников оппортунизма является страх перед большими задачами, т.-е. недоверие к революционным возможностям. Между тем большие задачи не падают с неба: они вырастают из хода классовой борьбы. В тех же самых условиях надо искать сил для разрешения больших задач.
Б.-- Но переоценка собственных сил ведет к авантюризму?
А. -- Правильно. Было бы чистейшим авантюризмом, еслиб мы "провозгласили" нашу нынешнюю организацию Коммунистическим Интернационалом, или еслиб мы, под этим именем, механически объединились с различными другими оппозиционными организациями. Нельзя "провозгласить" новый Интернационал: его предстоит еще только строить. Но можно и должно уже сегодня провозгласить необходимость создания нового Интернационала.
Фердинанд Лассаль, не чуждый ни оппортунизму, ни авантюризму, прекрасно выразил, однако, основное требование революционной политики: всякое большое действие начинается с высказывания того, что есть. Прежде чем практически решать вопросы о том, как строить новый Интернационал, какие применять методы, какие намечать сроки, надо открыто высказывать то, что есть: Коминтерн для революции мертв.
Б.-- На этот счет, по вашему, не может быть больше сомнений?
А. -- Ни тени. Весь ход борьбы с национал-социализмом, развязка этой борьбы и уроки этой развязки -- одинаково свидетельствуют не только о полной революционной несостоятельности Коминтерна, но и об его органической неспособности учиться, исправляться, т.-е. "реформироваться". Германский урок не был бы таким сокрушающим и неоспоримым если-бы он не явился увенчанием десятилетней истории центристских блужданий, гибельных ошибок, все более ужасающих поражений, все более бесплодных жертв и потерь, и рядом с этим -- полного теоретического опустошения, бюрократического перерождения, попугайства, деморализации, обмана масс, непрерывных фальсификаций, изгнания революционеров, подбора чиновников, наемников и прямых лакеев. Нынешний Коминтерн есть дорого стоющий аппарат для обессиливания пролетарского авангарда. Только! Больше он ни на что не способен.
Там, где условия буржуазной демократии открывают известный простор, сталинцы, благодаря аппарату и кассе, симулируют политическую активность. Мюнценберг стал сейчас символической фигурой Коминтерна. А что такое Мюнценберг? Это Устрик на "пролетарской" арене. Ни к чему не обязывающие и пустые лозунги, немножко большевизма, немножко либерализма, газетная биржа, литературные салоны, где дружба с СССР имеет свою таксу, театральная враждебность к реформистам, легко превращающаяся в дружбу с ними (Барбюсс!) и главное, обильная касса, независимая от рабочих масс -- вот что такое мюнценберговщина. Живя политически милостью буржуазной демократии, сталинцы требуют от нее еще в довершение, чтоб она громила большевиков-ленинцев! Можно ли пасть ниже?.. Но как только буржуазия поднимает по серьезному фашистский или просто полицейский кулак, сталинизм поджимает хвост и покорно уходит в небытие. Ничего, ничего, кроме вреда, агонизирующий Коминтерн не может уже дать мировому пролетариату.
Б.-- Что Коминтерн, как центральный аппарат, стал тормазом революционного движения, с этим нельзя не согласиться, как и с тем, что реформа, независимого от масс, аппарата совершенно неосуществима. Но как быть с национальными секциями? Ведь не все они находятся на одинаковой стадии перерождения и упадка?
А. -- После немецкой катастрофы мы видели, как в Австрии и Болгарии ликвидировались сталинские партии без сопротивления масс. Если в одних странах дело обстоит благоприятнее чем в других, то разница все же не очень велика. Но допустим даже, что та или другая секция Коминтерна окажется завоеванной левой оппозицией: на другой день после этого, если не накануне, она будет исключена из Коминтерна и должна будет искать для себя нового Интернационала (нечто подобное произошло в Чили). Такого рода случаи имели место и при возникновении 3-го Интернационала: так, французская социал-демократическая партия официально превратилась в коммунистическую. Но это не меняло общего направления нашей политики в отношении 2-го Интернационала.
Б. -- Не думаете ли вы, что тысячи сочувствующих нам "сталинцев" отшатнутся в испуге, когда узнают, что мы окончательно рвем с Коминтерном?
А. -- Возможно. Даже вполне вероятно. Но тем решительнее они примкнут к нам на ближайшем этапе. Не надо забывать, с другой стороны, что в каждой стране имеются тысячи революционеров, покинувших официальную партию, или исключенных из нее, и не примкнувших к нам главным образом потому, что мы, в их глазах, только фракция той самой партии, в которой они разочаровались. Еще большее число рабочих отрывается уже сегодня от реформизма и ищет революционного руководства. Наконец, в обстановке гниения социал-демократии и крушения сталинизма, поднимается молодое поколение рабочих, которому нужно незапятнанное знамя. Большевики-ленинцы могут и должны образовать ось для кристаллизации всех этих многочисленных элементов. Тогда все живое в сталинском "Интернационале" стряхнет с себя последние сомнения и примкнет к нам.
Б. -- Не опасаетесь ли вы, что новая ориентация встретит противодействие в нашей собственной среде?
А. -- На первых порах это совершенно неизбежно. Во многих странах левая оппозиция всей своей работой связана главным образом, если не исключительно, с официальной партией, мало проникала в профессиональные союзы и почти совершенно не интересовалась в том, что происходит внутри социал-демократии. Узкому пропагандизму пора положить конец! Повороту должна будет предшествовать широкая и серьезная дискуссия. Нужно, чтоб каждый член нашей организации продумал проблему до конца. События помогут: каждый день будет приносить неопровержимые доводы за необходимость нового Интернационала. Я не сомневаюсь, что дружно и решительно проведенный поворот откроет перед нами большую историческую перспективу.
Г. Г.
20-го июля 1933 г.Единый фронт с Гжезинским.
В "Юманите" от 19 сентября помещена фотография, изображающая Гжезинского бывшего социал-демократического префекта полиции в Берлине, в качестве свидетеля перед лондонским контр-судом по делу поджога рейхстага. Печатая фотографию, бедные редакторы "Юманите" не задумываются, разумеется, над ее смыслом. Иначе им пришлось бы выйти со стыдом в отставку, признав, что они не имеют никакого права руководить рабочей газетой.
Лондонский контр-суд, пытающийся установить правду о поджоге рейхстага, есть акт политической борьбы против фашизма. Судьи, свидетели и эксперты являются в этот суд не по принуждению, а для осуществления определенной политической цели: борьбы с бандой Гитлера. Гжезинский ненавидит коммунизм, и он это доказал делом, расстреляв в свое время коммунистических рабочих. Однако, тот же Гжезинский добровольно явился в лондонский контр-суд, чтобы дать показание в пользу коммунистов Торглера, Димитрова и других -- против фашистов Геринга и К-о. Печатая отчет о лондонском контр-суде, и в частности фотографический снимок свидетеля Гжезинского, "Юманите" участвует в едином фронте с Гжезинским против Геринга. Неужели это не понятно.
Свыше двух лет тому назад мы писали, что в борьбе против Гитлера мы готовы заключить единый фронт не только с чертом и его бабушкой, но даже с самим Гжезинским. Несчастные редактора "Юманите" и "Тетрадей Большевизма" пролили тогда немало чернил, чтоб доказать нашу полную принадлежность к социал-фашизму. Поистине судьба немилостива к этим людям! Гжезинский мог своевременно помереть или даже перебежать к фашистам и тем хоть немного облегчить участь злосчастных редакторов "Юманите". Но Гжезинский выжил, эмигрировал, выступил на суде в пользу подсудимых коммунистов и вынудил тем "Юманите" напечатать свою фотографию в качестве союзника по единому фронту.
Лондонский контр-процесс, как ни скромно его политическое значение, является несомненно полезным делом. Но может быть читатели "Юманите" догадаются -- на редакторов надежды нет, -- что единый фронт с социал-демократией надо было начать не после, а до победы Гитлера, не тогда, когда коммунисты и социал-демократы разгромлены и Торглер сидит в тюрьме, а когда открывалась еще полная возможность победы над Гитлером.
Если б вожди Коминтерна знали первые буквы коммунистической азбуки и не повторяли бы покорно идиотской формулы о социал-демократии и фашизме, как "близнецах", в тюрьме сидел бы не Торглер, а Геринг и сам Гитлер. Более того, очень вероятно, что к ним успел бы к сегодняшнему дню присоединиться и сам Гжезинский, ибо его вынужденное участие в борьбе против фашизма не могло бы его освободить, в конце концов, от ответственности перед пролетарским судом за убийство берлинских рабочих. Не придется ли и редакторам "Юманите" предстать когда-нибудь пред пролетарским судом за систематическое затемнение сознания рабочих. Надеяться на оправдание они могут лишь на основании формулы: "не ведали, что творят".
Л. Т. Орган финансового капитала о "троцкизме".
"Тан" от 13 августа печатает телеграмму своего московского корреспондента, которую мы рекомендуем вниманию каждого мыслящего коммуниста. Телеграмма кажется прямо-таки написанной в канцелярии Сталина: Троцкий "ни в каком случае не вернется в Советский Союз"; "Троцкий никогда не был другом крестьян"; никакое примирение невозможно между политикой перманентной революции Троцкого и политикойи построения социализма в отдельной стране". Все это сообщается, разумеется, не для запугивания, а наоборот, для успокоения общественного мнения французской буржуазии.
В официальных коммунистических газетах Запада Сталин приказывает печатать для одурачивания иностранных рабочих, что Троцкий является союзником, опорой и надеждой мировой буржуазии. Но корреспондент "Тан" старательно заверяет французскую буржуазию в том, что у Троцкого "нет ни программы, ни сторонников, и его имя не порождает больше никакого отголоска в русских массах". Другими словами, орган финансового капитала не только не стремится преувеличить влияние своего мнимого "союзника", а наоборот, успокаивает французскую буржуазию заверениями в полной и окончательной победе национального социализма над перманентной революцией. Политический смысл телеграммы "Тан" становится особенно полновесным в связи с поездкой Эррио в СССР и вообще с политикой сближения между буржуазной Францией и сталинской бюрократией.
Самое, однако, замечательное в телеграмме -- это ее заключение: "нас заверяют из совершенно компетентного источника, что даже в случае, если бы он (Троцкий) подписал, как сделали Каменев и Зиновьев, покаянное письмои было бы невозможно дать ему разрешение вернуться в Советский Союз". Для каждого политически грамотного человека это значит: Сталин ("совершенно авторитетный источник") дает формальное обязательство агенту французского финансового капитала не допускать Троцкого в СССР, "даже еслиб он подписал покаянное письмо". "Впрочем, прибавляет вскользь корреспондент, отнюдь не в характере Троцкого подписывать такие письма". "Тан" осторожно обходит противоречие: если у Троцкого нет ни программы, ни сторонников, если он чужд массам, то почему же "невозможно было бы дать ему право возвращения в Советский Союз", даже в случае его покаяния. Опытный корреспондент, соблюдая политическую дисциплину, не задавал щекотливых вопросов своему "авторитетному источнику". С него на этот раз достаточно категорическое обязательство Сталина: пусть французская биржа не боится сближения с Москвой: "Троцкий ни в каком случае не будет допущен в СССР. Вчера Сталин клялся в этом Гитлеру, сегодня, "Тан".
Еще раз: пусть сталинцы поразмыслят над этим замечательным политическим документом. Это не болтовня желтой уличной прессы. Не даром Жорес некогда сказал: "Тан" -- это буржуазия, ставшая газетой".
Сталин успокаивает Гитлера.
Официальное советское агентство ТАСС опровергло две-три недели тому назад слух о том, что Троцкий возвращается в СССР. Торжественный и категорический тон этого опровержения заставлял думать, что Кремль преследует какую-то значительную политическую цель. Какую именно? Во всяком случае не в области внутренней политики, так как опровержение внутри СССР опубликовано не было, как и те газетные слухи, против которых оно было направлено. Опровержение было предназначено полностью и целиком для внешнего употребления.
Смысл опровержения станет достаточно ясным, если вспомним, что около 2-х лет тому назад тов. Троцкий писал о необходимости готовить Красную армию к борьбе против национал-социализма. Статья эта, совершенно замолчанная в СССР, встретила в свое время большой отголосок в национал-социалистической печати. Мы знаем, с каким демонстративным дружелюбием сталинская бюрократия встретила пришествие Гитлера к власти. "Известия" писали: "Общественное мнение Советского Союза никогда не обсуждало планов, направленных против нынешнего течения в Германии". Эти слова означали не что иное, как демонстративное отмежевание от Троцкого. Можно ли сомневаться, что статья "Известий" была написана после соответственного дипломатического запроса из Берлина и имела задачей убедить Гитлера, что в Москве неуклонно придерживаются доктрины социализма в отдельной стране.
В те дни, когда ТАСС опубликовал для заграницы новое категорическое заявление о том, что Троцкий "не вернется" в СССР, берлинская газета "Фоссише Цайтунг" официально обратилась через своего константинопольского корреспондента к тов. Троцкому с запросом, действительно ли он возвращается в Россию. Самый факт запроса, представляется неожиданным и в то же время знаменательным, особенно, если принять во внимание, что "Фоссише Цайтунг" находится теперь полностью в руках наци. Гитлер приказал попросту бывшей либеральной газете через своего бывшего либерального корреспондента проверить газетный слух о предстоящем возвращении Троцкого в Москву и о соответственной перемене внешней политики советов.
Мы видим, таким образом, что Гитлер и Сталин играли в этом вопросе в четыре руки. Первоначально можно было думать, что слух о возвращении тов. Троцкого возник случайно, как многие газетные слухи. Но сопоставляя задним числом все этапы вопроса, не трудно сделать предположение, что самый слух был пущен берлинским министерством "пропаганды", чтобы вынудить Сталина к унизительным опровержениям и заверениям. Цель эта, во всяком случае, оказалась достигнута.
"Юманите", которая, подобно всей западной сталинской печати, не упускает ни одного случая, чтоб не осрамиться, разразилась по поводу опровержения ТАСС грубой выходкой по адресу тов. Троцкого, обвиняя его в том, будто сам он пустил -- с какой целью? -- слух о своем возвращении в СССР. Так эти несчастные бюрократические слепцы на каждом шагу служат орудием чужих целей, и, под предлогом служения революции, компрометируют и ослабляют ее.
Н. Н.
Самоубийство Скрыпника.
Самоубийство одного из виднейших сталинцев, одного из вождей Советской Украины, является крупным фактом в хронике сталинской бюрократии. Скрыпник -- старый большевик, с серьезным революционным прошлым, активный участник Октябрьского переворота, в качестве председателя объединения петроградских фабрично-заводских комитетов 1917 года. В отличие от многих "старых большевиков", особенно нынешних украинских вождей, Скрыпник проявлял всегда интерес к мировому рабочему движению и представлял украинскую компартию в Коминтерне. Но в основном он шел в общей бюрократической упряжке, принимал участие в травле Раковского, к которому относился лично с большим уважанием, усердно боролся против "троцкизма", прославлял "вождя" и, за исключением отдельных чисто эпизодических выступлений, ни в чем решительно не проявлял политической самостоятельности. И вот неожиданно оказалось, что Скрыпник вел в корне ложную политику, покровительствовал буржуазному национализму и покрывал украинскую контр-революцию. Посланный, в качестве обер-комиссара, на Украину секретарь ЦК Постышев открыл против Скрыпника травлю, которая не могла не поразить украинцев своей неожиданностью и грубостью тона.
Что Скрыпник вел неправильную политику, мы не сомневаемся: в национальной области меньше, чем в какой-либо другой, можно вести правильную политику при помощи одной лишь бюрократии, при задушенной партии и связанном пролетариате. Но "ошибки" Скрыпника должны были зайти очень далеко, если понадобилась такая травля, которая довела старого революционера до самоубийства. Сам собою встает вопрос: где же было все это время украинское политбюро, неизменным членом которого Скрыпник состоял? Каким образом в монолитной партии, непрерывно очищаемой от уклонов, в обстановке постоянных успехов и победоносной ликвидации классов, член политбюро, внезапно для политбюро в целом, без малейшего отпора со стороны партии и печати, в течение ряда лет насаждал буржуазный национализм и связанную с ним контр-революцию? И каким образом обнаружение этого немаловажного факта присланным из Москвы ревизором обрушилось на партию, как гром из ясного неба? Ведь еще только в прошлом году 60-летие Скрыпника торжественно чествовали, как праздник всей партии!
С другой стороны, представляется загадочным, почему для борьбы с буржуазным национализмом сталинскому штабу понадобилось принести в жертву Скрыпника, который ничему не сопротивлялся и заранее готов был проводить продиктованную сверху политику. Бюрократия "своих", вообще говоря, не карает за ошибки, даже за самые тяжкие, если она не вынуждена к этому какими-нибудь побочными, но для нее лично очень важными обстоятельствами. Так, Андреев нисколько не пострадал ни за свою гибельную коллективизацию Северного Кавказа ни за расстройство железнодорожного транспорта. Между тем, Ярославский, довольно жестоко пострадал за то, что в его "Историю" проскользнуло несколько фактов, правда, правильных (в виде исключения), но наносящих ущерб догмату непогрешимости.
Мы позволяем себе выразить уверенность в том, что ошибки Скрыпника были раскрыты не ради их самих, а попутно, для того, чтобы покарать Скрыпника за какое-то другое, гораздо менее принципиальное, но более острое преступление. Так, например, если Скрыпник встал в оппозицию к Постышеву, который прибыл на Украину, чтоб переложить ответственность за последствия сталинской аграрной политики на местных "исполнителей", этого было бы более, чем достаточно для того, чтобы "проанализировать" сверху всю деятельность Скрыпника и открыть в нем то, что можно найти в деятельности каждого другого ответственного работника: бюрократизм, оппортунизм, покровительство контр-революции.
Как бы ни обстояло, однако, дело за кулисами, политически Скрыпник пал жертвою той системы, которую он помогал насаждать. И то обстоятельство, что сталинская система нуждается в такого рода жертвоприношениях, показывает, какими острыми противоречиями она раздирается даже на самой верхушке. Внезапное приобщение Зиновьева -- Каменева к свету истины, как и столь же внезапное ввержение Скрыпника во тьму заблуждений одинаково раскрывают ту ложь, которая разъедает безответственную бюрократическую диктатуру.
А.
Из СССР
Условия работы и жизни рабочего
Из письма
Москва, сентябрь.
Чернорабочий, уборщица зарабатывают 60 рубл. в месяц. Рабочий у машины минимум 80 рубл., в среднем 120 рубл. Лишь самая верхушка рабочего класса (например, слесаря-инструментальщики) зарабатывают 250 рублей.
иРасценки производит Т.Н.Б. Дело начинается с того, что рабочие эти расценки оспаривают. Перед Т.Н.Б. стоит очередь, а там идет долгая упорная торговля и споры. Иногда это продолжается часами, поглощая не малый процент рабочего времени. Получив окончательную расценку рабочий идет к станку. Здесь у него полный нехваток вспомогательных инструментов: ключей, отвертки, масленки и пр. Он рыщет в поисках за ними по цеху, обычно не находит и потеряв еще время приступает к работе, как может, т.-е. в крайне тяжелых условиях, без самого необходимого. Например, у бормашины нужно переменить патрон, у рабочего же даже нет клина. Он находит на полу кусок железа и бьет им по патрону; от этого из строя выходят подшипники. У нас почти нет бормашин, могущих делать круглые дыры или вообще дыры по размеру. Отсюда брак, скверное качество.
В поисках масленки бегает полцеха. Счастливец, имеющий масленку прячет ее, чтоб иметь самому. То же с ключем, отверткой. Рабочий мучается, кровью потеет, а брака уменьшить не может. Несмотря на все его старания -- производит брак. Отсутствие вспомогательных инструментов и спешка (из за массы непроизводительно потерянного -- в поисках -- времени) две из важных причин этого положения.
Размеры брака дали бюрократам повод к применению системы штрафов. Потери материала вычитываются из зарплаты. Вместо помощи инструментом, бюрократ жмет рабочего штрафом, загоняя его в еще большие трудности. Нередко, при помощи системы штрафов рабочий получает 7-15-30 рублей зарплаты за две недели! Каковы настроения этого рабочего, пояснять нет надобности.
иВесь день рабочий говорит о плохой еде или об ее отсутствии. Мыслями о питании целиком занята его голова. Распределители дают очень мало: летом давали -- на лучших московских заводах, на средних, не говоря о провинции вообще ничего нет -- 400 гр. масла в месяц; иногда 400 гр. сахара (или конфет). На рабочий заработок же на рынке много не купишь.
В заводской столовой раз в день рабочий получает обед. Опять таки лишь на крупных или важных заводах; на других же фабриках вместо обеда часто дают кусок хлеба с яблоком или с сушенной рыбой.
Но и там, где дают обеды -- они плохи, совершенно без жиров. Из столовой рабочий возвращается голодным или полуголодным. Если обедают в несколько смен, то вторая смена перед тем, как идти в столовую узнает "что дают". И если обед совсем плох, часто более половины рабочих не идет в столовую, предпочитая оставаться голодными, но сохранить деньги, чтоб купить чего-нибудь на вольном рынке.
А тут же огромное неравенство. В столовой администрации хорошие обеды; каждый день мясо, но рабочему туда и не сунуться.
иПартийная и всякая общественная жизнь мертвы. Все молчат. После докладов на собраниях гробовое молчание. Многократные и настойчивые приглашения председателя не дают никакого действия. Тогда председатель, в порядке борьбы с "заговором молчания" выпускает заранее назначенного оратора. На этом дело обычно и кончается. С обще-заводских собраний все бегут и это несмотря на то, что завком обещает, что собрание будет длиться не более 10 минут. С 5 часов до 5 ч. 10 мини
иииии Х.
Письмо с Шарикоподшипника.
Конец сентября.
иНаш завод показывается, как вы знаете, всем экскурсиям, в том числе и иностранным. Причины не только в том, что это гигант с 17.000 рабочими и самый большой в мире завод по производству шарико- и ролико-подшипников, оборудованный новейшими, очень дорогими машинами, но и в том, что объект производства сравнительно прост; дефектов и брака не видно. Завод построен по итальянскому проекту РИФ. О том, что на заводе не благополучно свидетельствует уже тот факт, что по контракту с итальянской фирмой она должна была около 3 месяцев тому назад получить, кажется, 2 миллиона золотых рублей (за техническую консультацию и помощь), между тем Наркомтяжпром платить отказался, так как производительность завода совершенно не соответствует намеченным проектам. Итальянцы потребовали реорганизации завода и поставили своих инженеров на всех важных участках; причем инженеры эти свободны от бюрократического контроля; даже администрация им подчинена. В печати об этом факте упоминали почти, как о победе; о причинах же этой реорганизации, конечно, умолчали.
По количественным показателям завод не выполняет плана и на половину. Например, вместо 100 типов подшипников, до недавнего времени производилось лишь 12-15 типов. Вопроса о качественных показателях коснусь подробнее, ибо положение на Шарикоподшипнике характерно для всей нашей индустрии. Завод дает продукцию уже больше года (главным образом для тракторных заводов, теперь и для нижегородского автомобильного), после окончания первой очереди строительства. Одна из важнейших отраслей завода это техническая сортировка шариков и роликов. Для того же типа шарика разница допускается не больше, чем в 3-4 микрона; иначе работали бы лишь большие шарики, принимая на себя всю нагрузку и деформируясь от этого; подшипник портится и трактор идет в ремонт. Таким образом техническая сортировка имеет решающую роль для производства здоровых подшипников. Между тем Шарикоподшипник производит скверную продукцию из-за никуда негодной постановки сортировки. В отделении механического контроля такая грязь, пыль, масла повсюду, что и разницу в 1/100 нельзя уловить не то, что микроны. До сих пор работают штукатуры, электротехники: строят и переделывают и снова переделывают. И вот такую мелочь -- грязь -- бюрократы не замечают. "Раз все нужные машины есть, значит все должно быть в порядке". Например, сортировка роликов идет механически; ролик определенного диаметра должен падать в соответственные ящики. Из-за той же грязи один и тот же ролик при повторных опытах никогда не падает в тот же ящик; всегда в разные (в зависимости от количества грязи и пр.). На этой сортировке работают девушки без какой бы то ни было квалификации -- за 80 рублей в месяц!
Смазка машин идет из бутылок или банок (нет масленок): масло течет повсюду только не в для него предназначенное отверстие.
Место для постройки Шарикоподшипника выбрано крайне неудачно, несмотря на протесты и указания некоторых серьезных спецов. Рядом находится химический завод; соляные пары настолько насыщают воздух кругом, что части подшипников ржавеют на складе до того, как их успеют отгрузить. Ржавеют машины; дана инструкция смазывать их усиленно -- от этого увеличивается грязь.
Особенно ржавеют кольца. Пришлось даже создать специальное отделение для полировки -- от ржавчины -- колец, с 20-ю работницами.
Неквалифицированные рабочие подавляющее большинство. От неумения обращаться с машинами они очень часто в ремонте. В результате всего этого продукция настолько плоха, что, например, харьковский тракторный завод отказался принять большую партию шарикоподшипников. Х.Т.З. этим ликвидировал одну (из десятков) причину плохого качества тракторов, но не ликвидировал других причин.
В работе всегда спешка, бессмысленная, вредная лишь бы "выполнить" в срок план, а как он выполнен никому нет никакого дела.
В шлифовальном отделе для скорости "упростили" постройку системы канализации, а теперь -- через год -- от этого "упрощения" весь завод загрязнен и засорен, а трубы так забиты грязью, что нужно из них воза грязи ежедневно вывозить.
Секретарь ячейки бегает по "треугольнику": завод -- Райком -- секретариат Кагановича; ему всегда "некогда". За ним можно безуспешно бегать неделю, две: он "очень занят" и даже, когда находится на заводе то не у себя в кабинете, а прячется -- от вопросов, жалоб и вообще посещений рабочих.
О том, какая царит бесплановость и бесхозяйственность свидетельствует и такой пример. В декабре Наркомтяжпром выпустил циркуляр по подготовке заводов к производству запасных тракторных частей. Циркуляр пошел "под сукно". В январе вышел повторный циркуляр. Ни откуда нет ответов, а в феврале план по запасным частям должен был быть уже выполнен. Наркомтяжпром -- через ГПУ -- взял директоров за воротники, им пригрозили репрессиями, судами и пр. У нас на Шарикоподшипнике машины оказались подходящие для производства клапанов. В невероятной спешке началась перестройка. Мы прекратили наше основное производство и перешли к производству клапанов. Все разработанные и присланные нам планы не подошли по той простой причине, что они исходили из машин специально предназначенных для производства клапанов, у нас же были совсем другие машины. В этот период Шарикоподшипник был совершенно дезорганизован. Клапаны производились с 50% брака. К концу февраля план был все же "выполнен" ("на 104%"). Красная доска, награды. 10.000 рублей наградных роздано было среди спецов, в том числе и тех, которые выработали негодные планы перестройкии А то, что все 800.000 произведенных нами клапанов никуда не годятся -- это ничего. Клапаны эти такого качества, что трактор снабженный ими теряет около 40% своей мощности.
Без нагрузки он двигается легко, а тащить за собой машину не в состоянии. Зато Шарикоподшипник "выполнил план на 104%".
Это положение характеризует всю промышленность. Качество всюду из рук вон плохое. То же в станкостроении. На заводах, оборудованных советскими станками, 50% их постоянно стоит в ремонте. Вообще все заводы стараются уклониться от станков советского производства; рабочие тожеи
"Правда" свидетельствует об активности большевиков-ленинцев!
Ниже мы даем, в хронологическом порядке, несколько выдержек из московской "Правды".
Сталинцы, которые изо всех сил старались замолчать существование большевиков-ленинцев вынуждены снова заговорить. Вынуждены, ибо "уничтоженный троцкизм" не только жив и работает, но и растет и усиливается. Этот факт сам по себе не нов. Важно, официальное свидетельство сталинцев. Но, что еще гораздо важнее -- это испуганные крики "Правды" о "потере бдительности" в контрольных комиссиях по отношению к "троцкистам". Нам сообщается, что даже руководители контрольных комиссий, назначение которых охранять власть сталинской клики, "защищают троцкистов", "зная об их контрреволюционной активности не принимают никаких мер"; более того "Правда" заявляет, что "троцкисты нашли себе приют (!) не где либо, а в партийных и советских органах и в частности в органах КК -- РКИ"!!
Поистине, нельзя не дооценить этого факта. Он показывает, хотя и в кривом сталинском зеркале, что дальнейшее разложение и дифференциация сталинского аппарата идет полным ходом.
О троцкистске Заславской и ее ходатаях
"Киев, 14 июля. (Спец. корр. "Правды"). Бюро Киевского обкома и президиум областной КК принято решение, в котором отмечается "наличие в киевской парторганизации фактов притупления бдительности, что приводит к нарушению правильных взаимоотношений между членами партии, нарушает принципы большевистской критики и мешает вскрытию ошибок и неправильных действий членов партии, чем наносится партии огромный вред а иногда дается возможность пролезшим в партию врагам -- троцкистам, правым оппортунистам и националистам безнаказанно проводить свою вредную работу".
Поводом для принятия этого решения послужило то, что партколлегия киевской городской контрольной комиссии несколько раз брала под защиту бывшую активную троцкистку Заславскую, продолжавшую заниматься контрреволюционной троцкистской работой до последних дней.
Заславская -- директор киевской фабрики "Красный резинщик". Несмотря на то, что Заславская в 1927 году получила в харьковской парторганизации выговор за троцкистскую деятельность, она была по рекомендации секретаря партколлегии киевской городской КК тов. Рыбак введена в состав горкома.
Когда ячейка фабрики "Красный резинщик" и, в частности, член партии тов. Жуков вскрыли, что Заславская продолжает заниматься контрреволюционной троцкистской деятельностью, и обратились в партколлегию городской КК с заявлением, партколлегия во главе с тов. Рыбак обрушилась на товарищей, подавших заявление (тов. Жукову был объявлен строгий выговор), а в отношении Заславской партколлегия ограничилась тем, что поставила ей "на вид".
Вопрос о Заславской разбирался вторично на партколлегии городской КК, но опять тов. Рыбак стала на защиту Заславской, и только после вмешательства председателя областной КК тов. Макарова Заславская была президиумом областной КК исключена из партии. Это решение было затем подтверждено ЦКК КП(б)У.
Тов. Рыбак однако и после этого продолжает активно защищать Заславскую, добиваясь восстановления ее в партии. Она организует собирание подписей под заявлением о восстановлении Заславской в партии. Тов. Рыбак помогала в этом антипартийном деле секретарь партколлегии областной КК тов. Народецкая, которая тоже знала, что Заславская -- троцкистка и ведет контрреволюционную работу.
Допустил грубую политическую ошибку и председатель городской КК тов. Карасевич. Хотя он на заседании партколлегии городской КК голосовал за исключение Заславской из партии, но когда его предложение не прошло, он не принял никаких мер к отмене неправильного решения в президиуме городской КК и в горкоме.
Бюро обкома и президиум областной КК в связи с этим сняли с работы секретаря партколлегии городской КК тов. Рыбак, объявив ей выговор, и вывели ее из состава городской КК. Решено укрепить состав партколлегии городской КК. Отозвана с работы секретарь партколлегии областной КК тов. Народецкая. Указано на грубую ошибку председателю городской КК тов. Карасевич"и
("Правда", 16 июля).
Председатель уральской комиссии по чистке, Ройзенман пишет:
"В отдельных районах в связи с чисткой активизируются враждебные партии элементы, прежде всего осколки разбитых партией контрреволюционных троцкистов и правой оппозиции. Контрреволюционная клевета на партию в брошюре "Важнейшие решения съезда партии", выпущенной парткомом Уралмашзавода, автором которой является коммунист Губин, безнаказанное выступление троцкиста Логинова в ячейке Уралпромсоюза, двурушническая работа секретаря ячейки фабрики "Одежда" Федосимовой и т. п. говоря о том, что не все партийные организации и коммунисты оказались бдительными".
("Правда", 16 июля 1933).
Троцкисты в Одессе
Одесская комиссия по чистке партии установила, что в отделении Госбанка, во время чистки заместителя директора Янковского, бывшего активного троцкиста, имели место троцкистские вылазки против партии со стороны группы троцкистов, прятавших свое настоящее лицои
Такая организованная под<д>ержка Янковского, этого контрреволюционера с партбилетом в кармане могла произойти только из-за примиренчества в отношении троцкизма со стороны бюро ячейки и других коммунистови
Ячейка не дала никакого отпора троцкисту. Выступление секретаря ячейки (и одного ее члена) против троцкистов не встретило никакой поддержки ни со стороны бюро, ни со стороны всей ячейкии
Шпаргалка
"иВ последнее время в некоторых ячейках среди отдельных членов партии стали распространяться антипартийные, никем не подписанные "конспекты" и "вопросы и ответы" из истории большевизма, Коминтерна и по решениям январьского пленума, которые раздавались отдельным членам партии для "теоретической" подготовки главным образом к чистке партии. Такие документы обнаружены в ячейках Сахаротреста, транспортного, химико-технологического институтов, вечернего машиностроительного института. Во всех этих документах есть извращения основных вопросов истории, программы, политики и стратегии партии, а в отдельных вопросах -- прямые троцкистские толкованияи".
Приведенные строки взяты целиком из решения секретариата киевского городского комитета партии, принятого 28 июня и опубликованного в киевской "Пролетарской Правде" 3 июля.
В решении объявлены выговоры секретарям партячеек тех организаций, где обнаружены "конспекты"; один составитель шпаргалок, Каневский, исключен из партии, другой, Вязников, получил строгий выговор и снят с партработы, дело о третьем авторе анонимных шпаргалок, Харитонове, передано в областную комиссию по чистке.
Как могло случиться, что в течение двух месяцев бесконтрольно распространялись и ходили по рукам коммунистов под видом учебных конспектов вредные враждебные ленинизму, шпаргалки?..
Решение городского комитета партии и статья т.т. Брагинского и Шмайонек отвечают на вопрос так: объяснить это можно "только потерей партийного чутья", "потерей большевистской бдительности", "непониманием членами партии, пользовавшимися этими документами, значения борьбы за поднятие своего идейно-политического уровня и непониманием самой чисткии".
Достаточен ли этот ответ? Безусловно нет. Когда два месяца ходят по рукам в крупнейших ячейках города анонимные троцкистские шпаргалки, это говорит не только о потере партийного чутья и большевистской бдительности теми, кто непосредственно пользовался ими, но и о потере бдительности и об отрыве от ячеек тех руководящих партийных организаций, под носом у которых это происходило".
("Правда", 19 июля).
В Артемовске притуплена классовая бдительность
7 месяцев существовала контрреволюционная троцкистская группа
Сталино, 12 августа. (Корр. "Правды"). В Артемовске в тресте Доноблплодоовощ раскрыта контрреволюционная троцкистская группа в которой активную роль играл председатель треста Гинзбург, член партии с 1926 года, бывший эсер (с 1909 до 1920 г.г.). Группа на протяжении 7 месяцев вела тайно систематическую контрреволюционную работу вместе с антисоветскими элементами, бывшими помещиками, купцами и т. д. Гинзбург, используя свое положение руководителя треста, обманывал партию, оказывая активную поддержку троцкистам, в свое время исключенным из партии, подбирая себе соответствующие кадры работников, преследуя активных и честных коммунистов, оказывая за счет средств треста денежную помощь врагам партии и советской власти.
Артемовские горпартком и контрольная комиссия проявили недопустимую политическую слепоту, которая тем более непростительна, что на территории Артемовского района вскрывается уже вторая троцкистская группа (первая была вскрыта на Артемовском солеруднике). Установлено, что председатель артемовской контрольной комиссии Селезнев знал, что Гинзбург оказывал материальную помощь троцкистам (Пташному) однако не принял никаких мер.
Донецкий обком и президиум областной контрольной комиссии вынесли решение, в котором, отмечая притупление классовой бдительности со стороны артемовской парторганизации, ее руководящих органов, не сделавших всех необходимых выводов, вытекающих из дела контрреволюционных троцкистских групп в тресте солерудника, объявили артемовским горпарткому и президиуму контрольной комиссии выговор. Председатель контрольной комиссии Селезнев с работы снят, дело о нем передано в партколлегию областной контрольной комиссии. Предложено срочно провести чистку системы Донобплодоовоща от классово-чуждых элементов.
Обком и обл. КК отмечают, что конспиративная троцкистская работа в двух важнейших организациях в Артемовском районе является показателем притупления классовой бдительности со стороны отдельных парторганизаций, деляческого, обывательского отношения отдельных коммунистов к деятельности контрреволюционных элементов".
("Правда", 13 августа).
* * *
"иИменно во время чистки стали больше о себе давать знать осколки бывших оппозиционных групп. В ряде мест -- на Урале, в Киеве, Артемовске, Иркутске -- зашевелились контрреволюционные троцкистские и правооппортунистические элементы, которые нашли себе приют не где либо, а в партийных и советских органах и в частности в органах КК РКИ. Трибуну чистки они кое-где (в Челябинске, например) используют для нападок на генеральную линию партии".
(Передовая "Правды" от 20 августа).
Фонтамара.
Fontamara. Roman. I. Silone. Zurich 1933.
Замечательная книга! С первой строки до последней она направлена против фашистского режима в Италии, его лжи, насилий и гнусностей. "Фонтамара" есть книга страстной политической пропаганды. Но революционная страсть поднимается здесь на такую высоту, что пораждает подлинно художественное произведение. "Фонтамара" есть всего-навсего бедное и заброшенное село на юге Италии. На протяжении двухсот страниц книги это имя становится символом всей итальянской деревни, ее нищеты, ее отчаяния, но и ее возмущения.
Силоне прекрасно знает итальянское крестьянство: 20 первых лет своей жизни автор, по собственным словам, провел в "Фонтамаре". Прикрашивание и слащавость чужды ему. Он умеет видеть жизнь, как она есть обобщить виденное при помощи марксистского метода, и затем воплотить свои обобщения в художественные образы. Рассказ ведется от лица самих крестьян, кафони, бедняков. Несмотря на исключительную трудность такой манеры, автор справляется с ней как настоящий мастер. Есть главы потрясающей силы!
Вышла ли эта книга в Советском Союзе. Обратили ли на нее внимание издательства Коминтерна. Книга заслуживает распространения в миллионах экземпляров. Но каково бы ни было отношение официальной бюрократии к произведениям подлинной революционной литературы, "Фонтамара" -- мы уверены -- проложит себе дорогу в массы. Содействовать распространению книги -- долг каждого революционера.
Л. Троцкий.
Пароход "Болгария"
19 июля 1933 г.Лозовский -- стратег пролетарской революции
В ноябре 1917 года на верхах большевистской партии шла жестокая борьба по вопросу о коалиции с соглашателями, о составе советского правительства и об общем направлении его политики. Лозовский, примкнувший незадолго перед тем к партии, подал 5 ноября 1917 года "Заявление" в большевистскую фракцию ЦИК'а. По поводу отказа большевистского ЦК капитулировать перед мелко-буржуазной демократией, несмотря на одержанную пролетариатом победу, Лозовский писал:
"Я не считаю возможным во имя партийной дисциплины молчать, когда я сознаю, когда я чувствую всеми фибрами моей души (!!), что тактика ЦК ведет к изоляции авангарда пролетариата, к гражданской войне внутри рабочего народа и к поражению великой революции".
Большевистский ЦК соглашался включить в правительство меньшевиков и эсеров в той пропорции, в которой они находились на съезде советов. Но они, будучи ничтожным меньшинством, требовали для себя большинства в правительстве. Лозовский писал по этому поводу:
"Я не могу во имя партийной дисциплины молчать, когда марксисты, рассудку вопреки и наперекор стихиям, не хотят считаться с объективными условиями, повелительно диктующими нам, под угрозой краха, соглашение со всеми социалистическими партиями".
Соглашатели требовали устранения из советского правительства Ленина и Троцкого, "как непосредственных виновников Октябрьского переворота". ЦК большевиков решительно отклонил это условие. Лозовский писал на этот счет:
"Я не могу во имя партийной дисциплины предаваться культу личности и ставить политическое соглашение со всеми социалистическими партиями, закрепляющими наши основные требования, в зависимость от пребывания того или иного лица в министерстве и затягивать из-за этого хотя бы на одну минуту кровопролитие".
В заключение Лозовский требовал:
"созвать в ближайшее время партийный съезд для решения следующего вопроса: останется ли РСДРП большевиков марксистской партией рабочего класса или она окончательно вступит на путь, ничего общего с революционным марксизмом не имеющий?".
Не встретив надлежащего отклика, Лозовский на полтора-два года покинул партию. Теперь он, опираясь на Кляузевица, разрабатывает теорию "стачки, как боя". Эта задача как раз ему по плечу!