Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 74
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
| № 74 | 11-й год изд. - Февраль 1939 г. | № 74 |
|
|
Содержание
К годовщине смерти Л. Седова. Испанская трагедия. Л. Троцкий: Ленин и империалистская война. Л. Троцкий: Час решения близится. К положению во Франции. За Гриншпана - против фашистских погромщиков и сталинских негодяев. Экс-радикальная интеллигенция и мировая реакция. Сталин, Скоблин и Ко. Ответ Л. Д. Троцкого на вопросы представителя "Daily News". Л. Троцкий: Из интервью с представителями южно-американской прессы. Л. Троцкий: За свободу искусства. Расправа Гитлера с нашими товарищами. К смерти Л. Седова. (Письмо шанхайских товарищей). Почтовый ящик. |
|
Лев
Седов
|
|
24.II.1906
16.II.1938 |
К годовщине смерти Л. Седова
Год тому назад -- в день двадцатилетия Красной армии -- мы проводили в могилу Льва Седова. Вдалеке от страны Советов хоронили друга, сына и соратника создателя Красной армии, лишенного даже возможности сказать ему свое последнее прости. Не потому ли среди провожающих были не только друзья и товарищи, но и люди, которые пришли на кладбище, не желая мириться с "торжествующей" историей?
Ни рано оборвавшаяся политическая деятельность, ни литературное наследство Седова не дают представления о нем, живом, деятельном и активном. Он был одним из лучших представителей той молодой смены, которая завтра будет продолжать дело предыдущих поколений русских революционеров. Это был подлинный большевик, в лучшем смысле этого слова, и радостно блестели его глаза, когда ему говорили, что он настоящий большевик. Для него не было высшей похвалы. Не опоганенный Сталиным и московскими процессами большевизм, а большевизм героический, все, что в нем было хорошего -- честность, стойкость, преданность идеям, энергия, напористость и скромность -- вот что было характерно для Седова.
И не удивительно. Ведь русская революция была решающим фактором, содействовавшим сформированию его характера. Она была самым большим переживанием его детства и юности, она стала неотъемлемой частью его существа, и всю свою жизнь -- увы столь короткую -- он сохранил верность заветам Октября.
Со всей обостренностью своего цельного и юного восприятия он наблюдал сначала героический период революции, а потому те процессы перерождения, которые начались в быту. С ними он мириться не мог и, примкнув к левой оппозиции, объявил им беспощадную войну. Этой борьбе он отдался весь, без остатка, скоро проявив себя превосходным агитатором и организатором и совершенно незаменимым "спецом" по конспиративным делам.
Но работа его в Москве продолжалась недолго. Он был в числе первых исключенных из партии и должен был вскоре отправиться вместе с Л. Д. Троцким в ссылку. А там -- высылка заграницу: Принкипо-Берлин-Париж.
Работа заграницей с самого начала приняла иной характер. Руководитель международного секретариата, один из организаторов IV Интернационала, член Генерального Совета его и руководитель русской секции -- он сразу же становится в центре международной жизни авангарда революционного пролетариата. Встречи с ним искали все -- и революционеры разных стран, и приезжие из СССР, которые ведь никому, кроме него, не могли оказать полного доверия, и те, которые рвут со Сталиным. С его мнением и советами всегда очень считались, так как он, несмотря на свою молодость был вполне сложившимся, зрелым человеком и опытным политиком.
Рабочее движение было для него всем. Он часто говорил, что не может себе представить жизни без революционной деятельности. Все, что имело отношение к политической работе было важно для него, но особенное значение придавал он "Бюллетеню". "Бюллетень" был для него живой связью со страной Октябрьской революции, органом, который должен отражать и передавать мысли, чувства и надежды большевиков-ленинцев, рассеянных по всему Советскому Союзу. Вот почему все, что касалось "Бюллетеня" было для него одинаково значительно: и своевременный политический отклик на волнующие события дня, и бытовое устройство товарища, и рассылка "Бюллетеня" друзьям и читателям. И он с одинаковым воодушевлением писал статьи и занимался техникой Бюллетеня. На что уж, кажется, экспедиция журнала техническая вещь. Но и ее он делал -- как вообще все, что делал -- не только добросовестно, но и с огоньком.
Находясь в постоянной опасности -- агенты ГПУ следовали за ним по пятам, -- он знал, что погибнет, и главной заботой его было обеспечить жизнь "Бюллетеню". Дальнейшая судьба "Бюллетеня", кто заменит его в случае его гибели, беспокоила Седова больше всего. Старые революционные кадры внутри СССР перебиты, заграницей их подобрать труднее, тем более, что самые ценные среди заграничных товарищей объекты гангстерских расправ ГПУ. Привлечь новых товарищей к работе, подготовить смену, научить, передать весь свой опыт -- вот над чем он в последнее время думал больше всего. Часто и настойчиво возвращался он к этой теме в беседах с ближайшими товарищами и друзьями, подготовляя их к этой работе.
Год нашего "Бюллетеня" без Седова был трудным годом. На каждом шагу чувствовали мы его отсутствие, с каждым днем глубже ощущали незаменимость этой утраты. Но несмотря на все трудности, наш "Бюллетень" выходил, выходит и будет выходить!
Испанская трагедия
В Испании дописывается сейчас одна из самых трагических страниц новейшей истории. На стороне Франко нет ни крепкого войска, ни поддержки народа. Есть лишь жадность собственников, готовых утопить в крови 3/4 народа, чтоб сохранить свое господство над остальной четвертью. Однако, этой каннибальской свирепости недостаточно для победы над героическим испанским пролетариатом. Франко нуждался в помощи по другую сторону фронта. И он нашел эту помощь. Его главным помощником был и остался Сталин, могильщик большевистской партии и пролетарской революции. Падение Барселоны, великой пролетарской столицы, есть прямое возмездие за разгром восстания барселонского пролетариата в мае 1937 года.
Как ни ничтожен Франко сам по себе, как ни презренна его клика авантюристов без чести, без совести и без военных дарований, его огромное преимущество в том, что у него есть ясная и отчетливая программа: спасти и упрочить капиталистическую собственность, власть эксплоататоров, господство церкви, восстановить монархию. Имущие классы всех капиталистических стран, фашистских или демократических, естественно оказались на стороне Франко. Испанская буржуазия перешла полностью в лагерь Франко. Во главе республиканского лагеря оказались отставные "демократические" оруженосцы буржуазии. Эти господа не могли перейти на сторону фашизма, ибо источником их влияния и доходов являются учреждения буржуазной демократии, которые, для своего благополучного функционирования требуют (требовали!) адвокатов, депутатов, журналистов, словом демократических оруженосцев капитала. Программой Асаньи и Ко явиласьи тоска по вчерашнему дню. Это недостаточная база. "Народный фронт" пускал в ход демагогию и иллюзии, чтобы вести за собой массы. В течении известного времени это удавалось. Массы, обеспечившие все предшествующие успехи революции, продолжали верить, что революция дойдет до своего логического конца, т.-е. совершит переворот в отношениях собственности, даст крестьянам землю, передаст заводы в руки рабочих. Именно в этой надежде масс на лучшее будущее и заключалась динамическая сила революции. Но господа республиканцы сделали все, чтобы растоптать, загрязнить или прямо утопить в крови лучшие надежды угнетенных масс. Последние два года были, поэтому, временем роста недоверия и ненависти рабочих и крестьян к республиканским кликам. Отчаяние или тупой индиферентизм занимали постепенно место революционного энтузиазма и самоотвержения. Массы отвернулись от тех, кто обманул и растоптал их. Такова основная причина поражения республиканских войск. Вдохновителем обмана и разгрома революционных рабочих Испании являлся Сталин. Поражение испанской революции падает новым несмываемым пятном позора на и без того уж запятнанную кремлевскую шайку.
Разгром Барселоны -- страшный удар мировому пролетариату, но также и великий урок. Механизм испанского "Народного фронта", как организованного обмана и предательства эксплоатируемых масс, разоблачен до конца. Лозунг "защиты демократии" снова обнаружил свою реакционную сущность и вместе пустоту. Буржуазия хочет увековечить свое эксплоататорское господство. Рабочие хотят освободиться от эксплоатации. Таковы подлинные задачи основных классов современного общества. Жалкие клики мелко-буржуазных посредников, лишившихся доверия и субсидий буржуазии, пытаются спасти вчерашний день без уступок завтрашнему дню. Под названием "Народного фронта", они создали артель на паях. Под руководством Сталина они обеспечили самое страшное поражение, когда налицо были все условия для победы. Испанский пролетариат проявил исключительные качества инициативы и революционного героизма. Погубили революцию жалкие, презренные, насквозь развращенные "вожди". Крушение Барселоны означает прежде всего крушение Второго и Третьего Интернационалов, как и прогнившего насквозь анархизма. На новую дорогу, рабочие! На дорогу международной социалистической революции!
Ленин и империалистская война
"В истории всегда бывало, -- писал Ленин в 1916 году, -- что имена популярных среди угнетенных классов революционных вождей после их смерти враги их пытались присвоить себе для обмана угнетенных классов". Ни с кем история не проделала этой операции в такой жестокой форме, как с самим Лениным. Нынешняя официальная доктрина Кремля и политика Коминтерна в вопросе об империализме и войне втаптывает в грязь все те выводы, к которым Ленин пришел и привел партию в течение 1914-1918 г.г.
Первый вопрос, который возник с момента открытия военных действий в августе 1914 года состоял в том, должны ли социалисты империалистских стран брать на себя "защиту отечества". Речь шла не о том, должен ли отдельный социалист выполнять обязанности солдата: другого выхода у него не остается, дезертирство не есть революционная политика, -- а о том, должна ли социалистическая партия поддерживать войну политически: вотировать военный бюджет, отказаться от борьбы против правительства, агитировать за "защиту отечества"? Ленин отвечал: нет, не должна, не имеет права; не потому, что это война, а потому что это реакционная война, свалка рабовладельцев за передел мира.
Формирование национальных государств на континенте Европы охватывало эпоху, которая началась, приблизительно, Великой французской революцией и завершилась франко-прусской войной (1870-1871 г.г.). В эти драматические восемь десятилетий войны имели преимущественно национальный характер. Война за создание или защиту национального государства, необходимого для развития производительных сил и культуры, имела в этот период глубоко прогрессивный исторический характер. Революционеры не только могли, но обязаны были поддерживать национальные войны политически.
С 1871 года до 1914 года европейский капитализм не только достигает расцвета на основе национальных государств, но и переживает себя, превращается в монополистский или империалистский капитализм. "Империализм -- это такое состояние капитализма, когда он, выполнив все для него возможное, поворачивает к упадку". Причина упадка в том, что производительным силам становится одинаково тесно в рамках частной собственности, как и в границах национального государства. Империализм стремится разделить и переделить мир. На смену национальным войнам приходят империалистские войны. Они имеют насквозь реакционный характер, выражая безвыходность, застой, загнивание монополистского капитализма.
Однако, мир остается все еще крайне неоднородным. Насильнический империализм передовых наций может существовать только потому, что на нашей планете имеются отсталые нации, угнетенные народы, колониальные и полуколониальные страны. Борьба угнетенных народов за национальное объединение и национальную независимость имеет вдвойне прогрессивный характер, ибо, с одной стороны, подготовляет для них самих более благоприятные условия развития, с другой -- наносит удары империализму. Отсюда вытекает, в частности, что в борьбе между цивилизованной империалистской демократической республикой и отсталой варварской монархией колониальной страны, социалисты будут полностью на стороне угнетенной страны, несмотря на ее монархию, и против угнетательской страны, несмотря на ее "демократию".
Свойственные ему цели: захват колоний, рынков, источников сырья, сфер влияния, империализм прикрывает идеями "защиты мира от агрессоров", "защиты отечества", "защиты демократии" и пр. Эти идеи насквозь фальшивы. Обязанность социалиста не поддерживать, а разоблачать их перед народом. "Вопрос о том, какая группа нанесла первый военный удар или первая объявила войну, -- писал Ленин в марте 1915 года, -- не имеет никакого значения при определении тактики социалистов. Фразы о защите отечества, об отпоре вражескому нашествию, об оборонительной войне и т. п. с обеих сторон являются сплошным обманом народа". "иДесятилетиями -- пояснял Ленин -- трое разбойников (буржуазия и правительства Англии, России, Франции) вооружались для ограбления Германии. Удивительно ли, что два разбойника напали раньше, чем трое успели получить заказанные ими новые ножи?". Решающее значение для пролетариата имеет объективно историческое значение войны: какой класс ведет ее и во имя каких целей? -- а не уловки дипломатии, которой всегда удастся представить врага перед собственным народом в качестве нападающей стороны. Столь же фальшивы ссылки империалистов на лозунги демократии и культуры. "иНемецкая буржуазияи одурачивает рабочий класс и трудящиеся массы, уверяя, что ведет войну радии свободы и культуры, ради освобождения угнетенных царизмом народови Английская и французская буржуазияи одурачивает рабочий класс и трудящиеся массы, уверяя, что ведет войнуи против милитаризма и деспотизма Германии". Та или другая политическая надстройка не способна изменить реакционный экономический фундамент империализма. Наоборот, фундамент подчиняет себе надстройку. "В наши днии смешно было бы и думать о прогрессивной буржуазии, о прогрессивном буржуазном движении. Старая буржуазная "демократия"и стала реакционной". Эта оценка империалистской "демократии" составляет краеугольный камень всей концепции Ленина.
Раз война ведется обоими империалистскими лагерями не ради защиты отечества и демократии, а ради передела мира и колониального порабощения, социалист не имеет права предпочитать один разбойничий лагерь другому. Совершенно тщетна была бы попытка "определить, с точки зрения международного пролетариата, поражение которой из двух групп воюющих наций было бы наименьшим злом для социализма". Уже в первых числах сентября 1914 года Ленин в следующих словах характеризует содержание войны для каждой из империалистских стран и для всех их группировок: "Борьба за рынки и грабеж чужих стран, стремление пресечь революционное движение пролетариата и демократии внутри стран, стремление одурачить, разъединить и перебить пролетариев всех стран, натравив наемных рабов одной нации против наемных рабов другой на пользу буржуазии, -- таково единственное реальное содержание и значение войны". Как далеко это от нынешней доктрины Сталина, Димитрова и Ко!
Политика "национального единства" во время войны означает еще более, чем в мирное время, поддержку реакции и увековечение империалистского варварства. Отказ в этой поддержке, -- элементарный долг социалиста, -- есть, однако, лишь негативная или пассивная сторона интернационализма. Одного этого недостаточно. Задачей партии пролетариата является "всесторонняя, распространяющаяся и на войско и на театр военных действий, пропаганда социалистической революции и необходимости направить оружие не против своих братьев, наемных рабов других стран, а против реакционных и буржуазных правительств и партий всех стран. Безусловная необходимость организации для такой пропаганды на всех языках нелегальных ячеек и групп в войске всех наций. Беспощадная борьба с шовинизмом и "патриотизмом" мещан и буржуа всех без исключений стран".
Но революционная борьба во время войны может принести поражение собственному правительству? Ленин не пугается этого вывода. "В каждой стране борьба со своим правительством, ведущим империалистическую войну, не должна останавливаться перед возможностью революционной агитации поражения этой страны". В этом и состоит путь так называемой теории "пораженчества". Недобросовестные враги пытались истолковывать ее так, будто Ленин допускал сотрудничество с иностранным империализмом для победы над национальной реакцией. На самом деле речь шла о параллельной борьбе рабочих всех стран против собственного империализма, как непосредственного и главного врага. "Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, -- писал Ленин Шляпникову в октябре 1914 года, -- не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас -- поражение царизма в данной войне"и
Против империалистской войны нельзя бороться воздыханиями о мире, по образцу пацифистов. "Одной из форм одурачения рабочего класса является пацифизм и абстрактная проповедь мира. При капитализме, и особенно в его империалистской стадии, войны неизбежны". Мир, заключенный империалистами, будет только передышкой перед новой войной. Только революционная массовая борьба против войны и породившего ее империализма способна обеспечить действительный мир. "Без ряда революций так называемый демократический мир есть мещанская утопия".
Борьба против усыпляющих и расслабляющих иллюзий пацифизма входит важнейшим элементом в доктрину Ленина. С особой ненавистью он отбрасывает требование "разоружения", как явно утопическое при капитализме и способное лишь отвлечь мысль рабочих от необходимости их собственного вооружения. "Угнетенный класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, такой угнетенный класс заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались, как с рабами". И далее: "Нашим лозунгом должно быть: вооружение пролетариата для того, чтобы победить, экспроприировать и обезоружить буржуазиюи Лишь после того, как пролетариат обезоружил буржуазию, он может, не изменяя своей всемирно-исторической задаче, выбросить на слом всякое оружие"и Отсюда вывод, который Ленин делает в десятке статей: "Не верен лозунг "мира" -- лозунгом должно быть превращение национальной войны в гражданскую войну".
Большинство рабочих партий передовых капиталистических стран оказались в войне на стороне своей буржуазии. Ленин окрестил их направление, как социал-шовинизм: социализм на словах, шовинизм на деле. Измена интернационализму не упала с неба, а явилась неизбежным продолжением и развитием политики реформистского приспособления. "Идейно-политическое содержание оппортунизма и социал-шовинизма одно и то же: сотрудничество классов вместо борьбы их, отказ от революционных средств борьбы, помощь "своему" правительству в затруднительном его положении вместо использования его затруднений для революции".
Последний период капиталистического расцвета перед войной (1909-1913) особенно тесно привязал верхний слой пролетариата к империализму. От сверх-прибыли, которую империалистская буржуазия получала с колоний и вообще отсталых стран, жирные крохи перепадали также рабочей аристократии и рабочей бюрократии. Их патриотизм диктовался, следовательно, прямой заинтересованностью в политике империализма. Во время войны, которая обнажила все социальные отношения, "гигантскую силу оппортунистам и шовинистам дал их союз с буржуазией, правительствами и генеральными штабами".
Промежуточное и, пожалуй, самое широкое направление в социализме, так называемый центр (Каутский и пр.), колебавшийся в мирное время между реформизмом и марксизмом, почти полностью попал в плен к социал-шовинистам, прикрываясь общими пацифистскими фразами. Что касается масс, то они оказались застигнуты врасплох и обмануты собственным аппаратом, который они создавали в течение десятилетий. Дав социологическую и политическую оценку рабочей бюрократии II Интернационала, Ленин не останавливается на полдороге. "Единство с оппортунистами есть союз рабочих со "своей" национальной буржуазией и раскол интернационального революционного рабочего класса". Отсюда вывод о необходимости раскола интернационалистов с социал-шовинистами. "Нельзя выполнить задачи социализма в настоящее время, нельзя осуществить действительное интернациональное сплочение рабочих без решительного разрыва с оппортунизмом"и как и с центризмом, "этим буржуазным течением в социализме". Нужно переменить самое имя партии. "Не лучше ли отказаться от запачканного и униженного ими названия "социал-демократов" и вернуться к старому марксистскому названию коммунистов?" Пора порвать со Вторым Интернационалом и строить Третий.
* * *
Что изменилось за протекшие двадцать с лишним лет? Империализм получил еще более насильнический и угнетательский характер. Его наиболее последовательным выражением стал фашизм. Империалистские демократии спустились на несколько ступенек ниже и естественно, органически переходят в фашизм. Колониальный гнет становится тем более нестерпимым, чем острее пробуждается стремление угнетенных народов к национальной независимости. Другими словами, все те черты, которые легли в основу ленинской теории империалистской войны, получили сейчас несравненно более выпуклый и резкий характер.
Ком-шовинисты ссылаются, правда, на факт существования СССР, вносящий будто-бы полный переворот в политику международного пролетариата. На это вкратце можно ответить: до возникновения СССР существовали угнетенные нации, колонии и пр., борьба которых также заслуживала поддержки. Если-бы можно было поддерживать революционные и прогрессивные движения за пределами собственной страны посредством поддержки собственной империалистской буржуазии, тогда политика социал-патриотизма была бы в принципе правильна. Тогда незачем было основывать Третий Интернационал. Такова одна сторона дела; но есть и другая. СССР существует 22-ой год. В течение семнадцати лет оставались в силе принципы Ленина. Ком-шовинистическая политика определилась всего четыре-пять лет тому назад. Ссылка на существование СССР является, следовательно, лишь фальшивым прикрытием.
Если Ленин четверть века тому назад клеймил, как социал-шовинизм и социал-предательство, переход социалистов на сторону своего национального империализма, под предлогом защиты культуры и демократии, то тем более преступным, с точки зрения принципов Ленина, является та же политика теперь. Не трудно догадаться, как наименовал бы Ленин нынешних вождей Коминтерна, которые возродили все софизмы Второго Интернационала в условиях еще более глубокого разложения капиталистической цивилизации.
Зловещий парадокс состоит в том, что жалкие эпигоны Коминтерна, превратившие его знамя в грязную тряпку для подтирания следов кремлевской олигархии, называют "ренегатами" тех, кто остается верен доктрине основателя Коммунистического Интернационала. Ленин был прав: господствующие классы не только преследуют великих революционеров при жизни, но мстят им еще больше изощренными мерами после их смерти, пытаясь превратить их в иконы, призванные охранять "порядок". Никто не обязан, конечно, становиться на почву учения Ленина. Но издеваться над этим учением и превращать его в свою противоположность, этого мы, ученики его, не позволим никому!
Л. Троцкий.
Час решения близится
К положению во Франции
Каждый день, хотим мы того или не хотим, мы убеждаемся снова, что земля продолжает вращаться вокруг своей оси. Так и законы классовой борьбы действуют независимо от того, признаем ли мы их или нет. Они продолжают действовать, несмотря на политику Народного фронта. Классовая борьба превращает Народные фронты в свое орудие. После опыта Чехословакии пришла очередь Франции: самые тупые и отсталые имеют новый случай подучиться.
Народный фронт есть коалиция партий. Каждая коалиция, т.-е. длительный политический союз, имеет по необходимости своей программой действия программу наиболее умеренной из объединившихся партий. Французский Народный фронт означал с самого начала, что социалисты и коммунисты поставили свою политическую деятельность под контроль радикалов. Французские радикалы представляют левый фланг империалистской буржуазии. На знамени радикальной партии написано: "патриотизм" и "демократия". Патриотизм означает защиту колониальной империи Франции; "демократия" не означает ничего реального, а служит лишь для того, чтобы запречь в колесницу империализма мелко-буржуазные классы. Именно потому, что радикалы соединяют грабительский империализм с показным демократизмом, они вынуждены лгать и обманывать народные массы более, чем какая бы то ни было другая партия. Так как партии Народного фронта не могли идти дальше программы радикалов, то практически это означало подчинение рабочих и крестьян империалистской программе наиболее развращенного крыла буржуазии.
Политика Народного фронта оправдывалась необходимостью союза пролетариата и "мелкой буржуазии". Нельзя придумать более грубой лжи! Радикальная партия выражает интересы крупной буржуазии, а не мелкой. По самой сути своей она представляет политический аппарат для эксплоатации мелкой буржуазии французским империализмом. Союз с радикальной партией есть, поэтому, союз не с мелкой буржуазией, а с ее эксплоататорами. Осуществить действительный союз рабочих и крестьян можно только, научив мелкую буржуазию, как освободиться от радикальной партии, как скинуть раз навсегда со своей шеи ее ярмо. Между тем Народный фронт действует в прямо противоположном направлении; входя в этот "фронт", социалисты и коммунисты берут на себя ответственность за радикальную партию и тем помогают ей эксплоатировать и обманывать народные массы.
В 1936 году социалисты, коммунисты и анархо-синдикалисты помогли радикальной партии затормозить и распылить могущественное революционное движение. Крупный капитал успел за последние два с половиною года несколько оправиться от страха. Народный фронт, выполнивший свою роль тормоза, представлял для буржуазии отныне только ненужное затруднение. Изменилась и международная ориентация французского империализма. Союз с СССР был признан малоценным и рискованным, соглашение с Германией -- необходимым. Радикалы получили от финансового капитала приказ: порвать со своими союзниками, социалистами и коммунистами. Как всегда, они беспрекословно выполнили приказ. Отсутствие оппозиции внутри радикалов при перемене курса еще раз показало, что эта партия является империалистской по существу и "демократической" только на словах. Радикальное правительство, отбросив все уроки Коминтерна насчет "единого фронта демократий", сближается с фашистской Германией и попутно, как полагается, отбирает назад все те "социальные законы", которые явились побочным продуктом движения рабочих в 1936 году. Все совершается по строгим законам классовой борьбы и потому могло быть предвидено и было предвидено.
Но социалисты и коммунисты, слепые мелкие буржуа, оказались застигнуты врасплох и прикрывают свою растерянность фальшивой декламацией: как? они, патриоты и демократы, помогли восстановить порядок, они смирили рабочее движение, они оказали неоценимые услуги "республике", т.-е. империалистской буржуазии, а теперь их бесцеремонно выбрасывают за дверь! На самом деле их потому именно и выбрасывают, что они оказали буржуазии все перечисленные выше услуги. Благодарность никогда еще не была фактором классовой борьбы.
Негодование обманутых масс велико. Жуо, Блюм, Торез вынуждены что-то сделать, чтобы не потерять окончательно свой кредит. В ответ на спонтанное движение рабочих Жуо провозглашает "всеобщую стачку", протест "скрещенных рук". Легальный, мирный, совсем безвредный протест! Всего на 24 часа! -- поясняет он с почтительной улыбкой по адресу буржуазии. Порядок не будет нарушен, рабочие сохранят "достойное" спокойствие, ни один волос не упадет с головы господствующих классов. "Разве вы не знаете меня, господа банкиры, промышленники и генералы? Разве вы забыли, как я спасал вас во время войны 1914-1918 г.г.?". Блюм и Торез вторят, со своей стороны, генеральному секретарю С. Ж. Т. "Только мирный протест, маленький симпатичный, патриотический протест!". Даладье тем временем милитаризует важные категории рабочих и приводит в готовность войска. Перед лицом пролетариата со скрещенными руками буржуазия, оправившаяся от паники при помощи Народного фронта, вовсе не собирается скрещивать руки: порожденную Народным фронтом деморализацию в рабочих рядах она намерена использовать для решительного удара. При этих условиях стачка не могла не закончиться неудачей.
Французские рабочие прошли недавно через бурное стачечное движение с захватом фабрик. Следующим этапом может быть для них только подлинно революционная всеобщая стачка, которая ставит в порядок дня завоевание власти. Никакого другого выхода из внутреннего кризиса, никакого другого средства борьбы против надвигающегося фашизма и надвигающейся войны никто рабочим массам не указывает и указать не может. Каждый мыслящий французский пролетарий понимает, что на другой день после театральной 24-х часовой стачки "скрещенных рук" положение станет не лучше, а хуже. Между тем важнейшие категории рабочих рискуют поплатиться жестоко -- и потерей работы, и штрафами, и тюремным заключением. Во имя чего? "Порядок ни в каком случае не будет нарушен"! -- клянется Жуо. Все останется на месте: собственность, демократия, колонии, а с ними вместе: нищета, дороговизна, реакция и опасность войны. Массы способны приносить великие жертвы, но они должны иметь для этого перед собой большую политическую перспективу. Они ясно должны знать какова цель, каковы методы, кто -- друг, кто -- враг. Между тем руководители рабочих организаций сделали все, чтобы запутать и дезориентировать пролетариат.
Вчера еще радикальная партия прославлялась, как важнейший элемент Народного фронта, как носительница прогресса, демократии, мира и пр. Доверие рабочих к радикалам было, правда, не очень велико. Но они терпели радикалов, поскольку доверяли социалистической и коммунистической партиям и синдикальной организации. Разрыв на верхах произошел, как всегда в таких случаях, внезапно. Массы держались в неведении до последнего момента. Хуже того, массы получали все время такую информацию, которая позволила буржуазии застигнуть рабочих врасплох. И тем не менее рабочие стали самочинно строиться для борьбы. Запутавшиеся в собственных сетях "вожди" призывают массы -- не шутите! -- ко "всеобщей стачке". Против кого? Против вчерашних "друзей". Во имя чего? Никто ясно не знает. Оппортунизм всегда сопровождается подобными судорогами авантюризма.
Всеобщая стачка есть, по самой сути своей, революционное средство борьбы. Пролетариат сплачивается во всеобщей стачке, как класс, против своего классового врага. Применение всеобщей стачки абсолютно несовместимо с политикой Народного фронта, которая означает союз с буржуазией, т.-е. подчинение пролетариата буржуазии. Презренные бюрократы социалистической и коммунистической партий, как и синдикатов рассматривают пролетариат просто, как вспомогательное орудие в своих закулисных сделках с буржуазией. Рабочим предлагалось поплатиться за простую демонстрацию такими жертвами, которые имели бы в их глазах смысл только в том случае, если-бы дело шло о решительной борьбе. Как будто миллионными массами можно ворочать, по произволу, вправо и влево, в зависимости от парламентских комбинаций! По сути дела Жуо, Блюм и Торез сделали все, чтобы обеспечить провал всеобщей стачки: сами они боятся борьбы не меньше, чем буржуазия; вместе с тем они стремились создать себе алиби в глазах пролетариата. Обычная военная хитрость реформистов: подготовить провал массового действия и обвинить массы в неуспехе, или, что не лучше: хвастать успехом, которого не было. Можно ли удивляться, если оппортунизм, дополняемый гомеопатическими дозами авантюризма, не приносит рабочим ничего, кроме поражений и унижений!
* * *
9-го июня 1936 года мы писали: "французская революция началась". Может показаться, что ход событий опроверг этот диагноз. На самом деле вопрос стоит сложнее. Что объективная ситуация во Франции была и остается революционной, не может подлежать сомнению. Кризис международного положения французского империализма; связанный с этим внутренний кризис французского капитализма; финансовый кризис государства; политический кризис демократии; чрезвычайная растерянность буржуазии; явное отсутствие выхода на старых традиционных путях. Однако, как указывал Ленин еще в 1915 году, "не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь из такой ситуации, когда ки объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломитьи старое правительство, которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не "упадет", если его не "уронят". Позднейшая история дала ряд трагических подтверждений того, что "не из всякой революционной ситуации возникает революция", и что революционная ситуация превращается в контр-революционную, если на помощь объективным факторам не приходит своевременно субъективный, т.-е. революционное наступление революционного класса.
Грандиозный поток стачек 1936 года показал, что французский пролетариат готов к революционной борьбе, и что он уже вступил на путь борьбы. В этом смысле мы имели полное право писать, что "французская революция началась". Но если "не из всякой революционной ситуации возникает революция", то и не всякой начавшейся революции обеспечено дальнейшее непрерывное развитие. Начало революции, выбрасывающей на арену молодые поколения, всегда окрашено иллюзиями, наивными надеждами и доверчивостью. Революция обычно нуждается в крепком ударе со стороны реакции, чтоб сделать более решительный шаг вперед. Еслиб французская буржуазия ответила на "сидячие" стачки и демонстрации полицейскими и военными мерами, -- а это неизбежно произошло бы, еслиб она не имела к своим услугам Блюма, Жуо, Тореза и Ко, -- движение ускоренным темпом поднялось бы на более высокую ступень; борьба за власть стала бы несомненно в порядок дня. Но, пользуясь услугами Народного фронта, буржуазия ответила мнимым отступлением и временными уступками; натиску стачечников она противопоставила министерство Блюма, которое казалось рабочим их собственным или почти их собственным правительством. С. Ж. Т. и Коминтерн изо всех сил поддерживали этот обман.
Для революционной борьбы за власть, нужно ясно видеть тот класс, у которого власть должна быть вырвана. Рабочие не узнали врага, ибо он был загримирован другом. Для борьбы за власть, нужны к тому же орудия борьбы: партия, профсоюзы, советы. Эти орудия оказались вырваны у рабочих, ибо вожди рабочих организаций стали сплошной стеной вокруг буржуазной власти, чтоб замаскировать ее, сделать неузнаваемой и неуязвимой. Так, начавшаяся революция оказалась заторможенной, приостановленной, деморализованной.
Протекшие после того 2 1/2 года раскрывали шаг за шагом бессилие, ложь и фальшь Народного фронта. То, что казалось трудящимся массам "народным" правительством, оказалось просто временной маской империалистской буржуазии. Теперь эта маска сброшена. Буржуазия считает, видимо, что рабочие достаточно обмануты и ослаблены; что непосредственная опасность революции прошла. Министерство Даладье, является, по замыслу буржуазии, лишь ступенькой к более крепкому и серьезному правительству империалистской диктатуры.
Права ли буржуазия в своем диагнозе? Прошла ли для нее действительно непосредственная опасность? Иначе сказать: отодвинулась ли действительно революция в неопределенное, т.-е. более отдаленное будущее? Это решительно ничем не доказано. Утверждения такого рода, по крайней мере, поспешны и преждевременны. Последнее слово нынешнего кризиса еще не сказано. Во всяком случае оптимизм за счет буржуазии совсем не к лицу революционной партии, которая первой выходит на поле сражения и последней покидает его.
Буржуазная "демократия" осталась сейчас привилегией немногих наиболее могущественных и богатых эксплоататорских, рабовладельческих наций. Франция принадлежит к их числу; но в их ряду она является наиболее слабым звеном. Ее удельный экономический вес давно уже не соответствует унаследованному ею от прошлого мировому положению. Вот почему империалистская Франция попала сейчас под исторический удар, от которого ей не уклониться. Парламентарная демократия во Франции осуждена. Основные элементы революционной ситуации не только не исчезли за последние два-три года, но, наоборот, крайне усилились. Международное и внутреннее положение страны чрезвычайно ухудшилось. Военная опасность приблизились. Если страх буржуазии перед революцией ослабел, то общее сознание безвыходности скорее обострилось.
Как обстоит, однако, дело с "субъективным фактором", т.-е. с готовностью пролетариата к борьбе? Этот вопрос -- именно потому, что он касается субъективной, а не объективной сферы -- не поддается точному априорному исследованию. Решает в конце концов живое действие, т.-е. реальный ход борьбы. Но некоторые, притом немаловажные, опорные пункты для оценки "субъективного фактора" имеются налицо: их можно даже на большом расстоянии выделить из опыта последней "всеобщей стачки".
Мы не можем, к сожалению, дать здесь детального анализа борьбы французских рабочих во второй половине ноября и в первые дни декабря. Но и самых общих данных достаточно для интересующего нас вопроса. Участие в демонстративной стачке около 2.000.000 рабочих, при 5.000.000 членов С. Ж. Т. (по крайней мере, на бумаге) есть поражение. Но принимая во внимание указанные выше политические условия и особенно тот факт, что главные "организаторы" стачки были в то же время главными стачколомами, число в 2.000.000 свидетельствует о высоком боевом духе французского пролетариата. Этот вывод становится гораздо очевиднее и ярче в свете предшествующих событий. Бурные митинги и демонстрации, стычки с полицией и войсками, стачки, захват заводов начинаются с 17 ноября и идут возрастая, при активном участии рядовых коммунистов, социалистов и анархистов! С. Ж. Т. начинает явно захлебываться в событиях. 25 ноября профсоюзные бюрократы назначают мирную, "не политическую" стачку на 30 ноября, т.-е. через пять дней. Другими словами, вместо того, чтобы развивать, расширять и обобщать реальное движение, принимающее все более боевые формы, Жуо и Ко противопоставляют этому революционному движению безжизненную идею платонического протеста. Отсрочка в пять дней, в такой момент, когда каждый день равен месяцу, нужна была бюрократам для того, чтоб путем негласного сотрудничества с властями парализовать и сломить самостоятельно развертывающееся движение, которого они испугались не меньше, чем буржуазия. Военно-полицейские меры Даладье только потому могли возыметь серьезное действие, что Жуо и Ко загнали движение в тупик.
Неучастие в "генеральной стачке" железнодорожников, рабочих военной промышленности, металлистов и других передовых слоев пролетариата вызвано было отнюдь не их индиферентизмом: в предшествующие две недели рабочие этих категорий принимали активное участие в борьбе. Но именно передовые слои лучше других поняли, особенно после мероприятий Даладье, что дело идет теперь не о манифестациях и не о платонических протестах, а о борьбе за власть. Участие более отсталых или менее значительных в социальном отношении слоев рабочих в демонстративной стачке свидетельствует, с другой стороны, о глубоком кризисе в стране и о том, что в рабочих массах революционная энергия осталась неизрасходованной, несмотря на годы разлагающей политики Народного фронта.
Бывало, правда, в истории, что уже после решающего и окончательного поражения революции более отсталые слои трудящихся еще продолжали наступать, при пассивности железнодорожников, металлистов и пр.: так было, например, в России после разгрома декабрьского восстания 1905 года. Но такое положение складывалось в результате того, что передовые слои уже успели исчерпать свои силы в предшествующих длительных боях: стачках, локаутах, манифестациях, столкновениях с полицией и войсками, восстаниях. Этого никак нельзя сказать о французском пролетариате. Движение 1936 года вовсе не истощило сил авангарда. Разочарование в Народном фронте могло, конечно, внести временную деморализацию в известные слои; но зато должно было обострить возмущение и нетерпение других слоев. В то же время движения 1936 года, как и 1938 года, должны были обогатить весь пролетариат неоценимым опытом и выдвинуть тысячи местных рабочих вождей, ненавидящих официальную бюрократию. Надо уметь найти доступ к этим вождям, связать их воедино, вооружить их революционной программой.
Мы не собираемся подавать издалека тактические советы нашим французским друзьям, которые находятся на поле действий и лучше нас могут измерить биение пульса масс. Однако, для всех революционных марксистов сейчас более, чем когда-либо, очевидно, что единственной серьезной и исчерпывающей проверкой соотношения сил, в том числе и готовности масс к борьбе, является действие. Беспощадная критика Второго и Третьего Интернационалов имеет революционную ценность лишь постольку, поскольку помогает мобилизовать авангард для прямого вмешательства в события. Основные лозунги мобилизации даны программой Четвертого Интернационала, которая во Франции имеет в настоящий период более актуальный характер, чем в какой бы то ни было другой стране.
Л. Троцкий.
За Гриншпана -- против фашистских погромщиков и сталинских негодяев
Что политика фашистских громил есть сплошная и, отчасти, намеренная провокация террористических актов, ясно всякому, кто хоть немного знаком с политической историей. Можно скорее удивляться тому, что до сих пор нашелся только один Гриншпан. Нельзя сомневаться, что число таких актов будет возрастать. Тактику индивидуального террора мы, марксисты, считаем нецелесообразной с точки зрения задач освободительной борьбы пролетариата, как и угнетенных народов. Одиночка-герой не может заменить массы. Но мы слишком ясно понимаем неизбежность таких судорожных актов отчаяния и мести. Все наше сочувствие, вся наша симпатия -- на стороне самоотверженных мстителей, несмотря на то, что они не сумели найти правильного пути. Наше сочувствие становится тем более пламенным, что, в лице Гриншпана, мы имеем не политического деятеля, а неопытного юношу, почти мальчика, единственным советником которого являлось возмущенное чувство. Вырвать его из рук капиталистической юстиции, которая способна отрубить Гриншпану голову в интересах капиталистической дипломатии, -- такова первая, неотложная задача международного пролетариата!
Тем отвратительнее в своем полицейском тупоумии, в своей несказанной подлости та кампания против Гриншпана, которую развила международная сталинская печать, по команде из Кремля. Его пытались изобразить агентом наци или агентом троцкистов, находящихся в союзе с наци. Валя в одну кучу провокатора и его жертву, сталинцы приписывали Гриншпану намерение создать благоприятный повод для погромных мероприятий Гитлера. Что сказать об этих продажных "публицистах", давно утративших последние остатки стыда? С тех пор, как существует социалистическое движение, буржуазия всегда и везде приписывала все острые проявления возмущения, в частности террористические акты, тлетворному влиянию марксистских идей. Сталинцы и в этой области унаследовали самую грязную традицию реакции. IV Интернационал вправе гордиться тем, что реакционная сволочь, включая сталинцев, привыкает связывать всякий смелый акт протеста, всякий взрыв негодования, всякий удар по палачам, с IV Интернационалом. Так было в свое время с Интернационалом Маркса. Открытая моральная солидарность связывает нас, разумеется, с Гриншпаном, а не с его "демократическими" тюремщиками и не со сталинскими клеветниками, которым труп Гриншпана нужен, чтоб хоть отчасти, хоть косвенно подпереть вердикты московской юстиции. В то же время растленная до мозга костей кремлевская дипломатия пытается использовать "счастливый" случай, чтоб возобновить свои происки насчет международного соглашения правительств, включая Гитлера и Муссолини, о взаимной выдаче террористов. Осторожнее, подложных дел мастера: на основании такого закона Сталин должен будет быть немедленно выдан, по крайней мере, дюжине иностранных государств!
Сталинцы кричали в ухо полиции, что Гриншпан посещал "собрания троцкистов". К несчастью, это неправда. Еслиб он вращался в среде IV Интернационала, он нашел бы для своей революционной энергии другое, более целесообразное применение. Люди, которые умеют только осуждать или проклинать несправедливости и зверства, немного стоят. Наоборот, люди типа Гриншпана, которые способны задумать и сделать, пожертвовав, если нужно, собою, являются драгоценной закваской человечества. В нравственном смысле Гриншпан может быть примером для каждого молодого революционера. Но не в смысле методов действия. Наша открытая нравственная солидарность с Гриншпаном дает нам двойное право сказать всем другим кандидатам в Гриншпаны, всем тем, кто способен на самопожертвование в борьбе с произволом и подлостью: ищите другого пути! Не одиночка-мститель освободит угнетенных, а великое революционное движение масс, которое не оставит камня на камне во всем здании классовой эксплоатации, национального гнета, расовых преследований. Пред лицом неслыханных преступлений фашизма жгучая потребность мести вполне законна. Но чудовищность злодеяний такова, что чувство мести не может найти удовлетворения в убийстве отдельных фашистских бюрократов. Надо поднять на ноги миллионы, десятки и сотни миллионов угнетенных во всем мире и повести их на штурм старого общества. Только низвержение всех видов рабства, только полный разгром фашизма, только беспощадный народный суд над современными бандитами и громилами, сможет дать подлинное удовлетворение возмущенному чувству народов. Именно эту задачу ставит перед собою IV Интернационал. Он очистит рабочее движение от язвы сталинизма. Он соберет в своих рядах героическое молодое поколение. Он проложит дорогу к более достойному, более человечному будущему.
Экс-радикальная интеллигенция и мировая реакция
Старшее поколение радикальной интеллигенции находилось за последнее десятилетие под большим влиянием сталинизма. Сейчас поворот от сталинизма, по крайней мере, в передовых странах, распространяется все шире и шире. Одни искренно разочаровываются в своих иллюзиях, другие видят просто, что корабль в опасности и спешат покинуть его. Было бы наивно ожидать, что эти "разочарованные" вернутся к марксизму, которого они, по существу дела, никогда не знали. Отход от сталинизма означает для большинства интеллигентов полный разрыв с революцией и пассивное примирение с национальной демократией. Такие "разочарованные" образуют своего рода питательную среду для бацил скептицизма и пессимизма. "Сейчас ничего сделать нельзя, говорят они, Европа все равно попадет целиком под власть фашизма, в Соединенных Штатах буржуазия слишком могуществена. Революционные пути не ведут никуда. Надо приспособляться к демократическому режиму, надо защищать его от ударов. IV Интернационал не имеет будущего, по крайней мере, в течение ближайших двух-трех десятилетий" и т. д., и т. д.
Среди разочарованных не одни сталинцы, есть и временные попутчики большевизма. Виктор Серж, -- чтоб назвать один пример, -- объявил недавно, что большевизм переживает кризис, который предвещает "кризис марксизма". В своей теоретической невинности Серж воображает, что он первым сделал это открытие. Между тем во все реакционные эпохи десятки и сотни неустойчивых революционеров провозглашали "кризис марксизма", последний, окончательный, смертельный кризис. Что старая большевистская партия израсходовалась, выродилась, погибла -- это бесспорно. Но гибель определенной исторической партии, которая в известный период опиралась на марксистскую доктрину, вовсе не означает гибель этой доктрины. Поражение армии не отменяет основных начал стратегии. Когда артиллерист дает промах, то этим не отменяется баллистика, т.-е. алгебра артиллерии. Когда армия пролетариата терпит поражение, или партия его вырождается, то это не отменяет марксизма, который есть алгебра революции. Что Виктор Серж переживает "кризис", т.-е. безнадежно растерялся, подобно тысячам других интеллигентов, это ясно. Но кризис Виктора Сержа не есть кризис марксизма.
Во всяком случае, ни один серьезный революционер не станет измерять ход истории масштабом растерянных интеллигентов, разочарованных сталинцев и унылых скептиков. Мировая реакция несомненно достигла ныне чудовищного размаха. Но этим самым она подготовила величайший революционный кризис. Фашизм может захватить всю Европу. Однако, удержаться в ней он не сможет не только "тысячу лет", как мечтает Гитлер, но и десять лет. Фашизация Европы означает чудовищное обострение классовых и международных противоречий. Нелепо, не научно, не исторично думать, что реакция будет развиваться также медленно, как накоплялась. Реакция означает механическое подавление противоречий. На известном уровне взрыв неминуем. Мировая реакция будет свергнута величайшей исторической катастрофой, вернее, серией революционных катастроф. Ближайшая война, которую теперь все ждут в самый короткий срок, будет означать крушение всех иллюзий не только реформизма, пацифизма и демократизма, но и фашизма. Один единственный маяк будет возвышаться над кровавым хаосом: маяк марксизма.
Гегель говорил: все разумное действительно. Это значит: всякая идея, которая отвечает объективным потребностям развития, приходит к торжеству и победе. Ни один интеллектуально честный человек не может отрицать, что тот анализ и тот прогноз, который давали большевики-ленинцы (IV Интернационал) в течение последних пятнадцати лет, нашел и находит полное подтверждение в событиях наших дней. Именно этой уверенностью в своей правоте крепки и несокрушимы основные секции IV Интернационала. Те катастрофы европейского и мирового капитализма, которые надвигаются на человечество, расчистят путь перед закаленными кадрами революционных марксистов. Предоставим разочарованным хоронить своих мертвецов. Рабочий класс -- не мертвец. На нем по-прежнему держится общество. Он нуждается в новом руководстве. Он не найдет его нигде, кроме IV Интернационала. Все разумное действительно, т.-е. реально. Социалдемократия и сталинократия уже сейчас представляют грандиозные фикции. А IV Интернационал представляет собою несокрушимую реальность.
Сталин, Скоблин и Ко.
31 октября 1931 года немецкая газета "Rote Fahne", центральный орган покойной коммунистической партии, неожиданно опубликовала сообщение о том, что белогвардейский генерал Туркул, оперировавший в то время на Балканах, подготовляет террористическое покушение на Троцкого, Горького и Литвинова. По содержанию этого сообщения, по его тону, наконец, по его анонимности было совершенно очевидно, что информация исходит из самых глубин ГПУ. Советская печать не заикнулась об этом предупреждении ни единым словом, что еще более подчеркивало высоко официальный источник информации немецкой газеты Коминтерна. Л. Д. Троцкий находился в то время уже в изгнании, в Константинополе; Блюмкин за связь с Троцким был уже расстрелян. Естественно возникал вопрос: какую цель преследует ГПУ, делая это печатное предупреждение? Что имена Горького и Литвинова, состоявших под охраной ГПУ и не нуждавшихся в печатном предупреждении, были прибавлены только для маскировки, являлось очевидным для всякого мыслящего человека уже и тогда.
Французские и немецкие большевики-ленинцы обратились к посольствам СССР во Франции и Германии с письменными заявлениями примерно такого рода: "Раз вы сообщаете, что подготовляется покушение на Троцкого, значит, вы знаете, кто, где и как его подготовляет. Мы требуем от вас единого фронта по отношению к белогвардейским террористам. Мы предлагаем вам выработать совместно меры обороны". Ответа не последовало. Наши французские и немецкие товарищи и не ждали никакого ответа. Им нужно было только подтверждение того, что, делая свое предупреждение, ГПУ хотело лишь заранее обеспечить свое алиби, а вовсе не помешать террористическому акту. Французские и немецкие товарищи приняли тогда свои собственные меры: охрана на Принкипо было значительно усилена.
Недавно, в процессе Плевицкой, весь этот эпизод всплыл снова на поверхность. Комиссар судебной полиции Рош, согласно газетным отчетам, показал на суде следующее: "Туркул был когда-то храбрым генераломи В документах имеются указания, что он подготовлял одно время покушение на Троцкогои Генерал Туркул был недоволен не только Львом Троцким. Он был недоволен и генералом Миллером". О Горьком и Литвинове Рош не упоминает. Комиссар судебной полиции Пигэ показал: "Ларионову было поручено совершить покушение на Троцкого. Но генерал Туркул проболтался. Кроме того, не было денег. Проект оставали (сенсация)". Ни слова о Горьком и Литвинове. Оба комиссара -- франкмасоны и "друзья СССР" -- дают показания в интересах ГПУ. Они стараются отвести внимание от Кремля. Отсюда притянутое за волосы замечание Роша, что Туркул был недоволен Миллером (значит мог его похитить). Отсюда как бы мимоходом брошенное замечание Пигэ, что заговор Туркула провалился из-за его болтовни (значит Скоблин ни при чем), и из-за отсутствия денег (значит Москва не финансировала). К этому надо еще прибавить, что французская полиция, осведомленная своевременно о заговоре, ни словом не предупредила Троцкого: она предпочитала сохранять благожелательный нейтралитет по отношению к ГПУ и принцип невмешательства во внутренние дела "храброго генерала" Туркула.
Сейчас, однако, главные пружины "внутренних дел" нескромно вылезли наружу. Скоблин выполнял секретную работу внутри белогвардейской военной организации. По этой линии он был связан с Туркулом, в качестве белого террориста. Скоблин выполнял секретную работу на службе ГПУ. По этой линии он, через Ягоду, был связан с Кремлем. Сталин знал о готовящемся покушении потому,и что сам через Скоблина подготовлял его. Предприятие было щекотливое. В то время Сталин не имел еще той законченной репутации Каина, которая избавляет его ныне от необходимости принимать меры предосторожности. Он еще сохранял остатки революционных "предрассудков". Он понимал, что убийство Троцкого будет неизбежно приписано ему. В "Rote Fahne" так было прямо и сказано, что целью Туркула является не только совершить убийство, но и "возложить ответственность за убийство на советское правительство". Вот почему, поддерживая через Скоблина "храброго генерала" Туркула, Сталин одновременно подготовлял себе алиби. Такова была цель предупреждения (ни о чем, в сущности, не предупреждавшего). Для нас механика всего дела была совершенно ясна уже тогда. В # 27 "Бюллетеня" (март 1932 года) напечатано заявление всех секций интернациональной левой оппозиции, где говорится между прочим: "Сталин находится в фактическом едином фронте с генералом Туркулом, организатором террористического акта против Троцкого. Никакие "алиби" в виде разоблачений, печатающихся в немецкой газете, но скрываемых от населения СССРи, не опровергают и не ослабляют нашего обвинения".
Почему покушение Туркула не состоялось? Вероятнее всего, белогвардейцы не хотели попасть под маузеры большевиков-ленинцев. Во всяком случае именно с того времени Сталин приходит к выводу, что примирить "общественное мнение" с убийством Троцкого и других большевиков нельзя иначе, как при помощи грандиозного подлога. Он начинает подготовлять московские процессы. Этот тупой, при всей своей хитрости, субъект всерьез вообразил, что можно обмануть весь мир. На деле он обманул лишь тех, кому выгодно быть обманутымии На процессе Плевицкой приподнят еще один уголок завесы над пред-историей московских процессов. Ближайшие годы, может быть, даже месяцы, принесут раскрытие всех остальных тайн. Каин Джугашвили предстанет пред мировым общественным мнением и пред историей таким, каким его создали природа и термидорианская реакция. Его имя станет нарицательным для крайних пределов человеческой низости.
Ответ Л. Д. Троцкого на вопросы представителя "Daily News"
Так как ваша редакция телеграфно обязалась воспроизвести мои ответы дословно, то я охотно отвечаю на ваши вопросы. Редактора "Daily News" высказываются в своих статьях о Мексике, о ее правительстве и о моем мнимом участии в мексиканской политике с похвальной откровенностью, которая может показаться грубостью. Я постараюсь избежать грубости, однако, без ущерба, для откровенности.
Утверждение "Daily News" (29 октября 1938 г.), что Троцкий является "другом и советником Карденаса" совершенно ложно. Я никогда не имел чести встречать генерала Карденаса или разговаривать с ним. Я не имел никаких других письменных сношений с ним, кроме тех, которые относятся к праву убежища. Я не находился и не нахожусь в каких бы то ни было сношениях, прямых или косвенных, с другими членами правительства. Я не принимал и не принимаю никакого политического участия во внутренней жизни страны, если не считать разоблачения клевет, распространяемых здесь против меня агентами Сталина. Наконец, программа Четвертого Интернационала, которую я защищаю, очень далека от программы мексиканского правительства. Не трудно, с другой стороны, понять, что мексиканское правительство, озабоченное национальным престижем своей страны, никогда не стало бы прибегать к советам эмигранта-иностранца. Об аграрных и других мероприятиях мексиканского правительства, я узнавал из газет так же, как и большинство остальных граждан.
На основании каких данных ваша газета пришла к своему заключению? Очевидно, на основании того простого факта, что правительство генерала Карденаса предоставило мне право убежища. Не чудовищно ли это? В 1916 году я оказался вытеснен из Европы, в результате моей борьбы против империалистской войны, и нашел убежище в Соединенных Штатах. Без паспорта, без визы, без глупых и унизительных процедур! Ваши пограничные власти поинтересовались, нет ли у меня трахомы, но совершенно не интересовались моими идеями. Между тем, 22 года тому назад мои идеи, смею вас уверить, были так же плохи, как и сейчас. Никому тогда не приходило в голову делать вывод, что президент Вильсон дал мне право убежища для того, чтобы пользоваться моими "советами". Вы возразите, может быть, что это было в ту отдаленную эпоху, когда Соединенные Штаты еще не освободились от пережитков варварства; и что настоящий расцвет цивилизации начался лишь после великой освободительной "войны за демократию". Не стану спорить. Демократическая цивилизация достигла ныне, видимо, такого расцвета, что факт предоставления мне права убежища мексиканским правительством немедленно вызывает гипотезу: очевидно это правительство сочувствует взглядам Троцкого. Позвольте, однако, заметить, что оказывать право убежища своим единомышленникам не есть еще демократия: это делают и Гитлер, и Муссолини, и Сталин. Это делали в свое время и русский царь и турецкий султан. Принцип права убежища, если относиться к нему серьезно, предполагает гостеприимство и по отношению к политическим противникам. Я позволяю себе думать, что правительство генерала Карденаса оказало мне гостеприимство не из симпатии к моим политическим взглядам, а из уважения к своим собственным.
Мистеру Эллену я ответил на его инсинуации в мексиканском еженедельнике "Ноу", и вы имеете возможность полностью использовать мой ответ. В статьях и речах мистера Эллена, поскольку они касаются моей жизни и деятельности в Мексике, нет ни слова правды. Вы сами цитируете в вашем вопросе утверждение Эллена, что Ломбардо Толедано, секретарь одного из профессиональных объединений, является моим "сторонником". В Мексике эта фраза способна вызвать гомерический смех, вряд ли очень лестный для репутации экс-губернатора Канзаса. Достаточно сказать, что мой своеобразный "сторонник" систематически повторяет в речах и статьях, что я подготовляюи низвержение правительства Карденаса. Какие у него основания для таких утверждений? Такие же, как у вашей газеты. Какова его цель? Добиться моей выдачи в руки ГПУ. Я предложил Толедано создать беспристрастную комиссию для публичной проверки его заявлений. Толедано, разумеется, увернулся. Я готов повторить свое предложение по адресу экс-сенатора Эллена. Разумеется, и он уклонится. Толедано и Эллен не тождественны, но симметричны, по крайней мере в том смысле, что находятся на одинаковых расстояниях от меридиана добросовестности.
Да, я имею сведения, что информатором "Daily News" насчет моего "участия" в правительственной политике Мексики является член коммунистической партии Соединенных Штатов. Вы знаете, как трудно в таких делах представить юридические доказательства даже в том случае, когда факты бесспорны. Для вашей редакции не составило бы, однако, никакого труда проверить правильность этого сообщения. Существуют две группы, заинтересованные в тех инсинуациях, которые в ряде статей повторяет ваша газета: с одной стороны, это капиталисты, недовольные мексиканским правительством, и желающие изобразить его меры, как внушенные "коммунизмом"; с другой стороны, это ГПУ, которое хочет скомпрометировать мое право убежища в Мексике. Комбинация усилий этих двух групп вполне возможна: они хотя и не тождественны, но симметричны.
Источником моего существования является моя литературная работа. И только! Но совершенно верно то, что мои друзья в Соединенных Штатах, как и в других странах, самоотверженно приезжают в Мексику, чтоб помогать мне в моей работе и охранять меня от возможных покушений. Они делают это по собственной инициативе, добровольно жертвуя своим временем и своими средствами или средствами своих друзей. Они делали это, когда я жил в Турции, во Франции и в Норвегии. Они делали и делают это не ради меня лично, а ради тех идей, которые я представляю. Очевидно, эти идеи имеют притягательную силу.
Разумеется, "ось" Берлин-Рим-Токио является угрозой миру. Но это только одна сторона военной опасности. Для войны нужны, по крайней мере, две стороны. Современные войны возникают из непримиримости империалистских интересов. По одним и тем же рельсам нашей планеты пущены одновременно навстречу друг другу несколько поездов нагруженных жадностью и завистью. Разумеется, они должны столкнуться друг с другом. Какой из машинистов в данный момент больше "виноват", какой меньше, не имеет значения. Виноват режим империализма, который передал богатства наций и человечества в руки немногих монополистов. Этому режиму монополии надо положить конец: надо экспроприировать экспроприаторов.
P. S. -- Сейчас, после получения вашей газеты от 10 декабря, я вынужден сделать к сказанному дополнение.
Когда "Daily News" утверждает, что я являлся вдохновителем мер экспроприации мексиканского правительства, то в этом нет клеветы. Это только неправда. Но ваша газета выдвинула ныне второе утверждение, которое, являясь ложью, представляет собою в то же время и клевету. "Daily News" утверждает, что мексиканская нефть продается германскому правительству по моему совету, и что целью моей при этом является причинение ущерба Сталину. "Daily News" пускает здесь от собственного имени ту версию, которая проходила желтой нитью через все московские процессы. Международная следственная комиссия под председательством доктора Джона Дью, объявила московские обвинения подлогом. Передовица вашей газеты не способна превратить разоблаченный подлог в истину.
Кому мексиканское правительство продает нефть, это его дело. Я к этому не имею никакого отношения. Отмечу лишь, что у "демократий" есть простой способ сосредоточить мексиканскую нефть в своих руках: надо покупать ее. Поскольку Великобритания, например, бойкотирует мексиканскую нефть, постольку она вынуждает мексиканское правительство продавать эту нефть Германии, Италии или Японии. Правительство Чемберлена принимает, очевидно, интересы нефтяных магнатов ближе к сердцу, чем интересы национальной обороны, не говоря уже об интересах "демократии". Но это еще не все. Когда вершители судеб великих демократий, которые подарили Гитлеру ко дню его рождения Чехословакию, обрушиваются затем своим негодованием на мексиканское правительство, продающее свою нефть всякому, кто хочет ее купить, то нельзя не сказать, что здесь лицемерие переходит все допустимые пределы и потому становится глупым и смешным.
Но меня сейчас занимает другая сторона вопроса. Утверждение, что я хочу при помощи мексиканской нефти помочь Гитлеру одержать победу над Сталиным, есть не только ложь, но и клевета. СССР и Сталин не одно и то же. Я являюсь противником Сталина, но не СССР. Задача низвержения реакционной и паразитарной диктатуры сталинской олигархии есть задача русских рабочих и крестьян. Передоверить эту задачу Гитлеру они не могут. Гитлер есть только зловещий агент германского империализма. Победа Гитлера означала бы ужасающее экономическое, политическое и национальное рабство для всех народов СССР, и прежде всего -- восстановление прав частного капитала. Или же вы думаете, что я являюсь сторонником экспроприации нефтяных источников только для Мексики? Нет, защищать национализацию средств производства, осуществленную Октябрьской революцией, -- от Гитлера, как и от всех других империалистов, -- я считаю элементарным долгом каждого социалиста, начиная с себя самого.
Л. Троцкий.
Койоакан, 28
декабря 1938 г.
Из интервью с представителями южно-американской прессы
В политике самое важное и самое трудное, на мой взгляд, это определить, с одной стороны, те общие задачи, которые определяют жизнь и борьбу всех стран современного мира; с другой стороны, открыть особое сочетание этих законов в каждой отдельной стране. Нынешнее человечество, все без исключения, от британских рабочих до абиссинских кочевников, живет под гнетом империализма. Этого нельзя забывать ни на минуту. Но это вовсе не значит, что империализм проявляется во всех странах одинаково. Нет, одни страны являются чемпионами империализма, а другие его жертвами. Это есть самая основная линия водораздела между современными нациями и государствами. Под этим и только под этим углом зрения надо рассматривать в частности столь актуальный вопрос о фашизме и демократии.
Демократия для Мексики, например, означает стремление полу-колониальной страны вырваться из кабальной зависимости, дать землю крестьянам, поднять индейцев на более высокую ступень культуры и т. д. Другими словами, демократические задачи Мексики имеют прогрессивный и революционный характер. А что означает "демократия" в Великобритании? Сохранение того, что есть, т.-е. прежде всего сохранение господства метрополии над колониями. То же самое по отношении к Франции. Знамя демократии прикрывает здесь империалистское господство привелигированного меньшинства над угнетенным большинством.
Точно так же нельзя говорить и о "фашизме вообще". В Германии, Италии, Японии фашизм и милитаризм есть орудие жалкого, голодного и потому агрессивного империализма. В латино-американских странах фашизм есть выражение самой рабской зависимости от иностранного империализма. Надо под политической формой уметь находить экономическое и социальное содержание.
Сейчас в некоторых кругах интеллигенции пользуется популярностью мысль, об "объединении всех демократических государств" против фашизма. Я считаю эту идею фантастической, химерической, способной только обмануть народные массы, особенно слабые и угнетенные народы. Можно ли, в самом деле, хоть на минуту поверить тому, что Чемберлен, Даладье или Рузвельт готовы или способны вести войну во имя абстрактного принципа "демократии"? Если бы великобританское правительство так любило демократию, оно давно должно было бы дать свободу Индии. То же относится и к Франции. Великобритания предпочитает в Испании диктатуру Франко политическому господству рабочих и крестьян, ибо Франко будет гораздо более покорным и надежным агентом британского капитализма. Англия и Франция без сопротивления отдали Гитлеру Австрию, но если он прикоснется к их колониям, война будет неизбежна. Вывод отсюда такой: нельзя бороться против фашизма, не борясь против империализма. Колониальные и полуколониальные страны должны бороться прежде всего против того империализма, которых их непосредственно подавляет, независимо от того, носит ли он маску фашизма или демократии.
В странах латинской Америки лучший, наиболее верный метод борьбы против фашизма это аграрная революция. Только потому, что Мексика сделала на этом пути серьезные шаги, восстание генерала Седильо повисло в воздухе. Наоборот, жестокие поражения республиканцев в Испании объясняются тем и только тем, что правительство Азаньи в союзе со Сталиным подавило там аграрную революцию и самостоятельное движение рабочих. Консервативная, тем более реакционная социальная политика в слабых и полу-колониальных странах означает в полном смысле слова измену национальной независимости.
Л. Троцкий.
За свободу искусства
Дорогой Бретон!
От всей души приветствую вашу и Диего Ривера инициативу в деле создания ФИАРИ, международной федерации действительно революционных и действительно независимых артистов; почему не прибавить также: действительных артистов? Пора, давно пора! Земной шар превращается в грязную и зловонную империалистскую казарму. Герои демократии, во главе с несравненным Даладье, -- изо всех сил стараются походить на героев фашизма (это не помешает первым оказаться в концентрационном лагере у вторых). Чем невежественнее и тупее диктатор, тем более он себя чувствует призванным руководить развитием науки, философии и искусства. Стадный сервилизм интеллигенции является, в свою очередь, немаловажным признаком гниения современного общества. Франция не составляет изъятия.
Не будем говорить об Арагонах, Эренбургах и других мелких мошенниках; не станем называть тех господ, которые с одинаковым энтузиазмом пишут биографию Иисуса Христа и биографию Иосифа Сталина (смерть не амнистировала их); оставим в стороне печальный, чтобы не сказать постыдный, закат Ромена Ролланаи Но нельзя удержаться, чтоб не остановиться на примере Мальро. Я не без интереса наблюдал его первые литературные шаги. Элемент позы и рисовки был силен в нем уже и тогда. Нередко коробило от его изысканно холодных поисков чужого героизма. Но нельзя было отказать ему в таланте. С несомненной силой он подошел к вершинам человеческих переживаний, -- к героической борьбе, предельным страданиям, к самопожертвованию. Можно было ждать, -- я лично хотел надеяться, -- что революционная героика войдет глубже в нервы писателя, очистится от позы и сделает Мальро значительным поэтом эпохи катастроф. Что вышло на деле? Художник стал репортером ГПУ, поставщиком бюрократического героизма определенной длины и ширины (третьего измерения нет).
Во время гражданской войны мне приходилось вести упорную борьбу с неточными или ложными военными донесениями, при помощи которых начальники пытались растворять свои ошибки, неудачи и поражения в потоке общих фраз. Нынешние произведения Мальро являются такими фальшивыми донесениями с полей сражений (Германия, Испания). Фальшь становится, однако, неизмеримо отвратительнее, когда рядится в художественную форму. Судьба Мальро символична для целого слоя писателей, почти для целого поколения: люди лгут из мнимой "дружбы" к Октябрьской революции. Как будто революция нуждается во лжи!
Несчастная советская печать, очевидно, по приказу сверху, усиленно жалуется в последние дни на "оскудение" научного и художественное творчества в СССР и укоряет советских писателей и артистов в недостатке искренности, смелости и размаха. Не веришь своим глазам: удав, который читает кроликам проповедь о независимости и личном достоинстве. Безобразная и постыдная картина, вполне достойная, однако, нашей эпохи!
Борьба за идеи революции в искусстве должна снова начаться с борьбы за художественную правду, не в смысле той или другой школы, а в смысле непоколебимой верности художника своему внутреннему я. Без этого искусства нет. "Не лги!" вот формула спасения. ФИАРИ не есть, конечно, эстетическая или политическая школа, и не может ею стать. Но ФИАРИ может озонировать ту атмосферу, в которой художникам приходится дышать и творить. Действительно независимое творчество в нашу эпоху конвульсивной реакции, культурного упадка и морального одичания не может не быть революционным по своему духу, ибо не может не искать выхода из невыносимого социального удушья. Но пусть искусство в целом, как и каждый художник в отдельности, ищут этого выхода своими путями, не ожидая команды извне, не допуская команды, отвергая команду и покрывая презрением всех, кто ей подчиняется. Создать такое общественное мнение среди лучшей части артистов есть задача ФИАРИ. Твердо верю, что это имя войдет в историю.
Ваш Л.
Троцкий.
Койоакан, 22
декабря 1938 г.
Расправа Гитлера с нашими товарищами
25 и 27 ноября в Магдебурге и Берлине состоялись процессы против ряда наших товарищей.
К разным срокам тюремного заключения и лишения гражданских прав приговорены следующие товарищи:
Курт Ноак: 3 года 6 месяцев тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Альфред Ширмер: 3 года 6 месяцев тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Альфред Ракалейник: 3 года и 3 месяца тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Гильда Бергер: 2 года 6 месяцев тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Гильда Герц: 2 года 6 месяцев тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Вальтер Гофман: 2 года и 6 месяцев тюремного заключения и лишение гражданских прав на 5 лет.
Горячий привет нашим товарищам, борющимся за идеи IV Интернационала -- жертвам гитлеровских палачей.
К смерти Л. Седова
(Письмо из Шанхая)
Уважаемый товарищ Троцкий!
С гордостью посылаем вам при сем легальное издание на китайском языке книжки, включающей некролог "Сын, друг и борец"; статью Седова о "стахановщине" и перевод из еженедельного приложения к "Нью-Йорк Таймс" статьи об условиях вашей жизни в Мексике. Мы серьезно думаем, что очерк "Сын, друг и борец" будет вдохновлять революционеров всего мира, как он вдохновляет китайских товарищей.
Через других товарищей вы без сомнения получаете сведения о нашей работе здесь. Нашим наибольшим врагом в настоящее время являются сталинцы, которые не останавливаются ни перед чем, в своих попытках дискредитировать нас. Но наше движение растет и наша историческая миссия будет выполнена.
Мы желаем вам и Наталии лучшего здоровья и посылаем свои горячие революционные приветы. Да живет долго память о Льве Седове! Да здравствует IV Интернационал! Да здравствует мировая пролетарская революция!
С товарищеским приветом
Шанхайские товарищи.
Следуют подписи китайскими письменами.
За недостатком места окончание тезисов конференции Четвертого Интернационала "О классовой борьбе и войне на Дальнем Востоке" откладывается до следующего номера.
Почтовый ящик
Нами получено для "Бюллетеня":
От американских товарищей -- 40 долларов.
От украинских товарищей из Торонто (Канада) -- 2 доллара.
От тов. М. из Аргентины -- 200 франков.
От "Друзей Бюллетеня" во Франции -- 400 фр.
Всего -- 42 доллара и 600 франков.
Товарищеское спасибо.
С # 75 цена "Бюллетеня" повышается.
Цена отдельного номера -- 4 франка.
Подписная цена: за 12 номеров -- 45 франков, за 6 номеров -- 23 франка.