Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 17-18
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30;31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 17--18 Novembe-Decembre - 1930 - Ноябрь - декабрь № 17--18
Содержание
Успехи социализма и опасности авантюризма.
Заявление тов. Раковского и др.
Х. Раковский, Н. Муралов и др. Обращение оппозиции большевиков-ленинцев в ЦК, ЦКК ВКП(б) и ко всем членам ВКП(б).
Гибель тов. Бориса Зелиниченко в сталинской ссылке.
Новая жертва Сталина. Товарищ Котэ Цинцадзе при смерти.
Чему учит процесс вредителей?
Что дальше? (К кампании против правых).
Блок левых и правых.
Борьба против войны не терпит иллюзий.
Отступление в беспорядке. Мануильский о "демократической диктатуре".Л. Троцкий. - О термидорианстве и бонапартизме.
Альфа. Заметки журналиста. - Рыцари анти-троцкизма. - Геккерт учит Либкнехта. - Сталинский призыв. - Тягчайшее из преступлений. - "Все помнят". - Оппозиционные зады. - Таинство покаяния. - Плешивый комсомолец. - Молчальники и Молчалины. - Отчего повелось двурушничество? - Зазорно! - Вниманию Ликбез'а! - Микоян, как стилист. - "Довлеют над клубами".
- к. - О больших вопросах и больших перспективах. (Размышления изъятого о бонапартизме и прочем).
Письма из СССР. - Три письма из Москвы. - Заявление группы ссыльных 16-ому съезду. - Х. У порога третьего года пятилетки (Письмо из Москвы). - Жизнь большевиков-ленинцев в изоляторе. - О Х. Г. Раковском. - Из письма оппозиционера. - Письмо ссыльного оппозиционера.Проблемы международной левой оппозиции
Л. Троцкий. - Поворот Коминтерна и положение в Германии.
Л. Троцкий. - Письмо конференции немецкой левой оппозиции.
К идейной ясности и к организационному возрождению! (Призыв болгарской оппозиционной группы "Освобождение").
Л. Троцкий. - Письмо исполнительному бюро бельгийской оппозиции.
Ферочи. - Троцкий и итальянские рабочие.
Хроника международной левой.Мелочи "быта".
Почтовый ящик.Успехи социализма и опасности авантюризма.
О всемирно-историческом значении хозяйственных опытов и успехов в СССР нам на этих страницах повторяться нет надобности. Ничто так не обнаруживает сейчас ужасающего растления мировой социалдемократии, как ее открыто заявляемые стремления вернуть СССР на путь капитализма, как ее активная политическая солидарность с империалистскими заговорщиками и буржуазными вредителями. Ничто так не характеризует подлости и низости правящих классов буржуазного общества, включая и социалдемократию, как их общие "протесты" против принудительного труда в СССР, в то самое время как прикащик потомственных рабовладельцев Макдональд, при соучастии Второго Интернационала, душит трехсотмиллионный народ Индии, не давая ему выйти из колониального рабства. Можно ли хоть на минуту сопоставить мышиную возню "коалиционной" или "оппозиционной" социал-демократии с той гигантской работой, которую совершает народ, пробужденный к новой жизни Октябрьской революцией?
Но именно поэтому мы, марксисты, обязаны с особой силой и настойчивостью предупреждать мировой рабочий класс о тех опасностях, которые сгущаются над диктатурой пролетариата в результате ложной политики, проводимой потерявшим голову руководством.
1. "Догнать и перегнать"
Официальные вожди, печать, хозяйственники, все признают, что работа над пятилеткой, в четырехлетку, ведется с исключительным напряжением. Административные методы "соревнования" свидетельствуют, что темпы достигаются в огромной степени за счет человеческих мускулов и нервов. Мы ни на минуту не сомневаемся в том, что известная прослойка рабочих, особенно коммунистов, вносит в работу неподдельный энтузиазм, как в том, что более широкая масса рабочих в отдельные моменты или периоды, на отдельных предприятиях, захватывается этим энтузиазмом. Но нужно было бы ничего не понимать в человеческой психологии и даже физиологии, чтобы допустить возможность массового трудового "энтузиазма" в течение ряда лет.
В сущности работа сейчас ведется теми же методами, какими велась война. Наше умение и наше снаряжение во время войны были, как известно, далеко не на высоте. Прорехи заполняла масса своей численностью, своим натиском, своим энтузиазмом. И во время войны этот энтузиазм совсем не был всеобщим, особенно в крестьянстве. Уклоняющиеся и дезертиры играли тогда ту же роль, какую теперь играют прогульщики и "летуны". Но в известные периоды, под непосредственным нажимом белых, не только рабочие, но и крестьяне охватывались подлинным революционным порывом. Этим мы победили.
Гражданская война длилась три года. К концу ее напряжение достигло последнего предела. От второго польского похода мы отказались, несмотря на тяжелые условия рижского мира. В крестьянских и в рабочих массах началась глубокая реакция против напряжения и лишений трех лет гражданской войны. В крестьянстве дело дошло до восстаний, захвативших часть флота и армии. В рабочих кругах шли стачки и так называемые "волынки". В партии приобрела большое распространение "рабочая оппозиция". Сила ее была, конечно, не в полусиндикалистских наивностях ее вождей -- да и вообще спор тогда шел вовсе не о профессиональных союзах, как учат глупые казенные учебники, -- а в протесте масс против дальнейшего напряжения, в требовании -- дать оглядеться, размяться, отдохнуть.
В знаменитой дискуссии 1920-1921 г. главным и наиболее действовавшим на массы аргументом против тогдашних "троцкистов" являлась формула: "они хотят-де вести работу хозяйственного строительства теми же методами, какими вели войну".
На самом деле при низком уровне производительных сил, вернее, при нищете, -- без новой экономической политики, т.-е. без введения личной заинтересованности на основах рынка, -- других методов, кроме методов военного коммунизма, не было и быть не могло. Спор велся -- вокруг да около -- до перехода к НЭП'у. Переход к НЭП'у снял самый объект спора. Только Зиновьев да отчасти Томский продолжали еще жевать азбучные профсоюзные вопросы, так и не поняв до конца, о чем шел спор.
В атмосфере реакции против периода гражданской войны и военного коммунизма и сложилась хозяйственная философия большинства нынешней сталинской фракции: "тише едешь, дальше будешь". Преклонение перед индивидуальным крестьянским хозяйством, издевательство над плановыми методами, защита минимальных темпов, поплевывание на международную революцию -- все это составляло самую суть сталинизма, в течение 1923-1928 г.г. Но опора и надежда, -- мощный середняк, -- силою вещей превратился в кулака и взял за горло диктатуру пролетариата, промышленная база которой оказалась ужасающе отсталой. Период самодовольной обломовщины сменился периодом панической суетливости. Выдвинут был лозунг "догнать и перегнать в кратчайший срок". Минималистская пятилетка Сталина -- Кржижановского, принципиально одобренная 15-ым съездом, сменилась новой пятилеткой, основные элементы которой были целиком заимствованы из платформы оппозиции. Этим определялся характер декларации тов. Раковского и др. к 16 съезду: вы провозгласили план, который может стать серьезнейшим шагом на единственно правильном пути, и мы готовы оказать вам самую лойяльную поддержку, ни от чего не отказываясь и сохраняя за собой право отстаивать свои взгляды по всем спорным вопросам.
Когда оппозиция защищала, сперва -- самую необходимость выработки пятилетнего плана, затем -- определенные темпы (действительность достаточно показала, что выдвигавшиеся нами темпы отнюдь не были фантастическими, как вопили тогда все без исключения члены нынешнего Политбюро), -- словом, когда оппозиция боролась за ускоренную индустриализацию и коллективизацию, против курса 1923-1928 г.г., она рассматривала пятилетний план не как догму, а как рабочую гипотезу. Коллективная проверка плана должна происходить в процессе работы, причем элементами этой проверки являются не только цифры социалистической бухгалтерии, но и мускулы и нервы рабочих и политическое самочувствие крестьян. Все это партия должна прощупывать, проверять, суммировать, обобщать.
На деле, хозяйственный поворот в сторону индустриализации и коллективизации совершился под кнутом административной паники. Она господствует и сейчас. Достаточно посмотреть первые страницы всех нынешних советских газет: сплошная подделка под лозунги, формулы и призывы гражданской войны: фронт, мобилизация, прорывы, кавалерия и пр., иногда с прибавкой спортивного снобизма: старт, финиш и т. д. Как это должно раздражать серьезных рабочих, и как это должно опротиветь всем! В то время, как в ужасающих условиях гражданской войны мы ввели, после колебаний, как временную меру, орден Красного Знамени (Ленин был сперва вообще против этого, затем согласился, но именно, как на временную меру), сейчас на 13-м г. революции, введено 4 или сколько-там орденов. Но гораздо важнее введение непрерывной недели, прикрепление рабочих к предприятиям, чрезвычайное повышение интенсивности труда. Если проведение этих исключительных мер оказалось возможным, то только потому, что в сознании передового слоя они имеют временный характер, в неразрывной связи с идеей пятилетки. Как в гражданской войне рабочие и крестьяне выбивались из последних сил, чтоб раздавить врага и обеспечить себе право на труд и на отдых, так теперь наиболее передовые элементы рабочего класса искренно рассчитывают в течение двух ближайших лет "догнать и перегнать" передовые капиталистические страны и тем оградить себя от экономических и военных опасностей. Теоретически, политически и психологически задача пятилетки превратилась для масс в задачу построения бронированной стены вокруг социализма в отдельной стране. В этом рабочие находят единственное оправдание тому страшному напряжению, в котором их держит партийный аппарат.
К 12-ой годовщине Сталин, в связи с перспективами пятилетки, писал: "Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда определить в отсталые и какие в передовые". Такие и еще более категорические заявления перепечатывались и повторялись без числа. Они составляют основной мотив всей политической работы в связи с пятилеткой. Во всей постановке вопросов перед массами есть элемент отчасти сознательного, отчасти бессознательного обмана масс бюрократией насчет того, будто выполнение пятилетки поставит СССР впереди капиталистического мира. Ведь считает же аппаратный Каутский -- Варга, что теория социализма в отдельной стране, хоть и вздорна, но необходима для воодушевления рабочих: поповский обман во спасение.
К докладу на 16-ом съезде Сталин, в числе других цифр, заказал себе и статистическое доказательство того, что к концу пятилетки СССР "обгонит и перегонит" капиталистический мир. Следы этого заказа видны в речи Сталина. Дойдя до центрального пункта о соотношении сил советского и мирового хозяйства, докладчик неожиданно ограничился следующей фразой: "мы дьявольски отстали в смысле уровня и развития нашей промышленности от передовых капиталистических стран". И тут же прибавил: "только дальнейшее ускорение темпа развития нашей промышленности даст нам возможность догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны". Говорится ли здесь о пятилетке или о долгом ряде пятилеток -- неизвестно.
В своей теоретической первобытности Сталин попросту испугался неожиданной для него справки, и вместо того, чтобы предъявить партии точные показатели нашей отсталости и показать подлинный объем задачи "догнать и перегнать", Сталин ограничился маленькой контрабандной фразой о "дьявольской отсталости" (дабы в случае чего, сослаться на нее в свое оправдание: к этому ведь и сводится все его искусство). Массовая же агитация ведется в прежнем духе.
Но дело идет не об одном только Советском Союзе. Официальные органы всех партий Коминтерна не устают повторять, что к концу пятилетки Союз станет в переднем ряду индустриальных стран. Еслиб это было верно, то задача социализма была тем самым решена в мировом масштабе. Догнав передовые страны, Советский Союз, с населением в 160 миллионов, со своими необъятными пространствами и богатствами, уже на протяжении второй пятилетки -- т.-е. через три-четыре года -- должен был бы занять по отношению ко всему капиталистическому миру неизмеримо более господствующее положение, чем то, какое ныне занимают Соединенные Штаты. Пролетариат всего мира убедился бы на опыте, что социализм в одной из наиболее отсталых стран создал в течение нынешних лет неизмеримо более высокий жизненный уровень народа, чем в самых передовых капиталистических странах. Буржуазия не могла бы и одного лишнего дня противопостоять натиску трудящихся масс. Такой путь ликвидации капитализма был бы самым простым, самым экономным, самым "гуманным" и самым верным, если быи он был верным. На самом деле он фантастичен.
2. Некоторые сравнительные коэффициенты
Выполнение пятилетнего плана началось в 1928-1929 г. с уровня, очень близкого к тому, какой был в России до войны, т.-е. с уровня отсталости, нищеты, варварства. В течение 1924-1930 г.г. достигнуты были крупнейшие успехи. Тем не менее по своим производительным силам Советский Союз стоит еще и сегодня, в третьем году пятилетки, неизмеримо ближе к царской России, чем к передовым капиталистическим странам. Вот некоторые факты и цифры.
4/5 всего самодеятельного населения занято у нас в сельском хозяйстве. В Соединенных Штатах на 1 занятого в сельском хозяйстве приходится 2,7 занятых в промышленности.
Промышленный труд у нас в 5 раз производительнее сельско-хозяйственного. В Америке сельско-хозяйственный труд производительнее в 2 раза, чем у нас, а промышленный -- в 3 1/2 раза. В результате этого чистая продукция на душу населения в Соединенных Штатах примерно в 10 раз выше, чем у нас.
В Соединенных Штатах мощность первичных механических установок в промышленности составляет 35,8 миллионов лошадинных сил. В СССР -- 4,6 милл. т.-е. почти в 8 раз меньше. Если приравнять лошадинную силу к десяти человеческим, то можно сказать, что в Соединенных Штатах на каждого жителя работают в промышленности 3 стальных раба, тогда как в СССР на трех жителей работает в промышленности один стальной раб. Если же взять механические двигатели не только в промышленности, но также в транспорте и сельском хозяйстве, то соотношение окажется еще несравненно менее благоприятным для нас. А между тем механические двигатели ближе всего измеряют власть человека над природой.
К концу пятилетки Советский Союз будет, в случае осуществления намеченной программы электрофикации, располагать 1/4 американской электромощности, 1/6, если внести поправку на народонаселение, еще меньшей дробью, если внести поправку на территорию; причем этот коэффициент исходит из предположения, что советский план будет осуществлен полностью, а Соединенные Штаты не продвинутся ни на шаг вперед.
В 1928 году Соединенные Штаты произвели 38 миллионов тонн чугуна, Германия -- 12 миллионов, Советский Союз -- 3 1/3 милл. тонн. Стали: Соединенные Штаты -- 52 милл., Германия -- 14 милл., Советский Союз -- 4 милл. В первом году пятилетки мы, по массе выпускаемого металла были равны Соединенным Штатам 1880 года: ровно полстолетия тому назад Соединенные Штаты выплавляли 4,3 миллиона тонн металла, при населении, составлявшем приблизительно треть нынешнего населения СССР. В 1929 году СССР выработал около 5 миллионов тонн черного металла. Это значит, что обеспеченность металлом каждого гражданина советской республики сейчас примерно в три раза ниже той, какой пользовался гражданин Соединенных Штатов полстолетия тому назад.
Нынешняя продукция металлургии в Соединенных Штатах на 28% выше, чем вся продукция сельского хозяйства; у нас продукция металлургии почти в 18 раз меньше продукции сельского хозяйства. К концу пятилетки это соотношение должно составить 1 : 8. Значение металлургии для индустриализации так же, как и для коллективизации сельского хозяйства, не требует пояснений.
К концу пятилетки на душу населения в СССР придется в 8 раз меньше угля, чем в Соединенных Штатах. Советская продукция нефти составляет менее 7% мировой продукции; Соединенные Штаты производят нефти свыше 68%, т.-е. в 10 раз больше.
Более благоприятное соотношение наблюдается в области хлопчатобумажной промышленности, но и здесь отставание громадно: Соединенные Штаты имеют 22,3% наличных в мире веретен, Англия -- 34,8%, Советский Союз -- 4,2%. Отставание предстанет гораздо разительнее, если перевести число веретен на число душ населения.
Советская железнодорожная сеть увеличится за пятилетие на 18.000 -- 20.000 километров, дойдя таким образом до 80.000 километров против 400.000 километров американских железных дорог. На 100 кв. килом. площади в Соединенных Штатах приходится 51,5 километра путей, в Бельгии -- 370 кил., в европейской части СССР -- 13,7 кил., а в азиатской части -- 1 кил.
Еще менее благоприятны цифры торгового флота. На долю Англии приходится почти 30% мирового торгового флота, на долю Соединенных Штатов -- 22,5%, на долю Советского Союза -- 0,5%.
Из мировой наличности автомобилей в 1927 году, на Соединенные Штаты приходилось почти 80%, доля же Советского Союза не выражалась даже в десятых процента. К концу пятилетия намечено 158.000 автомобилей в стране. Это значит: одна машина на тысячу с лишним человек (сейчас машина приходится на 7.000 человек). По словам Осинского, к концу пятилетки мы "несколько обгоним только Польшу" (если она останется на нынешнем уровне).
Золотые запасы важнейших стран: в Соединенных Штатах -- 36,2% мирового золота, во Франции -- 11%, у 10 важнейших капиталистических стран вместе -- 83%. Весь остальной мир, в том числе СССР -- менее 17%.
В области газетной и издательской достигнуты серьезнейшие успехи по сравнению с дореволюционным положением. Но как раз здесь отставание особенно велико. Норма потребления бумаги у нас -- около 3,5 килогр. на душу в то время, как даже в самых отсталых европейских странах она значительно выше: 6-7 клгр. в Югославии, Болгарии, Испании, Венгрии, Польше и т. д. В Соединенных Штатах потребляется на душу 80 килогр. бумаги, т.-е. в 23 раза больше, чем в СССР. Вообще в передовых капиталистических странах душевое потребление бумаги в несколько десятков раз превосходит не только ныне существующие у нас душевые нормы потребления, но и нормы, намеченные к концу пятилетки. Следовательно, даже в этой легкой отрасли промышленности, более доступной и вместе с тем исключительно важной не только экономически, но и политически и культурно, задача разрешается вовсе не так просто, как изображают дело крикуны и хвастуны.
3. "Вступили в социализм"
Ложная теория неизбежно означает фальшь в политике. Из учения о социализме в отдельной стране вытекает не только искаженная общая перспектива, но и преступное подкрашивание сегодняшней советской действительности.
Второй год пятилетки характеризуется во всех речах и статьях тем, что "народное хозяйство страны вступило в период социализма". Социализм объявляется "в основном" уже осуществленным. Казалось бы, социалистическим, хотя бы только "в основном", может почитаться лишь такое производство, которое ведется для непосредственного обслуживания человеческих потребностей. Между тем у нас, при ужасающем товарном голоде в стране тяжелая промышленность дала за последний год прирост на 28,1%, легкая же -- только на 13,1%, не довыполнив и основной программы. Даже, если признать осуществленные пропорции идеально правильными, -- чего нет и в помине, -- окажется все же, что в интересах своего рода "первоначального социалистического накопления" населению СССР приходится туже и туже подтягивать кушак. Но это и значит, что социализм невозможен на низком уровне производства, а возможны только подготовительные шаги к нему.
Не чудовищно ли: страна не выходит из товарного голода, перебои снабжения на каждом шагу, детям не хватает молока, -- а официальные филистеры провозглашают: "страна вступила в период социализма". Разве можно более злостно компрометировать социализм?
Несмотря на все хозяйственные успехи и в промышленности, и в сельском хозяйстве, хлебозаготовки представляют сейчас не столько экономическую операцию, сколько "политическую кампанию", другими словами, проводятся в порядке государственного принуждения. За годы эпигонства слово "смычка" трепалось на все лады и во всех смыслах, кроме единственно правильного: смычка означает создание таких экономических взаимоотношений между городом и деревней, при которых деревня будет с возростающей выгодой и охотой обменивать свои продукты на промышленные. Таким образом успех смычки тождественен с ослаблением "политических" методов хлебозаготовок, т.-е. принуждения. Достигнуть этого нельзя иначе, как путем сжимания ножниц городских и деревенских цен. Но Сталин на 13-ом году после Октября объявил ножницы "буржуазным предрассудком". Другими словами, признал, что они размыкаются, вместо того, чтобы смыкаться. Немудренно, что самое слово "смычка" совсем сейчас исчезло из официального словаря.
Один из хлебозаготовителей, объясняя медленный ход хлебозаготовок недостаточным нажимом местных органов на кулака, приводит такое соображение: "Маневренный расчет кулака вовсе не сложен. Если он имел задание в 3 тонны, то штраф для него выражается в 400 рублей. Ему достаточно продать на спекулятивный рынок полтонны, чтобы с лихвой покрыть штраф и оставить для себя еще две с половиной тонны хлеба". Этот поразительный расчет означает, что на спекулятивном рынке цена на хлеб, по крайней мере, в шесть раз выше государственной, а может быть в восемь и десять раз, ибо мы не знаем, что значит "с лихвой". Таким образом ножницы, объявленные Сталиным буржуазным предрассудком, проткнули "Правду" и показали два своих острых конца.
Сведения о ходе хлебозаготовок печатаются в "Правде" изо дня в день под ленинским эпиграфом: "борьба за хлеб -- борьба за социализм". Но когда Ленин говорил эту фразу, он был далек от мысли, что страна "вступила" в период социализма. То обстоятельство, что за хлеб, за голый хлеб, надо бороться -- да, бороться! -- и означает, что страна еще чрезвычайно далека от социалистического режима.
Нельзя безнаказанно попирать основы теории. Нельзя ограничиваться общественными формами производственных отношений, -- притом формами незрелыми, зачаточными, в земледелии крайне неустойчивыми и противоречивыми, -- и отвлекаться при этом от основного фактора человеческого развития: от производительных сил. Сами общественные формы получают или могут получить существенно иное социальное содержание в зависимости от уровня техники. Советские общественные формы на американской производственной основе -- это уже социализм, по крайней мере первая его стадия. Советские формы на русской технике означают только первые шаги в борьбе за социализм.
Если взять нынешний советский быт, повседневную жизнь трудящихся масс, уровень культуры, значит и уровень безграмотности, -- и если не врать, не обманывать, не морочить головы ни себе ни другим, не предаваться разврату бюрократической демагогии, -- то надо честно признать, что в условиях повседневной жизни, в нравах и быте подавляющего большинства населения страны наследство буржуазно-царской России составляет 95%, а элементы социализма не более 5%. И это вовсе не противоречит фактам диктатуры пролетариата, советского строя и крупнейших успехов в хозяйстве. Это все леса вокруг будущего здания, или вернее, вокруг одного из углов будущего здания. Сказать рабочим-строителям, которые карабкаются по лесам с кирпичами и цементом, часто полуголодные и нередко срываются вниз, что они уже могут обосновываться в здании, -- "вступили в социализм!" -- значит издеваться над строителями и над социализмом.
4. Четыре или пять лет?
Мы решительно возражали против легкомысленного перехода от непроверенной пятилетки к четырехлетке. Что же говорят на этот счет факты?
За второй год официальная цифра прироста промышленной продукции составляет 24%. Прирост, намеченный для второго года пятилетки (21,5%) превышен таким образом на 2,7%, но отстает от четырехлетки почти на 6%. Если принять во внимание, что в отношении качества и себестоимости имеется значительное отставание, и что бухгалтерский коэффициент 24,2% получен под кнутом, то станет совершенно ясно, что фактически второй год прошел в лучшем случае в темпах пятилетки и ни в каком случае не в темпах четырех лет.
В области капитального строительства задание 1929-1930 года оказалось невыполнено почти на 20%, причем, наибольшее отставание имеет место в строительстве новых металлургических гигантов, коксовых установок, основной химии и электростроительства, т.-е. в той области, которая является базой всей индустриализации. В то же время, вместо намеченного по плану снижения стоимости строительства на 14%, достигнуто снижение всего на 4%. Что означают эти натянутые зубами бухгалтерские 4%, ясно без комментариев: хорошо, если стоимость строительства не повысилась. Комбинированный коэффициент отставания против плана будет, следовательно, не 20%, а значительно выше 30%. Такое наследство получает третий год в области капитального строительства.
"Прорывы" плана нельзя заполнить за счет легкой промышленности, как делалось до известной степени в первые два года, ибо наибольшее отставание от плана накопилось именно в области изготовления готовых изделий. По пятилетнему плану легкая индустрия должна была в 1929-1930 году подняться на 18%; по четырехлетнему -- на 23%. В действительности же она поднялась только на 11% (по другим данным -- на 13%). Между тем товарный голод требует чрезвычайных усилий именно в области легкой промышленности.
Одной из задач особого квартала, вставленного между вторым и "третьим" годом, объявлено "всемерное укрепление денежного обращения и всей финансовой системы". Этим впервые официально признано, что финансовая система расшатана в результате эмпирического и беспланового руководства в течение первых двух лет пятилетки. Денежная инфляция означает не что иное, как то, что первые два года совершили необеспеченный заем у будущего, и что по этому займу придется расплачиваться следующим годам. Призыв к укреплению денежного обращения показывает, что хотя "мы вошли в период социализма", но червонец приходится не ликвидировать, а, наоборот, еще ставить на ноги. Теоретический смысл при этом совершенно опрокидывается на голову.
В болезненном состоянии червонца резюмируются все ошибки и просчеты, все метания, диспропорции, прорывы, загибы и головокружения центристского хозяйственного руководства. Больной червонец переходит, как наследство первых 2-х лет пятилетки, к 3-му году. Преодолеть инфляционную инерцию совсем не так просто. Об этом свидетельствует уже ход выполнения финансового плана в первом месяце особого квартала. Но, главное, надо не забывать, что успех в восстановлении червонца (что абсолютно необходимо) несет в себе больший или меньший дефляционный кризис для промышленности и всего хозяйства. Необеспеченные, тем более скрытые займы у будущего никогда не проходят безнаказанно.
Что касается общего роста продукции планируемой промышленности за два истекших года, то он составляет около 52% против 47,5% по пятилетнему плану, т.-е. показывает бухгалтерское превышение всего на 4,5%. Если учесть отставание качественных достижений, то можно с полной уверенностью сказать, что за первые два года в самом лучшем случае достигнуто приближение к наметкам основного пятилетнего плана, и то лишь "в общем и целом", т.-е. если отвлечься от ряда внутренних диспропорций.
Данная нами выше характеристика отягощенного наследства первых двух лет пятилетки нисколько не уменьшает значения достигнутых успехов. Они огромны, и исторический смысл их тем значительнее, что они достигнуты, несмотря на непрерывные ошибки руководства. В то же время фактические достижения не только не оправдывают легкомысленного скачка от пятилетки к четырем годам, но и совсем еще не дают гарантии выполнения намеченного плана в пять лет, ибо расплата за диспропорции и "прорывы" первых двух лет предстоит в последние три года. Эта расплата будет тем тяжелее, чем менее руководство способно предвидеть или прислушиваться к предостерегающим голосам.
Проверять пятилетку на ходу, подтягивать одни отрасли, осаживать другие, -- не на основании априорных, по необходимости условных, неточных заданий, а на основании добросовестного учета опыта -- такова основная задача хозяйственного руководства. Но именно эта задача предполагает наличие партийной, профсоюзной и советской демократии. Регулированию социалистического строительства препятствует смехотворный и в то же время чудовищный принцип непогрешимости "генерального" руководства, которое представляет собою на деле генеральную несостоятельность и генеральную опасность.
* * *
Сама "Правда" от 27 октября вынуждена констатировать:
"Мы испытываем затруднения в снабжении населения продовольствием и промышленными товарами широкого потребления".
"Мы испытываем пока еще большую нехватку металла, угля, электроэнергии и строй-материалов для полного обеспечения взятых темпов социалистического строительства".
"Далеко неудовлетворительно обеспечиваются перевозки продукции промышленности и сельского хозяйства со стороны нашего транспорта".
"Народное хозяйство испытывает острый недостаток в рабочей силе и в квалифицированных кадрах специалистов".
Не вытекает ли отсюда, что переход на четыре года был явно авантюристским шагом? Для "Правды" не вытекает. "Невыполнение капитального строительства в 1929-1930 г., -- пишет "Правда", -- несмотря на отсутствие объективных причин, дало повод кулацкой агентуре в партии -- правым оппортунистам -- снова поднять визг о непосильности взятых партией темпов" (3 ноября 1930 года). Таким путем сталинцы как нельзя лучше расчищают почву для правых, сводя свои разногласия с ними к дилемме: четыре года или пять лет? Но этот вопрос может быть разрешен не "принципиально", а лишь эмпирически. В этом разногласии -- на двенадцать месяцев -- никаких двух линий еще нет. Зато такая бюрократическая постановка вопроса дает нам великолепнейшее измерение разногласий между правыми и центристами, в оценке самих центристов. Они относятся друг к другу, как 4 : 5, итого -- 20% расхождения. А что если опыт все-таки покажет, что в четыре года никак не увлечься? Значит правыми окажутся правые? Так, что ли?
Между вторым годом и третьим вставлен, тем временем, так называемый особый квартал (октябрь-ноябрь-декабрь 1930 г.). Третий год пятилетки теперь официально считается с первого января 1931 года, так что особый квартал не принимается в расчет. Разногласие с правыми таким образом уже снизилось с 20 до 15%. Кому нужны эти недостойные приемы? "Престижу", но уж никак не социализму.
Прорывы, которые уже пришлось затыкать особым кварталом, произошли, по мнению "Правды" "несмотря на отсутствие объективных причин". Очень утешительное объяснение, но оно не заменяет ни недостроенных заводов, ни недоделанных товаров. Беда ведь в том и состоит, что такие субъективные факторы, как "неумелость", "недостаток инициативы" и пр. лишь в известных пределах поддаются субъективному, т.-е. вернее сказать аппаратно-бюрократическому воздействию, а за этими пределами превращаются в объективные препятствия, ибо определяются, в последнем счете уровнем техники и культуры. Наконец, и такие "прорывы", которые действительно вызваны субъективными причинами, например, близорукостью "генерального" руководства, сами становятся объективными фактами, ограничивая дальнейшие возможности. Если для оппортунизма характерно пассивное приспособление к объективным условиям ("хвостизм"), то для его братского антипода, авантюризма, столь же характерно залихватски-презрительное отношение к объективным факторам. Паролем советской печати является сейчас "для русского человека невозможного нет".
Статьи "Правды" (сам Сталин осторожно помалкивает) означают, что предусмотрительность, коллективный учет, гибкое регулирование хозяйства и впредь будут заменены "генеральным" кнутом. "Правда" признает в ряде случаев, что "прорыв был ликвидирован не столько на основе технологической перестройки всего производственного процесса, сколько на основе революционного напора масс" (1-го ноября). Смысл этого признания совершенно ясен.
Конечно, еслиб дело действительно шло о том, чтоб в течение двух-трех ближайших годов обогнать передовые капиталистические страны, и тем обеспечить незыблемость социалистического хозяйства, тогда временный, хотя бы и тяжкий нажим на мускулы и нервы трудящихся можно было бы не только понять, но и оправдать. Но мы видели выше, как двусмысленно, ложно, демагогически преподносится рабочим самая задача. Непрерывная игра на нервах грозит, поэтому, вызвать в массах реакцию, несравненно более грозную, чем та, которая обнаружилась в конце гражданской войны. Эта опасность тем острее, что не только задача "догнать и перегнать" не будет разрешена при самом счастливом выполнении пятилетки, но и сама пятилетка не может быть выполнена в четыре года при самом чудовищном напряжении. Более того, административный авантюризм руководства делает все менее вероятным выполнение плана и в пять лет. Тупое и слепое упорство на букве плана во имя "генерального" престижа делает неизбежной целую полосу кризисов, которые могут задержать хозяйственный рост и превратиться в открытый политический кризис.
5. СССР и мировой рынок
Итак, суммарные итоги роста промышленности, исключительные по своему размаху, не дают реальной картины положения, ибо не характеризуют тех неблагоприятных условий, экономических и политических, при которых открылся (1 октября 1930 года) третий год пятилетки. Более конкретный экономический анализ показывает, что огульная статистика успехов прикрывает ряд глубоких противоречий: а) между городом и деревней (ножницы цен; недостаток продовольствия и сырья; недостаток промышленных товаров в деревне); б) между тяжелой промышленностью и легкой (необеспеченные сырьем предприятия и товарный голод); в) между номинальной и реальной покупательной силой червонца (инфляция); г) между партией и рабочим классом; д) между аппаратом и партией; е) внутри аппарата.
Но кроме этих, так сказать, "домашних" противоречий, есть одно, которое, логикой вещей, приобретает все большее значение: это противоречие между советским хозяйством и внешним рынком.
Реакционная утопия замкнутого социалистического хозяйства, гармонически развивающегося на внутренних основах под охраной монополии внешней торговли, составляла исходную позицию всего планирования. Идя охотно навстречу начальству и сочетая с его предрассудками свои вредительские цели,
См. в этом номере Бюллетеня статью "Чему учит процесс вредителей".
специалисты Госплана составили первый проект пятилетки не только с потухающей кривой промышленных темпов, но и с потухающей кривой внешней торговли: предполагалось, что в течение ближайших десяти-пятнадцати лет СССР совершенно прекратит импорт. А так как, с другой стороны, тот же план намечал рост урожайности, а, следовательно, и возможностей экспорта, то оставалось совершенно неизвестным, какое назначение должны получить хлебные, как и всякие иные излишки страны? Не сваливать же их в океан? Прежде еще, однако, чем первый проект пятилетки подвергся, под давлением оппозиции, принципиальному пересмотру, самый ход развития пробил ряд брешей в теории и практике изолированного хозяйства. Мировой рынок представляет собою для хозяйства каждой страны, не только капиталистической, но и социалистической, огромные, практически неисчерпаемые резервы. Рост советской промышленности порождает, с одной стороны, технические и культурные потребности, а с другой, все новые противоречия и тем вынуждает все в большем размере обращаться к резервам внешней торговли. Одновременно с этим развитие промышленности, непропорционально уже в силу природных условий, вызывает в отдельных отраслях острую необходимость экспорта (например, нефти, леса) задолго до того, как промышленность в целом начала удовлетворять элементарные потребности собственной страны. Возрождение экономической жизни СССР ведет, таким образом, с разных концов не к хозяйственной изоляции страны, а, наоборот, к росту ее связей с мировым хозяйством, а, следовательно, и к росту зависимости от него. Характер этой зависимости определяется, с одной стороны, удельным весом советского хозяйства в мировом, а более непосредственно, -- соотношением внутренней себестоимости и себестоимости передовых капиталистических стран.Выход советского хозяйства на мировой рынок произошел, таким образом, не в порядке планового предвиденья, с широкой перспективой, а, наоборот, наперекор всем предвиденьям, под давлением жестокой необходимости, когда обнаружилось, что импорт машин и необходимых видов сырья и вспомогательных материалов является тем "узким местом", по которому вынуждены равняться планы всех отраслей промышленности. Расширить импорт нельзя иначе, как увеличив экспорт.
Советское государство вывозит потому, что не может не вывозить и продает по тем ценам, какие обусловлены сегодня мировым хозяйством. Этим советское хозяйство не только становится во все возрастающей степени под контроль мирового рынка, но и втягивается, -- конечно, в преломленном и измененном виде -- в сферу действия конъюнктурных колебаний капиталистического мира. Экспортный план на 1929-1930 г., далеко не выполненный в намеченном объеме, значительно пострадал в отношении финансовых результатов вследствие мирового кризиса. Так находит свое разрешение один из многих споров между левой оппозицией и центристами. Уже в борьбе за необходимость построения пятилетнего плана мы выдвинули в свое время ту мысль, что пятилетка есть только первый этап, что от нее возможно скорее надо будет перейти к восьми-десятилетнему перспективному плану, чтоб охватить средний период обновления оборудования и тем самым, в частности, приспособиться к мировой конъюнктуре. Сколько-нибудь длительная стабилизация послевоенного капитализма, -- говорили представители оппозиции, -- приведет неизбежно к возрождению торгово-промышленных циклов, нарушенных войной, и нам, надо будет строить наши планы не на мнимой независимости от мировой конъюнктуры, а на разумном приспособлении к ней, т.-е. так, чтобы как можно больше выигрывать от подъема и как можно меньше терять от кризиса. Нет надобности припоминать здесь все те национал-социалистические пошлости, которые официальные вожди, и в первую голову Сталин и Бухарин, противопоставляли этим предвиденьям, сегодня становящимся фактом. Нынешний экспорт приобретает тем более хаотический характер, чем менее руководители хозяйства предвидели простейшую логику вещей.
Из краткой истории советской внешней торговли и из трудностей, которые встречает форсированный, но все еще крайне незначительный по объему экспорт последнего года, вытекают простые, но крайне важные выводы для будущего. Чем успешнее будет развиваться советское хозяйство в дальнейшем, тем больше должна будет расширяться область внешних экономических связей. Обратная теорема еще важнее: только при возможности все больше расширять экспорт и импорт советское хозяйство сможет своевременно преодолевать частные кризисы, ослаблять частные диспропорции, выравнивать динамическое равновесие разных отраслей и обеспечивать таким образом высокие темпы развития.
Именно здесь, однако, мы идем навстречу главным, в последнем счете, решающим проблемам и трудностям. Возможность пользоваться для развития социалистического хозяйства резервами мирового рынка непосредственно определяется, как уже сказано, соотношением внутренней и мировой себестоимостей на единицу товара определенного, стандартного качества. Бюрократическая гонка темпов не позволила, однако, до сих пор не только достигнуть каких-нибудь успехов в этой решающей области, но даже и поставить, как следует, самый вопрос.
В докладе на 16-ом съезде Сталин говорил, что качество нашей продукции бывает "иногда" (такими оговорками бюрократия затыкает все дыры) "безобразным". Это полная параллель к "дьявольской" отсталости. Вместо точных показателей, нам преподносят словечки, которые выглядят очень крепкими, но на самом деле трусливо маскируют действительность: отсталость -- "дьявольская", качество -- "безобразное". Между тем две цифры, два средне взвешенных сравнительных коэффициента, дали бы партии и рабочему классу неизмеримо более ценную ориентировку, чем горы дешевой газетной статистики, которыми нынешние мудрецы заваливают свои десятичасовые доклады, пытаясь и в этом отношении возместить количеством недостаток качества.
Продажа советских продуктов даже по ценам, ниже себестоимости -- в интересах импорта -- в известных пределах неизбежна и с общехозяйственной точки зрения оправдывается полностью. Но только в известных пределах. Рост экспорта будет в дальнейшем встречать тем большие препятствия, чем значительнее разница внутренних и мировых себестоимостей. Здесь с особенной яркостью и практической остротой выступает проблема качественно-количественных сравнительных коэффициентов внутренней промышленности и мировой. Судьба советского хозяйства экономически решается в узле внешней торговли, как политически -- в узле, который связывает ВКП с Коминтерном.
* * *
Что мировая капиталистическая печать изобразила рост советского экспорта, как дэмпинг с целью ниспровержения основ цивилизации, и что компрадорская русско-эмигрантская буржуазия и прикомпрадорская "демократия" подхватили этот лозунг, это в порядке вещей, как и тот факт, что эмигрантски-компрадорская печать, под видом фельетонов, печатает разоблачение тайн государственной обороны СССР в интересах Румынии, Польши и более крупных хищников. Не подлость удивительна в вопросе о дэмпинге, а глупость, которая, впрочем, тоже неудивительна: где компрадорской буржуазии набраться ума? Изображая советский "дэмпинг", как угрозу мировому хозяйству, либералы и демократы тем самым признают, что советская промышленность достигла такой мощности, которая позволяет ей потрясти мировой рынок. К несчастью, это не так.
Достаточно сказать, что советский экспорт, в нынешнем своем значительно выросшем объеме, составляет лишь полтора процента мирового экспорта. Как ни гнил капитализм, но этим его свалить нельзя. Приписывать советскому правительству намерение при помощи 1 1/2-процентного экспорта вызвать мировую революцию могут только заведомые болваны, не перестающие от этого, однако, быть прохвостами.
То, что называют советским вторжением в мировое хозяйство является в неизмеримо большей мере вторжением мирового рынка в советское хозяйство. Этот процесс будет расти, превращаясь во все большей степени в экономическое единоборство двух систем. Каким ребячеством оказывается, в свете этой перспективы, доморощенная философия, согласно которой построение социализма обеспечивается победой над буржуазией собственной страны, после чего отношение к внешнему миру исчерпывается борьбой против военных интервенций.
Уже в самом начале мирового кризиса оппозиция предлагала открыть международную пролетарскую кампанию за усиление хозяйственного сотрудничества с СССР. Несмотря на то, что кризис и безработица делали эту кампанию безотлагательной, она была отвергнута с нелепейшими мотивировками, на деле же потому, что инициатива исходила от оппозиции. Теперь, в связи с мировой травлей советского "дэмпинга" секциям Коминтерна все-таки приходится вести предложенную нами в свое время кампанию в защиту экономического сотрудничества с СССР. Но что это за жалкая, эклектическая кампания, без ясной мысли и перспективы, кампания беспорядочной обороны, вместо планомерного наступления. Так и на этом примере мы видим, что за бюрократической крикливостью скрывается все тот же хвостизм, все та же неспособность взять на себя хоть в одном вопросе политическую инициативу.
Выводы
1. Открыто признать, что перестройка пятилетки на четыре года была ошибочным шагом.
2. Опыт двух первых лет и текущего квартала сделать предметом всестороннего и свободного изучения и обсуждения партии.
3. Критерии при обсуждении: а) оптимальные (наиболее разумные) темпы, т.-е. такие, которые обеспечивают не только выполнение сегодняшнего приказа, но и динамическое равновесие быстрого роста в течение дальнейшего ряда лет; б) систематическое повышение реальной заработной платы; в) сжимание ножниц промышленных и сельско-хозяйственных цен, т.-е. обеспечение смычки с крестьянством.
4. Ни в каком случае не отождествлять колхозы с социализмом. Внимательно следить за неизбежными процессами дифференциации, как внутри колхозов, так и между разными колхозами.
5. Проблему оздоровления денежной системы поставить открыто и в плановом порядке, иначе паническая бюрократическая дефляция грозит не меньшими опасностями, чем инфляция.
6. Проблему внешней торговли поставить в перспективе растущих связей с мировым хозяйством, как узловую проблему.
7. Выработать систему сравнительных коэффициентов советской продукции и продукции передовых капиталистических стран, не только в качестве путеводителя к практическим задачам экспорта и импорта, но и в качестве единственно правильного критерия в отношении задачи "догнать и перегнать".
8. Перестать руководствоваться в хозяйстве соображениями бюрократического престижа. Не прикрашивать, не замалчивать, не обманывать. Не называть социализмом нынешнее советское переходное хозяйство, которое по уровню своему несравненно ближе к царско-буржуазному хозяйству, чем к передовому капитализму.
9. Отказаться от ложной национальной и международной перспективы хозяйственного развития, неизбежно вытекающей из теории социализма в отдельной стране.
10. Покончить навсегда с практически гибельным, а для революционной партии унизительным и насквозь глупым римско-католическим догматом о "генеральной" непогрешимости.
11. Возродить партию, сломив диктатуру бюрократического аппарата.
12. Осудить сталинизм. Вернуться к теории Маркса и революционной методологии Ленина.
Заявление тов. Раковского и других
С запозданием на несколько месяцев мы получили, наконец, Заявление, с которым т.т. Раковский, Муралов, Коссиор, Каспарова обратились к партии незадолго до 16-го съезда. Вследствие роковой случайности, экземпляры Заявления, посланные нам своевременно, были перехвачены. Несмотря на большое запоздание, печатаемый документ сохраняет полностью свое значение. При всей сжатости формулировок он дает отчетливые оценки экономических и политических процессов, происходящих в стране, называет по имени все опасности, уже не в отдаленном будущем, а в самой непосредственной близости.
Заявление это самым непосредственным образом примыкает к тому Заявлению, которое тов. Раковский сделал в августе прошлого года, в момент, когда левый поворот центризма сохранял еще всю свою свежесть и не был достаточно проверен на опыте. И в то же время эти два документа отличаются друг от друга, как две вехи на разных этапах одного и того же пути. Первое Заявление регистрировало поворот руководства в том направлении, которое оппозиция защищала в течение ряда предшествующих лет. В то же время оно предупреждало о возможных опасностях на новом пути, требовало активности партии для преодоления этих опасностей и предоставляло в распоряжение партии силы оппозиции.
Кое-кому эта постановка вопроса -- в духе политики единого фронта -- показалась капитулянтской, или по крайней мере полукапитулянтской. Разумеется, такого рода обвинения исходили не из очень серьезного источника.
Несерьезность этой критики подчеркивается особенно тем, что во главе ее шел Паз, которому обвинение Раковского в капитулянтских тенденциях нужно было только для того, чтобы покинуть ряды революционного движения, в котором он был только случайным гостем. Мы не можем, однако, забыть того, что в блоке с Пазом против Раковского выступал и тов. Трэн, который при всех совершавшихся и совершаемых им ошибках, все же, как мы хотим надеяться, не является случайной фигурой на арене революционной борьбы.
Мы уже тогда указывали на то, что политика не состоит в голом повторении формул, пригодных на все случаи жизни. Раковский не делал себе ни малейших иллюзий насчет политической линии центризма в момент левого поворота. Он ясно и отчетливо изложил свою оценку центризма в тезисах, написанных одновременно с первым Заявлением.Но задача была не в том, чтобы просто повторить в Заявлении то, что сказано в тезисах, а в том, чтобы помочь партии, хотя бы небольшой ее части, усвоить то, или хотя бы небольшую часть того, что изложено в тезисах. При задушенности ВКП(б) очень трудно проверить, каково было непосредственное воздействие первого Заявления на низы партии. Можно, однако, не сомневаться в том, что рецидив бешеной борьбы против левой оппозиции перед съездом и несомненное оживление левой оппозиции во время предсъездовской дискуссии имели одной из своих причин Заявление Раковского, пробивавшее брешь в воздвигнутой сталинцами стене лжи и клеветы. Мы имеем, однако, очень яркую проверку интересующего нас вопроса вне СССР. Тов. Ферочи, один из руководителей новой итальянской оппозиции, рассказал в статье "Веритэ" # 50 о том, какое большое впечатление произвело Заявление Раковского даже на Центральный Комитет итальянской компартии, особенно, конечно, на его левую часть. Заявление Раковского, таким образом, не только никого не склонило к капитуляции, но, наоборот, послужило одним из толчков к возникновению новой итальянской оппозиции.
Новое Заявление, публикуемое теперь впервые, подводило итоги политике поворота влево в момент нового полуповорота вправо. Все эти обстоятельства подвергнуты в документе ясной оценке, к которой не многое можно прибавить и сегодня. Мы считаем необходимым подчеркнуть лишь два момента.
В Заявлении упоминается, что, противодействуя созданию союза бедноты, сталинское руководство терпит, однако, эту организацию на Украине. Нужно лишь прибавить, что, если попытка Сталина-Бухарина-Рыкова-Каменева и др. в 1924-1925 г.г. упразднить организацию украинской бедноты не была доведена до конца, то только благодаря решительному сопротивлению революционного крыла украинской партии, под руководством тов. Раковского.
Второй момент, который мы хотим здесь выделить, касается капитулянтов. Заявление беспощадно и в то же время совершенно правильно устанавливает, что эти люди потеряли "право на какое бы то ни было доверие со стороны партии и рабочего класса". В естественной связи с этим Заявление повторяет, что никакие гонения не помешают ленинской оппозиции выполнить свой долг до конца.
22 октября 1930 г.
Обращение оппозиции Большевиков-Ленинцев в ЦК, ЦКК ВКП(б) и ко всем членам ВКП(б)
К предстоящей дискуссии
"В своем заявлении ЦК и ЦКК от 4 октября прошлого года оппозиция большевиков-ленинцев предупреждала против чрезвычайных административных мер в деревне, потому, что они влекут за собой отрицательные политические последствия.
Мы предупреждали также против вреднейшей теории о возможности построения социалистического общества в одной стране, теории, которая могла возникнуть лишь в воображении бюрократии, верящей во всемогущество аппарата, теории, выдвинутой Сталиным-Бухариным после смерти Ленина. Мы писали, что эта теория создает вреднейшие иллюзии, ведет к недооценке величайших трудностей, которые стоят на пути социалистического строительства и тем самым оставляет партию и пролетариат неподготовленными к их преодолению. В нашем Заявлении мы указывали также, что правильные принципиальные положения, каковыми являлись постановления 16-ой партконференции об индустриализации и коллективизации, в условиях бюрократического управления, когда класс подменяется чиновниками, превратившимися в обособленное правящее сословие, приводят не к развитию, а к срыву социалистического строительства.
Мы указывали, что восстановление и укрепление партийной и рабочей демократии является первым условием, чтобы устранить рвачество, безответственность, самодурство, произвол аппарата, обратной стороной которых является забитость, приниженность и бесправие трудящихся масс.
Правильность этой критики, подкрепленной опытом прошлого, нашла новое подтверждение в том хозяйственном и политическом кризисе, последствия которого еще впереди и который был вызван политикой сплошной коллективизации и ее шумным и печальным провалом. Статьей Сталина от 3 марта и своим обращением от 15 марта ЦК сам подписался под нашими обвинениями. Попытка взвалить на беспринципность и политическое убожество аппарата провал сплошной коллективизации есть тоже признание собственного провала, поскольку ответственность за качество аппарата ложится на руководство. Возникает вопрос, почему ЦК не обмолвился ни одним словом в своей ноябрьской резолюции о колхозах против применения насилия над середняком и бедняком? Почему он этого не сделал позже, когда со всех сторон стали доносить о безобразиях и насилиях, и ждал, чтоб их осудить, намечающийся уже срыв посевной кампании?
ЦК обвиняет аппарат в том, что он строил коммуны, а не артели, что обобществлял все средства производства, а не только имеющие отношение к продукции хлеба и зерна. Опять-таки, почему ЦК в своей ноябрьской резолюции не дал эту директиву, а требовал создавать колхозы-гиганты, против которых теперь протестует союзный наркомзем, и давал понять, что нужно строить коммуны? То же, что было только намеком в резолюции ЦК, превратилось в отчетливую директиву в первом колхозном уставе, выработанном колхозцентром. Отсюда вытекает, что, если бы сплошная коллективизация удалась, тогда не было бы ни статьи от 3 марта, ни обращения от 15 марта. Прав один из исполнителей, когда он заявляет: "Мы правильно выполняли задания партии, и мы совсем не виноваты, что партия меняет курс". ("Красный Алтай", 31 марта).
Все вышеуказанное относится к вопросу о формальной ответственности ЦК. Но он отвечает и политически. ЦК дал директиву, которая сама по себе является грубейшим отклонением от социализма. Лозунг сплошной коллективизации -- безразлично, назначается ли для этого срок в 15 лет, как это было в начале, или в 1 год, как сделали потом, -- является сам по себе величайшей экономической нелепостью. Мы -- марксисты, и мы знаем, что новые формы собственности могут создаваться на основе новых производственных отношений. Но этих новых производственных отношений еще пока нет.
На всей территории Союза имеется всего 50 тысяч тракторов (чтобы не говорить о других машинах). Большая часть тракторов принадлежит совхозам, и они все вместе не в состоянии поднять даже 5% существующей посевной площади. Без создания высокой технической базы, даже организованные главным образом за счет госкредита колхозы, несмотря на свой высокий классовый бедняцкий характер, подвержены легкому распаду.
Экономической нелепостью являлось также декретное упразднение кулака, как класса, и упразднение НЭП'а. -- Колхозы в их самой законченной форме (коммуны) остаются все-таки переходной формой от индивидуального хозяйства к социализму. От колхоза можно подняться выше к социалистической форме, но от колхоза можно спуститься обратно вниз, как часто случается, к индивидуальной форме хозяйства. -- Никакие уставы и декреты не в состоянии устранить противоречия, продолжающие существовать, в виде экономических факторов и бытовых пережитков, которые окружают колхозы или переносятся внутрь их. Игнорирование этой экономической истины привело: 1) к применению насилия и 2) к срыву колхозного строительства. Обращение ЦК от 15 марта является поражением бедноты и батрачества, поражением социалистического строительства, поражением партии и коммунизма. Партия и коммунизм за это поражение не несут никакой ответственности, ибо сплошная коллективизация была предпринята в нарушение программы партии, в нарушение самых элементарных принципов марксизма, в пренебрежение к самым элементарным предостережениям Ленина в вопросе о коллективизации, и о середнячестве, и о НЭПъе. Тем не менее и партия, и коммунизм получили жесточайший урок в результате центристской ультра-левизны.
Перед партией стоит вопрос: что нужно делать, чтобы отступление не превратилось в беспорядочное бегство, в катастрофу. Серьезность положения становится такой, какой она не была с периода гражданской войны. Это чувствует каждый член партии, но это отрицается партийным руководством. Партийная печать убаюкивает партию ничем не оправдываемым оптимизмом. Величайшая опасность, против которой мы предостерегаем партию, заключается в том, что партруководство, чтобы скрыть совершенные тяжелые ошибки, сведет выборы на партсъезд и сам съезд к обычному бюрократическому смотру. Съезд должен послужить руководству только, как подкрепление, а решение важнейших проблем будет происходить тем методом, который Ленин называл "келейно-цекистски-идиотским". Это означает, что для заметания старых ошибок, будут наделаны новые ошибки. Партия не должна больше допускать, чтобы ее устраняли от решения таких вопросов, которые касаются судьбы самой пролетарской диктатуры. Пора положить конец "келейной" политике. Партия должна потребовать, чтобы все программные вопросы были поставлены на обсуждение.
Остается открытым только один путь -- путь мобилизации партии, рабочего класса и бедноты вокруг четкой ленинской линии. Аппарат не в силах удержать растущую, как лавина, мелко-буржуазную стихию. В руках деревенской мелкой буржуазии такое верное средство воздействия на партруководство, как сокращение посевной площади, имеющее объективное оправдание, поскольку половина рабочего скота погибла. Как всегда аппарат будет плестись в хвосте стихии и как всегда будет тащить за собой партруководство.
Мобилизация партии немыслима без того, чтобы она не знала, какие причины вызвали теперешний кризис. Она должна знать точно, какая доля ответственности за него лежит на теперешнем руководстве, какая на право-центристском блоке.
Центристское руководство старается создать для себя то, что в судебной терминологии называется "алиби". В своем выступлении перед аграрниками-марксистами Сталин утверждает, что политика, рекомендуемая оппозицией (большевиками-ленинцами), вела также к ликвидации кулачества, как класса, но без тех предохранительных мер, которые приняло центристское руководство. Это абсолютно неверно. Как в этом, так и в других вопросах, наши линии расходятся стратегически. Ведя борьбу за ограничение кулацкой эксплоатации при помощи союза бедноты и целого ряда экономических мероприятий, оппозиция (большевики-ленинцы), в то же время не менее решительно боролась против оппортунистической и бюрократической теории о возможности построения социалистического общества в одной стране. Эта теория в зародыше содержала идею сплошной коллективизации.
Как только в печать проникли сведения о сплошной коллективизации, мы -- большевики-ленинцы, и в том числе Л. Д. Троцкий, указывали еще в декабре и январе на гнилость и вредность этого лозунга. Мы видели в нем лишь ультра-левый прыжок в правое болото. События и здесь оправдали наш прогноз, и скорее, чем мы могли ожидать.
Каким путем центристское руководство пришло к ультра-левой авантюре сплошной коллективизации? В защиту этого нового этапа центризм выдвигает два объяснения, одно исключающее другое. Одно утверждает, что сплошная коллективизация это нормальное перерастание частичной коллективизации во всеобщую, победа планового начала над мелко-буржуазной стихией. Такова оценка ноябрьской резолюции ЦК. Из этой резолюции вытекало, что сплошная коллективизация -- вполне добровольный акт партруководства. В течение 4-х месяцев это был лейт-мотив партийной и советской печати. Но наряду с этим появилось и другое объяснение: сплошная коллективизация -- вынужденная обстоятельствами попытка выйти из теперешних и будущих продовольственных затруднений. "Мы вошли в нее ("антикулацкую революцию") -- писал Бухарин, -- через ворота чрезвычайных мер и быстро развернувшегося кризиса зернового хозяйства". Или сплошная коллективизация, или аграрный капитализм. Третьего пути нет. Такова, примерно, эта вторая точка зрения.
Мы, большевики-оппозиционеры, отвергали обе установки, как теоретически неверные и практически гибельные. О несостоятельности первой точки зрения мы уже говорили. Несостоятельность второй становится очевидной, если постараться ее расшифровать. Из этой точки зрения вытекает, что теперь, после провала сплошной коллективизации, остается открытым лишь один путь -- аграрного капитализма. При этом, оказывается, -- особенно вследствие экономического и политического ухудшения положения страны, -- что весь ультра-левый зигзаг послужил только для того, чтобы лучше обеспечить победу аграрного капитализма. "Полный" социализм был нужен только для того, чтобы открыть дорогу полному капитализму.
Нужно сказать, что бухаринский подход, к которому присоединилась редакция "Правды", совпадает с эсэро-меньшевистской-кадетско-сменовеховской "эволюцией". Совсем недавно в советской экономической печати приводилась следующая схема нашей хозяйственной системы: 1) провал хлебозаготовок, 2) применение чрезвычайных мер в области обмена, 3) сокращение посевной площади с обострением зернового кризиса, 4) чрезвычайные меры в области производства (сплошная принудительная коллективизация). Остается вернуться к исходному пункту: расширение НЭП'а -- преддверие к откровенному капитализму. Партия не должна допускать, чтоб ее ставили перед альтернативой, которая в последнем счете навязывается нам классовым врагом.
Сплошная коллективизация не являлась необходимой, точно также не является необходимым и расширение НЭП'а. Политически "сплошная" коллективизация была возможна лишь при наличии у власти правых и центристов, как НЭОНЭП может стать неизбежным, если продолжится оппортунистическая политика. В этом вопросе разница между центристами и правыми в темпах: правые предлагают последовательную правую политику. Центристы -- с ультра-левыми интервалами.
Особенность хозяйственного кризиса в прошлом заключалась в том, что промышленность не могла удовлетворить выросший спрос сельского хозяйства; особенность теперешнего кризиса -- в быстро снижающемся спросе сельского хозяйства и в уменьшении -- не только относительно, но и абсолютно -- количества сельско-хозяйственных продуктов. Имеющийся хлеб -- тем более недостаточен, что он теперь должен заменить отсутствующие: мясо, жиры, овощи, молочные продукты, фрукты, сахар. Восстановление рабочего, молочного и мелкого скота потребует нескольких лет. По сведениям, в некоторых районах Казахстана истреблено 50% скота, в том числе и в совхозах. В некоторых сибирских округах на вошедшие в колхозы хозяйства падает 0,1 свиньи и 0,8 коровы. Идет речь о сибирском хозяйстве, известном своим молочным скотом. Обострение продовольственного кризиса еще впереди. Вероятно он даст себя почувствовать в ближайшие недели и месяцы; годами он не будет сходить с порядка дня.
Уменьшение продовольственных продуктов на рынке и быстрый рост цен на них отражается на снижении реальной зарплаты. К великому негодованию "Правды" (пропуск по вине переписчика)и снабжение рабочих ухудшается. Зарплата кое-где снижается. По сведениям газет, многие ЦРК повысили цены на мясо и молоко на 38% и 30%. Центросоюз дал директиву снизить цены, но эта директива, при отсутствии продуктов, все равно, что пластырь на деревянные ноги.
Надвигающийся на промышленность уже с февраля продовольственный кризис осязается на показателях промышленности в больших центрах, как Ленинград. Он надвигается на промышленность в такой момент, когда последняя исчерпала все возможные и позволительные средства для поднятия интенсивности и производительности труда и снижения себестоимости, и пришла в положение неустойчивого равновесия. Это самый опасный момент, когда продовольственный кризис может свести на нет все достижения и показатели промышленности за 1-й год пятилетки.
Подтверждается правильность предостережений, которые оппозиция большевиков-ленинцев сделала в заявлении от 4 октября 1929 года, высказываясь против применения -- для поднятия трудовой дисциплины и рационализации -- приемов, отвергнутых Октябрьской революцией, как проведение декретов о дисциплине, которые являются прямым нарушением резолюции партсъезда от 1921 года о профсоюзах, как проведение непрерывки с сомнительной экономической выгодой и с несомненным политическим минусом, как проведение, притом не в качестве исключительной меры и без согласия рабочих, социалистического соревнования, (методами, подобными тем, которым в деревне проводится сплошная коллективизация); как снижение расценок, повышение норм выработки, дальнейшее обезличение профсоюзов, и сокращение круга безработных, пользующихся страхованием. Ухудшение правового и материального положения рабочего класса. -- Все это ведет, после временного подъема производительных сил, к их срыву. Вместо официальных 400 млн. рублей от снижения себестоимости за первый квартал получено было всего 180 млн. рублей. Другими словами, задание выполнено лишь на 45%. За два месяца (январь-февраль) 2-го квартала "в движении себестоимости заметных уменьшений нет" ("Правда"). Вероятно есть ухудшение, если судить по цифрам украинской металлургической промышленности. Вместо предположенного снижения себестоимости на 11,35%, она снижена лишь на 2,76% -- план выполнен на 20%. Следует отметить, что поставленный в тяжелые условия рабочий класс дал максимальное напряжение сил. В феврале, по сравнению с январем, зарплата на человеко-день увеличилась всего на 18%, а производительность труда на 4,7%. Задание по увеличению продукции за 5 месяцев второго года пятилетки по легкой промышленности выполнено целиком, а по тяжелой -- на 34,7%, при задании в 40,7% и при распространении непрерывки на 54% рабочих. По замечанию самих газет, "скверное качество создает количественные достижения". За январь и февраль вошли в обиход новые термины для характеристики ухудшения качества, например, "чума стекла". В какой степени количественные балансы являются дутыми можно судить по следующему официально установленному факту: продукция галош в 1928 году была на 48% больше, чем в 1913 году (41,5 млн. пар вместо 28 млн. пар). Если учесть ухудшение качества, то реальная продукция составляет 74% довоенной ("Экономическое Обозрение", октябрь 1929 г.). Как бы подготовляя к невыполнению плана по капитальным вложениям, "Правда" в связи с отчетом промышленности за истекшие месяцы пишет: "Внушает тревогу то обстоятельство, что в борьбе за выполнение текущего задания не уделяется достаточно внимания подготовке дальнейшего развертывания производства".
За первый квартал второго года пятилетки в нашей печати напечатан ряд сообщений, свидетельствующих об обострении отношений на заводах между заводоуправлениями и рабочими (вредительство, отдельные террористические акты, итальянские забастовки). За последнее время такого рода сообщений больше нет. Следует ли отсюда заключить, что вызывающие их причины устранены, или они не сообщаются, чтобы не было темных пятен на картине общего благополучия? На это могут ответить лишь те, которые знакомы с внутренней жизнью нашей промышленности.
Следует обратить внимание на колдоговорную кампанию этого года. Она свелась к чистейшей формальности включением Промфинплана в колдоговора. Мы должны обратить внимание на исключительное положение рабочих в совхозах. Это самый беспризорный элемент. Обследование Нижне-Волжской рабоче-крестьянской инспекцией совхоза "Овцевод" показывает, что там создались отношения, которые напоминают скорее помещичьи усадьбы, чем совхоз. "Рабочие прямо так и говорят: мы помещичьи". ("Правда", 28 марта).
Параллельно с ростом цен на продукты растут косвенные налоги. Сметой этого года принято новое увеличение акцизов на табак, спички, сахар, мануфактуру, водку, пиво и пр. Увеличение доли рабочих в подписках на госзаймы с лишением их права перепродавать облигации в течение 5 лет, действует в том же направлении. Увеличение "добровольных" пожертвований на колхозное строительство и пр. привело к тому, что во многих местах с пятидневки перешли на шестидневку, а на Урале некоторые заводы с 8-часового рабочего дня на десятичасовой. Эти нарушения закона очевидно стали так распространены, что наркомтруд издал специальный циркуляр, их отменяющий.
Вскрытие скандальных "гнойников" во всех городах Союза и во всех областях хозяйственного, административного и общественного аппарата -- с одной стороны, и пятилетка, с другой стороны, поставили остро вопрос о социалистических кадрах. Еще большую остроту этот вопрос приобретает теперь, после скандального провала сплошной коллективизациии Но вопрос о кадрах в нашей печати ставится неправильно. Партруководство ставило его в формально-статистическом разрезе, или подходит к нему с точки зрения внутренней бюрократической механики -- удобства управления. Так называемая коммунистическая наука, превратившаяся в служанку партчиновников, ставит тот же вопрос абстрактно-метафизически, вроде того, какое количество витаминов нужно проглотить, чтобы быть хорошим кадровиком. Важнейшая же сторона вопроса о кадрах и следовательно об аппарате, который вербуется из них, абсолютно игнорируется. Понятно, почему: иначе пришлось бы установить ту элементарную истину, что вопрос о кадрах неразрывно связан с вопросом о политическом контроле масс, с вопросом об их политическом уравнении, с вопросом о партийной и рабочей демократии.
В нашем заявлении от 4 октября мы писали, что безхозяйственность, рвачество, головотяпство, самодурство и произвол -- обратная сторона медали приниженности, забитости и бесправия трудящихся масс. Как рабочие совхоза "Овцевод" говорили "мы помещичьи", так рабочие Орехово-Зуевских фабрик заявляли: "мы должны войти в колхозы, иначе нас выкинут с фабрики". ("Правда").
Когда середняки и бедняки в стране, где произошла величайшая революция, говорят: "власть так хочет, а против власти не пойдешь" ("Правда") это показывает такое состояние масс, которое во много раз опаснее, чем воровство и насилия аппаратчиков. Термидоры и брюмеры вторгаются через двери политического безразличия масс. -- Мы всегда делали ставку на революционную инициативу масс, а не на аппарат. -- Мы также не верим в так называемую просвещенную бюрократию, как наши буржуазные предшественники -- революционеры конца 18-го столетия в так называемый "просвещенный абсолютизм".
Вся политическая мудрость центристского и право-центристского руководства заключалась в подавлении в массах чувства политической самостоятельности, чувства человеческого достоинства и человеческой гордости, в поощрении и организации аппаратного самодержавия. На поощрение последнего пошла и идет вся недюжинная изобретательность центристского руководства и в особенности Генсека. Сила партийного руководства в партаппарате, но в нем же источник его слабости. Тот самый аппаратчик, который смотрел в глаза партийному "начальству", чтобы предугадать его желания, тащил это самое "начальство" туда, куда оно само не хочет. Аппаратчик сообщает по телеграфу, что он уже обобществил 4146 лошадей, а практически оказывается -- ни одной, а ЦК, накачивая себя фиктивными данными, объявляет о "перерастании частичной коллективизации в сплошную". Аппаратчик, в свою очередь, находится на поводу у кулака. Лозунгом кулака было: всем входить в колхозы, чтобы взорвать их изнутри. Когда аппаратчик насиловал середняка, чтоб записать его в колхоз, он, как теперь утверждает официальная печать, действовал "по прямому наущению кулака". Поскольку руководство само руководимо аппаратчиком, оно, этого не желая, действовало по косвенному наущению кулака.
Секретари, предисполкомы, заготовители, кооператоры, совхозники, партийные и беспартийные директора предприятий, спецы, мастера, которые, идя по линии наименьшего сопротивления, водворяют в нашу промышленность потогонную систему и фабричный деспотизм -- вот реальная власть в переживаемый нами период пролетарской диктатуры! Этот этап может быть охарактеризован, как владычество и междуусобная борьба корпоративных интересов различных категорий бюрократии.
От рабочего государства с бюрократическими извращениями -- как определял Ленин нашу форму правления -- мы развиваемся к бюрократическому государству с пролетарско-коммунистическими пережитками.
На наших глазах оформился и дальше оформляется большой класс правящих, имеющий свои внутренние подразделения, растущий путем расчетливой кооптации, через прямое и косвенное назначенчество (путем бюрократического выдвиженчества или фиктивной выборной системы). Объединяющим моментом этого своеобразного класса является та же своеобразная форма частной собственности, а именно государственная власть. "Бюрократия имеет в своем обладании -- писал Маркс -- на правах частной собственности государство". ("Критика государственного права Гегеля").
Нужна была мимолетная ссора между партийными и профессиональными бюрократами, чтобы читатели газеты "Труд" узнали, что бюджет профсоюзов равняется 400 млн. рублей, из которых 80 млн. рублей идут лишь на содержание персонала. Сколько идет на содержание партийного, кооперативного, колхозного, совхозного, промышленного, административного, со всеми их разветвлениями, аппаратов? Об этом мы точных и даже предположительных сведений не имеем. Какой соблазн представляет для бюрократии сплошная коллективизация и самые большие темпы индустриализации, нетрудно догадаться. Она расширила бы армию бюрократии, увеличила бы ее долю в национальном доходе, укрепила бы ее власть над массами.
Центристское руководство приписывает себе особые заслуги в национальной политике. Это легенда. Лучшее ее опровержение заключается в том факте, что до сих пор держатся в тайне от партии статьи Ленина по национальному вопросу, писанные в начале 1922 года. Это потому, что они являются критикой взглядов по национальному вопросу как раз тех лиц, которые стоят теперь во главе партии. Истина заключается в том, что создание Советского Союза и его конституция были отвоеваны в упорной борьбе с центристами и правыми, которые выдвигали автономизацию независимых советских республик и их включение в пределы РСФСР.
Исключая отдельные правильные, как с международной, так и внутренней точки зрения, тактические моменты, как, например, образование независимой Таджикистанской республики -- стратегическая линия партруководства в национальном вопросе остается та же самая, старая, оппортунистическая и великодержавническая, прикрывающаяся левыми фразами. Она характеризуется обезличением национальных республик, лишением их самостоятельности, инициативы, усилением бюрократического централизма, воспитанием такого типа бюрократов-националов, которые с коммунистической позиции будут без труда перескакивать на самую махровую националистическую. К национальному вопросу, как и ко всем другим вопросам, бюрократия подходит с точки зрения удобства управления и регулирования.
Мы считаем неправильной внешнюю политику центристского руководства, исключая отдельные тактически правильные моменты, как поведение в конфликте с китайскими реакционерами. Отсутствие предусмотрительности, отсутствие плана, инициативы, активности, на ряду с отсутствием увязки с внутренней политикой и совершенно случайный подбор в НКИД и НКТорге -- являются характерными моментами для внешней политики партруководства. Каждый член партии дает себе отчет, что провал сплошной коллективизации и антирелигиозного похода являются не только победой внутренней, но и международной контр-революции.
Искусственно вызываются расколы внутри партии и вытеснения людей, которые в состоянии противостоять центристскому руководству (отправка оппозиции в ссылку, изоляторы, изгнание Л. Д. Троцкого).
Вся партийная политика центристского руководства, как и качанье и беспомощность его экономической политики, одинаково способствуют изоляции Советского Союза, падение его авторитета и влияния. Нужно решительно отвергнуть нелепую теорию о том, что "успехи" социалистического строительства не только вскружили голову партчиновникам, но и разнуздали империалистов. Буржуазная контр-революция использовывает против нас всякие аргументы, в том числе и не в меру большую хвастливость партруководства. Но практика контр-революции определяется не гадательными перспективами, а фактами. Картина нашего разложения усиливает империалистские аппетиты, разбуженные острым хозяйственным кризисом, переживаемым капитализмом.
Перенесение в Коминтерн центристского оппортунизма, с присущими ему перегибами вправо и влево, с его бюрократическими методами руководства, должно было неизбежно повести к разложению Коминтерна и растущему падению его влияния на рабочий класс.
Количество комсомольцев в заграничных секциях КИМ'а упало за год с 1 августа 1928 года до октября 1929 года на 20%. В конце прошлого года, по официальным данным, которые несомненно выше действительных, во всех странах (кроме СССР) всего-навсего организовано молодежи 83.063 человек. Один из секретарей КИМ'а ответил докладчику ИККИ, сообщившему вышеприведенные безотрадные цифры: "В Коминтерне то же самое". Действительно, мы узнаем из отчета о последней партконференции в Париже, что число членов партии и комсомольцев вместе едва превышает 35.000, и что партия и комсомол потеряли за полтора года одну треть своего состава. Перенесение в Коминтерн методов сплошной коллективизации с назначенными сроками; превращение подготовки революции в словесные упражнения насчет "перерастания"; применение системы, знакомой со времен революционного синдикализма: календарные программы, революционные выступления по заказу и пр., -- все это дискредитирует Коминтерн, давая в то же время буржуазным правительствам предлог для усиления гонений против рабочего класса.
Таковы результаты оппортунистической идеологии и бюрократических методов во всех областях, куда распространяется влияние или руководство нашей партии.
Поворот, происшедший в партийной политике, свидетельством которого явились постановления 16-ой партконференции, был словесным и поверхностным. Ко всей этой полосе центристской политики можно применить оценку роста промпродукции. "Качественные ухудшения создают количественные достижения". Но качество не может в известный момент не отразиться на количестве. С провалом сплошной коллективизации начинается целая серия количественных провалов.
Дальнейшее развитие событий зависит от соотношения сил, которые сложатся в партии и в стране. Эти два фактора, хотя и находятся в известном взаимоотношении, действуют самостоятельно. Партия революционного авангарда пролетариата и трудящихся масс должна преодолевать мелко-буржуазную стихию и должна направлять массовую борьбу в русло пролетарской диктатуры.
Какие взаимоотношения сложатся в предстоящий период между правыми и центристами? Не позволяя открытой дискуссии вокруг правой опасности в партии и в стране, центристы этим ограждали не только себя, но и правых. На них вместе ложится одинаковая ответственность за целую полосу аппаратной политики. Их разногласия были не глубоки. Они -- две разновидности одной и той же аппаратной линии. Но новый блок -- блок отступления, если и осуществился бы, то удержался бы не надолго. При растущей неустойчивости положения власть переходила бы в руки все более и более правых элементов. Это означало бы постепенный отсев теперешнего руководства.
Все внимание центристского руководства за последние годы сосредоточено на разгроме оппозиции (большевиков-ленинцев). Для этой цели были пущены в ход все средства, которыми располагает власть: насилие, клевета, коррупция. Изгнание Л. Д. Троцкого -- самого популярного и любимого после Ленина вождя пролетариата -- явилось увенчанием этой политики, прокладывающей путь мелко-буржуазной стихии.
Часть оппозиции дрогнула. Одни, у которых обывательщина и бюрократическое перерождение убили революционное классовое чутье, другие, поддавшись центристским обманчивым лозунгам об индустриализации и коллективизации, позорно отреклись от своих коммунистических взглядов. Этим самым они потеряли право на какое-бы то ни было доверие со стороны партии и рабочего класса. Никакие гонения и никакие соблазны не могли помешать оставшимся верными ленинским взглядам оппозиционерам выполнить свой долг по отношению к партии и революции.
В своем Заявлении в ЦК и ЦКК от 4 октября оппозиция большевиков-ленинцев указывала на необходимость объединения всех коммунистических революционных сил вокруг пятилетки в промышленности, борьбы с аграрным капитализмом и с правыми. Такое объединение, включая и децистов, на основе признания единой партии, еще более необходимым является теперь, когда нужно противопоставить стойкие пролетарские ряды наступающему термидору. Поскольку, однако, проведение лозунга объединения всех коммунистических сил означает конец полосы монополии центризма, против него будет выступать центристская бюрократия с таким же ожесточением, как и в прошлом. Лозунг объединения всех революционных коммунистов может быть проведен лишь партийной массой в борьбе с центристской бюрократией.
Каково соотношение классов в стране? Политическое положение характеризуется недоверием со стороны партии -- вполне заслуженным -- к своему руководству, и незаслуженным ростом недоверия рабочего класса, бедноты и середнячества к партии и пролетарской диктатуре. Руководство себя дискредитировало, выдав с материальной очевидностью беспринципность своей политики, которая менялась несколько раз в течение нескольких недель. (Иллюстрация: постановление МК об отмене НЭП'а, которое само было отменено через неделю, как оказывается, явилось ошибкойи переписчика). В глазах рабочих масс партруководство дискредитировало партию и профсоюзы. Ни первая, ни вторые не смогли дать пролетариату защиту против бюрократа. Наоборот, и партия и профсоюзы как бы помогали бюрократу против рабочих. Беднота отнеслась с большим недоверием к сплошной коллективизации. Об этом свидетельствуют факты. В ней она видела, с одной стороны, лишение ее тех налоговых льгот, которые она получала до сих пор, а, с другой стороны, -- опасность подчинения середнячеству и вросшему в колхозы кулачеству. (Факты свидетельствуют о том, что даже в коммунах идет ставка на "хозяина"-мужика). Так называемые группы бедноты -- такая же фикция, какой являются для рабочих самокритика, чистка, шефство и другие тощие бюрократические суррогаты партийной и рабочей демократии.
Батраки волей-неволей должны были входить в колхозы, ибо другого исхода для них не было.
Особую роль будет играть в предстоящий период середняк. Он становится опять центральной фигурой классовой борьбы. Середняколюбие центристов (и правых) было чистой демагогией, средством для того, чтобы травить оппозицию большевиков-ленинцев. На деле центристы (и правые) дали середнячеству тот аппарат, из уст которого сыплется больше угроз, чем слов, который действует при помощи насилия и произвола, и по поводу которого еще Ленин говорил, что он унижает советских граждан, которым приходится с ним иметь дело.
В сплошной коллективизации середняк усмотрел прежде всего средство выколачивания хлеба и других продуктов и средство облагодетельствования бедноты при помощи середняцкого инвентаря, живого и мертвого. Вместо того примера, о котором говорил Ленин, и о котором говорит программа партии, -- живого примера, который должен был-бы убедить середняка в выгодности колхоза, ему преподносят мышеловку. На такую коллективизацию он ответил своими обычными способами: забастовкой, активной и пассивной или же вхождением в колхоз, чтобы взорвать его изнутри техническим саморазоружением (уничтожение скота и пр.).
Политическая задача, которая стоит теперь перед партией состоит в восстановлении доверия, отсутствие которого облегчает работу подспудным термидорианским силам. Никакая серьезная борьба с наступающим капитализмом немыслима, если не будут предварительно укреплены главные позиции партии, пролетариата и бедноты.
Теоретически эта проблема решается сравнительно легко, поскольку речь идет о рабочем классе и батраке. Труднее обстоит дело с середняком. Удовлетворится ли он восстановлением НЭП'а и революционной законности, или потребует НЭОНЕП'а и выдвинет дополнительные требования, несовместимые с существованием пролетарской диктатуры? Как удовлетворить середнячество не прекращая борьбы с кулаком? Это уже вопрос, который может с определенностью решиться на практике; мы можем с определенностью утверждать лишь, что установление партийной и рабочей демократии и союзов бедноты, против которых восстает бюрократия -- является тем средством, которое может удержать требования середнячества в пределах совместимых с основами пролетарской диктатуры.
Демократия в партии, как и советская демократия в деревне явится щитом против чиновничьего произвола. Без восстановления свободного режима внутри партии, середнячество не поверит, что революционная законность действительно восстановлена. Период политически обманчивых слов прошел. Пролетарскую диктатуру может спасти только честная и добросовестная коммунистическая политика 16-й съезд партии приобретает исключительно важное значение. Более вероятно, однако, что центристское руководство постарается сделать из него самый бледный из всех съездов. Хотя съезд уже на пороге, но о какой либо партийной дискуссии нет и намека. Партия не может допустить такого пренебрежения к ее правам. Она не должна этого допускать, в особенности в такой чрезвычайно ответственный момент.
Весь мир видел право-центристскую и центристскую бюрократию на деле. Результаты налицо. Каждый партиец видит их вокруг себя. Мы требуем свободной партийной дискуссии и свободных выборов на съезд. В дискуссии и в выборах должны участвовать все оттенки оппозиции, признающие принципы единой партии и путь реформы.
Мы требуем освобождения заключенных оппозиционеров и снятия 58 статьи. Мы требуем возвращения Л. Д. Троцкого из изгнания и его восстановления в партии.
Мы требуем, чтобы ЦК издал существующие документы оппозиции за период 1927-1930 г.г., а также статьи Ленина по национальному вопросу и его политическое Завещание. Эти требования лишь являются предварительными. Вопрос о партийной и рабочей демократии должен стать во весь рост перед самим съездом.
Без партийной и рабочей демократии всякие исправления неизбежно превратятся в искривления. Лишь революционный контроль масс в состоянии держать в подчинении аппарат. Мы считаем необходимым реорганизовать ЦК и ЦКК и возвратить съездам и партии те права, которые были у них отняты, формально или фактически, и переданы ЦК и ЦКК.
Мы считаем необходимым упразднение поста Генсека, сведение роли партсекретарей к выполнению технических функций, с передачей политических функций Политбюро в целом.
Мы считаем необходимым изменение теперешнего способа распределения членов партии на работу, и требуем полной реорганизации Оргбюро, являющегося ныне главной опорой аппаратной диктатуры.
Мы требуем распространения на все партийные выборные учреждения системы, существующей при выборах в ЦК и ЦКК, т.-е. тайного голосования.
Мы требуем значительного сокращения как партаппарата, так и всех других -- профсоюзных, кооперативных и государственных, -- аппаратов, с тем, чтобы освобожденные таким путем средства направить на дополнительные ассигнования на строительство совхозов, колхозов и капитальные вложения в промышленность.
Мы повторяем наше требования от 4 октября прошлого года: всесторонняя увязка пятилетнего плана, как между его различными частями, так и с потребностями рабочего класса. -- Пересмотр колдоговоров в сторону улучшения материального положения рабочего класса. -- Тщательная проработка результатов непрерывки, объявление ее мерой временной, исключительной, допустимой лишь с согласия рабочих. Установление связи номинальной зарплаты с ростом бюджетного набора. Восстановление подлинной деятельности профсоюзов.
Политика партии в деревне: формальная отмена сплошной коллективизации. Приостановление массового раскулачивания и выселения кулаков из деревни, исключая отдельные, предусмотренные законом случаи, но без возвращения на старые места уже выселенных кулаков.
Исключительное внимание государства к колхозному движению, с оказанием нужной финансовой и технической помощи. Создание союзов бедноты. Эта мера необходима для создания политической основы для колхозного движения и как политическая опора для налоговой, культурной и социальной политики в деревне.
Между прочим, центристское руководство, которое не допускает союзов бедноты на одной части территории Союза, вынуждено их признать на Украине и возлагать на них всю работу по коллективизации. Украинские Комнезамы сохранились потому, что постояли за себя и не позволили ликвидаторской попытке 1924-1925 г.г. пойти дальше их превращения из организаций полупринудительного типа в организации вольные.
Перед партией стоит решение вопроса о снабжении страны продовольственным и сельско-хозяйственным сырьем, путем усиления строительства совхозов, с сохранением темпа промышленности. Задача несомненно трудная, но задача эта превращается в практическую, даже в техническую, если будут созданы политические предпосылки для ее разрешения.
Мы не предлагаем партии никакой новой программы, мы боремся лишь за восстановление испытанной в тяжелых боях и славных победах старой программы и тактической линии партии коммунистов-большевиков.
Х. Раковский.
В. Коссиор
Н. Муралов
В. Каспарова.
Апрель 1930 г.Гибель тов. Бориса Зелиниченко в сталинской ссылке
Большевик-ленинец тов. Зелиниченко отбывал ссылку в Самарканде, где заболел горловой чахоткой. Здоровье его ухудшалось с каждым днем. Когда состояние его стало критическим сталинцы вместо того, чтоб перевести его в лучшие условия, перевели его на верную гибель в город Ош. Он находится в Киргизии, в степях, вдали от железной дороги, где отсутствует какое бы то ни было клиническое лечение. По приезде тов. Зелиниченко в Ош, местные ссыльные оппозиционеры обратились в ЦК, ЦКК и ГПУ с рядом телеграмм, требуя перевода тов. Зелиниченко в другие климатические условия и указывая, что ему в Оше грозит неминуемая и быстрая гибель. Ответа не последовало. Тогда ошские ссыльные решили отправить тов. Зелиниченко явочным порядком в Ташкент, несмотря на то, что ГПУ могло это подвести под "побег". Но нельзя было больше ждать и дня. Поставленное перед фактом ГПУ, вынуждено было из Ташкента направить тов. Зелиниченко в Крым. Но в Крыму началась новая полоса издевательств над стойким большевиком: ему не давали бесплатного лечения и т. д. Сталинское ГПУ добилось своего: тов. Зелиниченко не пережил и нескольких недель в Крыму, тов. Зелиниченко погиб.
Новая жертва Сталина
Товарищ Котэ Цинцадзе при смерти
Нами получено следующее сообщение:
Уже месяц как товарищ Котэ Цинцадзе при смерти. Два раза было сильное кровохарканье; кровь лилась фонтаном: потерял около пяти чайных стаканов чистой крови. Кровоизлияния сопровождались сердечными припадками; больной чуть не задохнулся. Врачи почти отчаялись в спасении. Единственная надежда, по их мнению, это немедленный переезд в Сухум. Крымский климат для тов. Котэ -- гибелен. Товарищи хлопочут о переводе. Орджоникидзе обещал устроить перевод уже два месяца тому назад, но до сих пор разрешения нети Видимо оно прийдет тогда, когда тов. Котэ Цинцадзе уже погибнет.
Котэ Цинцадзе -- старейший член большевистской партии, в которую он вступил в 1903 году и в рядах которой он боролся бессменно. Ныне, в качестве опоры сталинизма, господствует тип "старого большевика", который после поражения революции 1905 года вплоть до революции 1917 года оставался вне революционного движения, который боролся против Октября и примкнул к нему лишь после победы. Таких "старых большевиков" Ленин в свое время предлагал сдавать "в архив". В отличие от этих господ тов. Котэ -- настоящий большевик-революционер. С юношеских лет он был боевиком партии, действуя там, где обстоятельства этого требовали, с такой же уверенностью и смелостью бомбой и револьвером, как в других условиях -- листовкой и пропагандистским словом. Котэ прошел через царскую тюрьму и ссылку. Во время революции боролся против классового врага на родном Кавказе, где в самый героический период был председателем закавказской ЧК. С 1923 года тов. Котэ в оппозиции и один из ее руководителей на Кавказе. С 1928 года -- в ссылке, на этот раз сталинской. Здоровье тов. Котэ, подточенное тюрьмой, ссылкой и боевой партийной работой -- становилось все хуже. У тов. Котэ острая форма туберкулеза легких. Условия сталинской ссылки резко обострили его тяжелое положение. С весны этого года положение Котэ стало угрожающим: непрерывные кровохарканья; он потерял за это время 30 кило в весе; много месяцев, как он прикован к постели. Друзья и близкие тов. Котэ Цинцадзе в течение долгих месяцев безрезультатно поднимают вопрос о переводе его в Сухум. Последнее, приведенное выше сообщение говорит о критическом состоянии тов. Котэ. И несмотря на это ему не разрешают переехать в Сухум. Клика Сталиных и Орджоникидзе добивается гибели товарища Котэ. Под ее покровительством проходимцы и карьеристы играют жизнью старого и безупречного революционера. Они знают, что тов. Котэ железный большевик, что тов. Котэ не сдаст. Они знают, что тов. Котэ, и тяжело больной, в постели, письмом и словом продолжает бороться за ленинские идеи против сталинщины, против капитулянства. За это они его ненавидят, за это Сталин обрекает Котэ на верную гибель.
Мы получили в последнюю минуту, при верстке номера, страшную весть о смерти тов. Котэ Цинцадзе. К длинному списку жертв сталинщины прибавилось еще одно славное имя стойкой большевистской гвардии. Мы преклоняемся перед свежей могилой героя-революционера.
Чему учит процесс вредителей?
Обвинительный акт по делу вредительского центра ("Промышленной партии") представляет исключительный интерес не только по прямому своему политическому значению, но и с точки зрения борьбы течений внутри ВКП. Оппозиция утверждала и повторяла это во всех своих документах, что минималистские установки 1923-1928 г.г. в области индустриализации и коллективизации диктовались, с одной стороны, кулачеством, с другой -- иностранной буржуазией, через посредство советской бюрократии. Привлеченные к ответственности, руководящие советские специалисты показывают, какую напряженную борьбу они развивали в прошлом за минимальные программы в области пятилетки. Так, в частности, Рамзин указывает, что важнейшей мерой вредителей в отношении всех основных отраслей промышленности являлось "замедление темпа развертывания, что особенно ясно из старой пятилетки, составленной под влиянием центра" (т.-е. центра вредителей). Старую пятилетку оппозиция подвергла в свое время уничтожающей критике. Достаточно привести из платформы общую оценку первой пятилетки Сталина-Рамзина: "Гигантские преимущества национализации земли, средств производства, банков и централизованного управления, т.-е. преимущества социалистической революции, на пятилетке почти не отразились" (стр. 30). ЦК объявил нашу критику пятилетки антипартийной. 15-ый съезд объявил нас маловерами, так как мы "испугались" неизбежного будто-бы снижения темпов в реконструктивный период. Другими словами, в течение 1923-1928 г.г., т.-е. в период развернутой борьбы против левой оппозиции, ЦК являлся бессознательным политическим рупором специалистов-вредителей, которые, в свою очередь, являлись наемными агентами иностранных империалистов и русско-эмигрантских компрадоров. Но разве же мы не утверждали всегда, что в своей борьбе против левой оппозиции Сталин выполняет социальный заказ мировой буржуазии, разбронировывая пролетарский авангард? То, что раньше было социологическим обобщением, подкреплено сейчас неоспоримыми юридическими доказательствами обвинительного акта.
Энергетика является сердцем пятилетки. От биения сердца зависит темп жизни всего организма. Кто же определял ритм самого сердца? На это точно отвечает Рамзин:
"Осуществление основных установок Промышленной партии (т.-е. партии вредителей) в области энергетики обеспечивалось тем, что основные органы, решающие данные вопросы, целиком находились в руках Промпартии".Вот кто руководил в течение ряда лет сталинской борьбой против "сверх-индустриализаторов"!
Не ясно ли, что обвинительный акт Крыленко против Промышленной партии является вместе с тем обвинительным актом против сталинской верхушки, которая в своей борьбе против большевиков-ленинцев являлась на деле политическим орудием мирового капитала?
Но на старой пятилетке дело не закончилось. Те же обвиняемые показывают, что "со второй половины 1928 года" -- обратите внимание на точность в разграничении двух периодов! -- дальнейшая ставка на замедление темпов стала невозможной, "вследствие, как говорит Рамзин, энергичного проведения в жизнь генеральной линии ВКП". Вторая половина 1928 года -- это и есть время отказа ЦК от той пятилетки, за критику которой оппозиционеров ссылали в Сибирь. Прекратилось ли, однако, вредительство специалистов с 1928 года? Нет, с этого времени оно особенно усилилось, в виду ожидания интервенции, но, по словам того же Рамзина, приняло другой характер: "основные мероприятия в области промышленности, -- показывает он, -- должны были идти в сторону углубления и без того неизбежных экономических затруднений".
Здесь Рамзин немножко не договаривает, или же Крыленко не цитирует до конца показания Рамзина. Несмотря на это, вопрос совершенно ясен. Метод специалистов, работавших под руководством Кржижановского, состоял в "углублении экономических затруднений", т.-е. в усилении диспропорций между разными отраслями промышленности и хозяйства вообще. Так как со второй половины 1928 года этой цели нельзя было уже достигать путем замедления темпов, то оставался противоположный путь: чрезмерного разгона темпов отдельных отраслей промышленности. Совершенно очевидно, что один метод так же действителен, как и другой.
Мы получаем, таким образом, как будто неожиданное, но на самом деле вполне естественное объяснение того, как и почему Госплан, в котором вредители составляли основное ядро и без труда водили за нос своего "руководителя" Кржижановского, почему этот Госплан так легко перешел от минималистских темпов к максималистским и без всякого сопротивления благословил превращение еще непроверенной пятилетки в четырехлетку. Специалисты прекрасно понимали, что безудержный разгон отдельных отраслей промышленности, без проверки, без предвиденья, без умелого регулирования порождает, с одной стороны, диспропорции, снижает, с другой стороны, качество продукции и тем подготовляет взрыв пятилетки на следующем этапе.
Из обвинительного акта, таким образом, с полной несомненностью вытекает, что как в период своего экономического хвостизма -- до 1928 года, -- так и в период своего экономического авантюризма, -- со второй половины 1928 года -- сталинское хозяйственное руководство действовало под диктовку центра вредителей, т.-е. шайки агентов международного капитала. За борьбу против этого "руководства" большевиков-ленинцев сажали в тюрьмы, ссылали и даже расстреливали. Вот голая истина, которой не опровергнут никакие хитросплетения!
Обвинительный акт, раскрывающий картину хозяйничанья вредителей в Госплане и в ВСНХ, напечатан в "Правде" от 11 ноября. А за день до этого та же газета, в фельетоне под чрезвычайно свежим заглавием: "Беспощадный огонь по право-левацкому блоку", пишет по поводу козней оппозиции следующее:
"А это означает обычный фракционный трюк: нападая, скажем, на Госплан и контрольные цифры, на "бюрократизм хозяйственных органов" -- вести атаку на ЦК, на политику партии, на партийное руководство".Эта цитата кажется совершенно невероятной. Критику Госплана, являвшегося в течение ряда лет игрушкой в руках буржуазных вредителей, сама "Правда" отождествляет с критикой ЦК и объявляет ее тем самым святотатством. Не сыграл ли кто-то здесь "трюк" над самой "Правдой"? А при ближайшем кризисе мы узнаем из второго обвинительного акта, что сталинские сверх-темпы, от которых мы своевременно предостерегали, были заказаны вредителями компрадорами. Такова логика сталинского режима!
Что дальше?
К кампании против правых
К тому времени, когда этот номер Бюллетеня выйдет из печати, кампания против правых будет уж, вероятно, завершена решительным организационным выводом: удалением Рыкова, Томского и Бухарина из Центрального Комитета (может быть, впрочем, Рыкова только из Политбюро). Дойдет ли дело до исключения правых лидеров из партии и до административной расправы над ними на ближайшем этапе, зависит отчасти от поведения правых лидеров,
Бухарин совершил повторительный обряд покаяния. За ним последуют, вероятно, и другие. В природе вещей от этого изменится немногое. Но характер и порядок административной расправы может оказаться иным. Незачем говорить, что наша политика от этих колебаний в рамках общего аппаратного автоматизма нисколько не зависит.
главным же образом от того, в какой мере остро сталинский штаб почувствует необходимость совершить поворот направо. Ибо к этому сейчас сводится дело на верхушке. Как разгром левой оппозиции на 15-ом съезде, в декабре 1927 года, непосредственно предшествовал левому повороту, официально открывшемуся уже 15 февраля 1928 года, так неизбежному повороту направо должен предшествовать организационный разгром правой оппозиции. Почему должен предшествовать? Потому что, если бы поворот произошел при наличии правых в Центральном Комитете, то последние заявили бы о своей солидарности с поворотом и тем не только затруднили бы исключение их из партии, но и нанесли бы вообще дополнительный ущерб великолепию генеральной линии. Но это только одна сторона дела. Есть другая, не менее важная.Задолго до окончательного организационного разгрома левой оппозиции в недрах тогдашнего правящего большинства подготовлялся новый раскол, без которого немыслим был бы самый поворот влево, не говоря уже о том, что не на кого было бы свалить ответственность за вчерашний правый курс. И сейчас, когда на горизонте вырисовывается неизбежный поворот генеральной линии вправо, следует уже априорно предположить, что в правящей группе должен был наметиться новый раскол, который объявится открыто после поворота вправо. Иначе не может быть. Ибо, с одной стороны, не только в партии, -- об этом нечего и говорить, -- но и в самом аппарате имеются элементы, которые серьезно принимали ультра-левый зигзаг за систематический левый курс: известный отпор надвигающемуся повороту вправо эти элементы должны будут дать. А с другой стороны, кто-нибудь должен же понести ответственность за головокружения и за перегибы в общегосударственном масштабе. И можно даже "теоретически" предугадать, по какой линии пойдет, вернее, уже пошел раскол, применив метод исключения. Приписать Ворошилову или Калинину ответственность за преувеличения коллективизации и индустриализации нет никакой возможности, ибо все знают достаточно хорошо, в какую сторону направлены действительные симпатии этих двух временных пленников левого зигзага. Приписать ответственность за политическое головокружение Куйбышеву, Рудзутаку или Микояну нет никакой возможности, ибо, опять-таки, никто не поверит: для политического головокружения нужно некоторое подобие политической головы. Остается, таким образом, один лишь Молотов.
Полученный, методом исключения, вывод подтверждается из нескольких московских источников. Нам пишут, что Сталин в течение уже значительного времени тщательно пускает по разным каналам слух о том, что Молотов зазнался, что он не всегда слушается и мешает ему, Сталину, вести совершенно безошибочную "генеральную линию", подталкивая его слева под руку. Механика нового зигзага таким образом ясна заранее, ибо она воспроизводит знакомое прошлое. Но есть и разница, которая состоит в обнажении механики и в ускорении ее темпа. Все большее число лиц знает, как это делается, и какими фразами это прикрывается. Все более широким кругам партии становится ясно, что основным источником двурушничества является генеральный секретариат, который систематически обманывает партию: говорит одно, а делает другое. Все большее число лиц приходит к выводу, что руководство Сталина слишком дорого обходится партии. Таким образом в механике центристских зигзагов и аппаратных разгромов надвинулся момент, когда количество должно перейти в качество.
Советская и партийная бюрократия подняла Сталина на волне реакции против Октябрьской революции, против военного коммунизма, против потрясений и опасностей, коренящихся в политике международной революции. В этом весь секрет победы Сталина. Начиная с 1924 года новые поколения воспитывались, а старые перевоспитывались в духе теоретической и политической реакции национально-реформистского характера. Сталинские "левые" оговорки -- оговорки осторожного центриста, -- никого не интересовали. То, что входило в сознание это: потихоньку-полегоньку построим социализм без всяких революций на Западе; не надо перепрыгивать через этапы: тише едешь -- дальше будешь; почему не заключить блока с Чан-Кай-Ши, Перселем, Радичем? Почему не подписать пакт Келлога? -- и веревочка в дороге пригодится; а главное -- долой "перманентную революцию", -- не теорию, до которой большинству бюрократов дела нет, а международную революционную политику, с ее беспокойством и риском, когда тут, в СССР, в руках верное дело. Вот философия, на которой воспитывался сталинский аппарат, насчитывающий миллионы людей. Большинство подлинной сталинской бюрократии чувствует себя с 1928 года обманутым своим вождем. "Мирного переростания" октябрьского режима в национальный гос-капитализм не вышло, -- да и не могло выйти. Подойдя к краю капиталистической пропасти Сталин -- хоть и не любитель скачков, -- совершил головоломный скачек влево. Экономические противоречия, недовольство масс, неутомимая критика левой оппозиции заставили Сталина совершить этот поворот, несмотря на, отчасти активное, а главным образом пассивное, сопротивление большинства аппарата. Поворот совершался большинством бюрократов со скрежетом зубов. Это наиболее непосредственная причина того, почему новая ступень "монолитности" сопровождалась открытым и циничным установлением плебисцитарно-личного режима. Только использовав его последнюю инерцию, Сталин может еще провести разгром правых и открыть новый поворот, который обойдется ему неизменно дороже всех предшествующих.
* * *
Около года тому назад мы говорили, что в аппарате послышался новый скрип. С того времени скрип превратился в треск. Чего стоит тот факт, что Сырцов, посаженный на высокий пост для вытеснения Рыкова, оказался главой так называемых "двурушников", т.-е. людей, которые официально голосуют за Сталина, но думают, а если могут, то и действуют, по иному. Сколько таких Сырцовых в аппарате? Увы, эта статистика Сталину недоступна, она может обнаружиться только в действии. Официальная печать характеризует Сырцова, как правого. Это весьма вероятно. Тот факт, что Сырцов искал блока с лево-центристами, типа Ломинадзе и Шацкина, не только характеризует чрезвычайную растерянность в аппаратных рядах, но и показывает, что Сырцов принадлежит к тем дезориентированным правым аппаратчикам, которые испугались, однако, термидора.
Есть и другие. Это те, которые голосуют против Сырцова и Ломинадзе, требуют исключения Рыкова и Бухарина, клянутся в верности единственному и любимому вождю, а в то же время думают глубокую думу: как бы предать с наибольшей выгодой? Это Беседовские, Агабековы и проч. Приживалы революции, ее бюрократические холуи достаточно успели себя показать заграницей. Перескочив через забор, они сейчас же продаются новому хозяину. Сколько их в советском аппарате внутри страны? Подвести им счет еще труднее, чем перепуганным правым и честно-запутавшимся центристам. Но их много. Успехи Сталина при всех его зигзагах систематически отлагались в аппарате, в виде фракции приживал, остающихся "без лести преданными" еще за пять минут до полного предательства. На какую-либо самостоятельную политическую, тем более историческую роль эта мразь человеческая совершенно неспособна. Но она вполне может сыграть роль апельсиной корки, о которую споткнется плебисцитарное великолепие Сталина.
Споткнувшись сталинский аппарат прежнего равновесия уж не найдет. Собственной опоры у него под ногами нет. Найдет ли он опору справа? Нет. Там два сектора: растерянных и даже отчаявшихся оппортунистов, неспособных ни на какую инициативу, и бюрократических холуев, способных лишь на инициативу предательства. Справа центристские элементы поддержки не найдут.
А слева? Только отсюда, с левого крыла и возможен отпор термидорианско-бонапартистской опасности, усугубленной политикой центристов. Значит блок со Сталиным? Борьба большевиков против Корнилова, непосредственно наступавшего на Временное правительство, была ли блоком с Керенским? Пред лицом прямой контр-революционной опасности сама собою диктуется совместная борьба с той частью сталинцев, которая не окажется по другую сторону баррикады.
Но не в этом главный вопрос. В момент, когда аппарат, разъединенный противоречиями и фальшью, начинает шататься, спасти положение могут не части и частицы самого аппарата, а партия, авангард пролетариата. Здесь задача! Между тем, партии, как организованного целого, сейчас нет. Насаждение холуизма в аппарате означало разрушение большевизма, как партии. В этом историческое преступление Сталина. Но элементы большевистской партии чрезвычайно многочисленны, живучи, неистребимы. Как ни стремился аппарат вывихнуть им мозги, но рабочие большевики делают из тяжелых уроков свои собственные выводы. Десятки тысяч старых большевиков, сотни тысяч молодых, потенциальных большевиков поднимутся в минуту опасности. Буржуазная реставрация, которая попытается протянуть руки к власти, останется без рук.
Левая оппозиция есть авангард авангарда. По отношению к официальной партии от нее требуются ныне те же качества и методы, какие в нормальных условиях требуются от партии по отношении к классу: неколебимая принципиальная твердость и в то же время готовность проделать вместе с массой хотя бы маленький шаг вперед.
В партии должны в ближайшее время со всех сторон подняться голоса тревоги. Партия должна начать искать самое себя. Это неизбежно, это вытекает из всей обстановки. Какими путями пойдет этот процесс? Предсказать нельзя. Но дело сведется к глубокому внутреннему размежеванию, т.-е. к отбору и сплочению подлинно-революционной пролетарской партии из человеческой пыли, утрамбованной аппаратом.
Перед лицом острых потрясений и резких перемен обстановки было бы доктринерством связывать себя заранее какими-либо частными, непринципиальными, организационно-техническими лозунгами, к которым относится, в частности, и лозунг коалиционного центрального комитета. Мы писали на эту тему несколько недель тому назад, накануне последней кампании против правых. С того момента многое изменилось. Но мы думаем и сейчас, что лозунг коалиционного центрального комитета может оказаться для самых широких кругов партии единственным способом найти выход из хаоса. Разумеется, коалиционный центральный комитет сам по себе ничего не разрешал бы; но он мог бы облегчить партии разрешение стоящих перед ней задач, дав ей возможность с наименьшими потрясениями найти себя самое. Без глубокой внутренней борьбы это уже невозможно; но надо сделать все, чтобы оградить эту внутреннюю борьбу от элементов гражданской войны. Соглашение на этой основе может оказать в наиболее критический момент большую услугу партии. Не большевики-ленинцы будут противиться такому соглашению. Но идя на него, они сейчас меньше, чем когда-либо, могли бы отказываться от своих традиций и своей платформы. Надо сказать прямо: другого знамени сейчас нет!
Блок левых и правых
Разоблачая действительный или мнимый блок Сырцова с Ломинадзе, как блок правых и "левых" (?) элементов, "Правда" повторяет: "Мы были уже много раз свидетелями подобных беспринципных блоков, начиная с августовского". Что августовский блок, рассчитанный на примирение большевиков и меньшевиков, был ошибкой, это беспорно, но это дело происходило в 1913 году, длилось оно два-три месяца, -- с того времени много воды утекло.
Но вот Сталин в марте 1917 году, накануне приезда Ленина, проповедывал слияние партии большевиков с партией Церетели. Под влиянием Сталина и ему подобных большинство социалдемократических организаций во время февральской революции имели объединенный характер, т.-е. состояло из большевиков и меньшевиков. В таких рабочих центрах, как Екатеринбург, Пермь, Тула, Нижний-Новгород, Сормово, Коломна, Юзовка, большевики отделились от меньшевиков только в конце мая 1917 года. В Одессе, Николаеве, Елизаветграде, Полтаве и в других пунктах Украины большевики еще в середине июня не имели самостоятельных организаций. В Баку, Златоусте, Беженке, Костроме большевики окончательно отделились от меньшевиков только к концу июня. Уместно ли тут вспоминать об августовском блоке 1913 года?
Но незачем оглядываться на позицию Сталина в 1917 году. Мнимых левых (Ломинадзе, Шацкина и пр.), на деле отчаявшихся центристов, обвиняют за блок с Бухариным, Рыковым, Томским. Главную вину Бухарина видят -- и справедливо -- в проповеди его о врастании кулака в социализм. Но ведь именно за разоблачение этой теории и вытекавшей из нее практики, оппозиция исключалась из партии. А Сталин находился в блоке с Бухариным и Рыковым против левой оппозиции -- не два-три месяца, а восемь лет -- именно в то время, когда Бухарин развернул теорию врастания кулака в социализм, а Рыков, ссылаясь на отсталую деревню, противился индустриализации. На чьей же стороне в таком случае блок с правыми?
В качестве левых, "троцкистов" и "полутроцкистов", выдвигаются Ломинадзе, Шацкин, Стэн и проч. Однако же, все они, в блоке со Сталиным, вписали не очень славную, но чрезвычайно яркую страницу в историю борьбы с троцкизмом. Состоят ли они действительно в блоке с правыми? В чем этот блок выражается? Какова его программа? Партия об этом ничего не знает. Бесстыдство "Правды" во внутрипартийных фальсификациях беспримерно и ведет свое происхождение еще с бухаринских времен. "Правда" наряжает одних -- в левые, других -- в правые, одних с другими сочетает, -- на все ее вольная (увы, малограмотная!) рука. Партия ничего этого проверить не может.
Попытка опереть легенду о блоке левой оппозиции и правой на идейные соображения, а не только на новые открытия ГПУ, имеет совсем уже жалкий и неумный вид.
Во-первых, говорит сталинская печать, правые, как и "троцкисты" недовольны режимом, обвиняя его в бюрократизме. Как будто, к слову сказать, кто-либо на свете может быть доволен режимом фальшивых плебисцитов и неизбежного двурушничества, которое растет с такой же непреодолимой силой, как и изоляция сталинской верхушки от партии и рабочего класса. Что касается нас, большевиков-ленинцев, то мы никогда не рассматривали партийную демократию, как свободу для термидорианских взглядов и тенденций. Партийная демократия была, наоборот, растоптана сталинцами в защиту этих последних. Под восстановлением партийной демократии мы понимаем завоевание действительно революционным пролетарским ядром партии возможности держать в узде бюрократию и действительно очистить партию, как от принципиальных термидорианцев, так и от беспринципной и карьеристской братии, голосующей по команде сверху; не только от тенденций хвостизма, но и от многочисленной фракции холуизма, наименования которой надо производить не от какого-либо греческого или латинского, а от истинно-русского слова холуй, в его современной бюрократической и сталинизированной форме. Вот для чего нам нужна демократия!
Правым демократия внезапно понадобилась для того, чтоб иметь возможность вести последовательную оппортунистическую политику, без зигзагов, раздражающих все классы и дезорганизующих партию. Но последовательно-правая политика, каковы бы ни были намерения Бухарина, Рыкова, Томского и др., есть политика термидора. Где же тут почва для блока или хотя бы для его тени?
Но, говорит сталинская печать, левая оппозиция "против" пятилетки в четыре года и "против" сплошной коллективизации.
Да, левая оппозиция не испытывала головокружения, неизбежного для центристской бюрократии, описавшей дугу в 180%. Когда партийная печать, весною этого года, трубила о 60% коллективизированного крестьянства, мы обличали этот вздор, самообман и обман, -- прежде чем головокружение было засвидетельствовано ответственным режиссером зигзага. Сталин сделал вскоре скидку в 20%, выразив надежду, что в колхозах останется 40% крестьян. "Правда" самых последних дней пишет, что индивидуальные хозяйства охватывают три четверти крестьянства, так что на долю колхозов вместе с совхозами отводится уже лишь 25%. Мы видим, как шатки все эти данные, и как одним росчерком пера десятки миллионов крестьян перебрасываются из лагеря социализма в лагерь мелко-буржуазных товаропроизводителей, являющийся питомником капитализма.
Если перегиб по отношению к генеральной линии составляет 140% (25% значащихся сейчас в колхозах есть остаток от 60% загнанных в коллективизации!), то ясно, что на этом пространстве 140-процентного перегиба может уместиться и левая и правая, не считая самого Сталина, который тоже ведь задним числом выступил против максимализма собственной фракции.
Но сколько бы сейчас ни было в действительности коллективизировано крестьян, 20, 25 или 30%, мы не считаем этот сектор огульно "социалистическим", ибо колхозы, без необходимой индустриальной основы, неизбежно будут выделять из себя кулачество. Выдавать сплошную коллективизацию на крестьянском инвентаре за социализм, значит возрождать бухаринскую теорию врастания кулака в социализм, только в административно-замаскированной и потому еще более злокачественной форме.
Мы за индустриализацию и за коллективизацию. Мы против бюрократического шарлатанства, против реакционных утопий, как в их откровенно-термидорианской, так и в замаскированно-центристской форме. Где же тут почва для блока с правыми?
Но мы и против безобразных, произвольных, беспринципных, бюрократических, чисто-сталинских методов расправы над правыми, ибо мы хотим генерального размежевания по всей линии партии, а не аппаратных подножек, силков и петель. Именно для генерального размежевания и нужна в первую голову демократия. Где же тут почва для блока с правыми?
Но даже еслиб оказалось -- чего нет -- тактическое совпадение или эпизодическое пересечение двух различных, непримиримо-враждебных стратегических линий, разве это сближало бы самые линии? Когда Ленин на конференции 1907 года голосовал с меньшевиками -- против всех большевиков, включая, разумеется, и Сталина, -- за участие в 3-й Думе, разве это сближало Ленина с меньшевиками?
Наконец, разве спорные вопросы исчерпываются темпом индустриализации и коллективизации в ближайший год? Какая жалкая административно-национальная ограниченность! Мы, марксисты, не строим социализма в отдельной стране, как Бухарин и Сталин. Мы стоим на позиции международного социализма. Где же у нас тут общая почва с правыми?
Американская организация правых (Ловстон и К-о) заявила недавно в принципиальной резолюции, что с Коминтерном, т.-е. со Сталиным и Молотовым, у нее лишь тактические разногласия, а с левой оппозицией -- не только тактические, но и программные. Это совершенно правильно. На той же позиции стоят брандлерианцы в Германии, неизменно защищавшие против нас экономическую политику Сталина-Бухарина, как единственно возможную. Или может быть "пописты" во Франции, голосовавшие за резолюции 6-го конгресса, стоят к нам ближе, чем к официальной политике Коминтерна, которую они против нас поддерживали до вчерашнего дня. Правая оппозиция в Чехословакии солидарна во всем основном с брандлерианцами и объявляет левую оппозицию "карикатурой Коминтерна", т.-е. ухудшенным его изданием.
Все эти правые организации стоят на почве нынешней программы Коминтерна, выработанной блоком Сталина и Бухарина, т.-е. центристов и правых. Мы эту программу отвергаем, потому, что в самых основных пунктах она изменяет марксизму и большевизму. Это программа национал-социализма, а не марксистского интернационализма, из-под которого она вырывает научную и практическую основу своей теорией социализма в отдельной стране. В вопросе о колониальных революциях и роли в них буржуазии эта программа освящает предательскую политику, проводившуюся в Китае блоком Сталина и Бухарина, включая сюда и их союз с Чан-Кай-Ши. Под вероломным лозунгом "демократической диктатуры", противопоставленной диктатуре пролетариата, программа Коминтерна подготовляет новые поражения молодого пролетариата колоний. За эту программу ответственен блок центристов и правых. Этот блок нельзя назвать "августовским", потому, что он длился не в течение одного-двух месяцев, как в 1913 году, а в течение восьми лет (1923-1930) и даже после формального полуразвала все еще живет в самом авторитетном документе: в программе Коминтерна. И эти люди, растерявшие в беспринципных сделках основные принципы марксизма, еще осмеливаются говорить о нашем блоке с правыми!
Борьба против войны не терпит иллюзий
Процесс вредителей с чрезвычайной конкретностью и близостью обнаружил опасность военной интервенции. Использовать это разоблачение для пробуждения масс, для сплочения международного революционного авангарда, для конкретной постановки вопросов борьбы с военной опасностью, есть сейчас важнейшая задача. Но первое условие ее выполнения состоит в беспощадной борьбе с иллюзиями, и особенно с бахвальством. Вместо этого "Правда", забыв все, чему учил Ленин, сеет иллюзии. В номере от 21 ноября в особой рамке, крупным шрифтом, напечатано следующее извлечение из письма чехословацких рабочих:
"В случае войны вы можете твердо надеяться на сознательных рабочих Чехословакии, первый день объявления войны Советскому Союзу будет сигналом к гражданской войне".Подобные же выдержки печатаются из писем рабочих других стран. Что авторы этих писем в большинстве своем вполне искренни, и что часть их действительно готова к борьбе, в этом сомнений быть не может. Но когда они обещают, что день объявления войны Советскому Союзу станет в буржуазных странах днем гражданской войны, они этим показывают, что не знают, что такое война, что такое ее первый день, и что такое гражданская война. Так легкомысленно, хотя в большинстве случаев тоже вполне искренне, ставили вопрос до войны французские анархо-синдикалисты. Никакой гражданской войны они, конечно, не вызвали, а большинство их, растерявшись, превратилось в патриотов.
Задачей "Правды" является не вводить советских рабочих в заблуждение при помощи иллюзий молодых чехословацких рабочих, а, наоборот, вскрыть эти иллюзии ланцетом большевизма и разъяснить, как надо действительно готовиться к революционной борьбе против военной интервенции империалистов.
6-ой Партийный съезд в августе 1917 г.
"На этом съезде не присутствовали ни тов. Ленин, ни тов. Троцкий, ни тов. Зиновьев, ни тов. Каменев. Это был первый съезд (не считая первого съезда РСДРП), на котором не присутствовал тов. Ленин. Было грустно, но вынужденное отсутствие наших вождей еще больше сплотило всех делегатов съездаи Хотя вопрос о программе партии был снят с порядка дня, все же съезд прошел без вождей партии деловито и хорошои".
Пятницкий "Из моей работы в Московском Комитете". Сборник "От февраля к Октябрю", стр. 54-55.
Как без вождей? Но ведь на этом съезде был Сталин!
Отступление в беспорядке
Мануильский о "демократической диктатуре"
В юбилейном номере "Правды" (7 ноября) Мануильский еще раз показывает, чего стоит нынешнее руководство Коминтерна. Мы кратко разберем ту часть его юбилейных размышлений, которая посвящена Китаю и означает, по существу дела, трусливую, сознательно запутанную и тем более опасную полукапитуляцию перед теорией перманентной революции.
1. "Революционно-демократическая диктатура крестьянства и пролетариата в Китае -- пишет Мануильский, -- будет существенно отличаться от демократической диктатуры, намечавшейся (!) большевиками в революции 1905-6 года".
Демократическая диктатура "намечалась" большевиками не только в 1905, но и в 1907 году и во все годы между двумя революциями. Но только намечалась. События принесли проверку. Мануильский, как и его учитель Сталин, рассуждает не о том, чем китайская революция похожа на одну из трех русских революций, и чем отличается от них, -- нет, при таком сравнении нельзя было б сохранить фикцию демократической диктатуры, а вместе с фикцией и свою теоретическую репутацию. Поэтому эти господа сравнивают китайскую революцию не с действительной русской революцией, а с той, которая "намечалась". Так гораздо легче путать и пускать пыль в глаза.
2. В чем же отличие происходящей в Китае революции от "намечавшейся" в России? В том, поучает Мануильский, что китайская революция направлена против "всей системы мирового империализма". Правда, на этом самом основании Мануильский вчера надеялся на революционную роль китайской буржуазии -- в противоположность большевистской позиции, "намечавшейся в 1905 году". Сегодня, однако, выводы у Мануильского другие: "Трудности китайской революции огромны; поэтому и приостановилось у Чанша победоносное движение китайской красной армии на промышленные центры Китая". Проще и честнее было бы сказать, что крестьянские партизанские отряды, при отсутствии революционных восстаний в городах, оказались бессильны овладеть промышленными и политическими центрами страны. Разве для марксистов это не было ясно заранее?
Но Мануильский должен спасать речь Сталина на XVI съезде. Вот как он выполняет эту задачу: "Китайская революция располагает красной армией, держит в своих руках значительные территории, создает уже и сейчас на этой территории (на этих территориях?) советскую систему рабоче-крестьянской власти, в правительстве которой коммунисты составляют большинство. А это обстоятельство позволяет пролетариату осуществлять не только идейную, но и государственную гегемонию над крестьянством". (курс. наш).
То обстоятельство, что коммунисты, как наиболее революционные и самоотверженные элементы, оказываются во главе крестьянского движения и крестьянских вооруженных отрядов, само по себе вполне естественно и, вместе с тем, чрезвычайно важно в симптоматическом отношении. Но это не меняет того положения, что китайские рабочие находятся на пространстве всей страны под пятой китайской буржуазии и иностранного империализма. Каким же образом пролетариат может осуществлять "государственную гегемонию" над крестьянством, не имея в руках государственной власти? Этого понять совершенно невозможно. Руководящая роль отдельных коммунистов и отдельных коммунистических групп в крестьянской войне не решает вопроса о власти. Решают классы, а не партии. Крестьянская же война может подпереть диктатуру пролетариата, если они совпадают во времени, но ни в каком случае не может заменить диктатуры пролетариата. Ужели "вожди" Коминтерна даже этому не научились из всего опыта трех русских революций?
3. Послушаем Мануильского дальше: "Все эти (?) условия ведут к тому, что революционно-демократическая диктатура в Китае будет стоять перед необходимостью последовательной конфискации предприятий, принадлежащих иностранному и китайскому капиталу". (курс. наш).
"Все эти условия" есть общее место, имеющее задачей заткнуть дыру, образовавшуюся в старой позиции. Центр приведенной фразы не во "всех этих условиях", а в одном единственном "условии": Мануильскому поручено маневренно отодвинуться от демократической диктатуры и замести следы. Вот почему Мануильский прилежно, но неискусно вертит хвостом.
Демократическая диктатура может противопоставляться лишь пролетарской, социалистической диктатуре. Одна от другой отличается характером класса, который держит власть, и социальным содержанием его исторической работы. Если демократическая диктатура должна заняться не расчисткой пути для капиталистического развития, как гласила большевистская схема, "намечавшаяся в 1905 году", а наоборот, "последовательной конфискацией предприятий, принадлежащих иностранному и китайскому капиталу", как "намечает" Мануильский, то мы спрашиваем: чем же эта демократическая диктатура отличается от социалистической? Ничем. Но тогда ведь выходит, что Мануильский вторично, после промежутка в 12 лет, вкусил от яблока "перманентной" теории? Вкусил, не вкушая: это еще видно будет.
4. Читаем дальше, фразу за фразой. "Наличие социалистических элементов будет являться специфической (!) особенностью революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства в Китае". Недурная "специфическая" особенность!
Демократическая диктатура мыслилась большевиками всегда, как буржуазно-демократическая диктатура, а не сверх-классовая, и в этом единственно возможном смысле противопоставлялась социалистической диктатуре. Теперь оказывается, что в Китае будет "демократическая диктатура с социалистическими элементами". Между буржуазным режимом и социалистическим классовая пропасть, таким образом, исчезает, все растворяется в чистой демократии, а эта чистая демократия заполняется постепенно и планомерно "социалистическими элементами".
У кого эти люди учились? У Виктора Чернова. Именно он "намечал" в 1905-1906 году такую русскую революцию, которая будет не буржуазной и не социалистической, но демократической, и будет постепенно заполняться социалистическими элементами. Нет, от яблока познанья Мануильский не очень попользовался!
5. Дальше: "Китайская революция при переходе от капитализма к социализму будет иметь больше промежуточных ступеней, чем наша Октябрьская революция; но сроки перерастания ее в социалистическую революцию будут значительно короче тех сроков, которые намечались (!) большевиками для демократической диктатуры в 1905 году".
Все подсчитал наш звездочет заранее: и этапы, и сроки, и длину сроков. Только азбуку марксизма забыл. Выходит, что при демократии капитализм будет перерастать в социализм в ряде этапов. А власть при этом будет одна и та же, или будет сменяться? Какой класс будет у власти при демократической диктатуре и какой -- при социалистической? Если разные классы, тогда они могут сменить друг друга только путем новой революции, а не путем "перерастания" власти одного класса во власть другого. Если же в обоих периодах предполагается господство одного и того же класса, т.-е. пролетариата, то что тогда означает демократическая диктатура в противовес пролетарской? На это ответа нет. И не будет. Мануильскому дано поручение не выяснить вопрос, а замести следы.
В Октябрьской революции демократические задачи перерастали в социалистические -- при неизменном господстве пролетариата. Можно поэтому отличать (разумеется, лишь относительно) демократический период Октябрьской революции от социалистического периода; но нельзя отличать демократическую диктатуру от пролетарской диктатуры, ибо демократической -- не было.
От Мануильского мы слышали, к тому же, что в Китае демократическая диктатура будет с самого начала стоять перед необходимостью последовательной конфискации капиталистических предприятий, что означает экспроприацию буржуазии. Значит тут не выйдет даже демократического этапа пролетарской диктатуры. Где же при этих условиях добыть еще демократическую диктатуру?
Неумная постройка Мануильского была бы вообще невозможна, еслиб он сравнивал китайскую революцию с русской, как она развивалась на деле, а не с той, которая "намечалась", путая и искажая при этом наметку. И все это для чего? Чтобы отступить, не отступая; чтоб отказаться от реакционной формулы демократической диктатуры, сохраняя, как говорят в Китае, лицо. Но ведь на лице Сталина-Мануильского расписался сперва Чан-Кай-Ши, а потом Ван-Тин-Вей. Довольно! Слишком росписное лицо. Сохранить его не удастся. Теоретические плутни Мануильского направлены против основных интересов китайской революции. Китайские большевики-ленинцы это разоблачат!
Петроградская общегородская конференция
Заседание первое (14 апреля 1917 г.) Ё
Сафаров.
"иТребование национализации земли неосуществимо без поддержки европейского пролетариата. Об этом тов. Ленин указал на Стокгольмском конгрессе".
Протоколы, стр. 13.
Заседание первое (24 апреля утром) Ё
Ленин.
"Для нас Советы важны не как форма, нам важно, какие классы эти Советы представляют".
"Петрогр. общегор. и всерос. конфер. РСДРП (больш.) в апреле 1917 г.", стр. 46.
О термидорианстве и бонапартизме
С историческими аналогиями надо обращаться умеючи, иначе они легко превращаются в метафизические абстракции, и не помогают ориентировке, а, наоборот, сбивают с пути.
Некоторые товарищи из рядов иностранной оппозиции усматривают противоречие в том, что мы говорим то о термидорианских тенденциях и силах в СССР, то о бонапартистских чертах режима ВКП, и даже делают отсюда вывод о пересмотре нами основной оценки советского государства. Это ошибка. Проистекает она из того, что означенные товарищи понимают исторические термины (термидорианство, бонапартизм) как абстрактные категории, а не как живые, т.-е. противоречивые процессы.
В СССР развертывается успешное социалистическое строительство. Но процесс этот происходит крайне противоречиво: и благодаря капиталистическому окружению, и благодаря противодействию внутренних антипролетарских сил, и благодаря неправильной политике руководства, подпадающего под влияние враждебных сил.
Могут ли, вообще говоря, противоречия социалистического строительства достигнуть такого напряжения, при котором они должны взорвать основы социалистического строительства, заложенные Октябрьской революцией и укрепленные дальнейшими хозяйственными успехами, в частности успехами пятилетки? Могут.
Что пришло бы в таком случае на смену нынешнему советскому обществу, взятому в его целом (экономика, классы, государство, партия)?
Нынешний режим, переходный от капитализма к социализму, мог бы, в указанном выше случае, уступить свое место только капитализму. Это был бы капитализм особого типа: по существу колониальный, с компрадорской буржуазией, капитализм, насыщенный противоречиями, исключающими возможность его прогрессивного развития. Ибо все те противоречия, которые, согласно нашей гипотезе, могли бы привести ко взрыву советского режима, немедленно перевоплотились бы во внутренние противоречия капиталистического режима и приобрели бы вскоре еще большую остроту. Это значит, что в капиталистической контр-революции была бы заложена новая Октябрьская революция.
Государство есть надстройка. Рассматривать его независимо от характера производственных отношений и от форм собственности (как поступает, например, Урбанс по отношению к советскому государству) значит покидать почву марксизма. Но государство, как и партия, не есть пассивная надстройка. Под действием толчков, исходящих из классовой базы общества, в государственной и партийной надстройке происходят новые процессы, которые имеют -- в известных пределах -- самостоятельный характер, и которые, сомкнувшись с процессами в самой экономической базе, могут получить решающее значение для классовой природы всего режима, повернув надолго развитие в ту или другую сторону.
Было бы худшим видом доктринерства, вывороченным наизнанку "урбансизмом", считать, что факт национализации промышленности, дополненный фактом высоких темпов развития, сам по себе обеспечивает непрерывное развитие к социализму, независимо от процессов в партии и в государстве. Рассуждать так, значит не понимать функции партии, ее двойной и тройной функции, в единственной стране пролетарской диктатуры, притом в стране экономически отсталой. Если допустить на минуту, что хозяйственники, с одной стороны, руководящий слой рабочих, с другой, вырываются совершенно из-под партийной дисциплины, которая сливается с государственной, то путь к социализму окажется забаррикадирован: национализованная промышленность начнет дифференцироваться на борющиеся группы, конфликты между администрацией трестом и рабочими начнут принимать открытый характер, тресты будут приобретать все большую самостоятельность, плановое начало естественно при этом будет сходить на нет, увлекая за собою монополию внешней торговли. Все эти процессы, ведущие к капитализму, означали бы неизбежно крушение диктатуры пролетариата. Грозит ли нынешний партийный режим, несмотря на экономические успехи, распадом партийной связи и дисциплины? Безусловно. Недооценивать опасность перерождения партийных и государственных тканей, на базе экономических успехов, было бы преступно. Партия, как партия, уже и сегодня не существует. Ее задушил центристский аппарат. Но существует левая оппозиция, которой центристский аппарат боится, как огня, и под кнутом которой совершает свои зигзаги. Уже это соотношение между левой оппозицией и центристским аппаратом является суррогатом партии и держит в узде правых. Даже при полном и открытом разрыве официальных партийных связей партия не изсчезнет. Не потому, что есть аппарат: он первый станет жертвой своих преступлений, -- а потому, что есть левая оппозиция. Кто этого не понял, тот не понял ничего.
Но мы рассуждаем сейчас не о том, как и какими путями оппозиция может выполнить свою основную задачу: помочь пролетарскому авангарду оградить социалистическое развитие от контр-революции. Мы гипотетически исходим из того, что это не удалось, чтоб конкретнее представить себе исторические последствия такой неудачи.
Крушение диктатуры пролетариата, как уже сказано, не могло бы означать ничего, кроме реставрации капитализма. Но в каких политических формах происходила бы эта реставрация, как эти формы чередовались бы, и как они комбинировались бы -- это вопрос самостоятельный и очень сложный.
Разумеется, только слепцы могут думать, что возрождение компрадорского капитализма совместимо с "демократией". Для зрячего ясно, что демократическая контр-революция совершенно исключена. Конкретный же вопрос о возможных политических формах контр-революции допускает только условный ответ.
Когда оппозиция говорила о термидорианской опасности, она имела в виду прежде всего очень важный и значительный процесс в партии: рост слоя отделившихся от массы, обеспеченных, связавшихся с непролетарскими кругами и довольных своим социальным положением большевиков, аналогичных слоя расжиревших якобинцев, которые стали отчасти опорой, а главным образом исполнительным аппаратом термидорианского переворота 1794 года, проложив тем самым дорогу бонапартизму. Анализируя процессы термидорианского перерождения внутри партии, оппозиция вовсе этим не говорила, что контр-революционный переворот, еслиб он произошел, должен был бы непременно принять форму термидора, т.-е. более или менее длительного господства обуржуазившихся большевиков с формальным сохранением советской системы, -- подобно тому, как термидорианцы сохраняли конвент. История никогда не повторяется, особенно же при таком глубоком различии классовых основ.
Французский термидор был заложен в противоречиях якобинского режима. Но в этих же противоречиях был заложен и бонапартизм, т.-е. режим военно-бюрократической диктатуры, которую буржуазия терпела над собою, чтоб тем вернее прибрать, под ее прикрытием, к рукам господство над обществом. В якобинской диктатуре заключены уже все элементы бонапартизма, хотя бы и находим их там в неразвернутом виде, притом в борьбе с санкюлотскими элементами режима. Термидор стал необходимым подготовительным этапом к бонапартизму, и только. Не случайно же Бонапарт из якобинской бюрократии создал бюрократию империи.
Открывая в нынешнем сталинском режиме элементы термидора и элементы бонапартизма, мы вовсе не впадаем в противоречие, как думают те, для кого термидорианство и бонапартизм представляют собою абстракции, а не живые тенденции, перерастающие одна в другую.
Какую государственную форму принял бы контр-революционный переворот в России, еслиб он удался (а это совсем-совсем не так просто), это зависит от сочетания ряда конкретных факторов, прежде всего от того, какой остроты достигли бы к тому времени экономические противоречия, каково было бы соотношение капиталистических и социалистических тенденций хозяйства; далее -- от соотношения между пролетарскими большевиками и буржуазными "большевиками", от группировки сил внутри армии, наконец, от удельного веса и характера иностранной интервенции. Во всяком случае было бы чистейшей несообразностью думать, будто контр-революционный режим должен непременно проходить через стадии директории, консулата и империи, чтоб завершиться реставрацией царизма. Но каков бы ни был контр-революционный режим, в нем во всяком случае найдут свое место элементы термидорианства и бонапартизма, т.-е. большую или меньшую роль будет играть большевистско-советская бюрократия, гражданская и военная, и в то же время самый режим будет диктатурой сабли над обществом в интересах буржуазии против народа. Вот почему так важно следить сейчас за тем, как эти элементы и тенденции формируются в недрах официальной партии, которая во всех случаях остается лабораторией будущего, т.-е. и в случае непрерывного социалистического развития и в случае контр-революционного прорыва.
Значит ли все сказанное, что сталинский режим мы отождествляем с режимом Робеспьера? Нет, мы так же далеки от вульгарных аналогий в отношении настоящего, как и в отношении вероятного или возможного будущего. Под углом зрения интересующего нас вопроса суть политики Робеспьера состояла во все более обострявшейся борьбе его на два фронта: против санкюлотов, т.-е. неимущих, как и против "гнилых", "развращенных", т.-е. якобинской буржуазии. Робеспьер вел политику мелкого буржуа, пытающегося возвести себя в абсолют. Отсюда борьба направо и налево. Пролетарский революционер тоже может оказаться вынужден вести борьбу на два фронта, но только эпизодически. Основная его борьба есть борьба против буржуазии: класс против класса. Мелко-буржуазные же революционеры, даже в эпоху своей исторической кульминации, вынуждены были всегда и неизменно вести борьбу на два фронта. Это и приводило к постепенному удушению якобинской партии, к умерщвлению якобинских клубов, к бюрократизации революционного террора, т.-е. к самоизоляции Робеспьера, которая позволила так легко снять его блоку правых и левых его противников.
Черты сходства со сталинским режимом здесь бросаются в глаза. Но различия глубже, чем сходство. Историческая заслуга Робеспьера состояла в беспощадной чистке общества от феодального хлама; но пред лицом будущего общества Робеспьер был бессилен. Пролетариата, как класса, не существовало, социализм мог иметь лишь утопический характер. Единственно реальной перспективой была перспектива буржуазного развития. Падение якобинского режима было неизбежно.
Тогдашние левые, опиравшиеся на санкюлотов, неимущих, плебс -- очень неустойчивая опора! -- не могли иметь самостоятельного пути. Этим и был предопределен их блок с правыми, как в конце концов и сторонники Робеспьера в большинстве своем поддержали в дальнейшем правых. В этом политически и выразилась победа буржуазного развития над утопическими претензиями мелкой буржуазии и революционными спазмами плебса.
Незачем говорить, что Сталин не имеет никаких оснований претендовать на заслуги Робеспьера: очистка России от феодального хлама и разгром реставраторских попыток были полностью завершены в ленинский период. Сталинизм вырос путем разрыва с ленинизмом. Но этот разрыв никогда не был окончательным, не является таковым и сейчас. Сталин ведет не эпизодическую, а перманентную, систематическую, органическую борьбу на два фронта. Это коренная черта мелко-буржуазной политики. Справа от Сталина -- бессознательные и сознательные капиталистические реставраторы разных степеней. Слева -- пролетарская оппозиция. Это расчленение проверено в огне мировых событий. Удушение партии аппаратом вызывается не необходимостью борьбы с буржуазной реставрацией, -- наоборот, эта борьба требует величайшей активности и самодеятельности партии, -- а борьбой против левой; точнее сказать, необходимостью для аппарата обеспечить за собой свободу постоянного маневрирования между правыми и левыми. Здесь сходство с Робеспьером. Здесь та почва, которой питались бонапартистские черты робеспьеровского режима, приведшие к его гибели. Но у Робеспьера не было выбора. Зигзаги Робеспьера означали судороги якобинского режима.
Мыслима ли сейчас или немыслима в СССР последовательная революционная политика -- на пролетарской основе, которой не было у Робеспьера? И если мыслима, то можно ли рассчитывать на то, что эта политика будет достаточно рано поддержана революцией в других странах? От ответов на эти два вопроса зависит перспективная оценка борьбы враждебных тенденций как в экономике, так и в политике Советского Союза. На оба эти вопроса мы, большевики-ленинцы, отвечаем утвердительно и будем отвечать утвердительно -- до тех пор, пока история фактами, событиями, т.-е. через беспощадную борьбу, не на жизнь, а на смерть, -- не докажет нам противного.
Так и только так может стоять проблема для революционеров, которые чувствуют себя живой силой процесса в отличие от доктринеров, которые наблюдают процесс со стороны и разлагают его на безжизненные категории.
К этому вопросу мы, в другой связи, рассчитываем вернуться в ближайшем номере Бюллетеня. Здесь мы хотели только рассеять наиболее грубые и опасные недоразумения. Левой оппозиции во всяком случае незачем пересматривать свои основы, пока пересмотр их не поставлен в порядок дня большими историческими событиями.
Л. Троцкий.
26 ноября 1930 г.Заметки журналиста
Рыцари анти-троцкизма
"Правда" обвиняет Рютина -- Рютина! в троцкизме, и партия все это должна слушать и терпеть. Вот до чего дожили! Давайте кратко оглянемся назад. Инициаторами борьбы против троцкизма были Зиновьев и Каменев, -- через некоторое время они сами перешли под знамя троцкизма; тот факт, что они из-под этого знамени дезертировали, не меняет дела. Главным, вернее сказать, единственным теоретиком анти-троцкизма был Бухарин, питавший всю кампанию. Он оказался -- Бухарин, автор программы Коминтерна! -- "буржуазным либералом" и "агентом вредителей внутри партии". Двойное покаяние не отменяет этого факта. Московская организация была отдана в руки Угланова специально для борьбы с троцкизмом. Его заслуги в этой области не раз признавались официально. Но едва ли он одолел московский троцкизм, как оказался сам кулацко-нэпмановским подголоском. Во главе московской ЦКК, исключавшей троцкистов, стоял небезызвестный Мороз. Едва он закончил работу исключений, как на объединенном заседании МК и МКК признано было, под руководством Сталина, что Мороз, олицетворявший в московском масштабе "совесть партии", на деле сам лишен всякой совести (буквальной!). Во главе Краснопресненского района, главного пролетарского района Москвы, стоял Рютин, опора и надежда Угланова, главный теоретик анти-троцкизма в московской организации. Теперь он объявлен бывшим меньшевиком, ренегатом, вредителем и исключен из партии. Но все же между своим меньшевизмом в 1917 году и вредительством в 1930 году он успел выполнить главную работу в Москве по борьбе с троцкизмом.
Этот перечень мы могли бы продолжить без конца, отнюдь не ограничивая его пределами СССР. Во всех секциях Коминтерна большинство руководителей борьбы с троцкизмом оказались правыми, контр-революционерами и ренегатами. Не в том ли, собственно, приходится спросить, и состояло их ренегатство, что они повели истребительную борьбу против единственно марксистской, единственно ленинской фракции в современном коммунизме?
Геккерт учит Либкнехта
Фриц Геккерт пишет в юбилейной статье "Правды" по поводу поражения германской революции 1918-1919 годов: "Большой ошибкой было то, что спартаковский союз рассматривал себя лишь, как пропагандистскую группу в рядах социалдемократической партии". Карлу Либкнехту, Розе Люксембург и Лео Иогихесу вменяется, далее, в вину то, что они "не понимали роли революционной партии".
В этом суждении есть доля истины, хотя и выраженной педантски, вне конкретной исторической обстановки. Но дело сейчас не в этом. Если ошибкой Розы Люксембург и Карла Либкнехта считать то, что они черезчур долго задержали спартаковский союз на положении революционной фракции в социалдемократической партии, и тем затруднили победу германской революции, то что сказать о тех господах, которые молодую китайскую компартию насильственно принудили войти в состав чисто-буржуазной партии, подчиняться ее дисциплине и даже отказаться от противопоставления марксизма сун-ят-сенизму?
А ведь именно это преступление было совершено в течение 1923-1928 годов руководством Коминтерна, причем Фриц Геккерт неизменно защищал преступную политику право-центристского блока против левой оппозиции. Не ясно ли, что Геккерту следовало бы быть немножко более осторожным в отношении Карла Либкнехта и Розы Люксембург?
Сталинский призыв
Газеты из номера в номер печатают:
"Мы, беспартийные рабочие, в ответ на двурушничество оппортунистов, заявляем о своем вступлении в партию". После этого следует каждый раз список рабочих с отметками при каждом: 20 лет производственного стажа, 25 лет, 29 и даже 33 года. Таким образом, дело идет о рабочих от 40 до 50 лет. Все они уже взрослыми встречали Октябрьскую революцию и гражданскую войну. Это не мешало им оставаться беспартийными. Только двурушничество двух предсовнаркомов -- Рыкова и Сырцова -- побудило их вступить в партию.
Что же это за рабочие, которым удалось до революции провести на заводе, чаще всего на одном и том же, 15-20 лет? Это наиболее смирные, покорные, нередко прямо рабски-крепостнические элементы, участники крестных ходов, подносители подарков директору ко дню ангела и проч. В первые годы революции они и думать не смели о вступлении в партию. Но раз начальство приказывает, они отказать не могут. Вот те элементы и слои внутри рабочего класса, на которые все больше опирается центризм, зажимающий рот передовым рабочим.
Тягчайшее из преступлений
"Правда" формулировала теперь новый род преступления: "троцкистские приемы дискредитации лучшего ученика Ленина и признанного вождя партии тов. Сталина". К сожалению, серьезное начало троцкистским приемам положено в Завещании Ленина, где "лучший ученик" обвинен в грубости, недостатке лойяльности, склонности к злоупотреблению властью, и где партии порекомендовано снять его с поста.
"Все помнят"
Газета "За индустриализацию", кстати очень несерьезно ведущаяся, пишет: "Все помнят идею, выдвинутую в свое время вредителями из южной металлургии, насчет того, что станцию (Днепрострой) нужно строить только тогда, когда уже готовы потребители для нее. Иначе говоря, когда заводы уже требуют энергии, только тогда начинать строить в этом месте станцию. Это было тогда направлено против Днепростроя" (3 ноября 1930 г.).
"Все помнят". Но кое-кто помнит сверх того, что все эти доводы были основными доводами Политбюро еще в 1926-1927 г.г. Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Рыков -- все были против Днепростроя, кроме украинцев, которые были за Днепрострой по украинским соображениям. Сталин заявлял, что строить Днепрострой то же, что мужику, вместо коровы, покупать грамофон. Ворошилов вопил, что бессмысленно строить силовую станцию для несуществующих еще заводов.
Все это застенографировано в красных тетрадках протоколов ЦК.
Оппозиционные зады
В "Правде" (21 ноября) критикуются в огромной статье ошибки А. П. Смирнова, бывшего наркомзема, и его заместителя, Ю. И. Теодоровича (в 1926-1927 г.г.) и разоблачается их единомыслие с Кондратьевым и другими. Статья представляет собою, в основном, переложение тех письменных заявлений, которые оппозиция вносила в ЦК в течение 1926-1927 годов и которые встречали негодующий отпор Сталина, Молотова и др. Так бедная "Правда" твердит оппозиционные зады.
Таинство покаяния
"Советская Сибирь" сообщает, что в Калачинске "за последнее время с каким-то особенным удовольствием и легкостью признают ошибки, занимаются самобичеванием, словно в этом и состоят главные работы и заботы коммунистов".
Только ли в Калачинске?
Каются ныне так же просто, как и сморкаются. Небезызвестный Богушевский, который в течение ряда месяцев был притчей во языцех, в качестве крайнего правого (на самом то деле он правым не был, а просто не уловил в известный момент сигнал и продолжал вертеть старую пластинку), ныне не только является ответственным редактором органа "За индустриализацию", но и ведет бешеную кампанию против правых. Что нужно было ему для столь высокого поста? Ничего особенного: постричься, вымыться в бане и покаяться. И человек снова хорош к употреблению -- впредь до нового зигзага.
* * *
Эти строки были написаны, как московские газеты принесли последнюю новость: Богушевский получил выговор за то, что назвал двурушничеством последнее покаяние своего вчерашнего учителя, Бухарина. Опять не схватил вовремя сигнал и -- перестарался. Профессиональный риск, ничего не поделаешь!
Плешивый комсомолец
Что же ты молчишь,
Николай Иваныч?
иииии
Строчки вам с Рыковым
Дать мы готовы.Это из нескончаемых виршей Безыменского, обличителя тех, которые не могут защищаться. Исключенный из партии Нусинов называется им "мерзейший Гнусинов". Вот какой храбрый и остроумный поэт! Дальше говорится о "мерзкой падали всех оппозиций", хотя сам именитый Безыменский принадлежал к одной из них. И все это в стиле плешивого комсомольства. Как не повторить: "и авербашисто, и тошно"и
Молчальники и Молчалины
Из бесчисленных резолюций по поводу так называемого молчания правых вождей приведем харьковскую: "Собрание считает молчальническую тактику тов. Бухарина и других абсолютно недопустимой". Недопустима лишь молчальническая тактика. Зато молчалинская весьма рекомендуется.
Отчего повелось двурушничество?
В партийной ячейке Института Стали студент Онегин заявил, что не может решить, правильно ли исключен Рютин, так как ячейку не информируют. По приказу сверху ячейка исключила Онегина за эту "вылазку". Студент Соловьев заявил, что Онегин "хороший парень, делающий ошибки лишь по молодости". Соловьева тоже исключили за эту контр-революционную "вылазку". Мы излагаем ход событий дословно по "Правде", от 30 октября.
В том же номере небезызвестный Авербах пишет: "двурушничество -- реакция на непримиримость, с которой партия ставит принципиальные вопросы". А мы так и не могли догадаться, с чего это завелось двурушничество. Хорошо, что Авербах разъяснил.
Зазорно!
Советская печать, которая состоит сейчас из сталинских изречений в разных комбинациях, ежедневно повторяет, в числе прочего, фразу Сталина о том, что ныне труд превращается "из зазорного (!) и тяжелого бремени, как (?) он считался раньше, в дело чести, в дело славы пр.". Неужели же сталинские журналисты не понимают, что фраза эта безграмотна, ибо слово "зазорный" употреблено здесь совсем не по назначению: у Сталина это вообще очень часто бывает, не только с иностранными, но и с русскими словами. Неужели же никто этого не замечает? Конечно, замечают, но никто не смеет указать королю, что он ходит голым, и ни один из этих, с позволения сказать, журналистов не считает зазорным -- вот где слово это уместно! -- цитировать неграмотную фразу в качестве высшего образца мудрости.
Вниманию ликбеза
Рост сталинской монолитности в печати выражается вообще ростом ужасающей безграмотности, не только экономической, но литературной. В номере "Правды" от 28 октября подвергается разносу тифлисская "Заря Востока" в качестве "полу-троцкистского" (кто бы мог подумать!) органа. Вот какие обвинения предъявляются самому Ломинадзе:
"Так ставить вопрос -- значит выхолащивать все ленинское большевистское нутро из обращения, значит советовать организациям утерять партийную перспективу".
"Выхолащивать большевистское нутро" -- это превосходный образ. Лучше не сказал бы и сам Микоян, даже при поддержке известного стилиста Крумина. Недурна также формула "советовать утерять перспективу". Непосредственно после этого следует фраза: "но может быть это досадная ошибка по недосмотру"? Вот именно: "ошибка по недосмотру", и притом досадная.
Та же статья цитирует из обращения ЦК такой перл, как "всякого рода примиренцы к правым и троцкистам". Очевидно должно означать примиренцы по отношению к правым. Стиль явно рационализируется. Это и есть, должно быть, тот самый "американский стил при русском размахе", о котором -- стиле! -- говорят знаменитые "Вопросы ленинизма", тоже написанные в микояно-американском стиле.
"Заря Востока" обвиняется далее в том, что в ее статье о промфинплане от 6 сентября "нет ни звука о троцкизме". В самом деле: разве можно говорить о промфинплане, да еще 6 сентября, без "звука" о троцкизме?
Вся статья с начала до конца наполнена звуками безграмотности. И такие статьи -- изо дня в день.
Микоян как стилист
В брошюре, специально предназначенной для массового распространения, Микоян изъясняется следующим языком: "Поэтому, имея задачу обеспечить намеченное количество рабочих мясным снабжением, мы не можем пойти путем форсированной выбраковки скота, которая бы уменьшила, или стабилизовала наличное стадо".
Микоян имеет "задачу" обеспечить рабочих "мясным снабжением (!)", -- рабочие предпочли бы, чтоб Микоян обеспечил их просто мясом. Но, увы, Микоян не может пойти "путем форсированной выбраковки", дабы не "стабилизовать" наличных коров и быков. Это язык сталинской канцелярии. Невежество в сочетании и с административной резвостью образует особый стиль, претенциозный, чванный, невразумительный и -- безобразный.
"Довлеют над клубами"
"Аполитичность и развлекательство довлеют над клубами". ("Правда"). Снова извиняемся за микояно-круминский стиль: "довлеют над клубами". Но мы привели цитату не ради стиля. "Вопросы внутри-партийной жизни прошли мимо наших клубов" и т. д. Если в рабочих клубах нет жизни, то это, отнюдь, не потому, что рабочие ни в одной из организаций не смеют при сталинском режиме сказать вслух то, что думают, а потому, что "культ-работники еще живут традициями старого (?) оппортунистического руководства". Откуда взялось в 1930 г. оппортунистическое руководство? Ведь большевизация партии проведена была как-раз в год смерти Ленина?
Альфа.
Друзья, нам должно всем идти --
и мы пойдем --
Одним путем!
И этот путь -- к народоправью!Демьян Бедный.
"Правда", номер 4, 9(22) марта 1917 г., стр. 37.
Ленин еще не успел приехать.
Письма Ф. Энгельса к Э. Бернштейну
Лондон, 27 февраля 1883 г.
Мы едва ли являемся больше членами германской партии, чем французской и американской или русской, и мы так же мало можем связывать себя немецкой программой,Ё как и французской. Мы очень дорожим этой нашей исключительной позицией представителей интернационального социализма.
"Арх. Маркса и Энгельса", стр. 340-341, кн. 1-ая.
О больших вопросах и больших перспективах
Размышления изъятого о бонапартизме и прочем
Так как я, волею судеб, демобилизован, а в то же время представляется случай снестись с вами, то я и хочу посвятить это письмо некоторым основным вопросам. Последнее ваше письмо вызвало у нас особое удовлетворение, ибо целиком шло по линии нашего собственного хода мыслей. Вообще мы извлекали известную пользу из того, что получали некоторые письма с таким запозданием. Это давало проверку нашим собственным мыслям и линии, самостоятельно вырабатываемой. И мы неоднократно имели удовольствие констатировать, что в Н. и на Принцевых островах не только думают одинаково, но иногда единообразно выражаются об одних и тех же новых явлениях жизни. Это является для нас доказательством прочности тех идейных нитей, которые нас связывают на расстоянии и жизненности нашей идейной базы.
В частности о теме последнего письма. Я полагаю, что варьянт, -- "бонапартистский", -- который, в качестве возможного, был выдвинут в вашем письме от 21 октября 1928 г. является наиболее вероятным: контр-революция идет к тому, чтобы, -- в случае победы, -- перепрыгнуть прямо к бонапартизму через термидор, который вряд ли уже возможен у нас, в качестве особого этапа. Эта опасность бонапартизма вырастает из господствующего режима и найдет себе проводников, по всей вероятности, в новом слое бюрократии, ныне составляющей часть центристской фракции. Ибо, поражение правой фракции в 1928-1929 г. есть, разумеется, не поражение лиц, группы, а целого слоя советской ("штатской") бюрократии, оказавшегося неспособным в условиях этих лет объединить и централизовать усилия мелкой буржуазии к совершению термидора. Это дело должно будет поискать и найдет себе других проводников и "возглавляющих". Будут ли то чисто устряловские элементы, которые ведь обещали молчать только, пока Бухарин говорит? А когда последний замолчал должны заговорить они? Движение зимы 1930 г. содержало намек на такую возможность развития. -- Движение перерастало через голову правых и направлялось уже против всей партии. Но именно крушение этого движения и положение в партии и в стране побуждает думать, что движение пройдет через дальнейшее дробление господствующей фракции и выделение из нее непосредственно-бонапартистского крыла (скорее всего в лице военно-репрессивной части центристского аппарата и фракции), которое могло бы объединить предстоящее более широкое, чем в 1928-1930 г.г. движение мелкой буржуазии.
Последнее обстоятельство мне представляется необходимым подчеркнуть больше всего, в качестве основного классового источника бонапартизма. Мне кажется у нас недостаточно осознали смысл тех социальных перемен, которые произошли в деревне за истекшие 2 года, а также в области взаимоотношений с деревней. Прежде всего, деревня снова стоит перед нами в качестве, в значительной степени осередняченной. Я не имею сейчас возможности цитировать источники, но если вы читаете журнал "На аграрном фронте", то вы и там найдете материалы обследований, свидетельствующих об этом. Если этим данным нельзя поверить насчет подъема бедноты до середняцкого уровня (хотя эти данные согласно свидетельствуют о весьма небольшом проценте, 1-2 бедноты, вступивший в колхозы), то в отношении опускания кулаков до середняцкого уровня они правдоподобны. Ведь кулак для того и пошел в колхоз, чтобы избежать грозившего ему отрыва от широких масс середнячества. Этот маневр ему вначале удался. Молотов объяснял (на ноябрьском пленуме ЦК 1929 г.) успех коллективизации в зажиточных районах (Сев. Кавказ, Нижняя Волга) усвоенными казачеством еще при царизме общинными навыками. Но потом кулаку пришлось все же раскулачиваться, или он был раскулачен. Общий уровень деревни также снизился. (Об уменьшении на половину скота, путем поголовного вырезывания и т. п. вы, конечно, знаете).
К чему это ведет политически? Тов. -- п -- недавно формулировал, как мне кажется, правильную мысль, что революция одерживала победы, опираясь на социальные низы расслоенной деревни и терпела поражения от осередняченной. Если это и не следует принимать за закон революции, то это мне кажется правильным во всяком случае для данного момента, который характеризуется перерастанием противоречий с кулачеством в противоречия с середнячеством.
В 1928-1929 г.г. практическая цель административных мер была -- восполнить хлебный дефицит в 100-200 миллионов пудов. При тогдашнем распределении хлебных излишков среди разных слоев деревни, -- это давало возможность основные удары направлять против кулака, сводя к "перегибам" удары по середняку, которые к тому же торопились исправить. Положение изменилось. Теперь уже нет никакой возможности, даже для фасона, объявлять "перегибом" принудительное изъятие хлеба у середняка. Хлебозаготовки целиком и с самого начала идут в принудительно-разверсточном порядке и всей своей тяжестью ложатся на середнячество, как раз в момент, когда оно уже, по оценке аппарата, прочно повернуло к социализму. Товарный голод достиг таких форм, которые мне, человеку ушедшему от мира "обывательской" жизни год с лишним тому назад и перешедшему на "натуральное снабжение" (если верить теперешним "денежным" теоретикам переходного периода, в частности Гатовскому, это и есть решающий признак социалистического общежития!), трудно было себе представить.
Помимо общих причин и призовых гонок индустриализации этому немало способствует принятое за последние 2-3 года построение внешне-торгового баланса. Мировая буржуазия подняла сейчас вой и с деланным страхом кричит об угрозе "советского демпинга". На самом деле, если кому наш убыточный вывоз и вредит -- то только жизненнейшим интересам народного хозяйства и трудящихся масс СССР, принося пользу соответствующим группам иностранной буржуазии. Что весь наш вывоз убыточен с коммерческой точки зрения, давно известно. Не приходится также доказывать, что убыточность его катастрофически возростает. Достаточно посмотреть в последнем из вышедших номеров "Экономического обозрения" (# 3 за 1930 г.) соответствующую статью, где дан анализ внешней торговли за истекшие 3 года и первые месяцы текущего года. В этой статье рассказывается, что резко уменьшается вывоз товаров, цены на которые подымаются на мировом рынке и, за этот счет, еще более резко возрастает вывоз тех товаров, цены на которые падают в такой мере, что возрастающий вывоз либо вовсе не сопровождается ростом выручки в червонцах, либо в размере несравненно меньшем, чем рост вывоза. Излишне говорить, насколько это, в обстановке бешеного оборота роста цен внутри страны, затрудняет возможность повторения этих циклов внешнего оборота и ставит на весьма зыбкую почву внешне торговые связи.
Еще хуже выглядит, если посмотреть на дело не с коммерческой, а с народно-хозяйственной точки зрения. Наш экспорт в возрастающей степени держится на промышленном и сельско-хозяйственном сырье. Мы вывозим главным образом лесоматериалы, а уже в этом году для строительства не могут заготовить потребного количества строительного леса; каменный уголь, производство которого настолько резко упало за последние месяцы, что пришлось Молотова мобилизовать для ударной работы; нефти -- производство которого тоже вошло в полосу прорыва; льна, пеньки, кожи, -- когда текстильная и кожевенная промышленность весь текущий год работает с неполной (почти половинной) нагрузкой за отсутствием сырья. Этот подрывающий сырьевую базу промышленности хищнический вывоз сопровождается таким же построением импорта: рост во ввозе доли машин вдвое по плану на текущий год запроектирован за счет уменьшения вдвое установившейся в последние годы доли ввоза сырья для промышленности.
В результате дикое положение: призовые гонки строительства новых предприятий при недогрузке и приостановке работы старых и только что построенных. Текстильная промышленность первая перешла в прошлом году на непрерывную работу, а в этом году непрерывно бездействовала, по уверению Калинина, только 10 дней. Дальнейшее ухудшение качества, рекорд которого дал завод "Красный Треугольник", работающий главным образом на ввозном сырье. Ускоренная амортизация старых предприятий путем непрерывки и увеличения сменности, свыше довоенного коэффициента -- при непоспевающем за этим темпом амортизации -- темпом строительства и введения в работу нового -- дополняется непроизводительной амортизацией и избытком от простоя. С двух концов обостряется товарный голод со всеми его последствиями для хозяйства и трудящихся масс. Такова опытная проверка построения социализма в кратчайший срок в рамках одной страны и подчинение этой задаче промышленности и внешнеторговой политики.
Глубочайший кризис уже ворвался в промышленность. Его источником служит изношенность старого оборудования, за отмиранием которого не поспевает строительство нового, как это прекрасно показал в одной своей статье тов. -- л -- Но главная его причина -- несоответствие промышленной политики интересам основных классов: крестьянин не дает сырья, рабочий бежит с производства. Поэтому останавливаются и работают неполной нагрузкой частично переоборудованные текстильные предприятия, падает добыча угля при росте механизации ее в Донбассе. Но кризис еще не развернулся во всю ширь. Он еще только в самом начале. Объявленный "особый квартал" действительно является критическим: он должен определить пути дальнейшей пl