Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 28
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 28 4-й год изд. Июль 1932 г. № 28
Содержание
М. М. - Письмо из Москвы
Л. Троцкий. - Письмо о конгрессе против войны
Л. Т. - Сталинская бюрократия в тисках
Л. Троцкий. - Руки прочь от Розы Люксембург!
Т. - "Фундамент социализма"
Альфа. - О Демьяне Бедном
Л. Троцкий. - Письмо цюрихским рабочим
Из архива.
Дружественный обмен портретами Сталина и Чан-Кай-Ши
Письмо Троцкого Ольминскому
Ленин о Раковском
К легенде о брест-литовских разногласиях
О демократической диктатуре и "безнадежных идиотах"Интервью Л. Д. Троцкого представителю American United Press Association
Ответы Л. Д. Троцкого на вопросы редакции "New-York Times"
Ответы на вопросы представителя "The Chicago Daily News"
Из жизни международной левой
Ближе к пролетариям "цветных" рас!
Письмо из РигиПочтовый ящик
От редакции и издательства
Настоящий номер Бюллетеня выходит с запозданием по причинам, лежавшим вне воли редакции. Ближайший номер выйдет не позже, чем через месяц, и будет посвящен хозяйственым и политическим проблемам СССР.
* * *
Мы надеемся в ближайший период выпускать Бюллетень с необходимой регулярностью. События требуют этого. Можно сказать без малейших преувеличений, что разве только в 1917 году перед большевиками стояли задачи такого исторического размаха, как сегодня. Но разница та, что в 1917 году во главе партии стояло руководство, отвечавшее тем требованиям, какие предъявляли к нему грандиозные задачи. Сейчас этого нет и в помине. Такого нагромождения преступных ошибок, какое совершает сейчас сталинская бюрократия на всей карте мира, не мог бы пожелать пролетарской революции и злейший враг. Мировой кризис всей социальной системы капитализма дополняется глубоким кризисом официального коммунизма. Этот факт представляет собою исторический приговор над эпигонским руководством Коминтерна. Сталинизм бесповоротно осужден. Против этого приговора апелляции нет.
Формирование новых мировых кадров большевизма идет медленнее, чем распад старых. Не мудрено: проживать накопленный капитал неизмеримо легче, чем восстанавливать его. Однако, новые кадры большевиков-ленинцев растут во всем мире. Никакая сила сейчас уже не остановит этого роста.
* * *
Наш Бюллетень занимает в формировании новых революционных кадров определенное место. Это доказано опытом трех лет. Бюллетень необходим. Он будет выходить. Редакция ждет и требует помощи и содействия от друзей, единомышленников и сочувствующих.
Кто захочет, без труда найдет к нам путь. Через официального редактора, указанного в заголовке Бюллетеня, можно связаться с лицом, стоящим в непосредственной связи с редакцией и заслуживающим абсолютного доверия. Корреспонденции можно посылать без подписи. На денежных мандатах указывать отправителя-иностранца. Все эти технические вопросы легко разрешимы. Нужна только революционная воля!
Письмо из Москвы
Главной чертой в нынешнем положении, особенно в настроениях партии, является тревожная неопределенность. Причины ее заложены и в международном положении, и в хозяйственных явлениях, и в субъективных настроениях партии. За последние годы центр тяжести партии переносился все выше и выше. Чем больше разбухала партия, тем меньшее число лиц сохраняло влияние на жизнь государства. В течение нескольких лет всех приучали клясться "ленинским ЦК", а теперь молодые комсомольские аппаратчики уже и о ЦК говорят с полуиронической усмешкой: дело, мол, не в ЦК, а в определенных лицах и группировках в аппарате.
Первые два года пятилетки несомненно подняли самочувствие верхушки и укрепили личный авторитет Сталина. Наши газеты приводили отзывы иностранной прессы об успехах индустриализации и об ее организаторах. Это несомненно оказывало свое влияние на довольно широкие круги. Высшей точкой этой волны можно считать, пожалуй, момент процесса против меньшевиков. Неправильно объяснять их признания и покаяния одной только трусостью. Наиболее честные из них несомненно находились под влиянием успехов индустриализации и коллективизации.
Но с этого же, приблизительно, времени сильно обостряется продовольственное положение. Сплошная коллективизация представляла собою чрезвычайно противоречивый процесс. Очень значительные слои крестьян шли в колхозы приблизительно с такими настроениями, с какими безработные отправляются в общественные столовые. Разница только та, что в капиталистических общественных столовых расходуются филантропические крохи капиталистической прибыли, а в значительной части колхозов проедался основной капитал. Сейчас бюрократия Наркомзема считает, -- разумеется, по секрету, -- что закрепилось только 10% колхозов, остальные же в счет принимать нельзя. Весьма возможно, что это преувеличение в другую сторону: разочарованная бюрократия не очень стесняется в обращении с цифрами. Но несомненно, что грандиозная утопия сплошной коллективизации крестьянства в течение двух-трех лет потерпела столь же грандиозное поражение. Этот факт все больше входит в сознание всей страны и все больше господствует над сознанием страны.
Все наши кризисы и трудности после октября 1917 года имели один и тот же глубокий источник: отсутствие смычки или неустойчивость смычки между городом и деревней. Колебания в деле коллективизации (головокружения, одергивания и новые головокружения) означали грандиозные потрясения стомиллионной деревни. Здесь революция добралась до самых глубоких корней народно-хозяйственной жизни. Бюрократия сделала все, чтоб этим процессам, трудным уже в силу объективных причин, придать как можно более болезненный характер. Крестьянство сейчас несомненно недовольно. Оно не знает, как и на что равняться, и оно слишком ясно чувствует в повседневном своем быту, что и наверху не знают, в какую сторону повернуться. Я говорю преимущественно о времени, предшествовавшем восстановлению рынка. Новая реформа явилась неожиданностью. Последствия ее могут быть очень велики. Сейчас еще оценить их не легко. Отзывы и предположения идут с разных сторон самые различные и прямо-противоположные. Руководство не дает никакой общей оценки, т. е., не является руководством. Но о рынках напишу позже, так как пока это еще в большей мере симптом, чем экономический фактор.
Разлад в деревне и разлад города с деревней, как всегда, бьют по рабочему, ухудшая его продовольственное положение. Вы несомненно заметили по нашей печати, какое громадное место в нашей внутренней жизни занял вдруг вопрос о кроликах. Вся партия была мобилизована на ноги под лозунгом разведения кроликов. На заводах стали создавать крольчатники. Можно подумать, что дело идет о Бельгии или об Англии, да и в этих густо населенных странах кролик вряд ли является предметом такого государственного культа. Десятки и сотни заводских директоров и опытных хозяйственников относятся к "сплошному кролиководству" совершенно отрицательно, считая, что оно убыточно для промышленности и хозяйства вообще. Совершенно ясно, что возрождение заводских огородов и создание заводских крольчатников означает попытку создать при промышленности "свое собственное" маленькое, но надежное сельское хозяйство. В этом выражается, следовательно, острый разлад смычки между городом и деревней. Но никто ничего серьезного об этом вслух не говорит. Вы помните, как Ленин открыл период пересмотра военного коммунизма. "Надо сказать прямо: крестьянство характером установившихся у нас отношений не довольно". Эту фразу теперь многие часто вспоминают, но, разумеется, промеж себя, в узком кругу. Сейчас, летом 1932 года, не менее необходимо отдать себе ясный отчет в действительном положении, чем в начале 1921 года. Но здесь поперек дороги становится на каждом шагу партийный режими
Продовольственное положение крайне тяжелое. Не только в Крыму или в Киргизии, но и на Урале, на Украине и в Сибири. Ухудшение работы транспорта не приостановлено Андреевым. От этого скороспелого бюрократа, бывшего "троцкиста", поставленного на место старого сталинца Рухимовича, ждали чудес, но чудес не произошло. Корень дела -- в продовольственном положении рабочих и служащих. Все отставания, прорывы, невыполнения планов, ухудшения качества и пр. в области транспорта, тяжелой промышленности, как и легкой, имеют главным образом тот же источник: недостаточное и нерегулярное снабжение рабочих. Где не хватает необходимейших предметов личного потребления, там неизбежно развиваются злоупотребления, хищения, спекуляция и пр. Такова атмосфера вокруг кооперации и госторговли.
На съезде профессиональных союзов один только Молотов развивал ту тему, что успехи пятилетки выразились "в значительном улучшении благосостояния рабочего класса и трудящихся деревни". Молотов вообще считается вождем левого фланга сталинской бюрократии. По слухам, он лично против всяких отступлений и смягчений в вопросах коллективизации и индустриализации. Но Рудзутак говорил на том же съезде в совершенно ином тоне: "Почему же у нас так плохо обстоит дело рабочего снабжения? Прежде всего потому, что мы слишком мало уделяли внимания этому участку работы. Мы были заняты гигантскими стройками". В своем старом письме о пятилетке Х. Г. Раковский уже давно бил тревогу, предупреждая, что индустриализация может сорваться с опасностью для всего режима, если руководители будут и впредь "мало уделять внимания" вопросам рабочего снабжения. Но Раковский и сейчас в Барнауле. А Рудзутак в Москве вынужден признать: "Громадная масса потребителей, громадная масса рабочих, колхозников, которые обслуживаются плохими кооператорами, плохими торговцами, пропитываются скверными настроениями". В словах Рудзутака нет, разумеется, никакого преувеличения. Этой весной на заводах Москвы -- даже Москвы, где положение привиллегированное, -- происходили массовые проявления недовольства. Причины: повышение цен, недостаток товаров, повышение кооперативного пая и культналога, особенно же -- недочеты продовольствия. Пришлось мобилизовать до 3.000 агитаторов для воздействия на рабочих. Разумеется, все эти "недоразумения" имели пока семейный характер. Буржуазии и ее агентам -- меньшевикам нагреть на этом руки, насколько можно судить, не удалось; но симптоматическое значение проявлений недовольства очень велико. Это видно уже и из того, что камни, вроде Рудзутака, заговорили.
Бюрократия чувствует, что ею внизу очень недовольны, и переносит свою возрастающую тревогу на Сталина. Если сама же бюрократия систематически изображала раньше дело так, что Сталин является источником всех успехов, то теперь она все больше склонна видеть в нем виновника всех неудач. Между официальным тоном по отношению к Сталину и действительным отношением к нему образуется все большее и большее расхождение. Шверник, комиссар Сталина при профессиональных союзах, заявил в своем докладе на съезде: "Одним из крупнейших условий победы генеральной линии нашей партии является то, что во главе нашей партии непоколебимо стоит вернейший и гениальный ученик Ленина, вождь рабочего класса, товарищ Сталин". Большинство делегатов сидело при произнесении этих слов с деревянными лицами. Все старались не смотреть друг на друга. "Гениальности" Сталина никто не верит. Два года, даже год тому назад, многие из этих самых делегатов считали, однако, необходимым или полезным поддержание сказки о гениальности. Таким путем бюрократия надеялась укрепить свой авторитет перед массой. Теперь остался только узкий бюрократический стержень, который продолжает, подобно Швернику, поддерживать явно провалившийся кумир. Большинство же бюрократии, даже партийной, старается отодвинуться от сталинской фракции в узком смысле слова.
Формы отхода от Сталина имеют пассивный и выжидательный характер. Средний чиновник приспособляется к партийной массе в том смысле, что отказывает Сталину в проявлении энтузиазма. Эпизодов на эту тему передают очень много. Каждый из них сам по себе не очень значителен, но вместе они создают картину. Свидетелем одного из таких эпизодов я был сам. 23 февраля Сталин посетил Большой театр. Такие посещения всегда, разумеется, подготовляются, не только с точки зрения безопасности (что само собой разумеется), но и с точки зрения надлежащей "встречи". В недавние годы аплодисменты "инициативной группы" вызывали неизбежно поддержку значительной части бюрократов-театралов. 23-го февраля появление Сталина было встречено на моих глазах холодным молчанием. По-видимому, и сами "инициаторы" встреч, боясь сорваться, не подали сигнала к рукоплесканиям. Еще важнее, однако, то, что происходит в этой области на всякого рода низовых собраниях, празднествах, конференциях и пр. При выборах почетного президиума или при посылке коллективных приветствий имя Сталина стоит, разумеется, первым. Но если два года тому назад оглашение этого имени вызывало аплодисменты (тем более бурные, правда, чем более отобранный, т. е., чиновничий характер имело собрание), то теперь список, возглавляемый именем Сталина, не вызывает никакого "энтузиазма".
Причина этому во всей обстановке и в горьком опыте. Сталин когда-то сам себя назвал "мастером". Теперь широкие партийные и советские круги все больше убеждаются, что это "большой мастер на малые дела". Конечно, и три года тому назад мало-мальски разбирающиеся коммунисты отдавали себе достаточно ясный отчет в том, что, проведя организационную борьбу против левой оппозиции, Сталин ухватился затем за ее платформу, как за якорь спасения. Но даже это не ставилось ему в минус. "Ловкач" -- вот та похвала, которую чиновник возносил Сталину и которую рабочий нередко повторял за чиновником. На всякого рода критические замечания и указания на идейную несамостоятельность Сталина средний сталинец отвечал: "Да это все может быть и верно, но зато ловкач: за ним не пропадешь". К тому же успехи индустриализации и коллективизации перекрывали все грехи. Резкий поворот произошел с обострением продовольственного положения. "Голод не тетка". При обсуждении продовольственного положения общие формулы не действуют. Ячейки Вузов, как вы знаете, являются или слывут наиболее надежными, т. е. такими, где именем Сталина клянутся в каждой второй фразе. Но вот совсем свежий факт, очень симптоматичный в нынешней атмосфере. В ячейке Электротехнического института во время беседы о продовольственном положении страны один из маленьких аппаратчиков пытался было разъяснить, что "положение улучшается". Один из студентов тут же ответил ему: "ты, как Сталин, ничего не видишь". Дерзкий ответ был подхвачен собранием с явным сочувствием, несмотря на присутствие членов бюро ячейки, которые притворились отсутствующими. Крылатая фраза: "ты, как Сталин, ничего не видишь" сейчас же пошла гулять по городу.
Среди академической молодежи чрезвычайно подорван авторитет Сталина, как "теоретика". Всем известно, как долго и упорно он стремился обеспечить свою теоретическую репутацию. Различные лакеи, вроде Милонова, бывшего теоретика рабочей оппозиции, записали, правда, Сталина в "классики марксизма", как Шверник причислил его к гениям. Но среди нашего студенчества и нашей красной профессуры, как ни развращена эта публика сталинским режимом, есть все же немало честных и светлых молодых голов, и, в последнем счете, именно они определяют неофициальное общественное мнение пролетарского студенчества и вообще сливок рабочего класса. Знаменитый доклад Сталина в обществе аграрников дорого ему обошелся. Критика Троцкого непосредственно дошла до немногих, но косвенно, через посредников, проникла в достаточно широкие круги. Да мы и "сами с усами". Народу, который хорошо знает теоретическую систему Маркса, у нас немало. Как ни рекламировали в печати скандальный сталинский доклад ("Правда" даже праздновала в свое время годовщину всемирно-исторического доклада), результат получился обратный: более солидные академические аппаратчики о докладе вспоминают со сдержанной, но многозначительной улыбкой; в кругах передовой молодежи он стал источником многочисленных шуток и анекдотов.
Но и чисто политическая репутация Сталина чрезвычайно пострадала за последний год. На XVII партийной конференции Сталин не произнес ни слова. Его молчание произвело огромное впечатление, и притом убийственное. Этой конференции в партии ждали не без волнения. Никто, конечно, не предполагал, что собрание чиновников может что-нибудь изменить или возродить. Но все были уверены, что на конференции давно замолчавший вождь партии скажет, что он думает о современном положении. В течение зимы мне не раз приходилось слышать и в Москве, и в провинциальном промышленном городе, где мне довелось провести несколько недель, разговоры на тему о том, что думает Сталин о положении дел в Германии, о мировом кризисе, о международном положении Советского Союза. "Почему он молчит?" спрашивали многие друг друга. "Теперь ему по-ильичевски надо бы серьезно сказануть"и На это более солидный собеседник обыкновенно отвечал: "погоди, он еще сказанет: ведь через несколько недель партийная конференция". Так в партии и вокруг партии сложилось твердое убеждение: Сталин помалкивает, чтоб затем сразу высказаться на партийной конференции. Тем большее разочарование ожидало партию. После каждого заседания делегатов и гостей донимали вопросом: а что же Сталин? -- Ничегои -- Почему? -- Не знаем, может быть, еще скажети -- все более и более вяло отвечали делегаты. Под конец конференции сами делегаты заволновались и стали почтительно требовать, чтоб "вождь" высказался. Но Сталин отказался наотрез. Это многих прямо-таки потрясло. Некоторые стали говорить вслух, конечно, в своем кругу: "Почему не высказывается? Потому что ему нечего сказать". Вот в этой атмосфере слова студента: "ты, как Сталин, ничего не видишь", легко стали крылатыми словами.
Наиболее "осведомленные" в средних бюрократических кругах многозначительно говорили после конференции: "Сталин молчал потому, что на верхах разногласия, и в области внешней, и в области внутренней политики". Японские провокации встряхнули партию и рабочий класс. Ждали каких-либо решительных действий со стороны советского правительства, но в то же время опасались, как бы не влопаться в провокацию. Ждали и искали директив. Но директив не было. Я сам в течение одного дня в нескольких местах слышал шутливую фразу: "надо просить Л. Д. прислать поскорей директивы". Такие иронические формулы очень быстро расходятся по Москве, иногда сверху вниз, иногда снизу вверх. В известном смысле директива оказалась получена. # 25-26 Бюллетеня со статьей "Ключ к международному положению -- в Германии" несомненно произвел сдерживающее действие на бюрократию. Отголоски об этой статье проникали в партию с разных сторон. Если на верхах в вопросе о Дальне-Восточной политике были действительно разногласия, то разрешались они явно в том смысле, чтоб не поддаваться на Дальне-Восточную провокацию. Мы считаем, что это вполне правильно.
Другое разногласие на верхах касалось, по-видимому, вопроса о восстановлении внутреннего рынка. Молотов будто бы был против. Нужно, однако, сказать, что замкнутость партийной верхушки сейчас так велика, что сведения об ее внутренней жизни почти не проникают вниз. К тому же внутренние бои разыгрываются не в официальных учреждениях, как Политбюро, ЦК и пр., а в четырех стенах генерального секретариата, в тесном и теснейшем кругу.
Еслиб мы могли сейчас получать в Союзе несколько сот экземпляров каждого номера Бюллетеня, положение в партии выглядело бы иначе. Потребность в критическом освещении обстановки и в перспективе, заглохшая было в период "головокружения" от успехов, сейчас пробудилась и принимает характер жажды. Но Бюллетень доходит отдельными случайными экземплярами. Бюрократические верхи, конечно, читают его. Средний же партиец дорывается до Бюллетеня только заграницей. Те, кто не решаются привезти свежий экземпляр Бюллетеня в кармане, читают его от доски до доски заграницей, и ничто, конечно, не может помешать им привозить Бюллетень в головах. От них идеи Бюллетеня расходятся более широкими кругами. Кроме того, официальная печать по всем большим вопросам считает нужным дать лозунг против "контр-революционного троцкизма". В "Правде", в "Большевике", в ленинградской "Правде", в провинциальной печати, в "Литературной газете" и пр. можно всегда натолкнуться на цитату из Бюллетеня или на пересказ той или другой статьи. Оппозиционеры под этим углом зрения раскрывают свежий номер газеты или разрезывают свежую книжку журнала: нет ли там чего про нас? Цитаты, правда, почти всегда искажены, мысли перевраны, но за эти годы мы многому научились, в том числе и чтению между строк. В 9 случаях из 10-ти мы безошибочно догадываемся о том, как вы в действительности ставите вопрос в Бюллетене.
Несмотря на непрерывные организационные разгромы, левая оппозиция живет. Везде разбросаны оппозиционные одиночки и группы, и во многих местах обнаруживаются значительные оппозиционные очаги. Вряд ли где-нибудь и когда-нибудь в мире подлинно марксистскому течению было так трудно в техническом смысле вести работу, как нам теперь в Советском Союзе. Это одна из тех злых шуток истории, на которых и самый опытный диалектик может сломать себе зубы. Более опрятная часть капитулянтов именно так и мотивирует свою капитуляцию: "все равно невозможно, мол, вести нелегальную работу, лучше, по крайней мере, хоть быть честным чиновником рабочего государства". Но оказывается, что оппозиционная мысль находит для себя каналы. В этой области я, конечно, вынужден быть очень осторожным. Назову поэтому только такие факты, которые получили известную публичность, вернее сказать, дошли до властей.
На заводе "АМО" во время упомянутых уже выше осложнений появились плакаты "Руки прочь от зарплаты" и вывешен был портрет т. Троцкого. Портрет был удален администрацией. Значение этого факта не требует пояснений. Кстати сказать, завод АМО не так давно переименован в завод имени Сталина: но и здесь между официальным именем и действительным содержанием соответствия нет. На другом заводе, имя которого я предпочитаю не называть, вывешен был портрет Ленина, но монтированный таким образом, что при приближении со стороны он превращался в портрет Троцкого.
Авторитет тех оппозиционеров, которые не склонились и не сломились, страшно высок у партийной массы, в том числе и у аппаратчиков. "Вот это люди!" говорят даже противники. Иные выражаются еще точнее: "Настоящие большевики!" Субъекты, вроде Радека, вызывают подлинное презрение, даже в среде бюрократии. Недавно в Москву приезжал, по семейным делам, с особого разрешения властей, Н. И. Муралов. Возможно, что самый приезд был разрешен ему с тем, чтоб испытать его крепость. На Николая Ивановича были напущены кое-кто из более приличных капитулянтов. Те запросили у него свидания. Он ответил: "Если собираетесь уговаривать, то встречаться не к чему". Эта фраза немедленно же обошла Москву и ничего кроме одобрения не вызвала: "молодец Муралыч!" Свидание так и не состоялось. Муралов уехал обратно в Сибирь.
В начале марта у В. Д. Каспаровой и у ее сына был произведен обыск; у сына нашли будто бы кое-что "ком<п>рометирующее". Не завещание ли Ленина? Или может быть копию того предсмертного письма, в котором Ленин разрывал со Сталиным всякие товарищеские отношения? После Ленина осталось не мало "компрометирующих" документов. Только кого они компрометируют? Был обыск также у К. И. Грюнштейна и его жены. Они в Саратове. Сталин не дает старым безукоризненным революционерам-большевикам, как Каспарова, чета Грюнштейнов и др., свободно вздохнуть именно потому, что знает, как велик их авторитет, каким уважением окружены их имена.
Хорошо, что есть такие "старики", которых не обессилили три революции, десятки лет борьбы, годы тюрьмы и каторги и которых не разложила бюрократическая среда. Но самый отрадный факт, все же, -- это новый набор оппозиционной молодежи. В Свердловске недавно раскрыта была организация в 75 человек, из них 8 уже находятся в изоляторе. Свердловск -- не исключение. Аресты почти не прекращаются и служат измерителем притока к нам свежих сил. В местах ссылки вырастают все новые и новые колонии большевиков-ленинцев.
Несколько недель тому назад по Москве вдруг распространился слух о смерти Раковского и произвел страшное впечатление, прямо-таки удручающее. Неужели Раковский умер? спрашивали друг друга с каким-то ужасом. Не может быть! В этих словах выражалась мысль: не может быть, чтобы преступление, совершенное Сталиным по отношению к Раковскому, стало непоправимым. К счастью, слух скоро оказался опровергнут. Замечательно, что три месяца тому назад такой же слух распространился относительно Л. С. Сосновского и произвел такое же, примерно, действие. Память о Сосновском среди рабочих Ленинграда, Москвы и Урала очень свежа и крепка. Для нас было загадкой: откуда возникают эти слухи? Мне думается, что они порождаются глубоким беспокойством, острой тревогой широких кругов партии за судьбу уважаемых и любимых товарищей. Кстати, последний дошедший до нас бюллетень из Барнаула: "И у Христиана Георгиевича, и у Александры Георгиевны (жена Раковского) значительная усталость сердца, но настроение, несмотря на трудности быта и совсем затворническую жизнь, всегда оптимистично".
Весть о смерти Розанова на этот раз, к сожалению, верная, сильно потрясла всех его друзей, а их немало раскидано по всей стране. Это был один из самых стойких, чистых и непоколебимых, несмотря на свою тяжкую болезнь. Как агроном-марксист, он особенно внимательно следил за всеми процессами в сельском хозяйстве и в особенности за колхозами. Его серьезного, обоснованного опытом и теорией суждения нам будет очень и очень не доставать. Так течет жизнь, огорчает и радует, теряем одних товарищей, приходят новые, молодыеи
М. М.
Письмо о конгрессе против войны
13 июня 1932 г.
Дорогие товарищи!
Передо мной лежит номер парижского журнала "МОНД" от 4-го июня. "МОНД" издается Барбюсом и является в настоящее время своего рода центральным органом по созыву "Великого Конгресса против войны". На 3-ей странице напечатано извлечение из воззвания Ромэна Роллана и Анри Барбюса. Его характер и дух достаточно видны из следующих слов: "Мы призываем всех людей, все толпы, не считаясь с их политическими связями, и все рабочие организации -- культурные, социальные и синдикальные, -- все силы и все организации, массового типа! Пусть присоединяются к нам в международном конгрессе против войны".
Дальше следует выдержка из письма Роллана к Барбюсу: "Я полностью того мнения, что Конгресс должен быть открыт всем партиям и беспартийным на общей почве искренней и решительной борьбы против войны". Дальше Роллан присоединяется к словам Барбюса о том, что на первом месте в этой борьбе должен стоять рабочий класс.
Ниже мы читаем первый список присоединившихся к Конгрессу: все это радикальные и полу-радикальные французские и немецкие писатели, пацифисты, члены Лиги прав человека и пр. и пр.
Дальше находим афоризм небезызвестного Эмиля Вандервельде: "Повсюду война порождаети те же взрывы революционного недовольства, но также и бешеную реакцию фанатического национализма. Тем необходимее, чтоб Интернационалы объединили более, чем когда-либо, свои усилия с целью воспрепятствовать войне".
Наконец, после слов Вандервельде, извлеченных из социалистического журнала "Пепль", от 29-го мая 1932 года, читаем цитату, извлеченную из центрального органа французской компартии "Юманитэ", от 31-го мая 1932 года:
"Отвечайте "я здесь" на призыв Ромэна Роллана и Анри Барбюса к участию в интернациональном конгрессе в Женеве".
В последнем номере "Ля ви Увриер", центрального органа французской Унитарной Конфедерации, напечатана статья, вполне солидаризирующаяся с инициативой Роллана и Барбюса.
Таким образом, картина сейчас совершенно ясна. Французская компартия и руководимая ею синдикальная организация стоят за спиною инициаторов Конгресса. За спиною французского коммунизма стоит руководство Коминтерна. Дело идет об опасности новой мировой войны. В борьбе против этой опасности надо уметь использовать и попутчиков, какими являются или могут явиться, до известной степени, наиболее честные и решительные из мелко-буржуазных пацифистов. Но это, во всяком случае, третьестепенный, если не десятистепенный вопрос. Инициативу должны были бы, казалось, взять на себя, пред лицом мирового пролетариата, Коминтерн и Профинтерн. Важнейшим вопросом является привлечь на свою сторону -- с тем или другим успехом -- рабочие массы, организованные во втором и в амстердамском Интернационалах. Для этого должна служить политика единого фронта. Последний пленум Исполкома второго Интернационала высказался против Японии и "за защиту СССР". Мы знаем вес и цену этой защиты, поскольку дело идет о решении вождей. Но самый факт решения показывает силу давления масс (кризис и опасность войны). Коминтерн обязан был в этих условиях развернуть политику единого фронта в международном масштабе, т. е., открыто пред лицом мирового рабочего класса предложить второму и амстердамскому Интернационалам определенную, строго взвешенную программу практических действий против опасности войны.
Но Коминтерн молчит. Профинтерн молчит. Инициатива передана двум пацифистским писателям, из которых один -- Ромэн Роллан -- несомненно большой писатель и крупная личность, но человек, стоящий вне всякой политики, а другой -- Барбюс -- пацифист и мистик, не то коммунист, не то исключенный из компартии, но во всяком случае пропагандист полного слияния коммунистических партий с социал-демократией. "Присоединяйтесь к нам", говорят Роллан и Барбюс. "Отвечайте "я здесь", подхватывает "Юманитэ". Можно ли представить себе что-либо более чудовищное, более капитулянтское и более преступное, как это пресмыкательство официального коммунизма перед мелко-буржуазным пацифизмом?
В Германии объявляется недопустимым вести политику единого фронта по отношению к массовым рабочим организациям, с целью разоблачения реформистских вождей. Одновременно, в интернациональном масштабе, ведется политика единого фронта, первые шаги которой превращаются в рекламу для худших из галлереи реформистских предателей. Вандервельде, конечно, "за мир". Он считает, что ему выгоднее и удобнее быть министром своего короля в мирное время, чем в военное. И вот бесстыдные афоризмы этого социал-патриота, подпись которого, кажись, стоит под версальским миром, превращаются в программу "Великого конгресса против войны". А "Юманитэ" скрепляет этот вероломный и пагубный маскарад!
В Германии дело идет о предотвращении фашистского контр-революционного погрома, который угрожает прямо и непосредственно не только рабочему классу, но и его реформистским организациям и даже реформистским вождям. Дело идет для господ социал-демократов о жалованье, о государственном пироге и даже о собственной шкуре. Нужно впасть в состояние полного бюрократического идиотизма, чтобы отказаться использовать планомерно и систематически большое и острое противоречие между фашизмом и социал-демократией в интересах пролетарской революции.
В вопросе войны дело обстоит совсем иначе. Война вовсе не угрожает непосредственно реформистским организациям, особенно их верхушке. Наоборот, как показал опыт, война открывает реформистским вождям головокружительные карьеры. Патриотизм есть та именно идеология, которая теснее всего связывает социал-демократию с ее национальной буржуазией. Если вполне возможно, даже неизбежно, что социал-демократия в Германии будет в тех или других формах, в тех или других пределах обороняться от фашизма, когда он ее возьмет за горло (а он возьмет), то абсолютно исключена возможность того, чтобы социал-демократия какой бы то ни было страны вела борьбу против своей буржуазии, в случае, если последняя объявит войну, хотя бы и Советскому Союзу. Революционная кампания против войны должна, в частности и в особенности, раскрыть всю фальшь и гниль социал-демократического пацифизма.
Что же делает Коминтерн? Он запрещает использовать совершенно реальный и глубокий антагонизм между национальной социал-демократией и национальным фашизмом и в то же время цепляется за иллюзорный, лицемерный антагонизм между интернациональной социал-демократией и ее империалистским хозяином.
Если в Германии запрещается единый фронт вообще, то в интернациональном масштабе единому фронту придается с самого начала декоративный, маскировочный, заведомо лживый и гнилой характер. Пользуясь идеалистической наивностью честнейшего Ромэна Роллана, все жулики, все подмоченные карьеристы, отставные социалистические министры и кандидаты в министры скажут "я здесь". Для них такой Конгресс есть курорт, где они поправят свою слегка подмоченную репутацию, после чего продадут себя с надбавкой. Так поступали участники Антиимпериалистской Лиги. Перед нами повторение гоминдановщины и англо-русского комитета в мировом масштабе.
Есть педанты, которые сомневаются, правы ли мы, когда квалифицируем сталинскую международную фракцию, как центризм. Люди, отравленные плохо переваренными текстами, не умеют учиться на живых фактах. Вот он, идеальный, классический, универсальный, планетарный центризм перед вами в живом действии: нос круто направо, хвост еще более круто налево. Проведите линию, соединяющую нос с хвостом, и вы получите орбиту центризма!
История на переломе. Весь мир сейчас на переломе. И центризм на переломе. В СССР сталинцы продолжают еще болтать об уничтожении классов в пять лет и в то же время восстановляют рынок. Ультра-левый хвост еще не знает, что решила мудрая оппортунистическая голова. В вопросах культурной политики СССР крутой поворот вправо. Конечно, поворот немой, без комментариев, но тем более угрожающий. То же -- в политике Коминтерна. В то время, как несчастные Пятницкие еще дожевывают остатки ультра-левой жвачки, Мануильским уже дано поручение, не жалея шейных позвонков, поворачивать голову направо. Еще ни разу за 9 лет эпигонской политики, ее беспринципность, идеологическая пустота и практическая плутоватость не выступали в таком обнаженном и бесстыдном виде, как сейчас.
Большевики-ленинцы! В мировой атмосфере накопляются симптомы великого исторического поворота. Он должен сказаться и на судьбе нашей фракции. Уже сейчас на нас ложатся задачи поистине грандиозного исторического значения. Борьба против войны означает прежде всего борьбу против пацифистского маскарада и центристского бюрократического шарлатанства. Надо открыть неистовую кампанию по разоблачению противоречий сталинского аппарата, банкротство которого неизбежно пред лицом надвигающихся великих событий.
Оборона СССР не есть салонная фраза, которою щеголяют не всегда безкорыстные друзья сталинской бюрократии. Международная оборона СССР упирается сейчас все больше в международную революционную борьбу пролетариата. Где ставкой является кровь и судьба миллионов, нужна величайшая ясность. Никто сейчас не оказывает такой помощи классовому врагу, как сталинская аппаратчина, которая, борясь за остатки своего престижа, сеет всюду смуту и хаос.
Большевики-ленинцы! С вас много спросится. Сейчас наступают недели и месяцы, когда каждый революционер должен показать, чего он стоит. Несите идеи марксизма и ленинизма в ряды передовых рабочих. Помогите международному пролетарскому авангарду вырваться из тисков потерявшей голову центристской бюрократии. Дело идет не о малом: о судьбе СССР и мировой пролетарской революции.
Л. Троцкий.
Сталинская бюрократия в тисках
Левая оппозиция на подъеме
В развитии Коминтерна, а следовательно, и левой оппозиции, приближается крупнейший поворот. Большие события снова обнаруживают, что ложная политика, навязываемая пролетарскому авангарду путем насилия, жестоко мстит за себя. Нет ни одного вопроса -- буквально ни одного! -- где бы несостоятельность "генеральной линии" не вскрылась сейчас с убийственной очевидностью. Когда крупная фирма попадает в тиски, со всех сторон обнаруживаются кредиторы и действуют тем безжалостнее, чем дольше оттягивалась расплата.
Военная опасность на Востоке есть прямой и непосредственный результат гибельной политики Сталина в отношении китайской революции. Японская военщина угрожает Советскому Союзу потому, что Сталин помог своему союзнику Чан-Кай-Ши задушить революцию.
Сталинцы учили после этого, что можно построить советский Китай на основе партизанской войны крестьянства, без непосредственного революционного восстания в городах. Годы авантюр еще более ослабили китайский пролетариат. Ответственность за нынешнюю слабость революционного Китая лежит на политиках "III-го периода".
В течение последних двух-трех лет оппозиция не уставала предупреждать: призовые скачки индустриализации в СССР грозят разрывом с деревней; технически и культурно неподготовленная "сплошная коллективизация" грозит продовольственным кризисом. Ныне предупреждение стало фактом. Сталинская бюрократия и по этой линии врезалась в жесточайшие затруднения. Она совершает сейчас, под гнетом неотложной нужды, экономический поворот исключительной исторической важности. Но, отчасти сама не понимая того, что делает, отчасти сознательно обманывая партию во имя престижа, она дезориентирует и разоружает рабочий класс Советского Союза.
Какие еще нужны условия, чтоб обеспечить революционную гегемонию германского пролетариата в нации, компартии -- в пролетариате? Сталинская бюрократия и здесь умудрилась обречь компартию на злостную пассивность и унизительное бессилие. Немецкая социал-демократия с 1914 года непрерывно работала на фашизм. Германская компартия с 1923 года непрерывно работала на социал-демократию. Игнорируя уроки трагического опыта и наши предостережения, сталинская бюрократия гонит сейчас немецкий пролетариат прямехонько в пропасть.
Небывалый хозяйственный кризис превратился в распад капиталистического общества. Буржуазные классы воют от предсмертной тоски. И тем не менее официальный коммунизм во всех странах терпит поражение за поражением. Почему? На это отвечают: "генеральная линия правильна, исполнители плохи". Как будто исполнители могут упасть с неба! Как будто сущность генеральной линии не в том и состоит, что она воспитывает исполнителей по образу и подобию своему. Как будто вожди не отвечают за ведомых! Бессмысленная и бесчестная теория непогрешимости руководства разлагает коммунистические ряды, убивая волю у одних, вызывая отвращение у других.
Расплата за грехи нескольких периодов эпигонских ошибок и преступлений надвинулась вплотную. Осужденная историей центристская бюрократия с удвоенной силой цепляется за испытанные методы. Попав в тиски между классовыми врагами и последствиями собственных преступлений, она удваивает, удесятеряет удары против левой оппозиции.
Казалось, испробовано уже все: клевета, аресты, ссылки, расстрелы. Но нет! На сталинской кухне готовятся новые блюда из отваров и отстоев ненависти и вероломства. Еще совсем недавно "Правда" воспроизводила фотографический снимок статьи польских фашистов, выдавая фальсификат за святую правду. Еще совсем на днях "Известия" перепечатывали с восторгом измышления немецкого фашистского подзаборного листка о заговоре левой оппозиции с социал-демократией. Дело на этом не остановилось. Некий Бюхнер пишет по инструкциям сталинской канцелярии немецкую книжку, где пытается создать переплет из левой оппозиции и полиции. Все, что писали и говорили в 1917 году меньшевики, эсеры и кадеты против большевиков, превзойдено здесь не только по глупости, но и по подлости.
Доказывая внутреннюю порочность большевизма, меньшевики цеплялись, по крайней мере, за факты: они ссылались на Малиновского, члена ЦК, которого полиция провела в Государственную Думу. Они ссылались на то, что департамент полиции предписал своим секретным агентам поддерживать курс, направленный на раскол большевиков с меньшевиками. Они ссылались, наконец, на то, что Людендорф "покровительствовал" Ленину, провезя его в пломбированном вагоне. Презрением отвечали большевики негодяям, которые пытались из происков полиции против самой революционной партии сделать полемическое орудие против той же партии. Сталин ныне полностью повторяет приемы Милюкова, Керенского, Церетели и Дана. Разница только в том, что у Сталина нет и подобия фактов. Он фабрикует их. Грязный субъект, пишущий под именем Бюхнера, рассказывает, будто "Автобиография" Троцкого издана в Варшаве политической полицией. И это измышление издается на всех языках: на этом хотят воспитывать коммунистическую молодежь.
Какой-то венгерский фашист "посвящает" свою книгу Троцкому и выражает ему ироническую "благодарность", в которой ненависть притворяется остроумием. Какие выводы можно сделать из этого эпизода? Разве революционеры не применяли, только с большим успехом, тот же прием против своих классовых врагов? Разве Ленин не печатал благодарности английской газете "Таймс" за те или другие статьи, которые он по своему использовал? Но находится негодяй, который на столбцах "Правды" говорит на этом основании о союзе Троцкого с фашистами.
В одной из статей я высказался в том смысле, что японский империализм вряд ли решится бросить открытый вызов Советскому Союзу прежде, чем упрочится в Манчжурии. По этому поводу центральный орган американской коммунистической (!!!) партии пишет, что Троцкий действует в интересах японцев. Объяснять это глупостью было бы слишком поверхностно: глупость имеет, все же, свои пределы. Дело идет о развращенном чиновнике, который не остановится ни перед чем, чтобы оправдать свое жалованье. Смысл моей статьи был тот, что борьба с Красной армией есть слишком крепкий орех для зубов японского милитаризма. У генерального штаба в Токио есть основания думать, что я лучше могу оценить силы Красной армии, чем нью-иоркские крикуны, которым приказано кусать меня за икры. Разумеется, большие мировые вопросы не решаются отдельными статьями. Но если взвешивать влияние статей, то моя оценка Красной армии и перспектив советско-японской войны могли послужить в Японии только тем элементам, которые хотят помешать войне. Но разве можно на лай и вой отвечать аргументами?
Эти господа изображают Раковского врагом Советского Союза. Зато защиты они ищут у Барбюса, который, в свою очередь, хочет опереться на Вандервельде. Со шляпой в руке сталинская бюрократия просит сейчас подаяния у мелко-буржуазных пацифистов. А непреклонные борцы, как Сосновский, герои гражданской войны, как Муралов и Грюнштейн, как сотни и тысячи большевиков-ленинцев, изолированы, заточены, связаны по рукам и по ногам.
Отдавая нас в руки буржуазной полиции, сталинцы говорят о нашем едином фронте с буржуазной контр-революцией. Но на глазах рабочего класса капиталистические правительства всего мира помогают Сталину окружать оппозиционеров кольцом колючей проволоки. Сколько бы агенты Сталина ни лгали, один этот простой факт раскрывает действительную группировку сил до конца.
Они хотят нас связать с японским штабом и с польской полицией. Керенский уже пробовал в свое время связать большевиков с немецким штабом и с царской полицией. Керенский делал это тем разнузданнее, чем больше почва у него нагревалась под ногами. Он нашел ныне подражателей. И каких? Эти люди расстреливали Блюмкиных и посылали на их место Агабековых. Имя Агабекова мы выжигаем на ваших лбах. С этим клеймом вы будете ходить до скончания ваших дней.
Чего хочет Сталин? Он хочет использовать военную опасность для нового, по возможности физического, истребления большевиков-ленинцев. Письма из СССР, полученные нами за последние дни, свидетельствуют, что левая оппозиция совершает сейчас по всей стране второй набор. В промышленных центрах, на фабриках, заводах и шахтах появилось новое поколение большевиков-ленинцев. Творческие идеи не умирают. Политические факты учат. Левая оппозиция показала, что она непобедима.
Сталин, наоборот, скомпрометирован со всех сторон. На XVII конференции он позорно промолчал по всем вопросам. Ни слова о проблемах советского хозяйства! Ни слова о положении в Германии! "Вождь", который при наиболее ответственных обстоятельствах сам признает, что ему лучше молчать, есть законченный политический банкрот. Уже в ближайших к Сталину кругах -- пишут нам из Москвы -- чиновники иронически шушукаются: "а не попросить ли директив у Раковского или Троцкого?" Из этой бюрократической импотентности родилась новейшая международная кампания против левой оппозиции.
Работа, которую проделали большевики-ленинцы, не осталась втуне. Основные документы и произведения левой оппозиции изданы на всех языках цивилизованного и полуцивилизованного мира. В десятках стран имеются оппозиционные кадры, которые насквозь, до мозга костей, прониклись уверенностью в своей правоте и в своем историческом праве на победу. Огромное и неискоренимое завоевание!
Неспособная ответить на нашу критику, запутавшаяся в противоречиях, уличаемая событиями, вынужденная молчать по основным вопросам политики, сталинская клика делает последнюю попытку отделить нас от официальных компартий уголовно-полицейским романом, бездарность которого не смягчает его подлости.
Сталинцы хотели бы своей травлей толкнуть нас на путь второй партии и IV-го Интернационала. Они понимают, что такого рода роковой ошибкой оппозиция, если не свела бы на нет свои успехи, то на годы замедлила бы свой подъем. Противопоставить себя враждебно коммунистическим партиям значило бы в данных условиях выполнить программу центристской бюрократии. Нет, это не наш путь! Интриги Сталина, его Бюхнеров, его Агабековых, раскрытых и нераскрытых, не заставят нас изменить наш курс. Мы стоим на почве четырех конгрессов Коминтерна, доктрины и традиций большевизма. Уроки Октябрьской революции мы, и только мы, применяем ко всем задачам мирового пролетариата. Над нашими головами развевается знамя III-го Интернационала. Мы претендуем полностью на его историческое наследство.
Пролетарская политика не знает ни чувства обиды, ни чувства мести. Она руководствуется революционной целесообразностью. Пред лицом рабочих масс СССР и всего мира большевики-ленинцы повторяют: сегодня, как и в тот день, когда они впервые подняли голос предостережения против эпигонской бюрократии, они готовы, все до одного, предоставить себя в распоряжение Коминтерна и советской власти для самой скромной, для самой черной, для самой опасной работы. Они обязуются при этом незыблемо соблюдать дисциплину действия. Их условие одно: в рамках Коминтерна они должны иметь возможность отстаивать свои идеи, т. е. идеи марксизма, сообразно элементарным принципам партийной демократии.
Мы знаем, что сталинцы не примут нашего предложения: оно им не по силам. Чтоб согласиться на него, они должны были бы не бояться нас. Но в том то и дело, что страх перед левой оппозицией есть сейчас одна из важнейших пружин деятельности скомпрометированного в конец аппарата.
Не дружбы с бюрократией ищем мы, а боевого сотрудничества с пролетарским авангардом. В ответ на провокации и низменные происки сталинцев, большевики-ленинцы станут еще ближе к коммунистической массе. Как и до сих пор, наши единомышленники не будут ограничиваться разоблачением политических ошибок и преступлений руководства. Рука об руку с рядовыми членами партии они будут бороться за знамя коммунизма -- в стачке, в уличной манифестации, в избирательной кампании и в более решительных боях, когда пробьет их час.
С отдельными большевиками Сталин может расправиться. Большевизма ему не задушить. Победа левой оппозиции исторически обеспечена.
Л. Троцкий.
Принкипо, 16 июня 1932 г.Руки прочь о Розы Люксембург!
Статью Сталина "О некоторых вопросах истории большевизма" я получил с большим запозданием. Получив, долго не мог заставить себя прочитать, ибо эта литература не лезет в горло, как древесные опилки или рубленая щетина. Но все же прочитав, в конце концов, пришел к выводу, что нельзя пройти мимо этой работы уже по одному тому, что она заключает в себе наглую и бесстыдную клевету на Розу Люксембург. Великую революционерку Сталин заносит в лагерь центризма! Он доказывает -- не доказывает, конечно, а утверждает, -- что большевизм со дня рождения вел линию на раскол с каутскианским центром, тогда как Роза Люксембург прикрывала Каутского слева. Приведем его собственные слова: "Ленин еще задолго до войны, примерно с 1903 -- 1904 г. г., когда оформилась в России группа большевиков и когда впервые дали о себе знать левые в германской социал-демократии, -- вел линию на разрыв, на раскол с оппортунистами и у нас, в российской социал-демократической партии, и там, во II Интернационале, в частности в германской социал-демократии". Если это, однако, не удалось осуществить, то только потому, что "левые социал-демократы во II Интернационале и, прежде всего, в германской социал-демократии, представляли собою слабую и немощную группу и боящуюся даже выговорить слово разрыв, раскол". Таково основное положение статьи. Большевики, начиная с 1903 г., стояли за разрыв не только с правыми, но и с каутскианским центром; Роза же боялась даже произнести вслух слово "раскол".
Чтобы выдвинуть такое утверждение, надо совершенно не знать историю собственной партии и, прежде всего, идейный путь Ленина. В исходном положении Сталина нет ни одного слова правды. В 1903-4 годах Ленин был, конечно, непримиримым противником оппортунизма в германской социал-демократии. Но оппортунизмом он считал только ревизионистское течение, которое теоретически возглавлялось Бернштейном.
Каутский находился тогда в борьбе с Бернштейном. Ленин считал Каутского своим учителем и подчеркивал это везде, где мог. В работах Ленина того периода, как и ряда следующих годов, мы не найдем и следа принципиальной критики, направленной против течения Бебеля-Каутского. Зато найдем ряд заявлений того смысла, что большевизм не есть какое-либо самостоятельное течение, а есть лишь перевод на язык русских условий течения Бебеля-Каутского. Вот что Ленин писал в своей знаменитой брошюре "Две тактики", в середине 1905 года: "Где и когда я называл революционизм Бебеля и Каутского "оппортунизмом"? Где и когда претендовал я на создание какого бы то ни было особого направления в международной социал-демократии, не тождественного с направлением Бебеля и Каутского? Где и когда выступали на свет разногласия между мной, с одной стороны, Бебелем и Каутским?.. Полная солидарность международной революционной социал-демократии во всех крупных вопросах программы и тактики есть неоспоримейший факт". Слова Ленина настолько ясны, отчетливы, категоричны, что сразу исчерпывают вопрос.
Через полтора года, 7 декабря 1906 года, Ленин писал в статье "Кризис меньшевизма": "иМы с самого начала (см. "Шаг вперед, два назад") заявляли: никакого особого "большевистского" направления мы не создаем, мы отстаиваем лишь везде и всегда точку зрения революционной социал-демократии. А в социал-демократии, вплоть до социальной революции, неизбежно будут оппортунистическое и революционное крыло".
Говоря о меньшевизме, как об оппортунистическом крыле социал-демократии, Ленин приравнивал меньшевиков не к каутскианству, а к ревизионизму. Большевизм же рассматривал, как русскую форму каутскианства, которое в его глазах отождествлялось в тот период с марксизмом. Приведенная только что цитата показывает, кстати, что Ленин вовсе не абсолютно стоял за раскол с оппортунистами: он не только допускал, но и считал "неизбежным" пребывание ревизионистов в социал-демократии вплоть до социальной революции.
Через две недели, 20 декабря 1906 года, Ленин восторженно приветствует ответ Каутского на анкету Плеханова о характере русской революции: "То, на что мы претендовали, -- отстаивание позиции революционной социал-демократии против оппортунизма, отнюдь не создание какого-то "оригинального" большевистского направления, -- Каутский подтвердил вполнеи"
В этих пределах вопрос, надеемся, совершенно ясен. По Сталину Ленин уже с 1903 г. требовал разрыва в Германии с оппортунистами, не только правого крыла (Бернштейн), но и левого (Каутский). Ленин же в декабре 1906 года с гордостью указывает Плеханову и меньшевикам на то, что течение Каутского в Германии и течение большевизма в России -- тождественны. Такова первая часть экскурсии Сталина в историю идей большевизма. Добросовестность и осведомленность исследователя стоят на одинаковом уровне!
Сразу после своего утверждения насчет 1903-4 годов Сталин делает скачек к 1916 г. и ссылается на резкую критику Лениным военной брошюры Юниуса, т. е. Розы Люксембург. Да, в этот период Ленин объявил уже непримиримую борьбу каутскианству, сделав из своей критики все необходимые организационные выводы. Несомненно, что Роза Люксембург не ставила вопрос о борьбе с центризмом с необходимой законченностью, -- здесь преимущество было целиком на стороне Ленина. Но между октябрем 1916 г., когда Ленин писал о брошюре Юниуса, и 1903 годом, когда возник большевизм, прошло 13 лет; в течение большей части этого периода Роза Люксембург находилась в оппозиции к Каутскому и бебелевскому ЦК, придавая все более и более острый характер своей борьбе против формального, педантского, внутренне-гнилого "радикализма" Каутского.
Ленин не участвовал в этой борьбе и не поддерживал Розу Люксембург до 1914 года. Страстно поглощенный русскими делами, он соблюдал чрезвычайную осторожность в вопросах международных. В глазах Ленина Бебель и Каутский стояли, как революционеры, неизмеримо выше, чем в глазах Розы Люксембург, которая наблюдала их ближе, в действии, и гораздо непосредственнее ощущала атмосферу немецкой политики.
Капитуляция германской социал-демократии 4 августа явилась для Ленина совершенной неожиданностью. Известно, что номер "Форвертса" с патриотической декларацией социал-демократической фракции Ленин считал подделкой германского штаба. Только убедившись окончательно в страшной правде, он подверг пересмотру свою оценку основных течений социал-демократии, причем произвел эту работу по ленински, т. е. сразу довел ее до конца.
27 октября 1914 г. Ленин пишет А. Шляпникову: "иКаутского ненавижу и презираю сейчас хуже всех: поганенькое, дрянненькое и самодовольное лицемериеи Права была Р. Люксембург, давно понявшая, что у Каутского "прислужничество теоретика" -- лакейство, говоря проще, лакейство перед большинством партии, перед оппортунизмом". ("Ленинский сборник, II, стр. 200, курсив мой).
Еслиб не было других документов (а их сотни), одни эти несколько строк могли бы безошибочно осветить историю вопроса. Ленин считает нужным в конце 1914 года сообщить одному из ближайших в то время своих сотрудников, что "сейчас", теперь, сегодня, в отличие от прошлого, он "ненавидит и презирает" Каутского. Острота фразы показывает безошибочно, в какой мере Каутский обманул надежды и ожидания Ленина. Не менее ярка вторая фраза: "Права была Р. Люксембург, давно понявшая, что у Каутского прислужничество теоретикаи" Ленин спешит здесь признать ту "правоту", которой он раньше не видел или, по крайней мере, не признавал полностью за Розой Люксембург.
Таковы главные хронологические вехи вопроса, являющиеся, в то же время, важными вехами политической биографии Ленина. Несомненный факт, что идейная орбита его представляет собой непрерывно восходящую кривую. Но это и значит, что Ленин не родился Лениным, как изображают суздальские богомазы, а сделался им. Ленин расширял свой кругозор, учился у других и поднимался над собственным вчерашним днем. В этом упорстве постоянного духовного подъема над самим собой и находил свое выражение его героический дух. Если бы Ленин в 1903 году понял и формулировал все, что требовалось для будущих времен, то вся остальная его жизнь состояла бы только из повторений. На деле было совсем не так. Сталин попросту сталинизирует Ленина, разменивая его на нумерованные шаблоны.
В борьбе Розы Люксембург против Каутского, особенно в 1910 -- 1914 годы, большое место занимали проблемы войны, милитаризма и пацифизма. Каутский защищал реформистскую программу: ограничение вооружений, международный трибунал и пр. Роза Люксембург решительно боролась против этой программы, как иллюзорной. Ленин переживал колебания в этом вопросе, но стоял в известный период ближе к Каутскому, чем к Розе Люксембург. Из тогдашних бесед с Лениным помню, что на него произвел большое впечатление следующий аргумент Каутского: как во внутренних вопросах реформы являются продуктом революционной классовой борьбы, так и в международных отношениях можно отвоевать известные гарантии ("реформы") путем интернациональной классовой борьбы. Ленин считал, что эту позицию Каутского можно вполне поддержать, если он, после полемики с Розой Люксембург, ударит по правым (Носке и Ко). Я не берусь сейчас сказать по памяти, в какой мере этот круг идей нашел свое выражение в статьях Ленина: вопрос требовал бы особого тщательного анализа. Не решаюсь также утверждать по памяти, как скоро разрешились колебания Ленина в этом вопросе. Во всяком случае они нашли свое выражение не только в беседах, но и в переписке. Обладателем одного из таких писем является Карл Радек.
Я считаю необходимым дать здесь по этому вопросу свидетельское показание, чтобы попытаться, таким образом, спасти исключительно ценный для теоретической биографии Ленина документ. Осенью 1926 года, во время нашей колективной работы над платформой левой оппозиции, Радек показал мне, Каменеву и Зиновьеву -- вероятно, также и другим товарищам -- письмо Ленина к нему (1911 года?), заключавшее в себе защиту позиции Каутского против критики немецких левых. Согласно постановления ЦК, Радек, как и все другие, обязан был бы сдать это письмо в Институт Ленина. Но опасаясь, что оно будет скрыто, если не уничтожено на сталинской фабрике фальсификаций, Радек решил сохранить письмо до лучших времен. Этому соображению Радека нельзя было отказать в основательности. Сейчас, однако, Радек сам принимает не очень ответственное, но достаточно деятельное участие в работе политических подделок. Достаточно напомнить, что Радек, который в отличие от Сталина знаком с историей марксизма и, во всяком случае, хорошо знает письмо Ленина, счел возможным заявить публично о своей солидарности с наглой оценкой, которую Сталин дал Розе Люксембург. То обстоятельство, что Радек действовал при этом под палкой Ярославского, не смягчает его вины, ибо только презренные рабы могут отрекаться от принципов марксизма во имя принципов палки.
Дело, однако, идет для нас сейчас не о личной характеристике Радека, а о судьбе ленинского письма. Что сталось с ним? Скрывает ли его Радек и сейчас от Института Ленина? Вряд-ли. Вернее всего, он вручил его, куда следует, в качестве одного из вещественных доказательств невещественной преданности. Какая же дальнейшая судьба постигла письмо? Хранится ли оно в личном архиве Сталина рядом с документами, компрометирующими его ближайших сотрудников? Или уничтожено, как уничтожены многие другие ценнейшие документы партийного прошлого?
Не может быть, во всяком случае, и тени политического основания для сокрытия письма, написанного два десятилетия тому назад по вопросу, который сохранил сейчас только исторический интерес. Но как раз историческая ценность письма исключительно велика. Оно показывает Ленина таким, каким он был в действительности, а не таким, каким его воссоздают по образу и подобию своему бюрократические тупицы, претендующие на непогрешимость. Мы спрашиваем: где письмо Ленина к Радеку? Письмо Ленина -- на стол партии и Коминтерна!
Если брать разногласия Ленина и Розы Люксембург во всем их объеме, то историческая правота принадлежала безусловно Ленину. Но это не исключает того, что в известных вопросах, в определенные периоды Роза Люксембург была права против Ленина. Во всяком случае разногласия, несмотря на важность их, а моментами -- на крайнюю остроту, развертывались на основах общей обоим революционной пролетарской политики.
Когда Ленин, оглядываясь назад, писал в октябре 1919 г. ("Привет итальянским, французским и немецким коммунистам"): "ив момент завоевания власти и создания советской республики большевизм оказался единым, он привлек к себе все лучшее из близких ему течений социалистической мысли", то Ленин несомненно имел в виду также и течение Розы Люксембург, ближайшие единомышленники которой, как Мархлевский, Дзержинский и другие, работали в рядах большевиков.
Ленин понимал ошибки Розы Люксембург поглубже, чем Сталин; но не случайно как-раз по поводу Люксембург Ленин привел старое двустишие:
"Случается орлам пониже кур спускаться,
"Но курам никогда под облак не подняться".Вот именно! Вот именно! По этой самой причине Сталину следовало бы осторожнее расходовать свою злобную посредственность, когда дело идет о фигурах такого масштаба, как Роза Люксембург.
В статье "К истории вопроса о диктатуре" (октябрь 1920 г.), Ленин, касаясь вопросов советской власти и диктатуры пролетариата, поставленных уже революцией 1905 г., писал: "Такие выдающиеся представители революционного пролетариата и нефальсифицированного марксизма, как Роза Люксембург, сразу оценили значение этого практического опыта и выступили на собраниях и в печати с критическим анализом его". Наоборот, "люди типа будущих каутскианцеви проявили полную неспособность понять значение этого опыта". В немногих строках Ленин полностью отдает дань признания историческому значению борьбы Розы Люксембург против Каутского, -- борьбы, которую сам Ленин далеко не сразу оценил по достоинству. Если для Сталина, союзника Чан-Кай-Ши и соратника Перселя, теоретика "рабоче-крестьянской партии", "демократической диктатуры", "неотталкивания буржуазии" и пр., Роза Люксембург -- представительница центризма, то для Ленина она представительница "нефальсифицированного марксизма". Что означало это определение под пером Ленина, ясно всякому, кто хоть немного знает Ленина.
Отметим тут же, что в примечаниях к сочинениям Ленина о Розе Люксембург сказано, между прочим, следующее: "Во время расцвета бернштейновского ревизионизма, а позднее министериализма (Мильеран), Люксембург повела с этим течением решительную войну, заняв место на левом крыле германской партиии В 1907 году участвовала в качестве делегата с.-д. Польши и Литвы на Лондонском съезде РСДРП, поддерживая по основным вопросам русской революции большевистскую фракцию. С 1907 г. Люксембург всецело отдалась германской работе, занимая лево-радикальную позицию и ведя борьбу с центром и правым крыломи Участие в январьском восстании 1919 г. сделало ее имя знаменем пролетарской революции".
Конечно, автор примечания завтра же, вероятно, покается в грехах и заявит, что в эпоху Ленина он писал в состоянии помрачения, а полной ясности достиг только в эпоху Сталина. Теперь такого рода заявления -- смесь подхалимства, идиотизма и шутовства -- делаются в московской печати каждый день. Но дела они не меняют: "что написано пером, не вырубишь топором". Да, Роза Люксембург стала знаменем пролетарской революции!
Как и почему, однако, Сталин занялся вдруг -- с таким большим запозданием! -- пересмотром старой большевистской оценки Розы Люксембург? Подобно всем предшествующим его теоретическим злоключениям, и это последнее, наиболее скандальное, вызвано логикой его борьбы с теорией перманентной революции. В своей "исторической" статье Сталин снова отводит эт<о>й теории главное место. Нового он не говорит ни слова. Мы давно ответили на все его доводы в нашей книжке "Перманентная революция". Под историческим углом зрения вопрос будет, надеемся, достаточно освещен в печатающемся втором томе "Истории русской революции" ("Октябрьская революция"). В настоящем случае вопрос о перманентной революции занимает нас лишь постольку, поскольку Сталин связывает его с именем Розы Люксембург. Мы сейчас увидим, как злополучный теоретик умудрился подставить себе самому убийственный капкан.
Напомнив о спорах меньшевиков с большевиками по вопросу о движущих силах русской революции и умудрившись в немногих строках нагромоздить ряд ошибок, которые мы вынуждены оставить без рассмотрения, Сталин пишет: "Как отнеслись к этим спорам левые германские социал-демократы, Парвус и Роза Люксембург? Они сочинили утопическую и полуменьшевистскую схему перманентной революциии В дальнейшем эта полуменьшевистская схема перманентной революции была подхвачена Троцким (отчасти Мартовым) и превращена в орудие борьбы против ленинизма"и Такова неожиданная история возникновения теории перманентной революции, согласно последним историческим изысканиям Сталина. Но, увы, исследователь забыл заглянуть в свои прежние ученые труды. В 1925 году тот же Сталин уже высказывался по этому вопросу в своей полемике против Радека. Вот что он тогда писал: "Неверно, что теорию перманентной революциии выдвинули в 1905 г. Роза Люксембург и Троцкий. На самом деле теория эта была выдвинута Парвусом и Троцким". Это утверждение можно прочитать на 185 странице "Вопросов ленинизма" русского издания 1926 года. Надо надеяться, что оно имеется и во всех иностранных изданиях.
Итак: в 1925 году Сталин объявлял Розу Люксембург неповинной в совершении такого смертного греха, как участие в создании теории перманентной революции. "На самом деле, теория эта была выдвинута Парвусом и Троцким". В 1931 году мы узнаем от того же Сталина, что именно "Парвус и Роза Люксембург и сочинили утопическую и полуменьшевистскую схему перманентной революции". Троцкий же был неповинен в создании теории, она была им только "подхвачена", а заодно и и Мартовым!!! Сталин еще раз пойман с поличным. Пишет ли он о вопросах, в которых ничего не смыслит? Или же сознательно играет краплеными картами в основных вопросах марксизма? Такая альтернативная постановка вопроса неправильна. На самом деле есть и то и другое. Сталинские фальсификации сознательны, поскольку продиктованы в каждый данный момент вполне отчетливым личным интересом. В то же время они полусознательны, поскольку первобытное невежество не ставит никаких препятствий его теоретическому произволу.
Но факт остается фактом. В борьбе с "контрабандой троцкизма" Сталин столкнулся в 1931 году с новым личным врагом: Розой Люксембург! Он ни на минуту не задумался оболгать и оклеветать ее, причем прежде, чем пустить в оборот лошадиные дозы грубости и нелойяльности, не дал себе даже труда справиться, что он сам говорил пятью годами раньше по тому же вопросу.
Новый вариант истории идей перманентной революции продиктован прежде всего стремлением подать более острое блюдо, чем предшествующие. Незачем пояснять, что Мартов притянут за волосы, для большей пикантности теоретической и исторической стряпни. К теории и практике перманентной революции Мартов относился с неизменной враждебностью и в старое время не раз подчеркивал, что взгляды Троцкого на революцию одинаково отвергаются как большевиками, так и меньшевиками. Но на этом не стоит останавливаться.
Поистине фатально, что нет ни одного крупного вопроса международной пролетарской революции, по которому Сталин не высказал бы двух прямо противоположных мнений. Мы знаем, что в апреле 1924 года он в "Вопросах ленинизма" доказывал невозможность построения социализма в отдельной стране. Осенью, в новом издании книги, он заменил это место доказательством (т. е. голым провозглашением) того, что пролетариат "может и должен" построить социализм в отдельной стране. Весь остальной текст остался при этом неизменным. В вопросе о рабоче-крестьянской партии, о брест-литовских переговорах, о руководстве Октябрьской революцией, в национальном вопросе и пр. и пр. Сталин умудрялся выставлять на протяжении нескольких лет, иногда нескольких месяцев, исключающие друг друга взгляды. Было бы неправильно винить во всем плохую память. Дело здесь глубже. У Сталина совершенно нет метода научного мышления, принципиальных критериев. Он подходит к каждому вопросу так, как еслиб вопрос этот родился только сегодня и стоял особняком от всех других вопросов. Свое суждение Сталин выносит в зависимости от своего сегодняшнего острого интереса. Уличающие его противоречия являются местью за его вульгарный эмпиризм. Роза Люксембург не стоит для него в перспективе немецкого, польского и мирового рабочего движения последнего полувека. Нет, она для него каждый раз новая, притом изолированная фигура, относительно которой он вынужден в каждой новой обстановке спрашивать себя заново: друг это или враг? Правильный инстинкт подсказал на этот раз теоретику социализма в отдельной стране, что тень Розы Люксембург непримиримо враждебна ему. Но это не мешает великой тени оставаться знаменем международной пролетарской революции.
Роза Люксембург очень строго и в основном неправильно критиковала политику большевиков из своей тюрьмы в 1918 году. Но и в этой ее наиболее ошибочной работе видны ее орлиные крылья. Вот ее общая оценка Октябрьского переворота: "Все, что партия в силах проявить в области мужества, силы действия, революционной дальнозоркости и последовательности, все это Ленин, Троцкий и товарищи полностью совершили. Вся революционная честь и способность к действию, которой не хватило социал-демократии Запада, оказалась представленной большевиками. Их Октябрьское восстание было не только действительным спасением русской революции, но также и спасением чести интернационального социализма". Ужели это голос центризма?
Люксембург подвергает на дальнейших страницах суровой критике политику большевиков в аграрной области, лозунг национального самоопределения и отказ от формальной демократии. В этой критике, направленной одинаково против Ленина и Троцкого, она не делает, к слову сказать, между их взглядами никакого различия: а Роза Люксембург умела читать, понимать и улавливать оттенки. Ей и в голову не приходило обвинять меня, например, в том, что, солидаризируясь с Лениным в аграрном вопросе, я изменил свои взгляды на крестьянство. Между тем, она хорошо знала эти взгляды, ибо в ее польском журнале я их подробно излагал в 1909 годуи Свою критику Роза Люксембург заканчивает требованием: "отличать в политике большевиков существенное от несущественного, основное от случайного". Основным она считает силу действия масс, их волю к социализму. "В этом отношении -- пишет она -- Ленин и Троцкий со своими друзьями были первыми, которые подали пример мировому пролетариату. Они и сейчас еще остаются единственными, которые могут воскликнуть с Гуттеном: "я дерзнул на это!"
Да, для ненависти к Розе Люксембург у Сталина есть достаточно оснований. Но тем повелительнее наш долг оградить память Розы от клеветы Сталина, подхваченной наемными чиновниками обоих полушарий, и передать этот поистине прекрасный, героический и трагический образ молодым поколениям пролетариата во всем его величии и воспитательном обаянии.
Л. Троцкий.
Принкипо, 28 июня 1932 г."Фундамент социализма"
Несерьезный человек о серьезном вопросе
Немецкая либеральная газета "Берлинер Тагеблат" посвятила в мае особый номер хозяйственному строительству СССР. Политическая статья написана Радеком. На вопрос о том, в каком направлении идет развитие Союза, Радек отвечает: "В 14 лет, которые отделяют нас от Октябрьской революции, в России созданы основы социализма. В чудовищных боях, в непрерывных усилиях созидается новое общество". В такой общей форме слова эти не вызывают, конечно, никаких возражений, особенно, когда они провозглашены на столбцах буржуазной газеты. Но Радек на этом не удерживается. Толкаемый ненасытной потребностью доказывать искренность своего покаяния, он пишет дальше: "Это положение не только отвергается открытыми врагами Советского Союза, но оно оспаривается также и Львом Троцким; по его словам, кто в такое время, когда в России не хватает молока, говорит о создании фундамента (?) социализма, тот компрометирует социализм. Такое замечание показывает лишь, -- продолжает Радек, -- что автор утратил масштабы, которые он прежде умел применять для оценки исторических событий". Радек, который отрекся от собственной платформы, обвиняет других в утрате исторических масштабов! В чем же они, однако, должны состоять? Приводим ответ дословно: "Молоко есть продукт коровы, а не социализма, и нужно поистине смешивать социализм с образом той страны, где текут млечные реки, чтобы не понять, что страна может подняться на высшую ступень развития временно без того, чтобы при этом материальное положение народных масс значительно поднялось".
Оставим пока в стороне шутовской тон рассуждения. Попытаемся извлечь из него серьезное ядро. В ответе Радека есть прежде всего теоретическая уловка, к которой прибегал, правда, не раз и Сталин, когда его припирали к стене. Дело идет о словечке "фундамент" социализма. Нынешние руководители Советского Союза официально объявили, что страна "вступила в социализм". Это утверждение мы называли и называем преступным бюрократическим шарлатанством. О вступлении в социализм Радек молчит. Зато он сообщает, что в Советском Союзе созданы основы, или фундамент социализма. С этим можно соглашаться или не соглашаться, в зависимости от того, что понимать под "фундаментом".
Радек не оставляет нас на этот счет без ответа. "Если мы убеждены, говорит он, что в России уже заложен фундамент социализма, то наше суждение опирается в первой линии на тот факт, что имущие классы исчезли и что средства производства сосредоточены в руках пролетарского государства". В этом смысле фундамент несомненно заложен. Но в такой постановке предмет спора вообще исчезает. Радек сводит доказательство к тому, что в России уже произошел пролетарский переворот. Напомнить об этом почтенным читателям "Берлинер Тагеблат" не вредно. Беда, однако, в том, что пролетарский переворот и экспроприация имущих классов произошли уже в 1917-18 году. Между тем о вступлении в социализм объявлено было в 1930-31 годах. Нам это сообщили не на основании экспроприации эксплоататоров (об этом факте мы знали и раньше), а на основании результатов сплошной коллективизации и уничтожения кулачества, как класса. Почему же Радек без боя сдает первую линию окопов, "линию Сталина?" Почему, столь храбро открывая военные действия против Троцкого, он сразу отступает в глубокий тыл и укрепляется на никем не угрожаемой линии 1918 года?
Несомненно, в первые годы после Октябрьского переворота, мы все десятки и сотни раз говорили: "фундамент социалистического строительства у нас заложен". И это было правильно. Но это означало лишь: политические и имущественно-правовые предпосылки для социалистического преобразования созданы. И только!
Еслиб с Радеком можно было говорить сколько-нибудь серьезно о серьезных вещах, мы бы попытались ему разъяснить, что невозможно в 1932 году в ответ на вопрос, куда ведет развитие СССР, ссылаться на политический "фундамент" социалистического строительства. Недостаточность одной ссылки обнаружилась в первый раз в большом масштабе в начале 1921 года, когда ребром стал вопрос о взаимоотношениях с крестьянством. Создание экономической смычки между городом и деревней было тогда провозглашено, как создание подлинного фундамента социалистического строительства. Такова была основная задача НЭП'а. Теоретическая формула смычки очень проста: национализированная промышленность должна доставлять крестьянству необходимые ему продукты в таком количестве, такого качества и по таким ценам, чтобы из взаимоотношений государства с основной массой крестьянства совершенно устранить или свести к минимуму фактор внеэкономического принуждения, т. е. административного изъятия продуктов крестьянского труда. Речь идет, конечно, не о кулаках, в отношении которых стоит особая задача: ограничивать их эксплоататорскую деятельность и не давать им превращаться в господствующую силу деревни. Установление добровольного "менового" взаимоотношения между промышленностью и сельским хозяйством, между городом и деревней, сообщало бы незыблемую устойчивость политическим взаимоотношениям пролетариата и крестьянства. До социализма оставался бы, конечно, и в этом случае, еще большой и трудный путь. Но на этом фундаменте -- на фундаменте приемлемой для мужика смычки города и деревни -- можно было бы уверенно вести вперед хозяйственную работу, не зарываясь и не отставая, маневрируя на мировом рынке и сообразуясь с ходом развития революции на Западе и Востоке. Путь вел бы не к национальному социализму, но он никому и не нужен. Достаточно, если бы изолированное пока хозяйство Советского Союза становилось одним из подготовительных элементов будущего международного социалистического общества.
Кто говорит о "фундаменте социализма" в 1932 году, тот не имеет права отступать на линию 1918 года, не попытавшись даже задержаться на линии 1921 года, т. е., не давая ответа на вопрос: удалось ли за протекшие с введения НЭП'а 12 лет осуществить смычку в ленинском смысле слова? Обеспечены ли при "сплошной коллективизации" такие взаимоотношения города и деревни, при которых внеэкономическое принуждение, если не сошло на нет, то явно сходит на нет? В этом весь вопрос. И на этот коренной вопрос приходится пока дать отрицательный ответ. Сплошное коллективизирование явилось не как увенчание и развитие достигнутой смычки, а как административное прикрытие ее отсутствия. Молчать об этом вопросе, обходить его, играть вокруг него словами, значит накликать на диктатуру пролетариата величайшие опасностии Но уж, конечно, не от Радека ждать анализа проблемы смычкии
От Радека можно ждать лишь журналистского коленца. Нельзя без брезгливости наблюдать те антраша, скажем в заключение, которые Радек откалывает по вопросу о сущности социализма на страницах либеральной газеты. Социализм не есть страна молочных рек. Не требуйте молока от социализма. "Молоко есть продукт коровы". Если принять во внимание, что именно вокруг коров в Советском Союзе происходит сейчас борьба, принимающая подчас трагические формы, то кривляния Радека становятся совершенно нестерпимыми. Нельзя не вспомнить безжалостную, при всей своей сдержанности, оценку, которую дал Радеку Ленин на VII съезде партии, во время споров о брест-литовском мире. По поводу замечания Радека о том, что Ленин "уступает пространство, чтобы выиграть время", Ленин заметил: "Я вернусь к товарищу Радеку, и здесь я хочу отметить, что ему удалось нечаянно сказать серьезную фразуи На этот раз вышло так, что у тов. Радека получилась совершенно серьезная фраза".
Ленин дал недвусмысленно понять, что серьезная фраза может выскочить у Радека только нечаянно и в виде редчайшего исключения. С годами дело на этот счет нисколько не улучшилось. Волос убавилось, легкомыслия прибавилось. Сталин объявил: "мы вступили в социализм". -- Не хвастайте преждевременно, возразила оппозиция, ибо детям не хватает еще молока. Выступает шут и, позванивая бубенцами, заявляет: молоко есть продукт коровы, а не социализма. В тон Радеку можно бы ответить русской пословицей: "от козла не жди молока". Даже облысевший козел способен лишь на прыжки, не больше. Вот почему к серьезным вопросам мы предпочитаем вернуться по более серьезному поводу.
Т.
Ленин о руководителях и исполнителях
"Надо помнить, что политический руководитель отвечает не только за свою политику, но и за то, что делают руководимые им".
(Речь на дискуссионном собрании фракции РКИ 8-го Всероссийского Съезда Советов 30 декабря 1920 г.).Ё
О Демьяне Бедном
Некрологические размышления
Демьян Бедный в опале. Ближайшие причины ее более или менее безразличны. Говорят, что он восстановил против себя всех молодых литераторов, а равно и старых. Говорят, что он сделал себя невозможным кое-какими личными художествами. Еще говорят, что он пытался подвести мину под Горького и сам взорвался на ней. Вероятно, есть всего понемножку. Объяснения трех порядков не противоречат друг другу, а в равной мере вытекают из природы обстановки и из природы лица.
Лицо, надо прямо сказать, не внушает симпатии, и обстановка вокруг него не ароматная. Тем не менее в той травле, которая теперь ведется против даровитого писателя, мы считаем своим долгом взять Демьяна Бедного под защиту. Не потому, конечно, что его травят: такого рода сантиментальность нам чужда. Решает в наших глазах вопрос: кто травит и за что? Хотя мысль наша может показаться на первый взгляд парадоксальной, но мы не боимся ее формулировать со всей возможной определенностью: заушение Демьяна Бедного входит частицей в общую работу бюрократии по ликвидации политических, идейных и художественных традиций Октябрьского переворота.
Демьяна Бедного долго величали пролетарским поэтом. Кто-то из авербахов предлагал даже одемьянить советскую литературу. Это должно было означать: придать ей подлинно пролетарский характер. "Поэт-большевик", "диалектик", "ленинец в поэзии"и Какой несосветимый взор! На самом деле Демьян Бедный воплощал в Октябрьской революции все, кроме ее пролетарского потока. Только жалкий схематизм, короткомыслие, попугайство эпигонского периода могут объяснить тот поразительный факт, что Демьян Бедный оказался зачислен в поэты пролетариата. Нет, он был попутчиком, первым крупным литературным попутчиком Октябрьского переворота. Он давал выражение не рабочему-металлисту, а восставшему мужику и закусившему удила городскому мелкому буржуа. Мы это говорим не против Демьяна Бедного. Мелкобуржуазная стихия составляла грандиозный фон Октября. Без мужицкого красного петуха, без солдатского бунта рабочий не одержал бы победы. Максим Горький представлял в литературе "культурного" мещанина, который испугался разнузданности стихий, а Демьян, напротив того, плавал в них, как рыба в воде, или как дельфин солидной комплекции.
Демьян -- не поэт, не художник, а стихотворец, агитатор с рифмой, но очень высокого пошиба. Основными формами его стихотворства являются басня и раешник -- обе формы чрезвычайно архаические, заведомо мужицкие, ни в какой мере не пролетарские. Выход на революционную арену самых глубоких народных масс, значит, прежде всего, крестьянства, не мог не вынести наружу, на поверхность потока, самые старые формы словесного народного творчества. Демьян это почувствовал одним из первыхи
Октябрьский переворот пробудил впоследствии к жизни целую литературу мужиковствующих, которая, пытаясь породниться с революцией, щеголяла в то же время архаизмами. Эта нарядная, расписная (Клюев!) литература явно окрашена кулаком. Да и как иначе? Досуг, игра фантазии, а равно и звонкая монета для узорчатого крыльца имелись только у зажиточных крестьян. На народную литературу кулак налагал свою печать с исконных времен.
Литература мужиковствующих консервативна, поскольку консервативен крепкий мужик, даже и вовлеченный в вихрь Октября. Из всех мужиковствующих Демьян Бедный ближе всего стоял к пролетариату, смелее всех принимал революцию, даже в ее чисто пролетарских чертах, которые по сути дела претили его нутру. Но оставался все же только попутчиком. Период его расцвета -- годы гражданской войны, борьбы мужика против монархии, против дворянства, генералитета, попов, да еще банкиров в придачу. В эти годы Демьян стал -- не поэтом и, во всяком случае, не пролетарским поэтом, но революционным стихотворцем исторического роста. Литературу Демьян Бедный, пожалуй, ни на вершок не подвинул вперед. Но он помогал -- при помощи литературы -- двигать вперед революцию. А это заслуга покрупнее. Рассказы о том, будто Ленин чрезвычайно высоко ценил художественный талант Демьяна, представляют собою чистейшую легенду. Ленин ценил первоклассного агитатора с рифмой, замечательного мастера народной речи. Но это не мешало Ленину с глазу на глаз говорить о Демьяне: "вульгарен, ах, как вульгарен, и не может без порнографии". И вульгарность, и порнография окрашены у Демьяна кулацко-мещанской краской.
В основном Демьян израсходовался вместе с гражданской войной. Мужицкая стихия вошла в берега. На первый план выступили вопросы индустриализации, темпов, мировой революции -- области, никак не укладывающиеся ни в басню, ни в раешник. Демьян пробовал воспрянуть, и не без некоторого успеха, в момент первой, наиболее органической реакции против левой оппозиции. Суть реакции состояла в том, что непролетарские попутчики Октября -- просвещенный кулачек, нэпман, левый интеллигент, спец-сменовеховец, чиновник, восстали против пролетарского командования и по серьезному собирались послать "перманентную" революцию, т. е. международную пролетарскую революцию, ко всем чертям. Этому настроению Демьян дал весьма натуральное, чисто утробное выражение. Не нужно было никакого политического микрофона, чтобы различить в творчестве Демьяна Бедного 1924-1927 годов мелодию истинно-русского термидора. Его фельетоны о браке и разводе застряли в памяти, как отвратительные образцы бытовой, заскорузлой реакции. Его национальные звукоподражания отдавали черносотенством, прямой отрыжкой "Киевлянина". Но эта слишком откровенная реакция явно стесняла и шокировала сталинскую бюрократию, которая в наиболее острый период борьбы с левой оппозицией не стеснялась вполне сознательно пользоваться чисто черносотенными настроениями, но при первой возможности постаралась от них отстраниться. Так попутчик Октября оказался попутчиком чиновничьего пред-термидора. После этого Демьян окончательно вышел в тираж.
По инерции он числился еще влиятельной фигурой. Проныры и пролазы из РАПП'а, не уловив темпа, кадили ему фимиам. Сам Демьян тоже не уловил темпа. Он считал себя аристократом революции и, хотя спины перед властями не жалел, но не прочь был при случае и положить ноги на стол. Созерцая внушительные подметки и каблуки заслуженного писателя, авербахи говорили хором: надо, ах, как надо одемьянить пролетарскую литературу. Что? -- поднял голос чиновник с более изощренным нюхом: да ведь Демьян -- чистейший мовэтон, к нам вот Горький с Капри приехал, и сам Бернар Шоу в гости собирается. Демьян для чистой публики не подходит. К тому же у него явный уклон: в последнем фельетоне, третий столбец, 12-я строка снизу, в вопросе о колхозной курице. Не освещен также Сталин, как теоретик. Нет, Демьян -- это вчерашний день!
Нетрудно себе представить, в какое возбуждение пришел привыкший к бюрократическим лаврам поэт, когда почувствовал, что его оттирают. При этом случае он способен был дойти до дерзостей. "За что боролись?!" Ведь Горький по ту сторону баррикады стоял, а когда бой кончился, сел верхом на баррикаду, прослезился и предлагал всеобщую мировую: без аннексий и контрибуций. А вот он, Демьян Бедный, и в ночь на 25 октября, и во многие другие дни и ночи был неутомимым певцом во стане красных воинови
Верно, все верно, но дела это нисколько не меняет. Амбициозный, строптивый Демьян и в околе-октябрьской своей ипостаси, и в слегка черносотенной одинаково больше не нужен. Лакействовать он, правда, готов, но, так сказать, в оптовом масштабе; ловить же каждый циркуляр и мелкий зигзаг, заметать следы вчерашнего дня, сладостно трепетать от красноречия Кагановича, -- нет, на это он уже не способен: на такие дела есть безымянские, старшие и младшие. И авербахи получили внезапно полное "просияние своего ума": не только не надо одемьянивать литературу, но самого Демьяна надо раздемьянить до нитки. Так обернулось колесо и подмяло не очень симпатичную, но во всяком случае незаурядную фигуру. Был Демьян Бедный -- не стало Демьяна Бедного. И если мы остановились здесь на печальной его участи, то потому, что ликвидация Демьяна входит, хотя и боком, в бюрократическую ликвидацию чувств и настроений Октября.
Альфа.
Письмо цюрихским рабочим
Протест против клеветы
В ночь с 15-го на 16-ое июня в Цюрихе происходили бурные столкновения рабочих с полицией. Об этом событии я узнал из телеграмм буржуазных агентств, следовательно, в очень тенденциозной, враждебной рабочим форме. Но и не зная деталей, можно было без труда представить себе общий характер событий. Столкновения рабочих, особенно стачечников и безработных, с полицией проходят через всю историю капитализма. Нынешний страшный кризис, разоблачающий всю гниль капиталистического строя, настраивает буржуазию крайне нервно и побуждает ее при малейшей тревоге пускать в ход полицию и войска. С другой стороны, законное возмущение рабочих против буржуазного режима растет и ищет выхода. Кто бы ни руководил цюрихской стачкой и демонстрацией, характер кровавого столкновения от этого не меняется. Капитализм доводит рабочих до голода, нищеты и отчаяния; капитализм толкает их на улицу; капитализм усмиряет их вооруженной силой; газетные лакеи капитализма клевещут на рабочих; а судьи капитализма присуждают к тюрьме "зачинщиков", если пули капитализма не отправили их раньше на тот свет.
Вот то простое и неоспоримое объяснение, которое, находясь вдали от Цюриха, я давал событиям 15-16 июня. Сегодня, 25 июня, я получил от друзей воззвание "Социал-демократической партии Цюриха" под заглавием "Расчет с коммунистическими трусами". В этом документе цюрихская социал-демократия, руководящая городским самоуправлением, берет на себя полностью ответственность за расправу над стачечниками и демонстрантами. Вину за кровавые конфликты воззвание возлагает не на капитализм, а на коммунизм. Оправдывая свои действия перед цюрихскими рабочими, социал-демократия пишет:
"Ленин и Троцкий в подобном положении справлялись с такого рода людьми ультра-левой синдикалистской, анархической тенденции. Они беспощадно и кроваво подавляли этих путчистов".Воззвание побудило меня обратиться с этим письмом к цюрихским рабочим. Цель письма -- разоблачить клевету. И Ленину, и мне не раз в жизни приходилось становиться объектами клеветы. Вы знаете, вероятно, что нас обвиняли даже в службе немецкому генеральному штабу. И все же я не знаю клеветы более отвратительной и подлой, чем та, которая выражена в воззвании цюрихской социал-демократии.
Вся жизнь Ленина была направлена на то, чтоб опрокинуть буржуазное общество, его государство, его право, его закон и суд, его полицию, тюрьмы и армию. Каким же образом можно приводить имя Ленина в оправдание репрессий буржуазии против рабочих? Я протестую также и против привлечения моего имени, ибо в течение 35 лет сознательной жизни я служил и служу, в меру сил, делу освобождения рабочего класса.
-- Но ведь советская власть, ответят господа социал-демократические журналисты, применяла репрессии против анархистов или левых социалистов-революционеров, пытавшихся поднять восстание? Безусловно! Разница, однако, в том -- совсем небольшая разница, не правда ли, товарищи рабочие? -- что у нас дело шло о защите не буржуазного, а пролетарского государства. Большевики организовали предварительно Октябрьское восстание (1917 г.), при помощи которого пролетариат опрокинул буржуазию, отнял у нее банки и заводы, отнял у помещиков земли и передал их крестьянам, выгнал паразитов из дворцов и отдал дворцы пролетарским детям, лишил эксплоататоров избирательных прав, сосредоточил власть и оружие в руках рабочих и обеспечил таким образом первое пролетарское государство от врагов. В этом и состоит режим пролетарской диктатуры. Да, этот режим мы действительно защищали с оружием в руках. Для защиты его мы создали Красную армию. Социал-демократия всего мира осуждала и проклинала нас. Германская социал-демократия поддерживала Гогенцоллерна, который пытался задушить советскую республику. Но большевики не дали себя задушить. Железной рукой они охраняли рабочее государство. Внутренними врагами пролетарской диктатуры были прежде всего буржуа, лишенные собственности, офицеры и буржуазные студенты, господа вроде швейцарца Конради, который убил моего друга Воровского. Русские социал-демократы (меньшевики и социалисты-революционеры) и прямо, и косвенно поддерживали борьбу против рабочего государства. В тех случаях, когда они поднимали на него вооруженную руку, мы им не давали пощады.
Но цюрихская социал-демократия обманывает вас и лжет вам, когда ссылается на Ленина и Троцкого в защиту кровавого насилия над рабочими, поднявшимися против капиталистического государства. Насилие есть, конечно, в обоих случаях. Где классы ведут непримиримую борьбу, там дело, в конце концов, всегда доходит до насилия. Так будет до тех пор, пока не исчезнут классы. Но весь вопрос в том, на службе какого класса стоит насилие.
На одном из заседаний мирных делегаций в Брест-Литовске, 14 января 1918 г., генерал Гофман, фактический германский главнокомандующий на восточном фронте, протестовал против насилий, которые применяет советское правительство. Я позволю себе привести дальше, по протоколу, дословно выдержку из моего ответа ему:
"Г. генерал указал на то, что наше правительство опирается на силу и применяет насилие ко всем инакомыслящим, которых оно клеймит, как контр-революционерови Г. генерал был вполне прав, когда говорил, что наше правительство опирается на силу. В истории мы до сих пор не знаем других правительств. До тех пор, пока общество будет состоять из борющихся классов, государство останется по необходимости орудием силы и будет применять аппарат насилияи То, что поражает и отталкивает правительства других стран в наших действиях, -- это тот факт, что мы арестуем не стачечников, а капиталистов, которые подвергают рабочих локауту, -- тот факт, что мы не расстреливаем крестьян, требующих земли, но арестуем тех помещиков и офицеров, которые пытаются расстреливать крестьян".
Вожди цюрихской социал-демократии очень не далеко ушли от генерала Гофмана, поскольку разговаривают о насилии вообще, не разъясняя, какому классу это насилие служит. И немудрено: социал-демократия не может открыто и честно поставить этот вопрос, ибо вожди ее сами служат капиталистическому режиму. В частных, небольших, второстепенных делах, как например, в области городского самоуправления, социал-демократия старается кое-что выторговать у капитала в пользу рабочих, чтоб поддержать среди них свой авторитет. Но там, где дело идет об основных интересах буржуазного порядка и частной собственности, о самом фундаменте эксплоатации человека человеком, там социал-демократия, в Швейцарии, в Германии, в Австрии, во Франции, во всем мире, неизменно становится на сторону эксплоататоров. Это она снова очень ярко показала в июньских событиях в Цюрихе.
Так как господа социал-демократические вожди позволили себе сослаться в свое оправдание на Ленина и на меня, то в заключение скажу следующее: хотя судить о цюрихских событиях мне приходится сейчас на основании буржуазных отчетов, которым, когда дело идет о рабочем движении, верить можно разве лишь на одну десятую, тем не менее я могу с полной уверенностью заявить: всем своим сочувствием, целиком и полностью, я нахожусь на стороне тех, которые участвовали в стачке, которые протестовали против полицейских репрессий и стали жертвами новых насилий. Независимо от того, каковы тактические взгляды цюрихских коммунистов, я нахожусь по ту сторону баррикады, что и они. Если даже ими были сделаны те или другие ошибки, -- я этого не знаю, -- это есть ошибки нашего класса, это ошибки пролетарской революции, поднимающей голову против капиталистического рабства. Какими бы павлиньими перьями "демократии" ни прикрывали себя социал-демократы, они выступали и выступают в цюрихских событиях, как прямые и непосредственные агенты классового врага. Свою работу предательства они прикрывают клеветой на пролетарскую революцию. Они обворовывают в пользу буржуазии авторитет советского государства, ставя на одну доску насилие революции и насилие реакции.
Я хочу надеяться, что каждый цюрихский рабочий, в том числе и социал-демократ, продумает до конца происшедшие события и роль в них вождей социал-демократии, чтобы сделать необходимые политические выводы. Тогда можно будет сказать, что июньские жертвы были понесены не даром. С товарищеским приветом
Л. Троцкий.
Принкипо, 25 июня 1932 г.Из архива
Дружественный обмен портретами Сталина и Чан-Кай-Ши
5 апреля 1927 года Сталин в Колонном зале защищал свой союз с Чан-Кай-Ши. "Бородин бодрствует!" Через бодрствующего агента он надеялся координировать и направлять борьбу классов. 11 апреля Чан-Кай-Ши совершил шанхайский переворот, разгромив пролетариат. Незадолго до переворота Чан-Кай-Ши успел обменяться портретами со Сталиным, Рыковым и Ворошиловым. Произведена была эта операция через посредство Коминтерна. Не надо забывать, что Гоминдан входил в это время в состав Коминтерна с совещательным голосом. Четвертый портрет Чан-Кай-Ши предназначался для обмена си Троцким. Секретариат ИККИ не только переслал Троцкому портрет Чан-Кай-Ши с его надписью, но и категорически потребовал, чтоб Троцкий немедленно прислал в Секретариат для Чан-Кай-Ши свой портрет с соответственным посвящением. За всей этой великой акцией стояло, разумеется, Политбюро. Выраженное в печатаемом ниже письме Троцкого предположение, что все это ведется "без ведома руководителей" имеет, разумеется, иронический характер. Мы уже знаем, что сам Сталин, заведомый руководитель, обменялся в те дни портретами со своим союзником Чан-Кай-Ши.
18. IV. 27 В Восточный Секретариат ИККИ.
# 45/с. Копия: В президиум ИККИ, в Политбюро ЦК.Вернувшись из отпуска, я нашел у себя пересланную мне через Восточный отдел ИККИ карточку Чан-Кай-Ши и предложение немедленно послать ему свой портрет с автографом. Если бы я получил такое предложение через Наркоминдел, я, независимо от отношения к этому предложению, считал бы самый факт объяснимым. Но мне абсолютно непонятно, каким образом Восточный Отдел ИККИ -- международной организации коммунистического авангарда пролетариата -- занимается таким глубоко компрометирующим делом, как распространение портретов Чан-Кай-Ши, да еще -- по злой иронии судьбы! -- накануне совершенного им государственного переворота. Не сомневаюсь, что эта несвойственная ИККИ работа выполняется кем-либо из не уполномоченных на то служащих Восточного Отдела без ведома руководителей, а тем более Президиума ИККИ, почему считаю нужным довести до их сведения об этом возмутительном факте. Портрет Чан-Кай-Ши при сем возвращаю. С коммунистическим приветом.
Л. Троцкий.
Письмо Троцкого Ольминскому
В 1921 году найдены были перехваченные департаментом полиции два письма Троцкого к Чхеидзе, написанные в апреле 1913 года с чрезвычайно резкими выпадами против Ленина. Старые эмигранты прекрасно знали историю фракционных боев и выраставших из них мелких эпизодов. Для них все это относилось к давно прошедшим временам. Ленин, надо полагать, только усмехнулся, когда Сталин подсунул (вероятно, подсунул) ему это письмо. Ни малейшей тени на отношения Ленина и Троцкого оно не наложило и наложить не могло. Между эпизодическим письмом написанным в минуту обострения фракционной борьбы, и между 1921 годом, когда забытое автором письмо всплыло наружу, лежал 1917 год с Октябрьским переворотом, дальнейшие три года гражданской войны против мира врагов и первый год совместного хозяйственного строительства. Ольминский, работавший в Институте истории партии, обратился к Троцкому с запросом о напечатании его письма к Чхеидзе. За этим вопросом, надо полагать, скрывалась попытка интриги, в которой Ольминский был скорее орудием, чем инициатором. Так как в дальнейшем Сталин сделал из письма Троцкого очень широкое употребление, пустив его в оборот без даты, как если бы письмо было написано в 1923 году, то можно с достаточным основанием предполагать, что и за запросом Ольминского стоял Сталин: этими делами он всегда занимался с особой любовью. Мы считаем полезным перепечатать здесь ответ Троцкого Ольминскому:
* * *
Дорогой Михаил Степанович. Простите, что запоздал с ответом. Эта неделя была у меня очень хлопотливой. Вы спрашиваете о печатании моих писем к Чхеидзе. Я не думаю, чтобы это было уместно. Время для истории еще не пришло. Письма писались под впечатлением минуты и ее потребностей, тон писем этому соответствовал. Нынешний читатель не поймет этого тона, не установит необходимых исторических поправок и только собьется с толку. Из-за границы должен получиться архив партии и заграничные марксистские издания. Там большое количество писем всех тех, кто участвовал в числе "драки". Неужели Вы собираетесь их сейчас печатать? Это создало бы совершенно излишние политические затруднения, ибо вряд ли в партии есть два старых эмигранта, которые круто не обругали бы друг друга в переписке под влиянием идейной борьбы, минутного раздражения и пр. Писать к моим письмам пояснения? Но это значило бы рассказывать о том, в чем я тогда расходился с большевиками. В предисловии к своей брошюре "Итоги и перспективы" я об этом вкратце сказал. Повторять это по случайному поводу нахождения в делах Департамента полиции писем не вижу надобности. К этому надо прибавить, что ретроспекция фракционной борьбы и сейчас могла бы дать повод к полемике, ибо -- каюсь в этом чистосердечно -- я вовсе не считаю, чтоб в несогласиях своих с большевиками я был во всем неправ. Неправ я был -- и коренным образом -- в оценке меньшевистской фракции, переоценивая ее революционные возможности и надеясь на то, что удастся изолировать в ней и свести на нет правое крыло. Эта фундаментальная ошибка вытекала, однако, из того, что к обеим фракциям -- и большевистской и меньшевистской -- я подходил с точки зрения идей перманентной революции и диктатуры пролетариата, тогда как большевики и меньшевики стояли в тот период на точке зрения буржуазной революции и демократической республики. Я считал, что разногласия между обеими фракциями принципиально не так глубоки, и надеялся (надежду эту я высказывал не раз в письмах и докладах), что самый ход революции и завоевание власти рабочим классом сблизит борющиеся фракции, что отчасти и произошло в 1905 году. (Предисловие т. Ленина к статье Каутского о движущих силах русской революции и вся линия газеты "Начало").
Считаю, что моя оценка движущих сил революции была безусловно правильна, выводы же, какие я из нее делал в отношении обеих фракций, были безусловно неправильны. Только большевизм сосредоточил в своих рядах, благодаря своей непримиримой линии, действительно революционные элементы как старой интеллигенции, так и передового слоя рабочего класса. Только благодаря тому, что большевизму удалось создать эту революционно-сплоченную организацию, оказался возможным столь быстрый поворот от революционно-демократической позиции к революционно-социалистической. И сейчас я мог бы без труда разбить мои полемические статьи против меньшевиков и большевиков на две категории: одни, -- посвященные анализу внутренних сил революции, ее перспективам (теоретический польский орган Розы Люксембург, "Нойе Цайт"), и другие, -- посвященные оценке фракции русских социал-демократов, их борьбе и пр. Статьи первой категории я и сейчас мог бы дать без поправок, так как они вполне и целиком совпадают с позицией нашей партии, начиная с 17 года. Статьи второй категории явно ошибочны и переиздавать их не стоило бы. Два присланные письма относятся к статьям второй категории; опубликование их не своевременно. Предоставим кому-нибудь сделать это лет через десять, если тогда станут этим интересоваться.
С коммунистическим приветом
Л. Троцкий. 6 декабря 1921 года.
Ленин о Раковском
Х. Г. Раковский был в течение наиболее трудных и критических годов руководителем всей политики на Украине. Ему принадлежала инициатива создания комитетов деревенской бедноты (незаможних селян). Менее известны факты политики Раковского в национальном вопросе. Напомним один из них. Украинская коммунистическая партия "Боротьба" заявляла о своей солидарности с программой и тактикой большевиков, но критиковала их национальную политику на Украине. Задача состояла в том, чтобы как можно дальше пойти навстречу национальным требованиям боротьбистов и в то же время провести в их среде расслоение по классовой линии. Нынешний наркомпрос Бубнов, находившийся в непрерывной оппозиции к Ленину, критиковал слишком "уступчивую" политику Раковского по отношению к боротьбистам. Вот, что ответил ему Ленин на IX съезде партии (заседание 30 марта 1920 г.):
"Т. Бубнов сказал здесь, что он тесно связан с Украиной, и этим выдал истинный характер своих возраженийи Мы обещали боротьбистам максимум уступок, но с тем, что они будут вести коммунистическую политику. Таким путем мы доказали, что у нас ни малейшей нетерпимости нет, и что эти уступки сделаны вполне правильно, доказывается тем, что все лучшие элементы боротьбистов вошли теперь в нашу партию. Мы эту партию перерегистрировали и, вместо восстания боротьбистов, которое было неизбежно, мы получили, благодаря правильной линии ЦК, великолепно проведенной т. Раковским, то, что все лучшее, что было в среде боротьбистов, вошло в нашу партию под нашим контролем, с нашего признания, а остальное исчезло с политической сцены. Эта победа стоит пары хороших сражений".
(Ленин, Сочинения, т. XVII, стр. 84-85).
К легенде о брест-литовских разногласиях
Новое поколение Коминтерна ничего не знает о том, как была зарезана китайская революция, или как было задушено движение левого меньшинства в британских трэд-юнионах; но зато оно воспитывается на второстепенных эпизодах прошлого, вроде "августовского блока" (1913 года!), или на брест-литовских разногласиях, которые изображаются, как столкновение двух непримиримых начал: ленинизма и троцкизма.
Решение по брест-литовским разногласиям выносил VII съезд партии, в марте 1918 года. Споры на этом съезде имели достаточно горячий характер. Но для характеристики отношения партии к участникам споров показательнее всего результаты партийных выборов.
Дело идет о ЦК. Группа Бухарина в виде протеста отказалась от участия в выборах в ЦК. Действительное участие в выборах принимали 34 делегата. Председательствующий докладывает результаты (цитируем по официально изданному протоколу VII съезда, стр. 177):
"Комиссия в составе Аванесова, Алешина, Соловьева и Шелавина производила подсчет. Разрешите огласить результаты. Всего было подано 39 записок. 5 товарищей воздержались от голосования, подали белые записки. Остальные распределены следующим образом: Ленин -- 34, Троцкий -- 34, Свердлов -- 33, Зиновьев -- 33, Бухарин -- 32, Сокольников -- 32, Сталин -- 32, Крестинский -- 32, Смилга -- 29, Стасова -- 28, Лашевич -- 27, Шмидт -- 26, Дзержинский -- 26, Владимирский -- 24, Сергеев -- 23".
На том же съезде производятся выборы комиссии по выработке программы партии. Значение этой комиссии не требует пояснений. Приводим дословно краткие прения по вопросу о составе комиссии и результаты голосования:
"Урицкий. -- Мне, по крайней мере, неизвестны программные статьи ни Сталина, ни Зиновьева, но Радека хорошо известны. Поэтому предлагал бы включить Радека вместо Сталина.
Председатель. -- Сталин писал по национальному вопросу, кто читал -- знает. Дело не в этом. Раз поступили возражения, буду голосовать поименно.
Производится голосование.
За Ленина -- 37, Бухарина -- 36, Сокольникова -- 25, Троцкого -- 37, Зиновьева -- 30, Сталина -- 21, Смирнова -- 32, Радека -- 19, Оболенского -- 7.
Избраны: Ленин, Троцкий, Бухарин, Смирнов, Сокольников, Сталин, Зиновьев".
(Протоколы съездов и конференций всесоюзной Коммунист. Партии (б), стр. 169-170).
Буквально каждый документ партийного прошлого является убийственным свидетельством против режима фальсификаций!
О демократической диктатуре и "безнадежных идиотах"
24 августа 1919 года Ленин писал:
"Либо диктатура (т. е. железная власть) помещиков и капиталистов, либо диктатура рабочего класса. Середины нет. О середине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире середины нет, и быть не может. Либо диктатура буржуазии, прикрытая пышными эсеровскими и меньшевистскими фразами о народовластии, учредилке, свободах и проч., либо диктатура пролетариата. Кто не научился этому из истории всего XIX века, тот -- безнадежный идиот".
(Т. XVI, стр. 306).
Как же быть с "демократической диктатурой", которую Сталин с Бухариным включили в программу Коммунистического Интернационала? Очевидно, что демократическая диктатура, если она отличается от диктатуры буржуазии и от диктатуры пролетариата, должна стоять где-то посредине между ними. Но Ленин заявляет нам, что "середины нет", что о середине могут мечтать только "господчики, плохо учившиеся" или, еще хуже, "безнадежные идиоты". Неужели же можно допустить хоть на минуту, что теоретики этих двух категорий приложили свою руку к программе Коммунистического Интернационала?
Сталин о правой опасности
На XIV съезде партии Сталин говорил в политическом отчете ЦК:
"Два слова о недооценке кулацкой опасности. Говорят о кулацком уклоне. Это глупо. В партии не может быть кулацкого уклона". ("Вопросы Ленинизма", стр. 386, Гос. Изд. 1928 г.).Как просто решаются вопросы: "в партии не может быть кулацкого уклона". А доказательства? "Это глупо". Или: "Это аксиома". Несмотря на "аксиому", случайно обнаруживается, что кулацкий уклон есть, и что он даже возглавляется председателем Совнаркома Рыковым и официальным вождем Коминтерна Бухариным. Но это выяснится на следующем этапе, когда можно уже забыть обо всем предшествующем.
Интервью Л. Д. Троцкого
представителю American United Press Association
Японские военные действия в Китае развиваются по системе спирали: радиус их увеличивается из месяца в месяц. Такой метод имеет политические и дипломатические преимущества: он постепенно втягивает в войну и собственный народ, и противника, ставя весь остальной мир перед серией совершившихся фактов. Этот метод свидетельствует, что военной клике приходится преодолевать, в нынешней вступительной стадии, не только внешние, но и внутренние сопротивления. С чисто военной точки зрения способ действия "малыми пакетами" заключает в себе невыгоду. Правители Японии считают, видимо, что при военной слабости Китая и непримиримых противоречиях в лагере противников и соперников можно позволить себе на первых порах потерю времени, продвигаясь по спирали.
Но за первой стадией -- с перерывом или без перерыва -- должна будет, очевидно, наступить вторая, т. е. стадия настоящей войны. Какова ее политическая цель? Руководящая парижская печать, которая усердно переводит идеи и лозунги японского генерального штаба на французский язык, уверяла все время, что дело идет не о войне, а о мерах полиции. Это истолкование, необходимо входящее в систему спирали, отпадет само собою, когда будет достигнут необходимый размах военных действий и когда силы нападающей стороны будут приведены в соответствие с задачами.
Цель Японии: колонизовать Китай. Цель грандиозная, но надо сразу сказать: она Японии не под силу. Япония пришла слишком поздно: в то время, как Англия готовится потерять Индию, превращение Китая в новую Индию не удастся Японии.
Не может ли политической целью токийской олигархии быть удар против СССР? Считать исключенным такой план было бы легкомыслием. Но он не может быть планом первой очереди. Только завладев Манчжурией и укрепившись в ней, Япония могла бы поставить себе задачей удар на Северо-Запад. А так как советское правительство войны не хочет и не может хотеть, Япония, с своей стороны, до обеспечения и оборудования своего китайско-манчжурского плацдарма, вряд ли решится на прямые агрессивные шаги против Советского Союза.
Есть и еще одно важное соображение, действующее в том же направлении. Войну против Китая японская олигархия, -- насколько основательно, другой вопрос, -- считает возможным вести по частям, в рассрочку: такой образ действий должен казаться более приемлемым и японскому министру финансов, которого это дело довольно близко касается.
Война против Советского Союза потребовала бы совершенно других масштабов. Без могущественных союзников, способных щедро финансировать войну, Япония вряд ли отважится перешагнуть через границы Манчжурии. В какой мере Токио сегодня или завтра может рассчитывать на миллиардные военные займы, об этом в Париже или Нью-Йорке легче судить, чем на Принкипо.
Всякие попытки приписать советскому правительству агрессивные намерения в отношении Дальнего Востока рушатся вследствие внутренней несостоятельности. Война оказалась бы жестоким ударом для хозяйственного плана, с которым тесно связано все будущее страны. Завод, не законченный на одну сотую, не есть завод. А в Советском Союзе сотни и тысячи заводов находятся в процессе постройки. Война надолго превратила бы их в мертвый капитал. Все это слишком очевидно, чтоб нужно было на этом настаивать.
Если даже допустить, что военное столкновение на Дальнем Востоке все равно неизбежно, -- таково убеждение многих японских, и не только японских, государственных людей, -- то и в этом случае у советского правительства не может быть никаких оснований форсировать конфликт. Япония ввязалась в Китае в грандиозное предприятие с необозримыми последствиями. Она может иметь и будет иметь отдельные военные и дипломатические удачи, но успехи будут преходящими, а трудности будут перманентными и возростающими. В лице Кореи Япония имеет свою Ирландию. В Китае она пытается создать свою Индию. Только совершенно тупые генералы феодального типа могут с пренебрежением относиться к национальному движению в Китае. Пробужденную великую нацию в 450 миллионов душ нельзя держать в повиновении при помощи авиации. В жирной почве Манчжурии Япония увязнет по колени, если не по пояс. А так как в самой Японии экономическое развитие пришло в непримиримое противоречие с феодальным складом общества, то внутренний кризис можно считать совершенно неизбежным. Для начала партия Сейю-Кай уступит свое место партии Минсейто, которая сдвинется влево; затем поднимет свою голову революционная партияи Франция немало потеряла на финансировании царизма. Она ошибается, если думает, что это застраховало ее от потерь при финансировании Микадо. Ясно: в отношении Дальнего Востока у советского правительства не может быть никаких оснований торопиться и нервничать.
Война между СССР и Японией могла бы, следовательно, разразиться лишь в том случае, еслиб конфликт был сознательно и преднамеренно вызван Японией, по соглашению с более могущественными союзниками. Ставка этой войны была бы, конечно, неизмеримо шире вопроса о К.-В. дороге и о Манчжурии в целом. Некоторые французские газеты торопятся предсказать, что "большевизм погиб бы в степях Сибири". Степи и леса Сибири очень обширны, и в них многое может погибнуть. Но так ли уж верно, что погибнет именно большевизм?
Мысль о войне Советов с Японией, как и симметричная мысль о войне между Японией и С. Штатами сейчас же выдвигает проблему пространства: океан суши и океан воды, как возможные арены военных операций. На первый взгляд проблема стратегии полностью растворяется в проблеме пространства. Из этого многие спешат сделать неблагоприятные выводы для Советского Союза: редкость населения в азиатских частях Советского Союза, промышленная отсталость, недостаточность железнодорожного сообщения -- все это отрицательные факторы на стороне Советов. До некоторой степени это так, но только до некоторой степени. Даже ограничивая проблему военно-технической областью, нельзя не видеть, что те же пространства являются и союзником Советов. Если допустить военные успехи Японии в направлении с Востока на Запад, то легко предвидеть, что трудности возрастали бы по меньшей мере, как квадраты пройденных японскими войсками расстояний. Успехи пожирали бы сами себя. А ведь за спиной Япония вынуждена была бы оставить свою Ирландию и свою Индию.
Однако, проблему нельзя ставить так узко. Война велась бы не только военными средствами. Советский Союз не был бы одинок. Китай жив. Он хочет и способен бороться за свое существование. Кто будет игнорировать этот фактор, тот разобьет себе об него голову.
Провозить по сибирской магистрали миллионы солдат и снабжать их всем необходимым для ведения войны -- не простая задача. Однако, при нынешних чрезвычайно возросших индустриальных возможностях Советского Союза средства железнодорожного транспорта могли бы, в случае нужды, быть значительно повышены. Разумеется, это потребовало бы времени. Но война больших пространств была бы неизбежно войной больших сроков. Пришлось бы, может быть, выработать "пятилетку" войны и перестроить, сообразно с ее потребностями, пятилетку хозяйства. Разумеется, это нанесло бы жесточайший удар экономике и культуре участников войны. Но я исхожу из той гипотезы, что другого выхода нет. Раз война неизбежна, надо вести ее серьезно, мобилизовав все силы и все средства.
Участие Советского Союза в войне открыло бы перед китайским народом новые перспективы и породило бы в нем величайший национальный подъем. Кто понимает логику обстановки и психологию народных масс, для того в этом не может быть никакого сомнения. В Китае нет недостатка в человеческом материале. Миллионы китайцев научились обращаться с винтовкой. Не хватает не воли к борьбе, а правильного военного воспитания, организации, системы, умелого командования. Красная армия могла бы здесь оказать в высшей степени действительную помощь. Лучшие части армии Чан-Кай-Ши были в свое время созданы, как известно, под руководством советских инструкторов. Опыт военной школы Вампу, поставленный на иные политические основы (этого вопроса я здесь не касаюсь), можно было бы развернуть в грандиозном масштабе. Сибирская железная дорога, помимо необходимого боевого снабжения, перевозила бы не столько армию, сколько квинт-эссенцию армии. Как импровизировать войска из пробужденного и возбужденного человеческого материала, этому большевики хорошо научились и этого они еще не могли забыть. Я не сомневаюсь, что в течение 12-18 месяцев можно мобилизовать, экипировать, вооружить, обучить и ввести в линию огня первый миллион бойцов, которые по выучке не будут уступать японцам, а по боевому воодушевлению будут превосходить их. Второй миллион не потребует и шести месяцев. Я говорю о Китае. А ведь кроме того остается Советский Союз, Красная армия, ее грандиозные резервыи Нет, руководящая французская пресса (самая реакционная во всем мире) слишком торопится хоронить советы в степях Сибири: голая ненависть вообще плохой советчик, особенно, когда дело идет об историческом прогнозе.
Но если перспективы так благоприятны, скажете вы, почему же советское правительство изо всех сил уклоняется от войны? На этот вопрос я уже ответил: на Дальнем Востоке фактор времени работает против империалистической Японии, которая прошла через свою кульминацию и сейчас будет идти к закату. А кроме того, и это не менее важно, на свете существует не только Дальний Восток. Ключ к мировому положению сейчас не в Мукдене, а в Берлине. Приход к власти Гитлера означал бы для Советского Союза несравненно более непосредственную опасность, чем замыслы военной олигархии в Токио.
Но мы решили с самого начала ограничиться вопросом о Дальнем Востоке. Позвольте поэтому на сказанном остановиться.
Принкипо, 29 февраля 1932 г.
Ответы на вопросы
редакции New York Times
1. Чтобы ответить на первый вопрос, я должен строго расчленить два понятия: советский режим, как режим диктатуры пролетариата, и сталинский режим, представляющий бюрократическое извращение советского режима. Во имя упрочения и развития советской системы я веду борьбу против сталинского режима.
2. Я никогда не говорил, что нынешняя стадия революции является "термидорианской". Историческое понятие термидора имеет очень определенное содержание: оно означает завершенный первый этап победоносной контр-революции. Термидор в СССР не мог бы означать ничего другого, как приход к власти, хотя бы, на первых порах, в полузамаскированной форме, буржуазии и, следовательно, крушение Октябрьской революции. Нигде и никогда я не говорил, что Октябрьская революция потерпела крушение. Эту мысль мне упорно приписывает пресса Сталина в целях, не имеющих ничего общего с интересами истины.
На самом деле я утверждал и утверждаю, что на фундаменте Октябрьской революции сформировался могущественный слой бюрократии, в котором очень сильны активные и пассивные термидорианские тенденции. Однако, до победы их еще далеко. Противодействие этим тенденциям состоит в борьбе за самостоятельность коммунистической партии, профессиональных союзов и Советов и за их бдительный контроль над бюрократией.
Этот взгляд ни в каком случае не сложился у меня после моей высылки из СССР; наоборот, он послужил причиной высылки: бюрократия не выносит покушений на ее командную роль.
Опасность термидорианских тенденций бюрократии была совершенно ясна Ленину. Он предостерегал против этой опасности в своей последней речи на XI-ом съезде партии в 1922 году. Последняя моя беседа с Лениным была посвящена тому же вопросу. Ленин предложил мне союз с ним против бюрократизма, центром которого он считал, как и я, руководимый Сталиным аппарат партии. Вторая болезнь Ленина оборвала выполнение этого плана.
3. Вопрос об индустриализации, в частности, о пятилетнем плане, был одним из главных пунктов борьбы между сталинской фракцией и левой оппозицией, к которой я принадлежу. До февраля 1928 года сталинская фракция считала необходимым опираться на крепкого крестьянина и отказывалась возлагать на него жертвы в интересах индустриализации. Плановое начало подвергалось бюрократией осмеянию: "мы зависим от дождя, а не от плана". В 1925 году я выпустил книгу "К капитализму или к социализму", в которой доказывал, что, при правильном руководстве, промышленность может давать 20% и более годового прироста. Сталин и Молотов считали эти цифры фантастическими и обвиняли левую оппозицию в "сверхиндустриализаторстве". Уже эти беглые исторические намеки достаточны для того, чтоб объяснить мое отношение к пятилетнему плану: я считаю его, несмотря на грубые ошибки руководства, вытекающие из бюрократической непредусмотрительности, величайшим шагом вперед в развитии не только СССР, но и человечества.
4. Вы поднимаете вопрос о социализме в отдельной стране? Неизбежность социализма вырастает исторически из того, что нынешние производительные силы человечества стали несовместимы не только с частной собственностью на средства производства, но и с нынешними национальными границами, особенно в Европе. Как средневековый партикуляризм стеснял развитие молодого капитализма, так достигший наивысшего развития капитализм задыхается в рамках национальных государств. Социализм не может укладывать производительные силы в прокрустово ложе национальных государств. Социалистическое хозяйство будет развиваться на основе мирового разделения труда, могучие предпосылки которого созданы капитализмом.
Советское хозяйственное строительство является, в моих глазах, частью будущего европейского, азиатского и мирового социалистического здания, а не самостоятельным национальным целым.
5. "Компромисс" между советской системой и капиталистической есть вопрос не будущего, а настоящего. Он уже сегодня является фактом, хотя и не очень устойчивым. Как дальше будут развиваться взаимоотношения между изолированным Советским Союзом и капиталистическим миром? Конкретные предсказания не легки. Но в общем, я бы поставил такой гороскоп: европейский капитализм гораздо ближе к социалистической революции, чем Советский Союз -- к национальному социалистическому обществу.
6. Советское правительство заинтересовано в поддержании мирных отношений. Свою волю к миру советское правительство доказало и доказывает всеми теми способами, какие только могут быть в распоряжении правительства. Правда, в Париже считают, что предложение Советами всеобщего разоружения есть доказательство воинственных намерений Москвы и, наоборот, отказ Франции стать на путь разоружения есть выражение ее миролюбивых намерений. Сообразно той же логике официозная французская печать считает, что вторжение японцев в Китай есть акт цивилизации. Отпор китайцев -- акт варварства. Бандитами именуются не те, которые вторгаются в чужой дом, а те, которые защищают свой собственный. Но с этим трудно согласиться.
7. 8. 9. Нынешний экономический кризис является несомненным выражением того, что мировой капитализм пережил себя, как система. Вопрос об исторических сроках его смены другой системой решается, разумеется, неодинаково для разных стран и особенно для разных частей света. Нынешней Европе нет выхода. Если автоматическая работа законов рынка и приведет через год-два к смягчению кризиса в Европе, то через сравнительно короткий срок он вернется с удвоенной силой. Производительные силы задыхаются в национальных клетках Европы. Диллетантский план г. Бриана объединить Европу не вышел и никогда не выйдет из лаборатории канцелярий и редакций. Правящие классы лечат кризис дальнейшим экономическим раздроблением Европы, усилением протекционизма и милитаризма. В этих условиях я не вижу никаких перспектив для действительной стабилизации европейского капитализма.
10. Этот вопрос тесно связан с первыми двумя. Экономические успехи чрезвычайно усилили, разумеется, Советский Союз. Вместе с тем они чрезвычайно ослабили позиции сталинского аппарата. В этом нет никакого противоречия. Прежде всего для всех сознательных элементов населения СССР совершенно ясно, что успехи в области индустриализации и коллективизации стали возможны только потому, что сталинская бюрократия, наткнувшись вплотную на противодействие протежированного ею кулака, отказавшего государству в хлебе, вынуждена была усвоить и применять программу левой оппозиции. Сталин поступил с нашей программой, так, примерно, как фритредер Макдональд -- с протекционистской программой Жозефа Чемберлена, жестоко разбитого в свое время на выборах. Сегодня Чемберлен (отец, а не сыновья) во всяком случае популярнее в Англии, чем Макдональд. Правда, Чемберлен давно сошел в могилу. Но главные деятели русской оппозиции живы. Раковский из Барнаула внимательно следит за всеми процессами в хозяйстве и политике Советов.
Вторая, еще более важная причина ослабления позиций сталинской бюрократии состоит в том, что экономические успехи чрезвычайно повысили не только численность русских рабочих, но также их культурный уровень, уверенность в своих силах и чувство независимости. Все эти черты плохо мирятся с бюрократической опекой. Между тем сталинский аппарат в борьбе за свое господство доводит бюрократический режим до последних выводов.
Я особенно подчеркиваю это обстоятельство: экономические успехи, как это не раз бывало в истории, не укрепили, а, наоборот, подорвали позиции правящего слоя. Серьезные перемены в методах советского режима я считаю совершенно неизбежными, притом в более или менее близком будущем. Эти перемены будут означать удар по диктатуре сталинской бюрократии и несомненно расчистят путь для расцвета советской демократии на основах, заложенных Октябрьской революцией.
11. 12. Я думаю, что эти изменения сделают возможным и неизбежным возвращение левой оппозиции к активной работе в Советском Союзе.
13. 14. Сообщение о том, будто я призывал немецких коммунистов к поддержке правительства Брюнинга, разумеется, ложно. Такого рода план приписан мне сталинской печатью и подхвачен затем плохо разбирающимися журналистами. Я предлагал германским коммунистам проводить политику так наз. единого фронта. Социал-демократия находится в антагонизме с национал-социалистами. Коммунисты должны предложить социал-демократии и руководимым ею профессиональным союзам программу совместимой практической борьбы против наступления фашистов. Социал-демократические массы вполне искренне хотят вести такую борьбу. Если вожди откажутся, они себя скомпрометируют в глазах собственых масс. Если вожди согласятся, массы на практике пойдут дальше вождей и поддержат коммунистов. Надо уметь использовать разногласия в лагере противников и врагов. Только при такой гибкой политике можно подниматься со ступеньки на ступеньку вверх. Стратегия знает не только штурм, но и маневр. Я нисколько не сомневаюсь, что германская коммунистическая партия, несмотря на сопротивление сталинской бюрократии, усвоит себе ту стратегию, благодаря которой большевизм только и мог прийти к власти.
15. Я думаю, что в результате нынешнего кризиса перевес американского капитализма над европейским еще более возрастет: так в результате каждого кризиса возрастает перевес крупного предприятия над мелким, треста над изолированным предприятием.
Однако, неизбежный рост мировой гегемонии Соединенных Штатов внесет дальнейшие глубокие противоречия как в экономику, так и в политику великой американской республики.
Утверждая диктатуру доллара над миром, господствующий класс Соединенных Штатов включает противоречия всего мира в самый фундамент своего господства. Экономика и политика Соединенных Штатов будут все более и более непосредственно зависеть от кризисов, войн и революций во всех частях света. Позицию "наблюдателя" долго сохранить не удастся, даже и по форме. Я думаю, что Америка создаст самую грандиозную систему сухопутного, морского и воздушного милитаризма, какую только можно себе представить.
Окончательный выход Америки из рамок старого "провинциализма"; борьба за рынки; рост вооружений; активная мировая политика; опыт нынешнего кризиса -- все это неизбежно внесет глубокие изменения во внутреннюю жизнь Соединенных Штатов. Появление рабочей партии неизбежно. Оно может начать расти "американскими" темпами, ведя к ликвидации одной из двух старых партий, как в Англии исчезли либералы.
Резюмируя, можно сказать: Советский Союз будет технически американизироваться; Европа будет советизироваться или -- варваризироваться. Соединенные Штаты будут политически европеизироваться.
Л. Троцкий.
Принкипо, 15 февраля 1932 г.
Ленин о свободе торговли
"Конечно, свобода торговли означает рост капитализма; из этого никак вывернуться нельзя, и кто вздумает вывертываться и отмахиваться, тот только тешит себя словами. Если есть мелкое хозяйство, если есть свобода обмена -- появляется капитализм".
(Доклад на собрании секретарей и ответственных представителей ячеек РКП г. Москвы и Моск. губ., т. XVIII, ч. 1, стр. 197).
Ответы на вопросы
представителя The Chicago Daily News
1. Основная причина кризиса определяется одним словом: капитализм. Исключительный характер кризиса объясняется другим словом: империализм, т. е. монополистический капитализм, загнивающий в своих безвыходных противоречиях. Подъем и конец Ивара Крэгера символичны для всего нынешнего капитализма. Официальные моралисты обрушивают на спичечного короля свои запоздалые молнии. Он мог бы им ответить: зачем же вы позволили мне распоряжаться, по моему произволу, теми необъятными творческими силами, которые должны служить обществу и находиться под его руководством?
Переживет ли капиталистический мир нынешний кризис? Ответ на этот вопрос зависит от того, что понимать под кризисом. Конъюнктурные колебания сопровождают всю историю капитализма. В предшествующие эпохи кривая капитализма через конъюнктурные колебания поднималась вверх. Сейчас она склоняется вниз. Это не исключает конъюнктурных колебаний и в дальнейшем. Наоборот, они неизбежны. Но нынешний острый кризис может смягчиться только для того, чтоб на следующем, довольно близком, этапе принять форму еще более острого пароксизма. Закончиться этот крайне болезненный процесс может только сменой всей общественной системы.
2. Надеюсь ли я на успех конференции по разоружению? Ни в малейшей степени. Вряд ли, впрочем, я составляю в этом отношении исключение. Французский проект характеризуется уже тем, что его вносит правительство Тардье. В то время, как Франция поддерживает кровавую работу Японии на Д. Востоке, благодарная Япония поддерживает пацифистскую инициативу Франции в Женеве. Несравненный урок для всех народов! Проект Франции состоит в том, чтоб, под прикрытием Лиги наций, создать новую Антанту с одной единственной целью: застраховать при помощи "интернациональной" армии гегемонию французского финансового капитала.
Но и американский проект не открывал перспектив. Современные войны ведутся не тем оружием, которое имеется у воюющих стран накануне войны, а тем, какое они создают в процессе самой войны. Как раз С. Штаты дали на этот счет незабываемый урок всему миру, особенно Германии. Исход новой войны будет решаться соотношением общего технического могущества воюющих стран. Чем выше индустрия данного государства, тем больше оно заинтересовано в предварительном "ограничении" вооружений, ибо ему будет гораздо легче обеспечить в течение войны свою армию всем необходимым, чем его противникам.
Конференция в лучшем случае закончится ничего не говорящими формулами. Неизбежное крушение женевской конференции даст новый толчок вооружениям и еще более сгустит опасность войны.
Французско-японская политика, военная, как и "мирная", все более явно и открыто направляется не только против Китая, но и против Советского Союза. Что Литвинов представляет на женевской конференции искреннее стремление советского правительства не довести дело до войны, это не может не быть ясным для каждого вдумчивого наблюдателя, даже и враждебного Советам. Я хочу, однако, надеяться, что делегация Советского Союза найдет момент, чтобы от технически-пацифистских предложений, очень мало действительных даже в педагогическом смысле, перейти к более активной политике, т. е. открыто сказать конференции то, что есть, и тем предупредить народы о надвигающейся опасности. Ибо, если есть на нашей планете сила, которая может "ограничить" и морские и сухопутные вооружения, тяжелую и легкую артиллерию, то это воля народных масс.
3. Газетные слухи о моем скором возвращении в Советский Союз вряд ли опираются на какую-либо определенную информацию. Это скорее догадки, внушаемые общей тревожной обстановкой. Незачем говорить, что, в случае военной опасности, та фракция, к которой я принадлежу, поставит себя полностью в распоряжение советского правительства. В качестве прецедента можно сослаться на то, что во время гражданской войны 1918 -- 1920 годов Сталин, Ворошилов и др. находились в резкой оппозиции к той военной системе, которую я проводил рука об руку с Лениным, что не мешало, однако, тогдашним оппозиционерам принимать активное участие в военной борьбе.
Л. Троцкий.
Принкипо, 23 апреля 1932 г.Из жизни международной левой
Ближе к пролетариям "цветных" рас
Интернациональному Секретариату.
Дорогие товарищи!
Я получил копию письма организации товарищей негров из Иоганесбурга, от 26-го апреля. Это письмо имеет, как мне кажется, огромное симптоматическое значение. Левая оппозиция (большевики-ленинцы) может и должна стать знаменем для самых угнетенных частей мирового пролетариата, следовательно, в первую голову, для рабочих-негров. На чем основываю я такое предположение?
Левая оппозиция представляет сейчас самое последовательное и самое революционное течение в мире. Ее резко критическое отношение ко всем и всяким видам бюрократического высокомерия в рабочем движении позволяет ей с особым вниманием отнестись к голосу наиболее угнетенных частей рабочего класса и трудящихся вообще.
Левая оппозиция находится под ударами не только сталинского аппарата, но и всех буржуазных правительств мира. Этот факт, который, наперекор всяким клеветам, входит постепенно в сознание масс, должен будет все больше и больше привлекать к левой оппозиции горячие симпатии наиболее угнетенных частей мирового рабочего класса. Под этим углом зрения обращение к нам южно-африканских товарищей кажется мне совсем не случайным, а глубоко симптоматическим.
В своем письме, за 24 подписями (дальше следует: "и другие"), южно-африканские товарищи проявляют особый интерес к вопросам китайской революции. Этот интерес надо признать вполне обоснованным. Именно рабочие массы угнетенных народностей, которым приходится вести борьбу за элементарные национальные права и человеческое достоинство, наиболее рискуют пострадать от путаных поучений сталинской бюрократии насчет "демократической диктатуры". Под этим фальшивым знаменем политика в стиле Гоминдана, т. е. подлый обман и безнаказанное подавление трудящихся масс их собственной "национальной" буржуазией, может еще причинить величайшие бедствия делу освобождения трудящихся. Программа перманентной революции, основанная на бесспорном историческом опыте ряда стран, может и должна получить руководящее значение для освободительного движения негритянского пролетариата.
Если товарищи из Иоганесбурга еще не имели до сих пор возможности ближе ознакомиться с воззрениями левой оппозиции на все важнейшие вопросы, это не может служить препятствием к тому, чтоб как можно теснее сойтись с ними уже сейчас и по братски помочь им войти в круг нашей программы и нашей тактики.
Когда к нам обращается десять парижских, берлинских или нью-иорских интеллигентов, побывавших уже в разных организациях, с просьбой о принятии их в нашу среду, я бы дал такой совет: подвергнуть их ряду испытаний по всем вопросам программы, вымочить их под дождем, просушить на солнце, а потом, после новой внимательной проверки, одного-двух принять.
Дело коренным образом меняется, когда к нам обращается десять рабочих, связанных с массой. Различие в нашем отношении к мелко-буржуазной и к пролетарской группе не требует объяснений. Но если пролетарская группа работает в районе, где имеются рабочие разных рас и, несмотря на это, заключает в себе только рабочих привиллегированной национальности, я склонен к ней отнестись подозрительно: не имеем ли мы дело с рабочей аристократией? не заражена ли группа рабовладельческими предрассудками, активными или пассивными?
Совсем иное дело, когда к нам обращается группа рабочих негров. Здесь я заранее готов считать, что мы достигнем с ними единомыслия, даже если сейчас его нет еще налицо, ибо негры-рабочие, по всему положению своему, не стремятся и не могут стремиться к тому, чтоб принизить кого-либо, придавить или лишить прав, не ищут привиллегий и могут подняться вверх только на пути интернациональной революции.
Мы можем и мы должны найти дорогу к сознанию рабочих-негров, рабочих-китайцев, рабочих-индусов, всех угнетенных человеческого океана цветных рас, которым предстоит решающее слово в развитии человечества.
Л. Троцкий.
Принкипо, 13 июня 1932 г.Письмо из Риги
Рабочая оппозиция в латышской социал-демократии
Официальная латышская социал-демократия, особенно ее предательские верхи, ничем иным не отличается от немецких или французских оппортунистов, разве только тем, что ростом поменьше. Как и все мелкобуржуазные партии, -- латышская социал-демократия имеет весьма пестрый социальный состав. Наряду с городскими пролетариями (которые составляют подавляющее большинство в партии, приблизительно 60% всего состава), там можно встретить мелких хозяйчиков, крупных государственных чиновников и даже домовладельцев, не считая партийных дельцов в городских и сельских самоуправлениях. Эта явно буржуазная надслойка сосредоточила в своих руках партийное руководство и посредством мощного аппарата (спортивный союз, рабочая молодежь, профессиональные союзы) оказывает несомненное давление на широкие круги рабочих масс нынешней Латвии.
После разгрома Советской Латвии национальной контр-революцией, в годы глубокой реакции эта мещанская публика прекрасно справлялась с пролетарскими низами в партии. Самостоятельная пролетарская мысль была настолько придавлена, что лишь чуть-чуть тлела в глубоких недрах партийного подполья.
Поставленный перед лицом мирового капиталистического кризиса и угрожающей безработицы, начал показывать первые признаки идейной жизни социал-демократический рабочий, до сих пор по рукам и ногам связанный оппортунистическими предрассудками. В лице своих более сознательных элементов он предъявляет свои требования идейно заплесневшей верхушке: порвать с буржуазией и перейти от общих фраз к революционному действию. Конечно, на подавление пролетарской крамолы "вожди" мобилизовали все средства. Все-таки давление снизу оказалось настолько сильным, что в аппарате получились крупные трещины. Явно буржуазная надслойка разделилась на две части, которые начали именоваться: правой и левой.
С расчленением "верхней палаты" на два лагеря в партийных низах начала оформляться чисто рабочая оппозиция против иезуитских верхов.
Нельзя, кстати, не отметить, что латышские сталинцы еще в 1931 году попытались чисто искусственно создать рабочую оппозицию в латышской социал-демократии. Для этой цели они подобрали мелкого карьериста, литературного тупицу П. Тикута, который в бульварной печати прославился своими нападками на коммунистов, и этого субъекта объявили вождем рабочей оппозиции. Сознательные рабочие недоумевали. Этот авантюристский путь привел сталинцев к полному поражению и тем самым помог ярым социал-предательским вождям легко расправиться с отдельными оппозиционерами, как с подосланными агентами. Но и после полного провала этой искусственной оппозиции -- латышские сталинцы еще долго цеплялись за Тикута.
Центристы или "москвичи", как их вслед за буржуазной печатью именуют правые, -- сейчас располагают несомненным большинством в партии. Ходкое словечко "москвичи", кажется, впервые пустили буржуазные газетчики в связи с тем, что видные лидеры центристов занимают хорошо оплачиваемые должности и ответственные посты в русском Транзитном банке.
Политическая линия торгашеского центра целиком построена на лживой фразе. Щеголяя левизной, центристы всецело остаются на меньшевистской выжидательной позиции. Победу над правыми центристы получили даже без словесной схватки. Правые сами разбили себе лоб, падая ниц перед иконой буржуазной демократии. Рабочий легко разделался с правыми: открытый буржуа для него не страшен в собственной организации.
После так легко полученной победы -- центристы оказались в тупике: и предателей пугала рабочая оппозиция. Но тут им вовремя поспешили на помощь правые и буржуазная бульварная пресса. Оказалось, что в парламентской фракции эсдеков большинство имеют правые, и они без всяких церемоний выкинули центристов из президиума фракции. По этому поводу уличная печать начала трубить о полном поражении фанатических "москвичей" умеренными демократическими и патриотическими элементами внутри социал-демократической фракции.
Кажется, центристы только этого и ждали. Они забили тревогу: "фракция, при открытой поддержке классовых врагов, покушается на ваших верных вождей и большинство центрального комитета"и Раз дело идет о классовых врагах, рабочие-партийцы стали на стороне центристов, этим доказывая, что они в любой момент готовы стать против буржуазии. Политически неопытные социал-демократические рабочие думали при этом, что лживый маскарад центристов и есть настоящее перерождение соглашательского Савла в революционного Павла.
Вооружившись опытом марксистской истории, не трудно вскрыть, что в лице латышских центристов воскрес покойный меньшевик Мартов. Лидер этой компании Мендерс -- карманный Мартов латышского издания. Конечно, история в целом не повторяется. Вместо бывшей большой соглашательской фирмы -- на этот раз мы имеем перед собой темную лавчонку латышского мещанина.
Что из себя представляют правые? Их лидер Целенс неоднократно обвинял "москвичей" в "коммунизме", приписывал им заговор против независимой демократической республики, пугал мещан красным террором. Против угрожающей опасности со стороны немецкого наци они серьезно давали советы шовинистскому правительству Скунека немедленно заключить военный блок с литовским фашистским и эстонским полуфашистским правительствами. В центре своей экономической политики они поставили государственные монополии.
При закрытом голосовании в парламенте некоторые депутаты эсдеков голосовали, как вскрылось, за шовинистский законопроект правительства Скунека о языках, тогда как даже представители кулаков воздержались: меньшевистские государственники спасли от провала явно черносотенный закон, урезав права русских крестьян, немецких рабочих и других трудящихся национальных меньшинств пользоваться родным языком в государственных учреждениях и самоуправлениях. По этому поводу и правые, и центристы набрали воды в рот и словом не обмолвились ни в своей печати, ни на парламентской трибуне.
Удельный вес рабочей оппозиции ярче всего сказался на съезде социал-демократической партии от 2-3 апреля сего года. Оппозиция вышла окрепшей из партийного подполья и открыто предъявляла свои права на существование. За своих кандидатов в центральный комитет левое крыло собрало одну четверть (85) голосов. До съезда центристы по поводу рабочей оппозиции отмалчивались. Но на съезде "вожди" получили чувствительный пинок от неблагодарных рабочих. Правые и на этот раз центристов спасли. Зато центристы в виде платы -- провели четырех правых своими голосами в центральный комитет и тем оградились от левых рабочих. Эту правую четверку, надежную охрану центра, с полным правом можно назвать кандидатами рижской бульварной буржуазной прессы. Конечно, и эта постыдная сделка не мешает центристам после съезда разглагольствовать перед рабочими в районах, что они победили и на голову разбили правых.
Резолюция центристов, принятая на съезде, -- сплошная фраза, тонко рассчитанная на обман несознательных рабочих. Отмалчиваться, трусливо выжидать, пока события пройдут, -- это вся премудрость латышских горе-социалистов.
Резолюция левого крыла преднамеренно ставилась на голосование, когда съезд на 3/4 разошелся. Этим объясняется то ничтожное число голосов (кажется, 26), которое она при голосовании собрала: это тогда, как она была подписана 45 делегатами. Резолюция требовала отбросить нынешнюю соглашательскую позицию заплесневевших верхов и вернуться на путь, показанный Марксом и Энгельсом в "Коммунистическом манифесте": также радикально изменить тактику фракции в парламенте, рассеивать иллюзии насчет коалиции с контр-революционными мелкобуржуазными элементами на верхах, проводить сплочение трудящихся масс города и деревни вокруг сознательного пролетарского авангарда. Непосредственная борьба с иллюзиями парламентаризма в широких народных массах! Коалиция пролетариата с угнетенными и обездоленными слоями деревни! Оппозиционеры резко подчеркивали, что государственные монополии в руках буржуазии -- это не путь к социализму, а эксплоатация широких народных масс посредством государственного аппарата в угоду буржуазии и капиталистам. Это открытая неправда, говорит оппозиция, что посредством демократизации буржуазного государственного аппарата умеренными элементами из "рабочей аристократии" пролетариат придет к государственной власти. Свежий опыт Германии и Эстонии показывает обратное. Не обновлять буржуазную государственную машину, а сломить ее -- вот цель сознательного пролетария.
Эта резолюция показывает, что рабочая оппозиция в латышской социал-демократии еще находится в процессе идейного брожения и отбора. Но уже видно, что марксистская мысль пробивается сквозь толщу лжи, клеветы и обмана. Под ударами буржуазной верхушки складывается сейчас основное ядро оппозиции. Конечно, рабочая оппозиция поднялась на волне кризиса капиталистического хозяйства, и дальнейшее углубление его может ее только усилить в ущерб соглашателям и оппортунистам. В данный момент рабочая оппозиция насчитывает в своих рядах примерно 20% всего организованного состава социал-демократической партии. Ясно, что это не буржуа и чиновники, а передовой слой рабочих. Левое крыло также имеет своих депутатов во фракции парламента. Политически рабочая оппозиция находится все же в неоформленном состоянии. Это бродящая масса, живая, самоотверженная, которую боеспособной может сделать только подлинно пролетарская партия.
Задерживаться долго на теперешнем этапе невозможно. Внутри латышской социал-демократии рабочая оппозиция стала угрозой явно буржуазным верхам. Дальше идейно воспитываться в рамках социал-демократии немыслимо. Этого соглашательский аппарат не допустит. Да и нельзя же строить свою политическую линию только на разоблачении лживых вождей -- это только отдельный момент в общей борьбе.
Из создавшегося положения можно наметить два выхода. Либо умолкнуть и оставаться дальше под одной кровлей с социал-предателями, погрязая в мещанском болоте, либо порвать навсегда с соглашателями и стать на марксистский и ленинский путь. Рано или поздно, при дальнейшем росте оппозиции, внутренние ее противоречия прорвутся наружу, оппортунистические элементы осядут в лоно социал-демократии, а подлинно пролетарское ядро займет свое место в коммунистическом авангарде. Непосредственная задача коммунистической оппозиции помочь в этом рабочей оппозиции в социал-демократии.
Адам Апсе.
От редакции
Полученное нами из Риги письмо показывает, в какой мере международный характер приобретает сейчас политическая диференциация социал-демократии, -- процесс, который мог бы стать началом ее распада при условии правильной политики со стороны коммунистических партий.
К несчастью, секции Коминтерна в Прибалтике находятся под наиболее непосредственным давлением сталинской бюрократии, что политически совершенно обеспложивает их.
Латышские рабочие играли исключительную роль в революционном движении в царской России, в Октябрьском перевороте и затем в годы гражданской войны и строительства советов. Левая оппозиция нашла в среде латышских рабочих, многочисленных эмигрантов из Латвии, глубоко преданых сторонников. Один из наиболее выдающихся латышских революционеров, Карл Иванович Грюнштейн, проведший годы на каторге, в качестве большевика, герой гражданской войны, находится и сейчас в ссылке, в качестве левого оппозиционера.
Внутри самой Латвии, однако, благодаря комбинированным мерам сталинского аппарата, с одной стороны, латвийской реакции, с другой, левая оппозиция появилась лишь в сравнительно недавнее время. Мы не сомневаемся, однако, что именно в Латвии большевики-ленинцы найдут твердую почву под ногами. В лимитрофах более, чем где-либо, бюрократия Коминтерна подчиняет национальные компартии потребностям "социализма в отдельной стране", т. е. задачам самосохранения сталинской фракции. Здесь перед большевиками-ленинцами открывается особенно широкое поле деятельности. Мы надеемся, что молодые латышские товарищи займут в интернациональной левой то место, какое старшее поколение латышских рабочих занимало в большевистской партии.
Почтовый ящик
Товарищу из Лейпцига. -- Спасибо за присланный вами перевод новой поддельной статьи Троцкого из краковской газеты "Курьер Цодзенный". Особенно интересно то обстоятельство, что фашистская газета с восторгом перепечатывает гнусности Ярославского по поводу первой подделки "Курьера". Мы с интересом будем ждать, используют ли Ярославские и вторую подделку фашистских негодяев, или же на этот раз стыдливо промолчат.
Иг. "Бессмысленность и глупость -- очевидны"и да, для тех, для кого очевидны. Разумеется, сейчас мы в сто раз лучше вооружены для парирования клевет, чем три года назад. Но ведь режиссер рассчитывает не на "моральное" действие. Ему нужна лишь "формальная" основа. То обстоятельство, что Ф. по ту сторону океана и С. по сю сторону одновременно выдвинули "японскую" версию, лучше всего показывает, что она им продиктована из одного центра. Ведется подготовка отождествления левой оппозиции с японскими интервентами. История большевизма "повторяется" -- на новой исторической основе. Повар готовит новое, самое отравленное из своих блюд. Мы требуем от наших единомышленников во всех странах мира внимательнейшим образом следить за всеми фактами и симптомами подготовляющегося грандиозного исторического преступления. Мы не только должны парализовать его, но и повернуть острие замыслов против его инициаторов. Это вполне осуществимо. И это будет сделано!
В -- и -- у. Получено. Ждем продолжения.
N2. Вы пишете: "Преображенский, Серебряков, Смилга и другие в свое время капитулировали, считая, что политика и режим меняются. Почему же они молчат сейчас по поводу действий сталинцев? Неужели из трусости? Ведь они же старые революционеры". Да, конечно, они были в свое время революционерами, даже большевиками. И расстрелянная гильза была когда то боевым патроном. Сейчас это опустошенные люди. Они вздыхают, пьют чай с вареньем и "существуют".
До -- ре -- ля. Получено. Большое спасибо. Твердо рассчитываем, что Вы вступите с нами в тесную связь.
Stefan. Попытку они сделали, но обожглись.
Читателям. Второй том "Истории русской революции" закончен и находится в печати. Осенью выйдут одновременно: русское, немецкое, американское, английское, французское, испанское и итальянское издания. Подготовляются чешское и др. Том в 35 печатных листов дает историю подготовки и совершения Октябрьского переворота, развивает на конкретном историческом материале "уроки Октября" и ликвидирует попутно легенды сталинской историографии. Русское издание выходит в Берлине, в изд-ве "Гранит".
О. Ив. Вы пишете: "Не следует ли, ввиду тревожного международного положения, снова заявить в официальном письме, что левая оппозиция, в случае военной опасности, целиком готова отдать свои силы защите СССР?" Мы заявляли и заявляем это в ряде статей, открытых писем и интервью. Это вытекает из всей нашей политической линии. В подходящий момент мы повторим эти слова в официальном порядке.
Сочувствующим. Шлите корреспонденции, материалы, новые книги, газеты, газетные вырезки. Сообщайте адреса для высылки Бюллетеня.
* * *
За недостатком места редакция вынуждена отложить до следующего номера статьи и заметки, посвященные жизни и работе международной левой оппозиции.