Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 86
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 86 12-й год изд. - Июнь 1941 г. № 86
Содержание
СССР в тисках.
Л. Троцкий: Коминтерн и ГПУ.
Л. Яковлев: О кризисе советской литературы.
СССР в тисках
Молчание Сталина в течение второй мировой войны свидетельствует не столько об осторожности, сколько о неописуемом страхе. Страх перед наступлением Гитлера продиктовал в 1939 г. переход с рельс франко-советского договора на рельсы соглашения с фашистским диктатором. Сталин понимал, что национал-социалисты должны были сделать выбор. Завоевательная война Гитлера могла быть направлена либо против СССР, при активной или пассивной помощи других капиталистических держав, либо-же против Западной Европы - прежде, чем Франция и Англия успеют догнать Германию в сфере вооружений.
Союзники рассматривали полет Риббентропа в Москву в 1939 г., как внезапное решение Гитлера обеспечить себе хотя бы нейтралитет Сталина, если не его активную поддержку. В действительности же именно Сталин давно ухаживал за Гитлером; он почувствовал огромное облегчение, когда после разгрома Польши война началась на Западе. Договор Сталина с Гитлером служит доказательством смертельного страха, в котором пребывал Сталин; страха перед тем, что он окажется вовлеченным в войну, притом в войну с фашистским неприятелем на континенте.
И советский и фашистский диктатор смотрели на соглашение, как на временный маневр. Оно дало возможность Гитлеру разрешать задачи империалистской экспансии шаг за шагом. Для Сталина отсрочка означала передышку, во время которой может произойти перетасовка воюющих сил. Он надеялся, что война скоро истощит обоих противников и что это отсрочит нападение на СССР, быть может, и на долгое время.
Война не пошла по путям этой схемы. Англия ослаблена, но не разбита. Германия далека от истощения. Война на Балканах смела последние бастионы в Европе. Русские и немецкие границы сомкнулись почти во всех точках. Задача Сталина при захвате части Польши и Прибалтийских государств состояла в том, чтоб укрепить и отрезать пути, которыми некогда пользовался Гинденбург для наступления на Россию. Но покорением Балкан и приближением Гитлера к южным границам СССР, эти попытки Сталина были фактически сведены к нулю. Германия теперь обосновалась на берегах Черного моря, ближе чем когда бы то ни было к украинской пшенице и бакинской нефти.
Страхи Сталина на новом повороте войны вызвали частичный кризис в его отношениях с Гитлером. Трусливые дипломатические намеки имели целью напомнить Гитлеру, что Сталин пересматривает свою позицию и может решиться на поворот в сторону союзников: таково было значение его протестов, адресованных сначала Болгарии, а затем Венгрии, и договора о вечной дружбе с Югославией. Но в войне блеф ничего не стоит. Гитлер совершенно игнорировал Сталина и продолжал свое наступление на Балканах. Сталин слепо надеялся, что Англия задержит германское продвижение. Количество британских войск, брошенных в Грецию, было в несколько раз преувеличено в советской прессе.
Темпы "блицкрига" в балканских горах вызвали панику в Москве. Сталин вынужден был официально взять дела в свои руки; он очевидно был убежден, что наступает критический момент. Победы Гитлера заставили Сталина поспешно отступить. Стараясь искупить свои прежние дерзновения, он поспешил подписать соглашение о нейтралитете с Японией. Свою вечную дружбу с Югославией он отложил до лучших времен. Признание иракского правительства Галиани, накануне его исчезновения, тоже было частью кампании дипломатического отступления.
Тот факт, что Сталин провозгласил себя председателем Совета Народных Комиссаров, имеет двоякое значение. Этим ходом он выражает свою готовность встретиться лицом к лицу с Гитлером для новых переговоров и соглашения. Но вместе с тем он дает понять, что готов также и ответить на каждый ход, который сделает Гитлер. Заискивая перед фашистским диктатором, он с другой стороны роняет несколько слов о революции в иностранной коммунистической печати (причем он заботится о том, чтоб это было как следует разглашено!). Сталин напоминает Гитлеру, что империалистская война может превратиться в гражданскую. Троцкий уже давно указал на то, что в самый критический момент Сталин прибегнет к этой тактике. Сталин знал, что Гитлер предъявит новые требования к СССР в связи с потребностями Германии на следующем этапе войны. Он поэтому предупреждает фашистского вождя и советует не толкать его на крайности, иначе он наделает страшных дел!
Сталин берет одним пальцем революционную ноту, и это доказывает, что у него нет больше возможностей маневрировать. Он боится пролетарской революции ничуть не меньше, чем Гитлер. Русская бюрократия дрожит при одной мысли о войне, понимая, что она падет одной из первых жертв этой войны. Глупые утверждения советской прессы, что именно Гитлер боится Сталина, делаются все более тошнотворными. Советская печать утверждает также, что Гитлер был вынужден подписать договор со Сталиным потому, что он боится наступления могущественной Красной Армии. Каждый раз, когда Сталин склоняется перед Гитлером, сталинцы с торжеством заявляют, как в сказке "Алиса в стране чудес", что Гитлер опять уступил всесильному Сталину.
С астрономической точностью исполняется предсказание Троцкого, что чем дольше затягивается война, тем более Сталин делается сателлитом Гитлера. При каждом вынужденном отступлении, Молотов заявляет всему миру, что это была "независимая" политика Советов, намеченная в их собственных интересах. Но чем дальше, тем больше независимые решения Сталина с поразительной точностью совпадают с потребностями гитлеровской политики. А теперь Сталину вновь предъявлены требования. В войне нервов угрозы и контр-угрозы составляют часть дипломатической игры и долгих переговоров за кулисами.
Как бы ни истолковать инцидент с Гессом, он во всяком случае был частью плана давления на Сталина. Нет ничего невозможного в предположении, что Гесс был отправлен Гитлером, чтоб добиться компромиссного мира. Если-б этот план не осуществился, Гитлеру легко дезавуировать Гесса. Компромиссный мир в настоящее время - грозная опасность войны против СССР. Малейший намек Черчилля о его готовности пойти на соглашение, дал бы Гитлеру возможность нажать сильнее на Сталина и добиться от него больших уступок Германии открытой угрозой войны, чем дипломатическими слухами или продвижением войск. Ведь даже молчание Черчилля, опасавшегося "маневра троянского коня", который может внести замешательство и раздоры в Англии, не помешало Гитлеру использовать этот инцидент для завуалированных угроз против СССР.
Можно ли предвидеть, каковы будут требования Гитлера к Кремлю? Они определяются экономическими и военными нуждами оси. Фашистские союзники считают, что Соед. Штаты почти вступили в войну. Они ждут теперь долгой войны и в соответствии с этим разрабатывают свои планы. Они должны сделать все возможное, чтобы нейтрализовать последствия вступления Соед. Штатов в войну. Блокада Европы окажется сразу более эффективной. Япония несомненно будет втянута в войну на Тихом Океане. Она окажется отрезанной от заокеанской торговли, и тогда прекратится просачивание товаров в Германию через Дальний Восток и переобремененные советские железные дороги.
Снабжение Германии советским продовольствием, нефтью и сырьем приобретает еще большее значение, чем до сих пор. Гитлер потребует таким образом не только увеличения количества поставляемых Сталиным товаров, но и обеспечения точности поставок, какой-нибудь системой инспекции внутри страны, замаскированной под "техническую помощь". Какое влияние это окажет на советское народное хозяйство? Советские народные массы страдают от хронической нехватки товаров, еще усиленной диспропорциями планирования со стороны циничной и алчной бюрократии. Все, что Сталин даст Гитлеру, будет означать уменьшение внутренних советских ресурсов. Бремя поставок товаров для Германии присоединяется к тяготам военной подготовки СССР. В государственном бюджете СССР 45 миллиардов рублей (40%) предусмотрено на военные нужды.
Платеж за громадные количества зерна и других товаров, доставленных Германии, делается все более и более затруднительным, если не совершенно невозможным. Всякое соглашение об этом означало бы громадный кредит Гитлеру. Но Сталину необходимо обновить огромный основной капитал машин, изношенных в результате хозяйничания бюрократии и авантюристских пятилеток. Материалы и продовольствие, добытые Гитлером у Сталина путем шантажа, должны были быть предметом обмена на новые машины. Германия может быть и пообещает эти машины, но обещаний не выполнит -- и едва ли кто-либо от нее этого ждет.
Методы советской бюрократии уже настолько разрушили плановое хозяйство, что дальнейшее расширение производства делается невозможным. Требования Гитлера подрывают, таким образом, фундаменты, и без того уже расшатанные. Если выполнить эти требования сейчас, то плановое хозяйство еще больше пострадает. Без объявления войны Гитлер выжимает соки из СССР на пользу фашистской Германии, точно так же, как он поступает с Францией или Норвегией. Новые требования Гитлера задушат советскую экономику.
Но Гитлер имеет также и военные цели. Германской армии поставлена задача окончательного изгнания Англии из Средиземного моря и из Северной Африки. Англия еще слишком сильна на морях, чтоб Гитлер мог мечтать о завоевании Ближнего Востока морским путем, в обход Турцию. Он конечно предпочел бы соединить дорогой способ воздушного завоевания Крита с сухопутным наступлением через Турцию, а это в свою очередь, подымает вопрос о Босфоре и Дарданеллах. Гитлер уж и сейчас господствует над входом в Дарданеллы из Средиземного моря и таким образом имеет возможность блокировать выход русских судов из Черного моря. Но переброска войск вдоль восточных берегов Средиземного моря возможна была бы для Гитлера только при абсолютном господстве над транспортом через Турцию. С военной точки зрения Гитлер не может оставить свои пути сообщения с Европой под русским или даже турецким господством. Это одно уже побуждает Гитлера пересмотреть стратегию войны и подумать о наступлении на СССР.
Соображения, которые заставили Гитлера заключить в свое время соглашение со Сталиным, чтоб вести войну только на одном фронте, остаются в силе до тех пор пока Англия продолжает воевать. Однако, эти мотивы изменились и приняли другой характер, поскольку сейчас уже не может быть речи о двух фронтах, как в 1914 году. Западный фронт является в действительности морским фронтом и не означает того разделения вооруженных сил, которого Германия хочет избегнуть. Если Сталин отклонит требования Гитлера или ответит уклончиво, вопрос о войне встанет во всей остроте, ибо с развитием войны потребности Гитлера неумолимо заставляют его брать силой то, что ему не дают добром. Для Сталина создается ситуация, гораздо худшая, чем в 1939 году. Если тогда он был вынужден пойти на соглашение, то тем более он вынужден подчиниться сейчас.
Но быть может Сталин использовал период между первым соглашением и гитлеровским требованием нового соглашения, чтобы усилить Красную Армию и позволить себе бросить вызов Гитлеру? Красная Армия несомненно была усилена за время войны, но трех лет недостаточно для подготовки новых кадров для первоклассной современной армии. Красная Армия далеко еще не оправилась от предательской чистки, разгромившей ее руководство сверху до-низу. Как может возродиться дух армии при господстве разбойничьей клики, действующей исключительно в своих интересах? Советская армия отражает все противоречия советского общества при сталинизме, с его закрепощением рабочих и крестьян.
Сравним характер дисциплины в Красной Армии времен Троцкого и Сталина. В декрете, изданном 31-го октября 1920 года Троцкий писал:
"В военной организации существует неравенство, которое в известных случаях вполне понятно, но в других случаях является абсолютно неуместным, преувеличенным, а подчас и преступным". Декрет кончается словами: "Не ставя себе неосуществимой задачи немедленного устранения всех и всяких прерогатив в армии, мы должны систематически стремиться к сокращению этих привилегий до минимума; и к скорейшему устранению всех тех привилегий, которые не вытекают из потребностей военного дела и которые неизбежно оскорбляют чувство равенства и товарищества у красноармейцев".
Где дух товарищества и равенства той армии, которая отбросила силы контр-революции на всех фронтах? Каста паразитов, которая приспособила революцию к своим собственным потребностям, наделила офицерство теми же привилегиями, которыми пользуется бюрократия в других областях. Безвестный Тимошенко, издал на своем новом посту новый дисциплинарный устав для Красной Армии. Разъясняя этот устав в советской печати, Осипов констатирует: "Приказ командира - закон для подчиненного. Даже небольшое отклонение от духа приказа, обойдется дорого". Также необходимо было установить новым уставом от 12-го октября 1940 г., что "в случае неповиновения, открытого сопротивления или нарушения дисциплины, командир имеет право принять все меры принуждения, вплоть до применения силы и оружия". Это не только жест, а попытка разрешить жизненную проблему. Неподчинение в армии никогда не было признаком здоровых настроений.
Пользуется ли Сталин доверием этой армии? Это мало вероятно. Армия по-видимому будет сражаться с воодушевлением в первый период гитлеровского наступления на революцию. Но сталинская клика систематически ослабляла СССР, и военные поражения скоро повернули бы солдат против ненавистного им Сталина и его прислужников. В этом еще один мотив для советского диктатора, чтоб найти пути к соглашению с Гитлером любой ценой для сохранения своей власти.
Сталинской бюрократии ничего не стоит пожертвовать интересами русских народных масс для Гитлера. Она предавала эти интересы с момента узурпирования власти в русском рабочем государстве. Но теперь на карту поставлена ее собственная судьба. Грубые и циничные методы Кремля привели советское плановое хозяйство на край пропасти. Если бы речь шла только о том, чтоб поделить часть своих привилегий с Гитлером, и сохранить все остальное. Сталин не задумался бы ни на минуту. Но экономические и военные нужды и потребности Германии делаются все большей угрозой для СССР, по мере затягивания войны. Всепоглощающие военные потребности Гитлера заставляют его накладывать руки на все мыслимые источники. Если-б Сталин отказался обслуживать Гитлера, Германия открыла бы поход против СССР, чтоб завладеть этими ресурсами. Но если Сталин даст согласие, он тем самым создает для Гитлера еще более сильную позицию и дает ему возможность предъявить потом еще большие требования. Если Гитлер выйдет из войны победителем, Сталин не сможет сопротивляться ему. Никакие фразы не спасут Сталина. Господство Гитлера над всем Ближним Востоком дает ему возможность контролировать и русские нефтяные источники, и черноморские пути нефти и пшеницы. Но нефть абсолютно необходима сейчас для промышленного хозяйства СССР.
Таким образом ясно, что Сталин находится в тупике. Опасности угрожают ему изнутри и извне. Недовольство в армии, которое в свое время привело к чисткам командного состава, а в настоящее время - к "новой дисциплине", позволяющей офицерской касте расстреливать красноармейцев даже без военных судов, отражает социальный кризис Советского Союза. Бюрократия привела Октябрьскую Революцию в тупик. Гитлер угрожает существованию господствующей касты извне. Война эта, вызывая немедленное разложение и без того уже расстроенного транспорта СССР, вызовет в короткий срок хаос во всем народном хозяйстве. Даже если советская армия и будет сражаться с величайшей храбростью, поражение будет неизбежно. Вооружая рабочих и крестьян, гнилая сталинская клика должна будет уплатить по своему последнему счету, давно уже просроченному. Поэтому Сталин предпочитает прийти к любому соглашению, если это только возможно.
Но любое соглашение подрывает и без того уже ослабленный экономический базис. Сталин понимает, что кризис может прийти и изнутри. Социальный кризис грозит вызвать хаос в народном хозяйстве. Непроходимая пропасть отделяет бюрократию от народных масс. Эти массы не обманываются на счет бюрократии. Да и как им обманываться в тех условиях, в которых им приходится жить? Только углубление пролетарской революции может теперь спасти СССР. Для этого русским рабочим придется устранить величайшее препятствие на своем пути -- Сталина. Было бы конечно лучше, если бы эту контр-революционную клику смели русские народные массы, а не Гитлер своим походом на СССР и попыткой завершения контр-революции.
Вступление Соед. Штатов в войну увеличивает размах ее и тяжесть ее бремени. Гитлер стремится избежать последствий этого, и готов выступить в роли спасителя капитализма от большевизма. Он не отказался бы от внезапного радикального поворота в войне, от мира с империалистами и от их благословения на поход против СССР. Войну трудно остановить - об этом знали и до Гитлера. Но при долго затянувшейся войне, СССР не удастся остаться в стороне. Несмотря ни на что Гитлер может быть вынужден начать грабить русские источники, - если не сейчас, то несколько позднее. Сталин едва ли пойдет на полное сотрудничество с Гитлером в войне. Он ожидает и надеется, что новая мировая коалиция разгромит германскую армию. Но более вероятно, что германская армия будет разгромлена лишь после того, как она покончит со Сталиным и его бандой. Судьба бюрократии предрешена войной. Не один лишь СССР находится в тупике. Весь капиталистический мир в агонии. Единственный выход -- пролетарская революция.
Коминтерн и ГПУ
(Начало см. "Бюл. Оп." № 85.)
Заметание следов ГПУ
В первые дни после покушения господа вдохновители попрятались по своим норам. Они боялись, что их "военные" коллеги могут попасть в руки полиции. Инсинуации прессы ГПУ имели сперва осторожный характер. Но каждый новый день придавал этим господам храбрости. По десяткам каналов они пускали в оборот глупую и постыдную версию самопокушения.
До конца мая полиции, введенной в заблуждение моральными соучастниками преступления, не удалось, как известно, напасть на след преступников. В сталинских кругах настроение сильно поднялось. В "Ля Вос де Мехико" от 1-го июня покушение называется уже "еста гротеска фарса".
"События, имевшие место недавно в Мексике, были ловко подстроены ничтожным Троцким и его бандой; они рельефно подчеркнули элементы провокации, которые в них имеются".
"Троцкий - агент, преданный душой и телом международному капитализму, орудием которого он служит; ему назначено служить интересам международного капитализма. Он и в этом случае не счел неудобным оказать ему еще одну услугу с "нападением", объектом которого он был в той вилле, где он живет".
Для чего это поразительное предприятие понадобилось "капитализму" и самому Троцкому, газета не объясняет. "Чем грубее ложь, - гласит принцип Гитлера-Сталина, - тем скорее ей поверят".
"Ля Вос" изо всех сил пытается установить алиби компартии; по-человечески это можно понять. Но, не останавливаясь на этом, газета берет под свою защиту ГПУ.
"Провокация, в которую Троцкий непосредственно замешан, к тому же носит характер анти-советской провокации" (1-го июня 1940 г.).
Ясно: ценою самопокушения Троцкий пытается скомпрометировать чистое и непорочное ГПУ.
В том же номере редакция сообщает:
"Мы получили декларации мексиканской секции общества ветеранов испанской республики, в которых они констатируют, что нападение "на контр-революционера Льва Троцкого является вульгарным маневром реакции и империализма против мексиканского народа".
Председателем мексиканской секции общества являлся сам Давид Альфаро Сикейрос! Организатор покушения протестовал против "вульгарного маневра реакции".
Редакция выдает себя здесь целиком. Чтоб доказать свое алиби, ей приходится доказывать непричастность к делу ГПУ, от которого она не может отделить себя. А чтоб доказать мое "автопокушение", ей приходится ссылаться на высокий авторитет Д. А. Сикейроса. Во всем этом есть несомненный элемент сумасшедшего дома: наглость и безнаказанность легко доходят до грани безумия. Но в этом безумии есть система, неразрывно связанная с именем ГПУ.
Приведя беспристрастное свидетельство Сикейроса, "Ля Вос", со своей стороны, пишет:
"Троцкий и один из главных вдохновителей пятой колонны, опора мексиканской реакции и американского империализма, наемный агент худших мясников мексиканского народа".
Языком бешенства здесь говорит страх: эти люди боятся, что им придется держать ответ за покушение 24-го мая.
Вряд ли есть надобность анализировать номер за номером презренного сталинского издания, извивающегося между мексиканской полицией и ГПУ. Поведение газеты в критические недели с несомненностью показывает, что руководители ее прекрасно знали с самого начала, что покушение организовано агентурой Сталина. Они знали о роли в покушении Д. Сикейроса. Они знали, что Роберт Харт был не участником покушения, а жертвой его. Создавая теорию автопокушения и сея клевету против Харта, они действовали в интересах ГПУ, и тем самым -- в собственных интересах.
Вывод совершенно очевиден: еслиб в Мексике выходил официальный орган ГПУ, то он не мог бы вести подготовку покушения и заметать затем следы покушения с большим рвением и бесстыдством, чем "Ля Вос де Мехико".
Теория "самопокушения"
С первого дня моего приезда в Мексику (январь 1937 г.) полиция приняла специальные меры для моей защиты от возможных покушений. У властей должны были быть для этого серьезные основания. Полиция защищала меня, надо думать, не от комитета Дайеса, который в 1937 г. еще не существовал, не от "альмазанистов" и не от "автопокушения". На вопрос: от кого именно охраняла меня мексиканская полиция в течение 3 1/2 лет до покушения 24-го мая, мыслим единственный разумный ответ: от ГПУ.
Между тем, когда покушение действительно произошло, притом в такой форме, которая обнаруживала все черты секретной полиции Сталина, известная часть мексиканской прессы ("Ля Вос де Мехико" и его подголоски: "Эль Популяр" и "Футуро") открыли кампанию с целью доказать, что ГПУ в этом деле ни при чем.
Правда, в первые часы после покушения господа вдохновители попрятались по норам. Они боялись, что их "военные" коллеги могут попасть в руки полиции. Инсинуации "друзей" ГПУ имели сперва осторожный характер. Но каждый новый день придавал этим господам храбрости. По десяткам каналов они пускали в оборот версию самопокушения. Кампания сталинской прессы, в сочетании с еще более циничной устной агитацией, не осталась без влияния: на несколько дней следственные власти были отвлечены на ложный путь и иностранные участники покушения получили возможность покинуть пределы Мексики. Только дисциплинированная наглость агентов ГПУ могла придать вероподобие абсурдной идее "автопокушения".
Какую цель я мог преследовать, пускаясь в такое чудовищное, отвратительное и опасное предприятие? Никто не объяснил этого до сих пор. Намекают, что я хотел очернить Сталина и его ГПУ. Но разве одно лишнее покушение может что-нибудь прибавить к репутации человека, который истребил все старое поколение большевистской партии? Говорят, что я хочу доказать существование "пятой колонны". Зачем? Для чего? К тому же для совершения покушения совершенно достаточно агентов ГПУ; в таинственной пятой колонне надобности нет. Говорят, что я хотел создать затруднения мексиканскому правительству. Какие у меня могут быть побуждения создавать затруднения единственному правительству, которое оказало мне гостеприимство? Говорят, что я хотел вызвать войну между Соединенными Штатами и Мексикой. Но это объяснение уже полностью относится к области бреда. Для провокации такой войны было бы во всяком случае целесообразнее организовать покушение на американского посла или на нефтяных магнатов, а не на революционера-большевика, чуждого и ненавистного империалистским кругам.
Когда Сталин организует покушение на меня, то смысл его действий ясен: он хочет уничтожить своего врага # 1-ый. Сталин при этом лично не рискует: он действует издалека. Наоборот, организуя "автопокушение", я должен нести ответственность за подобное предприятие сам, рискуя своей судьбой, судьбой моей семьи, своей политической репутацией и репутацией того движения, которому я служу. Зачем мне это нужно?
Но если даже допустить невозможное, именно, что, отрекшись от дела всей своей жизни и поправ здравый смысл и свои собственные жизненные интересы, я решил организовать "автопокушение" во имя неизвестной цели, то остается еще вопрос: где и как я достал 20 исполнителей? Какими путями обмундировал их в полицейскую форму? Вооружил их? Снабдил всем необходимым? и пр. и пр. Иначе сказать: каким образом человек, живущий почти совсем изолированно от внешнего мира, умудрился выполнить предприятие, которое под силу только могущественному аппарату? Признаюсь, я и сейчас чувствую неловкость, подвергая критике идею, которая не заслуживает критики.
ГПУ мобилизовало с большим искусством своих агентов, чтобы убить меня. Попытка случайно не удалась. Друзья ГПУ оказались скомпрометированы. Они вынуждены теперь сделать все, чтобы возложить на меня ответственность за неудавшееся покушение их собственного шефа. У них нет при этом большого выбора средств. Они вынуждены действовать самыми грубыми приемами руководствуясь афоризмом Гитлера: чем грубее ложь, тем скорее ей поверят.
ГПУ готовит новую махинацию.
Агенты Сталина собираются, по лучшим московским образцам, провозгласить Сикейроса агентом Троцкого.Вожди компартии ведут сейчас сложные маневры вокруг фигуры Д. Сикейроса. Цель маневра удалась. Друзья ГПУ оказались скомпрометировать меня и спастись самим. Однако, результат слишком сложной интриги может оказаться прямо противоположным ожиданиям стратегов ГПУ.
Начало маневру положил Давид Серрано, член политбюро, т. е. один из официальных вождей компартии. 19-го июня его показания были переданы в печати следующим образом:
"Он сказал, что сразу после происшествия в Койоакане коммунистическая партия произвела расследование, чтоб выяснить, что произошло. Расследование обратилось в сторону Альфаро Сикейроса, человека, не отвечающего за свои действия и которого считают полусумашедшим и И что с тех пор они подозревали Альфаро Сикейроса, в обществе которого постоянно бывал некий Бланко и Антонио Пухоль, его ученик и личный адъютант".
Этот донос на ближайших единомышленников и соучастников покушения был бы совершенно невозможен в рядах революционной партии. Но среди сталинцев "salus G. P. U. -- suprema lex". Третируя Сикейроса, как "человека, не отвечающего за свои действия" и полусумасшедшего, Д. Серрано пытается отвлечь внимание от Кремля и - от самого себя.
23-го июня, когда общий характер нападения и имена главных участников были уже выяснены, "Ля Вос де Мехико" опубликовала следующее заявление партии:
"Множество лиц оказываются прямо или косвенно замешанными, среди них Давид Альфаро Сикейрос, на которого указали, как на руководителя нападения и Коммунистическая партия Мексики заявляет категорически, что никто из участников провокации не является членом партии, что все это элементы безответственные и агенты-провокаторы".
В разных варьяциях, это заявление повторяется в следующие дни. Отныне Сикейрос объявлен не только "полу-сумашедшим", но и "агентом-провокатором".
Показания Д. Серрано по отношению к Сикейросу и А. Пухолю послужили сигналом для таких же показаний остальных арестованных. "Дьо Серрано Андонеги дает первые указания об Альфаро Сикейросе и затем обе шпионки расширяют свои показанияи" Всю ответственность подсудимые валили отныне на Д. Сикейроса. Матеос Мартинес, член партии, признал сперва, что Д. Серрано, член политбюро, "человек, способный организовать дело, подобное покушению на Троцкого". Но, очевидно, под благотворным влиянием своего защитника, г. Павона Флореса, члена ЦК компартии, Матеос Мартинес сразу понял, что Д. Серрано тут не причем, что только агенты-провокаторы, вроде Сикейроса, способны на такие действия.
Укрепившись на этой позиции, сталинцы стали продвигаться дальше и 2-го августа Д. Серрано уже показал, судя по газетам, что я давал Д. Сикейросу деньги не то на какой то журнал, не то на и "автопокушение". Цель этого нового абсурда ясна: Д. Сикейрос постепенно превращается в и троцкиста. "Чем грубее ложь, тем скорее ей поверят", гласит правило Гитлера-Сталина.
За кулисами официального следствия ведется, несомненно, напряженная работа. ГПУ не хочет сдаваться. Несмотря на труп Р. Ш. Харта, несмотря на признания ряда арестованных, ГПУ хочет оживить версию и автопокушения. Это было бы так удобно для ряда лиц с подмоченной репутацией. К тому же ГПУ располагает неограниченными средствами.
В тоталитарной Москве такая махинация удалась бы без труда. В Мексике дело обстоит иначе. Здесь агентам ГПУ, в том числе Д. Серрано и его адвокату Флоресу, следовало бы умерить свой пыл. Они лгут слишком грубо. Они противоречат себе слишком бесцеремонно. Они забывают сегодня, что делали и говорили вчера. Мы докажем это сейчас с полной очевидностью. Цель этих строк в том и состоит, чтоб помешать ГПУ смутить своей интригой общественное мнение хотя бы на несколько дней.
Каковы были действительные отношения партии с Сикейросом до покушения? Отношения самого тесного сотрудничества, полного единства цели и метода, отношения разделения труда. У Сикейроса были, несомненно, "недоразумения" с теми или другими вождями мексиканской компартии: зависть, интриги, взаимные доносы вообще характеризуют эту среду. Но Сикейрос никогда не рвал с Кремлем. Он всегда оставался верным агентом Сталина. В Испании он, как и Д. Серрано, вел работу под руководством советских агентов ГПУ. Он вернулся в Мексику, как надежный агент Москвы. Все сталинские и полусталинские группы чествовали его. "Эль Популяр" и "Эль Футуро" посвящали ему панегирические статьи. Неужели же Л. Толедано, Э. Вийасеньор, Александр Каррильо так-таки и не догадывались, что Сикейрос - "полу-сумашедший", "агент-провокатор" и даже и "троцкист"?
В декабре 1939 г., когда план покушения уже разрабатывался в тесном кругу заговорщиков, коммунистическая партия организовала митинг чествования 60-тилетия Сталина, "гениального вождя, гордости мирового пролетариата". В отчете об этом митинге, в "Ля Вос де Мехико" от 21-го декабря, читаем:
"Вышеприведенное послание было одобрено под оглушительные аплодисменты присутствующих на митинге в связи с шестидесятилетием Сталина в театре Гидальгои Президиум состоял из товарищей Джемс Форда, Альфаро Сикейроса, Рафаеля Карилло, Валентина Кампа, Андрея Сальгадо и испанской писательницы Маргариты Нелкени"
Таким образом, "полу-сумашедший", "агент-провокатор", давно "исключенный" из партии Сикейрос восседал в президиуме коммунистического митинга, рядом с Фордом, кандидатом в вице-президенты от коммунистической партии Соединенных Штатов и другими светилами Коминтерна. Д. Альфаро Сикейрос, еще не догадавшийся, что он -- "троцкист"? с полной готовностью подписал восторженную телеграмму Сталину, от которого он незадолго до того получил приказ об организации покушения.
В том же номере "Ля Вос" находим статью:
"Подобным же образом дело обстояло и с товарищем Давидом Альфаро Сикейросом, незаконно привлеченным к суду по ложному свидетельству одного из низших служащих полиции Федерального Округаи Считаем, что все организации должны выступить в деле товарища Сикейроса".
"Ля Вос де Мехико" называет троцкиста Сикейроса "товарищем" и ревностно защищает агента-провокатора от мексиканской полиции.
В отчете о другом коммунистическом митинге в "Ля Вос де Мехико" за 14-ое января 1940 г., когда Сикейрос уже приступил к практической организации покушения, читаем:
"Затем Сикейрос выступил на трибуне, чтобы разоблачить подлинный характер "независимой прессы", которая продается тому, кто дает больше и которая меняет свое мнение в соответствии с хозяином, который платит и Он призвал всех, народ и его организации, понять опасность реакционного восстания, утверждая, что мексиканская коммунистическая партия мобилизована для борьбы и ответит достойно на агрессию империализма и народных предателей".
Выступая в качестве главного оратора на коммунистическом митинге, Давид Сикейрос не только солидаризуется с "исключившей" его партией, но и говорит с авторитетом от ее имени: "утверждая, что мексиканская коммунистическая партия мобилизована для борьбы". Таким языком может говорить только вождь партии. В свою очередь, редакция "Ля Вос" полностью солидаризуется с боевой речью "товарища" Сикейроса.
В номере "Ля Вос" от 1-го мая находим статью
"За освобождение Альфаро Сикейроса".
"иСуд над Сикейросом идет к концу. Есть опасность, что он будет осужден под разлагающим влиянием капиталистической прессы. Поэтому необходимо, чтоб солидарность рабочих проявилась в немедленной поддержке комитета борьбы за полное освобождение Сикейроса".
До покушения оставалось всего три недели; Сикейрос, к которому полиция проявляла неуместное внимание, очень нужен был в те дни ГПУ! Редакторы "Ля Вос" взяли его под защиту, не предвидя, что им придется через месяц с небольшим объявлять своего близкого сторонника "агентом-провокатором".
Те же циничные противоречия, хоть и в меньшем масштабе, находим в отношении компартии к г. Розендо Гомес Лоренсо. Согласно сообщению полиции, опубликованному 19-го июня, "в отношении Розендо Гомес Лоренсо (он - Д. Серрано) сказал, что ему было известно, что он был исключен из партии за мошенничество". Эта версия повторяется и в "Ля Вос", где Р. Г. Лоренсо характеризуется, попросту, как вор, который захватил для себя деньги, собиравшиеся для партии.
Между тем 23-го июня "Ля Вос", считая, очевидно, что участие Р. Лоренсо в покушении не доказано, и что он может понадобиться, пишет уже совсем иначе:
"То же бешенство было проявлено в отношении журналиста Розендо Гомес Лоренсо, которого журналисты без чести ненавидят с затаенной злобой за его позицию в пользу революционных сил".
Тот, кто был вчера объявлен вором, изгнанным из партии, сегодня изображается мучеником за идеи революции!
Мы слышали, как Д. Серрано презрительно объявлял Пухоля учеником и личным адъютантом полу-сумашедшего Сикейроса. Ясно, что с Пухолем Д. Серрано не мог иметь ничего общего.
Однако, в "Эль Популяр" от 4-го января 1939 г. напечатана следующая телеграмма из Барселоны от 2-го того же месяца, посланная С. Т. М.:
"Возвращающимся на родину мексиканским ветеранам мы желаем счастливого нового года в объединенной революционной борьбе против реакции и фашизма. За комитет: Пухоль, генеральный секретарь; Талавера, секретарь отдела агитации и пропаганды; Хусто - секретарь организации".
Секретарь организации, Хусто, никто другой как Давид Серрано. Эта телеграмма свидетельствует, таким образом, о "тесном сотрудничестве Д. Серрано с Пухолеми", а следовательно и с самим Сикейросом.
Не потребует ли ГПУ от Сикейроса, под угрозой гибели, чтоб он завтра сам признал себя тайным "троцкистом"? Не заявит ли Сикейрос, что Р. Шелдон Харт был убит в порядке "автопокушения"? Не покается ли и сам Д. Серрано в том, что он был попросту агентом Дайеса по организации политических убийств? Не готовит ли уже "Эль Популяр" передовую статью на эту тему? Мы заранее предвидим стиль патриотического негодования!
Пусть пробуют. Москва давно создала для таких дел классические образцы. Мы ждем новой интриги спокойно. Нам не надо ничего выдумывать. Мы поможем лишь раскрыть логику фактов. Об эту логику фальсификаторы разобьют свои черепа!
Почему сталинцы отрекаются от дела своих рук?
Когда нелепая версия "автопокушения" постыдно провалилась, и ответственность агентов Кремля стала очевидной для всех, друзья, вдохновители и покровители Сикейроса и Ко, сделали попытку отмежеваться от покушения по мотивам "принципиального" характера.
"Ля Вос" от 1-го июня писала:
"Коммунистический Интернационал, Интернационал Ленина и Сталина, и с ним партии всего мира, никогда не признавали и не прибегали к индивидуальному террору, а только к организованному насилию масси".
30-го июня:
"Как же это возможно, в таком случае, что коммунистическая партия, в нарушение своих собственных принципов, действуя против своих собственных интересов, могла принять участие в террористическом акте, чуждом нашей практике и методам борьбы".
16-го июня "Ля Вос де Мехико" повторяет:
"Коммунистическая партия заявляла тысячу раз, что ее программа не признает и не допускает индивидуального террора, а только открытое действие масс в защиту их интересов".
То же самое повторяют обвиняемые Д. Серрано, Матеос Мартинес и их адвокаты. Все они говорят исключительно о бесплотных "принципах", запрещающих индивидуальный террор. Никто из них ни одним словом не говорит о фактах. Никто не упоминает о ГПУ. Неужели они никогда не слышали о существовании этого учреждения? Неужели они не знают, что ГПУ систематически занимается убийствами не только на территории СССР, но и во всех странах цивилизованного мира?
Вопрос совсем не в том, хороши ли или плохи так называемые "принципы" компартии. Вопрос в том, какова деятельность компартии и каковы реальные взаимоотношения между ЦК компартии и ГПУ.
ГПУ не есть просто секретная полиция СССР, а нечто гораздо большее. ГПУ есть инструмент тоталитарного господства сталинской клики над СССР и над Коминтерном. Одна из важных и постоянных задач ГПУ - физическое истребление наиболее решительных и опасных противников диктатуры Сталина. Внутри Советского Союза это истребление прикрыто наполовину легальными формами. За пределами Советского Союза оно совершается в форме заговоров, покушений и убийств из-за угла.
ГПУ и Коминтерн, как организации, не тождественны, но они неразрывны. Они соподчинены друг другу, причем не Коминтерн распоряжается ГПУ, а, наоборот, ГПУ полностью господствует над Коминтерном. Это господство выражается в произвольных сменах Центральных Комитетов всех секций, по воле Москвы; в чистках, которые производятся таинственными руками, за спиною партий. Те члены ЦК, которые являются агентами ГПУ, наблюдают за тем, чтоб поведение партии ни в чем не противоречило интересам ГПУ. Так как в партии нет и подобия свободного обсуждения и демократического решения, то через Центральный Комитет агенты ГПУ могут заставить каждого члена партии, под страхом моральной, а иногда и физической смерти, выполнять решения ГПУ. Без понимания этой механики нельзя отдать себе отчета в действительных мотивах поведения "Ля Вос", подсудимых и их защитников.
В июне 1937 г. Хернан Лаборде, по приказу из Москвы, подверг "самокритике" политику Центрального Комитета, и в том числе свою собственную. Вот одно из его самообвинений:
"Мы требовали, чтоб соглашение, давшее возможность Троцкому обосноваться в Мексике, было аннулировано, и мы угрожали массовым действием, которого мы не могли развязать за отсутствием нужных сил" (Хернан Лаборде: "Единство во что бы то ни было", 1937 г.).
Эта цитата имеет большое значение. Компартия угрожала правительству движением масс. Разумеется, Москва предпочла бы мое изгнание под давлением рабочих. Но масс не было, и партия попала только в смешное положение. Отсюда приказ из Москвы: прекратить смешные угрозы и подготовиться серьезнее. Москва надеялась, что Ломбардо Толедано более успешно мобилизует рабочих под лозунгом изгнания Троцкого из Мексики. Но, несмотря на все усилия Толедано, рабочие упорно не поддавались этой агитации: трудящиеся не любят выступать в роли гонителей. Между тем с наступлением войны Кремль особенно остро почувствовал потребность: заставить меня замолчать. С каждым днем Москва все больше теряла терпение и давила на свою агентуру в Мексике. История учит: когда авантюристская организация не располагает достаточными политическими силами для разрешения задачи, мысль о террористических действиях приходит сама собою: револьвер, пулемет или нитроглицерин должен заменить недостающую силу масс: это есть классическая формула индивидуального терроризма.
Отречение "Ля Вос" от терроризма есть просто ритуальная фраза с целью избежать ответственности. Лживый характер отречения лучше всего доказывается на примере самого Д. Сикейроса. 5-го марта 1939 г., выступая в качестве одного из сталинских ораторов, перед мексиканскими учителями, Сикейрос проповедывал необходимость борьбы с "изменниками". "Необходимо, чтоб они знали, что мы разобьем их не прямым действием, а объединением масс" ("Эль Популяр", 6-го марта, 1939 г., кол. 2).
Сикейрос предвосхитил здесь ту самую формулу, которую "Ля Вос", "Эль Популяр" и "Футуро" оказались позже вынуждены повторять, чтоб отмежеваться от Сикейроса. Тщетная попытка! Сикейрос основательно скомпрометировал спасительную формулу своей руководящей ролью "прямом действии" 24-го мая.
Нельзя не подчеркнуть огромную разницу в применении террора революционными партиями и преступными кликами, как ГПУ, Россия была классической страной индивидуального террора. Революционная партия всегда открыто брала на себя ответственность за каждый совершенный ею кровавый акт. Также поступали польские и ирландские террористы в борьбе за национальную независимость. Совсем иначе обстоит дело со сталинцами. Совершив очередное убийство, они не только отрекаются от дела своих рук, но пытаются подбросить свое преступление политическому противнику. Они действуют не в интересах народа, а в интересах тоталитарной клики. Они вынуждены обманывать народ. Трусливая двойственность придает террору ГПУ бесчестный и отвратительный характер.
В чем суть моего обвинения?
2-го июля я подтвердил на суде свое утверждение, что "Ля Вос де Мехико", "Эль Популяр" и "Футуро" являются орудиями ГПУ и пользуются его материальной поддержкой. Вслед за "Популяр" и "Футуро" также и "Ля Вос де Мехико" счел необходимым обратиться к прокуратуре с предложением привлечь меня к ответственности за "дифамацию". Неосторожный шаг! Коминтерн является столь же послушным орудием Кремля, как и ГПУ. Каким образом "Ля Вос де Мехико" может оставаться газетой Коминтерна и в то же время считать "диффамацией" указание на ее связь с Кремлем? Очевидно, "Ля Вос" подала свою жалобу только для того, чтобы довести до абсурда жалобы "Эль Популяр" и "Эль Футуро".
Материальная помощь Москвы революционному движению в других странах началась с того часа, когда большевики взяли в свои руки власть. 13-го декабря 1917 г. Совет Народных Комиссаров издал следующий декрет:
Постановление № 112 об ассигновании 2.000.000 рублей на нужды революционного интернационалистического движения.
Принимая во внимание, что советская власть стоит на почве принципов международной солидарности пролетариата и братства трудящихся всех стран, что борьба против войны и империализма может только в международном масштабе привести к полной победе, Совет Народных Комиссаров считает необходимым прийти всеми возможными и в том числе денежными средствами на помощь левому интернационалистическому крылу рабочего движения всех стран, совершенно независимо от того находятся ли эти страны с Россией в войне или в союзе или же сохраняют нейтральное положение. В этих целях Совет Народных Комиссаров постановляет ассигновать на нужды интернационалистического движения в распоряжение заграничных представителей комиссариата по иностранным делам два миллиона рублей.
Председатель Совета Народ. Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин)
Народный Комиссар по Иностр. Делам Л. Троцкий
Управл. Делами Совета Нар. Комиссаров Вл. Д. Бонч-Бруевич
Секретарь Совета Н. Горбунов.Я и сегодня не склонен снять свою подпись под этим декретом. Дело шло об открытой помощи революционным движениям в других странах, под контролем рабочих организаций. Партии, получавшие помощь, пользовались полной внутренней демократией, в том числе - полной свободой критики по отношению к Советскому правительству. На конгрессах Коминтерна шла всегда страстная идейная борьба, причем бывало не раз, что мы с Лениным оставались в меньшинстве.
При режиме Сталина дело о финансовой помощи иностранным организациям потерпело полное перерождение. "Рабочее и крестьянское правительство", контролируемое партией и ответственное перед Советами, превратилось в персональную диктатуру, опирающуюся на тоталитарный аппарат безличных чиновников. Международная солидарность превратилась в унизительную зависимость от Кремля. Финансовая помощь стала формой подкупа. Ни один революционер не посмел бы назвать "клеветой" указание на помощь Кремля в тот период, когда Коминтерн был революционной организацией! Теперь эта "помощь" стала ощущаться даже агентами Москвы, как постыдная и унизительная зависимость, в которой не следует открыто признаваться. Возбуждая против меня обвинение в "диффамации", мексиканские агенты Кремля лишь подтверждают мою оценку нынешнего Коминтерна.
Я не ставлю в упрек "Ля Вос де Мехико" и другим изданиям тот факт, что они получают деньги от своих единомышленников из-за границы: в одном этом не было бы ничего предосудительного. Я обвинял и обвиняю их в том, что их единомышленниками в СССР являются не рабочие и крестьяне, а насильники и палачи рабочих и крестьян. Я обвиняю их в том, что они выполняют преступные и постыдные поручения ГПУ; что они служат реакционным целям паразитической олигархии, что они не смеют признаваться открыто, кому именно они служат; что они вынуждены скрывать от рабочих свою связь с ГПУ и свою материальную зависимость от него. Это тяжкое обвинение я поддерживаю целиком!
Бюджет Коминтерна и помощь иностранным секциям и изданиям
Вмешательство ГПУ в дела Коминтерна, система подкупа и развращения руководителей рабочего движения в других странах начали систематически применяться, примерно, с 1926 г., когда Сталин окончательно стал во главе Коминтерна. С этого же времени начинается непримиримая борьба оппозиции ("троцкистов") против финансового произвола и подкупов в Коминтерне и на его периферии. Так, например, оппозиция раскрыла, что известный вождь британских профсоюзов Персель, за свою "дружбу" к Советскому Союзу, т. е. к Кремлю, получал секретное жалованье в виде 25 фунтов стерлингов в месяц. Всякими материальными поблажками пользовались также и другие видные вожди британских профсоюзов. Их жены получали "невинные" подарки из золота и платины. Незачем говорить, что все эти господа и госпожи, формально не принадлежавшие к Коминтерну, считали троцкистов "изменниками".
Под влиянием разоблачений оппозиции Сталин увидел себя вынужденным начать публиковать нечто вроде финансового отчета Коминтерна. Я прилагаю к этому заявлению финансовые отчеты за три года: 1929, 1930 и 1931 г.г. Надо сказать сразу, что эти отчеты, обработанные в лаборатории ГПУ, совершенно нереальны. Весь бюджет преуменьшен в несколько раз. Секретные расходы не упомянуты вовсе. Источник поступления доходов замаскирован. Показанные в этих отчетах преуменьшенные суммы доходов: 675.000 американских долларов, 956.000 долларов и 1.128.000, за названные выше три года, целиком или почти целиком поступали из секретных фондов Сталина.
Несмотря на все эти умолчания и извращения, вернее -- благодаря им, -- одна из статей расходов получает особенно убедительный характер. В бюджете каждого года мы находим особую статью: субвенции партийным периодическим изданиям, в размере: 435.000; 641.000 и 756.000 американских долларов. Таким образом преуменьшенный финансовый отчет открыто признает, что в течение названных трех лет субсидия изданиям секций Коминтерна поднялась от полумиллиона до трех четвертей миллиона. Отчет не считает, следовательно, ни нужным, ни возможным утаивать такой общеизвестный факт, как денежную помощь Москвы иностранным секциям и их газетам. Очевидно, даже архи-осторожным бухгалтерам ГПУ не приходило в голову, что "Ля Вос де Мехико" может объявить упоминание о денежной помощи со стороны Москвы "старой клеветой". В приложенных финансовых отчетах дело идет разумеется, только об официальной печати Коминтерна, как "Ля Вос де Мехико"; совершенно не включена прямая и косвенная помощь периодическим изданиям, формально не примыкающим к Коминтерну, но выполняющим очень ответственные и деликатные поручения ГПУ, как например, "Эль Популяр" и "Эль Футуро". Об этих изданиях речь будет идти особо.
Может естественно возникнуть вопрос, почему я пользуюсь только финансовыми отчетами Коминтерна за 1929, 1930 и 1931 годы. Ответ прост: после расправы над "троцкистами" печатание отчетов прекратилось. Фальшивые отчеты вызывали подозрения со всех сторон и никого не удовлетворяли. В то же время такие статьи расходов, как субсидирование секций и изданий Коминтерна, создавали для некоторых из этих секций затруднения. Вот почему печатание отчетов было прекращено (последний отчет вышел, по-видимому, в 1931 году).
Тот факт, что Коминтерн не публикует больше своих бюджетов свидетельствует лишь, что он вынужден полностью скрывать свои финансовые операции. Но это не значит, что прекращены субсидии секциям и "друзьям". Наоборот, субсидии росли из года в год. Они должны сейчас составлять десятки миллионов долларов, причем большая половина этой суммы расходуется, несомненно, на издания и "друзей" формально не принадлежащих к Коминтерну.
Неразрывная связь между Коминтерном и ГПУ
Б. Гитлов, один из основателей компартии Соединенных Штатов, член ее ЦК, в течение 20 лет, член Исполнительного Комитета Коминтерна и его Президиума, дает в специальном письме следующую характеристику взаимоотношений между Коминтерном и ГПУ:
Компронд, Нью Йорк
25-го июля 1940 г."Когда я был членом Президиума Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, я принимал участие в руководстве делами Коммунистического Интернационала и точно знал каким образом организация действовала в качестве агента ГПУ.
Каждый представитель Коммунистического Интернационала, которого посылали из России заграницу, получал всегда специальные инструкции от ГПУ; в тех случаях, когда он непосредственно не был агентом ГПУ, он работал под руководством агента ГПУ.
Специальный Отдел Коммунистического Интернационала, ведавший паспортами, визами и субсидиями коммунистических партий и коммунистических газет вне России, был в зависимости от ГПУ и заведующий этим отделом был непосредственно ответствен перед ГПУ.
Мне было доподлинно известно, что в финансовом отношении Коммунистический Интернационал зависел от ГПУ.
Вениамин Гитлов".
Относительно зависимости компартии от ГПУ Б. Гитлов дает исключительно важные и точные показания в своей книге "I Confess" (стр. 300 и 303).
Свидетельства Э. Маторраса и В. Кривицкого
Очень точные, хотя и далеко не полные данные на счет финансовой диктатуры Кремля над секциями Коминтерна сообщает в своей документальной книге Энрике Маторрас, бывший секретарь Центрального Комитета Коммунистической Молодежи и член ЦК компартии Испании: "Коммунизм в Испании. Его ориентация, его организация, его методы", Мадрид 1935 г. (стр. 13 и 15).
Названные Э. Маторрасом суммы сравнительно скромны. Но не забудем, что книга Маторраса вышла в 1935 г., т. е. до начала гражданской войны, когда вмешательство ГПУ в дела Испании получило решающий характер. Свидетельство Э. Маторраса показывает, во всяком случае, что с прекращением печатания финансовых отчетов Коминтерна субсидии секциям отнюдь не прекратились.
Э. Маторрас говорит о помощи со стороны Коммунистического Интернационала, а не ГПУ. Но это есть вопрос терминологической маскировки. Коммунистический Интернационал не имеет собственной кассы. В зависимости от чисто практических соображений Кремль ставит на денежной посылке штемпель Коминтерна, Красной международной помощи, Общества международных культурных сношений, "Друзей СССР", Спортинтерна и пр., и пр. Под всеми этими штемпелями скрывается все тот же Сталин, а его аппаратом для сношения с заграницей является ГПУ, имеющее все основания действовать инкогнито.
По поводу финансовой зависимости секций Коминтерна от Кремля мы имеем исчерпывающее свидетельство генерала В. Кривицкого, бывшего до 1938 г. главой советского шпионажа во всей Европе. ("In Stalin's Secret Service", В. Г. Кривицкий, стр. 51-53).
Кривицкий устанавливает, что секции Коминтерна находятся в полной финансовой зависимости от Москвы, и что непосредственным органом финансового контроля над Коминтерном является ГПУ.
Сведения Кривицкого имеют юридический вес свидетельского показания, так как В. Кривицкий дал под присягой те же сведения комиссии палаты депутатов Соединенных Штатов и готов ответить на вопросы мексиканского суда.
Дополнительные показания Б. Гитлова
Когда дело идет о необходимости доказать денежную зависимость компартий от Москвы, единственное затруднение состоит в обилии свидетельств и документов. Я вынужден здесь свести цитаты к минимуму.
Вениамин Гитлов, который в течении 20 лет играл руководящую роль в коммунистическом движении США, опубликовал книгу "I Confess" (стр. 307, 389, 470 и 496),
Недостаток места лишает нас, к сожалению, возможности привести все эти цитаты.
которая дает неоспоримые свидетельства о полной материальной зависимости секций Коминтерна от Москвы. Б. Гитлов порвал с Коминтерном, иначе он не выступал бы со своими признаниями. Нынешние политические тенденции Гитлова меня не интересуют. Достаточно того, что фактическая сторона его книги основана на неоспоримых данных.Даже такая богатая партия, как северо-американская около половины своих расходов покрывала из московского источника, и нет, как видим, основания предполагать, что Мексика составляет исключение.
Я цитирую книгу Б. Гитлова, не как литературное произведение, а как свидетельское показание; во-первых, потому что Б. Гитлов дал те же сведения следственной комиссии палаты депутатов Соединенных Штатов под присягой; во-вторых, потому что он готов ответить под присягой на любые вопросы мексиканского суда.
Финансовая помощь Компартиям Латинской Америки
Совершенно очевидно, что компартии Латинской Америки находятся на таком же положении по отношению к Москве, как и компартии других частей света. На этот счет не могло бы быть сомнения даже, если бы у нас не было никаких особых данных. Но такие данные у нас есть.
К заявлению приложено авторитетное свидетельское показание г. Иосифа Зака, который в течение 15-ти лет играл руководящую роль в жизни американского коммунизма, в том числе и в странах Латинской Америки. Недостаток места лишает нас возможности привести это показание.
И. Зак не имел правда связей с Мексикой. Но можно не сомневаться в том, что, если ГПУ не забывало о Колумбии и Боливии, то тем более у него были основания заботиться о Мексике.
В 1931 г. внимание мексиканского правительства привлек к себе некий Мануэль Диас Рамирес, на текущем счету которого в банке имелись значительные суммы.
Тогда же, насколько я знаю, было твердо установлено, что эти деньги -- московского происхождения. У судебных властей есть полная возможность проверить этот эпизод.
В дни разрыва дипломатических отношений между Мексикой и СССР мексиканское правительство имело случай официально высказаться по поводу того, в каком отношении секции Коминтерна стоят к государственным органам СССР. Я оставляю совершенно в стороне вопрос о "правильности" или "неправильности" разрыва дипломатических отношений между Мексикой и СССР, как и преследований против мексиканской компартии. Но тем более меня интересуют официально установленные факты. Сообщение мексиканского правительства от 23-го января 1930 г. гласило:
"Правительство Мексики превосходно знает, что группы русских коммунистов не работают, да и не могут работать независимо, так как все политические организации этой страны подчинены советскому правительству".
Утверждение, что никакая организация в СССР не может действовать независимо от правительства, является совершенно бесспорным. Руководство всеми организациями, сосредоточенное в руках ГПУ, становится особенно строгим и повелительным, когда дело идет о сношениях с заграницей. Финансовая помощь иностранным секциям Коминтерна, как и "дружественным" изданиям, есть дело ГПУ. Мексика, как видим, не составляет исключения.
Система личной коррупции
Методы деморализации и подкупа, применяемые в Москве по отношению к иностранным деятелям рабочего движения, давно уже вошли в пословицу. Всякую оппозицию внутри Коминтерна Москва душит или подкупает. Когда выбранная законным съездом делегация компартии Соединенных Штатов направилась в Москву, вожди знали заранее, какая встреча ждет их. ("I Confess", Б. Гитлов, стр. 528).
Соперничество лидеров внутри компартий разрешается нередко так, что одни из "лидеров" переводятся из партии на работу в ГПУ. Когда Б. Гитлов попал в немилость за попытку вести самостоятельную политику, его попытались в Москве перевести в ГПУ. Сам Гитлов рассказывает об этом эпизоде в своей книге ("I Confess", на стр. 568-9).
Этот эпизод бросает яркий свет на судьбу многих "исключенных" или "отстраненных", как Д. А. Сикейрос, Г. Лоренсо, Х. Лаборде и пр. Попытка послать такую крупную фигуру, как Гитлов, в Латинскую Америку свидетельствует об особом интересе ГПУ к Латинской Америке.
Фред Бил, один из американских рабочих вождей, рассказывает в своей книге, как его завоевали в Москве.
"Коминтерн все больше льстил мне и проявлял ко мне трогательное внимание. Они делали все, чтоб я чувствовал себя хорошо в Москве: хорошая комната, хорошее питание, хорошо платили мне за лекции и статьи в журналах". (Proletarian Journey, F. Beal, стр. 257).
Гитлов рассказывает, как Кремль завоевал на сторону Сталина известного американского негра Джэмс Форда.
"Его осыпали лестью, ему давали бесчисленные хвалебные отзывы и засыпали его знаками отличия, наградами и всевозможными подарками". ("I Confess", стр. 455).
Не лишне напомнить, что этот самый Форд представлял в Мексике Коминтерн во время того переворота в партии, который предшествовал покушению 24-го мая.
Приведенные примеры личной деморализации, применяемые Коминтерном, представляют только отдельные образцы законченной системы. Основным элементом этой системы является введенная Сталиным система двойного жалованья: одно выдается служащим партии в официальном порядке; другое, -- наиболее "ответственным" работникам, из особой секретной кассы, контроль над которой находится в руках ГПУ. Возникшая в Москве, при энергичном противодействии "троцкистской" оппозиции, эта система распространилась вскоре на весь Коминтерн. Не может быть ни малейшего сомнения в том, что она применялась и применяется также и в Мексике. Находящиеся на секретном жалованьи члены ЦК имеют возможность посвящать свои силы работе в "дружественных" организациях и изданиях, что для этих последних является одной из важных форм материальной поддержки.
Гитлов вспоминает что Сталин, в торжественных случаях, любит говорить о чистоте и непорочности Коминтерна.
"Коминтерн, святая святых рабочего класса. Коминтерн нельзя смешивать с биржей. Но Сталин именно так и правил Коминтерном; он покупал, продавал и губил его вождей". ("I Confess", стр. 455).
Бескорыстие "Ля Вос де Мехико"
Лидеры мексиканской компартии не составляют исключения!
"Ля Вос де Мехико" от 7-го июля 1940 г., называет "старой клеветой" мое утверждение что газета получает материальную поддержку от Москвы. Извиняясь за площадные ругательства, характеризующие физиономию сталинцев, я приведу точную цитату:
"Утверждение грязного ренегата, повторяющего старую клевету, нас не удивляет; но мы ждем доказательств, которые он обещает, в уверенности, что они не будут представлены и так как эта газета -- гордо и скромно -- живет на добровольные взносы рабочих, крестьян и сочувствующих элементов".
Эти господа, очевидно, думают, что наглость тона избавляет их от необходимости считаться с ими же самими признанными фактами. Они забывают сегодня, что говорили вчера.
Отрицая получение денежной помощи из Москвы, "Ля Вос де Мехико" хочет, очевидно, сказать, что мексиканская партия составляет единственное в мире исключение из правила, господствующего в Коминтерне. Однако, та же газета, в номере от 1-го мая текущего года писала:
"Финансовое положение, в котором находится партия, объясняется тем, что прежнее руководство сделало партию пролетариата зависимой от губернаторов, сенаторов и депутатов, заставляя партию идти и в хвосте у буржуазии; извращая принципы, отказываясь от защиты интересов рабочих и народа задерживая и противодействуя борьбе масс за лучшие условия".
Мы видим, что партия вовсе не была так разборчива в выборе денежных источников, как вытекает из ее заявления 7-го июля.
Один из вождей партии, Сальгадо, обвинял на последнем съезде (март 1940 г.) бывшего вождя партии Лаборде в получении взяток.
"За тысячу пезо в месяц все страдания и голод юкатанского народа были преданы в угоду интересам небольшой группы политиканов, которые контролируют это государство. ("Выбрасывайте врагов народа из революционных рядов!").
Другой из вождей партии, Рафаэль Каррильо, писал в апреле 1940 г. по поводу последнего съезда партии:
"Чрезвычайный национальный конгресс проделал неоценимую работу и он изгнал вождей, ответственных за состояние дезорганизации и коррупции, которые существовали в рядах партии. (Вступление к памфлету Дионисио Энсина: "Fuera el Imperialismo", Мексико 1940 г.).
Мы узнаем, таким образом, что в руководстве партии, которое говорило и действовало от имени партии, господствовали не только дезорганизация, но и коррупция.
Речь идет не о каком-либо кратковременном эпизоде. Виновник этой "коррупции", Хернан Лаборде стоял во главе компартии с 1928 г., т. е. в течение 12-ти лет; власть его над партией, особенно в течение последних пяти лет, была неограниченной.
Дионисио Енсина, новый вождь партии, говорит об этом:
"Что представляло собой руководство нашей партии, как не руководство узкой группки людей из секретариата, которые делали и решали все, отведя остальным членам Политбюро второстепенную роль?"
И далее:
"со времени четвертого конгресса по сей день, т. е. в течение пяти лет, партия была под руководством Лаборде и Кампа" (стр. 102).
Вожди мексиканских сталинцев, в том числе Д. А. Сикейрос, не раз публично заявляли: "лучше брать деньги от Москвы, чем от мексиканских капиталистов". В 1940 г. они публично признали, что получали деньги от мексиканских капиталистов. Это не означает, конечно, что они не получали одновременно денег от Москвы.
Мне нет здесь никакого дела до взаимоотношений между компартией, губернаторами, сенаторами, депутатами или мексиканскими капиталистами. Цитированные признания "Ля Вос" и г. Сальгадо интересуют меня лишь постольку, поскольку они целиком опровергают утверждение, будто газета живет исключительно на "добровольные" взносы рабочих, крестьян и сочувствующих".
Правда, последний конгресс (март 1940 г.) действительно вынес постановление о необходимости перейти к добродетельному образу жизни. Но в какой мере это постановление серьезно и, главное, будет ли оно выполняться, мы узнаем только при следующей чистке. Сейчас остается фактом, что компартия берет деньги, где можно и сколько можно, не стесняясь источниками.
Но даже, если принять благочестивое пожелание последнего съезда за действительность, то и тогда в моих словах нельзя открыть и крупицы клеветы. "Ля Вос де Мехико" считает вполне допустимым получать деньги от "сочуствующих элементов". Но разве к числу сочувствующих не относится Сталин? В той же заметке, где говорится о моей "клевете", Сталин называется "великий советский вождь, товарищ Иосиф Сталин". Почему нельзя брать денег у сочувствующего "великого советского вождя"?
Но дело идет не только о "сочувствующем" элементе. Коммунистический Интернационал рассматривает себя, как международную партию пролетариата. Начальник ГПУ, Лаврентий Берия, как и все члены его коллегии и ответственные агенты ГПУ, являются членами Коммунистического Интернационала и тем самым товарищами по партии для редакторов "Ля Вос де Мехико". Газета может, следовательно, получать деньги от Берия и от коллегии ГПУ, т. е. от своих товарищей по международной партии без всякого ущерба для своей "гордости". Мое утверждение не заключает в себе, следовательно, ни тени клеветы. Зато бескорыстие "Ля Вос де Мехико" должно быть целиком отнесено к области мифологии.
Специальное показание Вальтера Кривицкого для мексиканского суда
Настоящий документ был уже почти закончен, когда я получил специальное показание, данное генералом В. Кривицким, бывшим начальником советского шпионажа в Европе, для мексиканского суда. Показание посвящено системе организации ГПУ в СССР и заграницей, взаимоотношениям ГПУ и Коминтерна и террористической деятельности ГПУ заграницей. Г. В. Кривицкий, который в течение ряда лет был одним из самых ответственных представителей ГПУ, порвал с Москвой, когда Сталин начал, при помощи подложных процессов, истреблять революционное поколение большевистской партии. Разоблачения, сделанные Кривицким в мировой печати и собранные недавно в виде книги, оцениваются всеми серьезными изданиями, как самое компетентное и точное свидетельство о закулисном механизме кремлевской политики.
Во избежание недоразумений необходимо пояснить, что инициалы ГУГБ означают то же самое, что ГПУ. Ввиду того что название ГПУ приобрело ненавистный характер, Кремль попытался заменить это название другим. Но так как существо дела осталось неизменным, то в СССР, как и заграницей, ГУГБ по-прежнему называется ГПУ.
"Я хочу сделать следующее заявление, которое может быть использовано для любого суда в Мексике по делу Льва Троцкого.
"Главное Управление Безопасности Народного Комиссариата Внутренних Дел (ГУГБ НКВД) является отделом тайной полиции СССР. Народный Комиссар -- Бериа -- в то же время и глава ГУГБ.
"ГУГБ разделено на секторы, организованные в соответствии с политической, экономической и культурной структурой СССР.
"Главным сектором ГУГБ является Особый Отдел, под надзором которого находятся все партийные организации и специальные секции Армии и Флота. Особый Отдел имеет своих секретных агентов и осведомителей во всех организациях. На их доносах основаны аресты ГУГБ. Характерными методами работы ГУГБ являются периодические аресты. В делах ГУГБ зарегистрированы люди, против которых нет никаких конкретных обвинений в каком бы то ни было преступлении, люди не вполне лойяльные в отношении советского правительства. ГУГБ рассматривает их, как "потенциальных контр-революционеров"; среди этой армии нелойяльных граждан они производят массовые аресты (чистки). В тюрьмах они превращают их в преступников, делая их ответственными за все прорывы во всех отраслях жизни страны.
"В заграничных представительствах ГУГБ имеет своих агентов.
"Официально они занимают какой-нибудь дипломатический пост. Под их руководством находится наблюдение за всеми официальными советскими органами в данной стране.
"Вся работа Коминтерна заграницей проводится через Отдел Международной Связи О. М. С. Весь аппарат О. М. С. в Москве и заграницей был с 1936-37 г.г. пополнен агентами ГУГБ и вся деятельность О. М. С. находится под его контролем. Во всех странах, где коммунистическая партия легальна, имеется представитель московского О. М. С. Раньше он занимал какой-нибудь второстепенный пост в дипломатическом корпусе. В последнее время эти представители перешли на нелегальное положение. К их функциям относится: контроль за деятельностью и финансовым положением коммунистической партии, передача инструкций и субсидий, исходящих от Москвы. Советское правительство субсидирует не только официальную коммунистическую партию и ее прессу, но также про-сталинские издания, которые не принадлежат партии. Например, газета "Ce Soir" в Париже. Вся деятельность Коминтерна в Латинской Америке сконцентрирована в Соединенных Штатах, где находится главный представитель О. М. С. К его компетенции относятся страны Латинской Америки. Его помощники находятся в разных странах. Инструкции и субсидии поступают преимущественно через полпредство в Вашингтоне. Помимо главного центра О. М. С. имеет в своем распоряжении нелегальный аппарат связи, с различными секциями для Европы, Азии и Америки. Он создан и предназначен на случай войны или разрыва дипломатических отношений в данной стране.
"ГУГБ организует террористические акты заграницей. Ввиду риска и дипломатических трудностей, которые связаны с выполнением таких распоряжений, их дает лично глава ГУГБ, Народный Комиссар Внутренних Дел, с санкции Сталина. Организаторами этих террористических актов являются ответственные агенты ГУГБ заграницей. Убийцы всегда иностранцы, находящиеся на службе в ГУГБ. Они испытанные коммунисты. Некоторые из них - по соображениям конспиративного характера официально не принадлежат к партии.
Вальтер Кривицкий."
Выводы
Редакция "Ля Вос де Мехико" требовала моего привлечения к ответственности за "дифамацию", так как я выразил на суде уверенность в том, что руководители "Ля Вос де Мехико", подобно всем другим агентам ГПУ, получают материальную поддержку от своего хозяина.
Я старался доказать в этом документе и, надеюсь, доказал, что "Ля Вос де Мехико" является в полном смысле слова органом ГПУ. Газета не имеет никакой другой политики, кроме той, которую Кремль через ГПУ внушает своим международным агентам. Она защищает все преступления ГПУ и клевещет на его врагов. Главный поток своей клеветы она сосредоточивала в течение нескольких лет на мне.
Я старался доказать далее и, надеюсь, доказал участие руководителей компартии Мексики, в том числе и "Ля Вос", в подготовке покушения и в сокрытии его следов. Все вожди компартии участвовали в моральной подготовке покушения; часть вождей - также и в материальном выполнении. Моральная подготовка происходила главным образом в форме систематической, сознательной, злонамеренной клеветы против меня; причем в эту клевету включались самые тяжкие и оскорбительные обвинения.
После совершения покушения те же лица пытались обмануть следствие и общественное мнение при помощи нового потока клеветы (теория "самопокушения" и пр.).
Вся эта работа, с начала до конца, отвечала задачам и интересам ГПУ и выполнялась по его заказу. Вожди мексиканской компартии и редакторы "Ля Вос де Мехико" выступали и действовали, как агенты ГПУ. Нет никакой "дифамации" в утверждении, что они, подобно всем другим агентам ГПУ, должны получать плату от ГПУ. Я привел, сверх того, многочисленные доказательства того, что вожди секций Коминтерна во всех странах состоят на содержании Кремля.
Меньше всего смеют говорить о диффамации люди, которые на клевете против меня делают свою политическую карьеру. Образцы этой клеветы я представил выше. Более злонамеренной клеветы нельзя себе вообще представить.
Я выражаю, поэтому, уверенность в том, что мексиканская юстиция не только отвергнет обвинение против меня в диффамации, но и привлечет к ответственности редакторов "Ля Вос де Мехико" по обвинению в клевете и найдет для них самую тяжкую форму кары, отвечающую систематичности и злонамеренности клеветы.
Л. Троцкий.
17-го августа 1940 г. Койоакан.
О кризисе советской литературы
Советская печать бьет тревогу. На литературном и театральном фронтах неблагополучно. На все лады повторяется, что советская литература последнего времени не дает представления о советской действительности, не дает образов сильных личностей, которых хотелось бы любить, которым хотелось бы подражать и которые могли бы служить примером для молодежи. Лучшие советские писатели, -- Михаил Шолохов, Ал. Толстой, А. Фадеев, Валентин Катаев, К. Федин, Мариетта Шагинян, Лидия Сейфулина, Л. Леонов и др., "как бы предчувствуя неудачу на поприще современной темы, уходят прочь от изображения нового человека. Они путешествуют в глубь веков, в XVII или XVIII столетие, они годами работают над близкой им темой гражданской войны,
Да и то замечено, "что и в произведениях о гражданской войне стало больше рассудочности и меньше живого реального изображения". Попробуйте-ка дать реальное изображение гражданской войны, не упомянув ни разу имени Л. Троцкого и изобразив Сталина
гением! но они не умеют показать современного красного воина, современного патриота, современного героя" ("Литературная Газета", № 6, 9-го февраля 1940 г.).Отход лучших советских писателей от современных тем принял за последние три года действительно катастрофические размеры. Из огромного количества изданных за это время в СССР книг, с трудом удалось набрать около полусотни, посвященных современным актуальным темам. Да и из них большая часть (20) посвящена целиком или частично Северу, освоению Севера и жизни народов Севера. "Если бы будущий историк вздумал восстановить наше время по художественной литературе, по прозе этих трех последних лет, то он должен был бы сказать, что главное, чем занималась страна в эти годы -- освоение Севера", не без иронии замечают П. Павленко и Ф. Левин, в своем докладе об "Образе советского человека в современной прозе", на специальном собрании партийной организации Союза Советских Писателей. ("Лит. Газ.", 4 и 9 февраля 1941 г.).
В произведениях, посвященных освоению Севера и историческим темам писатель может хотя бы немного развернуться. Правда, и здесь ему приходится с большой ловкостью и чрезвычайно осторожно пробираться через весьма опасные рифы. Но здесь он по крайней мере может себе выбрать сюжет по вкусу и дать волю своей фантазии в описании житейских конфликтов. Иное дело с современностью! Какие в самом деле возможны конфликты в обществе, где нет больше классов и где социализм осуществлен? "У нас стала формулироваться даже особая теория о бесконфликтности, о жизни легкой, как дыхание, о пережиточности конфликта, сложился взгляд, что конфликты присущи прошлым эпохам и прошлым периодам, что в бесклассовом обществе, которое мы создали, конфликты исчезают и заменяются случайными или временными недоразумениями, легко выяснимыми авторами без всякого труда для них и действующих лиц и, признаться, без всякого интереса для читателя. Как давно уже не читали мы о человеке, борющемся с подлинными жизненными конфликтами", с грустью констатируют те же Левин и Павленко.
А между тем конфликтов в советской действительности, по признанию тех же докладчиков -- хоть отбавляй. Они встречаются на каждом шагу: и "в связи с развитием стахановского движения появились новые формы сопротивления ему"; и в колхозной деревне, где "иначе встала проблема богатства и бедности колхозной жизни. Этих конфликтов в повседневной борьбе советской деревни за социализм - сколько угодно"; и в повседневной жизни, и в семейном быту - везде и повсюду конфликты. Каждый день и каждый час приносят с собой новые конфликты, но в советской литературе отображения их не найти.
"Своеобразная теорийка" о том, что острый социальный конфликт не нужен и не возможен в современном советском обществе, что такой острый конфликт может только повредить стране и исказить действительность, приводит к тому, что эта действительность, изображаемая только с положительной стороны, получается неживой, нереальной и нестерпимо скучной. А советские герои - поскольку они тоже могут быть только положительными и чрезвычайно благородными людьми - схематичны и условны. Когда же дело доходит до изображения партсекретарей, становится уже совсем нестерпимо. Это не люди, а какие то манекены, ходячее благородство. Они ничего не переживают, все знают, появляются в самые трудные минуты, как добрые феи и всегда спасают положение. Как же после этого требовать от художников изображения такого рода действительности и каких героев, и как требовать от читателя, чтоб он увлекался этой казенщиной?
В чем причина того, - спрашивают докладчики, -- что за последние три года, прожитых страной в необыкновенно сложной обстановке, с грандиозными успехами во всех областях строительства социализма, в книгах нет людей, которые все это создали, которых можно было бы назвать подлинными героями нашего времени? Почему большинство книг занято как бы окраинными темами, лишь стороной, намеком касаясь основных важнейших вопросов нашей жизни? Почему нет сильных страстей, глубины размаха человеческой деятельности в условиях жесткой борьбы за построение коммунистического общества? Почему нет искренних человеческих чувств, слез, смеха, подлинного страдания человека, почему все трудности роста превращаются в мираж, в нечто абстрактное, неживое и абсолютно несущественное?", спрашивают докладчики.
Вопрос поставлен правильно. Увы, мы уже привыкли к тому, что вопросы в советской печати часто ставятся более или менее правильно. Борьба со схематизмом в изображении советской действительности и борьба с лакировкой этой действительности ведется уже очень давно, но воз и ныне там и положение не только не улучшилось, а, наоборот, даже ухудшилось. Серьезные вопросы ставятся всегда в периоды больших кризисов, когда уже молчать никак нельзя, но ставятся они только в тех пределах, в каких разрешает очередное начальство. Не больше и не меньше!
Несколько лет назад, после последнего большого московского процесса (над Бухариным и Рыковым в 1938 г.), общественная атмосфера была настолько отравлена бесконечными арестами, доносами, клеветой и перманентной чисткой, что сталинское руководство было вынуждено забить отбой. В той же "Литературной Газете" были, опять-таки весьма правильно, поставлены вопросы о разоблачении доносчиков и клеветников и писателям был дан социальный заказ - вывести их на чистую воду. Тогда несколько талантливых писателей откликнулись на это комедиями, в которых они правдиво и удачно изобразили один уголок советской действительности.
М. Зощенко в "Опасных Связях" разоблачил мещанина с партбилетом в кармане, который не стесняется подводить честных людей, чтоб делать карьеру и удовлетворять всем своим низменным потребностям. Талантливый писатель, Зощенко справился со своей задачей, но именно это и вызвало недовольство и пьеса была объявлена "политической ошибкой автора".
Другой талантливый молодой писатель, Николай Вирта, написал комедию: "Клевета или безумные дни Антона Ивановича", в которой он очень удачно разоблачил механику клеветы карьериста Пропотеева (фамилия-то!). Сам Пропотеев за один год сделал блестящую карьеру: начав с делопроизводителя, он уже к концу года подбирается к директорскому креслу. В своем учреждении он уже оклеветал 20 человек. Они все выгнаны и "облиты грязью, навозом". Пропотеев в курсе всех дел и настроений служащих. У него своего рода неписанная картотека. Он знает, напр., что у служащего Каинова в 1923 году "62 дня висел портрет злейшего врага народа"; он знает, что ответственный сотрудник, Антон Иванович "шатался по части генеральной линии" и т. д. и т. п. Пропотеев, да и остальные персонажи вышли у Вирты такими живыми и убедительными, что пьеса признана и политически вредной и "большой личной творческой неудачей писателя".
Из-за этой пьесы Вирта подвергся ожесточенным нападкам со стороны тех же самых критиков, которые сейчас так правильно ставят вопросы и как будто искренне нащупывают причины кризиса современной советской литературы. Можно ли после этого удивляться тому, что талантливые писатели предпочитают не браться за современную тему, а средние писатели пишут то, что им велят, т. е. дают "лакировку".
Особенно отчетливо ощущается тупик, в который зашли советская литература в одной из ее областей - в области пьес для театров. Современная советская пьеса исчезла из репертуара. К ней в театрах относятся, как к "бомбе замедленного действияи Ее сразу и не узнаешь, да и неизвестно когда и как она взорвется: то ли касса будет пустовать, то ли спектакль не удастся, то ли критика обругает. Так не лучше ли подальше от греха, поближе даже не к классическим произведениям, а к пьесам стыдливо называемым полуклассическими: "Мадам Сан Жен", "Идеальный муж", "Джентельмен". ("Советское Искусство", № 3, 1941 г.).
Кто же в конце концов виноват в этом бегстве от современности? Каждый пытается найти какое-нибудь объяснение этому. Одни писатели бьют себя в грудь и каются в "равнодушии к действительности", другие винят редакторов, не дающих ходу "молодым" и "смелым" произведениями. Редактора всему виной. Убрать бы этих "стрелочников" и все будет в порядке, говорят многие писатели. Увы, дело не в редакторах, не в отдельных писателях и не в отдельных людях, дело в самой системе выродившегося режима, который безжалостно затыкает рот талантам и поощряет подхалимов и приспособленцев.
Л. Яковлев.