Бюллетень Оппозиции

(Большевиков-ленинцев) № 19

Другие номера

№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30;31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.

№ 19

Март - 1931 - Mars

№ 19

Содержание   Содержание Памяти друга. Над свежей могилой Котэ Цинцадзе. Л. Троцкий - Испанская революция. Пятилетка в четыре года? Альфа - Заметки журналиста. Что творится в китайской компартии? Сталин и Коминтерн. Рост холуизма. Чей же это граммофон? Письма из СССР: Новые репрессии. - Н. Н. Письмо из Москвы. - Из Ленинграда пишут. Письмо оппозиционера. - Из письма ссыльного оппозиционера. - Письмо профессионалиста. - Из деревенского письма. Мелочи. - Список большевиков-ленинцев (оппозиционеров) Верхне-уральского изолятора. От редакции. Из писем Котэ Цинцадзе. Проблемы международной левой оппозиции Л. Троцкий - Китайской левой оппозиции (письмо). Л. Троцкий - Ошибки правых элементов французской Коммунистической Лиги в синдикальном вопросе. Монатт - адвокат социал-патриотов. Андрей Нин (Выслан Сталиным и арестован Беренгером). Н. В. Воровская. Н. М. - О разном и все о том же. Из архива Оппозиции. Письмо Л. Д. Троцкого Н. И. Муралову. Почтовый ящик.

Памяти друга

Над свежей могилой Котэ Цинцадзе

 

Нужны были совсем особые условия -- царизм, подполье, тюрьмы и ссылки, долголетняя борьба против меньшевиков и главное, опыт трех революций, -- чтоб воспитать таких борцов, как Котэ Цинцадзе. Его жизнь неразрывно сливалась с историей революционного движения более, чем за четверть столетия. Он прошел через все этапы пролетарского восстания -- от первых кружков пропаганды до баррикад и захвата власти. Долгие годы он вел кропотливую работу подпольного организатора, когда революционеры вязали петли, а полиция распускала их. Он стоял затем во главе Закавказской Чрезвычайной комиссии, т. е. в самом средоточии власти, в наиболее героический период пролетарской диктатуры. Когда реакция против Октября изменила состав и характер партийного аппарата и его политику, Котэ Цинцадзе одним из первых выступил на борьбу против новых тенденций, враждебных духу большевизма. Первый конфликт разыгрался во время болезни Ленина. Сталин и Орджоникидзе, при поддержке Дзержинского, произвели переворот в Грузии, заменив ядро старых большевиков чиновниками-карьеристами, типа Элиава, Орехалашвили и пр. Именно по этому вопросу Ленин готовился дать аппаратной фракции Сталина непримиримый бой на 12-м съезде партии. 6-го марта 1923 г. Ленин писал грузинской группе старых большевиков, одним из вдохновителей которой был Котэ Цинцадзе: "Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь".

Дальнейший ход событий достаточно известен. Фракция Сталина разгромила на Кавказе фракцию Ленина. Это была первая победа партийной реакции, открывавшая вторую главу революции. Цинцадзе, больной туберкулезом, с десятилетиями революционной работы за плечами, преследуемый аппаратом по пятам, ни на минуту не покидает боевого поста. В 1928 г. его высылают в Бахчи-Сарай, где ветры и пыль гибельно действуют на остатки его легких. Затем его переводят в Алушту, где гнилая зима довершает разрушающую работу. Друзья пытались устроить Котэ в Сухуме, в санатории Гульрипш, где Цинцадзе уже несколько раз спасался во время наиболее тяжких обострений болезни. Орджоникидзе конечно "обещал", -- Орджоникидзе многим и многое "обещал". Но тряпичность его натуры (грубость не противоречит тряпичности), всегда делала его слепым орудием в руках Сталина. В то время, когда Цинцадзе уже в буквальном смысле слова боролся со смертью, Сталин боролся против попыток спасти старого борца: пустить его в Гульрипш, на берег Черного моря? А вдруг он поправится? Между Батумом и Константинополем может установиться связь. Нет, нельзя!

Смерть Цинцадзе свела со сцены одну из самых привлекательных фигур старого большевизма. Этот борец, не раз подставлявший собственную грудь и умевший карать врагов, был человеком исключительной мягкости в личных отношениях. Добродушная насмешливость, чуть-чуть лукавый юмор сочетались в этом закаленном террористе с нежностью, которую можно назвать почти женственной. Тяжкая болезнь, не освобождавшая его из своих когтей ни на час, не могла, не только сломить его нравственной стойкости, но и омрачить его всегда жизнерадостное настроение и мягкое внимание к людям.

Котэ не был теоретиком. Но его ясная мысль, революционное чутье и огромный политический опыт -- живой опыт трех революций -- вооружали его лучше, серьезнее и надежнее, чем вооружает менее стойких формально воспринятая доктрина. Как в Лире, по словам Шекспира, каждый вершок -- король, так в Цинцадзе каждый вершок был революционер. Может быть ярче всего проявился его характер за последние 8 лет -- непрерывной борьбы против надвигавшегося и укреплявшегося господства безыдейной бюрократии.

Цинцадзе органически не мог вместить ничего, что похоже на отступничество, капитулянтство или вероломство. Он понимал политическое значение блока с Зиновьевым и Каменевым. Но морально он не переносил этой группы. Его письма свидетельствуют о всей непосредственности его отвращения -- другого слова нельзя тут найти, -- к тем оппозиционерам, которые, в погоне за формальной принадлежностью к партии, обманывали партию, отказываясь от своих взглядов.

В # 11 русского "Бюллетеня" напечатано письмо Цинцадзе М. Окуджава: прекрасный документ стойкости, ясности мысли и убежденности. Цинцадзе, как сказано, не был теоретиком и охотно предоставлял другим формулировать задачи революции, партии и оппозиции. Но каждый раз, когда ему слышалась фальшивая нота, он брал в руки перо, и никакие "авторитеты" не могли остановить его от выражения опасений или возражений. Об этом свидетельствует, в частности, письмо его, написанное 2-го мая прошлаго года заграницу и напечатанное в номере 12-13 Бюллетеня (стр. 27). Этот практик, организатор внимательнее и надежнее охранял чистоту доктрины, чем многие теоретики.

В письмах Котэ, мы нередко встречаем такие фразы: "плохое "учреждение" "эти колебания". И еще: "беда с людьми, которые не умеют ждать". И снова: "в одиночестве нестойкие люди невероятно легко подвергаются всяким заразам". Настроения неколебимости проникают Цинцадзе насквозь и поддерживают его слабеющую физическую энергию. Он и свою болезнь переживает, как революционный поединок. По выражению одного из его писем, в борьбе со смертью он разрешает вопрос: кто кого: "Пока перевес на моей стороне", прибавляет он с никогда не покидавшим его оптимизмом, за несколько месяцев до смерти.

Летом 28-го года, косвенно касаясь самого себя, т.е. своей болезни, Котэ писал автору этих строк из Бахчи-Сарая: "и Многих и многих наших товарищей и близких нам людей ожидает неблагодарная участь проститься с жизнью где-нибудь в тюрьме или в ссылке, но все это в конечном итоге будет обогащением революционной истории, на которой будут учиться новые поколения. Пролетарская молодежь, ознакомившись с борьбой большевистской оппозиции против оппортунистического крыла партии, поймет, на чьей стороне правда"и

Эти простые и в то же время большие слова Цинцадзе мог написать только в очень интимном письме к другу. Сейчас, когда автора нет в живых, эти строки могут и должны быть опубликованы. Они резюмируют жизнь и мораль революционера высокого закала. Они должны быть оглашены именно для того, чтоб молодежь могла учиться не только на теоретических формулах, но и на личном примере революционной стойкости.

Западные коммунистические партии еще не воспитали бойцов типа Цинцадзе. Это главная их слабость, которая определяется историческими причинами, но не перестает от этого быть слабостью. Левая оппозиция западных стран не составляет в этом отношении исключения, -- и в этом надо себе отдать ясный отчет. Именно оппозиционную молодежь пример Цинцадзе может и должен многому и многому научить. Цинцадзе был живым отрицанием и осуждением всех и всяких видов политического карьеризма, т. е. способности жертвовать принципами, идеями, задачами целого во имя личных целей. Это вовсе не означает отрицания законности революционного честолюбия. Нет, политическая амбиция есть важная пружина борьбы. Но революционер начинается там, где личная амбиция полностью и целиком поставлена на службу большой идее, свободно подчиняется ей и с нею сливается. Флиртовать с идеями, фехтовать революционными формулами, менять свою позицию по соображениям личной карьеры -- вот что Цинцадзе безжалостно осудил своей жизнью и своей смертью. Амбиция Котэ была амбицией непоколебимой революционной верности. Этому у него должна учиться пролетарская молодежь.

Испанская революция

1. Старая Испания

Цепь капитализма снова грозит разорваться на слабейшем звене: на очереди стоит Испания. Революционное движение развивается в этой стране с такой силой, которая заранее отнимает у реакции всего мира возможность верить в скорое наступление порядка на Пиренейском полуострове.

Испания принадлежит, бесспорно, к группе наиболее отсталых стран Европы. Но отсталость ее имеет особый характер, отягощенный великим историческим прошлым страны. В то время, как Россия царей всегда оставалась далеко позади своих западных соседей и медленно подвигалась вперед под их давлением, Испания знала периоды высокого расцвета, превосходства над остальной Европой и владычества над Южной Америкой. Мощное развитие торговли, внутренней и мировой, все более преодолевало феодальную разобщенность провинций и партикуляризм национальных частей страны. Рост силы и значения испанской монархии был в те столетия неразрывно связан с централизующей ролью торгового капитала и с постепенным формированием испанской нации.

Открытие Америки, которое сперва обогатило и подняло Испанию, направилось впоследствии против нее. Великие пути торговли отклонились от Пиренейского полуострова. Обогатившаяся Голландия отпала от Испании. Вслед за Голландией поднялась над Европой Англия, высоко и надолго. Уже начиная со второй половины 16-го столетия Испания приходит в упадок. Со времени разгрома Великой Армады (1588) упадок этот принимает так сказать официальный характер. Надвигается то состояние феодально-буржуазной Испании, которое Маркс назвал "бесславным и длительным гниением".

Старые и новые господствующие классы -- земельное дворянство, католическое духовенство с их монархией, буржуазные классы с их интеллигенцией -- упорно пытаются сохранять старые претензии, но, увы, без старых ресурсов. В 1820 году окончательно отделились южно-американские колонии. С потерей Кубы в 1898 году Испания почти совершенно лишилась колониальных владений. Авантюры в Марокко лишь разоряли страну, питая и без того глубокое недовольство народа.

Задержка экономического развития Испании неизбежно ослабляла централистические тенденции, заложенные в капитализме. Упадок торговой и промышленной жизни городов и экономических связей между ними неизбежно вел к уменьшению зависимости отдельных провинций друг от друга. Такова главная причина, почему буржуазной Испании до сего дня не удалось преодолеть центробежные тенденции своих исторических провинций. Скудость источников общенационального хозяйства и чувство недомогания во всех частях страны могли только питать сепаратистские тенденции. Партикуляризм выступает в Испании с особой силой, особенно рядом с соседней Францией, где Великая революция окончательно утвердила буржуазную нацию, единую и неделимую, над старыми феодальными провинциями.

Не позволяя сложиться новому буржуазному обществу, экономический застой разлагал также и старые господствующие классы. Гордые дворяне прикрывали нередко свое высокомерие дырявыми плащами. Церковь грабила крестьянство, но время от времени вынуждена была претерпевать грабеж со стороны монархии. Эта последняя, по замечанию Маркса, имела больше черт сходства с азиатской деспотией, чем с европейским абсолютизмом. Как понимать эту мысль? Сопоставление царизма с азиатской деспотией, делавшееся не раз, представляется гораздо более естественным, как географически, так и исторически. Но и в отношении Испании это сопоставление сохраняет всю свою силу. Разница лишь та, что царизм складывался на основе крайне медленного развития как дворянства, так и примитивных городских центров. Испанская же монархия сложилась в условиях упадка страны и загнивания господствующих классов. Если европейский абсолютизм вообще мог подняться лишь благодаря борьбе крепнувших городов против старых привиллегированных сословий, то испанская монархия, подобно русскому царизму, почерпала свою относительную силу в бессилии как старых сословий, так и городов. В этом ее несомненная близость с азиатской деспотией.

Преобладание центробежных тенденций над центростремительными в хозяйстве, как и в политике, подрывало почву под испанским парламентаризмом. Давление правительства на избирателей имело решающий характер: в течение последнего столетия выборы неизменно давали правительству большинство. Так как кортесы находились в зависимости от очередного министерства, то само министерство естественно попадало в зависимость от монархии. Мадрид делал выборы, а власть оказывалась в руках короля. Монархия была вдвойне необходима разобщенным и децентрализованным господствующим классам, неспособным править страной от собственного имени. И эта монархия, отражавшая слабость всего государства, была -- между двумя переворотами -- достаточно сильной, чтоб навязать свою волю стране. В общем государственную систему Испании можно назвать дегенеративным абсолютизмом, ограниченным периодическими пронунциаменто.

Военный заговор, военный переворот.

Фигура Альфонса XIII очень хорошо выражает эту систему: и со стороны дегенеративности, и со стороны абсолютистских тенденций, и со стороны страха перед пронунциаменто. Лавирования короля, его измены, его вероломство и его победы над враждебными ему временными комбинациями коренятся вовсе не в характере самого Альфонса XIII, а в характере всей правительственной системы: в новых условиях Альфонс XIII повторяет бесславную историю своего прадеда, Фердинанда VII.

Наряду с монархией и в союзе с нею централизованную силу представляло еще духовенство. Католицизм до сего дня продолжает оставаться государственной религией, духовенство играет большую роль в жизни страны, являясь наиболее устойчивой осью реакции. Государство тратит ежегодно многие десятки миллионов песет на поддержку церкви. Религиозные ордена крайне многочисленны, владеют большими имуществами и еще большим влиянием. Число монахов и монахинь достигает 70 тысяч, равняясь числу учеников средней школы и в два с лишним раза превосходя число студентов. Немудренно при таких условиях, если 45 процентов населения не умеет ни читать, ни писать. Главная масса безграмотных сосредоточена, разумеется, в деревне.

Если крестьянство в эпоху Карла V (Карлоса I) мало выигрывало от могущества испанской империи, то оно в дальнейшем несло на себе наиболее тяжкие последствия ее упадка. Оно влачило в течение столетий жалкое, во многих провинциях -- голодное существование. Составляя и сейчас свыше 70 процентов населения, крестьянство поддерживает на своей спине главную тяжесть государственного здания. Недостаток земли, недостаток воды, высокая арендная плата, примитивное хозяйственное оборудование, первобытная обработка земли, высокие налоги, поборы церкви, высокие цены на промышленные товары, избыточное сельское население, большое число бродяг, нищих, монахов -- такова картина испанской деревни.

Положение крестьянства издавна делало его участником многочисленных восстаний. Но эти кровавые взрывы шли не по общенациональным, а по локальным радиусам, окрашиваясь в самую разнообразную, чаще всего в реакционную краску. Как испанские революции в целом были малыми революциями, так крестьянские восстания принимали форму малой войны. Испания есть классическая страна "гверильи".

2. Испанская армия в политике

Со времени войны с Наполеоном в Испании создалась новая сила -- политизирующее офицерство, младшее поколение господствующих классов, унаследовавшее от отцов разорение великой некогда империи и в значительной мере деклассированное. В стране партикуляризма и сепаратизма армия, по необходимости, получила крупнейшее значение, как централизованная сила. Она стала не только опорой монархии, но и проводником недовольства всех секций господствующих классов, и прежде всего собственного: как и бюрократия, офицерство вербуется из тех крайне многочисленных в Испании элементов, которые требуют от государства прежде всего средств к жизни. А так как апетиты разных групп "образованного" общества далеко превосходят наличие государственных, парламентских и иных должностей, то недовольство остающихся за штатом питает республиканскую партию, столь же неустойчивую, как и все группировки в Испании. Но так как под этой неустойчивостью скрывается нередко подлинное и острое возмущение, то республиканское движение время от времени выделяет из себя решительные и смелые революционные группы, для которых республика является мистическим лозунгом спасения.

Общая численность испанской армии составляет около 170.000 человек, из них свыше 13 тысяч офицеров; сюда же надо прибавить полтора десятка тысяч военных моряков. Являясь орудием господствующих классов страны, командный состав вовлекает в свои заговоры низы армии. Это создает условия для самостоятельного движения солдат. Уже в прошлом унтер-офицеры вторгались в политику без офицеров и против офицеров. В 1836 году унтер-офицеры мадридского гарнизона, подняв восстание, заставили королеву обнародовать конституцию. В 1866 году недовольные аристократическими порядками в армии сержанты артиллерии подняли мятеж. Но все же руководящая роль оставалась в прошлом за офицерством. Солдаты шли за своими недовольными командирами, хотя недовольство солдат, политически беспомощное, питалось другими, более глубокими социальными источниками.

Противоречия в армии совпадают обычно с родами войск. Чем квалифицированнее род оружия, т.-е. чем большей он требует интеллигентности со стороны солдат и офицеров, тем восприимчивее он, вообще говоря, к революционным идеям. В то время, как кавалеристы тяготеют обычно к монархии, артиллеристы дают большой процент республиканцев. Неудивительно, что и летчики, новейший род оружия, оказались на стороне революции и внесли в нее элементы индивидуалистического авантюризма своей профессии. Решающее слово остается за пехотой.

История Испании есть история непрерывных революционных конвульсий. Пронунциаменто и дворцовые перевороты следуют один за другим. На протяжении 19-го и первой трети 20-го веков происходит непрерывная смена политических режимов и внутри каждого из них -- калейдоскопическая смена министерств. Не находя достаточно устойчивой опоры ни в одном из имущих классов, -- хотя все они в ней нуждались, -- испанская монархия не раз попадала в зависимость от собственной армии. Но провинциальная разрозненность Испании налагала свою печать на характер военных заговоров. Мелкое соперничество хунт было лишь внешним выражением того, что испанские революции не имели руководящего класса. Именно поэтому монархия неизменно торжествовала над каждой новой революцией. Однако, через некоторое время после торжества порядка хронический кризис снова прорывался острым возмущением. Ни один из этих опрокидывавших друг друга режимов не запускал плуг глубоко в почву. Каждый из них быстро изнашивался в борьбе с затруднениями, которые вырастают из скудости общенационального дохода при непомерности аппетитов и претензий господствующих классов. Мы видели, в частности, как позорно закончила свои дни последняя военная диктатура. Грозный Примо-де-Ривера пал даже без нового пронунциаменто: из него просто вышел воздух, как из шины, напоровшейся на гвоздь.

Все прошлые испанские перевороты были движением меньшинства против меньшинства: господствующие и полугосподствующие классы нетерпеливо рвали друг у друга из рук государственный пирог.

Если под перманентной революцией понимать наростание социальных переворотов, передающих власть в руки наиболее решительного класса, который затем применяет ее для упразднения всех классов, а следовательно, и самой возможности новых революций, то придется констатировать, что несмотря на "непрерывность" испанских переворотов, в них нет ничего похожего на перманентную революцию: это скорее хронические конвульсии, в которых находит свое выражение застарелая болезнь отброшенной назад нации.

Правда, левое крыло буржуазии, особенно в лице молодой интеллигенции, уже давно ставило своей задачей превращение Испании в республику. Испанское студенчество, которое в силу тех же общих причин, что и офицерство, вербовалось преимущественно из недовольной молодежи, привыкло играть в стране роль, совершенно непропорциональную его численности. Господство католической реакции расжигало оппозицию университетов, придавая ей антиклерикальный характер. Однако, не студенчество создает режим. На своих руководящих верхах испанские республиканцы отличаются крайне консервативной социальной программой: они видят свой идеал в нынешней реакционной Франции, считая, что вместе с республикой к ним придет богатство, и отнюдь не собираются, да и не способны, шествовать путем французских якобинцев: их страх перед массами сильнее, чем их вражда к монархии.

Если щели и поры буржуазного общества заполнены в Испании деклассированными элементами господствующих классов, многочисленными искателями должностей и доходов, то внизу, в щелях фундамента, такое же место занимают многочисленные люмпен-пролетарии, деклассированные элементы трудящихся классов. Лаццарони в галстухах, как и лаццарони в отрепьях представляют собою сыпучие пески общества. Они тем опаснее для революции, чем менее она сама нашла свою подлинную двигательную опору и свое политическое руководство.

Шесть лет диктатуры Примо-де-Ривера придавили к земле и спрессовали все виды недовольства и возмущения. Но диктатура несла в себе неизлечимый порок испанской монархии: сильная по отношению к каждому из раздробленных классов, она оставалась бессильна по отношению к историческим нуждам страны. Это привело к тому, что диктатура разбилась о подводные рифы финансовых и иных затруднений прежде, чем ее успела настигнуть первая революционная волна. Падение Примо-де-Ривера пробудило все виды недовольства и все надежды. Так генерал Беренгер оказался превратником революции.

3. Испанский пролетариат и новая революция

В этой новой революции мы на первый взгляд встречаем те же элементы, что и в ряде прежних: вероломную монархию; раздробленные фракции консерваторов и либералов, ненавидящих короля и ползающих перед ним на брюхе; правых республиканцев, всегда готовых предать, и левых республиканцев, всегда готовых на авантюру; офицеров-заговорщиков из которых одни хотят республики, а другие -- повышения по должности; недовольных студентов, на которых отцы смотрят с тревогой; наконец, стачечников-рабочих, разбитых между разными организациями, и крестьян, протягивающих руки к вилам и даже к ружью.

Было бы, однако, величайшей ошибкой, полагать, что нынешний кризис развернется по образу и подобию всех предшествующих. Последние десятилетия, особенно же годы мировой войны, внесли значительные изменения в экономику страны и в социальную структуру нации. Конечно, и сейчас еще Испания остается в хвосте Европы. Но в стране все же развилась своя собственная промышленность, с одной стороны добывающая, с другой -- легкая. За время войны сильно выросла угольная промышленность, текстильная, постройка гидроэлектрических станций и пр. Индустриальные центры и районы поднялись над страной. Это создает новое соотношение сил и открывает новые перспективы.

Успехи индустриализации отнюдь не смягчили внутренних противоречий. Наоборот, то обстоятельство, что промышленность Испании, как нейтральной страны, поднялась под золотым дождем войны, превратилось к концу войны, когда повышенный заграничный спрос исчез, в источник новых затруднений. Не только исчезли внешние рынки, -- доля Испании в мировой торговле сейчас даже ниже, чем была до мировой войны (1,1 процента против 1,2 процента), -- но диктатуре пришлось, при помощи самой высокой в Европе таможенной стены, защищать внутренний рынок от наплыва иностранных товаров. Высокие пошлины вели к высоким ценам, которые подрывали и без того низкую покупательную способность народа. Промышленность после войны не выходит поэтому из состояния недомогания, которое выражается хронической безработицей, с одной стороны, острыми вспышками классовой борьбы, с другой.

Испанская буржуазия ныне еще меньше, чем в 19-ом столетии, может претендовать на ту историческую роль, которую сыграла некогда британская или французская буржуазия. Явившись слишком поздно, зависимая от иностранного капитала, впившаяся, как вампир, в тело народа, крупная промышленная буржуазия Испании не способна даже на короткий срок выступить вождем "нации" против старых сословий. Магнаты испанской промышленности враждебно противостоят народу, составляя одну из самых реакционных групп в разъедаемом внутренней враждою блоке банкиров, промышленников, владельцев латифундий, монархии, ее генералов и чиновников. Достаточно сослаться на тот факт, что важнейшей опорой диктатуры Примо-де-Ривера являлись фабриканты Каталонии.

Но промышленное развитие подняло на ноги и укрепило пролетариат. На 23 миллиона населения -- оно было бы значительно больше, еслиб не эмиграция -- надо считать около полутора миллионов промышленных, торговых и транспортных рабочих. К ним надо прибавить такую же примерно цифру сельско-хозяйственных рабочих. Общественная жизнь Испании оставалась осужденной вращаться в порочном кругу до тех пор, пока не было класса, способного взять разрешение революционных проблем в свои руки. Выступление на историческую арену испанского пролетариата в корне меняет обстановку и открывает новые перспективы. Чтоб отдать себе в этом необходимый отчет, нужно прежде всего понять, что утверждение экономического господства крупной буржуазии и рост политического значения пролетариата окончательно лишили мелкую буржуазию возможности занимать руководящее место в политической жизни страны. Вопрос о том, могут ли нынешние революционные потрясения привести к подлинной революции, способной перестроить самые основы национального существования, сводится, следовательно, к вопросу о том, способен ли испанский пролетариат взять в свои руки руководство национальной жизнью. Другого претендента на эту роль в составе испанской нации нет. Тем временем исторический опыт России успел достаточно наглядно показать нам удельный вес пролетариата, объединенного крупной промышленностью, в стране с отсталым земледелием, опутанным сетями полуфеодальных отношений.

Правда, испанские рабочие уже принимали боевое участие в революциях 19-го столетия; но всегда на поводу у буржуазии, всегда на втором плане, в качестве вспомогательной силы. Самостоятельная революционная роль рабочих крепнет в течение первой четверти 20-го века. Восстание в Барселоне в 1909 году показало, какие силы заложены в молодом пролетариате Каталонии. Многочисленные стачки, переходившие в прямые восстания, возникали и в других частях страны. В 1912 году развернулась стачка железнодорожных рабочих. Промышленные районы стали территорией смелых пролетарских боев. Испанские рабочие обнаружили полную свободу от рутины, способность быстро откликаться на события и мобилизовать свои ряды, смелость в наступлении.

Первые послевоенные годы, вернее, первые годы после русской революции (1917-1920) были для испанского пролетариата годами больших боев. 1917 год был свидетелем всеобщей революционной стачки. Ее поражение, как и поражение ряда последующих затем движений, подготовило условия для диктатуры Примо-де-Ривера. Когда крушение последней снова поставило в полном объеме вопрос о дальнейшей судьбе испанского народа; когда трусливые происки старых клик и бессильные потуги мелко-буржуазных радикалов ясно показали, что с этой стороны спасения ждать нельзя, рабочие рядом смелых стачечных выступлений крикнули народу: мы здесь!

"Левые" европейские буржуазные журналисты с претензиями на научность, а вслед за ними и социалдемократы философствуют на ту тему, что Испания собирается по просту воспроизвести Великую французскую революцию, с запозданием почти на полтораста лет. Объясняться с этими людьми о революции -- то же, что спорить со слепым о красках. При всей своей отсталости Испания далеко ушла от Франции конца 18-го столетия. Крупные промышленные предприятия, 16.000 километров железных дорог, 50.000 километров телеграфа представляют собою более важный фактор революции, чем исторические воспоминания.

Пытаясь сделать шаг вперед, известный английский еженедельник "Экономист" говорит относительно испанских событий: "Здесь действует скорее влияние Парижа 48-го и 71-го года, чем влияние Москвы 1917 года". Но Париж 71-го года есть шаг от 48го года к 1917 году. Противопоставление поэтому лишено содержания.

Несравненно серьезнее и глубже писал L. Tarquin в "Ля Лютт де Клясс" в прошлом году: "Пролетариат (Испании), опирающийся на крестьянские массы, является единственной силой, способной взять в руки власть". Перспектива рисуется при этом так: "Революция должна привести к диктатуре пролетариата, которая выполнила бы буржуазную революцию и смело открыла бы дорогу социалистическому преобразованию". Так и только так можно ставить ныне вопрос!

4. Программа революции

Официальным лозунгом борьбы является сейчас республика. Между тем развитие революции будет толкать не только консервативные и либеральные, но и республиканские секции господствующих классов под знамя монархии. Во время революционных событий 1854 года Кановас Дель-Кастильо писал: "Мы добиваемся сохранения трона, но без камарильи, которая позорит его". Сейчас эту великую мысль развивают господа Романонес и др. Как будто монархия вообще возможна без камарильи, тем более в Испании!.. Не исключено, правда, такое сочетание обстоятельств, при котором имущие классы могут оказаться вынуждены принести в жертву монархию, чтоб спасти себя (пример: Германия!). Однако, вполне возможно, что мадридская монархия, хоть и с синяками под глазами, продержится до диктатуры пролетариата.

Лозунг республики является, разумеется, также и лозунгом пролетариата. Но для него дело идет не об одной лишь замене короля президентом, а о радикальной чистке всего общества от феодального мусора. Здесь на первое место выступает аграрный вопрос.

Отношения испанской деревни дают картину полуфеодальной эксплоатации. Нищета крестьян, особенно в Андалузии и Кастилии, гнет помещиков, властей и кациков

Неофициальные повелители отдельных районов страны.

не раз уже толкали сельских рабочих и крестьянскую бедноту на путь открытого возмущения. Значит ли это, однако, что в Испании можно, хотя бы путем революции, очистить буржуазные отношения от феодальных? Нет, это только значит, что в условиях Испании капитализм может эксплоатировать крестьянство не иначе, как в полуфеодальной форме. Направить оружие революции против пережитков испанского средневековья значит направить его против самых корней буржуазного господства.

Чтоб вырвать крестьянство из локализма и реакционных влияний, пролетариату нужна ясная революционно-демократическая программа. Недостаток земли и воды, арендная кабала ставят ребром вопрос о конфискации частно-владельческих земель в пользу крестьянской бедноты. Тяжесть фиска, непосильный государственный долг, бюрократическое хищничество и африканские авантюры ставят вопрос о дешевом правительстве, которое может быть обеспечено не владельцами латифундий, не банкирами и промышленниками, не титулованными либералами, а самими трудящимися.

Господство духовенства и богатства церкви выдвигают демократическую задачу: отделить церковь от государства и разоружить ее, передав ее богатства народу. Даже и наиболее суеверные слои крестьянства поддержат эти решительные меры, когда убедятся, что бюджетные суммы, шедшие до сих пор на церковь, как и богатства самой церкви, попадут, в результате секуляризации, не в карманы свободомыслящих либералов, а пойдут на оплодотворение истощенного крестьянского хозяйства.

Сепаратистские тенденции ставят перед революцией демократическую задачу национального самоопределения. Эти тенденции, по внешности, обострились за период диктатуры. Но в то время, как "сепаратизм" каталонской буржуазии есть только орудие в ее игре с мадридским правительством против каталонского и испанского народа, сепаратизм рабочих и крестьян есть оболочка их социального возмущения. Между этими двумя видами сепаратизма надо строго различать. Однако, именно для того, чтоб отделить национально-угнетенных рабочих и крестьян от их буржуазии, пролетарский авангард должен занять в вопросе национального самоопределения самую смелую и искреннюю позицию. Рабочие будут полностью и целиком отстаивать право каталанцев и басков жить самостоятельной государственной жизнью, в случае, еслиб большинство этих национальностей высказалось за полное отделение. Но это не значит, конечно, что передовые рабочие будут толкать каталанцев и басков на путь обособления. Наоборот, экономическое единство страны при широкой автономии национальных областей представляло бы для рабочих и крестьян большие преимущества с точки зрения хозяйства и культуры.

Попытка монархии предотвратить дальнейшее развитие революции при помощи новой военной диктатуры отнюдь не исключена. Но что исключено, так это серьезный и длительный успех подобной попытки. Урок Примо-де-Ривера еще слишком свеж. Цепи новой диктатуры пришлось бы накладывать на язвы, еще не зажившие после старой. Насколько можно судить по телеграммам, король не прочь был бы попробовать; он нервно ищет подходящего кандидата, но не находит охотников. Ясно одно: срыв новой военной диктатуры не дешево обошелся бы монархии и ее живому носителю, а революция получила бы новый мощный толчок. "Faites vos jeux, messieurs!" могут сказать рабочие по адресу верхов.

Можно ли ждать, что испанская революция перешагнет через период парламентаризма? Теоретически это не исключено. Можно представить себе, что революционное движение в сравнительно короткий срок достигнет такого могущества, которое не оставит господствующим классам ни времени, ни места для парламентаризма. Однако, такая перспектива все же мало вероятна. У испанского пролетариата, несмотря на его первоклассные боевые качества, нет пока еще ни признанной революционной партии, ни навыков советской организации. В немногочисленных коммунистических рядах нет, к тому же, единства. Нет ясной и признанной всеми программы действия. Между тем вопрос о кортесах уже стоит в порядке дня. В этих условиях приходится предположить, что революции придется пройти через стадию парламентаризма.

Это вовсе не исключает тактики бойкота по отношению к фиктивным кортесам Беренгера, как русские рабочие с успехом бойкотировали думу Булыгина в 1905 году и довели до ее срыва. Частный тактический вопрос о бойкоте должен решаться на основе соотношения сил на данном этапе революции. Но даже бойкотируя кортесы Беренгера, передовые рабочие должны были бы противопоставить им лозунг революционных учредительных кортесов. Мы должны беспощадно разоблачать шарлатанский характер лозунга учредительных кортесов в устах "левой" буржуазии, которая на самом деле хочет соглашательских кортесов, милостью короля и Беренгера, для сделки со старыми правящими и привиллегированными кликами. Действительное Учредительное Собрание может быть созвано только революционным правительством, в результате победоносного восстания рабочих, солдат и крестьян. Мы можем и должны противопоставлять революционные кортесы соглашательским кортесам; но было бы, на наш взгляд, неправильно на данной стадии отказываться от лозунга революционных кортесов.

Противопоставлять курс на диктатуру пролетариата задачам и лозунгам революционной демократии (республика, земельный переворот, отделение церкви от государства, конфискация церковных имуществ, национальное самоопределение, революционное учредительное собрание) было бы самым жалким и бесжизненным доктринерством. Прежде, чем народные массы могут завоевать власть, они должны объединиться вокруг руководящей пролетарской партии. Борьба за демократическое представительство, как и участие в кортесах на том или другом этапе революции, могут оказать незаменимое содействие при разрешении этой задачи.

Лозунг вооружения рабочих и крестьян (создание рабочей и крестьянской милиции) должен неизбежно получать в борьбе все большее значение. Но на данном этапе и этот лозунг должен быть тесно связан с вопросами защиты рабочих и крестьянских организаций, земельного переворота, обеспечения свободных выборов и ограждения народа от реакционных пронунциаменто.

Радикальная программа социального законодательства, в частности страхование безработных; перенесение налоговых тягот на имущие классы; всеобщее бесплатное обучение -- все эти и им подобные меры, которые сами по себе еще не выходят из рамок буржуазного общества, должны быть написаны на знамени пролетарской партии.

Наряду с этим должны, однако, уже сейчас выдвигаться требования переходного характера: национализация железных дорог, которые в Испании являются сплошь частными; национализация земных недр; национализация банков; рабочий контроль над промышленностью; наконец, государственное регулирование хозяйства. Все эти требования связаны с переходом от буржуазного режима к пролетарскому, подготовляют этот переход, чтобы затем, после национализации банков и промышленности, раствориться в системе мероприятий планового хозяйства, подготовляющего социалистическое общество.

Только педанты могут видеть противоречие в сочетании демократических лозунгов с переходными и чисто-социалистическими. Такого рода комбинированная программа, отражающая противоречивое строение исторического общества, с неизбежностью вытекает из разнородности задач, оставшихся в наследство от прошлого. Привести все противоречия и задачи к одному знаменателю: диктатуре пролетариата -- это необходимая операция, но совершенно недостаточная. Даже, если забежать вперед и допустить, будто пролетарский авангард уже уяснил себе, что только диктатура пролетариата может спасти Испанию от дальнейшего загнивания, остается во всей своей силе подготовительная задача: сплотить вокруг авангарда неоднородные слои рабочего класса и еще более разнородные массы трудящихся деревни. Противопоставить голый лозунг диктатуры пролетариата исторически обусловленным задачам, которые толкают сейчас массы на путь восстания, значило бы подменить марксово понимание социальной революции бакунинским. Это было бы вернейшим способом погубить революцию.

Незачем говорить, что демократические лозунги ни в каком случае не имеют своей задачей сближение пролетариата с республиканской буржуазией. Наоборот, они создают почву для победоносной борьбы против буржуазной левой, позволяя обнаруживать на каждом шагу ее антидемократический характер. Чем смелее, решительнее и беспощаднее пролетарский авангард будет бороться за демократические лозунги, тем скорее он овладеет массами и вырвет почву из-под ног у буржуазных республиканцев и социалистических реформистов, тем вернее лучшие их элементы примкнут к нам, тем скорее демократическая республика отождествится в сознании масс с рабочей республикой.

Чтоб правильно понятая теоретическая формула превратилась в живой исторический факт, надо эту формулу провести через сознание масс на основе их опыта, их нужд, их потребностей. Для этого нужно, не разбрасываясь на детали, не рассеивая внимания масс, свести программу революции к небольшому числу ясных и простых лозунгов и сменять их в зависимости от динамики борьбы. В этом и состоит революционная политика.

5. Коммунизм, анархо-синдикализм, социалдемократия

Как полагается, руководство Коминтерна начало с того, что проглядело испанские события. Мануильский, "вождь" латинских стран, еще совсем недавно объявлял испанские события не заслуживающими внимания. Еще бы! Эти люди провозглашали в 1928 году во Франции канун пролетарского переворота. После того, как они столь долго украшали своей свадебной музыкой похороны, они не могли не встретить свадьбу похоронным маршем. Поступить иначе значило бы для них изменить себе. Когда оказалось, тем не менее, что события в Испании, не предусмотренные календарем "третьего периода", продолжают развиваться, вожди Коминтерна просто замолчали: это во всяком случае осторожнее. Но декабрьские события сделали дальнейшее молчание невозможным. Опять-таки, в строгом соответствии с традицией, вождь латинских стран описал над собственной головой дугу в 180%: мы имеем в виду статью в "Правде", от 17 декабря.

Диктатура Беренгера, как и диктатура Примо-де-Ривера, объявляются в этой статье "фашистским режимом". Муссолини, Матеоти, Примо-де-Ривера, Макдональд, Чан-Кай-Ши, Беренгер, Дан -- все это разновидности фашизма. Раз есть готовое слово, к чему размышлять? Остается, для полноты, включить в этот ряд еще "фашистский" режим абиссинского негуса. Об испанском пролетариате "Правда" сообщает, что он не только "все быстрее усваивает программу и лозунги испанской компартии", но что он уже "осознал свою роль гегемона в революции". Одновременно официальные телеграммы из Парижа повествуют о крестьянских советах в Испании. Известно, что под сталинским руководством советскую систему усваивают и осуществляют прежде всего крестьяне (Китай!). Если пролетариат уже "осознал свою роль гегемона", а крестьяне начали строить советы, и все это под руководством официальной компартии, то победу испанской революции надо считать обеспеченной, -- по крайней мере, до того момента, как мадридские "исполнители" будут обвинены Сталиным и Мануильским в неправильном применении генеральной линии, которая на страницах "Правды" снова выступает пред нами, как генеральное невежество и генеральное легкомыслие. Развратив себя своей собственной политикой до мозга костей, эти "вожди" уже ничему не способны учиться!

На самом деле, несмотря на мощный размах борьбы, субъективные факторы революции -- партия, организации масс, лозунги -- чрезвычайно отстают от задач движения, -- и в этом отставании состоит сегодня главная опасность.

Полустихийный разрыв стачек, приводящих к жертвам и поражениям, или заканчивающихся в ничью, является совершенно неизбежным этапом революции, периодом пробуждения масс, их мобилизации и введения в бой. В движении ведь принимают участие не сливки рабочих, а вся масса их. Бастуют заводские рабочие, но также и ремесленные, шофферы и пекари, строительные рабочие, ирригационные и, наконец, сельско-хозяйственные. Ветераны разминают члены, новобранцы учатся. Через посредство этих стачек класс начинает чувствовать себя классом.

Однако, то, что составляет на данном этапе силу движения -- его стихийность -- может в дальнейшем стать источником его слабости. Допустить, что движение и впредь окажется предоставленным самому себе, без ясной программы, без собственного руководства, значило бы допустить перспективу безнадежности. Вопрос идет ведь не о чем ином, как о завоевании власти. Даже самые бурные стачки -- тем более разрозненные, -- этой задачи не разрешают. Если бы пролетариат в процессе борьбы не почувствовал уже в ближайшие месяцы, что его задачи и методы уясняются ему самому, что его ряды сплачиваются и крепнут, то в его собственной среде неизбежно начался бы распад. Широкие слои, впервые поднятые нынешним движением, впали бы снова в пассивность. В авангарде, по мере того, как почва ускользала бы у него из-под ног, начали бы возрождаться настроения партизанских действий, авантюризма вообще. Ни крестьянство, ни городская беднота не нашли бы в этом случае авторитетного руководства. Пробужденные надежды перешли бы скоро в разочарование и в ожесточение. В Испании создалась бы обстановка, воспроизводящая в известной мере обстановку Италии после осени 1920 года. Если диктатура Примо-де-Ривера была не фашистской, а типично испанской диктатурой военной клики, опирающейся на определенные части имущих классов, то при указанных выше условиях -- пассивности и выжидательности революционной партии и стихийности движения масс, -- в Испании мог бы получить почву подлинный фашизм. Крупная буржуазия могла бы овладеть выведенными из равновесия, разочарованными и отчаявшимися мелкобуржуазными массами и направить их возмущение против пролетариата. Разумеется, сегодня до этого еще далеко. Но времени терять нельзя.

Если даже допустить на минуту, что революционное движение, руководимое левым крылом буржуазии, -- офицерами, студентами, республиканцами, -- может привести к победе, то бесплодие этой победы оказалось бы в последнем счете равносильно поражению. Испанские республиканцы, как уже сказано, полностью остаются на почве нынешних имущественных отношений. От них нельзя ждать ни экспроприации крупного землевладения, ни ликвидации привиллегированного положения католической церкви, ни радикальной чистки авгиевых конюшен штатской и военной бюрократии. Монархическую камарилью сменила бы попросту республиканская камарилья, и мы имели бы новое издание кратковременной и бесплодной республики 1873-1874 г.г.

Тот факт, что социалистические вожди тянутся в хвосте республиканских -- вполне в порядке вещей. Вчера социалдемократия примыкала правым плечом к диктатуре Примо-де-Ривера. Сегодня она примыкает левым плечом к республиканцам. Высшей задачей социалистов, у которых нет и не может быть собственной политики, является участие в солидном буржуазном правительстве. На этом условии они, на худой конец, не отказались бы примириться и с монархией.

Но правое крыло анархо-синдикалистов нисколько не застраховано от того же пути: декабрьские события являются в этом отношении большим уроком и суровым предостережением.

Национальная Конфедерация Труда сосредоточивает вокруг себя, бесспорно, наиболее боевые элементы пролетариата. Отбор здесь происходил в течение ряда лет. Укреплять эту конфедерацию, превращать ее в подлинную организацию масс есть прямая обязанность каждого передового рабочего и прежде всего коммуниста. Этому можно содействовать также и работой внутри реформистских синдикатов, неутомимо разоблачая измены их вождей и призывая рабочих сплачиваться в рамках единой синдикальной конфедерации. Условия революции будут чрезвычайно содействовать такого рода работе.

Но в то же время мы не можем себе делать никаких иллюзий относительно судьбы анархо-синдикализма, как доктрины и революционного метода. Отсутствием революционной программы и непониманием роли партии анархо-синдикализм разоружает пролетариат. Анархисты "отрицают" политику до тех пор, пока она не берет их за горло: тогда они очищают место для политики враждебного класса. Так было в декабре!

Еслиб социалистическая партия приобрела во время революции руководящее положение в пролетариате, она способна была бы только на одно: передать завоеванную революцией власть в дырявые руки республиканского крыла, из которых власть автоматически перешла бы затем к ее нынешним носителям. Великие роды закончились бы выкидышем.

Что касается анархо-синдикалистов, то они могли бы оказаться во главе революции, только отказавшись от своих анархических предрассудков. Наша обязанность им в этом помочь. В действительности, надо полагать, часть синдикалистских вождей перейдет к социалистам или будет революцией отброшена в сторону; настоящие революционеры будут с нами; массы же примкнут к коммунистам, как и большинство социалистических рабочих.

Преимущество революционных ситуаций в том и состоит, что массы быстро учатся. Эволюция масс будет неизбежно вызывать расслоения и расколы не только среди социалистов, но и среди синдикалистов. Практические соглашения с революционными синдикалистами неизбежны в ходе революции. Эти соглашения мы будем лойяльно выполнять. Но было бы поистине гибельным вносить в эти соглашения элементы двусмысленности, умолчания, фальши. Даже в те дни и часы, когда коммунистическим рабочим приходится драться бок-о-бок с рабочими синдикалистами, нельзя уничтожать принципиальной перегородки, замалчивать разногласия или ослаблять критику ложной принципиальной позиции союзника. Только при этом условии поступательное развитие революции будет обеспечено.

6. Революционная хунта и партия

В какой мере сам пролетариат стремится к объединенным действиям, свидетельствует день 15 декабря, когда рабочие поднялись одновременно не только в крупных городах, но и во второстепенных поселениях. Они воспользовались сигналом республиканцев, потому что у них нет достаточно громкого собственного сигнальщика. Поражение движения не вызвало, по-видимому, и тени упадка. Масса воспринимает собственные выступления, как опыты, как школу, как подготовку. Это в высшей степени выразительная черта революционного подъема.

Чтоб выйти на большую дорогу, пролетариату уже сейчас необходима организация, возвышающаяся над всеми нынешними политическими, национальными, провинциальными и профессиональными делениями в рядах пролетариата, и соответствующая размаху нынешней революционной борьбы. Такой организацией, демократически избранной рабочими заводов, фабрик, шахт, торговых предприятий, железнодорожного и морского транспорта, пролетариями городов и деревень, может быть только совет. Эпигоны причинили неизмеримый вред революционному движению во всем мире, утвердив во многих умах предрассудок, будто советы создаются только для нужд вооруженного восстания и не иначе, как накануне его. На самом деле советы создаются тогда, когда революционное движение рабочих масс, хотя бы еще далекое от вооруженного восстания, порождает потребность в широкой авторитетной организации, способной руководить экономическими и политическими боями, охватывающими одновременно разные предприятия и разные профессии. Только при том условии, если советы, в течение подготовительного периода революции внедрятся в рабочий класс, они окажутся способны играть руководящую роль в момент непосредственной борьбы за власть. Правда, слово "советы" получило теперь, после тринадцатилетнего существования советского режима, в значительной мере иной смысл, чем оно имело в 1905 или в начале 1917 года, когда советы возникали не как органы власти, а лишь как боевые организации рабочего класса. Слово хунта, тесно связанное со всей испанской революционной историей, как нельзя лучше выражает ту же мысль. В порядок дня в Испании стоит создание рабочих хунт.

При нынешнем состоянии пролетариата строительство хунт предполагает участие в них коммунистов, анархо-синдикалистов, социалдемократов и беспартийных вожаков стачечной борьбы. В какой мере можно рассчитывать на участие анархо-синдикалистов и социалдемократов в советах? Этого со стороны предсказать нельзя. Размах движения заставит несомненно многих синдикалистов, а может быть и часть социалистов пойти дальше, чем они хотят, если коммунисты с'умеют с необходимой энергией поставить проблему рабочих хунт.

При наличии напора масс практические вопросы строительства советов, нормы представительства, время и способ выборов и пр. могут и должны стать предметом соглашения не только всех коммунистических фракций между собою, но и с теми синдикалистами и социалистами, которые пойдут на создание хунт. Разумеется, коммунисты выступают на всех этапах борьбы со своим развернутым знаменем.

Вопреки новейшей теории сталинизма, крестьянские хунты, как выборные организации, вряд ли возникнут, по крайней мере в значительном числе, до захвата власти пролетариатом. В подготовительный период в деревне будут скорее развиваться иные формы организации, основанные не на выборности, а на личном отборе: крестьянские союзы, комитеты деревенской бедноты, коммунистические ячейки, профессиональный союз сельско-хозяйственных рабочих и проч. Пропаганда лозунга крестьянских хунт на основе революционной аграрной программы, уже сейчас, однако, может быть поставлена в порядок дня.

Очень важна правильная постановка вопроса о солдатских хунтах. По самому характеру военной организации, солдатские советы могут возникнуть лишь в последний период революционного кризиса, когда государственная власть теряет контроль над армией. В подготовительный период дело идет об организациях замкнутого характера, о группах революционных солдат, о ячейках партии, во многих случаях о личных связях рабочих с отдельными солдатами.

Республиканское восстание в декабре 1930 года, будет, несомненно, записано в историю, как рубеж между двумя эпохами революционной борьбы. Правда, левое крыло республиканцев установило связь с вождями рабочих организаций, чтоб добиться единства выступления. Безоружные рабочие должны были играть роль хора при корифеях-республиканцах. Цель эта была осуществлена -- настолько, чтоб раз навсегда обнаружить несовместимость офицерского заговора с революционной стачкой. Против военного заговора, противопоставившего один род оружия другому, правительство нашло достаточные силы внутри самой армии. А стачка, лишенная самостоятельной цели и собственного руководства, должна была сойти на нет, как только военное восстание оказалось подавленным.

Революционная роль армии, не как орудия офицерских экспериментов, а как вооруженной части народа, определится в последнем счете ролью рабочих и крестьянских масс в ходе борьбы. Чтобы революционная стачка могла одержать победу, она должна довести дело до очной ставки рабочих с армией. Как ни важны чисто военные элементы такого столкновения, но политика в нем превышает. Завоевать солдатскую массу армии можно только ясной постановкой социальных задач переворота. Но именно социальные задачи пугают офицерство. Естественно, если пролетарские революционеры центр внимания уже сейчас переносят на солдат, создавая в полках ячейки сознательных и отважных революционеров. Коммунистическая работа в армии, политически подчиненная работе среди пролетариата и крестьянства, может развертываться только на основе ясной программы. Когда же наступит решающий момент, рабочие должны массовидностью и силой своего наступления увлечь большую часть армии на сторону народа или, по крайней мере, нейтрализовать ее. Эта широкая революционная постановка вопроса не исключает военного "заговора" передовых солдат и сочувствующих пролетарской революции офицеров в период, непосредственно предшествующий всеобщей стачке и восстанию. Но такого рода "заговор" не имеет ничего общего с пронунциаменто: задача его имеет служебный характер и состоит в том, чтоб обеспечить победу пролетарского восстания.

Для успешного разрешения всех этих задач нужны три условия: партия; снова партия; еще раз партия.

Как сложатся отношения разных нынешних коммунистических организаций и групп, и какова окажется их судьба в дальнейшем, об этом трудно судить со стороны. Опыт покажет. Большие события безошибочно проверяют идеи, организации и людей. Если руководство Коминтерна окажется неспособным предложить испанским рабочим ничего, кроме ложной политики, аппаратной команды и раскола, то действительная коммунистическая партия Испании сложится и закалится вне официальных рамок Коммунистического Интернационала. Так или иначе, но партия должна быть создана. Она должна быть единой и централизованной.

Рабочий класс ни в каком случае не может строить свою политическую организацию на началах федерации. Коммунистическая партия -- не прообраз будущего государственного строя Испании, а стальной рычаг для низвержения существующего строя. Она не может быть организована иначе, как на принципах демократического централизма.

Пролетарская хунта станет той широкой ареной, на которой каждая партия и каждая группа подвергнутся испытанию и проверке на глазах широких масс. Лозунг единого фронта рабочих будет коммунистами противопоставлен практике коалиции социалистов и части синдикалистов с буржуазией. Только единый революционный фронт сделает пролетариат способным внушить к себе необходимое доверие угнетенных масс деревни и города. Осуществление единого фронта мыслимо только под знаменем коммунизма. Хунта нуждается в руководящей партии. Без твердого руководства она осталась бы пустой организационной формой и неизбежно попала бы в зависимость от буржуазии.

На испанских коммунистов ложатся, таким образом, грандиозные исторические задачи. Передовые рабочие всех стран будут со страстным вниманием следить за ходом великой революционной драмы, которая днем раньше или позже потребует от них не только сочувствия, но и содействия. Будем готовы!

Л. Троцкий.
24 января 1931 года. Принкипо.

Пятилетка в четыре года?

Особый квартал (октябрь -- декабрь 1930 года) показал очень высокие темпы развития промышленности. Но в то же время он показал, что превращение пятилетки в четырехлетку было легкомысленной авантюрой, которая ставит под удар основной план.

Хозяйственный год начинался у нас, в отличие от календарного года, не 1-го января, а 1-го октября. Это вызывалось необходимостью приурочить хозяйственные расчеты и операции к сельско-хозяйственному циклу. Во имя чего этот порядок, вызывавшийся, как видим, серьезными соображениями, был внезапно нарушен? Во имя торжества бюрократического престижа. Так как уже четвертый квартал второго года пятилетки обнаружил невозможность осуществить план в четыре года, то решено было создать особый квартал, т.-е. прибавить к четырем годам три льготных месяца. Предполагалось, что за это время, при помощи удвоенного нажима на мускулы и нервы рабочих, удастся поддержать фетиш непогрешимого руководства.

Но так как особый квартал никаких особых чудесных сил в себе не заключал (теплее ведь не станет, если на термометре снизить нуль), то в конце квартала обнаружилось то, что можно было предвидеть и что мы предвидели до его наступления: несмотря на работу под тремя кнутами, партийным, советским и профессиональным, сверхтемпы оказались неосуществимы.

Черная металлургия юга и центра выполнила план особого квартала на 84%. Металлургия в целом недовыполнила план примерно на 20% ("Правда", 16 января). Донбасс дал 10 миллионов тонн угля вместо программных 16 миллионов тонн, т.-е. не более 62%. Суперфосфатные заводы также выполнили производственное задание лишь на 62%. По другим отраслям промышленности недовыполнения программ не так велики (полных отчетов у нас еще нет), но в общем так называемый "прорыв" плана очень значителен, в частности и в особенности -- в капитальном строительстве.

Хуже, однако, обстоит дело с качественными показателями. Относительно угольной промышленности газета "За Индустриализацию" говорит: "Прорыв по качественным показателям значительно глубже, чем по количественным" (8 января). В отношении криворожской железной руды та же газета пишет: "Качественные показатели ухудшились" (7 января). Ухудшились! А мы знаем, что они и раньше были на крайне низком уровне. Относительно цветных металлов и золота та же газета констатирует: "Вместо снижения себестоимости -- повышение". Таких отзывов можно было бы привести целый ряд.

Что означает, например, ухудшение качества угля, об этом говорит наш корреспондент в применении к транспорту (см. "Письмо профессионалиста" в этом же номере): уменьшение числа пробегов, порча паровозов, увеличение числа крушений, вообще расстройство транспорта является автоматическим ответом на ухудшение качества топлива. В свою очередь расстройство железнодорожного транспорта, который, отметим тут же, особенно сильно отстал во время особого квартала, бьет тяжело по всем остальным отраслям хозяйства. Спортивный метод руководства, заменяющий предусмотрительное, деловое и гибкое планирование, означает все большее накопление недоимок, нередко в скрытой и потому особенно опасной форме, которая грозит жестокими кризисными взрывами.

Темпы особого квартала сами по себе очень высоки и являются новой великолепной демонстрацией неизмеримых преимуществ, заложенных в плановом хозяйстве. При правильном руководстве, считающемся с реальными экономическими процессами и вносящем необходимые изменения в план в процессе его выполнения, рабочие могли бы испытывать законное чувство гордости достигнутыми успехами. Теперь же получается прямо противоположный результат: хозяйственники и рабочие сплошь да рядом видят невыполнимость планов, но не смеют сказать вслух, работают под нажимом, затаив обиду; честные и дельные администраторы не смеют глядеть в глаза рабочим. Все недовольны. Отчетность подгоняется искусственно под задания, качество изделий подгоняется под отчетность, -- все хозяйственные процессы окутаны дымкой фальши. Так подготовляется кризис.

Во имя чего все это? Во имя бюрократического престижа, который окончательно стал на место сознательного и критического доверия партии к руководству. Надо сказать, что это божество -- престиж -- не только дьявольски требовательно и цинично, но и изрядно глупо: оно не стесняется, например, признать, что планы вырабатывались вредителями, причем ни Кржижановский, ни Куйбышев, ни Молотов, ни Сталин не оказались способны распознать это вредительство по его экономическим признакам. С другой стороны, оно, все то же божество, ни в каком случае не согласно признать, что четырехлетний срок, выскочивший в результате сочетания вредительства с невежественным авантюризмом, является ошибочным.

Напомним еще раз, что, когда мы предупреждали с самого начала против легкомысленного, немотивированного, неподготовленного шага, Ярославский, трубадур престижа, провозглашал на всех языках, что наше предупреждение есть новое доказательство контр-революционности "троцкизма".

Заметки журналиста

Что творится в китайской компартии?

"Правда" от 25 декабря 1930 года рассказывает: "Китайская компартия насчитывала к осени 1930 года около 200.000 членов. Партия с корнем вырвала остатки идей Чен-Ду-Сю и идейно (!) разгромила троцкизм. Однако, чрезвычайно сложная обстановка борьбы породила в последнее время в партии колебания "левого", полутроцкистского характера. Ряд руководящих работников, считая, что назрела революционная ситуация в международном масштабе, поставила вопрос о том, чтобы немедленно начать борьбу за власть во всенациональном масштабе, игнорируя необходимость закрепления советской власти в районах, занятых красной армией. Исходя из такой оценки, они считали возможным прекратить экономическую борьбу рабочих и распустить революционные профсоюзы".

Эти строки дают представление о том хаосе, который царит в головах официальных руководителей китайского коммунизма. Они "идейно разгромили троцкизм", -- это само собой разумеется. Но сейчас же после разгрома в партии начались колебания "полутроцкистского характера". Это тоже бывало не раз. Колебания эти захватили даже "ряд руководящих работников". Случалось и это.

В чем же состоят новые полутроцкистские колебания? Прежде всего, оказывается, в требовании "немедленно начать борьбу за власть во всенациональном масштабе". Но ведь левая оппозиция, начиная с осени 1927 года, требовала, -- как раз наоборот, -- снять лозунг вооруженного восстания, в качестве актуального лозунга. И сейчас наши китайские единомышленники ставят в порядок дня не вооруженное восстание, а мобилизацию масс вокруг социальных требований пролетариата и крестьянства и лозунгов революционной демократии; не авантюристские эксперименты в деревне, а строительство профессиональных союзов и партии! Если "Правда" не клевещет (что вполне вероятно), если новая оппозиция действительно требует "прекратить экономическую борьбу рабочих и распустить революционные профсоюзы", то это прямо противоположно тому, что предлагает левая оппозиция (большевики-ленинцы).

Мы читаем далее, что новая оппозиция "игнорирует необходимость закрепления советской власти в районах, занятых Красной армией". Вместо такого "закрепления" она будто бы и требует обще-национального восстания. И тут нет ничего общего с позицией большевиков-ленинцев. Если рассматривать китайскую "Красную армию", как орудие пролетарского восстания, то китайские коммунисты должны руководствоваться общим законом всякого революционного восстания: наступать, расширять территорию, захватывать жизненные центры страны. Без этого революционное восстание безнадежно. Топтание на месте и оборона вместо наступления означают гибель восстания. В этом смысле новая оппозиция, если взгляды ее переданы правильно, последовательнее сталинцев, которые думают, что можно на годы консервировать в крестьянских районах "советскую власть", или что эта советская власть может передвигаться с места на место в обозе партизанских отрядов, именуемых Красной армией. Но ни та, ни другая точка зрения не похожа на нашу. Обе они исходят из ложных предпосылок, отказываются от классовой теории советской власти, растворяют революцию в провинциальных крестьянских восстаниях, авантюристски связывая с ними всю судьбу китайской компартии.

Что представляет из себя эта последняя? Мы неожиданно узнаем из статьи, что "компартия насчитывала к осени 1930 года около 200 тысяч членов". Цифра эта дается без каких бы то ни было пояснений. Между тем в прошлом году киткомпартия насчитывала вряд ли более 6.000 -- 7.000 человек. Если гигантский рост партии в течение последнего года есть факт, то он уж сам по себе должен был бы являться симптомом коренного изменения обстановки в сторону революции. 200.000 членов! Еслиб в партию входили на деле 50, 40, даже 30 или хотя бы 20 тысяч рабочих, проделавших опыт второй китайской революции и понявших ее уроки, мы сказали бы: это грозная, это непреодолимая сила, с такими кадрами можно перевернуть Китай. Но мы тут же спросили бы: входят ли эти 20.000 рабочих в профессиональные союзы? Какую они ведут там работу? Растет ли их влияние? Связывают ли они союзы с неорганизованной массой и с деревенской периферией? Под какими лозунгами?

Но в том то и суть, что руководство Коминтерна кое-чего в этом вопросе не договаривает, кое-о-чем умалчивает, вводя в заблуждение пролетарский авангард. Можно не сомневаться, что львиная доля этих двухсот тысяч -- скажем, 90-95 процентов, -- приходится на районы действия отрядов "Красной армии". Нужно хоть немножко представлять себе политическую психологию крестьянских отрядов и обстановку, в которой они действуют, чтоб политическая картина стала ясна: партизаны, надо думать, чуть не сплошь записываются в партию, а вслед за ними вступают в партию и крестьяне занятых красными областей. Китайская партия, так же, как "Красная армия", так же, как "советская власть", покинула пролетарские рельсы и направилась по проселочным дорогам деревни.

В поисках выхода из тупика новая китайская оппозиция, как мы слышим, выдвигает лозунг обще-национального пролетарского восстания. Разумеется, это был бы самый лучший выход, еслиб предпосылки для него были налицо. Но их сегодня нет. Что же остается в таком случае? Выдвинуть лозунги нынешнего, межреволюционного периода, длительность которого никто не может измерить заранее. Это есть лозунги демократической революции: земля крестьянской бедноте, 8-часовой рабочий день, независимость Китая, свобода самоопределения входящих в его состав народов, наконец, Национальное Собрание.

Под этими лозунгами провинциальные крестьянские восстания и партизанские отряды вырвутся из провинциальных пунктов, вольются в обще национальное движение и свяжут с ним свою судьбу. Компартия поднимется -- не как технический помощник крестьянских партизан, а как политический вождь рабочего класса страны.

Никакого другого пути нет!

Сталин и Коминтерн

Во время своей оппозиционной борьбы Ломинадзе пустил в оборот один из своих разговоров со Сталиным о Коминтерне: "Коминтерн ничего собой не представляет и существует только благодаря нашей поддержке". Сталин, как водится, отрицал этот разговор. Все, кто знают Сталина и его отношение к Коминтерну, ни на минуту, однако, не усомнились в том, что Ломинадзе говорит правду.

Этим мы совсем не хотим сказать, что слова Сталина отвечают действительности. Совсем наоборот. Коминтерн живет, несмотря на поддержку Сталина. Коминтерн живет силою заложенных в нем идей, силой Октябрьской традиции, наконец, прежде всего -- силою капиталистических противоречий. Эти факторы оказывались до сих пор и окажутся, надеемся, впредь, могущественнее той финансово-бюрократической петли, которую Сталин называет поддержкой. Но приведенный выше "афоризм" как нельзя лучше выражает действительное отношение Сталина и К-о к Коминтерну и отлично дополняет теорию социализма в отдельной стране.

В 1925 году, когда кулацкий курс политики был в полном расцвете, Сталин совершенно не находил нужным стесняться в выражениях своего пренебрежения к Коминтерну и к вождям отдельных его секций. Когда Сталин, по соглашению с Зиновьевым, внес на Политбюро предложение извлечь Маслова из архива и послать его в Германию, Бухарин, шедший тогда со Сталиным и Зиновьевым, но не посвященный во все заговоры, запротестовал: "Как же так Маслова?.. Ведь вы же знаете эту фигуруи невозможно"и и пр. На что Сталин ответил: "Все они одним миром мазаны. Революционеров между ними нет вообще. Маслов не хуже других".

Во время обсуждения вопроса о какой-то концессии один из членов Политбюро заметил: "Сдавать ли на сорок лет или на пятьдесят -- тут разницы нет. Надо полагать, что революция до этого срока не оставит от концессионеров и следа". -- "Революция? -- возразил Сталин. -- Не Коминтерн ли ее сделает? Ждите: он и через 90 лет не сделает революции". Нужно ли еще раз напоминать презрительные отзывы Сталина об "эмигрантах", т.-е. о большевиках, работавших в партиях европейского пролетариата.

Таков был общий дух Политбюро. Уничижительное отношение к западноевропейским коммунистам являлось требованием хорошего тона. -- "Неужели же вы думаете, что Персель и Кук совершат в Англии революцию?", спрашивали оппозиционеры. "А вы, небось, думаете, возражал Томский, что революцию совершат ваши британские коммунисты?".

Отношение к коммунистическим партиям Востока было, если возможно, еще более презрительным. От китайских коммунистов требовалось одно: чтоб они помалкивали и не мешали Чан-Кай-Ши выполнять его работу.

Не трудно себе представить, какую ядреную форму принимала эта философия в устах Ворошилова, весьма предрасположенного ко всем видам шовинизма. На заседании делегации ВКП перед пленумом ИККИ 1926 года Ворошилов, со свойственной ему компетентностью, "защищал" Тельмана примерно такими словами: "Ну где же им, скажите, взять лучших? У них нет революционеров. Конечно, еслиб можно было дать им нашего Угланова, он повел бы дело по иному. Угланов у них был бы Бебелем". Фраза эта стала крылатой: Угланов в качестве коммунистического Бебеля в Германии! В те дни Ворошилов, конечно, не предвидел еще, что Угланов окажется просто "подкулачником" и "агентом вредителей". Впрочем, сам Ворошилов и сейчас не сомневается в том, что политика 1925 года была самой лучшей из политик.

Ломинадзе не сказал таким образом ничего нового. Его показания свидетельствуют лишь о том, что внутреннее отношение к Коминтерну, у руководящей верхушки ничуть не изменилось за эти годы. Да и откуда ему было меняться? Свидетельство Ломинадзе кажется даже бледным и прямо-таки ненужным пред лицом того факта, что руководство международным пролетарским авангардом целиком предоставлено нынеи Мануильскому, Куусинену и -- Лозовскому, т.-е. людям, которых в СССР никто всерьез не берет, и которых всерьез брать нельзя.

Нет, Коминтерн живет не поддержкой сталинской бюрократии, а несмотря на эту поддержку. И чем скорее он от нее освободится, тем скорее он выпрямится и поднимется до уровня своих исторических задач.

Рост холуизма

В "Правде" от 28 декабря истекшего года напечатана коллективная статья, -- огромный фельетон, посвященный -- чему бы вы думали? -- "годовщине выступления товарища Сталина на первой конференции аграрников-марксистов". Фельетон, как и предшествовавшая ей статья некоего Борилина, того же типа, представляет собою, если не поразительный, то во всяком случае гнусный документ академического карьеризма, "платформу" людишек, которые скандальную речь Сталина на конференции аграрников-марксистов превращают в прикрытие для собственных кляуз, доносов, происков и вожделений.

Речь Сталина мы подвергли в свое время подробной критике в "Бюллетене" ("Сталин, как теоретик", # 14, стр. 24). Мы показали, что речь эта с первого слова до последнего представляет собою нагромождение элементарных ошибок. Если не знать Сталина и его "теоретического" уровня, можно было бы предположить, что речь представляют чью-то грубую фальсификацию. Ларин, Крицман, даже Милютин -- люди достаточно готовые равняться по начальству -- сказались не в силах вместить полностью теоретические откровения Сталина. Журнал "На аграрном фронте" вынужден осторожно обходить ряд острых вопросов аграрной теории только потому, что Сталин наступил на эти вопросы левым сапогом. И вот эту осторожность учуяли молодые красные профессора. Они без труда поняли, что игра их беспроигрышна: нужно поднять травлю против Крицмана и против Милютина -- ученого академика общих мест, -- обвиняя их в смертном грехе: в расхождении с откровениями Сталина или в недостаточно восторженном их приятии. Соглашаться Крицману и Милютину невозможно, ибо они все-таки знают первые буквы экономического алфавита. Но и молчать нельзя. Так молодые академики, путем открытого и заранее застрахованного нападения, могут добраться дои теоретической истины? -- нет, до журнала "На аграрном фронте" и ряда других учреждений в придачу.

А так как социалистическое творчество должно быть проникнуто духом коллективизма, то искатели премий придали кляузе своей строго коллективный характер. Вот подписи под статьей: Д. Лурье, Я. Никулихин, К. Сомс, Д. Давыдов, И. Лаптев, Незнамов, В. Дятлов, М. Моисеев, Н. Н. Анисимов. Мы выписали эти имена не потому, что они нам известны; наоборот, они нам совершенно неизвестны. Но мы не сомневаемся, что они так или иначе станут известны. Ведь имя Беседовского тоже не было известно, пока его носитель не перескочил через забор. Придется ли этим господам прыгать через забор, и через какой именно, -- покажет будущее. Но совершенно ясно, что мы имеем перед собою, в их лице, академический коллектив широко разветвленной фракции холуев.

Чей же это граммофон?

Некий С. Горский, бывший левый оппозиционер, покаялся летом этого года. Ни права каяться, ни права размазывать свое покаяние -- вместе со слезами и другими продуктами -- на собственном лице мы ни за кем не отрицаем. Мы не склонны также придираться к форме покаяния, ибо закон эстетики (как и анти-эстетики) требует, чтоб форма отвечала содержанию. Но все-таки, казалось нам, есть пределы, пред которыми останавливаются низость, помноженная на легкомыслие. Оказывается С. Горский умудрился переступить через всякие пределы. Не в том, конечно, дело, что "Троцкий пугает непосильными темпами индустриализации", и что Горский, по этому поводу, производит сближение Троцкого с Громаном, Громана -- с вредителями. Тут Горский остается еще полностью в пределах официального ритуала. Лишь выполнив его до конца, Горский вносит в свое покаяние резко-индивидуальную ноту, привлекши к делу Днепрострой, против которого боролся Троцкий, но который был спасен Сталиным. Свою статью Горский заканчивает следующими словами: "Те, кто считал Днепрострой "граммофоном", пляшут над собственной политической могилой. Увы, под их музыку плясал некогда и я. С. Горский". ("За Индустриализацию, # 2544).

Что такое? Невероятно! Поистине не верится глазам. В 1925-1926 г. Троцкий был председателем правительственной комиссии по Днепрострою. Отчасти по этой причине, а главным образом потому, что в тот период на верхах партии господствовали еще безраздельно идеи "потухающей кривой" индустриализации, все члены Политбюро выступали противниками днепровской гидростанции. На апрельском пленуме ЦК 1927 года, в знаменитой своей программной хозяйственной речи, направленной против "сверх-индустриализатора" Троцкого, Сталин заявил: "Нам строить Днепровскую станцию то же, что мужику, вместо коровы, покупать граммофон". Прения велись под стенограмму, которая напечатана, как и все протоколы пленумов, в типографии ЦК. Фраза Сталина о граммофоне произвела своего рода сенсацию и часто повторялась в речах и документах оппозиции. В конце концов эта фраза стала крылатой. Но так как С. Горский решил покаяться плотно и без остатков, то он подкинул (самостоятельно или под указку Ярославского?) экономическую философию Сталина, вместе с его бессмертной формулой -- Троцкому. Что же у него при этом получилось? "Те, кто считал Днепрострой граммофоном, пляшут над собственной политической могилой". Над собственной политической могилой! Но ведь это же все-таки Сталин считал Днепрострой граммофоном. Кто же это пляшет над собственной могилой? Как угодно, но покаяние Горского звучит подозрительно. Искренно ли оно? Да и вообще: покаяние ли это? Нет ли тут задней мысли? Не пытается ли Горский языком Эзопа скомпрометировать Сталина? И чего смотрит редактор Богушевский, человек видавший виды? И чего смотрит Ярославский? Почему не сводит концов с концами? И вообще: куда мы идем?

Альфа.

Письма из СССР

Новые репрессии

Номер уже верстался, когда Редакция получила ниже печатаемое сообщение о новом усилении сталинских репрессий против большевиков-ленинцев.

иВ декабре были повсюду массовые аресты. Репрессии особенно усилились после волны протестов, вызванных гибелью Котэ Цинцадзе. За получение (или за отправку) весточки из заграницы арестовывают и привлекают к ответственности, как за "связь с заграничной контр-революцией". С другой стороны все ухудшается тяжкое материальное положение ссыльных, поголовно лишенных работы. Ссылка изолирована больше, чем когда бы то ни было: не только не получаются письма от других ссыльных, но по почте ничего не доходит и от родных. Несколько месяцев, как абсолютно ничего не известно о Раковском.

В декабре разгромлен ряд ссыльных колоний в Сибири и Средней Азии. По Сибири арестованыи (не расшифровано). По неполным сведениям из Средней Азии, там арестованы товарищи: Акиртава, Багратов, Жап, М. Иоффе (жена покойного А. А. Иоффе), Кикнадзе, Окуджава, Пеклер, Пролетарский, Цивцивадзе и др.

На новые сталинские репресии ссыльные и заключенные большевики-ленинцы единодушно отвечают: "Никакие репрессии нас не сломят. Мы бодры и крепки".

Москва, 23 января 1931 г.

Письмо из Москвы

Газеты за последние две недели отводили много места приветствиям по адресу Молотова. С этой стороны все как будто в порядке, и слухи о черной кошке между первым секретарем и вторым как бы опровергаются. Но более осведомленные люди и ряд объективных, хотя и мелких признаков свидетельствуют, что это не так. Пост предсовнаркома, после того, как на нем просидел под двухлетним обстрелом Рыков потерял политическое значение. С этой стороны назначение Молотова представляется наиболее почетной из всех видов административной ссылки. Молотов, как говорят, долго упирался, хандрил, не показывался, т.-е. перенял сталинскую политику в отношении Ленина. "Приветствия" имеют целью утешить Молотова и примирить его со своей участью, ибо новой драки Сталин все же, по-видимому, боится: и без того уже очень велико число людей, считающих, что его руководство слишком дорого обходится партии. С другой стороны, и Молотову невозможно было слишком натягивать струну, так как Сталин достаточно хорошо вооружен против него: в частных разговорах Сталин всю ответственность за "третий период" возлагает на Молотова, рассказывает, как к нему являлись иностранные делегаты с мольбой: "Освободите нас от третьего периода и -- от Молотова". Все это, надо думать, выйдет наружу при ближайшей проработке.

С запозданием сообщаю вам некоторые подробности о фракции Сырцова-Ломинадзе. Особенно сильна была фракция на Кавказе, где Ломинадзе действовал следующим путем: он всюду сажал своих людей, давая им наказ официально защищать генеральную линию, а также выбирать в руководящие органы сталинцев, чтоб таким путем предотвратить всякие подозрения. Целью такого образа действий было сформирование возможно большего числа фракционных ячеек, с тем, чтоб на ближайшей всесоюзной конференции или съезде выступить целой делегацией и раскрыть карты.

Фракцию Сырцова предал его же сторонник Резник. То, что в газетах упоминалось и это имя, в числе "двурушников", сделано было только для отвода глаз. Благодаря провокации Резника Политбюро известен был каждый шаг Сырцова. В то время, как Сырцов заседал на фракционном совещании на квартире Нусинова, экстренно собралось Политбюро, куда Сырцов и был вызван прямо с квартиры Нусинова. Сырцов сперва начисто отрицал наличие фракционного заседания и заявил, что товарищи просто обсуждали проблему развития животноводства. Этим и объясняется чугуное остроумие Кагановича насчет животноводства, коровы и пр. Но после того, как в Политбюро разъяснили, что все известно (и в доказательство представили документы), Сырцов и Ломинадзе во всем признались, добавив, что сами не могут понять, как они до того могли отрицать существование фракции. На ЦКК Сырцов держался сперва очень вызывающе. Ему принадлежит следующая характеристика Сталина: "тупоголовый человек, который ведет страну к гибели". Он же заявил, что Политбюро больше не существует, а есть четверка: Сталин, Молотов (?), Каганович и Орджоникидзе. Но скоро Сырцов сдал и рассказывают, что при передаче дел Совнаркома РСФСР (Сулимову) разрыдался, и вообще держал себя мокрой курицей, с плачем говорил, что все его политические действия надо рассматривать, как результат его болезненного состояния, что он нервно-больной, нуждается в лечении и т. д.

Чрезвычайно интересно заявление, которое сделал Сталин в одном разговоре с Ломинадзе, в тот период, когда последний еще пользовался полным доверием. Сталин прямо сказал: "Коминтерн ничего из себя не представляет и держится только на помощи со стороны ВКП. Если поддержку прекратить, от Коминтерна ничего не останется". Это необыкновенно циническое (даже для Сталина!) заявление Ломинадзе использовал во фракционной борьбе. Сталин, конечно, весь разговор отрицает.

Последнему покаянному заявлению Бухарина, которое, как известно, было более или менее одобрено ЦК и за критику которого даже нагорело перестаравшемуся Богушевскому, предшествовали следующие "события". С одного из заседаний в ЦК, на котором Бухарина совершенно затравили, он вышел с плачем и подал затем требуемое заявление. В партийных кругах упорно держался слух, очень похожий на правду, что Бухарин грозил Политбюро покончить с собою, если не прекратится травля. Это, очевидно, возымело некоторое действие.

Пришлось мне недавно говорить с одним из провинциальных членов ЦКК, старым приятелем. Он прямо заявил, что большинство членов ЦКК в душе стоит на бухаринской позиции, и что они считают сейчас положение в партии катастрофическим. "Бухарин прав, а Сталин губит страну", -- вот его подлинные слова. Они все чрезвычайно удручены оргвыводами в отношении к Бухарину и Рыкову. Нервно-паническое настроение этого члена ЦКК достаточно видно из того, что, оборвав разговор на полу-фразе, он схватился за голову и выбежал из комнаты. Другой более видный член ЦКК выразился, по словам моего приятеля, так: "Раньше против Сталина прав был Троцкий, а теперь -- Бухарин".

Очень видный работник на вопрос о том, что он думает о новой фракции Сырцова-Ломинадзе, ответил: "я вообще больше не думаю". Кстати, во время прений на пленуме ЦК по вопросу о Бухарине, выяснилась довольно пикантная деталь, касающаяся Милютина. Этот последний часто прерывал Бухарина довольно наглыми репликами: "ты нам лучше о себе расскажи!" и пр. Бухарин не выдержал и ответил: "а ты лучше расскажи, как ты был вначале в наших рядах, -- об этом партия ведь ничего не знает". Таким образом выяснилось, что Милютин в "проработчики" Бухарина попал почти что прямо из его последователей. Этим и объясняется избыток его усердия.

* * *

Несколько слов о процессе промпартии. Процесс потряс рабочих и показал, что в рабочем классе под пеплом, имеется еще подлинный революционный энтузиазм. Отношение рабочих к приговору можно резюмировать одним словом: недоумение. Нередко приходилось слышать такие разговоры: "теперь за небольшие упущения так строго всех нас карают, а тут за громадное преступление -- помиловали". На некоторых предприятиях, несмотря на нажим аппарата, не удалось провести резолюции, одобряющей помилование осужденных. Путаница царила в эти дни чрезвычайная. Например, один мой приятель агитатор, выступал на заводе с требованием расстрела обвиняемых. Это было накануне приговора. На утро сообщают, что ЦИК осужденных помиловал. Агитатора этого хотели снова послать на тот же завод, чтоб он на сей раз выступал в пользу помилования. Он решительно отказался.

На другом предприятии вышло совсем неладно. При голосовании резолюции с требованием расстрела один участник собрания воздержался. После неистового нажима он вымученно выступил с признанием, что допустил политическую ошибку, что обвиняемых-де нужно расстреливать и пр. А на завтра получилось известие, что ЦК обвиняемых помиловал.

Политический вывод наиболее мыслящих рабочих таков, что общественное мнение бюрократии и иностранной буржуазии имеет для Политбюро гораздо большую силу, чем общественное мнение рабочих. Да иного вывода тут и нельзя сделать.

иКондратьев на допросах очень убедительно оправдывался тем, что он "в работе опирался на поддержку Рыкова и Калинина, и в ней черпал уверенность в своей "правоте". Он привел длинный список тезисов и резолюций, написанных им, Кондратьевым и принятых Политбюро и СНК. В этом сотрудничестве Сталина с вредителями роль посредника играл бывший наркомзем А. П. Смирнов. Обо всем этом левая оппозиция знала и предупреждала, начиная с 1924 года.

иМне совершенно достоверно известно, что, по специальному постановлению Сталина, драконовские меры, принятые против "Бюллетеня", еще усилены. Многие из тех "сановников", кто еще до недавнего времени имел, по своему официальному положению, право на получение "Бюллетеня", лишены теперь этого права; насколько этот круг был ограничен -- хорошо известно, но даже и этим, очевидно, не доверяют. Ряд новых "лишенцев" почти открыто плакались на свою судьбу.

Н. Н.

Из Ленинграда пишут

К чему приводят гонки промышленности можно показать на примере нашего завода Электросила. Вся его история за последние полтора года очень поучительна. Не имея возможности поспевать за планом, но в то же время не желая отставать, руководство Электросилы нашло простой выход: в производственном отчете вместо фактически выполненных 40 процентов плана написали 60 процентов. Конечно, при этом имели в виду не обмануть, а просто забежать вперед: мы, де, мол, потом нагоним. Подоспел 16-ый съезд. Чтоб не ударить лицом в грязь, требовалось к съезду стопроцентное выполнение плана. Руководство Электросилы и тут не растерялось и вывело (на бумаге, конечно) 100 процентов. Завод с помпой был помещен на красную доску, сыпались приветствия, все, как полагается. Но затем наступило похмелье. На завод приехала комиссия, которая установила дутый характер исчислений выполнения программы. Оказалось, что выполнено всего 25 процентов. Завод тут же перевели на черную доску. Факт этот был настолько скандальным, что "Правда", например, не решилась о нем печатать.

Вообще перевод с красной доски на черную вещь совершенно обычная и происходит мгновенно: вчера только были на красной доске, сегодня уже на черной.

иВы вероятно знаете, что во главе нашего Совнархоза стоял Колгушкин. В 1928 г. вся ленинградская парторганизация была взволнована слухом, что в архивах нашлись документы из которых явствует, что у Колгушкина в прошлом имеются позорящие его факты, вроде прошения на "высочайшее имя", благодаря чему ему разрешили вернуться из царской ссылки. Говорили и кое о чем похужеи Факты были настолько компрометирующими, что ожидали не только снятия Колгушкина с работы и исключения из партии, но и чуть ли не расстрела. Возможно, конечно, что во всем этом были и преувеличенияи Когда дело получило слишком большую огласку, Колгушкин был незаметно снят, нои поставлен во главе крупнейшего провинциального строительства, а по партийной линии вышел совсем сухим из воды. Спасла его "выдержанность": во всех дискуссиях, начиная с 23-го года, он проявил себя стопроцентным "большевиком", громил оппозицию и поддерживал генеральную линию. Это и обеспечило ему безнаказанность. В Ленинграде среди партийных работников было немалое возмущение этим фактом. Мне известен, в частности, такой случай: одного ленинградского работника ЦК направил на хозяйственную работу в Кузнецкстрой, под начальство Колгушкина, благоденствующего на новом месте. Командированный товарищ категорически отказался работать с Колгушкиным. Ему ответили: известно ли вам, по постановлению какого органа Колгушкин направлен на работу в Кузнецкстрой? Тот ответил, что против этого органа (т.-е. ЦК ВКП), конечно, ничего не имеет, но с Колгушкиным работать все же не намерени

А сколько их, таких Колгушкиных! И все они "без лести преданные" сталинцы. Еще бы! У Сталина в архивах про многих имеются документики большой взрывчатой силы. Стоит им зашевелиться, как документики появятся на свет из несгораемых шкафов. Эти всегда будут на все сто процентов за генеральную линию; у них никогда не появятся сомнения; на кого другого, а на них Сталин может твердо рассчитыватьи до положенного часа.

Письмо оппозиционера

Я вам писал раньше, что один из "охраняющих" Л. С. Сосновского в Томской тюрьме был арестован за попытку передачи письма т. Сосновского единомышленникам. Этот факт удалось сейчас совершенно точно проверить. Служащий тюрьмы, передавший материалы Л. С. Сосновского на волю, был арестован ГПУ и вскоре затем расстрелян. За достоверность сообщения ручаюсь.

В ГПУ, как и повсюду, царят растерянность и неуверенность. Не верит никто и никому. За малейшее подозрение, нередко ни на чем не основанное, например, вежливое обращение с арестованным оппозиционером, "снисходительный" обыск и пр. -- снимают с работы в ГПУ. За малейшую провинность арестовывают. За содействие или помощь оппозиции -- расстреливают, чтоб терроризовать других.

Надо сказать, что недоверие начальства ГПУ даже к собственным своим сотрудникам -- не случайно. Мы при обысках, в ссылке, даже в тюрьме, нередко встречаем полусочувствующих агентов ГПУ. Они это, конечно, не выражают прямо. Но делают свое дело по отношению к нам с нескрываемым отвращением. Бывали нередки факты, когда обыски у нас производились так, чтоб ничего не найти.

Из заключенных оппозиционеров в особенно тяжелых условиях находится тов. Филипп Швальбе. Около 10 месяцев, как он сидит во внутренней тюрьме ГПУ и буквально погибает от чахотки (идет кровь горлом). С ним вместе сидят и его два брата. Никаких передач -- не разрешают; о нем решительно ничего нельзя узнать. Их содержат на положении самой свирепой изоляции. Тов. Филипп Швальбе (б. секретарь Каменева), обвиняется ГПУ в том, что он передал левой оппозиции протоколы знаменитого разговора Каменева с Бухариным.

Помимо братьев Швальбе там сидят 12 оппозиционеров-студентов югославского сектора Коммунистического университета народов Запада.

иКрайняя нужда в работниках, особенно на далеких окраинах, принуждает иногда (в виде исключения) давать ссыльным-оппозиционерам (обычно высоко-квалифицированным работникам) службу в том или ином хозяйственном учреждении. Но и здесь не обходится без мелких подлостей. Например, служащих оппозиционеров лишают праваи столоваться в учрежденческой столовой. Вот какими методами приходится отстаивать "генеральную".

Н. М. Сермукс, бывший секретарь тов. Троцкого уже три года находится в ссылке в городе Череповце. Работы лишен.

Из письма ссыльного оппозиционера

К нам привезли недавно нового москвича. Сообщаю вам наиболее существенное из его рассказов, хотя кое-что, вероятно, устарело и вам известно, так как до высылки он довольно долго просидел в заключении.

Капитулянты делятся на разные группы, соответственно различным фазам своего разложения. "Индивидуально" и наиболее быстрым темпом гниет Радек. Не только рядовые, но и руководящие капитулянты других групп стараются дать понять, что не только политически, но и лично они с ним не имеют ничего общего. Более откровенные говорят прямо: "Радек взял на себя грязную, предательскую роль". Некоторые стараются отговорить радекистов от особо гнусных пакостей. Радек чрезвычайно тяготеет к правительственным сферам, старается быть всюду вхожим и почитаться за своего человека. ("Человек" в старо-русском смысле слова). Об его "литературных" и пр. художествах вы хорошо знаете, так что распространяться нечего. Сообщу лишь небольшой, но характерный факт радековскогои (как бы сказать помягче) цинизма. В ответ на просьбу помочь тяжело больному ссыльному большевику Радек отказался, прибавив: "скорее вернется". Мерит на свой грязный, короткий аршин.

О полнейшей идейной деморализации капитулянтов все мы хорошо знаем. Они мрачнее всего изображают действительность, пытаясь таким образом оправдать себя. Известный капитулянт П. говорил в узком кругу: "Положение отчаянное. Все идет к гибели. Будем с вами (т.-е. с большевиками-ленинцами) висеть на одном фонаре". Он, надо думать, и капитулировал для того, чтоб усилить "отчаянность" положения. Впрочем, уезжая из ссылки Радек говорил то же самое. Нечего и говорить, что мы смотрим на перспективы совсем иначе.

Любопытный факт узнали мы о Преображенском. Сообщивший его нам приезжий "головой" ручается за достоверность. Дело было еще перед 16-ым съездом. Преображенский считал, что постановление ЦК об экспорте хлеба (огромная цифра экспорта) поведет за собою неизбежно "гражданскую войну" и проч. и проч. Он обязательно хотел с предупреждением об этом выступить открыто на съезде: надо же хоть как-нибудь показать, что "мы вернулись в партию". Фракция капитулянтов пришла в ужас: опять исключат, сошлют и т. д. Нажали на Преображенского, а так как он из "мягких", то удалось отговорить. Этот факт капитулянтами держался долго в "строжайшем" секрете, так как они боялись, как бы об этом не узнало "начальство", что могло бы основательно повредить их и без того шаткой репутации. Только в последнее время слух просочился наружу.

Чтоб закончить информацию о капитулянтах, остается еще два слова сказать о маститых родоначальниках сего мало почтенного племени: Зиновьеве и Каменеве. Оба окончательно перешли на "академическую" арену: Каменев в тиши издает собрание сочинений Герцена! Зиновьев же был назначен ректором Казанского университета; не поехал он туда по болезни. Каменеву одно время хотели дать дипломатический пост (посла в Лондоне), но потом передумали. Так эти люди "вернулись в партию".

Теперь о более давних фактах. В период "головокружения" (вскоре после статьи Сталина), на бауманской конференции выступила Н. К. Крупская. Она очень мягко, но все же решилась сказать, что нельзя валить всю ответственность за перегибы на исполнителей, и что и на нас (т.-е. на ЦК) лежит некоторая доля вины. Против нее моментально выступили аппаратчики, и выступили чрезвычайно резко и грубо. Дело кончилось тем, что Крупская подала, куда полагается, заявление с признанием ошибки и пр. Ужасно обидно, что Крупская не только вмешивается сама, но и вмешивает авторитет Ленина в партийную политику, не имея для этого необходимых данных. Как это близкие люди не посоветуют ей большей сдержанностии

К несколько более позднему периоду относится выступление Рыкова на одном московском предприятии. Он получил много записок с вопросами, что с Троцким и пр. Были и такие записки: "ведь Троцкий тоже предлагал индустриализацию и борьбу с кулаком, почему же его выслали?". Рыков отвечал, как полагается по шпаргалке Кагановича. Вообще говоря, "разъяснения" ныне очень упрощены. В научно (Sic!) -- партийной комиссии по изучению отдельных предприятий был такой случай. Обсуждался доклад секретаря ячейки завода Х., где не совсем "благополучно" было по части "троцкизма". Секретарь ячейки в своем докладе успокоил комиссию: мы, сказал он, -- разъяснили, что Троцкий продался буржуазии, и тогда буза прекратилась. Комиссия (научная!) это проглотила. На заседаниях глотают все. А выйдя с заседания обмениваются циничными репликами или многозначительными взглядамии

Письмо профессионалиста

В профессиональном аппарате, как и в других аппаратах, как и повсюду, чрезвычайно углубилось неравенство. Вы знаете, что партмаксимум значительно повышен, кроме того имеется несколько "максимумов"; дифференциация самая тонкая. Например, член ЦК профсоюза получает меньшее жалованье, чем член президиума того же ЦК. Между тем оба работают рядом и на одинаково ответственной работе. Тоже самое с получением продуктов: здесь в среде ответственных работников устроены десятки категорий. Все это не только углубляет неравенство, но и создает новый дополнительный стимул для продвижения вперед по бюрократической лестнице.

В связи с переходом на единоначалие чрезвычайно усилилась власть администрации. Мера, сама по себе правильная (единоначалие), при бюрократическом проведении принимает уродливые формы. Администрация (на Ж. Д., например) имеет право административного ареста рабочего за нарушение производственной дисциплины. Для ликвидации прорывов позволено решительно все: из 8-ми часового рабочего дня делают -- 10-ти часовой и больше; лишают выходных дней (в порядке "добровольном", конечно), не дают отпусков (тех, кто успел уехать летом, повызывали назад); часто будят по ночам для ликвидации наиболее трудных прорывов и т. д. Таким путем хищнически растрачиваются физические силы пролетариата, особенно рабочей молодежи.

На предприятиях все терроризованы и вместе с тем озлоблены. Рабочий боится мастера, мастер -- инженера, тот -- хозяйственника и т. д. Все знают, что "объективных причин" больше не существует. Не хватает топлива или сырья -- все равно виноват. Трест снимает директоров и обвиняет их в разгильдяйстве, директора жмут на рабочих и ругают промеж себя трест за недостачу сырья или топлива.

Спешка в работе (а идут настоящие гонки, с равнением по наиболее искусным и квалифицированным) ведет к ухудшению качества. Ухудшение, как хорошо известно, приняло буквально катастрофический характер: от количественных показателей не остается порою почти ничего, все съедается никуда не годным качеством.

Безалаберность и полная несостоятельность организации на каждом шагу наталкивает рабочих на мысль: а не вредительство ли все это? Когда перед ноябрьским юбилеем выдавали дополнительные порции продовольствия, была такая давка, такие очереди и такой беспорядок, что в толпе открыто говорили, что это вредительство. Пришлось мне слышать и такой вопрос, "а не вредитель ли сам Сталин?". В период "головокружения" его политику часто сравнивали с вредительствоми

Из хозяйственной практики расскажу вам такой случай. Недавно был привлечен к ответственности и подвергся строгим взысканиям один мой знакомый хозяйственник, очень дельный директор завода. Его обвинили в том, что у него на складе лежит большое количество неиспользованного сырья. Он доказал, что сырье он заказал по плану, ни больше и ни меньше того, что ему полагалось. Заказ он получил. Но заказы на другие элементы производства (без которых он не может обрабатывать сырье) выполнены были не полностью. Все его требования и предупреждения ни к чему не привели. В итоге у него оказался излишек сырья, но не хваток других средств производства. Его сняли. Вообще директоров и хозяйственных работников снимают непрерывно. В тресте, где работал упомянутый мною выше директор, за пять месяцев сменилось девять (!) начальников. Не успеет войти в курс дел, как снимают.

Режим на заводе, как я уже упоминал, самый жестокий. Царит невозможная ругань. Давно уже мастера и другое начальство не позволяли себе разговаривать с рабочим, как разговаривают теперь. Но к этому снова "привыкли" и считают, что ругань -- в порядке вещей. Я наблюдал такую сцену: приходит рабочий к директору проситься домой, входит в кабинет, испуганный, говорит запинаясь. Директор его даже не слушает и в грубой форме отказывает.

иВвиду большого числа железнодорожных крушений было проведено несколько показательных процессов. Подсудимые подробно рассказывают о том, как ухудшается качество различных паровозных частей (сальники парят и пр.), а их, несмотря на протесты, заставляют работать на неисправных паровозах. Одна из причин крушений -- скверное качество топлива (большая зольность). В то же время у бригад, из-за запоздания, высчитывают из жалованья. И вот, чтоб не опоздать, они стараются гнать во всю и значительно превышают допустимую скорость. Отсюда частые крушения. На этом процессе, между прочим, можно было убедиться, что не только семичасовой, но и восьмичасовой рабочий день является нередко фикцией. Старик рабочий на грозные допросы: почему вы не ударник? -- ответил: "я и так на четыре-пять часов чуть не каждый день остаюсь после работы. Это все знают".

И все эти опаснейшие эксперименты производятся во имя престижа: ведь обещано пятилетку осуществить в четыре года.

Л.

Из деревенского письма

иКак известно, в деревнях существуют, так называемые, бедняцкие собрания, в которые до сих пор официально входили все бедняки. Теперь происходит "чистка" бедняцких собраний. По одному н-скому сельсовету исключено 20 бедняков. Из них исключены такие, которые явно и действительно должны считаться и являются на деле опорой советской власти. Мотивировка -- подкулачник, кулацкие настроения и т. д. А все дело в том, что они иногда не молчат, и на собраниях высказались, что силой не могут гнать в колхоз, что на самом деле зверски ухудшилось положение бедняков, что идет разбазаривание крестьянского хозяйства, что интеграл неправильно снабжает крестьянство товарами. Или задают вопросы -- будет ли еще одна пятилетка? (докладчик ответил, что этот вопрос на руку кулачеству). Все крестьянские собрания созываются исключительно по вопросам контрактации, налога, сборов и т. д. Ни одного другого вопроса. Вот у нас в сельсовете уже почти год, как собираются собрания по вопросам -- контрактация молока, шерсти и др. сельско-хозяйственных продуктов и систематически бедняцкие собрания, не говоря уже об общих, отказывают в этом. В Н., с целью проведения решения о сдаче молока, шерсти, выезда на лесозаготовки, на "ямы" (для рыбной ловли) на собрания погнали всех служащих в порядке профессиональной дисциплины (а их тут множество. Это -- после районирования -- называется сокращением штатов), и, конечно, их голосами провели. Это показательно для настроения крестьянства. Но это только чуточка-чуточка фактови

Мелочи

Из частных писем

Крестьянин (подмосковный) жалуется (в период сплошной): "мочи нет, надо идти жаловаться к Троцкому". Крестьянка, после отмены головокружений, говорит: "как Троцкий или Сталин статью написали, так полегчало".

От обилия проработок, во многих головах кругом идет.

* * *

К одному знакомому, старому члену партии, но сейчас находящемуся не у дел, очень грубо придирались во время чистки. Этот знакомый мой пошел к одному члену ЦК партии, чрезвычайно видному товарищу, голосующему всегда с большинством, но не принадлежащему к интимному кружку сталинцев. Узнав, в чем дело, член ЦК спросил: "из партии то не исключили?". -- Нет. -- "Ну и хорошои Что же по нынешним временам обращать внимание на выговоры"и

* * *

Из книги отзывов Музея Революции. Пишет рабочий. Музеем остался доволен, но "нам известно, что Троцкий принимал большое участие в революции 1905 года и в революционном движении вообще. А в материалах музея об этом ничего нет". Изъяты все документы, снимки и пр. Когда-то в Музее Революции была большая картина "Арест Совета рабочих депутатов в 1905 г.", -- она также снята.

Один из поэтов, пишущий хвалебные вирши в честь Сталина, на замечания приятеля, что больно они безвкусны, ответил: "что поделаешь, всем нам приходится халтурить".

Список большевиков-ленинцев (оппозиционеров) Верхне-Уральского изолятора

1. Абрамский, 2. Авоян, 3. Альдгаузен Н., 4. Алойц, 5. Акопян, 6. Аронов, 7. Ардштейн, 8. Асракян А., 9. Антокольский, 10. Ардашелия Т., 11. Азатян, 12. Баркин О., 13. Белинский, 14. Безазян, 15. Бабаян, 16. Берзина, 17. Берадзе, 18. Брик, 19. Булычев, 20. Бодров, 21. Выгон, 22. Гертопьян Надежда, 23. Гордеев, 24. Глистовский, 25. Геворкьян С., 26. Грюман, 27. Гогерашвили, 28. Говендо, 29. Голубь Ефим, 30. Граев, 31. Гольдберг Лиза, 32. Гарцман, 33. Гиршфельд, 34. Дингельштедт Ф., 35. Драпкин, 36. Двинский, 37. Донадзе, 38. Залесский, 39. Зайков, 40. Загускин, 41. Зурабьян, 42. Иванова М., 43. Иоффе, 44. Косолапов, 45. Креммер Клавдия, 46. Койдинов, 47. Казлас, 48. Крайний, 49. Какузин, 50. Квачадзе Г., 51. Кессель, 52. Копытов, 53. Колтов, 54. Куликов, 55. Комарова, 56. Корсанидзе, 57. Каменецкий, 58. Киршин, 59. Любитко В., 60. Липатов А., 61. Либкин, 62. Лапшин Ф., 63. Лангер, 64. Лемельман Ида, 65. Магид Муся, 66. Мельнайс, 67. Малый П., 68. Маркус, 69. Михайлевич. 70. Невельсон Ман, 71. Осняч В., 72. Оганесов-Тер, 73. Познанский, 74. Подземский, 75. Папермейстер Арон, 76. Папермейстер Лев, 77. Папермейстер Павел, 78. Переверзев Н., 79. Певзнер Х., 80. Панов, 81. Пацхишвили К., 82. Пушас, 83. Попов, 84. Полинук А., 85. Пивнер, 86. Псалмопевцев, 87. Рац, 88. Рапопорт, 89. Решетниченко В., 90. Стопалов Г., 91. Слитинский С., 92. Саакян Амо, 93. Сосорев, 94. Сурнов, 95. Соловян, 96. Свиридов, 97. Солнцев Е., 98. Табачник Е., 99. Тваччиридзе, 100. Угрюмов, 101. Украинцев, 102. Фрумкин, 103. Флякс, 104. Федорченко, 105. Хелидзе, 106. Хащевацкий, 107. Черных, 108. Черепахин, 109. Шапиро Лиза, 110. Шейлат С., 111. Шемес, 112. Шкуратов, 113. Шпитальник, 114. Яшвили, 115. Яковин Г., 116. Яковлев, 117. Эльцин В.

Кроме того в Верхнеуральском изоляторе находятся заключенные "децисты":

1. Аршавец, 2. Владимиров, 3. Давыдов, 4. Данилович, 5. Есаян, 6. Емельянов, 7. Косман, 8. Прокопина, 9. Правдиво, 10. Смирнов, 11. Сокасова, 12. Суслонов, 13. Терентьев, 14. Фатеев, 15. Янковская, 16. Шапиро Мих.

* * *

От Редакции. Настоящий список -- не полный. Он относится к 1-му ноябрю 1930 г. В него не вошли, поэтому, товарищи, заключенные в верхнеуральский изолятор в течении ноября-декабря-января.

В изоляторе сидят также несколько капитулянтов (Мостовский, Филиппов, Фроловский, Гуревич).

Таких новых заключенных имеется несколько десятков товарищей. Редакции известны имена лишь некоторых из них: т.т. Гринберг, Денсов, Дорошенко, Бобковский, Ландау и др.

Основное ядро верхнеуральцев (около ста товарищей) образовалось в январе 1930 г., при соединении двух уральских изоляторов. Основное ядро это в заключении находится полтора-два года.

Ниже мы даем краткие биографические сведения о некоторых из верхнеуральских заключенных большевиков.

Дингельштедт Федор Николаевич, член большевистской партии с 1910 г. Член Петроградского комитета партии в период февральской революции; активный участник Октября. Две статьи т. Дингельштедта, пересланные нам из Союза, были напечатаны в N# 6 и 12-13 "Бюллетеня". Статьи эти Редакция Бюллетеня сопроводила краткой биографией автора. Она, следовательно, известна читателям.

Товарищи Дингельштедт, Солнцев, Стопалов, Яковин и Эльцин -- все пятеро старые члены партии. Все они имеют самостоятельные научно-марксистские работы по вопросам экономики и истории. Незаурядные литераторы, они являются молодыми теоретиками левой оппозиции. Но теоретическая, "кабинетная" работа у них всегда сочеталась с активной политической борьбой. После окончания гражданской войны они сменили винтовку на книгу с тем, чтоб снова сменить ее на винтовку, когда этого потребуют интересы коммунизма.

Эльцин Виктор Борисович. В партию вступил в 1917 г. В Перми принимал участие в подготовке и проведении Октябрьского переворота. В 1918 г. был председателем Вятского губисполкома. 1919 и 1920 годы работал на восточном фронте: начальником политотдела дивизии и военным комиссаром дивизии. После ликвидации колчаковщины был на хозяйственной работе. С 1922 г. слушатель Института Красн. Проф. Окончил Институт в 1926 г. С 1923 г. в оппозиции; один из руководящих ее работников в Москве -- вплоть до высылки. Редактор собрания "Сочинений" Троцкого. С января 1928 г. в сталинской ссылке; с конца 1929 г. заключен в изолятор.

Здесь необходимо сказать хоть несколько слов о всей семье Эльциных.

Отец Виктора Эльцина, Борис Михайлович Эльцин, старейший большевик; сидел в царских тюрьмах и ссылке. Б. М. Эльцин один из руководителей оппозиции. Он подписал первый платформенный документ оппозиции, так называемое "Заявление 46-ти", ставшее центром дискуссии 1923 года. Б. М. Эльцин был арестован летом 1929 г. и с тех пор находится в заключении -- на режиме полной изоляции, совершенно один, -- в Суздальском изоляторе.

Эльцин Иосиф, второй сын Б. М. Эльцина, уже свыше двух лет находится в ссылке в Старом Крыму. Он болен туберкулезом в крайне тяжелой форме. Врачи считают, что ему грозит гибель, если условия жизни его не будут измененыи

Четвертый член этой семьи революционеров, дочь Б. М. Эльцина, находится в ссылке в Сибири.

Таким образом вся семья Эльциных не только находится у Сталина под замком или в ссылке, но и все члены ее оторваны друг от друга.

Невельсон Ман. Член партии с 1917 года. С начала февральской революции на партийной и комсомольской работе в Петрограде. Красногвардеец во время Октябрьского переворота. С начала 1918 г. и до середины 1920 г. т. Невельсон сражался в рядах Красной Армии (комиссар полка, политкомиссар дивизии и начальник политотдела армии). С 1923 г. на хозяйственной работе; тогда же т. Невельсон примкнул к оппозиции. С января 1928 г. в ссылке; с середины 1929 года в изоляторах, сперва в Тобольском, затем Верхнеуральском.

Познанский И. М. Член партии с 1917 г. Активный участник Октябрьского восстания в Петербурге. Всю гражданскую войну провел на фронтах, в частности был инспектором кавалерии на Южном фронте и с успехом организовывал там конницу; был контужен. В 1921 г. боролся за диктатуру пролетариата под Кронштадтом. После окончания гражданской войны и до ссылки т. Познанский был секретарем т. Троцкого (См. "Моя жизнь", т. II). В феврале 1928 г. был арестован и сослан ГПУ на Север, за попытку следовать за Троцким в Алма-Ату; в 1930 г. заключен в изолятор.

Решетниченко Владимир Иванович. Член партии с 1917 г. Военный работник и герой гражданской войны (награжден орденом Красного Знамени); военный академик.

Магид Муся. Член партии с 1917 г. В период Деникинщины работала в большевистском подпольи на Украине. Заключена в изолятор за побег из ссылки.

Сурнов. Старый член партии, в последний, до ссылки, период был наркомземом Крымской Республики.

Отрывочные сведения эти, конечно, отражают лишь часть революционной деятельности вышеназванных товарищей. Но они все же дают представление о "верхнеуральце", как типе революционера-большевика. Участник Октябрьского восстания; участник гражданской войны; хозяйственная или научная работа после победы на фронтах; семилетняя борьба со сталинской ревизией марксизма и ленинизма; ссылка; изолятор. Всегда и во всех условиях революционное мужество и беззаветная преданность делу. Никаких мыслей о "себе".

Мы надеемся пополнить наши биографические справки и в отношении остальных заключенных и ссыльных.tи

Из писем Котэ Цинцадзе

В нашем архиве имеется около десятка писем и открыток Цинцадзе, дошедших до нас с большими перерывами, сперва -- в Алма-Ата, затем -- в Константинополь. Некоторые из писем Цинцадзе были напечатаны в Бюллетене. Связь с Котэ была одной из тех ценных связей, которые формируют направление Бюллетеня, определяя его ответы на острые вопросы революции.

Ниже мы печатаем выдержки из писем Котэ, в которых личное естественно сочетается с общим. Как ни мал запас наших писем (большинство их было перехвачено) но нам думается, что и эти немногие строки способны оживить в глазах читателей-революционеров образ Котэ Цинцадзе. А этот образ надо воссоздать, закрепить и бережно сохранить.

Редакция.

* * *

Бахчи-Сарай 17/V -- 28 г.

Дорогой Л. Д.

Вот уже три дня, как мы находимся в Бахчи-Сарае. Несмотря на то, что Пушкин воспел этот старинный восточный городок, мы все-таки тут ничего не находим привлекательного. Ехали мы из Тифлиса до места назначения 12 суток. Случилось это потому, что наша власть не захотела отправить нас кратчайшим путем: через Поти или Батум на Севастополь и т. дальшеи В этом мне признался председатель Гепеу. Первоначально нас хотели отправить на Потии Но оказалось, что вокзал был запружен рабочими. Их разогнали. Без арестов (около 80 чел.) не обошлось. Весь квартал представлял из себя военный лагерь. Никого не пропускали. Вокруг вокзала на расстоянии версты стояла охрана. Не разрешали останавливать трамвай возле вокзала. На вокзале, кроме представителей власти, никого не было. Нас на вокзал все же не отправили, а позвонили по телефону, что "высылка отменяется"и Приблизительно через 3 часа нам объявили, что мы поедем через Бакуи Рабочие политически на нашу высылку реагировали, как следует. Даже больше, чем мы ожидали. Подобная же картина была, когда отправляли первую партию. Их хотели также укрыть и отправить через другой вокзал, но высылаемые все (81 чел.) пошли заранее на вокзал (главный), а там на перрон прорвались рабочие, несколько сот человек, -- 600-700. Остальных не пропустили, они остались на привокзальной площади. Тогда всего насчитывали около 2000 рабочих (при нашей отправке было несравненно больше). Разница в том, что в первый раз рабочие успели на вокзал прийти, а во второй раз уже почти с утра к вокзалу никого не допускали. Власти начали разгонять рабочих после того, как они запели Интернационал и вывесили портрет Ленина. Портрет был в бою изорван агентами ГПУи

Настроение рабочих было великолепное. Если бы мы целый год находились в Тифлисе, мы бы не сделали того, что сделала эта наша высылка в смысле укрепления и утверждения в недрах массы симпатий к нам.

Кадр наш непоколебим, несмотря на голод, холод, преследования, издевательства, которые окружают каждого оппозиционера. Не знаю, как в этом отношении дело обстоит в России. Признаюсь, некоторыми нашими "лидерами" мы не довольны. Недовольны очень. Слишком они индивидуалистичны и делают весьма поспешные выводы, сообразуясь только со своими настроениямии Вы знаете, в частности, мое отношение к Зиновьеву: я ему и его сторонникам не верю ни на иоту. Безхребетные люди!

Нам сказали, что вы больны. Из Баку мы вам телеграфировали и ответ получили. Рады, что вам лучше.

Наше отношение к вопросам борьбы неколебимо. Надеемся, что мы не разойдемся во взглядахи

Пламенный привет от Ладо.

Ладо Думбадзе -- старый член партии, наборщик, организатор первых нелегальных типографий большевистской партии, ныне в изоляторе.

Крепко жмем вашу руку. Ждем обещанного письма. С дружеским приветом. Котэ.

ПС. Надо отметить, что при избиениях на вокзале, во время проводов высланных товарищей, не щадили никого: били таких старых товарищей-рабочих, как Ясан Днефбенадзе, член партии с 1898 г., с туберкулезом. Хотели арестовать т. Аракела,

Один из старейших большевиков, бывший каторжанин.

которого рабочие на перроне подняли на руках, но рабочие его не дали. Били женщин, старых революционерок.

К.

* * *

27/VI-28 г.

Дорогой Л. Д.

Ваше письмо к нам получили. Приятно было слышать, что здоровье ваше лучшеи Здоровье особенно необходимо теперь для оппозиционера-большевика. Наша дружеская просьба: беречь свое здоровье, которое, разумеется, необходимо не только для вас.

Нам понятно ваше бесспокойство по поводу болезни вашей дочерии Но я, как туберкулезный, имеющий опыт на самом себе, думаю, что состояние вашей дочери не столь безнадежно. Сколько я видел со скоротечной формой, которые при хорошем уходе поправлялись. Многих и многих наших товарищей и близких нам людей ожидает неблагодарная участь проститься с жизнью где-нибудь в тюрьме или в ссылке, но все это в конечном итоге будет обогащением революционной истории, на которой будут учиться новые поколения. Пролетарская молодежь, ознакомившись с борьбой большевистской оппозиции против оппортунистического крыла партии, поймет, на чьей стороне правдаи Из Тифлиса пишут, что там на другой день проводов т. Окуджава, были арестыи Арестовано около 15 человек. Им предложено: отказаться от оппозиции и признать правильным "левый курс". В противном случае угрожают подвергнуть долгой тюремной жизни. Ребята категорически отказалисьи Спрашивается, на что нужен отказ от оппозиционных взглядов, добытый путем грубого административного насилия? Видимо такими методами хотят создать хотя бы видимость своей идейной победы над оппозициейи

До XV-го "съезда" "вожди" подготовляли (и подготовили) наш организационный разгром. Но вместе с тем они подготовляли (и подготовили) свой идейный разгром. В этом отношении их положение куда тяжелее нашего. Организационный разгром -- вещь тяжелая, но поправимая при наличии правильной линии и правильных взглядов, а идейный разгром -- вещь непоправимаяи Они спекулировали на "ответственных" оппозиционеров а ля Пятаков, Крестинский, Овсеенко, Зиновьев и К-о. Но скоро убедились, что за Пятаковым, напр., пошло 1 с пол. человека. Они вынуждены поэтому прибегнуть к более глубокому маневру. "Левый курс", кроме всего остального (о чем вы пишете в своих письмах), преследует цель ликвидации оппозиции.

Письма т. Преображенского свидетельствуют, что он питает опасные иллюзиии

Мы читали ваши два письма: "К другу" и совершенно согласны с вашей оценкой нашей позиции и нашей тактики. Согласны также в том, что настало время, когда оппозиция должна сказать свое слово, и сказать его именно на VI-м конгрессе, сказать коллективно, от имени большевистской оппозиции, сказать именно в той форме, как вы предлагаете, т. е. чтобы и Коминтерн и массы, как партийные, так и рабочие, узнали о нашей правотеи

В оценке телеграммы т. Радека мы целиком согласны с вамии Насчет зиновьевцев и его самого я был всегда плохого мнения. Я еще не забыл обещания "предать вас контрольной комиссии" за этои

По-видимому, намек на какую-то шутливую угрозу пожаловаться на Л. Д. Троцкого в оппозиционную Контрольную комиссию за "защиту" Зиновьева.

Наша жизнь в Бахчи-Сарае протекает спокойно. Характерной чертой Бахчисарая является "перманентные" (как-бы это слово кого-нибудь не напугало) ветры и пыль. Летом, должно быть, будет невыносимая жара. Хлеба недостаточно. Большие хвосты. Выдают по фунтуи Наш пламенный привет вам, дорогой товарищ и друг Л. Д. Жмем крепко руку.

Ваш Котэ Цинцадзе.

* * *

19/VIII-28 г.

Пламенный привет дорогому Льву Давидовичу!

Ваше письмо от 15/VII получили только сегодня. Оно прогуляло более месяца в дороге.

Искренно скорбим о смерти вашей дочери. Разделяем ваше гореи

С полным удовлетворением прочли ваши тезисы и письмо к оппозиционерам, которые вы нам прислали. Мы были возмущены до глубины души, когда узнали, что т. т. Радек и Смилга подали отдельное заявление конгрессуи

Плохое "учреждение" -- эти колебания. Многие товарищи своими колебаниями сильно дезориентируют массы. Особенно более или менее ответственные товарищи. Телеграмма тов. Радека была в этом отношении недопустимая штука. Беда с людьми, которые не умеют "ждать".

Недавно нам писали, что Политбюро внесло в сеньорен-конвент VI-го конгресса заявление, где оно отрицает наличие каких-либо разногласий в Политбюро и распространение слухов о разногласиях приписывает оппозиции. Но этому никто не верити

В Тифлисе после высылки последней партии наших товарищей арестован старый наш товарищ Датико Лордкипанидзе и сидит в подвале ГПУ. Остальное по старому, т. е. настроение бодрое и непоколебимое. Ультра-левизны, (которой вы опасаетесь) в наших рядах незаметно. Хотя я грешный человек думаю, что в данное время "ультра-левизна" лучше, чем правизна, которая приводит к капитулянтству.

Желаем вам всего наилучшего и крепко целуем. Привет сердечный вашим. Еще раз привет пламенный от Ладо и Васо. С оппозиционным приветом. Привет от Ксении (сестра моя).

Котэ Цинцадзе.

* * *

21/XI-29.

После большого перерыва, связанного с высылкой Л. Д. Троцкого за-границу, все попытки наладить связь с Котэ из Константинополя не приводили к результатам: письма от него обычно доходили, письма к нему почти сплошь перехватывались.

Дорогой друг!

Наконец-то один из товарищей разрешился письмом, где сообщил ваш адрес. Давно я с вами не имел никакой переписки. Как вы живете? Думаю, что не легко вам там, но и нам не лучше. Видимо долго еще придется вести идейную борьбу, чтоб вывести пролетариат на путь ленинизма. Казалось бы, все наши должны были знать это сначала, но нашлись такие, которые этого не знали. Все эти "честные" Ив. Никит. Смирновы, "рожденные в тюрьме" С. Мрачковские, Белобородовы и пр. оказались никуда негодными революционерами. Люди потеряли всякий стыд в погоне за партбилетом. Воображают, что получив его через отступничество они приблизятся к партии. Как бы не так. На самом деле ими затыкают мелкие бюрократические щели по советской линии. Смирнов рассылает ссылке проекты своего заявления. В каком из них (он написал их уже шесть) он излагает свои настоящие убеждения -- неизвестно. Писать есть о многом, но надежды на получение письма мало. Письмо это характера "разведочного". Отвечайте: Алушта, мне. Я хвораю. В этом году 4 раза были кровохаркания и сейчас продолжаются. Привет всем.

Ваш Котэ.

* * *

1/I-30 г.

Многоуважаемый друг!

Недавно я вам писал. Живу в Алуште. Все время хвораю. Если получу ответ, напишу более подробно о своей жизни. Погоды ужасные. Гнилая зима. Если и на сей раз не получу ответа, значит, либо вас нет там, либо же письма задерживаются.

За перепиской Цинцадзе следили так неотступно, что письма из-за границы почти совершенно не доходили до него.

Итак жду ответа. Пришлите коммунистические газеты или журналы, на немецком и французском. Жму руку.

Котэ.

* * *

Алушта, 25/III-30 г.

Дорогой друг!

Как живете? Давно от вас ничего не имею. Не больны ли вы? О здоровьи писал. Повторять не буду. Новостей очень много. Чего стоит одно "головокружение от успехов"! Но так и остается неизвестным, где настоящие причины этой болезнии Вы любите охоту: посылаю открытку с охотой на кабанов.

Ваш Котэ.

1/V-30 г.

Дорогой Яков!

Это письмо, как и следующие, написано с фиктивным обращением и якобы от имени женщины.

С первым мая! Получила твою открытку. Это второе по счету письмо от тебя. Я с нетерпением ждала французских романов и других новостей литературы, но до сих пор их нети Мое здоровье плохо, но борюсь с остервенением. "Кто кого?" так стоит и у меня вопрос. Пока шансы на моей стороне. Но зато, увы, болезнь капитулянтства захватила Буду и Ка-зе. Ты их знаешь. Я в одном из писем писала тебе, что опасаюсь за них. Я ожидала этого, ибо знала хорошо состояние их "здоровья" с малых лет. Хрупкие они были всегда. При "стадной" жизни их можно уберечь. Но в последнее время они были предоставлены самим себе и начали киснуть. В одиночестве нестойкие люди невероятно легко подвергаются всяким заразам. Но имею полную надежду, что они других не заразят или заразят очень немногих. Прошла Пасха. У Христа были гости. В продолжение 7 часов кутили во всю. Разстранжирили все, что у него былои

Это значит: на Пасхе у Христиана Георгиевича (Раковского) был обыск, длился семь часов, все забрали и разорили.

Ваша Катя.

* * *

27/VIII.

Милая Катя!

Совершенно случайно ваш адрес узнали Когда думаете ехать обратно? Я очень болен, но это не интересно. У нас (т. е. в партии) мучение, а не жизнь, хотя на 16-м (съезде) все обстояло "благополучно". Там, почти в соседстве с вами живет наш старик (Л. Д. Троцкий). Неужели вы ничего о нем не знаете? Или это не полагается знать? Я пишу ему письма, а он не отвечает. Видимо власти здорово его оберегают. Вы помните Б.? Он недавно "скончался", но не физически, хотя лучше было, чтобы он физически скончался, но не идейнои Будьте здоровы. Обнимаем вас горячо.

Кеце.

* * *

27/VIII.

Дорогой друг!

От вас совершенно ничего не слышно. Я нахожусь там же. Два месяца лежу. Здоровье из рук вон плохо. Мои близкие и родные подняли вопросы о переводе меня в Сухум. Но пока ничего не слышно. Это единственное, что мне может помочь. Душою я бодр. Слышу маленькое оживление повсеместно. "Мастер" (Сталин) усилил репрессии до безобразия. Тут прямо задыхаются. Никто не может членораздельно сказать, в чем собственно вина большевиков-ленинцев, которых Сталин держит в застенках. Обыски, обыски -- поиски "документов" для оправдания пред массами такого гнуснейшего отношения к пролетарским революционерам. Массы не сегодня-завтра потребуют отчетаи

От старика ничего не имею давно, давно. Наш общий друг Буду подписал заявление И. Н. Смирнова (старосветского помещика). Как видите за ним очень мало последовало. Но он по слухам собирается еще обратиться ко всем оставшимся в тюрьмах и ссылке. Довод у него веский: он гуляет на проспекте Руставели в Тифлисе, а другие чахнут в застенках. Шутка ли! Он называет это "нецелесообразным". Шарлатанство дальше этого идти не может. Привет старику. Пусть пишет. Как ваше здоровье? Почему не извещаете?

Кеце.

* * *

28/VIII.

Привет! Пишу, пишу, а толку нет. Посланные вами лекарства вернули с таможни (т. е. печатные материалы перехватили). Я лежу два месяца. Здоровье из рук вон плохо. Поставлен вопрос об изменении местожительства. Как старик? Вы все-таки к нему ближе. Я ему писал письмо с запросами по поводу его последнего письма. Нет никакого ответа.

Письмо К. Ц. было напечатано в "Бюллетене" русской оппозиции # 12-13.

Хотя письма до меня редко доходят. Только чисто личные, да еще какое-нибудь отчаянное письмо случайно проскочит через заграждения и -- только. Пишите. Неужели и это обывательское письмо не дойдет? Целую.

Кеце.

* * *

Это последнее письмо Котэ. Дальше последовало сообщение от близкого человека, что Котэ совсем плохо. А затем пришла весть о смерти.

---

"иУчаствовали в неудавшейся попытке образовать внефракционную социалдемократическую лево-центровую группу. В числе этих людей я помню, например, будущего большевистского сановника Енукидзе, а затем, -- классический флюгер, Элиавуи

иПосле Октябрьского переворота эти люди, вместе со Стекловым, ушли к большевикам".

"Зап. о рев." Ник. Суханова.
Книга вторая, стр. 261, 262.

---

Проблемы международной левой оппозиции

Китайской левой оппозиции

Дорогие товарищи!

Я получил от вас за последние месяцы большое количество документов и писем на английском, французском и русском языках, равно как и большое количество оппозиционных изданий на китайском языке. Срочная работа, а затем болезнь помешали мне ответить вам раньше. За последние дни я самым тщательным образом изучил все присланные документы, -- увы, кроме китайских! -- чтоб иметь возможность ответить на поставленные вами вопросы.

Скажу с самого начала, что изучение новых документов окончательно убедило меня в полном отсутствии принципиальных разногласий между разными группами, вступившими ныне на путь объединения. Есть тактические оттенки, которые могут в дальнейшем, в зависимости от хода событий, развернуться в разногласия. Но нет никаких оснований думать, что эти разногласия совпадут с линиями старых групп. Я попытаюсь в дальнейшем разобрать спорные и полуспорные вопросы, как они мне представляются отсюда.

1. Вступление компартии в Гоминдан было ошибкой с самого начала. Я думаю, что это -- в том или другом документе -- надо сказать совершенно открыто, тем более, что тут есть огромная доля вины русской оппозиции. Наша группа (оппозиция 1923 г.) за исключением Радека и нескольких его ближайших друзей, была с самого начала против вступления компартии в Гоминдан и против включения Гоминдана в Коминтерн. Зиновьевцы стояли на противоположной позиции. Радек давал им своим голосом перевес в оппозиционном центре. Преображенский и Пятаков считали, что из-за этого вопроса не нужно рвать блока с зиновьевцами. В результате объединенная оппозиция занимала по этому кардинальному вопросу двусмысленную позицию, которая отразилась в целом ряде документов, даже в оппозиционной платформе. Замечательно, что все те русские оппозиционеры, которые занимали по вопросу о Гоминдане зиновьевскую или примиренческую позицию, впоследствии капитулировали. Наоборот, все те товарищи, которые сейчас находятся в тюрьмах и ссылке, с самого начала были противниками вхождения компартии в Гоминдан. Такова сила принципиальной позиции!

2. Лозунг "диктатуры пролетариата и бедноты" не противоречит лозунгу "диктатуры пролетариата", а только дополняет и популяризирует его. Пролетариат в Китае есть маленькое меньшинство нации. Он может стать властью, лишь объединив вокруг себя большинство нации, т. е. деревенскую и городскую бедноту. Эту мысль и выражает лозунг: "диктатура пролетариата и бедноты". Разумеется, в платформе и в программных статьях мы должны ясно и отчетливо указывать на то, что руководящая роль сосредоточивается в руках пролетариата, который выступает, как вождь, наставник и защитник бедноты. Но в агитации вполне законно пользоваться коротким лозунгом "диктатура пролетариата и бедноты". В таком виде лозунг этот не имеет ничего общего с лозунгом "демократической диктатуры пролетариата и крестьянства".

В большом документе, подписанном товарищами Чен-Ду-Сю и другими (15 декабря 1929 г.), вопрос формулирован следующим образом:

"Задачи буржуазно-демократической революции в Китае (национальная независимость, государственное объединение и аграрная революция), могут быть разрешены только при том условии, если китайский пролетариат, в союзе с городской и деревенской беднотой и руководя ими, захватят политическую власть. Другими словами, завершения и победы буржуазно-демократической революции в Китае можно достигнуть только по русскому пути, т. е., по пути китайского Октября".

Я считаю эту формулировку совершенно правильной и исключающей возможность каких-бы то ни было недоразумений.

3. В вопросе о характере китайской революции руководство Коминтерна окончательно попало в тупик. Опыт событий и критика левой оппозиции не оставили в концепции "демократической диктатуры" камня на камне. Но если отказаться от этой формулы, то не остается ничего, кроме теории перманентной революции. Горе-теоретики Коминтерна стоят между двумя этими теориями в незавидной позиции буриданова осла. Последним откровением на эту тему является юбилейная статья Мануильского ("Правда", 7 ноября 1930 г.). Нельзя придумать более нископробную смесь невежества, ограниченности и плутовства. Буриданова теория сталинской бюрократии подвергнута разбору в последнем номере Бюллетеня русской оппозиции (# 17-18). В этом основном вопросе у нас с вами, во всяком случае, не будет и тени разногласий, как свидетельствуют все ваши документы.

4. В некоторых письмах есть жалобы на то, что отдельные группы оппозиции или отдельные товарищи занимают неправильную позицию по отношению к китайской "Красной армии", отождествляя отряды ее с бандитами. Если это верно, то с этим надо покончить. Разумеется, к революционным крестьянским отрядам прилипают люмпен-пролетарские элементы и профессиональные бандиты. Но движение в целом имеет глубокие источники в условиях китайской деревни, и это те самые источники, на которые в дальнейшем должна будет опереться диктатура пролетариата. Политика сталинцев в отношении этих отрядов является политикой преступного бюрократического авантюризма: эту политику мы должны беспощадно разоблачать. Мы не можем также разделять или поощрять иллюзии вожаков и участников партизанских отрядов. Мы должны разъяснять им, что без пролетарской революции и завоевания власти пролетариатом партизанские отряды крестьян не могут привести к победе. Но мы должны вести эту разъяснительную работу, как верные друзья, а не как сторонние наблюдатели, тем более -- не как враги. Не покидая наших методов и задач, мы должны стойко и мужественно защищать эти отряды против гоминдановских репрессий и буржуазной клеветы и травли. Мы должны разъяснять рабочим огромное симптоматическое значение этих отрядов. Мы не можем, разумеется, бросать наши собственные силы на путь партизанщины: у нас сейчас другое поле деятельности и другие задачи. Но тем не менее крайне желательно иметь, по крайней мере, в наиболее крупных отрядах "Красной армии" своих людей, оппозиционеров, которые разделяли бы судьбу этих отрядов, внимательно наблюдали бы взаимоотношения между ними и крестьянством и держали бы в курсе дел организацию левой оппозиции.

В случае замедления революции, нового экономического оживления в Китае и развития парламентских тенденций (это все связано одно с другим), такого рода отряды должны были бы неизбежно выродиться, восстановив против себя крестьянскую бедноту. Тем важнее для нас держать эти отряды под нашим наблюдением, чтоб занимать во всякий момент правильную позицию.

5. В некоторых из писем снова поднимается вопрос о Национальном собрании, причем вопрос о наших политических задачах часто загромождается гаданиями насчет того, осуществится ли Национальное собрание или нет, в каком виде, какие взаимоотношения сложатся между Национальным собранием и советами и пр. и пр. В этих рассуждениях есть значительный элемент политической схоластики. Так, одно из писем гласит:

"Мы думаем, что Национальное собрание, вероятно, не осуществится; еслиб даже оно осуществилось, оно не смогло бы превратиться во "Временное правительство", потому, что все материальные силы находятся сейчас в руках милитаристов Гоминдана. Что же касается правительства, организованного после восстания, то оно будет без сомнения правительством пролетарской диктатуры и не созовет более, в таком случае, Национального собрания".

Это рассуждение чрезвычайно неполно, односторонне и потому оставляет много места недоразумениям и даже неправильностям.

а) Прежде всего нельзя считать исключенным возможность того, что сами буржуазные классы окажутся вынуждены созвать некоторое подобие Национального собрания. Если верны сведения европейских газет, то Чан-Кай-Ши носится с мыслью заменить стесняющий его контроль Гоминдана контролем некоего фиктивного парламента. Известные круги крупной и средней буржуазии, приходящие в столкновение с надоевшей им диктатурой партии, могут пойти навстречу такому замыслу. "Парламент" будет, к тому же, гораздо лучшим прикрытием военной диктатуры пред лицом Америки. Чан-Кай-Ши, как пишут газеты, принял американизированное христианство, считая, не без основания, что это облегчить ему заем у еврейских банкиров с Уолл-Стрит. Американизированное христианство, американо-еврейские ростовщики и китайский псевдопарламент -- это все великолепно гармонирует одно с другим.

В случае парламентского варьянта, мелкая буржуазия городов, интеллигенция, студенчество, "третья партия" -- все это придет в движение. Вопросы конституции, избирательного права и парламентаризма станут в порядок дня. Нелепо думать, будто китайские народные массы все это оставили уже позади. До сих пор они прошли только школу Сталина-Чан-Кай-Ши, т. е., самую позорную из всех школ. Вопросы демократии неизбежно захватят на известный период не только крестьян, но и рабочих. Нужно, чтоб это происходило под нашим руководством.

Созовет ли Чан-Кай-Ши свой парламент? Весьма возможно. Но возможно, что конституционно-демократическое движение перельется через планы Чан-Кай-Ши и вынудит его пойти гораздо дальше, чем он сегодня хочет, или даже сметет Чан-Кай-Ши вместе с его планами. Каковы бы ни были конституционно-парламентские варьянты, мы в стороне не останемся. Мы примем участие в борьбе под нашими лозунгами, т. е. прежде всего под лозунгами революционной и последовательной ("стопроцентной") демократии. Если революционная волна не сметет сразу Чан-Кай-Ши вместе с его парламентом, то нам придется в этом парламенте принимать участие, обличая обман компрадорского парламентаризма и выдвигая наши собственные задачи.

б) Можно ли себе представить, что революционно-демократическое движение примет такие размеры, при которых Чан-Кай-Ши уже не сможет удержать в своих руках военный аппарат, а коммунисты еще не смогут овладеть властью? Такой переходный период развития вполне реален. Он может выдвинуть какую-либо китайскую разновидность двоевластия, новое Временное правительство, блок Гоминдана и третьей партии и пр. и пр. Такой режим был бы крайне неустойчив. Он явился бы только ступенькой к диктатуре пролетариата. Но такая ступенька возможна.

в) "При победоносном восстании, -- говорит цитированный документ, -- установилась бы диктатура пролетариата, и тогда Национальное собрание не было бы созвано". И здесь вопрос слишком упрощен. В какой момент произойдет восстание и под какими лозунгами? Если бы пролетариат объединил вокруг себя деревенскую бедноту под лозунгами демократии (земля, Нац. собр., и проч.) и низверг бы объединенным натиском военную диктатуру буржуазии, то, придя к власти, он оказался бы вынужден созвать Национальное собрание, чтобы не вызывать подозрений крестьянства и не открывать ворот для буржуазной демагогии. Ведь оказались же большевики вынуждены, после Октябрьского переворота, созвать Учредительное собрание! Почему же считать этот варьянт исключенным для Китая? Крестьянство развивается вовсе не одновременно с пролетариатом. Пролетариат многое может предвидеть заранее, а крестьянство учится только на фактах. Китайскому крестьянству может понадобиться живой опыт Национального собрания.

Так как буржуазия в России долго оттягивала созыв Учредительного собрания, а большевики ее в этом обличали, то, придя к власти, большевики вынуждены были созвать Собрание в короткий срок, на основании старых избирательных списков, и потому оказались в меньшинстве. Учредительное собрание пришло в столкновение с советами на глазах всего народа и было разогнано.

В Китае можно себе представить другой варьянт. Придя к власти, пролетариат сможет, при известных условиях, отодвинуть созыв Учредительного собрания на несколько месяцев, развернуть широкую агитацию в деревне и обеспечить в Национальном собрании коммунистическое большинство. Выгода будет та, что советская система получит формальную санкцию Национального собрания, что сразу лишит буржуазию популярного лозунга в гражданской войне.

6. Разумеется, разобранные выше варьянты представляют собою только исторические гипотезы. Нет никакой возможности предугадать, как сложится действительный ход событий. Общий курс -- на диктатуру пролетариата -- ясен заранее. Нам надо не столько гадать о возможных варьянтах, этапах и комбинациях, сколько вмешиваться в события, в качестве революционного фактора, развертывая могущественную агитацию под лозунгами демократии. Если мы захватим в свои руки инициативу в этой области, то сталинская бюрократия окажется выкинутой за борт, а большевики-ленинцы превратятся в короткий срок в крупную политическую силу.

7. Вопрос о том, какие возможности открываются в ближайший период перед китайским капитализмом, есть вопрос не принципа, а факта. Решать заранее, что капиталистическое развитие в Китае не может больше сделать ни шагу вперед, было бы чистейшим доктринерством. Значительный приток иностранных капиталов в Китай совершенно не исключен. Мировой кризис накопляет свободные капиталы, которым нужно поле действия. Сейчас, правда, даже американский капитал, наиболее мощный, парализован, растерян, труслив, лишен инициативы, так как он слишком недавно свергся с высот процветания в пучину кризиса. Но он уже начал искать такого международного плацдарма, опираясь на который он мог бы дать толчок новому промышленному подъему. Несомненно, что Китай открывает в этом отношении серьезные возможности. В каком масштабе они осуществятся? Этого, опять-таки, предвидеть нельзя. Тут надо не гадать априорно, а следить за реальными экономическими и политическими процессами. Во всяком случае отнюдь не исключено, что в то время, как большая часть капиталистического мира будет еще биться в сетях кризиса, приток иностранных капиталов создаст в Китае экономическое оживление. Мы и к этому варьянту должны быть готовы, сосредоточив своевременно наше внимание на организации, укреплении и правильном руководстве профессиональных союзов.

Нет сомнения, что экономическое оживление отодвинуло бы на некоторый срок непосредственную революционную перспективу, но зато оно подготовило бы для нее новые возможности, новые силы и новые источники победы. Будущее во всяком случае за нами!

8. Некоторые из шанхайских писем ставят вопрос: следует ли форсировать полное объединение на местах, слияние печати всех групп и созыв конференции на основах уже осуществленного единства, -- или же сохранять внутри объединенной оппозиции отдельные группы до окончательного разрешения всех тактических вопросов? В таких организационных делах трудно подавать советы издалека. Возможно также, что совет запоздает. Но все же я не могу удержаться от того, чтобы не сказать: дорогие друзья, сливайте окончательно ваши организации и газеты сегодня же! Нельзя слишком затягивать подготовку объединения, ибо таким путем можно, помимо своей воли, сфабриковать искусственные разногласия.

Я вовсе не хочу этим сказать, что все вопросы уже разрешены, и что вы (правильнее сказать, мы) застрахованы от разногласий в будущем. Нет, не может быть никакого сомнения в том, что завтрашний и послезавтрашний день выдвинут новые задачи, а значит и новые разногласия. Без этого революционная партия не может развиваться. Но эти новые разногласия будут порождать новые группировки в рамках объединенной организации. Нельзя слишком долго оглядываться на вчерашний день. Нельзя топтаться на месте. Надо идти навстречу завтрашнему дню!

9. Что новые разногласия неизбежны, об этом свидетельствует опыт всех секций левой оппозиции. Французская Лига, наприм., сложилась из разных групп. Благодаря своей еженедельной газете, Лига выполнила очень серьезную и ценную работу, не только национальную, но и интернациональную, доказав этим, что объединение нескольких групп было прогрессивным фактом. Но в этой объединенной Лиге возникли за последние месяцы острые разногласия, в частности по синдикальному вопросу. Сформировалось правое крыло, занявшее в корне ошибочную позицию. Вопрос настолько важен и глубок, что он может привести даже к новому расколу. Разумеется, надо сделать решительно все, чтоб его избежать. Но если бы это не удалось, то новый раскол вовсе не доказывал бы неправильности вчерашнего объединения. Мы не делаем фетиша ни из единства, ни из раскола. Все зависит от условий, от момента, от глубины разногласий, от характера задач.

10. В Испании обстоятельства складываются, по-видимому, по иному, чем в других странах. Испания переживает сейчас период явного и несомненного революционного подъема. Горячая политическая атмосфера должна чрезвычайно облегчить работу большевиков-ленинцев, как самого смелого и последовательного революционного крыла. Коминтерн разбил ряды испанского коммунизма, обессилил и обескровил оффициальную партию. Как и во всех других важных случаях, руководство Коминтерна прозевало революционную ситуацию. Испанские рабочие в наиболее ответственный момент оказались предоставлены самим себе. Почти без руководства они разворачивают поразительную по своему размаху революционную стачечную борьбу. В этих условиях испанские большевики-ленинцы выдвигают лозунг советов. По теории сталинцев и по практике кантонского восстания советы надо создавать, будто бы лишь накануне восстания. Гибельная теория и гибельная практика! Советы надо создавать, когда реальное живое движение масс обнаруживает спрос на эту организацию. Советы создаются сперва, как широкие стачечные комитеты. Таково именно положение в Испании. Можно не сомневаться, что инициатива большевиков-ленинцев (оппозиции) встретит в этих условиях сочувственный отклик со стороны пролетарского авангарда. Перед испанской оппозицией может открыться уже в ближайшее время широкая перспектива. Пожелаем нашим испанским друзьям полного успеха!

11. В заключение возвращаюсь снова к вопросу об единстве, чтоб отметить крайне печальный, в этом отношении, опыт Австрии.

Три австрийские оппозиционные группы в течение полутора лет занимались "объединением", придумывая, по очереди, такие условия, которые делали объединение невозможным. Эта преступная игра отражала лишь общее плачевное состояние австрийской оппозиции, захваченной гниением официальной коммунистической партии. Каждая из австрийских групп успела с избытком показать в течение этого года, что она готова отказаться от идей и принципов интернациональной оппозиции, но ни в каком случае не от собственных кружковых притязаний. Чем ничтожнее идейная основа этих групп, тем более отравленный характер имеет их внутренняя борьба. Они с упоением волочат знамя интернациональной оппозиции по грязи, требуя в то же время, чтоб интернациональная оппозиция прикрывала своим авторитетом эту их недостойную работу.

Об этом не может быть, разумеется, и речи. Допустить беспринципные группы в среду интернациональной оппозиции значило бы ввести отраву в собственный организм. Нам нужен будет на этот счет строгий отбор. Я надеюсь, что интернациональная оппозиция примет на своей конференции "21 условия" для допущения организаций в свои ряды, и что эти условия будут достаточно суровы.

В противоположность австрийской, китайская оппозиция возникла не на почве мелких закулисных происков, а на почве опыта грандиозной революции, загубленной оппортунистическим руководством. Великая историческая миссия налагает на китайскую оппозицию исключительные обязательства. Мы все здесь надеемся, что китайская оппозиция очистится от духа кружковщины и поднимется во весь рост, чтоб оказаться на уровне стоящих перед нею задач.

Ваш Л. Троцкий.
Принкипо, 8-го января, 1931 г.

Ошибки правых элементов французской коммунистической Лиги в синдикальном вопросе

Некоторые предварительные замечания

1. Если теоретическое здание политической экономии марксизма целиком опирается на понятии ценности, как овеществленного труда, то революционная политика марксизма опирается на понятии партии, как пролетарского авангарда. Каковы бы ни были социальные источники и политические причины оппортунистических ошибок и уклонов, идеологически они всегда сводятся к неправильному пониманию революционной партии, ее отношения к другим пролетарским организациям и к классу в целом.

2. Понятие партии, как пролетарского авангарда, предполагает полную и безусловную ее независимость от всяких других организаций. Те или другие соглашения (блоки, коалиции, компромиссы) с другими организациями, неизбежные в ходе классовой борьбы, допустимы лишь при том условии, если партия всегда обращена к классу своим собственным лицом, выступает под собственным знаменем, от собственного имени и открыто объясняет массам, для каких целей и в каких пределах ею заключено данное соглашение.

3. В основе всех шатаний и ошибок руководства Коминтерна мы находим ложное понимание сущности партии и ее задач. Сталинская теория "двухсоставной партии" противоречит азбуке марксизма. То обстоятельство, что оффициальный коминтерн терпел эту теорию в течение ряда лет и не осудил ее с необходимой решительностью до настоящего дня, является самым безошибочным признаком порочности всей официальной доктрины Коминтерна.

4. Основным преступлением центристской бюрократии в СССР является ложное отношение к партии. Сталинская фракция стремится административно включить в состав партии весь рабочий класс. Партия перестает быть авангардом, т. е. добровольным отбором наиболее передовых, сознательных, самоотверженных и активных рабочих. Партия сливается с классом, как он есть, и теряет силу сопротивления по отношению к бюрократическому аппарату. С другой стороны, брандлерианцы и другие прихвостни центристской бюрократии оправдывают сталинский партийный режим филистерской ссылкой на "некультурность" русского пролетариата, отождествляя таким путем партию и класс, т. е. теоретически ликвидируя партию, как Сталин ликвидирует ее практически.

5. Основой гибельной политики Коминтерна в Китае явился отказ от самостоятельности партии. Практические соглашения с Гоминданом были в известный период неизбежны. Вхождение компартии в Гоминдан было роковой ошибкой. Развитие этой ошибки превратилось в одно из величайших преступлений в истории. Китайская компартия была создана только для того, чтоб свой авторитет переуступить Гоминдану. Из авангарда пролетариата она превратилась в хвост буржуазии.

6. Гибельный опыт англо-русского комитета целиком основан был на попрании независимости британской коммунистической партии. Для того, чтобы советские профсоюзы могли сохранять блок со штрейкбрехерами Генерального Совета (якобы в государственных интересах Советского Союза!), нужно было лишить британскую компартию всякой самостоятельности. Это было достигнуто путем фактического растворения партии в так называемом "движении меньшинства", т. е. левой оппозиции внутри трэд-юнионов.

7. Опыт англо-русского комитета был, к сожалению, меньше всего понят и усвоен даже в группах левой оппозиции. Требование разрыва с штрейкбрехерами кой-кому даже в наших рядах казалосьи сектантством. В частности грехопадение Моната, приведшего его в объятия Дюмулена, ярче всего определилось на вопросе об англо-русском комитете. Между тем вопрос этот имеет гигантское значение: без ясного понимания, того, что произошло в Англии в 1925-27 г. г., ни коммунизм в целом, ни левая оппозиция, в частности, не выберутся на большую дорогу.

8. Сталин, Бухарин, Зиновьев -- в этом вопросе они все оказались солидарны, по крайней мере, в первый период -- сделали попытку заменить слабую британскую коммунистическую партию более "широким течением", которое возглавлялось, правда, не членами партии, но "друзьями", почти коммунистами и во всяком случае хорошими людьми и добрыми знакомыми. Хорошие люди, солидные "вожди", не хотели, разумеется, подчиняться руководству маленькой и слабой компартии. Это было их полным правом: партия никого не может заставить подчиняться ей. Соглашения между коммунистами и "левыми" (Персель, Хикс, Кук), на почве отдельных задач трэд-юнионного движения были, разумеется, вполне возможны и в известных случаях неизбежны. Но при одном условии: компартия должна была сохранить свою полную самостоятельность также и внутри трэд-юнионов, выступать от собственного имени по всем принципиальным вопросам, критиковать, когда находит нужным, своих "левых" союзников и завоевывать, таким образом, шаг за шагом доверие масс.

Этот единственно возможный путь показался, однако, бюрократам Коминтерна слишком долгим и ненадежным. Они считали, что посредством личного воздействия на Перселя, Хикса, Кука и др. (закулисные разговоры, переписка, банкеты, дружеские похлопывания друг друга по плечу, нежные усовещевания) они постепенно и незаметно втянут левую оппозицию ("широкое течение") в русло Коминтерна. Чтоб вернее обеспечить такой успех, надо было не огорчать, не раздражать, не беспокоить дорогих друзей (Перселя, Хикса и Кука) мелкими придирками, неуместной критикой, сектантской непримиримостью и пр. А так как одна из задач компартии как раз и состоит в том, чтоб беспокоить и тревожить всяких левых центристов и полуцентристов, то пришлось пойти на радикальную меру, подчинив фактически компартию "движению меньшинства". На поле трэд-юнионов выступали только вожди этого последнего. Британская компартия практически не существовала для масс.

9. Чего требовала в этом вопросе левая русская оппозиция? Прежде всего восстановления полной независимости британской компартии пред лицом трэд-юнионов. Только под действием самостоятельных лозунгов партии и ее открытой критики, -- доказывали мы, -- движение меньшинства могло бы оформляться, уточнять свои задачи, сменять своих вождей, крепнуть внутри трэд-юнионов, укрепляя в то же время позицию коммунизма.

Что отвечали на нашу критику Сталин, Бухарин, Лозовский и К-о? "Вы хотите толкнуть британскую компартию на путь сектанства. Вы хотите оттолкнуть во враждебный лагерь Перселя, Хикса, Кука. Вы хотите порвать с движением меньшинства".

Что возражала левая оппозиция? "Если Персель и Хикс порвут с нами не потому, что мы требуем от них превратиться немедленно в коммунистов, -- этого никто не требует! -- а потому, что мы сами хотим оставаться коммунистами, значит Персель и К-о являются не друзьями, а замаскированными врагами. Чем скорее они обнаружат свою природу, тем лучше для масс. Мы ни в каком случае не хотим рвать с движением меньшинства. Наоборот, мы должны проявлять по отношению к этому движению величайшее внимание. Самый маленький шаг вперед вместе с массой или с частью массы дороже дюжины абстрактных, кружковых, интеллигентских программ. Но внимание к массе не имеет ничего общего с капитуляцией перед ее временными вождями и полувождями. Масса нуждается в правильной ориентировке, в правильных лозунгах. А это исключает теоретическое примиренчество и покровительство путаникам, эксплоатирующим отсталость масс".

10. Каковы были результаты британского опыта сталинцев? Движение меньшинства, охватывавшее до миллиона рабочих, казалось очень многообещающим. Но в нем была внутренняя червоточина. В качестве руководителей движения массы знали только Перселя, Хикса, Кука, за которых к тому же ручалась Москва. Эти "левые" друзья, при серьезном испытании, позорно предали пролетариат. Революционные рабочие растерялись, впали в уныние, и естественно распространили свое разочарование также и на компартию, которая была только пассивной частью всей механики предательства и измены. Движение меньшинства сошло на нет; компартия вернулась в состояние ничтожной секты. Таким образом, благодаря в корне ложной постановке вопроса о партии, величайшее движение английского пролетариата, приведшее ко всеобщей стачке, не только не потрясло аппарат реакционной бюрократии, но, наоборот, укрепило его и надолго скомпрометировало коммунизм в Великобритании.

11. Одним из психологических источников оппортунизма является поверхностное нетерпение, недоверие к постепенному росту влияния партии, стремление овладеть массой при помощи организационного маневра или персональной дипломатии. Отсюда возникает политика закулисных комбинаций, умалчиваний, затушевываний, отказа от себя, приспособления к чужим идеям и лозунгам, и наконец полный переход на позиции оппортунизма. Подчинение компартии Гоминдану в Китае, создание рабоче-крестьянских партий в Индии, подчинение британской компартии движению меньшинства и пр. и пр. -- во всех этих явлениях мы видим один и тот же метод бюрократического комбинаторства, которое начинает с поверхностного революционного нетерпения, а кончает оппортунистической изменой.

Руководящие американские товарищи сообщают, что в составе американской Лиги некоторые, правда, единичные (в буквальном смысле слова) товарищи договариваются до блока с ловстонистами во имяи "массового действия". Трудно придумать более нелепую, смехотворную и бесплодную затею. Знакомы ли эти люди хоть сколько-нибудь с историей большевистской партии? Читали ли они работы Ленина? Знакомы ли они с перепиской Маркса и Энгельса? Или же вся история революционного движения прошла для них бесследно? Подавляющее большинство членов американской Лиги не имеет, к счастью, с такими идеями ничего общего.

Именно поэтому мы в течение последних лет неоднократно настаивали на огромном воспитательном значении приведенных выше примеров стратегии Коминтерна. Их надо изучать и каждый раз заново продумывать на свежем опыте, чтоб не только осуждать исторические ошибки и преступления задним числом, но научиться узнавать подобные же ошибки в новой обстановке, когда они только зарождаются, и когда дело можно, следовательно, еще поправить.

* * *

12. Надо сказать прямо: ошибки некоторых французских оппозиционеров, членов Лиги, в синдикальном вопросе обнаруживают поразительные черты сходства с печальным британским опытом. Только масштаб ошибок во Франции пока-что гораздо меньше и развертываются они не на основе движения масс. Это позволяет некоторым товарищам не замечать этих ошибок или преуменьшать их принципиальное значение. Между тем, если бы Лига позволила и впредь вести синдикальную работу теми методами, какие выработало большинство старого Правления, идеи и знамя левой оппозиции оказались бы во Франции скомпрометированы надолго. Было бы преступлением закрывать на это глаза. Раз не удалось исправить эти ошибки в их самой первоначальной стадии, путем негласных советов и предупреждений, остается открыто назвать эти ошибки и их авторов, чтобы выравнять политику коллективными усилиями.

13. С апреля 1930 г. Лига фактически отказалась от самостоятельной работы в синдикатах в пользу Унитарной Оппозиции, которая, в свою очередь, стремится иметь свою особую платформу, свое руководство, свою политику. В этих пределах мы имеем явную аналогию с опытом движения меньшинства в Англии. Надо, однако, сказать, что во французской обстановке есть некоторые черты, которые с самого начала делают этот опыт еще более опасным. В Англии движение меньшинства в целом было левее официального руководства трэд-юнионов. Можно ли это сказать об Унитарной Оппозиции? Нет. В составе последней имеются элементы, явно тяготеющие к правой оппозиции, т. е. реформизму. Их удельный вес нам не ясен.

Главной силой Унитарной Оппозиции является Союз просвещенцев. Во Франции учителя всегда играли серьезную роль в социализме, в синдикализме и в коммунизме. Среди просвещенцев мы несомненно найдем много друзей. Но все же федерация в целом не есть пролетарский союз. В силу своего социального состава Союз просвещенцев может давать очень хороших агитаторов, журналистов, отдельных революционеров, но не может стать базой синдикального движения. Все его документы свидетельствуют о недостаточной ясности политической мысли. Марсельский конгресс федерации показал, что просвещенцы колеблются в треугольнике между официальным курсом, левой оппозицией и правой. Мы оказали бы худшую услугу как просвещенцам, так и пролетарскому движению в целом, если бы прикрывали их ошибки, колебания и туманности. К сожалению такова была до последних дней политика редакции "Веритэ" -- политика замалчивания, -- и это было не случайно.

14. -- Не хотите ли вы рвать с У. О.? -- Кто ставит вопрос так, тот тем самым говорит, что коммунисты, как коммунисты, не могут участвовать в У. О. Но еслиб дело обстояло так, это означало бы попросту, что У. О. является организацией замаскированных врагов коммунизма. К счастью, это не так. Унитарная Оппозиция в целом не является ни коммунистической, ни антикоммунистической организацией, ибо она разнородна. Мы обязаны считаться с этой разнородностью в своих практических шагах. Мы можем и должны проявлять величайшее внимание к отдельным группам и даже лицам, которые развиваются в сторону марксизма. Но все это при одном условии: если пред лицом рабочих в синдикатах мы выступаем от имени Коммунистической Лиги, не допуская никакой цензуры над нашими выступлениями, кроме контроля самой Лиги (или партии в целом, после восстановления единства коммунистических рядов).

-- 15. В рядах У. О. имеются несомненно элементы, которые, не входя в состав Лиги, больше всего сочувствуют левой оппозиции: их надо собирать под нашим знаменем. Есть элементы неопределенные, промежуточные, которые изо всех сил стремятся остаться в этом положении, превратив его в "платформу". С этими элементами у нас могут быть тактические соглашения на определенной основе, при полной свободе взаимной критики. Наконец, в составе У. О. имеются несомненно и чуждые элементы, которые забрели туда случайно или проникли в качестве вербовщиков реформизма. Они пользуются сумерками, чтоб вносить разложение. Чем скорее они будут разоблачены и вытеснены, тем лучше для дела.

16. Но ведь мы же стоим за сотрудничество в синдикатах с рабочими без различия политических и философских взглядов? Совершенно правильно. Но У. О. есть не синдикальная организация, а политическая фракция, имеющая своей задачей воздействие на синдикальное движение. Предоставим Монату и его друзьям, попистам, выступать под маской. Революционеры выступают пред рабочими открыто. В рамках У. О. мы можем работать только с теми, которые идут бок о бок с нами, в том же направлении, что и мы, хотя бы и не до конца нашего пути.

17. Некоторые товарищи особенно настаивают на том, что коммунисты должны бороться за свое влияние на синдикаты идейными, а не механическими средствами. Эта, казалось бы, бесспорная мысль часто превращается в пустое общее место. Центристская бюрократия тоже нередко заявляет, и вполне искренно, что ее задачей является идейное воздействие, а не механическое давление. Весь вопрос сводится в последнем счете к политической и экономической ориентировке, к лозунгам и к программе действия. Если ориентировка правильная, если лозунги отвечают потребностям движения, то массы в синдикатах не испытывают никакого "принуждения". Наоборот, если ориентировка ложна, если политика революционного подъема провозглашается в момент политического упадка и наоборот, то масса неизбежно воспринимает такое руководство, как механическое насилие над собой. Вопрос сводится, следовательно, к тому, достаточно ли серьезны и глубоки теоретические предпосылки левой оппозиции, достаточно ли воспитаны ее кадры, чтобы правильно оценивать обстановку и выдвигать соответственные лозунги. Все это еще подлежит проверке на деле. Но тем не допустимее для нас замалчивать или преуменьшать грехи и ошибки наших временных союзников, как и наши собственные.

18. Отдельные члены Лиги, как это ни невероятно, протестуют против чьего-то намерения подчинить Унитарную Оппозицию Лиге. Незаметно для себя они сбиваются на ту жалкую аргументацию, которую Монат пускает против коммунизма в целом. Практически дело сводится к тому, что отдельные товарищи, работающие в синдикатах, хотят для себя самих полной независимости от Лиги, считая, что они своими личными маневрами, увещаниями и дипломатией достигнут таких результатов, которых Лига не способна достигнуть коллективной работой. Другие товарищи, желающие для себя такой же самой независимости в печати, идут навстречу таким тенденциям. Спрашивается: зачем же эти товарищи вступили в Лигу, если они не верят ей?

19. Как в действительности обстоит дело с "подчинением" Унитарной Оппозиции? Самый этот вопрос фальшив. Лиге подчинены только ее члены. Поскольку в У. О. большинство нечленов Лиги, постольку речь может идти об убеждении, о соглашении, о компромиссе, о блоке, но ни как не о подчинении.

На самом деле противники мнимого подчинения У. О. Лиге требуют действительного подчинения Лиги Унитарной Оппозиции. Именно таково было положение до сегоднешнего дня. В своей синдикальной, т. е. важнейшей работе Лига подчинена Унитарной Оппозиции, в пользу которой она практически отказалась от всякой самостоятельности. Этой политики марксисты не могут и не должны терпеть ни одного дня.

20. Отдельные руководящие товарищи, до вчерашнего дня упорно проводившие политику капитуляции, сегодня заявляют, что они "совершенно согласны" с необходимостью преобразовать У. О. в блок. На самом деле они хотят свести дело ки переименованию. Чем торопливее они "соглашаются" с марксистской критикой, тем более они ведут на деле борьбу за то, чтоб все осталось по старому. Они хотят попросту использовать фразеологию марксистской критики для прикрытия старой политики. Эти методы не новы. Но время не делает их более привлекательными. Революционная организация надолго, если не навсегда, отравила бы себя ядом двойственности и фальши, еслиб позволила маскировать оппортунистическую политику революционной фразеологией. Будем твердо надеяться, что Лига этого не допустит.

Л. Троцкий.
Принкипо, 4 января 1931 г.

Монатт -- адвокат социал-патриотов

В статье, посвященной братанию Монатта с реформистами и с социал-патриотами, мы указали на то, что Монатт покрывает перед рабочими величайшие измены социал-патриотов и тем помогает им подготовлять новые измены. Что отвечает на это Монатт? Троцкий -- говорит он объединялся с Кашеном, игравшим во время войны позорную роль. Из скромности Монатт не упоминает, что, вступив временно в компартию, он сам работал бок-о-бок с Кашеном. Но дело совсем не в этом. Свое "братание" с Дюмуленом, Жеромским и др. Монатт ставит на одну доску с тем фактом, что Коминтерн принял в свои ряды Кашена и др. бывших социал-патриотов. Так может рассуждать только человек, попавший в безнадежное положение и вынужденный прибегать к уловкам неразборчивого адвоката.

Не мы пришли к Кашену, а Кашен пришел к нам. Чтоб получить возможность войти в Коминтерн, он должен был не только открыто осудить свое прошлое и прошлое французской социалистической партии, особенно во время войны, но и организационно порвать с реформистами и социал-патриотами. Он должен был подписать 21 условие, выработанное нами. Пусть Монатт перечитает этот документ: каждый из 21-го параграфов представляет накаленное до-бела железо, приложенное к язвам реформизма и патриотизма. Совершенно независимо от личных свойств и качеств Кашена -- мы рассуждаем не с персональной, а с политической точки зрения, -- переход бывших социал-патриотов на сторону Октябрьской революции и большевизма означал серьезнейший удар социал-патриотам. Мы себе не делали при этом никаких иллюзий с самого начала. Мы говорили: каждый из этих "новобранцев" будет дальше проверен в борьбе, на глазах передовых рабочих. Революционный отбор и коммунистическое перевоспитание создадут во Франции настоящую пролетарскую партию. Несмотря на все ошибки и преступления эпигонов и независимо от личных качеств того или другого Кашена, наш расчет был безусловно правилен. Он сохраняет свою силу и сегодня.

Как же обстоит дело с Монаттом? Он порвал с коммунизмом. Он отрекся от идеи революционной партии пролетариата, т. е. от пролетарской революции. После этого он перешел в лагерь Дюмуленов, Жеромских и пр., которые и не думают рвать с социалдемократией и национал-синдикализмом. Они остаются "левым" флангом враждебного лагеря, защищающего буржуазное государство и буржуазную собственность. Порвав с коммунизмом, Монатт объединился с этим "левым" флангом враждебного класса.

Вот как обстоит дело. Горе тому "революционеру", который вынужден маскировать свое собственное положение при помощи адвокатских уловок!

Андрей Нин

Выслан Сталиным и арестован Беренгером.

Имя т. А. Нин достаточно известно передовым рабочим всего мира. Нин один из первых стал под знамя коммунизма. И по линии Коминтерна, и, особенно, по линии Профинтерна Нин выполнял в течение ряда лет наиболее ответственную работу. Достаточно сказать, что во время отъездов Лозовского Нин замещал председателя Профинтерна; но и во время пребывания Лозовского в Москве Нин выполнял значительную долю центральной работы.

В то же время Нин не нес ответственности за политику Коминтерна и Профинтерна, ибо с 1923 года он стоял в рядах левой оппозиции.

Сталин не решился арестовать и сослать Андрея Нина, как иностранца, и притом, как очень известного иностранца. После долгого ряда придирок, притеснений, уколов и преследований, Нин, вместе с женой и двумя детьми, подвергся высылке в самых возмутительных условиях: достаточно сказать, что ему не позволили взять с собой свои рукописи; ряд законченных и начатых работ перешел в архив ГПУ. Только книга "О диктатурах", секретно отправленная еще из Москвы, вышла недавно на каталанском языке в Барселоне и, в самые последние дни, на испанском языке в Мадриде.

Передовые рабочие Испании, особенно Каталонии, встретили тов. Нина с распростертыми объятиями. Едва успев устроиться с семьей, Нин приступил к выполнению целого ряда литературных планов. Но Беренгер судил иначе: через несколько недель после прибытия в Испанию Нин был арестован и находится сейчас в барселонской тюрьме. Генерал-губернатор Каталонии заявил в интервью корреспонденту французской газеты "Матэн": "мы арестовали Андрея Нина, который является единомышленником Троцкого и приехал сюда вести революционную пропаганду". Таким образом генерал-губернатор совершенно точно указал, за что арестован Нин: за то самое, за что он выслан Сталиным из СССР. "Троцкизм -- вот враг!" -- говорят единодушно Сталин и Беренгер.

* * *

Тов. Нин сообщает нам о чрезвычайно тяжелом положении, в какое поставлен сталинской бюрократией т. Виктор -- Серж, выдающийся революционер интернационального стажа и значения. Подлинная фамилия его -- Кибальчич: он племянник знаменитого народовольца-химика. Под именем Виктора -- Сержа, Кибальчич, бельгийский подданный, известен во французской литературе. Недавно им выпущен в Париже большой том (470 стран.) "Год первый русской революции", посвященный Октябрьскому перевороту и его ближайшим последствиям. Книга представляет собою во всех отношениях выдающуюся работу, на которой будут учиться передовые рабочие латинских стран.

Victor Serge "L'An I de la Revolution Russe". Librairie du Travail.

С 23-го года Виктор -- Серж принадлежит к левой оппозиции. Как и Нин, он не знал колебаний и не скрывал своих взглядов, наоборот, он вел за них непримиримую борьбу. Трудно перечислить те отвратительные преследования, которым подвергался Виктор -- Серж вместе со своей семьей: изобретательность Сталина в этой области неистощима. В настоящее время Виктор -- Серж лишен работы, огня и воды. Под ударами непрерывных преследований жена его тяжко заболела. В то же время Виктор -- Сержу не дают возможности выехать заграницу.

Пора рассказать эти факты передовым рабочим всего мира! Пора забить тревогу! Интернациональная левая оппозиция должна выполнить свой долг по отношению к одному из своих лучших членов.

Н. В. Воровская

Умерла Нина Воровская, 23-х лет, сгорев в огне туберкулеза. Дочь В. В. Воровского, старого революционера-большевика, убитого в Швейцарии белым террористом, Нина унаследовала от отца самостоятельный и строптивый склад характера, общую талантливость натуры, иронические огоньки в глазах, -- но -- увы! -- также и тяжкий недуг.

Уже то, что сказано о психологическом складе Нины, объясняет достаточно, как и почему она в совсем еще юном возрасте примкнула к оппозиции. Примкнув, она не знала уже ни сомнений ни колебаний. Ея комната в Москве была одним из очагов комсомольской и партийной оппозиции. Нина рвала с друзьями в тот час, когда они рвали с оппозицией. Из комсомола Воровская была исключена, о принятии в партию не могло быть и речи.

От отца -- кажется, также и от матери -- Нина унаследовала и артистические данные: она была оригинальной рисовальщицей. Болезнь, которая с самых юных лет периодически вторгалась в ее жизнь тяжкими периодами, мешала ей развернуть ее художественные данные.

В начале 1929 года Нина лечилась заграницей. Несмотря на тяжкое состояние, письма ее рисуют ее все той же: идейно стойкой, наблюдательной и иронической.

"X сидит без работы, -- сообщает она в письме от 21.II.29, но по-прежнему тверди Последнее письмо, которое имела о В. сообщает, что он, вместе с 50 товарищами заключен в Тобольский политизолятори Проезжавший из Ленинграда товарищ рассказывает утешительные вещи об общем настроении: по его словам, рост у нас очень большой, вместо одного забранного появляются двое новых".

За границей она подверглась тяжкой операции (тораксопластика). Прежде, чем Нина успела оправиться, ее срочно вызвали в Москву, через Полпредство. Полуофициально ей объясняли внезапный вызов валютными соображениями. В действительности же власти установили, несомненно, связи Нины с нами и с иностранными оппозиционерами и решили сразу оборвать ее пребывание заграницей.

"Нина В. -- писали нам друзья из Берлина -- уехала в понедельник, 22-го, в Москву. Мне было ужасно больно, что она уезжает, я очень боюсь, что она там опять заболеет. Она непременно должна была еще поправиться".

В Москве Нина уже скоро начала угасать. Но и последние письма ее, написанные в те промежутки, когда болезнь давала ей маленькую передышку, несут на себе всю ту же печать идейной независимости, стойкости и иронической проницательности.

Она с возмущением писала о капитуляциях и капитулянтах, не щадя близких ей людей.

Судьба не дала Нине развернуть свою личность. Но все, кто знал ее, сохранят в своей памяти этот прекрасный и трагический образ.

О разном и все о том же

Сталин -- "человек науки" и "классик марксизма"

В своей знаменитой и злополучной "беседе" с Каменевым, Бухарин жаловался, как на нечто неслыханное на тот факт, что "его (Сталина) съедает жажда стать признанным теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает". С 1928 г. эта "жажда" генсека стала предметом неусыпных забот целой плеяды, с позволения сказать, писателей и ораторов. Для утоления ненасытной открыл свой фонтан и академик Луначарский. В одном из своих выступлений в Ленинграде (посвященном, кстати сказать, сексуальной любви в разрезе пятилетки, или чему-то в этом роде), нарком-неудачник пустил крылатую фразу: "Все люди науки (!) от Маркса до Сталина (??)"и Слушатели хоть и не ахнули -- привыкли за последние годы к "самодисциплине" -- но по залу, как говорится в таких случаях -- "прошло недоумение". Кто-то посмелее спросил полу-шепотом: "а не ослышался ли я?" Говорят, нашелся добродетельный сосед, давший вопрошающему необходимые разъяснения про эту самую жажду. Так или иначе, но фраза маститого академика облетела весь Союз, и это несмотря на то, что речи Луначарского -- по давно заведенному обычаю, а не из-за кризиса бумаги -- нигде не печатаются. Только результаты получились совсем неожиданные: фраза послужила канвой популярного анекдотаи

По части забот об утолении ненасытной жажды генсека -- и, поставки, в качестве побочного продукта анекдотов для обывателя -- у Луначарского не мало конкуррентов. Некто упомянул о Сталине в печати, как о "не вполне (!) оцененном философе". Так и сказано: фи-ло-со-фе! Другие публично справляют годовщину "теоретической" речи Сталина на съезде аграрников-марксистов. Но ближе всех к финишу, пока что, Ю. Милонов, директор Исторического музея. В своих тезисах к музейному съезду он упоминает о "классиках марксизма Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине".

Как тут не вспомнить пословицы: "заставь перегибщика Сталину молиться, он и лоб расшибет".

"Единый, мощный кулак" Коссиора

Что есть идейное, политическое и вообще "генеральное" руководство? Коссиор ("Правда" 30/X 11) дает образец очень решительного подхода к делу. Он прямо берет быка за рога. "Нам, -- говорит он, -- нужен единый (?) мощный кулак (!!) советского и партийного руководства". Кулак дело хорошее и необходимое. Но вот насчет головы следовало бы все-таки упомянутьи

Обратную сторону той-же газетной-простыни (речи Коссиора) заполняет Киров. Нам нужно, говорит он: "беспощадно искоренять изгибы (?) двурушничества". "Изгибы двурушничества" -- куда ни шло. Но как можно "искоренять изгибы" -- одному Кирову известнои Во всяком случае мы знаем теперь, как надо проводить генеральную линию: единым, мощным кулаком -- искоренять изгибы. Не даром же и Коссиор и Киров входят в Политбюро ЦК ВКПи

Пальто Кагановича, как "огромный фактор в перевоспитании отсталых рабочих".

Все факты говорят о том, что несмотря на успехи, в СССР все больше усиливается неравенство. Неравенство не только между бюрократией и рабочим классом, но и внутри бюрократии и рабочего класса. Возьмем, например, ударничество. На заводе, рядом работают два рабочих, одинаковой профессии, одинаковой квалификации и разряда, но один из них -- ударник, другой -- "просто" рабочий. Ударник не только получает в первую голову материалы в производстве, но и паек, притом более жирный паек. На некоторых предприятиях дошли до таких безобразий, как организация двух столовых: получше -- для ударников, похуже -- для "простых" рабочих. Под эту политику, совершенно враждебную, по существу своему, социализму, -- насаждения неравенства, создавания слоя привиллегированных рабочих, и пр. -- идеологическую базу подводит Каганович в своем выступлении на московском активе ("Пранд." 31/Х 11).

"На одном заводе -- рассказывает секретарь ЦК ВКП -- ко мне подошел один рабочий-неударник и говорит: "Почему ударнику дали пальто, а мне, неударнику, не дают?" А ты (?) пойди в ударную бригаду, и тебе (?) дадут (отвечает ему Каганович)и Вы видите, как отсталый рабочий, который не интересуется ударным движением, должен был призадуматься над тем, что такое ударное движение, и как он может приблизиться к нему. Это, безусловно, огромный фактор в поднятии производительности и в перевоспитании отсталых рабочих"и

Что пальто является "огромным фактором" особенно зимою, в этом сомнений быть не может, но что назначение его не предохранять его бренное тело от стужи, а видите ли "перевоспитывать отсталых рабочих" в этом можно усомниться. И куда только не заводит бюрократическое мышление!

Но попробуем рассмотреть "проблему" пальто с экономической стороны. На чем основана вся система премий, в том числе и пальто? Очень просто: на том, что пальто для всех не хватает. Ударнику его приходится давать не только потому, что он ударник, но и потому, что всем дать нельзя -- нету. Каганович соблазняет рабочего-неударника приобретением нового пальто, переводя таким образом ударничество с почвы социалистической сознательности на почву индивидуальной заинтересованности. Но если подавляющее большинство рабочих, во имя пальто и прочее, пойдет в ударники (недаром газеты сообщают, что "больше половины рабочего класса" являются уже ударниками) то пальто ведь для всех не хватит. Не придется ли создавать "сверх-ударников"? В этом стиле Кагановичи, Коссиоры, Кировы и иже с ними разрешают все проблемы.

* * *

Ярославскому просто-таки фатально не везет. Куда ни станет почва под ним проваливается. Хочется ему, например, сообщить читателям "Правды", что Троцкий грешит рыбной ловлей. Так и тут не повезет. Троцкий, -- говорит Ярославский -- "занимается рыбной ловлей в Босфоре". Оно, конечно не суть важно, занимается ли и где, но раз в 1.300.000 экземпляров сообщаешь, почему бы не заглянуть в географию? Ну, мы понимаем в перманентной революции напутать или панегирик Троцкому не вовремя написать, не предугадав хода событий, -- здесь материя тонкая. А рыбная ловля? Ведь тут и школьник разъяснит: Босфор -- Босфором, а Принцевы острова сами по себе, лежат они, кстати сказать, не на Босфоре и не у Босфора, а высятся над морем, которое до сих пор называлось Мраморным. Что поделаешь? Не может и тут не напутать человек. Привычка -- вторая натура!

* * *

"Рецидивы троцкизма проявляются вновь и вновь. (Из передовой "Правды" от 1/1).

"Искоренение авантюристического, мнимо "левого", а по существу правого троцкизма является необходимым условием борьбы против главной, право-оппортунистической опасности" ("Правд." 1/1).

"Крайком (нижегородский) считает, что обстановка (!)и требует усиления борьбы с конкретными (?!) остатками и рецидивами троцкистских настроений" ("Правд." 4/1).

"В связи с имеющимися рецидивами нужна не менее беспощадная борьба и с "левыми загибщиками, полутроцкистами" (Из передовой "Правды" от 15/1).

Комментариев никаких не требуется"!

Н. М.

Из архива оппозиции

Письмо Л. Д. Троцкого Н. И. Муралову.

Алма-Ата. 11-ое сентября 1928 г.

Дорогой Николай Иванович!

Вы меня спрашиваете о т. Максе Истмене, которого, в качестве пугала, время от времени выдвигает наша печать, изображая его чуть ли не наемником буржуазии, продающим ей государственные секреты СССР. Это бесстыдная ложь. Т. Макс Истмен революционный американец, типа Джона Рида, один из верных друзей Октябрьской революции. Поэт, писатель, журналист, он прибыл в Советскую Республику в первые трудные годы ее существования, выучился здесь русскому языку, вошел близко в нашу внутреннюю жизнь, чтобы увереннее и лучше защищать Советскую Республику перед народными массами Америки.

Макс Истмен стал в 1923 г. на сторону оппозиции и открыто защищал ее от политических обвинений и особенно от инсинуаций и клевет. Я не буду здесь говорить о тех теоретических разногласиях, которые отделяют т. Истмена от марксистов. Но Истмен совершенно безупречный революционер, доказавший всем своим поведением свою идейность и свое политическое бескорыстие. Он стоит в этом отношении несколькими головами выше многих из тех чиновников, которые его травят. Истмен считал, что оппозиция ведет недостаточно энергичную борьбу и поднял заграницей кампанию за собственный страх и риск.

Не имея доступа в официальную коммунистическую печать и желая во что бы то ни стало распубликовать во всеобщее сведение Завещание Ленина, Истмен передал его американской буржуазной газете. Каждому из нас не раз приходилось пользоваться и раньше, и в эпоху советской власти, иностранными буржуазными газетами для того, чтобы пустить ту или другую информацию в широкие круги недоступные нам другими путями. Ленин не раз давал такую информацию, в форме интервью, иностранным журналистам. К этому надо прибавить, что американские рабочие, за совершенно незначительным исключением, читают только буржуазную печать.

"Завещание" Ленина не является государственной или партийной тайной. Опубликование его не есть преступление. Наоборот, преступлением является сокрытие его от партии и рабочего класса. Сейчас сотнями печатаются мелкие и случайные заметки Ленина, писавшиеся им заведомо только для себя самого (напр., на полях книги), если эти заметки можно хоть косвенно использовать против оппозиции. Но скрываются многие сотни статей, речей, писем, телеграмм и заметок Ленина, поскольку они прямо или косвенно направлены против нынешних руководителей или за нынешнюю оппозицию. Более грубого и нелойального обращения с идейным наследством Ленина, нельзя себе представить. Если бы "Завещание" было своевременно опубликовано в партийной печати, его свободно могла бы перепечатать каждая буржуазная газета. А так как сталинская цензура наложила на "Завещание" Ленина, как и на сотни других его произведений, запрет, то Истмен обратился к буржуазной печати. В таком использовании Истменом газеты с информационными целями не было ровно ничего предусмотрительного. Даже на страницах буржуазной газеты "Завещание" Ленина остается завещанием Ленина.

-- Но, говорят клеветники, Истмен "продал" это завещание. Да, буржуазная газета заплатила за доставленный ей материал гонорар. Но разве Истмен присвоил этот гонорар себе, использовал его в личных целях? Нет. Он отдал его целиком на дело французской оппозиции, на опубликование того же ленинского завещания и др. документов, позорно скрываемых от партии и пролетариата. Налагает ли этот поступок какую-либо тень на репутацию Истмена? Ни малейшей. Наоборот, все поведение Истмена свидетельствует, что им руководили исключительно идейные мотивы.

В то время, как оппозиция еще расчитывала поправить партийную линию чисто внутренним путем, не внося разногласия наружу, мы все и я в том числе были против шагов, предпринятых Максом Истменом в защиту оппозиции. Осенью 1925 года большинство Политбюро навязало мне заявление, им самим средактированное, с резким осуждением Макса Истмена. Поскольку вся руководящая группа оппозиции считала в то время нецелесообразным поднимать открытую политическую борьбу и шла на ряд уступок, она естественно не могла поднимать и разворачивать борьбу из-за частного вопроса об Истмене, выступившем, как сказано, за собственный страх и риск. Вот почему, по решению руководящей группы оппозиции, я подписал заявление о Максе Истмене, навязанное мне большинством Политбюро, под угрозой ультиматума: либо подписать заявление, как оно есть, либо вступить по этому поводу в открытую борьбу.

Входить здесь в обсуждение вопроса о том, правильна ли была общая политика оппозиции в 1925 г. нет основания. Я и сейчас считаю, что других путей в тот период не было. Во всяком случае мое тогдашнее заявление об Истмене может быть понятно только, как составная часть тогдашней нашей линии на соглашение и на умиротворение. Так оно и было понято всеми, сколько-нибудь осведомленными и мыслящими членами партии. Никакой тени, ни личной, ни политической, -- это заявление на т. Истмена не бросало.

По скольку до меня доходят за последний год слухи об Истмене, он и сейчас остается тем же, что был: другом Октябрьской революции и сторонником взглядов оппозиции.

С большевистским приветом

Л. Троцкий.

Почтовый ящик

1. Г. Лап-у. -- Получили. Спасибо.

2. Анду. -- В принципе согласны. Необходимо условиться о всех деталях.

3. Товарищу, описавшему свое свидание с В. и С. в "обстановке до крайности неудобной", сообщившему -- со слов С. -- о требованиях более "решительных действий", поднявшему вопрос об "охране" и друг. Вы обещали писать, между тем от вас больше ничего не получили. Очень беспокоимся. Если есть возможность -- обязательно свяжитесь с нами; мы на вас очень рассчитывали.

4. Приходившему с "важным письмом" для передачи "только лично" и не передавшему его доверенному лицу. -- Если у вас действительно есть что-нибудь серьезное, вы обязаны найти способы для передачи. Лицо, которому материалы адресованы, со своей стороны, заранее гарантирует все, что потребуется вами.

5. Процесс Сталина -- Крестинского -- Шумана против Троцкого (по делу о книге "Ленин и Эпигоны") уже заслушан в высшей инстанции; приговор должен был быть оглашен 29 января.

Помогайте бюллетеню!

Со страниц прошлых номеров "Бюллетеня" мы обращались ко всем нашим друзьям с призывом удвоить и удесятерить усилия по обслуживанию "Бюллетеня". Некоторые успехи достигнуты. Но они еще очень слабы в сравнении с затруднениями, на которые наталкивается наша работа. По последним сведениям Сталин принял свирепые меры против проникновения "Бюллетеня" в СССР. Это обстоятельство потребует еще большей жертвоспособности от наших товарищей. Существование "Бюллетеня" необходимо делу Октябрьской революции. Без широкой помощи "Бюллетень" существовать не может. Мы снова обращаемся за содействием.

Нам нужна денежная помощь.

Нам нужно содействие проникновению "Бюллетеня" в СССР.