Бюллетень Оппозиции

Октябрьской революции исполнилось 15 лет. Эта простая цифра говорит всему миру о гигантской силе, заложенной в пролетарское государство. Такого жизненного упорства никто не предвидел, даже самые большие оптимисты в нашей среде. И немудрено: в оптимизме подобного предвиденья должен был бы заключаться пессимизм относительно международной революции.

Руководители и массы видели в Октябрьском перевороте только первый этап мировой революции. Самая мысль о самостоятельном построении социализма в изолированной России решительно никем в 1917 году не защищалась, не выдвигалась, не формулировалась. И в следующие годы хозяйственное строительство рассматривалось всей партией без исключения, как подведение материальной базы под диктатуру пролетариата, как обеспечение экономической смычки между городом и деревней, наконец, как создание опорных пунктов для будущего социалистического общества, которое сможет быть построено только на международных основах.

Пути мировой революции оказались неизмеримо запутаннее и длиннее, чем мы рассчитывали и надеялись 15 лет тому назад. К внешним трудностям, главнейшей из которых являлась историческая роль реформизма, присоединились внутренние, прежде всего глубоко ложная, роковая по своим последствиям, политика большевистского эпигонства. Бюрократия первого рабочего государства -- бессознательно, но от этого не легче, -- делает решительно все, чтоб помешать появлению на свет второго рабочего государства. Нужно распутать или разрубить узел эпигонства, чтоб открыть революции выход.

Если сроки развития вышли из рамок намечавшейся нами перспективы, то основные силы и законы движения оценивались нами все же правильно. Это относится полностью и к проблемам хозяйственного развития Советского Союза. Современные производительные силы нельзя никакими резолюциями и заклинаниями загнать в национальные рамки. Автаркия есть идеал Гитлера, но не Маркса и не Ленина. Социализм и национальная замкнутость исключают друг друга. Сегодня, как и 15 лет тому назад, утопична и реакционна программа социалистического общества в отдельной стране.

Экономические успехи Советского Союза очень велики. Но как раз к 15-летнему юбилею противоречия и трудности достигли угрожающей остроты. Отставания, прорывы, диспропорции говорят в первую очередь о ложном руководстве. Но не только о нем. Они напоминают, что построение гармонического общества возможно только путем непрерывных опытов, в ряде десятилетий и не иначе, как на международных основах. Технические и культурные препятствия, разрыв между городом и деревней, трудности экспорта и импорта -- все свидетельствует о том, что Октябрь требует международного продолжения. Интернационализм -- не условность ритуала, а вопрос жизни и смерти.

В юбилейных речах и статьях недостатка не будет. Большинство их будет исходить от тех, которые в Октябре были непримиримыми противниками пролетарского переворота. Нас, большевиков-ленинцев, эти господа будут именовать "контрреволюционерами". Такие шуточки история позволяет себе не в первый раз, и мы на нее не в обиде. Хоть и путано, медленно, но она делает свое дело.

Советское хозяйство в опасности!

Перед второй пятилеткой

Искусство планирования

Предпосылки социалистического планирования заложены впервые Октябрьским переворотом и основными законами советской власти. Созданы и действуют в течение ряда лет государственные органы централизованного руководства хозяйством. Проделана большая творческая работа. Восстановлено то, что было разрушено империалистской и гражданской войной. Созданы новые грандиозные предприятия, новые производства, целые отрасли промышленности. Показана на деле способность организованного в государство пролетариата вести хозяйство новыми методами и создавать материальные ценности в небывалых ранее темпах. Все это -- на фоне издыхающего мирового капитализма. Социализм, как система, впервые доказал свое право на историческую победу не на страницах "Капитала", а практикой гидростанций и доменных печей. Маркс несомненно предпочел бы этот способ доказательства.

Однако, преступно легкомысленны утверждения, будто СССР уже вступил в социализм. Достижения велики. Но до фактической победы над хозяйственной анархией, до преодоления диспропорций, до обеспечения за хозяйством гармонического характера остается еще очень долгий и тяжелый путь.

Как бы всесторонне ни был продуман первый пятилетний план, но он, по самому существу дела, не мог быть ничем иным, как первой черновой гипотезой, заранее обреченной на коренную перестройку в процессе работы. Априорно нельзя создать законченную систему экономической гармонии. Плановая гипотеза не могла не заключать в себе старые диспропорции и неизбежность развития новых. Централизованное руководство означает не только великие преимущества, но также и опасность централизации ошибок, т. е. возведения их в чрезвычайно высокую ступень. Только постоянная регулировка плана в процессе выполнения, его перестройка по частям и в целом, на основе указаний опыта, могут обеспечить его экономическую эффективность.

Искусство социалистического планирования не падает с неба и не дается готовым в руки вместе с завоеванием власти. Это искусство может быть взято лишь с боем, шаг за шагом, не единицами, а миллионами, как составная часть новой экономики и культуры. Нет ничего удивительного или обескураживающего в том, что и к пятнадцатому юбилею Октябрьской революции искусство хозяйственного руководства остается еще на крайне низком уровне. Газета "За индустриализацию" считает возможным заявить: "Оперативное планирование поставлено у нас из рук вон плохо" (12 сентября). Все дело, между тем, именно в оперативном планировании.

Мы не раз напоминали, что "при неправильном планировании и, что еще важнее, при неправильном регулировании плана в процессе его выполнения, кризис может развернуться под самый конец пятилетки и создать непреодолимые затруднения для использования и развития ее несомненных успехов" (Бюллетень оппозиции, # 23, 15 июля 1931 г.). Именно поэтому мы считали, что спешный, чисто спортивный "перевод пятилетки на четыре года был актом легкомысленного авантюризма" (там же). И опасения и предупреждения подтвердились, к несчастью, полностью.

Предварительные итоги первой пятилетки

О действительном завершении пятилетнего плана в четыре года (точнее, в четыре года и 3 месяца) сейчас не может быть и речи. Самое неистовое подстегивание в течение последних двух месяцев не повлияет уже на общие итоги. Определить действительный, т. е. экономически взвешенный процент выполнения первоначальной программы пока еще невозможно. Публикуемые в печати данные имеют скорее формально-статистический, чем хозяйственно-учетный характер. Если довести постройку нового завода до 90% готовности, а затем, в виду явного недостатка сырья, приостановить работу, то с точки зрения формально-статистической можно записать 90% выполнения плана. С экономической же точки зрения произведенные расходы надо просто записать в графу потерь. Учет действительной эффективности (полезного действия) воздвигнутых и воздвигаемых предприятий, с точки зрения обще-государственного хозяйственного баланса, еще целиком принадлежит будущему. Но и с точки зрения голого количества результаты, как они ни значительны сами по себе, очень далеки от плановых предначертаний.

Добыча угля сейчас держится на уровне прошлого года, следовательно, далеко не достигла плановых цифр третьего года пятилетки. "Донбасс плетется в хвосте самых отсталых отраслей советской промышленности", -- жалуется "Правда". "Напряженность топливного баланса увеличивается", -- вторит "За индустриализацию" (8 октября).

В 1931 году произведено было 4,9 миллионов тонн чугуна вместо намечавшихся по плану 7,9 млн.; 5,3 млн. тонн стали вместо 8,8 млн.; наконец, 4 млн. тонн проката вместо 6,7 млн. Это означало снижение по сравнению с 1930 годом: по чугуну -- на 2%, по стали -- на 6%, по прокату -- на 10%.

За 9 месяцев 1932 года чугуна произведено 4,5 млн. тонн, стали -- 4,1 млн. тонн, проката -- 3,5 млн. тонн. При значительном повышении выпуска чугуна (новые домны!) производство стали и проката в текущем году стоит приблизительно на уровне прошлого года. С точки зрения общих задач индустриализации решает, разумеется, не сырой чугун, а прокат и сталь.

Наряду с этими количественными результатами, которые "Экономическая жизнь" характеризует, как "вопиющие прорывы", стоят крайне неблагоприятные и по своим последствиям гораздо более опасные качественные прорывы. Вслед за специальной экономической печатью "Правда" открыто признает, что в черной металлургии "недопустимо обстоит дело с качественными показателями". "Брак съедает качественную сталь". "Резко ухудшились технические коэффициенты использования оборудования". "Резкий рост себестоимости продукции". Достаточно двух цифр: тонна чугуна в 1931 году обходилась в 35 рублей; в первом полугодии текущего года -- в 60 рублей.

Меди в 1929 -- 30 г. выплавлено 47 тысяч тонн; в 1931 году -- 48 тысяч, одна треть планового задания. В текущем году план снижен до 90 тысяч, но за 8 месяцев выплавлено менее 30 тысяч тонн. Что это означает для машиностроения вообще, электротехнического, в частности, не требует пояснений.

В области электрификации, при всех ее успехах, значительное отставание: электростанции в августе дали 71% той энергии, какую должны были дать. "З. И." пишет о "неумелой и неграмотной, некультурной эксплоатации построенных станций". Зимою по линии энергетики грозят большие затруднения. В ленинградском и московском районах они уже начались.

Легкая промышленность, чрезвычайно отстававшая в прошлом году от плана, в первом полугодии текущего года выросла на 16%, но в 3-ем квартале спустилась ниже позиций прошлого года. Пищевая промышленность находится на последнем месте. Дополнительная продукция широкого потребления, выпускаемая заводами тяжелой промышленности, составляет за 8 месяцев лишь 35% годового задания. Какая часть этой наспех импровизированной товарной массы действительно отвечает потребностям рынка, не поддается пока никакой проверке.

Заводы получают уголь и сырье при помощи телеграмм-молний. Промышленность, по выражению "Экономической жизни", "сидит на молниях". Но и молнии не могут доставить то, чего нет.

Спешная добыча и плохая сортировка угля бьют по работе коксовых предприятий. Повышенная влажность и зольность кокса не только снижают количество добываемого металла на миллионы тонн, но и понижают его качество. Машины из плохого металла дают плохую продукцию, вызывают простои, обрекая на бездействие рабочую силу, и быстро изнашиваются.

На Урале, сообщают газеты, "домны лихорадят": из-за неправильного снабжения топливом они простаивают от 3 до 20 дней. В высшей степени яркая подробность: для подвоза топлива у металлургических заводов Урала был свой конный обоз; в феврале этого года в нем числилось 27 000 лошадей, в июле число упало до 14 000, в сентябре до 3 000. Причина: недостаток фуража.

Состояние сталинградского тракторного завода, в котором количество годного литья упало с 250 до 140 тонн, "Правда" характеризует следующими чертами: "Оборудование в результате отсутствия элементарного постоянного технического надзораи чрезвычайно износилось". "Брак поднялся до 35%". "Грязь крепко осела на всех механизмах цеха". "Нет в литейной заботы о завтрашнем дне". "Кустарщина ворвалась в поточное производство".

Почему цветная металлургия при колоссальных вложениях снижает продукцию? Потому что, отвечает "Правда", "отдельные цехи и по своей мощности не соответствуют друг другу". Между тем задача соответствия цехов разрешена капиталистической техникой. Насколько же сложнее и труднее вопрос о взаимосоответствии самостоятельных предприятий и целых отраслей промышленности!

"Подольский цементный завод тяжело болен, -- пишет "З. И." -- В первом полугодии производственная программа выполнена примерно на 60%, в последние месяцы выполнение пало до 40%и Себестоимость вдвое выше плановой". В разной степени приведенные характеристики относятся ко всей нынешней индустрии.

Количество и качество

Административная погоня за количеством ведет к ужасающему снижению качества; низкое качество подрывает на следующем этапе борьбу за количество; расплата за экономически нерациональные "успехи" обычно во много раз превосходит самые эти успехи. Эту диалектику каждый развитый рабочий знает ныне не по книжкам Комакадемии (увы! тоже плохая продукция), а по практике собственных шахт, заводов, железных дорог, тепловых станций и пр.

Последствия гонки полностью распространились и на учебное дело. "Правда" вынуждена признать: "Снижая качество подготовки, пропуская учебные предметы и проходя их "кавалерийским рейдом", ВТУЗ'ы, которые шли этим путем, оказывали промышленности не помощь, а вред". Но на ком же вина за "кавалерийские рейды" в высших учебных заведениях?

Если в официальные данные ввести поправочный коэффициент на качество, то показатели выполнения плана сразу претерпят крупнейшие снижения. Это вынужден был признать и Куйбышев более года тому назад. "Цифры громадного роста промышленности становятся относительными, -- заявил он осторожно на заседании ВСНХ, -- если учесть качественные изменения". Гораздо отчетливее выразился Раковский: "Без учета качества продукции количественные показатели представляют собой статистическую фикцию".

Капитальные строительства

Раковский свыше двух лет тому назад предупреждал о непосильности плана. "Ни намеченный планом рост размеров продукции, -- писал он, -- ни намеченный план капитального строительства не были подготовленыи Вся предшествовавшая политика в области промышленности сводилась по существу к усиленному использованию старого основного капиталаи без малейшей заботы о завтрашнем дне". Попытка наверстать упущенное одним скачком наименее реальна в области капитального строительства. Необходимых для выполнения плана ресурсов "в стране нет и в ближайшее время не будет". Отсюда предостережение: "план капитального строительства будет в значительной мере сорван".

И это предсказание подтвердилось полностью. В области строительства отставание оказалось особенно велико уже в 1931 году. Оно еще более возросло в нынешнем году. Транспортная строительная программа за 9 месяцев выполнена на 38%, по оценке самого ведомства. В других областях дело со строительством обстоит по общему правилу еще менее благоприятно; хуже всего -- в области жилищного строительства. Материальные и денежные ресурсы раздроблены между слишком многочисленными стройками, что ведет к низкой эффективности вложений.

На Балхашский медный завод израсходовано 65 миллионов рублей, расходы продолжают расти изо дня в день -- фактически впустую: для продолжения работ нужно было в течение года перевести 300 тысяч тонн грузов, между тем наличный транспорт дает всего лишь 20 тысяч тонн. Примеров подобного типа, хотя и не такой яркости, слишком много.

Плохое качество материалов и оборудования особенно жестоко отражается на капитальном строительстве. "Кровельное железо настолько скверного качества, -- пишет "Правда", -- что ломается от одного прикосновения к нему".

Вопиющее отставание в области капитальных работ автоматически подрывает основы второй пятилетки.

Внутренние диспропорции и мировой рынок

Проблема пропорциональности элементов производства и частей хозяйства составляет самую сердцевину социалистической экономики. Извилистые пути к разрешению этой проблемы не нанесены ни на какую карту. Открыть их, вернее, проложить их -- дело долгого и трудного будущего.

Вся промышленность стонет от недостатка запасных частей. Останавливаются ткацкие станки из-за отсутствия болта. "Ассортимент выпускаемой продукции, -- пишет "Э. Ж." о товарах широкого потребления, -- случаен и не соответствует и спросу".

"Один миллиард рублей иммобилизовала, "заморозила" (тяжелая) промышленность, в течение одного только первого полугодия 1932 года, в материальных запасах, незавершенном производстве и даже готовых изделиях на заводских складах" ("З. И.", 12 сентября). Таково денежное выражение некоторых диспропорций и несогласованостей по официальной оценке.

Большие и малые диспропорции вызывают необходимость обращения к международному рынку. Импортный товар в один червонец может вывести из мертвого состояния отечественную продукцию на сотни и на тысячи червонцев. Общий рост хозяйства, с одной стороны, возникновение новых потребностей и новых диспропорций, с другой, неизменно повышают нужду в связях с мировым хозяйством. Программа "независимости", т. е. самодовлеющего характера советского хозяйства, все больше раскрывает свой реакционно-утопический характер. Автаркия -- идеал Гитлера, не Маркса и не Ленина.

Так, ввоз черного металла возрос с начала пятилетки по объему в 5 раз, по ценности в 4 раза. Если в нынешнем году эта статья ввоза снизилась, то исключительно по валютным причинам. Зато чрезвычайно вырос ввоз заводских машин.

Каганович в речи 8 октября утверждал, что оппозиция, левая, как и правая, "предлагает нам усилить нашу зависимость от капиталистического мира". Как будто дело идет о каком-либо искусственном и произвольном шаге, а не об автоматической логике хозяйственного роста!

В то же самое время советская печать с похвалой цитирует интервью Сокольникова, данное им накануне отъезда из Лондона: "В Англии все больше распространяется признание того факта, что передовое в промышленном и техническом отношении советское государство представит собой более обширный рынок для продукции британской промышленности". Признаком экономического прогресса Советского Союза Сокольников считает не ослабление, а усиление связей с внешним рынком, следовательно, и усиление зависимости от мирового хозяйства. Не промышляет ли бывший оппозиционер Сокольников "троцкистской контрабандой"? Но почему в таком случае его покрывает официальная печать?

Положение рабочих

Речь Сталина (в июле 1931 года) со спасительными "шестью условиями" направлена была против плохого качества продукции, высокой себестоимости, текучести рабочей силы, высокого процента брака и пр. С того времени не появлялось статьи без ссылки на "историческую речь". Между тем, все те болезни, которые должны были быть излечены шестью условиями, углубились и приняли более злокачественный характер.

О провале сталинской рецептуры свидетельствует изо дня в день официальная печать. В объяснение снижения производства "Правда" указывает: "уменьшение рабочей силы на заводах, усиление текучести, ослабление трудовой дисциплины" (23 сентября). В качестве причин крайне низкой производительности Красноуральского комбината газета "За индустриализацию", наряду с "вопиющими диспропорциями между отдельными частями комбината", отмечает: 1) "огромную текучесть рабочей силы"; 2) "головотяпскую политику зарплаты"; 3) "необеспеченность (горняков) сколько-нибудь сносными жилищами"; 4) "безобразное питание горняков"; 5) "катастрофическое падение труддисциплины". Мы цитируем дословно. По поводу текучести, которая "переросла всякие пределы", та же газета пишет: "бытовое обслуживание (рабочих) на всех без исключения предприятиях цветной металлургии отвратительное".

На паровозостроительных заводах, не додавших стране за первые три квартала года около 250 паровозов, "наблюдается острая нехватка квалифицированных рабочих". С одного Коломенского завода за лето ушло свыше 2000 рабочих. Причины? "Плохое бытовое обслуживание". На Сормовском заводе "фабрика-кухня -- это харчевня худшего пошиба" ("За индустр.", 28 сентября). На привиллегированном тракторном заводе в Сталинграде "резко ухудшила свою работу фабрика-кухня" ("Правда", 21 сентября). Какого напряжения должно было достигнуть недовольство рабочих, чтоб все эти факты проложили себе дорогу на столбцы сталинской печати!

В текстильной промышленности, разумеется, не лучше. "По одной Ивановской области, -- сообщает "Э. Ж.", -- с предприятий ушло около 35 000 квалифицированных ткачей". По словам той же газеты, в стране встречаются предприятия, на которых свыше 60% всего состава рабочих меняется ежемесячно. "Фабрика становится проходным двором".

В объяснение жестокого провала "шести условий" долго ограничивались голыми обвинениями по адресу хозяйственников и самих рабочих: "не умеют", "не хотят", "успокоились на достигнутом" и пр. За последние месяцы газеты, однако, все чаще называют, хотя и под сурдинку, действительный корень бед: невыносимо тяжелые условия существования рабочих.

Раковский указывал на эту причину причин больше двух лет тому назад: "иПотому растут прогулы, потому падает труддисциплина, потому пришлось так увеличить число рабочих, -- писал он, -- что рабочий физически не в состоянии выдержать непосильной для него нагрузки".

Но почему же плохи бытовые условия? Газеты ссылаются в объяснение на "пренебрежительное (!) отношение к вопросам рабочего быта и рабочего снабжения" ("З. И.", 24 сентября). Одним этим словечком сталинская пресса говорит больше, чем хотела бы сказать. "Пренебрежительное отношение" к потребностям рабочих в рабочем государстве возможно только со стороны зазнавшейся и бесконтрольной бюрократии.

Рискованное объяснение понадобилось, несомненно, для того, чтобы скрыть основной факт: прямой недостаток материальных благ для удовлетворения рабочих. Национальный доход неправильно распределяется. Хозяйственные задачи ставятся без учета реальных средств. На плечи рабочих взваливается все более непосильная тяжесть.

Упоминания о "перебоях" в продовольственном снабжении встречаются сейчас в каждом номере советской печати. Недоедание плюс гонка! Сочетания этих двух условий достаточно, чтобы в кратчайший срок доконать оборудование и измотать самих производителей. В утешение "Правда" печатает фотографический снимок работницы, которая кормит "свою собственную" свинью. Это и есть путь выхода. "Собственное домашнее хозяйство, -- поучает газета (3 октября), -- привязывало раньше рабочего к капитализму, а теперь привязывает его к советскому строю". Не веришь глазам! Когда-то мы учились, что собственное домашнее хозяйство обусловливает рабство женщины, гнуснейший элемент социального рабства вообще. Теперь оказывается, что "своя собственная" свинья привязывает пролетариат к социализму. Так из жестокой нужды лицемерные чиновники печати делают добродетель.

Плохое питание и нервная усталость порождают апатию к окружающей обстановке. В результате не только старые заводы, но и новые, построенные по последнему слову техники, быстро приходят в запустение. "Попробуйте -- такой вызов бросает сама "Правда" -- найти хотя бы один доменный или мартеновский цех, который не был бы завален мусором"!

Моральные условия не лучше физических. "Руководство завода оторвалось от масс" ("Правда"). Вместо чуткого подхода к рабочим -- "голое командование, окрик". Речь идет в каждом отдельном случае об отдельном заводе. "Правда" не догадывается, что сумма отдельных случаев есть сталинский режим.

Во всей промышленности цветных металлов "ни одного заводского комитета, который бы работал более или менее удовлетворительно" ("З. И.", 13 сентября). Как и почему, однако, в рабочем государстве заводские комитеты -- во всей промышленности, не только в отрасли цветных металлов -- работают неудовлетворительно? Не потому ли, что их душит партийная бюрократия?

На паровозостроительном заводе имени Дзержинского, на одном лишь заседании бюро ячейки кузнечного цеха, разбиралось сразу 18 дел об исключении из партии, в колесном цехе -- 9, в котельном -- 12. Дело не ограничивается отдельным заводом. Командование царит всюду. Репрессии являются единственным ответом бюрократии на инициативу и критику снизу.

Проект платформы Интернациональной левой оппозиции гласит: "Уровень жизни рабочих и их роль в государстве -- высший критерий социалистических успехов". "Еслиб сталинская бюрократия под этим углом зрения подходила к задачам планирования и живого регулирования хозяйства, -- писали мы свыше года тому назад, -- она не получала бы каждый раз жестокой осечки, не вынуждена была бы вести политику расточительных зигзагов и не стояла бы перед лицом политических опасностей" (Бюллетень # 23, стр. 5).

Сельское хозяйство

"Сельское хозяйство Советского Союза, -- писала "Правда" 28 сентября, -- окончательно укрепилось на социалистическом пути". Такие фразы, подкрепляемые обычно голой ссылкой на число коллективизированных дворов и гектаров, представляют собою недостойную насмешку над действительным состоянием сельского хозяйства и взаимоотношениями города и деревни.

Погоня за рекордами коллективизации, без учета технических, экономических и культурных возможностей сельского хозяйства, привела на самом деле к гибельным последствиям. Она убила стимулы мелкого товаропроизводителя, задолго до того, как смогла заменить их другими, более высокими хозяйственными стимулами. Административный нажим, который и в промышленности скоро исчерпывает себя, в сельском хозяйстве оказывается совершенно бессильным.

Станицу Кавказскую, -- сообщает та же "Правда", -- премировали за весеннюю посевную кампанию. Между тем, обработка оказалась так плоха, что поля сплошь заросли бурьяном. Станица Кавказская есть символ административной погони за количеством в области сельского хозяйства. Сплошная коллективизация привела к сплошным сорнякам на полях.

Колхозам дано свыше 100 тысяч тракторов. Гигантское завоевание! Но, как показывают бесчисленные газетные сообщения с мест, эффективность тракторов далеко не соответствует их числу. На полтавской машиностроительной станции, одной из новых, "из 27 недавно полученных тракторов 19 уже имели крупные аварии". Эти цифры не составляют исключения. Приволжнянская станция (Украина) имеет 52 трактора, из них два не работают с весны, 14 находятся в капитальном ремонте, а из остальных 36 менее половины занято на севе, "да и те попеременно стоят". Коэффициент полезного действия 100 тысяч тракторов еще не вычислен!

В наиболее головокружительный момент сплошной коллективизации Раковский поставил суровый диагноз: "Первым итогом является подготовленное всей предыдущей политикой и углубленное периодом ультра-левой авантюры падение производительных сил сельского хозяйства, бесспорное в области животноводства и отчасти технических культур и начинающее проявляться в области зерновых культур".

Ошибся ли Раковский? К несчастью, нет. Ничто не производит такого потрясающего впечатления, как маленький, совсем незаметный декрет ЦИК'а от 11 сентября 1932 года, оставшийся без комментариев в советской печати. За подписью Калинина и Молотова крестьянам-единоличникам вменено в обязанность уступать, для нужд колхозов и по их требованию, своих лошадей за определенную плату. Колхозы обязуются возвращать хозяевам этих лошадей в "хорошем состоянии".

Таково взаимоотношение социалистического и мелко-буржуазного секторов сельского хозяйства! Колхозы, обрабатывающие 80 -- 90% пашни и долженствующие, по теории, привлекать единоличников своими достижениями, оказываются на деле вынуждены прибегать к государственному законодательству, чтоб принудительно получить у единоличников лошадей для своих потребностей. Здесь все перевернуто вверх ногами. Один этот декрет от 11 сентября представляет убийственный приговор для политики Сталина-Молотова.

Проблема смычки

Могли ли на этой материально-производственной основе улучшиться взаимоотношения города и деревни?

Напомним еще раз: экономический фундамент диктатуры пролетариата может считаться вполне обеспеченным лишь с того момента, когда государство для получения сельско-хозяйственных продуктов не вынуждено прибегать к мерам административного принуждения по отношению к большинству крестьянства, т. е., когда в обмен на машины, орудия и предметы личного потребления крестьянин добровольно поставляет государству необходимое количество продовольствия и сырья. Только на этой основе коллективизация -- при прочих необходимых условиях, внутренних и международных, -- может получить действительно социалистический характер.

Соотношение цен на промышленные и сельско-хозяйственные продукты изменилось несомненно в пользу крестьянина. Правда, произвести в этой области подсчет, сколько-нибудь приближающийся к действительности, задача неосуществимая. "Стоимость центнера молока, -- пишет, напр., "Правда", -- колеблется по колхозам от 43 до 206 рублей". Разница между государственными ценами и ценами легализованных базаров еще выше. Не менее разнородны и цены на промышленные изделия, в зависимости от того, по каким каналам они доходят до крестьянина. Но, без претензий на точность, можно утверждать, что ножницы цен, в узком смысле слова, крестьянство сомкнуло. За свои продукты деревня стала получать такое количество денежных знаков, которое могло бы обеспечить ее промышленными товарами по твердым государственным ценам, если быи эти товары были налицо.

Но одна из важнейших диспропорций состоит в том, что наличию денег не соответствует наличие товаров. На языке денежного обращения это есть инфляция. На языке планового хозяйства это означает преувеличенные планы, неправильное распределение сил и средств, в частности, между производством предметов потребления и производством средств производства.

С того времени, как соотношение цен стало поворачиваться против города, последний оборонялся тем, что "бронировал" товары, т. е. попросту не пускал их в оборот, а удерживал в своих руках для бюрократического распределения. Это означало, что только денежная тень ножниц сомкнула свои лезвия, материальная же диспропорция сохранилась. Но крестьянин не интересуется тенью. Отсутствие товаров толкало и толкает его на путь хлебной забастовки: на деньги он не хочет отпускать свой хлеб.

Не став делом простого и выгодного для обеих сторон обмена, заготовка продовольствия и сельского сырья остается по-прежнему "политической кампанией", "боевым походом", требующим каждый раз мобилизации государственного и партийного аппарата. "Многие колхозы, -- осторожно пишет "Правда" (26-го сентября), -- сопротивляются хлебозаготовкам, припрятывают хлеб". Мы знаем, что означает в подобном контексте слово "многие". Если обмен между деревней и городом выгоден, то у крестьян не может быть основания "припрятывать хлеб"; если же обмен невыгоден, т. е. является формой принудительного отчуждения, то все колхозы, а не "многие", стремятся припрятывать хлеб, как и индивидуальные хозяева. Обязательствам крестьян по мясозаготовкам ныне официально придан характер натурального налога со всеми вытекающими отсюда репрессивными последствиями. Этими фактами экономические результаты сплошной коллективизации определяются гораздо правильнее, чем голой статистикой коллективизированных гектаров.

Факт издания суровых законов против расхищения социалистического достояния достаточно характеризует размеры зла, суть которого в деревне состоит в том, что крестьянин стремится направлять свое зерно не по социалистическим, а по капиталистическим каналам. Цены на спекулятивном рынке достаточно высоки, чтоб оправдать уголовный риск. Какая часть хлеба уходит по каналам спекуляции?

В Волго-Каспийском рыбном тресте считают, что до 20% улова уходит на частный рынок. "А сколько уходит действительно?" -- скептически спрашивает "Правда". В сельском хозяйстве процент утечки должен быть значительно выше. Но и 20% означают сотни миллионов пудов хлеба. Репрессии могут явиться неизбежными мерами самосохранения. Но смычки они не заменяют, экономического фундамента диктатуры пролетариата не создают и даже не обеспечивают хлебозаготовок.

На одних репрессиях власть поэтому остановиться не могла. В борьбе за хлеб и сырье она увидела себя вынужденной приказать городу разбронировать промышленные товары. В течение последних месяцев предметы широкого потребления усиленно направлялись в деревню. В городах же, особенно провинциальных, государственные и кооперативные магазины опустели.

Баланс "смычки" с деревней в этом году еще не подведен. Но торговые каналы города опустошены. "Мы дали больше товаров деревне, -- говорил Каганович в Москве 8 октября, -- и, если можно так выразиться, обидели города". Так вполне можно выразиться: города и промышленные районы обижены, т. е. обижены рабочие.

В 1929 году Преображенский, в оправдание своей капитуляции, предрекал, что при помощи совхозов и колхозов партия в течение двух лет поставит кулака на колени. Прошло четыре года. И что же? Если не кулак, -- он "упразднен", -- то крепкий середняк поставил на колени советскую торговлю, заставив обидеть рабочих. Как видим, сам Преображенский во всяком случае чересчур поторопился стать на колени перед сталинской бюрократией.

Условия и методы планового хозяйства

Каковы органы построения и проведения плана? Каковы методы его проверки и регулирования? Каковы условия его успешности?

Три системы приходится подвергнуть в этой связи краткому рассмотрению: 1) специальные государственные органы, т. е. иерархическую систему плановых комиссий, в центре и на местах; 2) торговлю, как систему рыночного регулирования; 3) советскую демократию, как систему живого воздействия масс на структуру хозяйства.

Еслиб существовал универсальный ум, рисовавшийся научной фантазии Лапласа: ум, регистрирующий одновременно все процессы природы и общества, измеряющий динамику их движения, предугадывающий результаты их взаимодействия, -- такой ум мог бы, конечно, априорно построить безошибочный и законченный хозяйственный план, начиная с числа гектаров пшеницы и кончая пуговицей на жилете. Правда, бюрократии нередко кажется, что она-то именно и обладает подобным умом: поэтому она так легко освобождает себя от контроля рынка и советской демократии. На самом деле бюрократия жестоко ошибается в оценке своих духовных ресурсов. В своем творчестве она вынуждена, на самом деле, опираться на пропорции (с таким же правом можно сказать: диспропорции), унаследованные от капиталистической России; на данные об экономической структуре современных капиталистических наций; наконец, на опыт успехов и ошибок самого советского хозяйства. Но даже самое правильное комбинирование всех этих элементов может позволить построить лишь крайне несовершенный проволочный каркас плана, не более того.

Бесчисленные живые участники хозяйства, государственные и частные, коллективные и единоличные, должны заявлять о своих нуждах и о своей относительной силе не только через статистические выкладки плановых комиссий, но и непосредственным давлением спроса и предложения. План проверяется и, в значительной мере, осуществляется через рынок. Регулирование самого рынка должно опираться на обнаруживаемые через его посредство тенденции. Предначертания канцелярий должны доказать свою хозяйственную целесообразность через коммерческую калькуляцию. Система переходного хозяйства немыслима без контроля рублем. Это предполагает, в свою очередь, что рубль равен самому себе. Без устойчивой единицы коммерческий расчет способен только увеличить хаос.

Процессы хозяйственного строительства происходят пока еще не в бесклассовом обществе. Вопросы распределения национального дохода составляют центральную ось плана. Она перемещается под непосредственным действием борьбы классов и социальных групп, в том числе и разных слоев самого пролетариата. Важнейшие социальные и экономические вопросы: смычка города и деревни, т. е. баланс того, что промышленность получает от сельского хозяйства, и того, что она дает ему; взаимоотношение между накоплением и потреблением, между фондом капитального строительства и фондом заработной платы; регулирование оплаты разных категорий труда (квалифицированные и неквалифицированные рабочие, служащие, специалисты, правящая бюрократия); наконец, распределение той доли национального дохода, которая приходится на деревню, между разными слоями крестьянства, -- все эти вопросы, по самому существу своему, не допускают априорных решений бюрократии, оградившей себя от вмешательства заинтересованных миллионов.

Борьба жизненных интересов, в качестве основного фактора планирования, вводит нас в царство политики, которая есть концентрированная экономика. Орудиями социальных групп советского общества являются (должны являться): советы, профессиональные союзы, кооперативы и, прежде всего, правящая партия. Только взаимодействием трех элементов: государственного планирования, рынка и советской демократии, может осуществляться правильное руководство хозяйством переходной эпохи и обеспечиваться -- не полное преодоление противоречий и диспропорций в несколько лет (это утопия!), а их смягчение и тем самым упрочение материального базиса диктатуры пролетариата до того момента, как новая победоносная революция расширит арену социалистического планирования и перестроит его систему.

Удушение НЭПа, денежная инфляция и ликвидация советской демократии

Необходимость введения НЭП'а, т. е. восстановления рыночных отношений, определялась в свое время прежде всего наличием 25 миллионов самостоятельных крестьянских хозяйств. Это не значит, однако, что коллективизация уже на первой стадии своей ведет к ликвидации рынка. Коллективизация может быть жизненна лишь в той мере, в какой оставляет в силе личную заинтересованность колхозников, строя их взаимные отношения, как и отношения колхоза с внешним миром, на основах коммерческого расчета. Это значит, что правильная, экономически обоснованная коллективизация на данной стадии должна была вести не к упразднению НЭП'а, а лишь к постепенному преобразованию его методов.

Бюрократия пошла, однако, напролом: на первых порах ей могло при этом казаться, что она идет по линии наименьшего сопротивления. Подлинные и неоспоримые успехи централизованных усилий пролетариата она отождествила с успехами своего априорного планирования. Иначе сказать: социалистическую революцию она отождествила с собою. Неразрешенную проблему смычки с деревней она замаскировала административным коллективизированием. Наталкиваясь на диспропорции через НЭП, она ликвидировала НЭП. Рыночные методы она заменила расширением методов принуждения.

Устойчивая денежная единица, в виде червонца, составляла важнейшее орудие НЭП'а. В состоянии головокружения бюрократия решила, что она уже стоит обеими ногами на почве экономической гармонии; что сегодняшние успехи автоматически обеспечивают прогрессию дальнейших успехов и что червонец является не уздой для планового размаха, а, наоборот, самостоятельным источником капиталовложений. Вместо регулирования материальных элементов хозяйственного процесса бюрократия стала затыкать прорехи при помощи печатного станка. Другими словами, она стала на путь "оптимистической" инфляции.

После административного удушения НЭП'а пресловутые "шесть условий Сталина" -- хозяйственный расчет, сдельная заработная плата и пр. -- превращались в пустой набор слов. Хозяйственный расчет немыслим без рыночных отношений. Метром смычки является червонец. Какое значение имеют для рабочего несколько лишних рублей в месяц, если нехватающие жизненные продукты он вынужден покупать на базаре по удесятеренной цене?

Восстановление базаров явилось признанием несвоевременности ликвидации НЭП'а, но признанием эмпирическим, частичным, непродуманным и противоречивым. Называть базары формой "советской" (социалистической?) торговли, в противовес частной торговле и спекуляции, значит заниматься самообольщением. Базарная торговля даже со стороны колхоза, как целого, является спекуляцией на нужде ближайшего города в предметах продовольствия и, по последствиям своим, ведет к социальной дифференциации, т. е. к обогащению меньшинства более счастливо расположенных колхозов. Но главное место в торговле занимают не колхозы, а отдельные колхозники, наряду с единоличниками. Торговля колхозников, продающих свои избытки по спекулятивным ценам, ведет к дифференциации внутри колхозов. Так базар развивает в "социалистической" деревне центробежные силы.

Упразднив рынок и восстановив азиатские базары, бюрократия создала, в довершение всего, условия самой варварской пляски цен, следовательно, подвела мину и под план, и под коммерческий расчет. Результатом явилось усугубление экономического хаоса.

Параллельно шло начавшееся не вчера окостенение профессиональных союзов, советов и партии. Наталкиваясь на трения между городом и деревней, на требования со стороны разных частей крестьянства и пролетариата, бюрократия все решительнее запрещала какие бы то ни было требования, протесты и критику. Единственное право, которое она в конце концов оставила рабочим, это право превышать производственные задания. Всякая попытка воздействия снизу на хозяйственное руководство немедленно подводится под правый или левый уклон, т. е. практически под уголовное преступление. Бюрократическая верхушка в конце концов объявила себя непогрешимой в сфере социалистического планирования (несмотря на то, что ее сотрудниками и вдохновителями оказывались зачастую злостные вредители). Так оказалась ликвидирована основная механика социалистического строительства -- гибкая и эластичная система советской демократии. Пред лицом хозяйственной действительности и ее затруднений бюрократия оказалась вооружена лишь погнутым и измятым проволочным каркасом плана и своей административной волей, тоже изрядно помятой.

Кризис советского хозяйства

Если бы общий хозяйственный уровень, намеченный первой пятилеткой, был достигнут не в четыре года, а в шесть или семь; если бы план осуществлялся даже только на 50%, это само по себе не давало бы еще оснований для тревоги. Опасность лежит не в замедлении роста, а в возрастающем несоответствии разных отраслей хозяйства. Даже при полном априорном согласовании всех составных элементов плана, снижение коэффициента роста на 50% само по себе уже порождало бы, в порядке последствий, большие затруднения: произвести миллион пар сапог вместо двух миллионов -- это одно; построить сапожную фабрику на половину -- это другое. Но действительность гораздо сложнее и противоречивее нашего идеального примера. Диспропорции унаследованы от прошлого. Плановые задания заключают в себе неизбежные ошибки и просчеты. Недовыполнение плана происходит неравномерно, под влиянием особых причин в каждом отдельном случае. Средний рост хозяйства на 50% плана может означать, что в области А план выполнен на 90%, а в области Б на 10%; если А зависит от Б, то в следующем производственном цикле отрасль А может оказаться сведена ниже 10%.

Не в том, следовательно, несчастье, что обнаружилась неосуществимость авантюристских темпов. Беда в том, что призовые скачки индустриализации привели разные элементы плана в угрожающее противоречие друг с другом. Беда в том, что хозяйство работает без материальных резервов и без калькуляции. Беда в том, что разбиты или искажены социальные и политические инструменты для определения эффективности плана. Беда в том, что накопленные диспропорции угрожают все большими и большими неожиданностями. Беда в том, что бесконтрольная бюрократия свой престиж связала с дальнейшим накоплением ошибок. Беда в том, что подготовляется кризис, со свитой таких последствий, как вынужденное закрытие предприятий и безработица.

Разница социалистических и капиталистических темпов промышленного развития -- даже, если брать для сравнения прежний, прогрессивный капитализм, -- поражает своим размахом. Но было бы ошибочно считать советские темпы последних годов окончательными. Средний коэффициент капиталистического роста выводится не только из подъемов, но и из кризисов. Иначе обстоит дело с советским хозяйством. В течение последних 8 -- 9 лет оно переживало период непрерывного роста. Своих средне-взвешенных показателей оно еще не успело выработать.

Нам, конечно, возразят, что мы переносим на социалистическое хозяйство закономерности капитализма; что планируемое хозяйство не нуждается в регулировке посредством кризисов или, хотя бы, посредством преднамеренного снижения темпов. Арсенал доводов сталинской бюрократии и ее теоретиков так беден, что всегда можно заранее предвидеть, к какому общему месту они прибегнут. В данном случае дело идет о простой тавтологии. Так как мы вступили в социализм, то мы должны действовать по "социалистически", т. е. регулировать хозяйство только в порядке все более быстрого планового подъема. Но суть в том и состоит, что мы не вступили в социализм. Методами планового регулирования мы далеко еще не овладели. Мы выполняем только первую черновую гипотезу, выполняем плохо, да еще с потушенными фонарями. Кризисы у нас не только возможны, но и неизбежны. Ближайший кризис бюрократия уже подготовила.

Закономерности переходного общества весьма отличаются от закономерностей капитализма. Но не меньше отличаются они от будущих закономерностей социализма, т. е. гармонического хозяйства, растущего на основе выверенного и обеспеченного динамического равновесия. Производственные преимущества социализма -- централизация, концентрация, единство руководящей воли -- неизмеримы. Но при неправильном применении, особенно при бюрократическом злоупотреблении, они могут превратиться в свою противоположность. Отчасти уже превратились, ибо кризис надвинулся вплотную. Закрывать на него глаза значит очищать поле силам хозяйственной анархии. Пытаться насиловать хозяйство путем дальнейшего подстегивания значит усугубить бедствия.

До каких пределов дойдет кризис, предсказать нельзя. Вопрос этот у нас решается, к счастью, не только слепыми силами. Преимущества планового хозяйства остаются и при кризисе, пожалуй, особенно ярко проявляются именно при нем. Капиталистические государства вынуждены пассивно ждать, пока кризис изживет себя на боках народа, или прибегать к финансовым фокусам, в стиле Папена. Рабочее государство и кризис встречает во всеоружии. Все командные рычаги -- бюджета, кредита, производства, торговли -- сосредоточены в одних руках. Кризис можно смягчить, а затем и преодолеть не командованием, а мерами экономического регулирования. После авантюристского наступления необходимо как можно более продуманное плановое отступление. В этом задача ближайшего года, шестнадцатого года пролетарской диктатуры. II faut reculer pour mieux sauter: отступить, чтоб тем увереннее двинуться затем вперед.

Советское хозяйство в опасности

Официальная печать публикует ныне из номера в номер непрерывный обвинительный акт против рабочих, директоров, техников, хозяйственников, кооператоров, профессионалистов: все повинны в невыполнении планов, указаний и "шести условий". Но где тому причины? Объективных причин нет. Вся беда в злой воле исполнителей. "Правда" так и пишет: "Имеются ли какие-либо объективные причины для этого ухудшения работы? Никаких!" (2-го октября). Просто люди не хотят, как следует, работать -- и только. Октябрьский пленум ЦК констатировал "неудовлетворительность руководства по всем звеньям". Кроме, конечно, того звена, которое называется Центральным Комитетом.

Но разве плохое качество работы не имеет объективных причин? Не только для созревания пшеницы, но и для освоения сложных технологических процессов нужно определенное время. Психологические процессы, правда, гибче растительных, но у этой гибкости есть свои пределы. Перескакивать через них нельзя. А кроме того -- и это не менее важно -- нельзя требовать максимума интенсивности при минимуме питания.

Резолюция октябрьского пленума ЦК обвиняет рабочих и администраторов в том, что они не сумели "закрепить" свои наиболее высокие достижения и скатываются от них вниз. На самом деле срывы были заложены в характере самих достижений. Единовременным усилием человек может поднять тяжесть, далеко превышающую его "среднюю" силу. Но долго продержать такой груз над головою он не сможет. Бессмысленно обвинять его в том, что он не "закрепил" своего усилия.

Советское хозяйство в опасности! Определить его болезнь не трудно. Она вытекает из природы самих успехов. От чрезмерного и плохо рассчитанного напряжения хозяйство подорвалось. Нужно лечить: внимательно и упорно. Раковский предупреждал еще в 1930 году: "Мы вступаем в целую эпоху, которая будет проходить под знаком расплаты за все прошлое".

Вторая пятилетка

Вторая пятилетка строилась в масштабах "гигантизма".

Враждебность, прямая ненависть к "гигантизму" быстро нарастает в советских кругах, как естественная и неизбежная реакция против авантюризма последнего периода. Незачем, однако, объяснять, насколько эта реакция, дающая удовлетворение мелко-буржуазному крохоборчеству, может стать в дальнейшем опасной для социалистического строительства.

Второй план, по замыслу, является спиральным продолжением первого плана. Но первый план не выполнен. Второй план с самого начала повисает в воздухе. Если предоставить вещи их течению, то вторая пятилетка начнется со штопания дыр первой под административным кнутом. Это значит углубление кризиса. Так можно довести дело до катастрофы.

Выход только один: нужно отсрочить на год приступ ко второй пятилетке. 1933-й год должен стать буфером между первой пятилеткой и второй. В течение этого срока нужно, с одной стороны, проверить наследство первой пятилетки, заполнить наиболее зияющие пробелы, смягчить невыносимые диспропорции, выравнять хозяйственный фронт, а, с другой стороны, перестроить вторую пятилетку с таким расчетом, чтоб она своими исходными позициями тесно примыкала к действительным, а не воображаемым результатам первой пятилетки.

Не значит ли это, просто, продлить срок выполнения первого плана еще на один год? Нет, к сожалению, это не так. Материальных последствий четырехлетней гонки пером из жизни не вычеркнуть. Нужны проверка, регулировка, выявление реально-достижимых коэффициентов роста. Нынешнее состояние хозяйства вообще исключает возможность плановой работы. 1933-й год не может быть ни дополнительным годом первой пятилетки, ни первым годом второй. Он должен занять самостоятельное место между ними, чтоб обеспечить смягчение последствий авантюризма и подготовку материальных и моральных предпосылок для планового подъема.

Левая оппозиция в свое время первой потребовала перехода к пятилетнему плану. Теперь она должна сказать: нужно отсрочить второй пятилетний план. Долой крикливый азарт! Прочь ажиотаж! Плановая работа не мирится с ними. Отступление? Да, временное отступление. А престиж непогрешимого руководства? Судьба диктатуры пролетариата важнее дутых престижей.

Год капитального ремонта

Выбитое из равновесия советское хозяйство нуждается всерьезном ремонте. При капитализме нарушенное равновесие восстанавливается слепой силой кризиса. В социалистической республике возможно сознательное и разумное лечение.

В целой стране нельзя, разумеется, приостановить производство, как оно приостанавливается во время ремонта в цеху или на заводе. Но в этом нет и надобности. Достаточно снизить темпы. Текущая производственная работа в 1933 году не может вестись без плана, но это должен быть план годовой, основанный на умеренных количественных заданиях.

На первое место должны быть поставлены качественные достижения. Ликвидировать несвоевременные строительства; сконцентрировать силы и средства на строительствах первой очереди; уравновесить на основе опыта соотношение между разными отраслями промышленности; привести в порядок заводы; восстановить оборудование.

Не гнать, не дергать, не устанавливать рекордов, подчинить производство каждого предприятия его технологическому ритму. Вернуть в лабораторию то, что слишком рано вышло из лаборатории. Достроить то, что не достроено. Упорядочить соотношение между цехами заводов. Выравнять то, что погнуто. Исправить то, что испорчено. Подготовить завод к переходу на высшую ступень. Количественные задания должны иметь гибкий и условный характер, чтоб не препятствовать качественным достижениям.

1933 год должен победить текучесть рабочей силы, улучшив положение рабочих: с этого начать, ибо здесь ключ ко всему остальному. Обеспечить рабочих и их семьи пищей, жильем и одеждой. Какою угодно ценою!

Администрацию и пролетарские кадры заводов освободить от дополнительной ноши, ввиде посадки картофеля, разведения кроликов и пр. Урегулировать вопрос о продовольственной базе заводов, как самостоятельную, а не подсобную задачу.

Внести порядок в дело производства предметов широкого потребления. Товары должны быть приспособлены к человеческим потребностям, а не к отбросам сырья тяжелой промышленности.

Железной рукой приостановить процесс инфляции и восстановить твердую денежную единицу. Эта трудная и болезненная операция неосуществима без смелого сокращения капиталовложений, без пожертвования многими сотнями миллионов, нецелесообразно или несвоевременно вложенных в новые строительства, для предупреждения миллиардных потерь в будущем.

Необходимо временное отступление в области промышленности, как и сельского хозяйства. Конечную линию отступления нельзя определить заранее. Только опыт капитального хозяйственного ремонта обнаружит ее.

Руководящие органы должны контролировать, помогать, отбирать все жизнеспособное, но не загонять на смерть предприятия, как ныне. Хозяйству и людям нужна передышка от административного насилия и авантюризма.

Многие хозяйственники, как видно из газет, самостоятельно подходят к выводу, что 1933 год должен чем-то существенным отличаться от истекающего года. Но они не доводят своей мысли до конца, чтоб не подставить себя под удар.

По поводу железнодорожного транспорта "Экономическая жизнь" пишет: "Одной из важнейших задач 1933 года должна быть задача полной и окончательной ликвидации всех и всяческих неполадок и недоделок, неувязок и диспропорций в работе отдельных составных частей транспортного механизма". Отлично сказано! Эту формулу следует полностью принять, распространив ее на все хозяйство в целом.

"Необходимо решительно отказаться -- пишет "Правда" по поводу тракторного завода в Сталинграде, -- от аварийных методов работы, покончить с лихорадкой на конвеере, чтобы обеспечить планомерный выпуск продукции". Совершенно правильно! Плановое хозяйство, взятое в целом, представляет, по типу своему, конвеер в государственном масштабе. Метод затыкания дыр несовместим с плановой работой. 1933 год должен "покончить с лихорадкой на конвеере", или, по крайней мере, значительно снизить температуру.

В области сельского хозяйства само советское правительство манифестом объявило "поворот" от количества к качеству. Это правильно, но нужно взять вопрос шире. Дело идет не только о качестве обработки земли, но и обо всей колхозной и совхозной политике и практике. Поворот от количества к качеству надо распространить и на работу самого правительства.

Отступление неизбежно прежде всего в области коллективизации. Здесь более, чем где-либо, правительство является пленником своих ошибок. Продолжая внешним образом полновластно командовать, назначая, за подписями Молотова и Сталина, точное число десятин для посева зерновых, бюрократия, в сущности, уже плывет по течению.

Между тем, в деревнях появилась новая прослойка так называемых "выходцев", бывших колхозников. Число их растет. Удерживать в коллективах насильственно крестьян, которые расхищают урожай, разбазаривают семена и затем требуют их от государства, -- чистейшее безумие. Не меньшее преступление, однако, предоставить процесс распада собственному течению. Тенденция к тому, чтоб на колхозном движении поставить крест, сейчас, по-видимому, поднимает голову даже в рядах партии. Допустить это значило бы вместе с мыльной водой выплеснуть и ребенка.

1933-й год должен послужить приведению коллективного сельского хозяйства в соответствие с техническими, экономическими и культурными ресурсами. Это значит: отбор наиболее жизнеспособных коллективов, их перестройка в соответствии с опытом и желаниями основной крестьянской массы, прежде всего бедноты. Одновременно -- выработка таких условий выхода из колхозов, чтоб свести к наименьшим размерам потрясения сельского хозяйства, не говоря уже о прямых опасностях гражданской войны.

Политика механического раскулачивания фактически уже покинута. Надо официально поставить на ней крест. В то же время необходимо восстановить политику жестких ограничений эксплоататорских тенденций кулака. С этой целью сплотить низы деревни в Союз крестьянской бедноты.

И в 1933 году мужики будут пахать землю, текстильные рабочие -- вырабатывать ситец, доменные печи -- выпускать металл, железные дороги -- перевозить людей и продукты труда. Но высший критерий этого года будет не в том, чтоб производить как можно больше, как можно скорее, а в том, чтоб навести порядок в хозяйстве: пересмотреть весь инвентарь, отделить здоровое от больного, годное от негодного, убрать мусор и грязь, построить недостающие квартиры и столовые, доделать крыши, проложить ассенизационные трубы. Ибо, чтобы хорошо работать, люди прежде всего должны по человечески жить, и следовательно удовлетворять свои человеческие потребности.

Выделить особый год капитального ремонта -- эта мера сама по себе еще, конечно, ничего не решает. Она может получить свой большой смысл лишь при изменении самого подхода к хозяйству, и, прежде всего, к его живым носителям, рабочим и крестьянам. Подход к хозяйству есть политика. Орудием политики является партия.

Задача задач -- возродить партию. Здесь тоже нужна инвентаризация тяжелого наследства послеленинского периода, отделение здорового от больного, годного от негодного, очистка от мусора и грязи, проветривание и дезинфекция всех помещений бюрократии. За партией следуют советы и профессиональные союзы. Капитальный ремонт всех советских организаций является самой важной и самой неотложной задачей 1933 года.

Сталинцы принимают меры

К исключению Зиновьева, Каменева и др.

Проволочный и беспроволочный телеграф разнес по всему миру весть о том, что Зиновьев и Каменев исключены из партии, с ними вместе еще свыше двух десятков большевиков. Согласно официальному сообщению, исключенные стремились, будто бы, к восстановлению капитализма в Советском Союзе. Политический вес новой репрессии внушителен сам по себе. Симптоматическое значение ее огромно.

Зиновьев и Каменев в течение ряда лет были ближайшими учениками и сотрудниками Ленина. Лучше, чем кто бы то ни было, Ленин знал их слабые черты; но он умел использовать их сильные стороны. В своем "Завещании", столь осторожном по тону, где одинаково смягчены и похвалы и порицания, чтоб не слишком укреплять одних и ослаблять других, Ленин счел необходимым напомнить партии о том, что Октябрьское поведение Зиновьева и Каменева было "не случайно". Дальнейшие события слишком ярко подтвердили эти слова. Не случайна была, однако, и та роль, которую Зиновьев и Каменев играли в ленинской партии. И нынешнее их исключение напоминает об их старой и не случайной роли.

Зиновьев и Каменев были членами Политбюро, которое в эпоху Ленина непосредственно руководило судьбами партии и революции. Зиновьев был председателем Коммунистическаго Интернационала. Наряду с Рыковым и Цюрупой, Каменев в последний период жизни Ленина был его заместителем, по должности председателя совета народных комиссаров. После смерти Ленина Каменев председательствовал в Политбюро и в Совете труда и обороны, высшем хозяйственном органе страны.

В 1923 г. Зиновьев и Каменев открыли кампанию против Троцкаго. В начале борьбы они очень слабо отдавали себе отчет в ее последствиях что не свидетельствует, конечно, об их политической дальнозоркости. Зиновьев прежде всего агитатор, исключительный по таланту, но почти только агитатор. Каменев -- "умный политик", по определению Ленина, но без большой воли и слишком легко приспособляющийся к интеллигентской, культурно-мещанской и бюрократической среде.

Роль Сталина в этой борьбе имела гораздо более органический характер. Дух мелко-буржуазной провинции, отсутствие теоретической подготовки, незнакомство с Европой, узость горизонта, -- вот что характеризовало Сталина, несмотря на его большевизм. Его враждебность "троцкизму" имела гораздо более глубокие корни, чем у Зиновьева и Каменева, и давно искала политическаго выражения. Неспособный сам к теоретическим обобщениям, Сталин подталкивал по очереди Зиновьева, Каменева, Бухарина и подбирал из их речей и статей то, что ему казалось наиболее подходящим для его целей.

Борьба большинства Политбюро против Троцкого, начавшись в значительной мере, как личный заговор, уже очень скоро развернула свое политическое содержание. Оно не было ни простым, ни однородным. Левая оппозиция включала в себе, вокруг авторитетного большевистского ядра, многих организаторов Октябрьского переворота, боевиков гражданской войны, значительный слой марксистов из учащейся молодежи. Но за этим авангардом тянулся, на первых порах, хвост всяких вообще недовольных, неприспособленных, вплоть до обиженных карьеристов. Только тяжкий ход дальнейшей борьбы постепенно освободил оппозицию от ее случайных и непрошенных попутчиков.

Под знаменем "тройки" -- Зиновьев-Каменев-Сталин -- объединились многие "старые большевики", особенно те, которых Ленин предлагал еще в апреле 1917 года сдать в архив; но и многие серьезные подпольщики, крепкие организаторы партии, искренне поверившие, что надвигается опасность смены ленинизма троцкизмом. Чем дальше, однако, тем более сплошной стеной поднималась против "перманентной революции" растущая и крепнущая советская бюрократия. Она-то и обеспечила впоследствии перевес Сталина над Зиновьевым и Каменевым.

Борьба внутри "тройки", начавшись в значительной мере тоже, как личная борьба, -- политика делается людьми и через людей, и ничто человеческое ей не чуждо, -- скоро, в свою очередь, развернула свое принципиальное содержание. Председатель петроградского Совета, Зиновьев, председатель московского Совета, Каменев, стремились опираться на рабочих двух столиц. Главная опора Сталина была в провинции и в аппарате: в отсталой провинции аппарат приобрел всемогущество раньше, чем в столицах. Председатель Коминтерна, Зиновьев, дорожил своей международной позицией. Сталин с презрением поглядывал на коммунистические партии Запада. Для своей национальной ограниченности он нашел в 1924 году формулу: социализм в отдельной стране. Зиновьев и Каменев противопоставляли ему свои сомнения и возражения. Но Сталину достаточно оказалось опереться на те силы, которые были "тройкой" мобилизованы против "троцкизма", чтоб автоматически одолеть Зиновьева и Каменева.

Прошлое Зиновьева и Каменева, годы их совместной работы с Лениным, интернациональная школа эмиграции -- все это должно было враждебно противопоставить их той волне самобытности, которая угрожала, в последнем счете, смыть Октябрьскую революцию. Результат новой борьбы на верхах получился для многих совершенно изумительный: два наиболее неистовых вдохновителя травли против "троцкизма" оказались в лагере "троцкистов".

Чтобы облегчить блок, левая оппозиция -- против предупреждений и возражений автора этих строк -- смягчила отдельные формулировки платформы и временно воздержалась от официальных ответов на наиболее острые теоретические вопросы. Вряд ли это было правильно. Но левой оппозиции 1923 года не пришлось все же идти на уступки по существу. Мы оставались верны себе. Зиновьев и Каменев пришли к нам. Незачем говорить, в какой мере переход вчерашних заклятых врагов на сторону оппозиции 1923 года укрепил уверенность наших рядов в собственной исторической правоте.

Однако, Зиновьев и Каменев и на этот раз не предвидели всех политических последствий своего шага. Если в 1923 году они надеялись, посредством нескольких агитационных кампаний и организационных маневров, освободить партию от "гегемонии Троцкого", оставив все остальное по старому, то теперь им казалось, что, в союзе с оппозицией 1923 года, они быстро совладают с аппаратом и восстановят как свои личные позиции, так и ленинский партийный курс.

Они снова ошиблись. Личные антагонизмы и группировки в партии стали уже полностью орудиями безличных социальных сил, слоев и классов. В реакции против Октябрьского переворота была своя внутренняя закономерность, и через ее тяжелый ритм нельзя было просто перескочить путем комбинаций и маневров.

Обостряясь изо дня в день, борьба между оппозиционным блоком и бюрократией подошла к последним граням. Дело шло уже не о дискуссии, хотя бы и под кнутом, а о разрыве с официальным советским аппаратом, т. е. о перспективе тяжелой борьбы на ряд лет, с большими опасностями и неопределенным исходом.

Зиновьев и Каменев отшатнулись. Как в 1917 году, накануне Октября, они испугались разрыва с мелко-буржуазной демократией, так десять лет спустя они испугались разрыва с советской бюрократией. И это было тем более "не случайно", что советская бюрократия на три четверти состояла из тех самых элементов, которые в 1917 году пугали большевиков неизбежным провалом Октябрьской "авантюры".

Капитуляцию Зиновьева и Каменева перед XV съездом, в момент организационнаго разгрома большевиков-ленинцев, левая оппозиция воспринимала, как чудовищное вероломство. Таким оно и было по существу. И однако же в этой капитуляции была своя закономерность, не только психологическая, но и политическая. В ряде основных вопросов марксизма (пролетариат и крестьянство, "демократическая диктатура", перманентная революция) Зиновьев и Каменев стояли между сталинской бюрократией и левой оппозицией. Теоретическая бесформенность, как всегда, неотвратимо мстила за себя на практике.

При всем своем агитаторском радикализме Зиновьев всегда останавливался перед действительными выводами из политических формул. Борясь против сталинской политики в Китае, Зиновьев до конца противился разрыву компартии с Гоминданом. Обличая союз Сталина с Переселем и Ситриным, Зиновьев останавливался в нерешительности перед разрывом англо-русского комитета. Примкнув к борьбе против термидорианских тенденций, он заранее давал самому себе обет: ни в каком случае не доводить до исключения из партии. В этой половинчатости было заложено ее неизбежное крушение. "Все, кроме исключения из партии", означало: бороться против сталинизма в тех пределах, в каких разрешит Сталин.

После капитуляции Зиновьев и Каменев делали решительно все, чтоб вернуть себе доверие верхов и снова ассимилироваться в официальной среде. Зиновьев примирился с теорией социализма в отдельной стране, снова разоблачал "троцкизм" и даже пытался кадить фимиам Сталину лично. Ничто не помогало. Капитулянты терпели, молчали, ждали. Но до пятилетнего юбилея собственной капитуляции все-таки не дотянули: они оказались замешаны в "заговоре", исключены из партии, может быть, высланы или сосланы.

Поразительно: Зиновьев и Каменев пострадали не за свое дело и не под своим знаменем. Основной список исключенных по приговору 9 октября состоит из заведомо правых, т. е. сторонников Рыкова-Бухарина-Томского. Значит ли это, что левый центризм объединился с правым центризмом против бюрократического стержня? Не будем спешить с заключениями.

Наиболее видными именами списка, после Зиновьева и Каменева, являются Угланов и Рютин, два бывших члена ЦК. Угланов, в качестве генерального секретаря Московского комитета, Рютин, в качестве заведующего Агитпропом руководили в столице борьбой против левой оппозиции, очищая все углы и закоулки от "троцкизма". Особенно неистово травили они в 1926-27 гг. Зиновьева и Каменева, как "изменников" правящей фракции. Когда Угланов и Рютин, в результате сталинского зигзага влево, оказались главными практическими организаторами правой оппозиции, все официальные статьи и речи против них строились по одной и той же схеме: "крупнейших заслуг Угланова и Рютина в борьбе с троцкизмом никто не может отрицать; но платформа у них все же кулацкая, буржуазно-либеральная". Сталинцы притворялись, будто не видят, что из-за этой именно платформы и велась борьба. Принципиальные позиции тогда, как и теперь, были только у левых и правых. Сталинцы политически жили подачками тех и других.

Уже в 1928 году Угланов и Рютин стали заявлять, что в вопросе о партийном режиме левая оппозиция оказалась права, -- признание тем более поучительное, что никто не мог похвалиться такими успехами в насаждении сталинского режима, как Угланов и Рютин. "Солидарность" в вопросе о партийной демократии не могла, однако, смягчить сердца левой оппозиции по отношению к правым. Партийная демократия -- не абстрактный идеал; меньше всего она предназначена к тому, чтобы служить прикрытием для термидорианских тенденций. Между тем в лагере правых Угланов и Рютин, по крайней мере, в те годы, представляли наиболее яркое термидорианское крыло.

В числе участников заговора постановление ЦКК называет и других заведомых правых, как Слепков и Марецкий, красные профессора бухаринской школы, руководители Комсомола и "Правды", вдохновители многих программных резолюций ЦК, авторы бесчисленных статей и брошюр против "троцкизма".

В проскрипционном списке значатся Пташный и Горелов, с указанием на их прежнюю принадлежность к "троцкистской оппозиции". Идет ли речь действительно о двух мало известных левых капитулянтах, примкнувших впоследствии к правым, или же мы имеем перед собою подделку с целью обмана партии, судить об этом у нас нет возможности. Не исключено первое, но весьма вероятно и второе.

В перечне участников нет главных вождей правой оппозиции. Телеграммы буржуазных газет сообщали, что Бухарин "окончательно восстановил свое партийное положение" и намечен будто бы в Наркомпросы вместо Бубнова, который переходит в ГПУ; Рыков-де тоже снова в милости, выступал с речами по радио и пр. Тот факт, что в списке "заговорщиков" нет ни Рыкова, ни Бухарина, ни Томского, действительно делает вероятным какие-либо временные бюрократические поблажки в пользу бывших лидеров правой оппозиции. О восстановлении их старых позиций в партии не может, однако, быть и речи.

Группа в целом обвиняется в покушении на создание "буржуазной кулацкой организации по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества". Поразительная формулировка! Организация по восстановлению "капитализма и, в частности, кулачества". Эта "частность" выдает целое или, по крайней мере, намекает на него. Что некоторые из исключенных, как Слепков и Марецкий, в период борьбы с "троцкизмом" развивали, вслед за своим учителем Бухариным, идею "врастания кулака в социализм", совершенно бесспорно. В какую сторону сдвинулись они с того времени, нам неизвестно. Но весьма возможно, что сегодняшняя вина их состоит не столько в том, что они хотят "восстановить" кулака, сколько в том, что они не признают побед Сталина в области "ликвидации кулачества, как класса".

В каком отношении к программе "восстановления капитализма" стоят, однако, Зиновьев и Каменев? Об их участии в преступлении советская пресса сообщает: "Зная о распространявшихся контр-революционных документах, они вместо немедленного разоблачения агентов кулацкой агентуры, предпочли обсуждать этот (?) документ и выступить тем самым прямыми сообщниками антипартийной контр-революционной группы". Итак, Зиновьев и Каменев "предпочли обсуждать" документ вместо "немедленного разоблачения". Обвинители не решаются даже утверждать, что Зиновьев и Каменев вообще не собирались "разоблачать". Нет, их преступление в том, что они "предпочли обсуждать" прежде чем "разоблачать". Где, как и с кем они обсуждали? Еслиб это происходило на тайном заседании правой организации, обвинители не упустили бы об этом сообщить. Очевидно, Зиновьев и Каменев "предпочли обсуждать" между четырех глаз. Заявили ли они, в результате обсуждения, о своем сочувствии платформе правых? Еслиб в деле имелся намек на такое сочувствие, мы бы о нем узнали из постановления. Умолчание свидетельствует об обратном: Зиновьев и Каменев, очевидно, подвергали платформу критике вместо того, чтоб позвонить к Ягоде. Но так как они все же не позвонили, то "Правда" приписывает им такое соображение: "Враг моего врага -- мой друг".

Грубая натяжка обвинения в отношении Зиновьева-Каменева позволяет уверенно сделать вывод, что удар направлялся именно против них. Не потому, чтоб они проявляли за последнее время какую-либо политическую активность. Мы об этом ничего не знаем, и, что важнее, об этом, как явствует из приговора, ничего не знает ЦКК. Но объективное политическое положение ухудшилось настолько, что Сталин не может более терпеть в составе партии легальных кандидатов в вожди той или другой оппозиционной группы.

Сталинская бюрократия, конечно, давно понимала, что отвергнутые ею Зиновьев и Каменев весьма "интересуются" оппозиционными течениями в партии и читают всякие документы, не предназначенные для Ягоды. В 1928 году Каменев вел даже секретные переговоры с Бухариным насчет возможного блока. Протоколы этих переговоров были тогда же опубликованы левой оппозицией. Сталинцы не решились, однако, исключать Зиновьева и Каменева. Они не хотели компрометировать себя новыми скандальными репрессиями без крайней нужды. Начиналась полоса хозяйственных успехов, отчасти действительных, отчасти мнимых. Зиновьев и Каменев казались непосредственно не опасны.

Сейчас положение изменилось в корне. Правда, газетные статьи, объясняющие исключение, гласят: так как мы экономически чрезвычайно окрепли; так как партия стала совершенно монолитной, то мы не можем терпеть "ни малейшего примиренчества". В этом объяснении белые нитки, однако, слишком уже грубо торчат наружу. Необходимость исключения Зиновьева и Каменева по явно фиктивному поводу свидетельствует, наоборот, о чрезвычайном ослаблении Сталина и его фракции. Зиновьева и Каменева понадобилось спешно ликвидировать не потому, что изменилось их поведение, а потому, что изменилась обстановка. Группа Рютина, независимо от ее действительной работы, притянута в данном случае лишь для сервировки. В предвиденьи того, что они могут быть в скорости призваны к отчету, сталинцы "принимают меры".

* * *

В общем, нельзя отрицать того, что судебная комбинация из правых, вдохновлявших политику Сталина в 1923-28 гг., из двух действительных или мнимых бывших "троцкистов" и из Зиновьева и Каменева, виновных в знании и недонесении, -- вполне достойный продукт политического творчества Сталина, Ярославского и Ягоды. Классическая амальгама термидорианского типа! Цель комбинации состоит в том, чтоб спутать карты, дезориентировать партию, увеличить идейную смуту и тем помешать рабочим разобраться и найти дорогу. Дополнительная задача состоит в том, чтоб политически унизить Зиновьева и Каменева, бывших вождей левой оппозиции, исключаемых ныне за "дружбу" с правой оппозицией.

Сам собою возникает вопрос: каким образом старые большевики, умные люди и опытные политики дали возможность противнику нанести себе такой удар? Как могли они, отказавшись от собственной платформы ради того, чтоб остаться в партии, вылететь, в конце концов, из партии за мнимую связь с чужой платформой? Приходится ответить: и этот результат пришел не случайно. Зиновьев и Каменев пытались хитрить с историей. Конечно, они руководствовались, в первую очередь, заботами о Советском Союзе, об единстве партии, а вовсе не о собственном благополучии. Но свои задачи они ставили не в плоскости революции, русской и мировой, а в гораздо более низменной плоскости советской бюрократии.

В крайне тяжкие для них часы, накануне капитуляции, они заклинали нас, своих тогдашних союзников, "пойти на встречу партии". Мы отвечали, что вполне идем на встречу партии, но в другом, более высоком смысле, чем нужно Сталину и Ярославскому. -- Но ведь это раскол? Но ведь это угроза гражданской войны и падения советской власти? -- Мы отвечали: Не встречая нашего сопротивления, политика Сталина неизбежно обрекла бы советскую власть на гибель. Эта идея и выражена в нашей платформе. Побеждают принципы. Капитуляция не побеждает. Мы сделаем все для того, чтоб борьба за принципы велась с учетом всей обстановки, внутренней и внешней. Предвидеть все варьянты развития, однако, нельзя. Играть же в прятки с революцией, хитрить с классами, дипломатничать с историей нелепо и преступно. В таких сложных и ответственных положениях надо руководствоваться правилом, которое французы прекрасно выразили в словах: Fais ce que doit, advienne que pourra! (Делай, что должно, и пусть будет, что будет!).

Зиновьев и Каменев пали жертвой несоблюдения этого правила.

* * *

Если оставить в стороне совершенно деморализованную часть капитулянтов, типа Радека и Пятакова, которые, в качестве журналистов или чиновников, будут служить всякой победоносной фракции (под тем предлогом, что они служат социализму), то капитулянты, взятые, как политическая группа, представляют собою умеренных внутрипартийных "либералов", которые в известный момент зарвались слишком влево (или вправо), а затем пошли на соглашение с правящей бюрократией. Сегодняшний день характеризуется, однако, тем, что соглашение, казавшееся окончательным, начало трещать и взрываться, притом в крайне острой форме. Огромное симптоматическое значение исключения Зиновьева, Каменева, Угланова и других вытекает из того, что в новых столкновениях на верхах отражаются глубокие сдвиги в массах.

Какие политические предпосылки обусловили полосу капитуляций 1929-30 гг.? Бюрократический поворот руля налево; успехи индустриализации; быстрый рост коллективизации. Пятилетний план захватил рабочие массы. Открылась большая перспектива. Рабочие мирились с потерей политической самостоятельности в ожидании близких и решающих социалистических успехов. Крестьянская беднота ждала от колхозов перемены своей судьбы. Жизненный уровень крестьянских низов повысился, правда, в значительной мере за счет основных фондов сельского хозяйства. Таковы экономические предпосылки и политическая атмосфера эпидемии капитуляций.

Нарастание экономических диспропорций, ухудшение положения масс, рост недовольства, как рабочих, так и крестьян, разброд в самом аппарате -- таковы предпосылки оживления всех и всяких видов оппозиции. Острота противоречий и напряженность тревоги в партии все более толкают умеренных, осторожных, всегда готовых к компромиссу партийных "либералов" на путь протеста. Загнанная в тупик бюрократия немедленно же отвечает репрессиями, в значительной мере превентивными.

Открытого голоса левой оппозиции мы пока не слышимъ. Не мудрено: те самые буржуазные газеты, которые рассказывают о готовящихся будто бы милостях Рыкову и Бухарину, сообщают одновременно о "новых массовых арестах среди троцкистов". Левая оппозиция в СССР подвергалась в течение пяти лет таким страшным полицейским преследованиям, кадры ее поставлены в такие исключительные условия, что ей неизмеримо труднее, чем легальным "либералам" формулировать открыто свою позицию и организованно вмешаться в развертывающиеся события. История буржуазных революций напоминает нам, кстати, что в борьбе с абсолютизмом либералы, пользуясь своими легальными преимуществами, всегда первыми выступали от имени "народа"; только борьба между либеральной буржуазией и бюрократией прокладывала дорогу мелко-буржуазной демократии и пролетариату. Разумеется, дело здесь идет лишь об исторической аналогии; но нам думается все же, что она кое-что объясняет.

Резолюция сентябрьского пленума ЦК совсем не ко времени и не к месту хвалится: "Разгромив контр-революционный троцкизм, разоблачив антиленинскую кулацкую сущность правых оппортунистов, партияи добилась к настоящему времени решающих успехов"и Уже ближайшее будущее, надо думать, обнаружит, что левая и правая оппозиция не только не разгромлены и не уничтожены, но что, наоборот, политически только они и существуют. Именно официальная политика последних 3 -- 4 лет подготовила условия для нового подъема право-термидорианских тенденций. Стремление сталинцев валить левых и правых в одну кучу облегчается до некоторой степени тем, что и левые и правые для данного периода говорят об отступлении. Это неизбежно: необходимость упорядочения отступления от линии авантюристского заскока стала сейчас жизненной задачей пролетарского государства. Сами центристские бюрократы не мечтают ни о чем другом, как о том, чтоб отступить по возможности в порядке и не потерять окончательно лица. Но они не могут не сознавать, что отступление в обстановке продовольственной и всякой нужды может им слишком дорого обойтись. Они отступают поэтому крадучись и обвиняя в отступательных тенденциях оппозицию.

Реальная политическая опасность состоит в том, что правые, фракция перманентного отступления, получили возможность заявить: мы всегда этого требовали. Сумерки, в которых живет партия, не дают рабочим быстро разобраться в диалектике хозяйственного процесса и правильно оценить ограниченную, временную, конъюнктурную "правоту" правых при ложности их основной позиции.

Тем важнее ясная, самостоятельная, далеко заглядывающая вперед политика большевиков-ленинцев. Внимательно следить за всеми процессами в стране и партии. Правильно оценивать отдельные группировки, по их идеям и по их социальным связям. Не пугаться отдельных тактических совпадений с правыми. Не забывать из-за тактических совпадений противоположности стратегических линий.

Политическая дифференциация в советском пролетариате будет совершаться по линии вопросов: как отступать? до какой черты отступать? когда и как переходить в новое наступление? каким темпом наступать? Как ни важны эти вопросы сами по себе, но их одних недостаточно. Мы не делаем политику в отдельной стране. Судьба Советского Союза будет решаться в неразрывной связи с мировым развитием. Необходимо снова поставить перед русскими рабочими проблемы мирового коммунизма в полном объеме.

Только самостоятельное выступление левой оппозиции и объединение под ее знаменем основного пролетарского ядра могут возродить партию, рабочее государство и Коммунистический Интернационал.

Из СССР

Хозяйственное положение Советского Союза

В текущем году вскрываются хозяйственные и политические противоречия, накапливавшиеся до сих пор, благодаря извращению

заимствованного у оппозиции курса на индустриализацию и его бюрократическому осуществлению нынешним руководством. Темп хозяйственного развития сильно замедлился. Продукция промышленности на 1. 7. 32 составила 37,8% годового плана, увеличившись по сравнению с первой половиной 1931 г. на 18,2% и в отношении ко второму полугодию 1931 г. на 5,2% по НКТП и на 1,2% по НКЛП. Темпы прироста из месяца в месяц снижаются. Огромные народно-хозяйственные диспропорции дезорганизуют и разлагают все сферы производства. Сказывается это прежде всего в большом недоиспользовании мощности оборудования. Машиностроительная промышленность пострадала в этом отношении очень сильно. Автотракторные заводы, напр., не могли работать целыми неделями. Материальным выражением диспропорции является также рост незавершенного производства. Из-за недостатка и некомплектности металла незавершенное производство в машиностроении выросло с 141,5 млн. р. в начале года до 183,2 на 1.6. Размеры незавершенного производства на 1.5. превысили выпуск продукции апреля на 27%, а на 1.6. незавершенный выпуск превысил объем валовой продукции на 51%. Кроме того, оказывается неукомплектованная продукция у потребителей. В народном хозяйстве не использовывается по этой причине парк дизелей в 193 т. лошад. сил, в то время как продукция дизелей за первое полугодие 1932 г. составляет 20 т. лошад. сил. Такого рода омертвение капитала наблюдается и в других отраслях промышленности. Из 390 т. киловат новой мощности электростанций при нехватке энергии не может быть использовано 200 т. клв, так как недостает кабелей.

Несоответствие материальных балансов заданным темпам разлагает промышленность и в других отношениях. Наряду с потерями рабочего времени ухудшается всюду качество продукции и возрастает брак. Последний в электропромышленности, напр., составил в мае 29,5% при плановой норме в 15%, доходя на отдельных заводах и до 50%.

Почти приостановился рост производительности труда. По сравнению с первым полугодием 1931 года она увеличилась на 4% при плане в 23%. Но в отношении ко второму полугодию 1931 г. производительность труда составила по НКТП 99,1%, а по НКЛП -- 91,4%. В динамике производительности труда отражается как растущая дезорганизованность хозяйства, так и материальное положение рабочего класса и его политические настроения. Жизненный уровень рабочих в текущем году снова резко снизился. Снабжение рабочих почти прекратилось. Немудрено, что с Урала, да и из других мест, сообщают о распространении среди рабочих цынготных и тифозных заболеваний. Обессиливаемый прогрессирующей нуждой рабочий класс заражается недоверием к планам хозяйственного строительства, проникается к ним безразличием и лишает их своей поддержки. Но его отрицательное отношение и сопротивление происходящему носит пассивный характер и выражается в понижении трудовой деятельности.

Текучесть рабочей силы, в истекшем полугодии, близкая к прошлому году, в последнее время резко усиливается. Растут также прогулы по неуважительным причинам. Естественно, что себестоимость вместо снижения на 6% увеличилась на 2,6%. Благодаря этому, накопления обобществленного сектора значительно ниже плана. Чистое сальдо накоплений в нем за первое полугодие меньше плана на 650 млн. руб.

Точно так же обстоит дело со строительством. Несоответствующее реальным ресурсам финансирование капитального строительства привело к большому разрыву между ассигнованными средствами и произведенными работами. По учтенному кругу строительства средств отпущено 44,6% плана, а работ выполнено на 26,6%. Помимо удорожания стоимости строительства на 20%, которое неизбежно при значительном отставании баланса строительных материалов от начатых работ, этот разрыв объясняется также использованием средств не по назначению и застреванием средств в финансовой системе. Недовыбранные средства составляют примерно 400 млн. рублей. Распыление затрат в строительстве в текущем году аналогично прошлому году, когда по НКТП намеченные на 1. 2. 31 сверхи (неразборчиво) строительства в 1 659 единиц со стоимостью в 3 086 млн. р. были сокращены к 1. 6. до 1 046 единиц с ассигнованием в 1 945 млн. р. Распыление затрачиваемых средств замедляет ввод строительства в эксплоатацию и увеличивает объем незаконченного строительства. Процентное отношение ввода в эксплоатацию составило в 28 г. -- 76,8; в 29 г. -- 77,7; в 30 г. -- 71,3; в 31 г. -- 66%, а незаконченное строительство в млн. руб. соответственно -- 1 234, 1 701, 2 739, 4 683.

Обострение классовых отношений в стране ярче всего обнаружилось на состоянии сельского хозяйства. Посевная площадь в отношении к прошлому году составляет 99,6%, а в процентах к плану 94,5. Сильно снизился посев пшеницы, в сравнении с 1931 г. на 11%. Чрезвычайно ухудшилась обработка почвы. Катастрофически сократились энергетические ресурсы сельского хозяйства. Рост механической тяги с 306,5 тыс. лош. сил в 28 г. до 2 066 тыс. лош. сил или на 574% не в состоянии компенсировать убыли живой тяги. Живая тяга в переводе на механическую в тыс. лош. сил по сравнению с 28 г. составляла в 29 г. 19 728 плюс 1,6%; в 30 г. -- 17 282 минус 11%; в 31 г. -- 15 822 минус 18,6%; в 32 г. -- 14 679 минус 24,4%. В итоге общий запас тяговых ресурсов сократился в процентах к 1928 г.: 1929 г. -- плюс 2,4; в 30 г. -- минус 7,8; в 31 г. -- минус 12,1; в 1932 г. -- минус 15,1. Процесс сокращения живой тяги продолжается. Коэффициент механизации сельского хозяйства не превышает в настоящее время 12 -- 13. Надо иметь в виду при этом, что использование тракторов в текущем году ухудшилось. По совхозу "Гигант" (Сев. Кавказ) при норме работы в 24 часа в сутки занаряжено силовых ресурсов в 31 г. -- 61,2%, в 32 г. -- 59,9%, затрачено времени на переезды соответственно 76,4 и 69% и на простой в работе 23,6 и 31%; в среднем на один трактор приходится часов работы в сутки брутто 14,7 и 14,4; нетто 11,2 и 9,5. Эти данные показательны для трактороиспользования для всего сельского хозяйства.

Урожайность по всем зерновым хлебам в прошлом году была в 6,7 центн. с га, а в нынешнем она будет еще ниже. Огромная засоренность полей в текущем году, затрудняющая применение комбайнов, еще больше снизит валовой сбор. Увеличиваются также потери и от запаздывания с уборкой. Потери в прошлом году по зерновым оцениваются в 36 млн. цент., по свекле 12,7 тыс. цент., по подсолнуху 3 387 центн. Урожай свеклы в 32 г. считается на 50% погибшим.

Катастрофическое положение животноводства никем не оспаривается. Сокращение скота происходило таким образом:

1932 г. в % к	1931 г.	1928 г.	1922 г.
Рабочие лошади	91,6	79,5	94,8
Крупный рогатый скот	89,9	61,4	94,4
Коровы	94,9	75,9	94,0
Овцы	73,3	39,1	62,1
Свиньи	98,3	54,4	117,7
Весь скот в переводе на взрослых лошадей	89,9	53,8	94,4

Отлив из колхозов 502 тысяч хозяйств (за 6 месяцев т. г.) лишь отчасти отражает напряжение классовых отношений. Все большая масса крестьянства сплачивается на почве сопротивления складывающимся хозяйственным отношениям как в самой деревне, так и взаимоотношениям деревни с городом. А партийное руководство мечется в области деревенской политики; один декрет противоречит другому, сея недоверие в крестьянстве, запутывая и осложняя хозяйственную и политическую обстановку. Надежды на колхозную торговлю не оправдались. Она растет чрезвычайно медленно и во всяком случае не покрывает спроса, увеличившегося, благодаря снятию со снабжения новых категорий населения и резко ухудшившемуся снабжению даже столичных центров. Розничный товарооборот во II-ом квартале ниже I-го, а товарооборот в июне ниже января.

Цены растут. Индекс городских розничных цен частного рынка на сельско-хозяйственные продукты увеличился в сравнении с 1.1.30 г. до 398,6 на 1.1. текущего года и до 660 на 1.7. Цены кооперации выросли в сравнении с ценами на 1. 2. 32 по общему индексу городских цен до 34,4 в июне, а индекс сельских розничных цен на 33,2%. Следует отметить неблагоприятное для обобществленного сектора соотношение сельско-хозяйственных и промышленных цен: общий индекс городских базарных цен в 1932 г. составил (по пяти продуктам продовольствия): 1. 1. 32 (в сравнении с среднегодовыми ценами 1928 г.) -- 699, а 1. 7. 32 -- 1 327; индекс промтоваров городских розничных цен потребкооперации в 32 г. составил соответственно: 1. 1. текущего года -- 108,5; 1. 7. -- 146,3.

Вследствие неудовлетворительного выполнения плана централизированных заготовок снабжение рабочих из квартала в квартал ухудшается. Невыполнение плана накоплений по обобществленному сектору, сокращение и замедление товарооборота привели к дефициту, который покрывался эмиссией. На 26. 7. 32 эмиссия достигла 1320 млн. руб., в том числе за июль 749 млн. рублей. Растущая инфляция заставляет сокращать в пожарном порядке капитальные затраты. В III квартале ассигнования сокращены на 700 млн. руб. или на 10%, а в IV квартале намечается сокращение еще на 1 млрд. рублей.

Вследствие неспособности нынешнего руководства выбраться из хозяйственно-политического тупика, в партии растет убеждение в необходимости смены партруководства.

Похмелье от "экономического октября"

Сталинская политика призовых скачек, проводившаяся с колоссальным бюрократическим упорством в течение последних 3-х лет, загнала советскую страну в тупик. Это стало теперь ясно не только той небольшой группе партийцев, которая даже под сталинской палкой еще не отвыкла марксистски мыслить, но и для тех партийных и советских чиновников, которые еще недавно являлись ревностными выразителями сталинской хозяйственной политики и режима. Результатом этой политики явилось производство громаднейших, прогрессивно растущих диспропорций во всех областях хозяйства и вообще во всей жизни страны. Уже некоторые хозяйственники поговаривают, -- между собой и, конечно, шопотом, -- что в течение последних лет бюрократическая палка превратила грандиозный по своему размаху и целям план строительства в расширенное воспроизводство диспропорций.

Если до сих пор эти нарастающие диспропорции являлись все более и более усиливающимся тормазом при осуществлении хозяйственных планов, то в настоящее время они достигли той степени развития, когда ставится под удар весь план социалистического строительства. Громадный недостаток продуктов, особенно продовольственных и сырьевых; сильное расстройство всего аппарата снабжения, -- товаров не хватает, а то, что имеется, отвратительно распределяется; дальнейшее сокращение посевной площади и проедание основного капитала в сельском хозяйстве; бюрократическая лихорадка и перетасовка вместо реальных и трезвых мер для устранения выявившихся прорывов и недостатков -- все это ложится тяжелым бременем на пролетариат, ослабляет его энергию и волю к напряженному социалистическому творчеству, а в малосознательных, особенно недавно вышедших из деревни прослойках его порождает политически опасные настроения.

* * *

Конечно, нет нужды подчеркивать, что основной диспропорцией, чрезвычайно обостряющей и усиливающей все остальные, является диспропорция между социалистической промышленностью и сельским хозяйством. А еще недавно для большинства сталинских чиновников проблема о взаимоотношениях между промышленностью и сельским хозяйством считалась уже разрешенной "гениальным" умом и железным кулаком Сталина.

Еще в начале 1931 года один довольно крупный советский чиновник заявил мне:

"Что ты там поешь "смычка", "смычка"! Эта в свое время важная для нас проблема -- уже в прошлом. Великим теоретическим умом и железной волей нашего вождя она уже разрешена по крайней мере на 80%. Мы уже коллективизировали почти половину крестьянских хозяйств. Подожди еще 1 1/2 -- 2 года, -- и все крестьянство в основном будет коллективизировано; кулачество, как класс, будет ликвидировано. Почти все 100% сельского хозяйства будут в социалистическом секторе. Социалистическая промышленность и социалистическое сельское хозяйство будут слиты в один более или менее гармоничный организм. Перед нами будут стоять тогда только вопросы организационный и технический: лучше организовать и насыщать техникой -- особенно земледельческую часть -- единого социалистического сектора. Где у тебя тогда останется вопрос о смычке, т. е. о правильном взаимоотношении социалистической промышленности с индивидуальным мелкобуржуазным сельским хозяйством?!"

Как видите, в бюрократической голове основной вопрос нашей революции разрешался очень просто: в 3 года ликвидировать кулачество, как класс, т. е. разорить его и загнать в тайгу, а огромную массу беднейшего и середняцкого крестьянства коллективизировать в тот же срок административно-бюрократическим способом. И проблема смычки уже разрешена: уже создано "единое более или менее гармоничное социалистическое хозяйство". Так еще недавно рассуждало -- если оно вообще рассуждало -- большинство сталинских чиновников и мелкого, и среднего, и крупного калибров.

Теперь этот, порожденный бюрократической тупостью "оптимизм" растаял, как весенний снег, -- особенно у мелкого и среднего чиновника. По истечении 3-х лет, предназначенных для осуществления в основном сталинского "экономического октября", -- так некоторые ретивые "теоретики" сталинизма окрестили политику "ликвидации кулачества, как класса, и сплошной коллективизации", -- эти заманчивые иллюзии, созданные бюрократическим тупоумием, разлетелись в пух и прах.

Правда, при помощи всевозможных мер экономического нажима, усиленных административной палкой, около 70% всех крестьянских хозяйств уже коллективизировано. Но эта мера, проведенная в порядке всесоюзного конкурса -- соревнования областных и краевых органов власти, дала пока чрезвычайно печальный результат.

Из огромной массы чисто административно коллективизированных хозяйств только 15 -- 20% можно считать более или менее организованными хозяйствами, т. е. хозяйствами, которые по своей производственной организации, технике и уровню производительности труда стоят хоть немного выше среднего уровня тех индивидуальных хозяйств, из которых они были образованы. Остальная масса находится в хаотическом и полухаотическом состоянии; производительность труда в этих хозяйствах ниже среднего уровня производительности труда индивидуального крестьянского хозяйства; мало того -- они постепенно съедают тот скромный инвентарь, который у них еще остался после коллективной лихорадки. В результате сокращение посевной площади и урожайности; как правило, они не сокращаются только в тех коллективах, которые обслуживаются технически и организационно хорошо поставленными машинно-тракторными станциями. Но эти станции пока являются мелкими оазисами в огромной, бюрократически перетасованной пустыне. В увлечении коллективизаторской перетасовкой было уничтожено 35 -- 40% скота. Еще недавно сталинский чиновник смотрел сравнительно легко на этот колоссальный накладной расход "экономического октября". Он и на этот случай создал успокаивающие его иллюзии.

Когда я спросил члена коллегии Союзного Наркомзема Х., -- человека не глупого и более или менее опытного в сельскохозяйственных вопросах, -- учитывает ли Коллегия Наркомзема неизбежные тяжелые последствия от огромной гибели скота в результате коллективизации под административной палкой, -- он мне ответил следующее:

"Конечно, Коллегию очень беспокоит этот вопрос; но в результате анализа мы пришли к успокоительным результатам. Наши вычисления показали, что в ближайший год тракторами мы, конечно, не сможем покрыть громадный урон в тягловой силе; мы не сможем также покрыть урон в молочном скоте купленным за границей племенным скотом. На это мы не имеем достаточно средств. Но все же, отрицательные явления, вызванные поспешной коллективизацией, нас мало волнуют. Наши вычисления показали, что коллективизированная крестьянская лошадка даст по крайней мере 30% увеличения коэфициента использования, по отношению к индивидуальному хозяйству, а коллективизированная крестьянская коровка -- при несомненно лучшем уходе, в коллективе -- даст не меньший прирост коэфициента молочности. Вот этот прирост коэфициента производительности в коллективе, стоящем по своей социально-технической структуре выше индивидуального крестьянского хозяйства, покрывает сполна урон от поспешной сплошной коллективизации. Этот момент вы, критики и сомневающиеся, забываете, и в этом -- ваш оппортунизм".

Такими иллюзиями успокаивала себя Коллегия Наркомзема. В основе этих иллюзий лежали: преступно легкомысленный подход к разрешению важнейших проблем сельского хозяйства и яковлевская статистика, стоящая по качеству не выше ларинской. Одну мелочь позабыли мудрецы из Наркомзема в этой успокоительной концепции; они позабыли, что этот коэфициент прироста превращается из статистической величины в реальную только при том условии, если крестьянская лошадка или коровка попадает в коллектив, действительно стоящий по своему производственно-организационному и техническому уровню выше крестьянского хозяйства, обеспечивающий эту скотину лучшими кормами, лучшим уходом и лучшей организацией использования. А этого нет в 80% коллективов, несмотря на вложенные в них колоссальные средства и огромнейшие усилия. Поэтому чудовищный урон в скоте, понесенный нашим сельским хозяйством в результате политики "поспешной сплошнойи" до сих пор ничем не покрыт. Он явился одним из сильнейших отрицательных факторов, обуславливающих сокращение посевной площади, организацию продовольственно-сырьевого рынка и, как следствие этого, -- значительное уменьшение предпосылок для проведения всего плана социалистического строительства.

* * *

-- Мужик подвел! -- в последнее время эта фраза часто срывается с уст вздыхающего чиновника. Этой фразой он стремится оправдать неудачу политики руководства. Колоссальные продовольственные затруднения, сокращение посевной площади и поголовья скота, падение урожайности, большая текучесть рабочей силы как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, проедание основных фондов в большинстве коллективов -- все эти явления вызваны не ложной политикой, а тем, что мужик не желает работать в социалистическом сектореи Мужик подвел руководство, он подвел партию.

Если бы мы из этого рассуждения сталинского чиновника делали вывод, что причиной бюрократического увлечения сплошной коллективизацией и ликвидацией кулачества, как класса, явилась переоценка крестьянина, как участника социалистического строительства, то это было бы неверно. Сталин и его чиновники скорее недооценивали, чем переоценивали крестьянина, особенно бедняка. Но они чудовищно переоценивали роль административных мероприятий в процессе реконструкции деревни. Бюрократ твердо верил во всемогущество административной палки, он верил, что при ее помощи можно не только отсечь или принудить к капитуляции оппозиционеров, но и сравнительно легко превратить "мужика" из мелкого буржуа в сознательного производителя в хозяйстве.

-- Мужик обычно не хочет идти в коллектив, он упирается; но мы его скрутим и заставим работать в коллективе! -- в этой часто повторяющейся фразе выражена вся узколобая мудрость сталинского чиновника.

Но "мужик" оказался упрямее и устойчивее Радека и Пятакова. Под угрозой палки он не "прозрел", не понял целесообразности коллективизации, а скорее был сбит с толку. Поэтому он потерял стимул к работе: он плохо сеет, еще хуже убирает; при первой возможности он "утекает" из колхоза.

Я не хочу сказать, что все коллективизированное крестьянство находится в таком положении. Нет, имеется здоровая прослойка -- 15 -- 20%, -- ведущая отчаянную борьбу за новые формы хозяйства.

За эту прослойку необходимо "уцепиться" в дальнейшей работе по реконструкции сельского хозяйства. Ее нужно снабжать необходимыми средствами и организаторскими силами, под нее необходимо подвести хорошую техническую базу. Укрепив эту здоровую прослойку и перестроив ряды и в партийной организации и на всем хозяйственном фронте, можно будет более твердым шагом идти дальше по пути реконструкции сельского хозяйства на плановых началах.

* * *

К сожалению, необходимо констатировать, что, несмотря на величайшие бедствия, угрожающие пролетарской стране, высшая сталинская бюрократия осталась верна себе. Последний пленум ЦК и новые исключения из партии (Зиновьева, Каменева и др.) показывают, что она решила идти дальше наобум. Пленум подтвердил абсолютную правильность линии руководства. Причину провалов, при выполнении хозяйственных планов, расстройства товарно-денежного оборота и все нарастающих колоссальных затруднений он усмотрел в плохом исполнении директив и планов. Виноваты исполнители, местные работники, а не руководство и неправильная линия. О необходимости изменения режима, при котором и здоровая идея, правильная директива при осуществлении принимают чудовищно искаженные формы, при котором окончательно задушена партийная мысль, -- ни слова.

Ответом на растущее недовольство партийных низов и "середняцкой" прослойки аппарата являются новые исключения из партии, новые аресты и высылки большевикови

Естественно, что при таком глубоком кризисном положении в партии и стране особенно огромное значение приобретает роль оппозиционеров-ленинцев, вовремя сигнализирующих опасность и указывающих на единственно правильный путь выхода из тупика.

"Диктатура демократии"

Спрашивается: чем "диктатура демократии" отличается от "демократической диктатуры"? Тема для диссертации молодого ученого по кафедре сталиноведения.

Письмо из Москвы

и В колхозах развивается процесс распада. Крестьяне бегут в города, на работы; в колхозах же не хватает рабочих рук. Голод принимает самые острые формы, особенно тяжело на Украине: были случаи падения людей на улице от истощения; широко распространены цынготные и другие заболевания.

В распределителях почти ничего нет; исключение лишь -- распределители для самого узкого круга. Воровство и злоупотребления развились до небывалых размеров. Деньги потеряли всякую ценность. При поступлении на службу никто не интересуется жалованьем. Первый вопрос: "Распределитель есть? -- Какой?" В моем привиллегированном распределителе мяса давно не дают, несмотря на все нормы, а тут же продают его по 10 руб. за фунти

Вся работа идет под знаком диспропорций. В очень тяжелом положении находится машиностроительная промышленность: не хватает черных металлов, "не с чем" работать. Все хозяйство дезорганизовано в высшей степени. Строющиеся заводы замораживаются. Строятся верфи на 15 ф. глубины, а "оказывается", что воды всего 10 ф.

Один из крупных сановников -- в прошлом сталинец -- выразился: "Нужна была гениальность Сталина, чтоб в три года довести Союз до такого положения". Не буду повторять рассказов о дискредитации Сталина, вызванных -- в числе всего прочего -- и его "перманентным" молчанием. От ответов на вопросы о причинах молчания Сталина докладчики уклоняются, что еще более усиливает общее недоумение. Впрочем, пришлось слышать и такой ответ: "А почему должен выступать т. Сталин? Генеральная линия побеждает, мы движемся к социализму, все вопросы ясны -- о чем еще говорить?"(!!)и

и Общее недовольство перекинулось и на аппарат. От иллюзий, связанных с личностью Генсека и его политикой, кажется, не остается и следа. Безответственность узкой верхушки, ее террор над партийным и советским аппаратом, дерганья и окрики, что "исполнители никуда не годятся", только укрепляет недовольство самого аппарата. Своей спиной он расплачивается за вчерашние директивы Центра. В аппарате пассивное брожение. Спрашивают друг друга, что делать, а делать что-либо боятся. Один из более смелых аппаратчиков заговорил с нашим товарищем. "Да вы же сами создали это положение, теперь расхлебывайте", -- говорит ему товарищ. -- Аппаратчик отвечает: "Не хочу в ссылку идти". -- "Ну, так поступайте как знаете".

иВ партии отсутствует какая бы то ни было информация о том, что думает ЦК, как он оценивает положение. Раньше когда-то -- под напором левой оппозиции -- читали в узком активе "Красные книжки" (стенограммы Пленумов ЦК). Теперь это только далекое воспоминание. Партия в буквальном смысле слова, питается одними слухами, часто самыми чудовищными.

Правые. Пленум ЦК.

За последние месяцы правые очень активизировались. Именно их "середняцкий" состав (вожди держались в стороне). Правые выпустили анонимный Манифест-декларацию, огромный документ, на 165 страницах пишущей машинки. Характеризуя общее хозяйственно-политическое положение, как катастрофическое, манифест требует решительного отступления: резкого сокращения капиталовложений, хлебозаготовок, полной ликвидации колхозов; смены обанкротившегося руководства и т. д. В документе есть также легкая полемика с Бухариным.

С текстом своего Манифеста правые ознакомили очень многих, в том числе и Зиновьева с Каменевым, которые, якобы, высказали свои соображения. Документ был широко пущен по руками Отвратительно, говорят, держался на допросах Угланов. Плакал, бил себя в грудь, словом распинался в покаяниях. Из исключенных все, кроме Зиновьева, Каменева, Угланова, Стэна и еще кого-то (Рютин давно уже в ссылке), арестованы. Зиновьева и Каменева, вероятно, скоро вышлют.

Характерно, что на Пленуме ЦК вопрос о правых даже не обсуждался (все было проделано за кулисами), была только заслушана информация Президиума ЦКК. Рыкова спросили об его отношении к группе правых. Он ответил, если бы я знал о существовании группы, -- в ЦКК не сообщал бы, а немедленно сообщил бы прямо в ГПУи Бухарина на Пленуме не было.

В остальном Пленум прошел серо, делячески и мимо жизни, да никто в партии от него ничего и не ждал. Лейтмотивом Пленума было обычное: генеральная линия правильна -- в громадных же трудностях и ошибках виноваты исполнители. Сталин на Пленуме не выступал, хотя и присутствовал: он ограничился выкриками с места. Сообщают, что небольшая перепалка была на Пленуме только с несколькими украинцами. Положение на Украине настолько ухудшилось, что это, видимо, отразилось даже на Коссиоре и компаниии

Выход из хозяйственно-политического тупика Сталин ищет на путяхи аппаратных перебросок. Сообщают, что предполагается произвести разгром на Украине; на место Коссиора намечается Андреев (Наркомпуть), Сокольникова метят в Наркомвнешторги (что, может быть, знаменательно -- Сокольников ведь старый противник монополии внешней торговли), по другим сведениям -- в Госбанк. Из ГПУ сняли Окулова (первого заместителя Меньжинского) и назначили в Донбасс и одним из Секретарей ЦК Украины. Снятие только недавно назначенного в ГПУ Окулова расценивается так: Окулов оказался слишком честным. Заместителем Меньжинского, видимо, будет Ягода. На место Андреева (НКПС) намечается раскаявшийся Рыков. Ряд других капитулянтов также представлен к повышению, конечно, только по советской линии.

О XII Пленуме ИККИ

и В первой половине сентября, как вы знаете, состоялся Пленум ИККИ. Созыв его -- по инициативе Сталина -- тянули и оттягивали очень долго. Некоторые делегаты (в частности поляки во главе с Ленским) потребовали доклада и обсуждения положения в Германии, не без основания придавая этому вопросу огромное значение. Выступление Ленского было встречено общим одобрением ("молодец, что решился" и т. п.), но на другой день он был вызван в Секретариат ИККИ, где получил основательную "отповедь".

Доклад Тельмана произвел на присутствующих самое что ни на есть угнетающее впечатление. Рассказывают, что на жалобу польской делегации по поводу доклада Тельмана и личности самого докладчика на личном приеме у Сталина, этот последний ответил: Тельмана выдвинул Зиновьев в пору, когда он стоял во главе Коминтерна. Нам же Тельман достался лишь в наследство от Зиновьева. Мы ничего сделать не можем. Этой "формулой" Сталин пытается снять с себя всякую ответственность за Тельмана, сводя вопрос о руководстве немецким пролетариатом к частному делу между ним и Зиновьевыми

Из Москвы сообщают, что подавляющему большинству ссыльных большевиков-ленинцев продолжены сроки ссылки. Христиан Георгиевич Раковский после почти пяти лет астраханской и сибирской ссылки приговорен еще к двум годам ссылки. К дополнительному двухлетнему сроку заключения в Томском изоляторе приговорен Лев Семенович Сосновский.

Письмо ссыльного рабочего-оппозиционера

иМы здесь переживаем сильные и жестокие репрессии. Все силы, все внимание аппарата брошены на нас. И действительно, единственная политическая сила, противостоящая бюрократическому руководству, -- это большевики-ленинцы. В ссылку и в изоляторы все прибывают новые товарищи. Две трети заключенных в изоляторах товарищей получили дополнительно два года. То же самое в ссылке: дополнительные два года с переброской в гибельные места. Большинство ссыльных оппозиционеров непрерывно перебрасывается с места на место; редко кому удается продержаться на одном месте больше 6-8 недель. По существу вся ссылка находится в постоянном движении. Льву Семеновичу Сосновскому дали еще два года изоляции (в Томском изоляторе).

иНа местах идет активизация наших рядов. Хотя мы на воле и пережили большие провалы и разгромы, но растем и мобилизуем рабочих. Настроение бодрое и уверенное, -- начался прилив. Рабочая часть бывших капитулянтов, обманутая "левыми" лозунгами официального руководства, идет обратно в ссылку и изоляторы. За последнее время для нас широко открылись концентрационные лагери. Общее настроение трудящихся весьма пессимистическое. Недовольство рабочих выливается уже в стачках, на первых порах стихийных (напр. на Урале).

Материальное положение рабочих все ухудшается; средний заработок колеблется от 60 до 100 рублей. Это тогда, когда цены на товары широкого потребления чудовищно растут; после разгрома частного рынка особенная нужда в предметах питания. Кооперация, колхозные базары ведут широкую и организованную спекуляцию: монополизировав цены, они ежедневно повышают их. На базарах -- в наших краях -- мука 16 клгр. -- 60-80 руб.; 400 грамм масла -- 10 руб., десяток яиц -- 5-7 рублей; литр молока -- 2-3 руб. и т. д. Все это кооперацией, конечно, не дается, и население достает, что может, полулегальным путем, из-под полы. На жалобы рабочих на плохое снабжение аппарат отвечает обвинениями в контр-революции, в "троцкизме" и ссылкой. Таких "протестантов" за последнее время много появилось в ссылке. Мы их называем "дикими", ибо ссылаются они не за какие-либо политически-принципиальные убеждения, а просто за недовольство.

иВ Союзе создалось такое положение, что все классы недовольны: рабочие, колхозники, единоличное крестьянство и т. д.

Идет большая работа по приближению и "завоеванию" интеллигенции вообще, технической интеллигенции в частности. Ее превращают в высшую, привиллегированную категорию, стоящую над рабочим и колхозником и приближающуюся к партсовбюрократии. Все это идет под лозунгом "долой уравниловку". Борьба против "уравниловки" выражается в основном в борьбе против политических и экономических завоеваний пролетариата, который уже официально отодвигается на задний план. Все политические и экономические мероприятия проводятся исключительно административным порядком сверху вниз под контролем лишь органов ГПУ.

Из письма старого партийца

Посылаю вам горячий привет от многих друзей, все они бодры и полны надежд на победу линии левой оппозиции.

и Пролетариат за последние годы, как и прежде, проявлял массу самоотвержения и героизма. Но тяжелое продовольственное положение, чрезвычайно скверные жилищные условия и беспрерывное невыносимое бюрократическое дерганье его сильно измотали; даже в передовых ударных отрядах пролетариата чувствуется глубокая усталость. Усталость резко проявляется и в партийных массах. Эта усталость масс, а также огромнейшие неудачи при осуществлении сталинских экспериментов, особенно в области сплошной коллективизации и "уничтожения кулачества, как класса", создали упадочные настроения в партийной и советской бюрократии. Люди, которые еще недавно верили в "гениальность" Сталина, теперь в нем совершенно разочарованы. Все чаще и чаще слышны вздохи: "Да, нет у нас Ленина, нет настоящего ленинского руководства". Но этот разочаровавшийся бюрократ способен пока только на вздохи, и только у себя -- за закрытой дверью.

Глубокий кризис переживают некоторые старики, которые не играют роли в аппарате. Они недовольны политикой Сталина, их сильно гнетет бюрократизм и их положение полного отрыва от масс (бюрократический аппарат об этом позаботился); они вздыхают и ворчат -- но тоже только с глазу на глаз. Почти никто из них не пишет. Невыносимо сознание того, что в каждой строчке "красные профессора" будут искать уклон, левый и правый загиб и перегиби

Но под покровом бюрократической окостенелости, в атмосфере усталости и общего упадка настроений можно нащупать передовую прослойку пролетариата (партийного и беспартийного), в которой живет дух оппозиции. Она проявляет героическую самоотверженность, идя в передовых отрядах ударников, поднимая настроение усталых масс для великой стройки социализма. Но она в то же время все более и более открыто выступает против бюрократического дерганья и самодурства, против политики самообольщения, самообмана и обмана трудящихся масс. Она ищет путь из тупика. Этот путь -- путь ленинской оппозиции.

Сентябрьский пленум ИККИ

Беглые примечания на полях.

1. Доклад о революционной стратегии читал Куусинен. Его роль в финляндской революции 1918 года делает его, как нельзя более, пригодным, в качестве стратега международного пролетариата.

2. Основные тезисы несколько раз констатируют: "Относительная стабилизация капитализма закончилась". В 1932 году? Но уже VI-й съезд Коминтерна говорил о конце стабилизации. X-ый пленум ИККИ провозгласил "третий период", т. е. период, непосредственно ведущий к восстанию пролетариата. Сейчас нам сообщают -- без коментариев, -- что стабилизация капитализма снова закончилась. В который раз?

3. О Китае говорится: "На значительной части территории победила советская революция". Революция может быть буржуазной или пролетарской. Какую из них надо понимать в данном случае? Почему Коминтерн прикрывает классовое содержание революции советской формой?

4. "Новая мировая империалистская война стала непосредственной опасностью". Уже VI-ой конгресс объявил войну непосредственной опасностью. Через 4 с лишним года ИККИ повторяет ту же формулу. Сейчас она, во всяком случае, ближе к реальности, чем в 1928 году. Но что на языке Коминтерна собственно значит "непосредственный"?

5. Коммунистическим партиям вменяется в обязанность противопоставить "реальную борьбу против подготовки войны абстрактным и лицемерно-пацифистским декларациям социал-демократии". Это правильно. Но как быть с не менее абстрактными и лицемерными декларациями амстердамского конгресса? Удивительное дело: об амстердамском маскараде в резолюции ни слова. Неужели уже приходится стыдиться своего детища?

6. Тезисы снова дают ученые определения разных видов фашизма. Оказывается: "Социал-фашисты предпочитают умеренное и "легальное" применение буржуазного насилияи; они защищают "демократический" фасад и стремятся сохранить как можно больше парламентских форми" Теперь мы все поняли. Квадрат есть такой треугольник, четыре стороны которого сходятся под прямыми углами.

7. О Франции сообщается, что, хотя компартия и революционные синдикаты ослабели, зато там развивается сильное революционное движение против войны. Но движение против войны, при ослаблении пролетарского авангарда, становится по необходимости мелко-буржуазным движением и идет на пользу реформистскому пацифизму.

8. Германской компартии рекомендуется усилить борьбу "против национализма и шовинизма за пролетарский интернационализм". Это правильно. Но как быть с программой "национального освобождения"?

9. Польской компартии вменяется в обязанность "разрушить влияние польской социалистической партии на массы", и "преодолеть свою слабость в больших предприятиях, среди железнодорожников и в армии". Совет, как нельзя более, прост: разгромить врагов и стать всемогущим. Куусинен забыл только указать, как это сделать.

10. В Испании рекомендуется стремиться к "диктатуре пролетариата и крестьянства, в форме советов". Чем этот режим будет отличаться от диктатуры пролетариата, нам, по обыкновению, не объясняют.

11. Единый фронт рекомендуется в Англии, как, впрочем, и во всех других странах, проводить только снизу. Другими словами, пленум ИККИ еще раз санкционировал отказ от политики единого фронта.

12. В Манчжурии предлагается на основе партизанской войны создать "выборное народное правительство". Демократический лозунг? Почему он дан так бесформенно? Почему только для Манчжурии? Почему он не пригоден для Китая в целом?

13. Индусская компартия обязывается "освободить массы от влияния национального конгресса". А в это самое время ИККИ, через амстердамский конгресс, братается с Пателем и искусственно повышает авторитет индусского национального конгресса.

14. В организационной области пленум рекомендует "решительно ликвидировать чрезмерный централизм, систему голого командования" и пр. Этот совет неплохо звучит в устах ИККИ, который вот уж пятый год не созывает международного конгресса и узурпаторски командует от имени Интернационала.

15. "ИККИ настаивает (!) на том, чтобы организации коммунистической молодежи превратились в подлинные организации масс". Прекрасный совет! Но почему же организации молодежи прозябают и чахнут, несмотря на все советы Куусинена? Именно потому, что они еще не освободились от его советов.

16. В заключение тезисы рекомендуют всем и каждому бороться за чистоту доктрины на основании "письма Сталина". Бедная чистота, бедная доктрина, бедный Коминтерн!

17. О советах в тезисах говорится лишь вскользь, по поводу Китая и Испании. В отношении остальных стран, несмотря на устанавливаемую тезисами революционную перспективу, советы совершенно не упомянуты; в частности, перед немецким пролетариатом лозунг советов не поставлен. Объяснение найти не трудно. Создать действительные пролетарские советы в Германии, как и в большинстве передовых стран, нельзя иначе, как на основе широкой и смелой политики единого фронта. Ультиматизм и лозунг советов непримиримы. Отказываясь от политики единого фронта, сталинцы отказываются от советов.

Испанские корниловцы и испанские сталинцы

"Правда" по-прежнему молчит о Германии. Зато 9 сентября она дала статью об Испании. Статья в высшей степени поучительна. На испанскую революцию, она бросает, правда, лишь косвенный свет. Но зато она очень ярко освещает политические конвульсии сталинской бюрократии.

Статья гласит: "После разгрома январской всеобщей стачки, троцкисты (дальше следуют ритуальные ругательства. Л. Т.) стали твердить, что революция разбита, что наступил период упадка". Верно ли это? Если были в Испании такие горе-революционеры, которые в январе этого года собирались хоронить революцию, то с левой оппозицией они не имели и не могли иметь ничего общего. Признать революционный период исчерпанным революционер может лишь тогда, когда объективные признаки не оставляют больше места никаким сомнениям. Делать же пессимистические прогнозы на основании собственных упадочных настроений могут только жалкие импрессионисты, а не большевики-ленинцы.

В брошюре "Испанская революция и угрожающие ей опасности" мы подвергли рассмотрению вопрос о линии развития испанской революции и об ее возможных темпах. Русская революция 1917 года в течение 8 месяцев дошла до кульминации. Но этот срок вовсе не обязателен для испанской революции. Великая французская революция передала власть якобинцам лишь на четвертом году. Одной из причин медленного развития французской революции являлось то обстоятельство, что сама якобинская партия лишь формировалась в огне событий. Это условие имеется и в Испании: к моменту республиканского переворота коммунистическая партия находилась в пеленках. Как по этой причине, так и по ряду других соображений мы считали вероятным, что испанская революция будет развиваться медленно, через ряд этапов, в том числе и парламентарных.

Мы напоминали в то же время, что орбита революции состоит из частных подъемов и спусков. Искусство руководства состоит, между прочим, в том, чтоб не скомандовать наступления во время спуска волны и не упустить подъема. Для этого необходимо, прежде всего, частные, "конъюнктурные" колебания революции не отождествлять с ее основной орбитой.

После разгрома январской всеобщей стачки несомненно наступило в Испании частное снижение революции. Игнорировать отлив могут только болтуны и авантюристы. Но по поводу частного снижения говорить о ликвидации революции могут только трусы и дезертиры. Революционер уходит последним с поля сражения. Кто хоронит живую революцию, сам заслуживает расстрела.

Из временного снижения и застоя испанскую революцию выбил удар контр-революции. Такие драматические переломы наблюдались в развитии каждой революции. После поражения в одной из больших битв массы отступают и затихают. Недостаточно закаленное руководство склонно бывает нередко переоценить размеры поражения. Все вместе придает духу крайнему лагерю контр-революции. Такова политическая механика монархической попытки генерала Санхурхо. Но как-раз выход на арену злейших врагов народа пробуждает массы, точно ударом бича. Нередко при этом революционное руководство оказывается застигнутым врасплох.

"Быстрота и легкость ликвидации генеральского мятежа, -- пишет "Правда", -- свидетельствуют, что силы революции не сломлены. Революционный подъем получил в событиях 10 августа новый толчок". Это совершенно правильно; можно даже сказать, что это единственное правильное место во всей статье.

Была ли официальная испанская компартия застигнута событиями врасплох? Приходится ответить утвердительно, опираясь исключительно на свидетельство "Правды". Статья озаглавлена: "Рабочие побеждают генералов". Несомненно, без революционного выступления рабочих против монархического переворота в ссылку пришлось бы отправляться не Санхурхо, а Замора. Другими словами: ценою своего героизма и своей крови рабочие помогли республиканской буржуазии удержать в своих руках власть. Притворяясь, будто она не видит этого факта, "Правда" пишет: "Компартия стремится вести свою борьбуи против переворотов справа так, чтобы не оказывать и тени поддержки нынешнему контр-революционному правительству". К чему компартия стремится, вопрос особый. Сейчас речь идет о результате ее стремлений. Монархическое крыло собственников пыталось свалить республиканское крыло, несмотря на то (благодаря тому), что республиканцы больше всего опасались ссориться с монархистами. Но на сцену выступает пролетариат. "Рабочие побеждают генералов". Монархисты идут в ссылку, буржуазные республиканцы остаются у власти. Как же можно, ввиду таких фактов, утверждать, что компартия не оказала "и тени поддержки нынешнему контр-революционному правительству"?

Вытекает ли из сказанного, что компартия должна была умыть руки пред лицом конфликта между монархистами и буржуазными республиканцами? Такая политика была бы самоубийством: мы видели это на опыте болгарских центристов в 1923 году. Но выступая с решительной борьбой против монархистов, испанские рабочие могли бы не оказать временной помощи своим врагам, буржуазным республиканцам, только в одном случае: еслиб они сами были достаточно сильны, чтобы захватить власть. Русские большевики в августе 1917 г. были несравненно сильнее, чем испанские коммунисты в августе 1932 года. Но и у большевиков не было возможности овладеть властью непосредственно в борьбе против Корнилова. Благодаря победе рабочих над корниловцами, правительство Керенского просуществовало еще два месяца. Напомним снова, что команды большевистских матросов охраняли даже Зимний дворец Керенского от корниловцев.

Испанский пролетариат оказался достаточно сильным, чтобы сокрушить мятеж генералов, но слишком слабым, чтобы захватить власть. В этих условиях героическая борьба рабочих не могла не укрепить, по крайней мере, временно, республиканское правительство. Отрицать это способны только пустоголовые субъекты, которые анализ событий заменяют штампованными фразами.

Несчастье сталинской бюрократии в том, что она -- в Испании, как и в Германии -- не видит реальных противоречий во вражеском лагере, т. е. не видит живых классов и их борьбы. "Фашисту" Примо-де-Ривера пришел на смену "фашист" Замора в союзе с "социал-фашистами". Ввиду такой теории немудрено, если вызванный напором масс конфликт между монархистами и республиканцами застиг сталинцев врасплох. Повинуясь правильному инстинкту, массы бросились в борьбу, увлекая за собой коммунистов. А после победы рабочих над генералами "Правда" стала собирать черепки своей теории, чтобы снова склеить их, как еслиб ничего не случилось. В этом и состоит смысл глупенького хвастовства насчет того, будто бы компартия не допускает и "тени поддержки" буржуазному правительству.

На самом деле компартия не только оказала правительству объективную поддержку, но, как видно из той же статьи, не сумела и субъективно отмежеваться от него. На этот счет читаем: "Не во всех звеньях партии, не во всех провинциальных организациях удалось в достаточной степени выявить лицо компартии и противопоставить ее маневрирующим социал-фашистам и республиканцам, показав, что партия борется не только против монархистов, но и против "республиканского" правительства, покрывающего монархистов".

Из всей литературы сталинцев достаточно хорошо известно, что означают в подобных случаях слова "не во всех звеньях", "не во всех организациях" и пр.: это обычное прикрытие трусости мысли. Когда Сталин 15 февраля 1928 года впервые признал, что кулак не есть выдумка левой оппозиции, он писал в "Правде: "в некоторых районах", "в некоторых губерниях"и обнаружился кулак. Так как ошибки исходят только от исполнителей, то они неминуемо обнаруживаются "в некоторых местах". Партия изображается при этом, как простая сумма провинциальных групп.

На самом деле приведенная только что цитата, если ее очистить от канцелярского крючкотворства, означает: в борьбе с монархистами компартия не сумела "выявить лицо". Она не сумела противопоставить себя социал-фашистам и республиканцам. Другими словами, партия не только оказала временную военную поддержку правительству буржуазных республиканцев и социал-демократов, но и не сумела политически усилиться за их счет в процессе борьбы.

Слабость испанской компартии, как результат всей политики эпигонского Коминтерна, не позволяла пролетариату 10 августа 1932 года протянуть руку к власти. В то же время партия обязана была принять и приняла участие в борьбе, как левый фланг временного общего фронта, на правом фланге которого оказались буржуазные республиканцы. Правящая коалиция ни на минуту не забывала выявлять свое "лицо", тормозя борьбу, взнуздывая массы и немедленно от победы над генералами перейдя к борьбе с коммунистами. Что касается испанских сталинцев, то они, по свидетельству русских сталинцев, не сумели показать, что "партия борется не только против монархистов, но и против "республиканского" правительства.

Здесь гвоздь вопроса. Накануне событий партия мазала всех врагов и противников одной и той же голландской сажей. А в момент острой борьбы она сама окрасилась краской противников, растворившись временно в республиканско-социал-демократическом фронте. Удивляться этому способен лишь тот, кто не понял до сих пор политической природы бюрократического центризма. В теории (если позволено вообще употребить здесь это слово) он страхует себя от оппортунистических искушений тем, что отказывается вообще от классовых и политических различений: Хувер, Папен, Вандервельде, Ганди, Раковский -- все это "контр-революционеры", "фашисты", "агенты империализма". Но каждый резкий поворот событий, каждая новая опасность практически заставляет сталинцев в борьбе с одними врагами становиться на колени перед другими "контр-революционерами" и "фашистами".

Перед опасностью войны сталинцы голосуют в Амстердаме за дипломатическую, лицемерную и вероломную резолюцию генерала Шанаиха, французских франк-массонов и индусского буржуа Пателя, для которого Ганди -- недосягаемый идеал. В германском рейхстаге коммунисты внезапно изъявляют готовность голосовать за социал-фашистского президента, чтоб не допустить национал-фашистского президента, т. е. полностью становятся на почву теории "меньшего зла". В Испании сталинцы в минуту опасности оказываются неспособны противопоставить себя буржуазным республиканцам. Не ясно ли, что мы имеем тут дело не со случайными ошибками, не с отдельными "звеньями", а с органическим пороком бюрократического центризма?

Вторжение рабочих масс в конфликт двух эксплоататорских лагерей дало испанской революции серьезный толчок вперед. Правительство Асания увидело себя вынужденным провозгласить конфискацию земель испанских грандов -- мера, от которой оно несколькими неделями ранее было дальше, чем от млечного пути. Если бы компартия различала реальные классы и их политические группировки; еслиб она предвидела действительный ход развития; еслиб она критиковала и разоблачала противников за их действительные грехи и преступления, то массы в новой аграрной реформе правительства Асания увидели бы результат политики компартии и сказали бы себе: надо идти под ее руководством вперед и смелее!

Еслиб германская компартия стала уверенно и решительно на путь единого фронта, который навязывается ей всей обстановкой, и критиковала бы социал-демократию не за ее фашизм, а за ее слабость, шатания и вероломство в борьбе с бонапартизмом и фашизмом, то массы учились бы и из совместной борьбы и из критики, -- и все более решительно шли бы за компартией.

При нынешней же политике Коминтерна массы на каждом новом повороте событий убеждаются, что не только классовые враги и противники делают не то, что предсказывали коммунисты, но и сама компартия всерьезную минуту отрекается от всего того, чему учила. Поэтому доверие к компартии не укрепляется. И поэтому возникает, в частности, опасность, что половинчатая аграрная реформа Асания политически пойдет на пользу буржуазии, а не пролетариату.

При особо благоприятных, исключительно счастливых условиях рабочий класс может победить и при плохом руководстве. Но особо благоприятные условия случаются редко. Пролетариат должен учиться побеждать и при менее благоприятных условиях. Между тем руководство сталинской бюрократии, как свидетельствует опыт всех стран и как подтверждает опыт каждого нового месяца, препятствует коммунизму использовать даже и благоприятную обстановку, укреплять свои ряды и активно маневрировать, правильно разбираясь в группировке вражеских, полувражеских и союзных сил. Другими словами, сталинская бюрократия стала важнейшим внутренним препятствием на пути к победе пролетарской революции.

Миль в качестве "боевого" сталинца

Левая оппозиция в организационном отношении поставлена в исключительно трудные условия: под такими преследованиями не работала в прошлом ни одна революционная партия. Помимо репрессий капиталистической полиции всех стран, оппозиция состоит под ударами сталинской бюрократии, которая не останавливается ни перед чем. Мы повторяем: ни перед чем.

Труднее всего приходится, конечно, русской секции. Всем памятно, что Блюмкин, пытавшийся установить связь Троцкого с единомышленниками в СССР, был расстрелян. Найти за границей русского большевика-ленинца, хотя бы и для чисто технических функций, представляет совершенно исключительные трудности.

Этим, и только этим, объясняется тот факт, что Миль мог попасть на некоторое время в Административный Секретариат левой оппозиции: необходимо было лицо, знающее русский язык и способное выполнять секретарские обязанности. Миль был в свое время членом официальной партии и в этом смысле мог претендовать на известное личное доверие.

Его работа в Секретариате очень скоро обнаружила, однако, его полную деловую несостоятельность, не говоря уже об отсутствии какого бы то ни было политического воспитания. В последнем отношении Миль является, впрочем, типичным представителем больших и маленьких чиновников сталинской формации.

К этому вскоре присоединились отрицательные черты личного, вернее, морального характера. Попав, за отсутствием выбора, на ответственную, хотя, по существу, чисто техническую работу, Миль почувствовал себя чем-то вроде "руководителя". По отношению к ряду французских товарищей, которые десятью головами выше его, он стал проявлять совершенно нелепые претензии. Из-за маски обиженного сталинца, выдававшего себя за "оппозиционера", показалось лицо маленького мелкого буржуа из глухого местечка старой царской России. Миль очень быстро стал в оппозицию к парижским товарищам которые, по его мнению, относились к нему недостаточно почтительно и -- надо сказать и это -- недостаточно "заботились" будто бы о его благополучии. Этих обид для маленького мелкого буржуа оказалось достаточно, чтобы попытаться вступить в блок с Росмером и др., против которых он буквально накануне вел жестокую "принципиальную" борьбу. Недостойный политический поворот, вызванный чисто личными мотивами, привел к тому, что Миль был устранен из Административного Секретариата. Секции, прежде всего русская, исправили сделанную ошибку, в значительной степени навязанную им, как уже сказано, трудными внешними обстоятельствами. В течение последних девяти месяцев Миль стоял совершенно вне рядов левой оппозиции.

Но на этом его карьера отнюдь не закончилась. Как обида за недостаточные заботы толкнула его к Росмеру, совершенно так же удаление его из Секретариата толкнуло его на путь переговоров со сталинцами: он возбудил официальное ходатайство о должности в Харькове, где проживают его родственники.

В процессе столь заманчивых переговоров Миль предлагал свои услуги левой оппозиции, уже, очевидно, в порядке своей новой политической миссии. Сейчас Миль собирается "разоблачать" оппозицию: в этом собственно и будет состоять его должность в Харькове или в Москве.

Опасаться, что маленький мелкий буржуа, удаленный из среды большевиков-ленинцев невежливым щелчком может сыграть какую бы то ни было роль в борьбе с левой оппозицией, никак не приходится. Правда нам не опасна. А по части лжи сталинцы и до Миля побили все и всякие рекорды.

В одном отношении можно сказать, положение входит в норму: обиженный чем-то на сталинцев сталинец, временно затесавшийся в оппозицию и изгнанный из ее рядов, возвращается к своим. Там он будет вполне на месте!

Почтовый ящик

Читателям. Статьи, посвященные международным вопросам, и хронику международной левой редакция вынуждена, за недостатком места, отложить до следующего номера.

Получено: от А. -- 40 мар.; от S. S. -- 25 м.; от W. -- 50 мар.

Бюллетень Оппозиции

(Большевиков-ленинцев) № 31

Содержание

15 лет!

Советское хозяйство в опасности!

Перед второй пятилеткой

Искусство планирования

Предварительные итоги первой пятилетки

Количество и качество

Капитальные строительства

Внутренние диспропорции и мировой рынок

Положение рабочих

Сельское хозяйство

Проблема смычки

Условия и методы планового хозяйства

Удушение НЭПа, денежная инфляция и ликвидация советской демократии

Кризис советского хозяйства

Советское хозяйство в опасности

Вторая пятилетка

Год капитального ремонта

Сталинцы принимают меры

К исключению Зиновьева, Каменева и др.

* * *

* * *

Из СССР

Хозяйственное положение Советского Союза

Похмелье от "экономического октября"

* * *

* * *

* * *

"Диктатура демократии"

Письмо из Москвы

Правые. Пленум ЦК.

О XII Пленуме ИККИ

Письмо ссыльного рабочего-оппозиционера

Из письма старого партийца

Сентябрьский пленум ИККИ

Беглые примечания на полях.

Испанские корниловцы и испанские сталинцы

Миль в качестве "боевого" сталинца

Почтовый ящик