Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 6
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30;31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 6 Octobre - 1929 - Октябрь № 6 Что дальше?
Левая оппозиция и ВКП.
Многие сотни арестованных и сосланных оппозиционеров присоединились, как известно, к "Заявлению" Раковского, Кассиора и Окуджава. Это "Заявление" не вносит никаких изменений в основную линию оппозиции. Наоборот, смысл Заявления состоит в том, чтобы подтвердить эту линию на новом этапе. Заявление отвергает столь настойчиво и столь злобно подбрасываемую оппозиции сталинцами тактику борьбы за государственную власть против ВКП, методами вооруженного восстания. "Заявление" подтверждает, что оппозиция остается полностью на пути внутренней реформы, и что, как и в прежние годы, она целиком готова ввести свою работу в рамки единой партии. Такая готовность диктуется оппозиции несокрушимым убеждением в том, что в условиях партийной демократии оппозиция нормальными методами завоюет пролетарское ядро партии. Но могут сказать, вы сами признаете, что это возможно лишь при наличии партийной демократии. Между тем полное отсутствие последней составляет главную характеристику сталинского режима. Не является ли, в таком случае Заявление фикцией?
Нет, Заявление -- не фикция, а лишь новая открытая проверка партийного режима. Способен он или неспособен -- под действием полученных уроков -- исправить хоть отчасти причиненное им партии и революции неизмеримое зло? Способен или неспособен он сегодня проявить некоторую инициативу в деле предотвращения тех опасностей, приближения которых может не видеть только слепой? Способен он или неспособен после опыта последних лет, метания из стороны в сторону, тягчайших поражений, фракционных потрясений в партии и жестокого упадка авторитета партийного руководства, -- способен или неспособен сталинский аппарат сделать серьезный шаг в сторону ленинских методов партийной жизни и ленинского руководства?
Заявление оппозиции снова поставило этот вопрос на новом этапе. Крайне сдержанный тон документа, отсутствие в нем указаний на гибельный характер центристской политики в международном масштабе, наряду с подчеркиванием несомненных и бесспорных сдвигов центристов по разным вопросам влево -- все это продиктовано было, несомненно, стремлением облегчить аппарату первые шаги в сторону более здорового партийного режима. Вместе с тем, этот тон должен был снова показать партии, что оппозиция ставит существо дела выше формы, интересы революции выше личных или кружковых амбиций. Она готова занять в партии самое скромное место. Но она согласна занять его, лишь оставаясь самой собой, т. е. не только сохраняя все свои взгляды, получившие в ходе событий столь небывало яркое подтверждение, но и отстаивая свое право дальнейшей борьбы за то, чтоб эти взгляды стали взглядами партии. Таков смысл Заявления 22 августа.
Сейчас мы имеем уже ответ на это Заявление, не официальный, но вполне подлинный, в виде статьи Ярославского. Речь идет у нас о слишком важном и большом вопросе, именно о судьбе ВКП и Октябрьской революции. Всякий поймет, что мы предпочли бы поэтому пройти мимо непристойной статьи и ее непристойного автора. Но Ярославский сейчас привратник партийного аппарата. Статья его есть ответственный документ. На ней нельзя поэтому не остановиться.
Статья Ярославского изображает "Заявление" оппозиции, как попытку обмануть партию. Этой своей оценкой, как мы сейчас покажем, Ярославский не только дает убийственную критику сталинского режима, но и подтверждает тактическую правильность "Заявления".
В чем и как Заявление "обманывает" партию? Ярославский дает на это не политический, а полицейский ответ. Он выдергивает цитаты из перехваченного письма одного из сосланных оппозиционеров и при помощи грубых передергиваний и подтасовок конструирует свое "обвинение". Политический смысл "Заявления" для него не существует. Между тем этот смысл бьет по лицу тех, которые обманывают партию, и тех, которые вымогают обман.
Когда Радек в частных беседах и письмах заявляет, что "платформа оппозиции блестяще оправдала себя", а официально отрекается от платформы, как, якобы, ошибочной, то Радек заведомо обманывает партию. Ярославский совершенно точно осведомлен о всех обстоятельствах дела, ибо он живет перехватом и перлюстрацией писем оппозиции. Но Ярославский является не только покровителем, но и вдохновителем Радека в деле идейного обмана партии. Когда Зиновьев, Каменев и другие, которые, в бытность свою в оппозиционном блоке, подробно рассказывали, как они вместе со Сталиным, Ярославским и др. изобретали миф "троцкизма" для борьбы против Троцкого, теперь снова отрекаются от троцкизма по требованию Ярославского, то они покупают свое возвращение в партию ценою обмана партии. Когда Сталин, во время VI-го конгресса, и затем в августе 1928 года, публично утверждал, что в Центральном Комитете нет разногласий, и что слухи о борьбе между центристами и правыми выдуманы троцкистами, то Сталин обманывал партию, для того, чтоб идейную борьбу против правых заменить организационными махинациями и помешать партии понять, что Сталин повторяет лишь обрывки и осколки оппозиционной платформы. Число таких примеров можно было бы умножить без конца, ибо режим центристских шатаний и бюрократического самоуправства есть по необходимости режим систематического обманывания партии.
Но в чем же обман со стороны оппозиции? Она говорит то, что есть. Она не отрекается вслух от своих взглядов, чтобы потихоньку проповедывать их. Она не приписывает себе тех ошибок, которые совершил на самом деле центральный комитет. Не притворяясь, не меняя голоса, не маскируясь, она еще раз постучалась в ворота партии. На вопрос привратников: кто там? она отвечает: "большевики-ленинцы (оппозиция)". На вопрос: отрекаетесь ли вы от своих взглядов, она отвечает: "нет, считаем их совершенно правильными". -- Чего же вы хотите? -- Мы хотим, отвечает оппозиция, бороться вместе с партией против классовых врагов и бороться внутри партии за наши взгляды методами нормального партийного убеждения.
Где тут обман? Где тут тень обмана? И что могут изменить в этом ясном и прямом диалоге мелкие плутни с цитатами из частного письма?
Но совсем не случайно прямота, с какою оппозиция требует своего восстановления в партии, представляется привратнику аппарата попыткой обмануть его. Разве оппозиционеры не знают -- такова невысказанная, но очевидная мысль Ярославского, -- что ему поручено пропускать в дверь только людей с перебитыми ногами, с вывихнутым позвоночником и с готовностью называть черное белым? По какому же праву люди, сохранившие в неприкосновенности свой политический позвоночник, осмеливаются стучаться в дверь и беспокоить привратника? Ведь это же прямой обман партии!
Ответ Ярославского на предложение оппозиции восстановить единство партии на ленинских основах в сущности рабски повторяет тот ответ, который социал-демократия всегда давала на попытки коммунистов установить единый фронт в борьбе против буржуазии. Лидеры социал-демократии, как известно, неизменно утверждали, что коммунисты вовсе не хотят единого фронта; что их задачей является, наоборот, раскол рабочего класса, и что предложением единого фронта они лишь обманывают рабочую массу. При этом социал-демократы ссылаются не на перехваченные (и искаженные) частные письма, а на статьи и речи вождей коммунизма. Возмущение социал-демократов питается в данном случае сознанием своей неспособности к борьбе. "Ведь коммунисты же знают, что мы не можем и не хотим бороться с буржуазией, -- зачем же они нам предлагают единый фронт? Ведь это же обман масс!". -- Нет, -- отвечают им коммунисты, -- массу обманываете вы, когда притворяетесь борцами, мы же разоблачаем вас перед массой. Если вы хотите избежать этих разоблачений, встаньте на путь борьбы!
Ярославские систематически обманывают партию, изображая фракцию Сталина, как охранительницу партийного единства. Не только ВКП, но все партии Интернационала расколоты на три части. Все организаторы Коминтерна и руководители его в эпоху Ленина отстранены от руководства и в подавляющем большинстве исключены из партии. Удельный вес мирового коммунизма продолжает падать. Кто говорит противоположное, тот обманывает партию. Пятилетний план промышленности, т. е. статистический проект хозяйственного развития, не решает вопроса. Основным историческим орудием пролетариата является партия. В нынешнем своем виде, с нынешней принципиальной ориентацией, с нынешним режимом, с нынешним руководством, она неспособна справиться со своими задачами. В советской республике наличие государственного аппарата, полученного из рук Октябрьской революции, маскирует действительное положение в партии. В капиталистических странах этой маскировки нет. Международный коммунизм терпит поражения по всей линии и продолжает отступать. Между тем без правильно руководимого Интернационала никакой пятилетний план к социализму не приведет.
В этих условиях оппозиция сделала еще одну попытку восстановления единства партии. Мы, разумеется, заранее ни на минуту не сомневались в том, что эта попытка будет отвергнута. Теперь это произошло. Ответ дан. Необходимая ясность для тех, кто в ней нуждался, создана. Некоторая часть оппозиционеров, подписавших заявление Раковского еще, вероятно, отколется от основного ядра. Скатертью дорога! Зато основное ядро успело за последние месяцы вполне оправиться от удара в спину, нанесенного капитулянтами. Действие этого удара было на первых порах непропорционально велико уже ввиду одной разобщенности оппозиционеров. Худший момент был в июне-июле. Недаром Ярославский вынужден цитировать июньское письмо.
Не подвергая статью Ярославского, как статью, критике, мы не опровергаем и заключающихся в ней лжей. Ярославский имеет на этот счет очень прочную репутацию, далеко выходящую за пределы оппозиции. Приписывая т. Троцкому программу гражданской войны и грубо подтасовывая с этой целью цитаты из его писем 1928 года, Ярославский по неряшливости приводит из этих писем кое-что лишнее, что полностью ниспровергает выдвигаемое им "обвинение". Мы оставляем все это без рассмотрения, как и явные искажения письма тов. Солнцева.
Сейчас редакция Бюллетеня получает десятки писем, свидетельствующих о том, что кризис оппозиции преодолен. Ответ Ярославского подводит черту под целым периодом. Левые центристы, которые по необходимости были в составе оппозиции до раскола правоцентристского блока, оторвались от нее, когда официальный центризм повернул влево. Это в порядке вещей.Ленинская оппозиция теснее смыкает ряды. Перегруппировка необходима нам, как в национальном, так и в международном масштабе. По отношению к СССР, ВКП, как и ко всему Интернационалу, наш метод есть по-прежнему метод реформы. Но бороться за эту реформу мы вовсе не собираемся в рамках той легальности которую, в борьбе за самосохранение, все более с'ужают Сталин и его Ярославские. Мы считаем необходимым удвоить усилия по организации большевиков-ленинцев, как фракции внутри коммунизма, по созданию оппозиционной литературы, по систематическому изданию бюллетеня оппозиции, по его доставке в СССР и правильному распространению среди передовых рабочих Советской Республики. Мы призываем наших единомышленников помочь нам в этом деле.
Редакция Бюллетеня.
В ЦК и ЦКК
Заявление
По имеющимся у редакции сведениям к настоящему Заявлению присоединилось до середины сентября около 500 оппозиционеров, разбросанных в 95 ссыльных колониях и изоляторах. Среди присоединившихся: Н. Муралов, Б. Мдивани, Л. Сосновский, Думбадзе, Кавтарадзе (все четверо от имени заключенных в челябинском изоляторе), В. Каспарова, В. Виленский-Сибиряков, Рафаил, К. и Р. Грюнштейн, Лазько, Е. Солнцев, Б. Лившиц, Палатников, Нечаев, Малюта и друг.
С XV съезда, на котором было принято постановление о нашем исключении из партии, произошел ряд крупнейших событий, вызвавших новую перегруппировку сил в стране и внутри самой партии.
Важнейшими из этих событий являются: переход в открытое наступление на пролетарскую диктатуру зажиточной части деревни, оформление правого течения в партии, предполагающего идти на уступки кулачеству и частной торговле, решения XVI партконференции о преодолении капиталистической опасности в ускорении темпа промышленного, колхозного и совхозного строительства, о борьбе с кулаком и правой опасностью.
Новое социалистическое строительство начинается в тяжелой обстановке. Отчасти это является результатом значительной утери темпа строительства, позволившей мобилизоваться кулацким и нэпмановским элементам. Оно начинается при глубоко зашедшем разложении государственного, профессионального и партийного аппарата, при значительном разброде в середнячестве и отчасти в крестьянской бедноте, при недостаточной подготовленности рабочего класса, захваченного в расплох рационализацией и постоянно растущей дороговизной предметов первой необходимости и их недостатком. Эта обстановка осложняется наличием глубокого идейного разброда в партии, одна часть которой, в лице открытых правых, относится с недоверием к новому социалистическому строительству, ожидая от него срыва торжества своих идей, тогда как другая ее часть, еще более значительная, поддерживая на словах это строительство, на деле ему мешает.
Эти внутренние трудности усиливаются все более и более неблагоприятно складывающейся для нас международной обстановкой.
Бандитский захват китайскими национал-реакционерами КВЖД и последующие за этим провокации свидетельствуют об оживлении интервенционистской политики международного империализма, при активном участии международной социальной демократии, превратившейся в открытую мелко-буржуазную партию, ведущую еще за собой миллионы заблудившихся рабочих.
Было бы вреднейшей иллюзией считать, что эти трудности будут преодолены в ближайшее время. Они вытекают из неизбежно растущего и углубляющегося антагонизма между нашим социалистическим производством и разлагающимся, но еще цепко держащим в своих руках политическую власть, международным капитализмом, и будут устранены только с победой международной социалистической революции. До этого времени, с короткими интервалами смягчения, антагонизм будет обостряться все более и более.
Устранения такого серьезного разногласия между капиталистическими государствами, каким является репарационный вопрос, будет способствовать созданию единого финансового фронта против СССР с попыткой переложения части репарации на нас.
Всякий новый этап в осуществлении пятилетних планов на известной ступени будет воспроизводить в расширенном масштабе экономические и политические трудности предшествующего. Осуществление пятилетних планов потребует мобилизации громадных финансовых средств, растущих из года в год, часть которых, как напр., ассигнования на совхозное строительство, пока оно не станет рентабельным, будет неизбежно представлять собою чистую форму государственных субсидий.
Мобилизация таких крупных средств потребует величайшего напряжения производительных сил и налогоплатежных способностей рабочего и трудящихся крестьянских масс или же перенапряжения государственной эмиссии с вытекающей отсюда опасностью инфляции и роста дороговизны. Приобретение заграничного оборудования потребует максимального развития экспорта, часто в ущерб внутреннему потреблению, последствием чего является опять таки рост дороговизны и реального снижения заработной платы. Наряду с этими последствиями, отчасти неизбежными в наших условиях при социалистическом строительстве, это последнее вызовет и уже вызывает бешеное сопротивление всей мелкой буржуазии и в первую очередь кулачества, объективно опирающегося на международное капиталистическое окружение.
Партии пролетариата предстоит пройти полосу жестоких классовых боев.
Место большевиков-ленинцев в этих боях в борьбе за преодоление наличных и предстоящих трудностей по пути социалистического строительства, предопределено всем их прошлым.
Мы считаем, что борьба за осуществление пятилетки представляет собою, после гражданской войны самую серьезную схватку между коммунистической партией и идущим за ней пролетариатом и крестьянской беднотой с поднимающим голову капитализмом. От ее исхода будет зависеть, может быть, судьба завоеваний Октябрьской революции. Осуществление намеченных планов значительно укрепит позиции пролетариата в борьбе с внутренним и внешним вражеским окружением. Их срыв проложит дорогу правому течению, последовательное применение политики которого ведет к реставрации капитализма и падению пролетарской диктатуры.
Одновременно с этим мы считаем, что пятилетка является важнейшим этапом в развитии классовой борьбы посредством укрепления пролетарской диктатуры лишь при условии, что осуществление ее будет обставлено гарантиями, обеспечивающими сплочение вокруг нее пролетариата и крестьянской бедноты, под руководством коммунистической партии.
Вместе с большинством партии мы признаем, что правая опасность внутри партии является непосредственной угрозой социалистическому строительству. Одновременно с этим мы считаем, что правое течение не исчерпывается несколькими сотнями или, в лучшем случае, тысячами лиц, последовательно защищавшими правые идеи. Она также не сводится к тем ошибкам или злоупотреблениям, ежедневно разоблачаемым в газетах под рубрикой "правая опасность на практике" -- ошибкам и злоупотреблениям, совершаемым партийцами, считающими себя субъективно сторонниками ЦК и голосующими за все его резолюции, включая и те, которые направлены против правых.
Внезапно обнаружившаяся с такой силой правая опасность в партии имеет более глубокие причины и более длительное прошлое. Идеологические корни правой опасности в партии скрываются в неверных теориях, как напр., автоматическое превращение мелкого и частного крестьянского хозяйства в социалистическое ("врастание кулака в социализм"), беспрерывное и безконфликтное развитие социалистического хозяйства, игнорирование классовой дифференциации в нашей деревне ("осереднячивание деревни") -- теории распространившиеся в партии в результате продолжительного влияния правых. Социальной базой правой опасности в партии являются мелко-буржуазные элементы, принесшие с собою враждебную пролетариату идеологию и обюрократившаяся прослойка коммунистов, которая утратила идейные интересы и для которой партийный билет является средством устройства личного благополучия и обеспечения своей карьеры. Эти элементы явились и являются проводниками влияния на партию мелко-буржуазного окружения.
Борьба против правой опасности в партии может быть действительной лишь при условии чистки партии от этих элементов, противопоставлением ленинизма неверным правым теориям.
Теперешние организационные приемы в борьбе с правой опасностью не достигают цели. Они мешают выявлению правой опасности и препятствуют размежеванию в партии между действительными сторонниками пятилетки и ее явными и скрытыми противниками.
Вовлечение пролетарских и широких трудящихся масс в борьбу за осуществление пятилетнего плана индустриализации может быть реальным лишь при условии непрерывного улучшения их материального положения.
Предусмотренный пятилетним планом темп поднятия жизненного уровня рабочего класса является теоретическим. Намеченный в плане темп роста заработной платы опрокинут еще в первом году своего осуществления ростом цен на предметы первой необходимости и увеличением прямых и косвенных обложений и самообложений, ложащихся на рабочий класс.
Вместе с партией мы признаем необходимость борьбы за поднятие трудовой дисциплины и против цеховых, обывательских и трэд-юнионистских настроений среди рабочих, а также необходимость решительно пресекать попытки враждебных пролетарской диктатуре элементов использовать недовольство рабочих, для своих контр-революционных целей.
Наряду с этим мы считаем, что бюрократические способы рационализации производства, неучитывающие ни физических сил, ни квалификации рабочих, ни состояния оборудования наших фабрик и заводов, проводимые заадминистрировавшимися заводоуправлениями, с восстановлением для поднятия дисциплины труда старых приемов, отвергнутых Октябрьской революцией, ведут к отрыву рабочего класса от партии и советской власти и грозят срывом самого социалистического строительства.
Вместе с большинством партии мы признаем, что колхозное и совхозное строительство представляет собой действительное средство для преодоления аграрного капитализма и внедрения в сельское хозяйство социалистической формы производства. Вместе с партией мы признаем также, что оставаясь строго на почве ленинской формулы -- опираться на бедноту и укреплять союз с середнячеством, которое в нашей крестьянской стране еще долго будет являться важным экономическим и политическим фактором; оказывать ему (середнячеству) содействие к поднятию своего хозяйства на более высокую техническую базу, -- главную и основную нашу задачу по отношению к нему мы должны видеть в постепенном, но настойчивом его втягивании в колхозное строительство, которое единственно создает прочную базу для укрепления социалистического хозяйства, уничтожения классов и устранения противоречий между городом и деревней.
Наряду с этим мы считаем, что новый план колхозного строительства выполнит возложенную на него социалистическую задачу лишь при условии, что будут устранены ошибки прошлого, превратившие сплошь и рядом колхозы в средство осереднячивания бедноты и окулачивания середняков за счет государственных субсидий.
Мы считаем, что допущение кулаков в колхозы вносит в них элемент разложения и представляет собой попытку применения ошибочной теории вростания кулака в социализм.
Кулачество снова делает ту же попытку, которая ему не удалась во время гражданской войны, свалить пролетарскую диктатуру, но на этот раз в более благоприятной для него обстановке.
Кулачество представляет собою малочисленную, но сплоченную прослойку деревни, обогащенную политическим опытом и располагающую значительной частью товарных излишков хлеба и средств производства -- обстоятельства, которые обеспечивают ему влияние на известную часть середнячества и даже бедноты. В отличие от эпохи гражданской войны оно расчитывает теперь не только на части советского аппарата, которое оно успело разложить и подчинить себе, но и на правое течение в партии, имеющее своих представителей вплоть до ее ЦК.
Мы считаем, что поставленная XVI конференцией задача о борьбе с кулацким засильем может быть действительно выполнена лишь при организации местных союзов бедноты, которые единственно в состоянии мобилизовать для защиты социалистического хозяйства широкие массы деревни, создать политическую опору для очутившегося на распутьи середнячества, обеспечить правильную линию в колхозном строительстве и предупредить новые кулацкие хлебные забастовки.
Существует опасение, что местные союзы бедноты могут оттолкнуть середнячество в сторону кулака. Наоборот, наличие организованной бедняцкой силы в деревне освободит середняка из под политической опеки кулачества.
Другое высказываемое опасение, что эти союзы могут превратиться в своего рода эсэровские крестьянские союзы, основано на недоразумении, поскольку эсэры, как правые, так и левые выдвигали организацию всего крестьянства, а не бедноты, а кроме того, этот аргумент опровергнут украинским опытом.
Созданием прочной политической базы в деревне политика партии примет в борьбе с аграрным капитализмом планомерный и устойчивый характер, избегая колебания между административными чрезвычайными мерами, со всеми их отрицательными политическими последствиями, и уступками, которые исходят из субъективного желания идти на встречу середняку, а фактически укрепляют кулака. Так, напр., по последнему закону о продналоге значительная доля кулацких хозяйств ускользает от индивидуального обложения, в то время, как несомненно, что за последние два года высоких цен на сельско-хозяйственные продукты на свободном рынке доля кулачества и частника в национальном доходе значительно увеличилась.
Вместе с партией мы признаем, что решительная и беспощадная борьба с сильно разросшимся бюрократизмом и с его методами управления является важнейшей неотложной задачей.
Содержание гигантского государственного, профсоюзного и партийного аппаратов ложится тяжелым бременем на плечи всех трудящихся масс за счет прибавочного продукта которых покрываются все государственные расходы. Жесткое сокращение всех аппаратов и в том числе партийного, настоятельно диктуется как финансовыми, так и политическими соображениями первостепенной важности. Ограниченные финансовые ресурсы нашей страны, с ее одновременно культурной и социальной отсталостью, повелительно требуют урезывания всех непроизводительных расходов.
Революционная партия должна учитывать опыт европейских революций, в частности французской, во время которой одно из демагогических, но и из самых популярных и действительных средств для дискредитации революционных правительств являлось обвинение их в дороговизне. Но бюрократизм представляет еще более великую опасность -- настоящее национальное бедствие, которое нашло свою подлинную иллюстрацию в чередовавшихся уже в течение больше года на страницах нашей печати разоблачениях о скандальных делах и злоупотреблениях. Вместе с партией мы считаем, что действительная борьба с бюрократизмом предполагает активное участие миллионов рабочих и трудящихся в контроле за действиями государственных и общественных органов, в том числе и партийных.
Только при этом условии можно будет устранить рвачество и безхозяйственность, удваивающие и утраивающие стоимость строительства; безответственность, самодурство и произвол аппаратов, оборотной стороной которых является забитость, приниженность и бесправие трудящихся масс.
Опасность бюрократии, не в меру разбухшей, состоит еще в том, что она постепенно оттесняет трудящиеся массы от действительного руководства государством, профсоюзами и партией.
Еще Ленин указывал, что нет реального контроля масс над аппаратом без их реального и непосредственного участия в управлении страной.
Поэтому мы считаем, что лишь аппарат, основанный на доверии масс, аппарат, в основе которого будет выборность и сменяемость и соблюдение революционной законности -- соответствует интересам трудящихся масс и требованиям пролетарской диктатуры.
В условиях капиталистического окружения пролетарская диктатура осуществляется через коммунистическую партию при содействии профессиональных союзов. По необходимости в руках партии и ее руководства будет еще долго сосредоточена значительная доля власти и, как власть выборная и власть сменяемая, она должна находиться под бдительным контролем и свободной критикой всей партии. Предусмотренная программой и уставом, подтвержденная постановлениями съездов и пленумов и в частности резолюцией от декабря 1923 г. -- ПАРТИЙНАЯ ДЕМОКРАТИЯ -- основанная на самодеятельности партии и рабочего класса, должна быть осуществлена полностью.
Разделяя новую линию Коминтерна о борьбе с правой опасностью, признавая, что его существенной задачей является борьба с социал-демократией и что в этой борьбе нужно опираться на весь рабочий класс, в том числе на его не организованную часть, мы считаем, вместе с тем, что руководство Коминтерна не вышло из периода идейных шатаний.
Мы также считаем, что господствующие бюрократические методы руководства в Коминтерне, отрывают рабочие массы от коммунистических партий, мешая в тоже самое время действительному размежеванию революционного коммунизма от оппортунизма. Вообще приказной способ определения уклонов ведет неминуемо к ошибкам и оставляет вне рядов Коминтерна, наряду с несомненными правыми, и революционных коммунистов, позволяя в тоже время укрываться многим несомненно оппортунистическим элементам.
Мы считаем, что основной международной солидарности рабочего класса является выдвинутое еще основоположниками научного социализма и беспрерывно защищавшееся Лениным одно из основных положений пролетарского революционного движения, что законченная организация социалистического производства возможна лишь в международном масштабе. Мы считаем также, что теория о возможности длительного сосуществования социалистических и капиталистических форм производства находится в прямом противоречии с марксизмом и ленинизмом.
Из этих двух положений вытекает, что лишь победа социалистической революции в нескольких крупных капиталистических странах создает условия для полной устойчивости социалистического строя в нашей стране.
Всякие противоположные утверждения, способствуя отрыву русского пролетариата от мирового революционного рабочего движения, создают вреднейшие иллюзии, ведут к недооценке величайших трудностей, которые предстоят на пути социалистического строительства, и оставляют тем самым партию и пролетариат неподготовленными к их преодолению.
* * *
Мы изложили в настоящем заявлении все важные вопросы, по которым оценка оппозиции сошлась с оценкой большинства партии, не скрывая в тоже время от последней и ее руководства оставшихся разногласий.
Прямым долгом каждого большевика-ленинца оказывать партии и ЦК полное и безусловное содействие в проведении планов социалистического строительства, участвуя непосредственно в этом строительстве и помогая партийным органам в преодолении стоящих на пути трудностей.
Самый ход классовой борьбы, ее обострение, выделение в партии правого течения с проистекающими отсюда опасностями для пролетарской революции, смело отчасти те барьеры, которые отделяли оппозицию большевиков-ленинцев от партии.
Эти же новые обстоятельства должны повести к смягчению остроты, создавшейся в отношения между ленинской оппозицией и партийным руководством -- остроты, которая возникла в результате действия самих нас в периоде, когда политика нового социалистического строительства лишь оформлялась, так и в результате репрессий, предпринятых руководством против оппозиции.
В частности это обострение усилилось в связи с изгнанием из пределов Советского Союза Л. Д. Троцкого -- факт, который мы считаем величайшей политической ошибкой партийного руководства.
Заявляя, что с своей стороны мы будем стремиться к устранению остроты в отношениях к партийному руководству, мы обращаемся с призывом к ЦК, ЦКК и всей партии облегчить нам путь возвращения в партию освобождением большевиков-ленинцев, снятием 58 ст. с ссыльных и возвращением из изгнания Л. Д. Троцкого.
Мы считаем, что оставшиеся между нами разногласия, правильность которых будет проверена жизнью, вполне укладываются не только в рамки программы и устава партии, но и являются ответом на запросы, выдвигаемые самим развитием социалистического строительства.
Эти разногласия не могут оправдать наше оставление вне рядов партии.
Мы считаем, что существование фракций среди коммунистов, независимо от того, находятся ли они внутри партии или вне ее легальных границ, является одинаково вредным.
Оно грозит партии расколами, роняет одновременно ее авторитет в глазах трудящихся масс и расшатывает основы пролетарской диктатуры.
Стремясь к устранению общих причин, способствующих порождению фракционности, как они изложены в резолюции ЦК от декабря 1923 г., мы заявляем о нашей полной готовности отказа от фракционных методов борьбы и подчинения полностью партийному уставу и партийной дисциплине, обеспечивающим за каждым членом партии право защиты своих коммунистических взглядов.
Наше восстановление в правах членов партии требуется по нашему мнению не только практическими соображениями использования сил тысяч преданных коммунистов, решительных сторонников социалистического строительства, но и жизненными политическими интересами партии и рабочего класса.
Объединение всех коммунистов, стоящих на почве революционного ленинизма, тесно сплоченных единством воли и общей верой в успехи социалистического строительства и преодоления капиталистической опасности, вызовет в рядах партии и рабочего класса новый прилив революционной энергии.
Посылая настоящее наше заявление, мы убеждены, что оно встретит сочувствие и поддержку подавляющего большинства партийной и рабочей массы.
В. Коссиор, М. Окуджава, Х. Раковский.
Верно Х. Раковский.
Саратов, 22 августа.
Открытое письмо большевикам-ленинцам (оппозиционерам), подписавшим заявление в ЦК и ЦКК тов. В. Коссиора, М. Окуджава и Х. Раковского.
Дорогие товарищи!
Ваше "Заявление" от 22 августа я получил в Константинополе 22-го сентября.
Хотя я и не принимал участие в выработке вашего Заявления и потому не могу нести ответственность за все его формулировки, я присоединяю к нему свою подпись, так как в основном оно идет по линии политики большевиков-ленинцев (оппозиции).
Мы всегда стремились к тому, чтоб обеспечить для массы членов партии возможность проверить и преодолеть глубокие разногласия, возникшие и развившиеся с 1923 года, в рамках единой партии. Мы считали, что при наличии достаточно гибкой партийной демократии и чувства революционной ответственности руководящих элементов всех течений партии, можно обеспечить фактическую проверку и исправление политической линии партии без потрясений, все более и более подрывающих диктатуру пролетариата. Этим соображением были продиктованы нами заявления в октябре 26-го года, в июле 27-го года, во время XV-го съезда партии и, наконец, во время VI-го съезда партии и, наконец, во время VI-го конгресса Коминтерна. Каждое из этих заявлений утверждало нашу незыблемую верность тем теоретическим и политическим идеям, которые вошли в состав платформы большевиков-ленинцев (оппозиции), и в то же время изъявляло нашу полную готовность подчинить нашу борьбу за эти идеи уставным нормам и дисциплине партии, опирающейся на пролетарскую демократию.
Эти заявления мы делали, как сказано выше, в тот период, когда центристское и правое течения нашей партии составляли еще неразрывный блок, объявивший платформу большевиков-ленинцев (оппозиции) антипартийным документом.
Незачем здесь доказывать, что все главные доводы, направлявшиеся официальным руководством против нашей платформы, если их связать воедино, и образуют платформу нынешнего правого крыла. Не буду здесь останавливаться так же и на том, в какой мере партийный режим характеризуется тем фактом, что раскол руководства и резкое изменение его курса произошли между двумя съездами партии и на другой день после конгресса Коминтерна, и в какой мере это обстоятельство не только подрывает устойчивость и преемственность партийной политики, но и чревато величайшими опасностями. В очень сдержанной, но совершенно недвусмысленной форме об этом говорит ваше Заявление.
Факт поворота официального руководства влево налицо. Начиная с 1926 года мы неоднократно предсказывали неизбежность такого поворота под ударами классовой борьбы, без труда разрушившей рамки право-центристской политики. Незачем здесь доказывать также и тот беспорный факт, что если борьба против нашей платформы велась доводами нынешней правой группировки, то официальная борьба против этой последней ведется доводами целиком заимствованными из нашей платформы. Отказываться от нее в этих условиях значило бы не только проявлять заведомо нечестное отношение к идейным обязательствам, которые налагаются на нас теорией марксизма и революционной школой Ленина, но и вносить новую дополнительную смуту в сознание партии, и без того запутанной и дезориентированной.
Но совершенно ясно, что если мы, даже в период нераздельности право-центристского блока и фактического господства правых идей по всей линии считали возможным и обязательным для себя отстаивать наши позиции в рамках единой партии, то с тем большей уверенностью и выдержкой мы могли бы взять на себя такое обязательство ныне, когда проблемы, выдвинутые нами в порядке политического предвидения, поставлены открыто и повелительно ходом классовой борьбы и вызвали уже столь значительные перегруппировки в партии. В самый разгар репрессий и травли мы заявляли, что наша верность партии Ленина и Октябрьской революции остается незыблемой.
Марксист должен был бы отказаться подписать ваше "Заявление" только в том случае, еслиб пришел к выводу, что Термидор есть совершившийся факт, что партия есть труп, и что путь к диктатуре пролетариата лежит через новую революцию. Хотя нам приписывали такую позицию десятки раз, но мы не имеем с ней ничего общего. Вот почему Заявление 22-го августа является естественным этапом на политической дороге оппозиции.
Если, однако, формальный разрыв центра с правой, сдвиг официального руководства влево и широкое использование идей и лозунгов нашей платформы в борьбе с правыми, рассуждая чисто теоретически, должны были бы чрезвычайно облегчить восстановление единства партии на ленинских основах, то, к сожалению, реальная обстановка не дает оснований для оптимистических выводов в отношении ближайшего будущего. Тот факт, что многие идеи, лозунги и формулировки нашей платформы стали сейчас официальным достоянием партии, нисколько не мешает тому, что авторы и защитники платформы остаются в тюрьмах и ссылке. Если бы нынешний поворот руководства снимал основные разногласия, то руководству это было бы так же ясно, как и нам. В этом случае репрессии по адресу оппозиции были бы совершенно необъяснимы, если не квалифицировать их просто, как голый бюрократический бандитизм. Но мы оставались и остаемся далеки от такой оценки. Руководство сохраняет и даже усиливает репрессии потому, что совпадение многих, чрезвычайно важных практических мероприятий его сегодняшней политики с лозунгами и формулировками нашей платформы, не снимает для него вопроса о различии теоретических предпосылок, из которых руководство и оппозиция исходят в вопросах дня. Иначе сказать, руководство, даже усвоив официально ряд наших тактических выводов, все еще отстаивает те стратегические предпосылки, из которых вытекала право-центристская тактика вчерашнего дня. Отсюда тревога и недоверие обеих сторон относительно завтрашнего дня.
Вы считаете возможным взять на себя обязательство подчинения партийной дисциплине, так как не сомневаетесь, что наша теоретическая критика поможет фактам ликвидировать неправильные стратегические принципы, как она помогла уже ликвидировать ряд неправильных тактических выводов. Но именно по этой причине руководство с удвоенной силой сопротивляется возвращению оппозиции в ряды партии.
Вы совершенно правильно указываете, что пятилетний план социалистического строительства может стать важнейшим этапом в развитии Октябрьской революции. В сдержанной, но недвусмысленной форме вы указываете на те условия, какие для этого необходимы, но которых сегодня еще нет. Отвергая, далее, теорию социализма в отдельной стране, вы тем самым говорите, что даже при наличии необходимых внутренних условий и действительном осуществлении пятилетки, основная проблема Октябрьской революции -- преобразование буржуазного общества в социалистическое -- ни в каком случае не может быть доведено до конца без параллельного развития международной революции и без ее побед в передовых капиталистических странах.
Это в свою очередь предполагает правильную линию Коминтерна. Между тем, надо сказать прямо: несмотря на порывистый поворот, руководство Коминтерна и сейчас не меньше, пожалуй, отклоняется от ленинской линии, чем в тот период, когда оно держало курс на Гоминдан и англо-русский комитет. Вы справедливо пишете, что "руководство Коминтерна не вышло из периода идейных шатаний". К этому надо прибавить, что сочетание ультра-левых выводов с правыми предпосылками продолжает убийственно отражаться на повседневной политике основных секций Коминтерна, в результате чего, под шум статей и речей о "третьем периоде", и "новом подъеме", происходит дальнейшее фактическое ослабление Коминтерна, как организационное, так и политическое. Этот процесс не приостановился еще ни в одной стране, и в этом состоит главная опасность, которая угрожает, как Октябрьской революции, так и мировому рабочему классу.
Вы выступили с вашим Заявлением в момент, когда и внутреннее и международное положение советской республики крайне осложнилось. Впереди большие опасности. Они могут, при известных условиях, надвинуться гораздо скорее, чем многие их ждут. Бороться за Октябрьскую революцию под знаменем Ленина оппозиционеры будут во всяком случае и при всяких условиях. Этот долг выше организационных норм и формальных рамок партии. Вашим Заявлением вы говорите лишь, что интересы революции требуют, чтобы оппозиции предоставлена была возможность выполнить свой долг нормальными путями в рамках партии. Я присоединяюсь к этому целиком, как и к вашей надежде на то, что независимо от непосредственной практической судьбы нашего Заявления "оно встретит сочувствие и поддержку подавляющего большинства партийных и рабочих масс".
С коммунистическим приветом
Л. Троцкий.
Константинополь, 25 сентября 1929 г.Цель заявления оппозиции
Мы печатаем ниже несколько заключительных тезисов из обширной работы т. т. Раковского, Окуджава и Коссиора. Работу эту мы поместим целиком в следующем номере Бюллетеня. В # 6 она не смогла войти по техническим причинам.
* * *
22. Цель нашего обращения: 1) Показать, что наше исключение из партии является ударом по коммунистической партии и по пролетариату, поскольку события подтвердили нашу критику право-центристского руководства, а также правильность нашей платформы; 2) указать на те условия, выполнение которых является необходимой предпосылкой проведения нового курса; 3) доказать необходимость нашего возвращения в партию: почему наши взгляды, которые вынуждено теперь, хотя и частично, претворять в жизнь центристское руководство, несовместимы с нашим пребыванием в партии, тогда как правые, взгляды которых по мнению самого большинства отражают интересы мелкой буржуазии, могут оставаться в партии? Мы должны протестовать против диких гонений на оппозицию, требовать освобождения заключенных и арестованных, снятие 58 ст. с ссыльных, возвращения т. Троцкого из изгнания.
Мы должны заявить о нашей готовности по возвращении в партию отказаться от фракционных методов борьбы, но пользоваться теми правами, которые партустав предусматривает для каждого члена партии.
23. Поскольку мы можем оказывать влияние на беспартийные рабочие массы, наша обязанность -- направлять их усилия на борьбу с правыми и кулацкой опасностью. За индустриализацию и колхозное строительство! -- Мы должны призывать рабочий класс оказывать поддержку партии и правительству, отнюдь не щадя ошибок партруководства с его аппаратными методами и не прекращая борьбы за улучшение своего материального положения и за реальное участие в делах партии и государства.
Для защиты своих классовых интересов пролетариат должен пользоваться теми методами воздействия на органы власти, которые совместимы с интересами социалистической промышленности и с безопасностью социалистического государства. Партийная, профессиональная и советская конституция предусматривает для рабочего класса и трудящихся масс права, которые не знала ни одна государственная форма в истории, исключая парижскую коммуну.
Обязанность оппозиции -- вводить в русло профсоюзной и партийной легальности требования рабочего класса, отклоняя его от методов борьбы, которые, как например, забастовка -- вредят промышленности и государству и значит тем самым рабочим. Ленинская оппозиция должна дать решительный отпор попыткам мелко-буржуазных или даже открыто-контр-революционных элементов использовать для своих политических целей недовольство трудящихся масс.
Она должна преодолеть цехово-корпоратиные, обывательски-мещанские и трэд-юнионистские настроения среди рабочих, прислушиваясь в то же время чутко ко всякому требованию рабочего класса, отделяя то, что в этих требованиях есть лучшего, законного, отвечающего интересам всего класса.
Долг каждого сознательного оппозиционера-ленинца давать решительный отпор отклонениям от нашей партийно-реформистской тактики -- безразлично, идут ли они в сторону капитулянтства, или в сторону децизма.
Тактика ленинской оппозиции сложна и ответственна. Она проходит, как по лезвию ножа. Ей приходится, избегая, как оппортунистические, так и демагогические пути, толкать вперед процесс дифференциации в партии и полевение одной ее части, освобождать ее от центристского влияния, бороться за проведение всех положительных мероприятий центристского руководства, поддерживать его до конца всех положительных мероприятий борьбу с правыми и в то же время безжалостно разоблачать центристский оппортунизм. Она должна стремиться одновременно к укреплению авторитета советского государства, отстаивать его от всяких явных и скрытых врагов, поддерживать центристское руководство во всех его мероприятиях, направленных к обеспечению безопасности Союза, и в то же время бороться против методов насилия, проявляемых центристским руководством по отношению к партии и рабочему классу. Для революционного коммунистического авангарда, в особенности, в условиях пролетарской диктатуры, нет широких проторенных дорог.
24. Мы за единую компартию, и не только у нас но и во всех секциях Коминтерна. Это мы заявили твердо и решительно в нашей телеграмме в ЦК (копия ИККИ), объединившей всю ссылку и перерезавшей путь капитулянтам в распространении клеветы о мифическом "всесоюзном союзе".
Мы за реформу и мы решительно против всякого авантюризма. Эта наша установка проистекает не из глупой теории о "природе власти", которая не дает никакой основы для надежной реформистской тактики. (Во Франции после 1789 года "природа власти" оставалась буржуазной, а сколько революций и насильственных переворотов произошло), а из того конкретного и неоспоримого факта, что в условиях пролетарской диктатуры, советская форма является наисовершеннейшей формой пролетарской демократии. Нужно только: 1) Не давать центризму выхолащивать ее революционо-классовое содержание (а над этим он серьезно потрудился), 2) Воспитывать рабочих, чтобы они умели использовать те права, которые им представляют советские формы (конечно, так же партийные и профсоюзные). Поэтому задача ленинской оппозиции никаким образом не есть и не может быть по отношению к нашему государству революционной, -- она не стремится ни к каким насильственным переворотам, -- а является задачей реформирования. Метод наш: борьба против тех, кто не дает партийцам и рабочим пользоваться своими правами. Решающим моментом в этой борьбе является личный пример идейной коммунистической стойкости.
М. Окуджава, В. Коссиор, Х. Раковский.
Саратов, 3 августа.
Разоружение и Соединенные Штаты Европы
I. Как объединить Европу?
Бриан испытывает потребность улучшить историческую судьбу трехсот пятидесяти миллионов европейцев, которые являются носителями высшей цивилизации, но в то же время не могут прожить ни одного столетия без дюжины войн и революций. Макдональд в интересах умиротворения нашей планеты пересек Атлантический океан. Соединенные Штаты Европы, разоружение, свобода торговли, мир поставлены в порядок дня. Капиталистическая дипломатия готовит со всех концов пацифистскую похлебку. Народы Европы, народы мира, готовьте большие ложки, чтоб ее расхлебывать!
Почему? Разве у власти в важнейших странах Европы не стоят или не готовятся стать социалисты? Именно поэтому! Уже сейчас совершенно очевидно, что план Бриана и план Макдональда преследуют "умиротворение" человечества по прямо противоположным направлениям. Бриан хочет объединить Европу, чтобы найти защиту от Америки. Макдональд хочет заслужить благоволение Америки, помогая ей нажимать на Европу. Два поезда пущены друг другу навстречу, чтоб спасти своих пассажирови от крушения.
Англо-французское морское соглашение июля 1928 года было ликвидировано по мановению бровей Соединенных Штатов. Этот факт является достаточной демонстрацией нынешнего мирового соотношения сил. "Не думаете ли вы, -- намекнула Америка, -- что я буду приспособляться к переговорам, которые вы ведете вокруг европейского канала? Чтоб вести серьезный разговор потрудитесь пересечь Атлантический океан". И Макдональд заказал себе купэ. Это оказалось наиболее осуществимой частью пацифистской программы.
В Женеве будущие "объединители" европейского континента чувствовали себя не многим лучше, чем алкогольные контрабандисты по ту сторону океана: они со страхом оглядывались на американскую полицию. Бриан начинал и кончал свои речи клятвой насчет того, что объединение Европы ни в коем случае и ни при каких условиях не должно быть направлено против Северной Америки. Боже упаси! Американские политики должны были при чтении этих слов испытывать двойное удовольствие: "Бриан нас изрядно боится,и Но он нас не проведет"и
Повторя слова Бриана насчет Америки, Штреземан в то же время замаскированно полемизировал с ним. Гендерсон полемизировал с обоими, особенно с французским премьером. В общем женевская дискуссия развертывалась по такой схеме:
Бриан: Ни в коем случае не против Соединенных Штатов.
Штреземан: Совершенно верно, но у кое-кого есть задние мысли, -- полагаться Америка может только на Германию.
Макдональд: Клянусь на библии, что верность в дружбе составляет свойство одних только бритов, особенно же шотландцев.
Так создавалась в Женеве "новая интернациональная атмосфера".
Слабость нынешней Европы вызывается прежде всего ее экономической раздробленностью. Силу Соединенных Штатов составляет, наоборот, их экономическое единство. Спрашивается: каким же образом устроить так, чтобы объединение Европы не направилось против Америки, т. е. не изменило соотношения сил к ее невыгоде?
Официоз Макдональда The Daily Herald в #от 10 сентября назвал идею Соединенных Штатов Европы курьезною (grotesque) и даже провокационною. Еслиб, однако, затея удалась, то Соединенные Штаты Европы воздвигли бы чудовищную таможенную стену против Соединенных Штатов Америки, -- так рассуждает официоз Макдональда, -- и в результате Великобритания была бы совсем зажата в тиски двумя континентами. А затем: разве можно было бы надеяться на помощь Америки, ведя курс на объединение Европы? "Действовать так было бы сумасшедствием и хуже, чем сумасшедствием". Это достаточно откровенно.
Практически никто не знает, что собственно должны означать Соединенные Штаты Европы. Штреземан свел вопрос к общей денежной единице ии почтовым маркам. Этого маловато. Бриан предлагает "обсудить" вопрос, который неизвестно, в чем состоит.
Основная задача объединения должна была бы иметь экономический, не только торговый, но и производственный характер. Нужен такой режим, чтоб искусственные перегородки не отделяли европейский уголь от европейского железа; нужно дать возможность системе электрификации развиваться сообразно естественным и хозяйственным условиям, а не версальским границам; нужно объединить в одно целое европейские железные дороги. И т. д. без конца. Все это немыслимо, в свою очередь, без уничтожения старо-китайской системы ликина
Ликин -- внутренние таможни.
внутри Европы. Это означало бы далее единую общеевропейскую таможню -- против американской.Не может быть никакого сомнения в том, что, если бы смести прочь внутренние таможенные перегородки, капиталистическая Европа, после некоторого периода кризисных перегруппировок и приспособлений, высоко поднялась бы на основе нового распределения производительных сил. Это так же беспорно, как то, что при наличии необходимых хозяйственных условий, крупные предприятия имеют решающие преимущества над мелкими. Но мы еще не слышали, чтоб мелкие предприниматели добровольно отказывались на этом основании от своих предприятий. Чтоб овладеть полем сбыта крупный капиталист должен разорить мелкого. То же самое и с государствами. Таможенные перегородки возводятся именно потому, что они выгодны и необходимы одной национальной буржуазии в ущерб другой, не взирая на то, что они тормозят развитие хозяйства в целом.
Со времени созванной Лигой Наций экономической конференции, которая должна была восстановить в Европе царство свободной торговли, таможенные пошлины непрерывно повышались. Сейчас английское правительство внесло предложение: установить двухлетние таможенные каникулы, т. е. в течение двуэ лет не повышать пошлины. Таков скромный задаток под Соединенные Штаты Европы. Но и он еще остается в проекте.
На защите таможенных стен, которые непрерывно росли после войны, стоят национальные армии, которые тоже возросли по сравнению с довоенным уровнем.
До войны Великобритания расходовала на флот 237 миллионов долларов. Теперь она расходует 270 миллионов в год. Соединенным Штатам флот стоил в 1913 году 130 миллионов. В текущем году он им стоит 364 миллиона. Наконец, расход Японии на флот вырос за то же время с 48 миллион. до 127 миллион., т. е. почти втрое. Немудренно, если министры финансов начинают испытывать приступы морской болезни.
Общие расходы милитаризма (сухопутные, морские и воздушные) пяти важнейших капиталистических государств только за три последние года возросли с 2.170 миллион. долларов до 2.292 миллионов и составили за три года вместе почти 6.600 милл. долларов. Это достаточно показывает, как дорожит национальная буржуазия каждого из тридцати европейских государств своей национальной таможенной стеной. Если крупному капиталисту нужно разорить мелкого, то сильному государству нужно победить менее сильное, чтобы опрокинуть их таможни.
Сравнивая нынешнюю Европу со старой Германией, когда десятки немецких отечеств имели свои таможни, Штреземан в экономическом объединении Германии пытался найти прообраз экономической федерации Европы и всего мира. Это не плохая аналогия. Но Штреземан не договаривал только, что для своего объединения -- на единой национальной основе! -- Германии пришлось проделать, не считая войн реформации, одну революцию (1848 г.) и три войны (1864, 1866 и 1870 г.). Между тем и сейчас еще, после "республиканской" революции (1918 г.) немецкая Австрия остается вне Германии. Трудно при наших условиях поверить, что для экономического объединения всех наций Европы окажется достаточно нескольких дипломатических завтраков.
Разоружение по американски.
(a l'americaine).
Но ведь наряду с вопросом об объединении Европы как раз и поставлен в порядок дня вопрос о сокращении ее вооружений? Макдональд заявлял, что путь постепенного разоружения есть самый верный путь к обеспечению вечного мира. Так может возразить нам пацифист. Конечно, еслиб все страны разоружились, то это было бы серьезной гарантией мира. Но саморазоружение так же исключено, как и добровольное уничтожение таможенных стен. Сейчас в Европе имеется только одна большая страна, которая серьезно разоружена: это Германия. Но разоружение ее было достигнуто, как известно, путем ее разгрома в войне, где сама Германия стремилась "объединить Европу" под своим господством.
Нетрудно вообще показать, что проблема "постепенного разоружения", если к ней подойти поближе, принимает вид трагического фарса. Вопрос о разоружении подменен вопросом о сокращении вооружений. Наконец, эта последняя задача сведена пока что к уравнению флотов Соединенных Штатов и Великобритании. Теперь уже это "достижение" объявляется заранее великим залогом мира. Это все равно, как если бы сказать, что регламентация револьверов для дуэлянтов, есть верный путь к уничтожению дуэлей. Казалось бы, для здравого сужденья дело обстоит как раз наоборот. Если две самые сильные морские державы с таким остервенением торгуются из-за нескольких тысяч тонн, то это лишь показывает, что каждая из них стремится дипломатическими средствами обеспечить себе заранее более выгодную позицию для будущего военного столкновения.
Что означает, однако, с точки зрения международной обстановки, создание "равенства" между американским и английским флотом? Оно означает создание между ними грандиозного неравенства -- в пользу Америки. Это понимают, разумеется, все серьезные участники игры, и прежде всего адмиралтейства Лондона и Вашингтона. Они лишь молчат об этом -- из дипломатической застенчивости. У нас нет никакого основания следовать их примеру.
После опыта последней войны нет человека, который не понимал бы, что новая война между мировыми гигантами будет не молниеносной, а затяжной. Развязку определит относительная производительная мощь обоих лагерей. Это значит, в частности, что боевые флоты морских держав будут не только пополняться и обновляться, но и расширяться и заново создаваться во время самой войны.
Мы видели, какое исключительное место заняли в военных операциях немецкие подводные лодки на третьем году бойни. Мы видели, как Англия и Соединенные Штаты уже в процессе войны создавали могущественные армии, вооруженные и снабженные лучше, чем старые армии европейского континента. Это значит, что солдаты, матросы, корабли, пушки, танки, аэропланы, которые имеются к началу войны, представляют собою только затравку. Решаться вопрос будет в зависимости от того, с какой мощью данная страна способна будет уже под огнем создавать корабли, пушки, солдат и матросов. Даже царское правительство способно было заготовить известные запасы к началу войны. Но что было ему не под силу, так это обновлять и пополнять их под огнем. Для Англии, на случай войны с Америкой, единственное вообще теоретически-мыслимое условие успеха могло бы состоять в обеспечении за собою очень большого военно-технического перевеса до начала войны, что до некоторой степени уравновешивало бы неизмеримый технический и экономический перевес Соединенных Штатов. Уравнение же обоих флотов до войны означает, что уже в течение первых ее месяцев Америка будет иметь неоспоримый перевес. Недаром же американцы угрожали несколько лет тому назад, в случае надобности, печь крейсера, как пирожные.
В переговорах Гувера с Макдональдом дело идет не о разоружении и даже не об ограничении морских вооружений, а лишь о рационализации в деле подготовки войны. Типы судов стареют. Сейчас, когда гигантский опыт войны и поток вызванных ею изобретений только разрабатываются для военных нужд, срок морального изнашивания всех и всяких орудий военной техники должен оказаться значительно более коротким, чем до войны. Это значит, что главная часть флота может оказаться устаревшей, прежде, чем ее придется пустить в действие. Имеет ли при этих условиях смысл накоплять суда заранее? Рациональная постановка дела требует иметь такой флот, который необходим для первого периода войны, а в мирное время мог бы служить достаточной лабораторией для проверки и испытания новых изобретений и открытий, с тем, чтоб их уже в стандартизованном виде, в серийном производстве, можно было пустить в ход в течение войны. В большей или в меньшей степени чувствуют себя заинтересованными в "регламентации" вооружений, особенно морских, которые так дороги, все крупные государства. Но роковым образом эта регламентация превращается в величайшее преимущество экономически наиболее мощной страны.
За последние годы военное и морское ведомства Соединенных Штатов систематически занимались подготовкой всей американской промышленности для нужд будущей войны. Шваб (Schwab), один из магнатов военно-морской промышленности Соединенных Штатов, закончил недавно свой доклад в военной школе следующими словами: "Вы должны уяснить, себе, что война в настоящее время представляет собою большое индустриальное предприятие".
Печать французского империализма делает, разумеется, все, что может, чтобы стравить Америку с Англией. В статье, посвященной вопросу о морском соглашении, "Temps" пишет, что уравнение флотов вовсе еще не означает уравнения морского могущества, ибо Америка не может-де и мечтать о таких морских базах, которыми Англия овладела в течении столетий. Преимущества британских морских баз совершенно бесспорны. Но ведь соглашение насчет равенства флотов, если оно будет достигнуто, вовсе не будет последним словом Соединенных Штатов. Их лозунгом является "свобода морей", т. е. такой режим, который должен прежде всего ограничить Великобританию в деле пользования ее морскими базами. Не меньшее значение имеет другой лозунг Соединенных Штатов: "открытые двери". Под этим знаменем Америка будет противопоставлять не только Китай, но и Индию и Египет морскому владычеству Великобритании. Против британских морских баз и опорных пунктов Америка поведет поход не с моря, а с суши, т. е. через колонии Великобритании и ее доминионы. Америка приведет в движение свой военный флот в такой момент, когда обстановка для этого достаточно созреет. Конечно, все это музыка будущего. Но это будущее отделено от нас не столетиями и даже не десятилетиями. "Temps" может не беспокоиться. Соединенные Штаты будут брать по частям то, что можно брать по частям, меняя во всех областях -- технической, торговой, финансовой, военной -- соотношение сил к невыгоде своей главной соперницы и ни на минуту не упуская из виду ее морских баз.
Американская печать с пренебрежительной усмешкой отзывалась об английской рекламе Сноудену, который, при помощи страшной жестикуляции, отторговал в Гааге в пользу Британии два десятка миллионов долларов, т. е. сумму, пригодную разве что американским туристам на сигары. Победитель Сноуден? спрашивал нью-йоркский "Таймс". -- Нет! Действительный победитель (the real victor) это план Юнга, т. е. -- американский финансовый капитал. Через посредство репарационного банка система Юнга должна дать возможность Америке крепко держать свою руку на золотом пульсе Европы. От финансового ядра, привязанного к ногам Германии, идут солидные цепи, надетые на руки Франции, на ноги Италии и на шею Британии. Макдональд, выполняющий сейчас обязанности сторожа при британском льве, с гордостью показывает на ошейник, как на лучший инструмент мира. И подумать только: чтоб добиться таких результатов, Америке нужно было только проявить свое великодушие: "помочь" Европе ликвидировать войну и "согласиться" на равенство флотов с более слабой Великобританией.
3. Империалистическая диктатура Америки.
С 1923 года нам пришлось вести борьбу за то, чтоб руководство Коминтерна соблаговолило, наконец, заметить Соединенные Штаты, и понять, что англо-американский антагонизм есть основная линия мировых группировок и мировой борьбы. Еще в эпоху V-го конгресса (середина 1924 года) это считалось ересью. Нас обвиняли в том, что мы "преувеличиваем" роль Америки. Выдумана была специальная легенда о том, будто мы провозвестили эпоху исчезновения европейских капиталистических антагонизмов перед лицом американской опасности. Осинский, Ларин и другие испортили немало бумаги для "развенчания" могущества Америки. Радек, вслед за буржуазными журналистами, доказывал, что нам предстоит эпоха англо-американского сотрудничества, смешивая временные, коньюнктурные, эпизодические формы отношений с существом мирового процесса.
Постепенно, однако, Америка была "признана" официальным руководством Коминтерна, которое стало повторять наши вчерашние формулировки, не забывая, разумеется, каждый раз прибавить, что оппозиция преувеличивает роль Америки. Правильная оценка Америки составляла в ту эпоху, как известно, прерогативу Пепера и Ловстона.
С момента установления левого курса оговорки были, однако, отброшены. Теперь уже обязанностью официальных теоретиков стало провозглашать, что Англия и Соединенные Штаты идут непосредственно к войне. По этому поводу я писал в феврале прошлого года ссыльным друзьям: "Англо-американский антагонизм прорвался, наконец, серьезно наружу. Теперь и Сталин с Бухариным как будто начинают понимать, в чем дело. Наши газеты весьма упрощают, однако, вопрос, когда изображают дело так, будто англо-американский антагонизм, непрерывно обостряясь, приведет непосредственно к войне. Можно не сомневаться, что в этом процессе будет еще несколько переломов. Слишком грозной штукой явилась бы война для обоих партнеров. Они еще сделают не одно усилие для соглашения и умиротворения. Но в общем развитие гигантскими шагами идет к кровавой развязке".
Нынешний этап снова принимает форму военно-морского "сотрудничества" Америки с Англией, и некоторые французские газеты боятся даже мировой англо-саксонской диктатуры. Конечно, Соединенные Штаты могут использовать и вероятно используют "сотрудничество" с Англией, чтоб затянуть потуже узду на Японии и на Франции. Но все это будут этапы не к англо-санксонскому, а к американскому господству над миром, в том числе и над Великобританией.
По поводу этой перспективы руководители Коминтерна могут снова повторить, будто мы не видим впереди ничего, кроме торжества американского капитализма. Так, мелко-буржуазные теоретики народничества обвиняли первых русских марксистов, будто те не видели впереди ничего, кроме победы капитала. Эти обвинения стоят друг друга. Когда мы говорим, что Америка идет к мировому господству, то это вовсе не значит, что оно полностью осуществится в действительности, ни тем более, что даже осуществившись в той или другой степени, оно будет длиться в течении веков или хотя бы десятилетий. Дело идет об исторической тенденции, которая на деле будет пересечена и видоизменена другими историческими тенденциями. Если бы капиталистический мир мог существовать еще в течение десятилетий без революционных потрясений, то эти десятилетия были бы несомненно свидетелями непрерывного роста американской мировой диктатуры. Но в том то и дело, что процесс этот будет неизбежно развивать свои собственные противоречия, которые будут сочетаться со всеми другими противоречиями капиталистической системы. Америка будет вынуждать Европу стремиться ко все большей рационализации и в то же время будет оставлять Европе все меньшую долю мирового рынка. Это повлечет за собою непрерывное обострение трудностей в Европе. Конкуренция европейских государств из-за доли мирового рынка неизбежно обострится. В то же время, под давлением Америки, европейские государства будут стремиться координировать свои силы. Это ведь и есть основной источник бриановской программы Соединенных Штатов. Каковы бы, однако, ни были отдельные этапы развития, ясно одно: постоянное нарушение мирового равновесия в пользу Америки станет в течение всей ближайшей эпохи основным источником кризисов и революционных потрясений в Европе. Кто считает, что европейская стабилизация обеспечена на десятки лет, тот решительно ничего не понимает в мировой обстановке, и тот неизбежно с головой потонет в болоте реформизма.
Если взглянуть на этот процесс с другого берега Атлантического океана, т. е. под углом зрения судьбы Северо-Американских Соед. Штатов, то и тут открывающаяся перспектива окажется меньше всего похожей на безмятежную капиталистическую идиллию. Довоенное могущество Соединенных Штатов выросло на основе внутреннего рынка, т. е. динамического равновесия между промышленностью и сельским хозяйством. Война породила в этом развитии резкий перелом. Соединенные Штаты во все большей массе экспортируют капиталы и промышленные товары. Рост мирового могущества Соединенных Штатов означает, что вся система американской промышленности и американских банков -- этот гигантский капиталистический небоскреб -- во все возрастающей степени опирается на фундамент мирового хозяйства. Но этот фундамент минирован, и сами Соединенные Штаты продолжают минировать его изо дня в день. Вывозя товары, вывозя капиталы, строя флот, оттесняя Англию, скупая важнейшие предприятия в Европе, проталкиваясь в Китай и проч., финансовый капитал Соединенных Штатов собственными руками устраивает под своим фундаментом пороховые и динамитные погреба. Где будет приложен огонь к фитилю? В Азии, в Европе или в южной Америке -- или, что всего вероятнее, в разных местах одновременно -- это уже вопрос второго порядка.
Прямое несчастье, что нынешнее руководство Коминтерна совершенно неспособно следить за всеми этапами этого гигантского процесса. От фактов оно отделывается шаблонами. Даже пацифистская агитация за Соединенные Штаты Европы застигла его в расплох.
4. Советские Соединенные Штаты Европы.
Вопрос о Соединенных Штатах Европы под пролетарским углом зрения был поставлен нами в сентябре 1914 года, т. е. в самом начале империалистской войны. В брошюре "Война и Интернационал", автор этих строк пытался доказать, что объединение Европы неотразимо выдвинуто всем ее экономическим развитием, но что Соединенные Штаты Европы мыслимы только, как политическая форма революционной диктатуры европейского пролетариата.
В 1923 году, когда оккупация Рура снова остро поставила основные проблемы европейского хозяйства (прежде всего угля и железной руды), а вместе с тем и вопросы революции, удалось добиться того, что лозунг Соединенных Штатов был официально усыновлен руководством Коминтерна. Но отношение к этому лозунгу оставалось неприязненным. Оказавшись не в силах его отвергнуть, руководители Коминтерна относились к нему, как к подкидышу "троцкизма". После крушения немецкой революции в 1923 г., Европа жила жизнью стабилизации. Основные революционные вопросы сходили с порядка дня. Лозунг Соединенных Штатов пришел в забвение. В программу Коминтерна лозунг этот не был включен. Сталин объяснил этот новый зигзаг с несравненной глубиной: так как нельзя знать, в каком порядке отдельные страны будут совершать свою пролетарскую революцию, то нельзя заранее предвидеть, понадобятся ли Соединенные Штаты Европы. Это значит, другими словами, что прогноз легче делать после событий, чем до них. На самом деле вопрос идет вовсе не о том, в каком порядке революции будут совершаться. На этот счет возможны лишь предположения. Но это не избавляет ни европейских рабочих, ни Интернационал в целом от необходимости иметь ясный ответ на вопрос: как вырвать европейское хозяйство из его нынешней разрозненности и как спасти народные массы Европы от упадка и порабощения.
Беда, однако, в том, что экономическое обоснование лозунга Соединенных Штатов Европы ниспровергает одну из основных идей нынешней программы Коминтерна, именно идею построения социализма в отдельной стране.
Суть нашей эпохи состоит в том, что производительные силы окончательно переросли рамки национальных государств и приняли, прежде всего в Америке и в Европе, отчасти континентальный, отчасти мировой масштаб. Из противоречия между производительными силами и национальными границами выросла империалистская война. А закончивший ее версальский мир еще более обострил это противоречие. Другими словами: благодаря развитию производительных сил капитализм давно уже не может существовать в отдельной стране. Между тем социализм может и будет опираться на еще более развитые производительные силы: иначе он явился бы не прогрессом, а реакцией по отношению к капитализму. В 1914 году мы писали: "Если бы проблема социализма могла быть совместима с рамками национального государства, то она, тем самым, была бы совместима с национальной обороной". Советские Соединенные Штаты Европы и являются политическим выражением той мысли, что социализм невозможен в отдельной стране. Конечно, он не может достигнуть своего полного развития и в пределах одного континента. Социалистические Соединенные Штаты Европы представляют собою этапный исторический лозунг на пути к мировой социалистической федерации.
Не раз уже бывало в истории, что, когда революция оказывалась не в силах разрешить своевременно назревшую историческую задачу, за разрешение ее вынуждена была браться реакция. Так, Бисмирк по своему объединял Германию после неудачи революции 1848 года. Так, Столыпин пытался разрешить аграрный вопрос после поражения революции 1905 года. Так, версальские победители разрешали по своему национальный вопрос, с которым оказались бессильны справиться все предшествующие буржуазные революции Европы. Гогенцоллернская Германия пыталась на свой лад организовать Европу, т. е. объединить ее под своей каской. Это не удалось. Тогда победитель Клемансо решил использовать победу для того, чтоб разрезать Европу на возможно большее число кусков. Теперь Бриан, вооружившись иглой и ниткой, собирается сшить эти куски во-едино, хотя и не знает, с какого конца приступить.
Руководство Коминтерна, и в частности руководство французской компартии, разоблачает лицемерие официального пацифизма. Но этого одного недостаточно. Объяснять курс на объединение Европы одной лишь подготовкой войны против СССР есть совершенное ребячество, чтобы не сказать хуже, и только компрометирует задачу обороны советской республики. Лозунг Соединенных Штатов Европы -- не хитрая выдумка дипломатии. Он вытекает из неотразимых хозяйственных потребностей Европы, которые тем острее и болезненнее выступают наружу, чем могущественнее давление Соединенных Штатов. Именно сейчас коммунистические партии должны пацифистской стряпне европейских империалистов противопоставить лозунг Советских Соединенных Штатов Европы.
Но у коммунистических партий связаны руки. Жизненный лозунг, с глубоким историческим содержанием, в интересах борьбы с оппозицией вычеркнут из программы Коминтерна. Тем решительнее этот лозунг должна поднять оппозиция. В ее лице авангард европейского пролетариата говорит своим сегодняшним владыкам: Для того, чтоб объединить Европу надо прежде всего вырвать власть у вас. Мы это сделаем. Мы объединим Европу. Мы ее объединим против враждебного нам капиталистического мира. Мы сделаем ее могущественным плацдармом воинствующего социализма. Мы сделаем ее краеугольным камнем мировой социалистической федерации.
Л. Троцкий.
4 октября 1929 г.Письмо Х. Г. Раковского о причинах перерождения партии и государственного аппарата.
Астрахань, 2 августа 1928 г.
Дорогой товарищ В. В ваших "Размышлениях о массах" от 9-го июля, подымая вопрос об "активности" рабочего класса, вы подходите к основной проблеме о сохранении за пролетариатом роли гегемона в нашем государстве. Хотя все требования оппозиции и преследуют эту цель, я согласен с вами, что по этому вопросу не все сказано. До сих пор этот вопрос нами рассматривался в связи со всей проблемой захвата и удержания политической власти, тогда как он должен, для лучшего его освещения, быть выделен, как отдельный самостоятельный вопрос. В сущности сами события его уже выдвинули в этом качестве.
За оппозицией останется та неотъемлемая заслуга перед партией, что она своевременно подняла тревогу об ужасающем понижении активности рабочей массы и об ее все более и более равнодушном отношении к судьбам пролетарской диктатуры и советского государства.
Самым характерным в разлившейся волне скандалов и самим опасным -- является именно эта пассивность масс -- коммунистических даже больше, чем беспартийных -- к проявлениям неслыханного произвола, который имел место; свидетелями которого были сами рабочие. Вследствие страха перед власть имущими, или просто вследствие политического равнодушия, -- они проходили мимо без протеста, или ограничивались одним ворчанием. Начиная с Чубаровского скандала, чтобы не возвращаться к более отдаленным временам вплоть до самых последних скандалов: в Смоленске, Артемовке и т. д., слышится один и тот же припев: "давно уже это нам известно".
О кражах, о взятках, о насилиях, о вымогательствах, о неслыханных злоупотреблениях власти, о неограниченном произволе, о пьянстве, о разврате, об этом всем говорят, как о фактах, которые не месяцами, а годами были известны, но которые все почему то терпели. Мне незачем пояснять, что когда мировая буржуазия вопит о пороках советского государства, мы можем со спокойным презрением пройти мимо. Мы слишком хорошо знаем "чистоту" нравов буржуазных правительств и парламентов всего мира. Но они нам не указ. У нас дело идет о рабочем государстве.
Теперь никто не отрицает уже тех ужасающих разрушений, которые проделал в рабочем классе общественный индеферентизм.
Таким образом вопрос о причинах его и способах их устранения является самым существенным.
Но это вменяет нам теперь в обязанность подойти к вопросу основательно, научно, подвергнуть его всестороннему анализу. Это явление заслуживает нашего самого сугубого внимания.
Объяснения, которые вы даете этому явлению, несомненно, правильны. Каждый из нас их уже давал в своих выступлениях, они нашли уже свое отражение отчасти и в нашей платформе, но все же объяснения и способы, выдвигаемые как выход из этого тяжелого положения имели и имеют до сих пор случайный эмпирический характер -- они не исчерпывают вопроса.
Это происходит по моему от того, что вопрос сам по себе является новым. До сих пор мы имели немало примеров понижения активности рабочего класса, упадочности, доходящей не только до чистой обывательщины, но и до политической реакционности; но такие примеры мы имели, как у нас, так и заграницей в период, когда пролетариат еще боролся за политическую власть.
Об упадочности в пролетариате в момент, когда у него в руках находится политическая власть, до сих пор мы не могли иметь примеров по той простой причине, что мы являемся первым случаем в истории, когда пролетариат удержался у власти в течение такого длительного периода времени.
Мы знали до сих пор, что может происходить с пролетариатом, т. е. какие колебания могут иметь место в его настроениях, когда он был классом угнетаемым и эксплоатируемым, но теперь только впервые мы можем уже судить на основании фактов, о переменах в настроения рабочего класса, когда он стал классом правящим.
Такое политическое положение (правящаго класса) не лишено опасностей: наоборот, они очень велики; я здесь имею в виду не объективные трудности, вытекающие из общей исторической обстановки: капиталистическое окружение извне и мелко-буржуазное окружение внутри страны, а те трудности, которые присущи всякому новому правящему классу, трудности, которые проистекают от захвата и применения самой власти, от умения или неумения пользоваться ею.
Вы понимаете, что эти трудности в той или другой степени существовали бы все равно, если даже на минуту допустить, что во всей стране мы имели бы лишь пролетарские массы, и что за рубежом были бы пролетарские государства. Эти трудности можно было бы назвать "профессиональным риском" власти.
На самом деле, положение класса, который борется для захвата власти и класса, который известное время имеет ее в руках -- различны и опять-таки я имею здесь в виду разницу не в его отношении к другим классам, а отношения, которые создаются внутри, в самом классе победителе.
Что представляет из себя класс наступающий? Максимальное единство, максимальную спайку. Все цеховые, групповые интересы, не говоря уже о личных, отступают на задний план. Вся инициатива находится в руках самой борющейся массы и ее революционного авангарда, который самым тесным органическим образом связан с этой массой.
Когда класс захватывает власть, известная часть этого класса превращается в агентов самой власти. Таким образом возникает бюрократия. В пролетарском государстве, где капиталистическое накопление не позволено для членов правящей партии, упомянутая дифференциация является сначала функциональной, но потом превращается в социальную. Я не говорю -- классовую, а социальную. Я имею в виду, что социальное положение коммуниста, который имеет в своем распоряжении автомобиль, хорошую квартиру, регулярный отпуск и получает партмаксимум, отличается от положения того же коммуниста, работающего в угольных шахтах, где он получает от 50 до 60 рублей в месяц. (Поскольку речь вообще идет о рабочих и служащих, -- вы знаете, что они распределены между 18-ю различными разрядами).
Другим последствием является то, что часть тех функций, которые выполняла раньше вся партия или же весь класс теперь переходит к власти, т. е. к некоторому только количеству людей из этой партии, из этого класса.
То единство и та спайка, которая раньше являлась естественным последствием революционной классовой борьбы, может быть теперь сохранена лишь благодаря целой системе воздействия, имеющей целью сохранить равновесие между различными группами того же класса и той же партии и подчинит их основной цели.
Но это есть процесс трудный, длительный, он заключается в политическом воспитании господствующего класса, в его умении, которое должно быть приобретено, держать в руках свой государственный, партийный, союзный аппарат, контролировать их и руководить ими.
Повторяю, это есть дело воспитания. Ни один класс не родился с искусством управлять; оно приобретается только с помощью опыта, делая ошибки, и учась на своих собственных ошибках. Самая идеальная советская конституция не в состоянии гарантировать рабочему классу беспрепятственное применение своей диктатуры и своего классового контроля, если он не умеет использовать предоставленных ему конституцией прав.
Несоответствие между политической способностью данного класса, его умением управлять и теми юридическими конституционными формами, которые он для себя вырабатывает, захватывая власть, есть исторический факт. Его можно констатировать в развитии всех классов, в частности и в истории буржуазии. Английская буржуазия, например, давала немало боев, не для того только, чтобы применять больше к своим интересам конституционные формы, но и для того, чтобы она могла беспрепятственно и полностью использовать свои права и, в частности, свое избирательное право. "Пиквикский клуб" роман Чарльса Диккенса содержит немало сцен из этой эпохи английского конституционализма, когда правящая группа при помощи административного аппарата, вываливала в канавы дилижансы с избирателями оппозиций, чтобы они не могли вовремя попасть к избирательным урнам.
У победившей и побеждавшей буржуазии этот процесс дифференциации является вполне естественным, так как сама буржуазия, взятая в самом широком смысле этого слова, представляет из себя ряд экономических группировок и даже классов. Мы знаем крупную, среднюю, мелкую буржуазию; мы знаем финансовую, торговую, промышленную и сельско-хозяйственную буржуазию. В связи с известными событиями, как войны и революций, в самой буржуазии происходят перегруппировки, в ней появляются новые слои, начинающие играть самостоятельную роль, как напр., владельцы-покупатели национальных имуществ или так называемые "Нувориш'и" -- новоразбогатевшие, появляющиеся в результате всех более или менее продолжительных войн. Во время французской революции, в эпоху директории эти нувориши являлись одним из реакционных факторов.
Вообще история победоносного "третьего сословия" во Франции в 1789 году чрезвычайно поучительна. Во-первых, оно само по себе являлось чрезвычайно лоскутным. Оно охватывало все, что не принадлежало к дворянству и духовенству, таким образом, охватывало не только все виды собственно буржуазии, но также и рабочую и крестьянскую бедноту. Лишь постепенно, после длительной борьбы, многократных вооруженных выступлений в 1792 году создается формальная возможность участия всего "третьего сословия" в управлении страной. Политическая реакция, начавшаяся еще до термидора заключается в том, что формально и фактически власть начинает переходить в руки постоянно уменьшающегося числа граждан. Народные массы постепенно, сначала фактически, а потом и формально, устранены от управления страной.
Правда, здесь напор реакции действует прежде всего по стыкам и по швам этих классовых лоскутов, из которых состояло третье сословие. Правда также, что если взять какую-нибудь отдельную буржуазную группу, она не представляет таких определенных классовых контуров, какие имеются, например, у буржуазии и у пролетариата, т. е. между двумя классами, играющими совершенно различную роль в производстве.
Но и во время французской революции, в период упадка, власть действовала не только, раздвигая по линиям стыков и швов шедшие еще вчера вместе общественные группы, объединенные еще вчера одной общей революционной целью, но она разлагала также более или менее однородную социальную массу. Функциональная специализация, выделение из среды данного класса правящей верхушки чиновников создает те трещины, которые будут превращаться в глубокие щели усиливающимся напором контр-революции, в результате чего, внутри -- в самом господствующем классе, возникает противоречие в борьбе.
Современники французской революции, участники ее, а еще больше позднейшие историки останавливались на вопросе: что способствовало вырождению якобинской партии?
Неоднократно Робеспьер предупреждал своих сторонников от последствий, которые может повлечь за собою опьянение властью, он предупреждал их, чтобы они, имея власть, не зазнавались, или, как он говорил, не возгордились, или, как сказали бы мы теперь, не заражались бы "якобинчванством". Но, как мы увидим, сам Робеспьер много сделал для того, чтобы власть выскочила из рук мелкой буржуазии, опиравшейся на парижских рабочих.
Мы не будем здесь приводить указаний современников, на различные причины разложения якобинцев, как например, стремление к богатству, участие в подрядах, поставках и т. п. Укажем скорее -- как на известный любопытный факт -- на мнение Бабефа, который считал, что немало способствовали гибели якобинцев дворянки, к которым они были очень падки. Он обращается к якобинцам со словами: "Что вы делаете малодушные плебеи? сегодня они вас обнимают, а завтра задушат". (Если во время французской революции существовали бы автомобили, то имелся бы "автомобильно-гаремный" фактор, на который указывает т. Сосновский, как на фактор, играющий не маловажную роль в оформлении идеологии нашей советской партийной бюрократии).
Но то, что сыграло крупнейшую роль в изоляции Робеспьера и якобинского клуба, то что оторвало массы от него -- и рабочие и мелко-буржуазные, -- наряду с ликвидацией всех левых, начиная с "бешеных" эбертистов и Шомета (вообще Парижской коммуны), заключается в постепенной ликвидации выборного начала и замене его назначенством.
Отправка комиссаров в армии и города, где контр-революция подняла или пробовала поднять голову, являлось делом не только вполне законным, но и необходимым. Но когда постепенно Робеспьер стал заменять судей, комиссаров различны парижских секций, бывших до этого выборными; когда он стал назначать председателей революционных комитетов и дошел до того, что все руководство Парижской коммуны заменил чиновниками, то он этим мог только усилить бюрократизм и убить народную инициативу.
Таким образом режим Робеспьера, вместо поднятия активности масс, активность, которую уже подавлял экономический и в частности продовольственный кризис, он только усугублял зло и способствовал работе антидемократических сил.
Председатель революционного трибунала Дюма жаловался Робеспьеру, что он не может найти судебных заседателей для трибунала, так как никто не хочет идти.
Но это равнодушие парижских масс Робеспьер испытал на самом себе, когда в день десятого термидора, раненого и окровавленного его водили по парижским улицам, ничуть не боясь, что за вчерашнего диктатора могут заступиться народные массы.
Смешно, конечно, было бы приписать назначенству падение Робеспьера и с ним поражение революционной демократии. Но несомненно, что это ускорило действие других факторов, из которых самым решающим являлись продовольственные затруднения, вызванные в большей своей степени двумя неурожайными годами, (а также пертурбациями в связи с переходом от дворянского к мелко-крестьянскому землевладению). Постоянное повышение цен на хлеб и мясо, и нежелание якобинцев вначале прибегнуть к административным мерам для обуздания жадности зажиточного крестьянства и спекуляции. Но если якобинцы смогли, наконец, решиться, под бурным давлением масс на закон о максимальных ценах, то и он в условиях свободного капиталистического производства и рынка неизбежно являлся только палиативом.
Перейдем теперь к нашей действительности. Я считаю, что прежде всего следует отметить тот факт, что когда мы оперируем понятиями "партия" и "массы", следовало бы не упускать из виду того содержания, которое вложила в них десятилетняя история.
Ни физически, ни морально, ни рабочий класс, ни партия не представляет из себя того, чем они были лет десять тому назад. Я думаю, что не очень преувеличиваю, если скажу, что партиец 1917 года, вряд ли узнал бы себя в лице партийца 1928 года.
Глубокая перемена произошла и в анатомии, и в физиологии рабочего класса.
Вот, по моему, на изучение этих перемен и в тканях и в их функциях, следовало бы сосредоточить свое внимание. Анализ этих происшедших перемен должен нам показать и выход из создавшегося положения.
Я на это не претендую, по крайней мере, в настоящем письме. Ограничусь только некоторыми замечаниями.
Говоря о рабочем классе, нужно бы найти ответ на ряд вопросов, как например: какой процент рабочих, занятых теперь в нашей промышленности, поступил в нее после революции и какой процент был занят в ней до революции; какой процент из них участвовал в революционном движении в старое время, участвовал в забастовках, был в ссылках и тюрьмах, участвовал в гражданской войне или в красной армии. Какой процент рабочих, занятых в промышленности, работает там непрерывно, какой временно, каков процент полу-пролетарских, полу-крестьянских там элементов? и т. д.
Если будем опускаться по вертикальной линии и проникать в гущу пролетарских, полу-пролетарских и вообще трудящихся масс, мы натолкнемся не целые слои, о которых очень мало у нас говорят. Я не имею в виду только безработных, явление ростущей опасности, которую опять-таки сигнализировала оппозиция, а те нищенские и полунищенские массы живущие на меже между ничтожными субсидиями, выдаваемыми государством, нищенством, воровством и проституцией.
Мы себе не представляем, кто живет и как живет, может быть, всего в нескольких шагах от нас. Иногда случайно наталкиваешься на явления, которых ты не подозревал в советском государстве, производящие впечатление обвала, который ты неожиданно открыл. Это, конечно, существовало и раньше. Здесь идет речь не о том, чтобы оправдывать советскую власть, в том, что она не могла оправиться с еще тяжелым наследием царско-капиталистического режима, а о констатировании наличия на теле рабочего класса в наше время, при нашем режиме таких трещин, куда может вбить клин буржуазия.
Раньше, при буржуазной власти сознательная часть рабочего класса увлекала за собою и эту широкую массу вплоть до полулюмпенов. Свержение капиталистического режима должно было принести освобождение всего рабочего класса. Полулюмпенский элемент возлагал на буржуазию и на капиталистическое государство ответственность за свое положение и ждал от революции перемены своего положения. Теперь этот элемент недоволен, его положение не улучшилось, или почти не улучшилось, он начинает относиться враждебно к советской власти, а также и к той части рабочего класса, которая занята в промышленности. В особенности этот элемент начинает относиться враждебно к советским, партийным и профсоюзным служащим. Иногда вы услышите, как они называют рабочую верхушку "Новым дворянством".
Я не буду здесь распространяться о той дифференциации, которую внесла в рабочий класс власть и которую я назвал выше "функциональной". Функция внесла изменение в самый орган, т. е. в психологию тех, на которых возложены различные руководящие задачи в государственной администрации или государственном хозяйстве, он изменился до такой степени, что они перестали быть не только объективно, но и субъективно, не только физически, но и морально частью того же рабочего класса. Например, хозяйственник "Держиморда", хотя и коммунист, хотя и вышедший из пролетариата, хотя, может быть и был несколько лет тому назад у станка, отнюдь не будет воплощать перед рабочими лучшие качества, которые имеет пролетариат. Молотов может сколько угодно ставить знак равенства между пролетарской диктатурой и между нашим государством с его бюрократическими извращениями плюс смоленские насильники, ташкентские растратчики и артемовские проходимцы. Этим он сможет лишь компрометировать диктатуру пролетариата, не разоружив законное недовольство рабочих.
Если перейдем к самой партии, то здесь, сверх всех тех оттенков, которые мы имеем в рабочем классе, нужно прибавить еще выходцев из других классов. Социальная структура партии гораздо более разношерстна, чем структура рабочего класса. Это было всегда так, с той, конечно, разницей, что когда партия жила интенсивной идейной жизнью она активной революционной классовой борьбой превращала в один общий сплав эту социальную амальгаму.
Но, как в рабочем классе, так и в партии власть вызывает ту же самую дифференциацию, сближая швы между различными социальными лоскутами.
Советская и партийная бюрократия -- это явление нового порядка. Здесь идет речь не о случайных преходящих фактах, но о индивидуальных недочетах, не о прорехах в поведении того или иного товарища, а о новой социологической категории, которой нужно посвятить целый трактат.
В связи с проектом программы Коминтерна я писал Льву Давидовичу между прочим о следующем:
"К IV Отделу (переходный период). Совсем слабо формулирована роль коммунистических партий в периоде диктатуры пролетариата. Наверное эта туманность вокруг роли партии по отношению к рабочему классу и по отношению к государству не случайна. Указано на антитезу между пролетарской демократией и буржуазной демократией; ни слова не сказано о том, что должна сделать партия для осуществления на деле пролетарской демократии. "Втягивание масс в строительство", "переделки собственной природы (об этом последнем очень любит говорить Бухарин, и между прочим, специально в связи с вопросом о культурной революции) исторически верные и давным давно известные положения, но они превращаются в общие места, если не внесен в них тот опыт, который накопился за десять лет пролетарской диктатуры в СССР. Здесь целиком встает вопрос о методах руководства, играющих такую колоссальную роль.
"Но об этом наши руководители не любят говорить, чтобы не обнаружилось, что они сами еще далеки от "переделки собственной природы".
Если бы я должен был писать проект программы для Коминтерна, то в этом отделе (переходный период) посвятил бы немало места ленинской теории о государстве при диктатуре пролетариата и о роли партии и о партруководстве в создании пролетарской демократии -- таковой, какова она должна быть, а не совпартбюрократией, каковая имеется.
Тов. Преображенский обещает в своей книжке -- О достижениях пролетарской диктатуры на 11 году революции -- посвятить особую главу советской бюрократии. Надеюсь, что он не забудет и партийную, которая еще большую роль играет в советском государстве, чем советская бюрократия. Я выразил ему еще надежду, что он обследует всесторонне это особое социологическое явление. Нет коммунистической брошюрки где, говоря о предательстве немецкой социал-демократии в день 4 августа 1914 года, не было бы указано на фатальную роль, которую сыграла бюрократическая, как партийная, так и профсоюзная верхушка в истории сползания немецкой социал-демократической партии. Но о той роли, которую играет наша парт-советская бюрократия в разложении партии и советского государства еще сказано очень мало и в очень общих словах. Это крупнейшее социологическое явление, которое, однако, можно понять и охватить лишь, если рассматривать его последствия в изменении идеологии партии и рабочего класса.
Вы спрашиваете, что случилось с активностью партии и нашего рабочего класса, куда исчезла их революционная инициатива, куда делись идейные интересы, революционное мужество, плебейская гордость. Вы удивляетесь, почему столь много подлости, трусости, малодушия, карьеризма и многого другого, что я прибавил бы с своей стороны. Как получается, что люди с богатым революционным прошлым, лично несомненно честные, дававшие неоднократно примеры революционной самоотверженности, превратились в жалких чиновников. Откуда эта безобразная "смердяковщина", по поводу которой писал Троцкий в письме, где говорится о заявлениях Крестинского и Антонова-Овсеенко.
Но если с выходцами из буржуазии и мещанства, если с интеллигентами вообще с "одиночками" идейное и этическое сползание не является неожиданным, то как его объяснить, поскольку речь идет о рабочем классе. Многие товарищи констатируя факт его относительной пассивности -- не могут скрыть своего разочарования.
Правда, и другие товарищи видели в известной кампании, в связи с хлебозаготовками симптомы революционного здоровья, доказательство, что в партии живет еще классовый рефлекс. Совсем недавно еще тов. Ищенко мне писал (в тезисах, которые он разослал наверное и другим товарищам), что хлебозаготовки и самокритика являются результатом противодействия пролетарской части руководства и партии. К сожалению должен сказать, что это не так, и что и одно, и другое является верхушечной комбинацией не под нажимом рабочей критики, а исходя из соображения политического характера, иногда и группового, сказал бы "фракционного" -- часть верхушки пошла по этой линии. Только об одном единственном нажиме пролетариата можно говорить -- о том, который возглавляла оппозиция, но нужно прямо сказать, что он не был достаточным даже для того, чтобы удержать оппозицию в партии, а еще меньше -- изменить ее политику. Я согласен с Львом Давидовичем, который, на ряде бесспорных примеров, показывает революционную роль -- действительную и положительную, которые сыграли известные революционные движения своим поражением. Парижская Коммуна. Московское декабрьское восстание. Первая обеспечила сохранение республиканской формы управления Франции, вторая начало конституционной реформы в России, однако, эффект побеждающих поражений короткий, если им на помощь не придет новая революционная волна.
Самое печальное -- отсутствие рефлекса со стороны партии и масс. В течение двух лет происходила особенно ожесточенная борьба оппозиции против большинства верхушки, а в течение последних 8-ми месяцев происходят события, которые были бы способны открыть глаза самому слепому, между тем вмешательства партийной массы еще не чувствуется.
Понятен поэтому проявленный некоторыми товарищами пессимизм, который я чую и в ваших вопросах.
По выходе из тюрьмы Аббатства, оглянувшись вокруг себя, Бабеф стал спрашивать, что стало с тем парижским народом, с теми рабочими предместьев Сен-Антуан и Сен-Марсо, которые брали Бастилию 14-го июля 1789 года, дворец Тюльери 10-го августа 1792 г. и осаждали Конвент 30 мая 1798 года, не говоря о других многочисленных его вооруженных выступлениях, и он резюмировал свои наблюдения фразой в которой чувствуется вся горечь революционера: "чтобы перевоспитать народ в привязанности к делу свободы, нужно больше, чем что-бы ее завоевать".
Мы видели, почему парижский народ отучился от свободы: голод, безработица, гибель революционных кадров (многие из вождей были гильотинированы), отстранение масс от управления страной. Все это свелось к такому физическому и моральному изнашиванию масс, что народным массам в Париже и в остальной Франции понадобилось 37 лет для новой революции.
Бабеф формулировал свою программу двумя словами: (я говорю о программе 1794 года) "свобода и выборная коммуна".
Я должен сделать здесь одно признание: я никогда не увлекался надеждой, что достаточно появиться вождям на партийных и рабочих собраниях для того, чтобы они увлекли за собой массу в пользу оппозиции. Я всегда смотрел на подобные ожидания со стороны ленинградских вождей (Зиновьев и др.), как на известный пережиток тех времен, когда они принимали казенные овации и апплодисменты за выражение настоящих настроений масс и приписывали их своей мнимой популярности.
Скажу больше: этим я и объясняю крутой перелом, который они совершили в своем поведении.
Они перешли в оппозицию, расчитывая захватить власть в короткий период. Для этой цели они объединились с оппозицией 1923 г., когда кто-то из "безвожденцев" упрекал Зиновьева и Каменева, что они бросили своего союзника Троцкого, Каменев ответил: "Троцкий нам нужен был для правительства, а для возвращения в партию он баласт".
Между тем всегда нужно было исходить из той предпосылки, что дело воспитания партии и рабочего класса -- дело трудное и длительное, тем более, что их мозг нужно чистить еще от всех тех засорений, которые туда внесла наша советская и партийная действительность и наша партсоветская бюрократия.
Не нужно упускать из виду, что большинство партийцев (я уже не говорю о комсомольцах) имеет о задачах, функциях и структуре партии самые фальшивые представления, т. е. такие представления, какие им преподает бюрократия своими примерами, своей практикой и своей шпаргалкой. Все те рабочие, которые вступили в партию после гражданской войны в подавляющем своем большинстве -- после 23 года (ленинский набор) не имеют никакого представления о том, каков раньше был партийный режим. Большинство этих рабочих лишено классового революционного воспитания, которое приобретается в борьбе, приобретается в жизни и сознательной практике. Раньше это классовое сознание приобреталось в борьбе с капитализмом, теперь оно должно было приобретаться в участии в социалистическом строительстве. Но так как из этого участия наша бюрократия сделала пустой звук, то рабочие его нигде не приобретают. Я исключаю, конечно, как ненормальные способы классового воспитания то, что наша бюрократия, понижая фактически заработную плату, ухудшая условия труда, способствуя развитию безработицы; вызывает у рабочих классовую борьбу и классовое самосознание, но враждебные социалистическому государству.
В представлениях Ленина и во всех наших представлениях задача партийного руководства заключалась именно в том, чтобы предохранить и партию и рабочий класс от разлагающего действия привиллегии, преимуществ и поблажек, присущих власти от прикосновения ее с остатками стараго дворянства и мещанства, от развращающего влияния нэпа, от соблазнов буржуазных нравов и их идеологии.
На партийное руководство в то же самое время мы возлагали надежды создания нового действительно рабоче-крестьянского аппарата, новых действительно пролетарских профессиональных союзов и нового быта.
Нужно сказать откровенно, отчетливо и громко, что эту свою задачу партийный аппарат не выполнил, что в этой своей двойной охранительной и воспитательной роли он проявил полную неспособность, он провалился, он обанкротился.
Мы давно были убеждены, но последние 8 месяцев должны бы каждому это показать, что партийное руководство шло по самому гибельному пути. Оно продолжает и теперь идти по этому пути.
Наши упреки по его адресу не касаются, так сказать, количественной стороны дела, а -- качественной. Это нужно подчеркнуть, потому что иначе они опять забросают цифрами относительно бесконечных и всесторонних успехов сов- и партаппаратов.
Нужно положить конец этому статистическому шарлатанству.
Откройте вы отчет XV-го съезда партии. Прочтите доклад Коссиора об организационной работе, что вы там найдете? Я цитирую буквально: огромнейший рост внутрипартийной демократии"и "Колоссально выросла партийная организационная работа", и т. д.
Ну, конечно, в подкрепление этого цифры и цифры. И это говорилось тогда, когда в папках ЦК лежали дела, свидетельствующие о страшнейшем разложении партийного и советского аппарата, об удушении всякого контроля масс, о страшнейшем зажиме, гонениях, терроре, играющим и жизнью и существованием партийцев и рабочих.
А вот какая в "Правде" от 11-го апреля дается характеристика нашей бюрократии:
"Враждебная, ленивая, бездарная и высокомерная чиновничья стихия в состоянии выгнать всех лучших советских изобретателей за пределы СССР, если мы не ударим по ней в конце концов со всей энергией, решительностью и беспощадностью"иОднако, зная нашу бюрократию, я не удивлюсь, что где-нибудь снова мы прочтем или услышим об "огромнейшем" и "колоссальном" росте активности партийных масс, об организационной работе Ц.К. в насаждении демократии.
Я считаю, что существующая советская и партийная бюрократия будет в дальнейшем продолжать с таким же успехом культивировать вокруг себя гнойник, несмотря на громкие процессы последних месяцев. Не изменится она и от того, что в ней будет произведена чистка: относительную ее полезность и абсолютную ее необходимость, конечно, я не отрицаю. Я хочу подчеркнуть лишь, что вопрос не в изменении только личного состава, но главным образом в изменении методов.
По моему, первое условие для того, чтобы наше партийное руководство могло играть роль воспитательную -- сократить его объем и функции. Три четверти этого аппарата должны быть распущены, а задачи остальной четверти должны быть введены в строжайшие рамки, в том числе и задачи, функции и права центральных органов. Члены партии должны войти в свои попранные права, получив надежные гарантии против того произвола, к которому нас приучила верхушка.
Трудно себе представить, что делается в низовом партийном аппарате. В борьбе с оппозицией в особенности выявилось его идейное убожество и развращающее влияние, которое оно оказывает на партийную рабочую массуи Если в партийных верхах была еще какая-то идейная, хотя и неправильная, хотя и софистическая с большой дозой недобросовестности линия, то в низах против оппозиции пускались главным образом аргументы неудержимой демагогии. Агенты партии не стеснялись здесь выезжать и на антисемитизме и на коснофобии и на ненависти к интеллигенции и т. д.
Я считаю утопией всякую реформу партии, которая опиралась бы на партийную бюрократию.
Резюмирую: Константируя вместе с вами, неактивность партийной массы, я не вижу в этом явлении ничего удивительнаго. Она есть результат тех перемен, которые произошли в партии и в составе самого рабочего класса. В кадрах партии и в кадрах профсоюзов приходится перевоспитывать партийную и рабочую массу. Этот процесс сам по себе является трудным и длительным, но он неизбежен, он уже начался. Борьба оппозиции, исключение сотен и сотен товарищей, тюрьмы, ссылки сделали для коммунистического воспитания нашей партии хотя еще и немного, но во всяком случае гораздо больше, чем весь аппарат вместе взятый. В сущности и сравнивать эти два фактора не следовало бы: аппарат тратил оставленный Лениным партийный капитал не только без пользы, но и с вредом. Он разрушал, а оппозиция строила.
Я до сих пор все время рассуждал "отвлекаясь" от тех фактов в нашей экономической и политической жизни, которые подвергнуты анализу в платформе оппозиции. Это я делал нарочно, так как вся задача заключалась в том, чтобы указать на перемены, происшедшие в составе и психологии пролетариата и партии, в связи с овладением самой властью. Это могло придать односторонний характер моему изложению, но без этого предварительнаго анализа трудно понять происхождение тех роковых политических и экономических ошибок, которые делало наше руководство и в деревенской политике, и в рабочем вопросе, и в вопросе об индустриализации, и в вопросе о партийном режиме, и наконец, в вопросе о государственном управлении.
С коммунистическим приветом
Х. Раковский.
Астрахань 6-го августа 1928 г.Отповедь капитулянту
Мы печатаем ниже выдержки из открытого письма т. Ф. Н. Дингельштедта по поводу некоторых капитуляций. Тов. Дингельштедт, старый член большевистской партии (был членом Петр. К. партии в период февральской революции). С 1923 г. он является одним из руководителей оппозиции в Ленинграде. По советской линии он занимал должность ректора Лесного Института. В конце 1927 года тов. Дингельштедт был арестован и после шестимесячного заключения сослан в Сибирь, в гор. Канск, откуда и написано, по-видимому, печатаемое письмо.
Письмо адресовано Харину, яркому представителю той прослойки среди капитулянтов, которая не заслуживает другого названия, как карьеристы и двурушники.
Харин в течение 1928 года жил в Париже, работал в Торгпредстве и ведя оппозиционную деятельность. Еще 27-го мая этого года он писал в Константинополь: и"Вчера я получил от вас бюллетень #1и Я готов выполнять любую работу, если это нужно". В этом же письме он просил снабдить его связями, адресами для переписки и пр. Незадолго до этого Харин предлагал поехать в Россию для налаживания связей, или, как он выражался, чтоб "установить необходимый нам обмен веществ с Россией". Ни одно из этих писем не содержало и тени идейных колебаний или сомнений. Наоборот, автор выступал в самом "непримиримом" виде. Это не помешало Харину почти одновременно с писанием вышеупомянутого письма, сдать все имеющиеся у него письма и материалы (в том числе и оригинал #1 нашего бюллетеня) по начальству. Как совершенно очевидно теперь, его последние письма были продиктованы этой провокационной целью: получить от оппозиции материалы, сдать их куда следует и заработать тем политический капиталец.
Это не идейно запутавшийся, опустошенный или усталый! Нет! Это жалкий шкурник, меняющий в 24 часа свою точку зрения в целях, с идейностью ничего общего не имеющих.
Редакция.
* * *
иЯ не собираюсь исчерпать все "богатое" содержание твоего "труда", -- он поистине неисчерпаем в отношении всякого рода гнусностей чисто ярославского пошиба; ты явно пыжишься переборщить своего нового учителя, и иногда это тебе удается. Ограничусь только несколькими более принципиальными моментами.
Но прежде, чем перейти к отдельным, выдвигаемым тобою вопросам, разреши остановиться на том основном противоречии, которое у тебя также, как и у большинства капитулянтов, выпирает на каждом шагу. Доказывая, что политика руководства была и есть ленинская (если бы ты говорил иное -- Ярославский не пустил бы тебя в партию), ты тем не менее вскользь выдаешь свою сокровенную мысль, что исправилось -- то руководство в действительности только за последнее время. Иначе как, например, понять твое заявление, что политика ВКП(б) после XV съезда (именно только после XV съезда) вызвала в рядах оппозиции "разложение"? Такого рода постановка вопроса выдает твое лицемерие с головойи
Переходя к остальному содержанию твоей статьи хочу предварительно предупредить тебя, что я совершенно не согласен с интеллигентско-благодушными мечтаниями Преображенского и некоторых других капитулянтов, которые начинающие проявляться отдельные элементы левого курса готовы отнести за счет внутренней эволюции центристского руководства.
В свое время (примерно, около года тому назад) в споре с некоторыми товарищами я защищал ту мысль, что лидеры руководства (даже сам Сталин) могут быть вынуждены встать на ленинский путь и признать свои ошибки перед партией. За это нынешний радекист А. Иосилевич окрестил меня тогда еретиком и обвинил в "правом уклоне", заявляя, что такого рода допущения в корне противоречат подлинной природе центризма и т. д.
Я до сих пор не отказываюсь от этой мысли и допускаю, что недалек, может быть, тот час, когда и Сталин (подобно Зиновьеву в 1926 году) станет перед нами на колени. Но я далек от того, чтобы думать, что Сталин и центризм уже фактически капитулировали перед нашей платформой, и что не достает только внешнего оформления этой нашей победы.
Для этого недостает еще многого. Для этого необходимо, чтобы закончился тот процесс эволюции, на котором вступила партия, заставляя руководство делать ей одну уступку за другой по направлению влево. Ты неспособен, конечно, встать на такую точку зрения. Ты веришь только в самоусовершенствование руководства, а роста активности рабочего сектора партии ты не замечаешь. Отсюда -- твоя сверхпессимистическая, радековская установка в отношении партии, доходящая до признания возможности превращения ее в арену борьбы враждебных классов.
А между тем, для большевика-ленинца имеется ряд обнадеживающих признаков. Как оказалось возможным, чтобы партия, втечение ряда лет после Ленина выносившая теоретическое лидерство перерожденца Бухарина и его "школы", вдруг повернулась против своего вождя и обратила против него обвинение в кулацком уклоне? И неужели не странно то обстоятельство, что ЦК, все время в борьбе с "троцкизмом" возглавлявшийся этим же Бухариным и слепо проводивший его псевдо-"ленинскую" (или, как центристы утверждают -- "наполовину -- ленинскую") линию, стал понемногу снимать его с руководящих постов?
Ясно, что здесь дело заключается не в доброй воле Сталиных-Ярославских, которые никогда бы не порвали со своим милым "Бухарчиком", так рьяно разделывавшимся с "троцкистами" и одновременно заполонившим советскую печать кулацкой литературой (вспомни сталинское: "мы крови Н. И-ча вам не дадим"), -- если бы на сцену не выступили властные требования экономики, если бы классы не заговорили своим настоящим языком.
Разве не ясно, что только под давлением левого сектора партии началась и "проработка" всей той неонароднической макулатуры, которая главенствовала в течение ряда лет на страницах "Правды", "Большевика", и других партийных органов (правда, дискуссия с правыми пока что носит характер нерешительного списывания соответствующих мест платформы и контр-тезисов оппозиции, одинаково бичевавших всех кулацких верховодов руководства, долгое время слепо шедших за Бухариным; но и это является несомненной моральной победой ленинского течения в партии).
Дискредитированное своими анти-ленинскими ошибками центристское руководство вынуждено было, чтобы удержаться у власти сдать свои позиции в ряде важных пунктов, вступив на деле, а не на словах только (как было до XV съезда) на путь индустриализации, хотя и проводимой в антагонистической форме, и согласившись скрепя сердце признать ленинский лозунг о борьбе с кулаком в союзе с середняком и опираясь на бедноту (в то время, как до этого не только у Молотова, но и у Сталина именно на отрицании этого лозунга были построены все их обвинения оппозиции в антисередняцком уклоне).
Приоткрыв ряд "клапанов" (по выражению Сталина на апрельском пленуме 28 года), вроде самокритики, выдвиженчества и т. д., руководство таким образом думало заглушить наростающую волну активности рабочей массы, вводя ее в регламентированное русло административных скорпионов (см. пресловутое постановление о единоначалии, ликвидирующее установленную при Ленине конституцию фабрики).
Однако, шутить с массами, встревоженными той реальной угрозой, которая выросла со стороны вскормленного и окрепшего в бухаринский период кулачества, можно только до известного предела. Отдав им палец придется пожертвовать и всей рукой.
Припертое к стене руководство думало облегчить свое положение частичной очисткой своих правых конюшень. Появилась бесконечная серия "смоленских дел". Понадобились новые и новые жертвы. Пришлось обнажить свои язвы не только в "гнилых местечках" -- в Сочи и в Лудорвае, пришлось дойти также до Астрахани и Баку. А теперь очередь -- Москве и Ленинграду. Мало было подвергнуть дискредитации стрелочников из соваппарата, вынуждены были взяться и за руководящие парторганы крупных центров.
При этом, если раньше вся процедура таких разоблачений, хотя и имевшая вид всенародного покаяния, носила тем не менее исключительно показной, аппаратный характер с последующим привлечением масс, то сейчас все более нарастающая подлинная "ярость масс" заставляет непредубежденного свидетеля чувствовать, что инициатива и участие пролетариата в деле обнажения право-центристских язв принимает все более реальный и действенный характер, угрожающий (по выражению "Правды") "перехлестнуть" через официально поставленные барьеры.
Центристский Фауст сам не знает, как избавиться от вызванного им духа.
"Где были руководящие партийные и профессиональные организации, допускавшие в течение ряда лет подобные безобразия? Почему они спокойно допускали развитие вредительства, почему они, на словах признавая ленинскую линию, на деле покрывали распространение правого уклона?".
-- Вот недоуменные вопросы, которые, судя по последним ленинградским газетам, все чаще задаются на заводах Ленинграда.
Одно уже то обстоятельство, что масса, несмотря на официально признанный зажим "самокритики", наконец то позволила себе открыто выступить с такого рода вопросами, показывает, что она выросла на много по сравнению с тем, что было полтора-два года назад, когда нас начинали в ссылку отправлять именно за такие же вопросы.
Последние события вообще ясно показывают, что период внутри-партийной реакции проходит, что мы все быстрее продвигаемся к развязке, которая поставит нас перед лицом наконец то назревшей партийной реформы.
Об этом свидетельствует также растущая снизу волна требований о смене руководства сначала в масштабе отдельных ячеек, затем в масштабе района, а иной раз и выше; и проводимое нередко в стихийном порядке смещение секретарей и иных должностных лиц без согласования с высшими инстанциями.
Такие явления все ближе подводят рабочий класс к завоеванию подлинной внутрипартийной демократии на смену "клапанной" самокритике Сталина.
И вот в такой то момент вылезает со своим интеллигентским самобичеванием Преображенский, в такой то момент выскакивает со своей смердяковской клеветой Радек.!
А ты, мой бедный Харин, петушком, петушком стараешься их "догнать и перегнать" повторяя на новый лад старые напевы гнусной ярославской мелодии.
Неужели ты думаешь, что это созвучно -- величественному значению тех дней, когда пролетарский сектор партии мощным напором уже прокладывает себе путь к рулю партийного корабля, чтобы твердой рукой направить его на ленинский путь?
Неужели ты не понимаешь, что с приобщением к лону Гоникманов, Павловых, Пригожиных и прочих Кузовниковых ты запоздал по меньшей мере на пять лет?
* * *
Итак, вопреки нытикам и маловерам из децистского и радекистского лагерей, одинаково выбивающимся из сил, чтобы дезориентировать партию, мы видим, что близится коренное изменение обстановки, что не далек уже, может быть, тот день, когда рухнут последние преграды, мешающие нашему возвращению в партию.
Да стоит только вглядеться в те перемены, которые произошли в недрах руководства, чтобы убедиться в том же, т. е., что лед основательно тронулся.
Тебе не хуже меня известно, кто наиболее рьяно выступал в роли преследователей и палачей ленинской оппозиции. Где они все эти -- Зиновьевы, Каменевы, Бухарины, Рыковы?.. И что случилось с их идейным багажем? -- Конечно, их постигла участь не равноценная: одни меняли свои взгляды, как перчатки, другие, наоборот, в течение этого периода сколотили внутри партии сильную платформу правого уклона, с которой сходить, кажется, не собираются. Но каждый из них внес в дело оправдания нашей точки зрения свою ценную лепту: одни сделали это открытым признанием нашей правоты (не имеет значения их трусливое бегство в решающий момент), другие -- наглым выявлением своей истинной правой природы (нет нужды, что часть их оруженосцев притихла пока, прикрываясь защитными красками сталинского "ленинизма"). Сколько раз падал в грязь их антиленинский стяг? Удержит ли его в своих руках Сталин? Сумеет ли ему в этом помочь ренегат Радек?
Да, наконец, что происходит и с самим Сталиным? Опозоренный и дискредитированный собственной ложью и собственными шатаниями он вот уже сколько месяцев вынужден хранить молчание (не важно, что его пока еще выбирают в почетные президиумы, -- давно ли и Бухарин перестал в них фигурировать, -- недаром в известных партийных кругах злорадно смакуются слухи об окончательном уходе Чингиз-Хана).
Упорно продолжает "функционировать" один только, пожалуй, Ярославский, который по инерции, под градом обвинений в кулацком уклоне, но кое-как приспособившись к новым веяниям, еще продолжает играть свою старую роль тюремщика лучшей части партии. Но что осталось от всей "красы и гордости" этого рыцаря уже более не существующего Зиновьев-Бухарин-Сталинского блока? Где окружавшие его "стойкие молодые ленинцы", которых Ярославский нахально прочил чуть не в вожди партии? (конечно, резиновый Астров еще продолжает балансировать в редакционном винигрете "Большевика", а скользкий, как угорь, Стецкий
Уже их тоже нет. Ред.
еще цепляется за разлагающуюся верхушку ленинградской организации. Но ведь это уже только жалкие и самые бесталанные последыши "блестящей" Ярославско-Бухаринской гвардии!)иИзменения в базисе всегда с опозданием отражаются на надстройке. Но в данном случае мы уже имеем значительные перемены в персональном составе верхушки руководства и его идеологического содержания. До полной смены уже, кажется, совсем недалеко. Неизбежность ее может быть констатирована с полной определенностью. Здесь совсем не должно нас смущать то обстоятельство, что репресии Ярославского и его аппарата не с меньшей, если не с большей яростью продолжают обрушиваться на ленинскую оппозицию -- (ведь Керенский мобилизовывал свой женский батальон в самом предверии Октября). Ярославский еще одерживает свои победы, но приходится сомневаться укрепляют ли эти победы опостылевший всей партии режим, или, наоборот, уже помогают его исподволь изживать. Эволюция, происходящая внутри руководства, должна отразить процессы уже заканчивающиеся в партии (я имею в виду оформляющуюся консолидацию левого крыла).
Правда, в ответ на развитые соображения, ты, наверное, не преминешь указать мне с торжествующей усмешкой на "разложение", происходящее в самой оппозиции, которая потеряла часть своих кадров, капитулировавших перед своими тюремщиками. Да, конечно, здесь тоже должно произойти известное отложение от основного ленинского ядра, оппозиция не может отгородиться от процессов, идущих в партии: скрыто правые и центристские элементы, которые выделяются своей пессимистической установкой, должны уйти. Ясно так же, что они никогда не примкнут к левому пролетарскому сектору партии, а переметнутся скорее всего в правый лагерь (характерной фигурой в этом отношении у нас всегда является Радек, который со своим явно-антииндустриалистским уклоном и со своими брандлеровскими симпатиями только по недоразумению называл себя ленинцем).
К тому же очевидно должно быть всем, что здесь большую роль играет и неимоверно сильный нажим материального порядка -- не всякий организм выносит такие физические лишения, которым подвергается большевик-ленинец, заброшенный в тайгу за 200 верст от районного села и 500 верст от железной дороги.
Внутри же руководства происходит гнилостное разложение на основе "победы", одержанной над нами. Это разложение охватывает все сильнее организм господствующей фракции, торжественно попирающей нас ногами, но тем не менее испытывающей урок, не меньший, чем и "разбитая на голову" и объявленная вне закона оппозицияи
* * *
Стоило ли полгода или даже больше высиживать за границей, по-кузовниковски, собирая материалы против Троцкого, чтобы выпустить такой "убийственно-разоблачающий" пасквиль, который тебе любой Астров здесь сидя в полдня бы накатал? Только "Большевик", уже сколько лет печатающий ревизионистские произведения Слепкова и его преемников, мог бы приютить на своих страницах такой "документ". Однако, даже Ярославский, по-видимому, брезгливо отвернулся от твоего писания (тем более, что ты для него все же не Слепков!).
Пришлось тебе, бедняга, отказаться от надежды на следуемые тебе 30 серебренников построчного гонорара и, пропустив статью через ротатор, полулегально рассылать ее бандеролью.
Что же, и это утешение, ведь это открывает тебе дорогу к Радеку!..
иУвы, твоя "богатая" коллекция и здесь не пополнилась сколько-нибудь новым или оригинальным оружием. Все взято на прокат из того же старого ассенизационного обоза Ярославского, с теми лишь пополнениями, которые внес в него Радеки
Поставив себе целью убедить своих бывших товарищей в правоте нынешнего руководства, ты все свои силы направляешь на дискредитацию старика в глазах оппозиции, стараясь доказать, что он заграницей, дескать, стал совсем не тем дорогим нашему сердцу вождем, каким мы его знали дома, что он там продался буржуазии, стал социал-демократом, чуть не фашистом и т. д. Своими грубо-фальсифицированными обвинениями против старика, ты как бы выражаешь свою сокровенную мысль, что только слепой верой в авторитет вождя держится оппозиция, что достаточно слегка вымарать его углем, и клевета сделает свое дело: "троцкизма" больше не станет. Ты этим выдаешь свое собственное бессилие, равняющееся не по классам и не по идеям, а по лицам и, вернее всего, по собственной персоне.
Твоя неуклюжая карикатура на Л. Д. не увидала еще пока света даже на страницах "Большевика".
Поэтому, ни один мало-мальски разбирающийся капитулянт не будет прибегать к твоим подпольным услугам. Он предпочтет подать заявление не вслед за тобой (как ты предлагаешь сделать это в своих телеграммах, а просто присоединиться к легально напечатанному заявлению Радека и К-о -- это и "почетнее", ии выгоднее. А твои труды, увы, пропадут даром.
Что касается меня, то ты меня, очевидно, плохо знаешь, -- не пошел я за Радеком, не пойду и за тобой.
Федор Дингельштедт.
22-IX-29 г."Большевики отменяют воскресенье"
(О непрерывном производственном годе в СССР).
Социал-демократическая печать опять нашла повод для ядовитого улюлюкания -- большевики отменяют воскресенье! Так демагогически формулируют они переход на непрерывное производство в СССР. И в этом случае, как всегда, они заимствуют формулировки у самых отвратительных черных сил капиталистического мира: попов, антисемитов, религиозно-консервативной обывательщины. Играя на косности и предрассудках отсталых слоев рабочего класса, они думают нажить политический капиталец. Но это им удастся так же мало, как в свое время Каутскому эксплоатация сплетни о "социализации женщин" в России. Классово-сознательные рабочие ответят им заслуженным презрением.
Принцип непрерывного производства, разрывающего со старыми традициями "седьмого дня отдыха" не нов. Он диктуется всем развитием производительных сил, ускорением темпа и усложнением производственного процесса и всей жизни современного общества. Не большевики его выдумали и не большевики отменили воскресенье. Железные дороги, почта, телеграф, трамвай и т. д. и в капиталистическом мире не знают воскресенья.
С другой стороны все пытавшиеся конструировать мысленно социалистическое общество -- от старых английских и французских утопистов до русского марксиста Богданова -- всегда исходили из принципа непрерывного производства. Это наш принцип, принцип социализма.
Поэтому мы принципиально можем только приветствовать переход советской промышленности на непрерывное производство, как дальнейший шаг на пути практического осуществления принципов социализма. Но именно потому, что этот переход по своему значению выходит далеко за пределы организационно-технического мероприятия по работе промышленности он заслуживает гораздо большего и всестороннего внимания и со стороны его организаторов и со стороны пролетарских масс.
Декоративный глашатай перехода на непрерывное производство Ю. Ларин, выдвинул этот вопрос под углом зрения увеличения продукции и сокращения безработицы. Под этим углом зрения главным образом шла разработка его во всякого рода канцеляриях. Но как раз с этой точки зрения на непрерывное производство в первый период (исчисляемый не месяцами) можно возлагать лишь скромные надежды. Необходимость в перераспределении рабочей силы всех квалификаций (включая инженеров, администраторов), дополнительном сырье, дополнительной работоспособности транспорта, ускорения темпа работ по переоборудованию и ремонту производственного аппарата и т. д. представляет собой в условиях советской действительности такую сложную практическую задачу, что заранее нужно считаться с целым рядом неудач, внезапно могущих возникнуть препятствий, задержек и т. д. Кроме того, надо иметь ввиду, что часть производственного аппарата советской республики сильно изношена. Дополнительная нагрузка ускорит его техническую "болезнь" и "смерть". С точки зрения производственного эффекта мы имеем здесь конкретный случай "золотого правила механики" (что выигрывается в скорости -- теряется в силе). И уж во всяком случае в расчете на внезапно выскочивший из головы Ю. Ларина (именно Ларина!) клад 20 проц. увеличения продукции, замедлять темп капитального строительства было бы совершенно недопустимо. Опасность такого рода попыток со стороны правых вполне реальна. Против этого надо со всей ясностью предостеречь.
Но если официальные руководители явно переоценивают производственный эффект непрерывного производства (мы подчеркиваем -- в первый период), то они еще больше недооценивают культурно-революционное значение этого шага.
Переход на непрерывное производство есть огромный акт культурной революции и, как таковой, он требует целого ряда дополнительных актов ее. Иначе он обречен на неудачу.
Только безнадежные бюрократы могут думать, что стоит по графикам распределить смены, обеспечить за каждым рабочим и служащим каждый пятый день, как день отдыха и -- проблема решена. В действительности проблема тут только начинается. Непрерывный производственный год для четырех пятых трудящегося городского населения это лишь одна сторона проблемы. Другая сторона ее это непрерывный год отдыха для меняющейся одной пятой части городских труженников. Организовать этот непрерывный год отдыха, организовать его разумно, перевоспитывая, переделывая рабочих на новый лад, это подлинная культурная революция, совершение которой диктуется переходом на непрерывное производство. Здесь нет произвольности в темпе ее совершения. Темп культурной революции дан темпом перехода на непрерывное производство.
Переход на непрерывное производство ломает старый уклад быта рабочего. Нет больше воскресенья, когда все отдыхают: и он, и жена и дети и товарищи. Когда весь трудовой город полон обычной воскресной суеты. Теперь все изменилось, все распределены по графикам. Учет вытесняет прежнюю анархию. Здесь таятся большие опасности. Предотвращение их требует переделки всей работы общественных организаций и учреждений. Все -- начиная библиотекой, читальней, клубом и общественной столовой и кончая театром, кино и спортивным кружком должно быть приспособлено к тому, чтобы изо дня в день обслуживать отдых одной пятой трудового города, наполняя его социально-разумным содержанием. Между тем этой стороне проблемы меньше всего внимания уделяет советская печать и партийное руководство.
В классовом обществе -- а советское общество тоже классовое -- все проблемы, в том числе и культурные, являются одновременно проблемами классовой борьбы. "Каждый день" -- "воскресенье" для одной пятой трудящихся" будет говорить пролетариат и делать отсюда вывод о необходимости реорганизации работы своих классовых организаций, улучшения своего материального положения, жилищных условий и т. д. Ибо только это может дать реальное содержание формуле "воскресенье".
"Нет больше воскресенья", самоуверенно будет твердить буржуазный спец, отупевший бюрократ, разложившийся аппаратчик. Не видящие классов, заинтересованные только в росте продукции (любой ценой), увеличенных отпусках, похвалах начальства, довольно полученной абсолютной властью "единоначальника" будут давить они на пролетариат, пытаясь сделать его придатком к непрерывному процессу производства.
"Нет больше воскресенья" будет злобно кричать кулак, подстрекаемый попом и натравливать темную деревенскую бедноту на городских рабочих, рвущих со старым укладом жизни и тем самым углубляющих культурно-бытовую пропасть между городом и деревней.
"Нет больше воскресенья", "Жиды отменили его", ядовито будет шушукать городской контр-революционный антисемит и натравливать отсталую, недавно пришедшую из деревни часть рабочих на весь класс, на партию, на советскую власть. Все враги пролетариата получат простую формулу, для своей контр-революционной агитации -- нет воскресенья -- даешь воскресенье!
В этих условиях обеспечить пролетарскую линию реконструкции производственного процесса может лишь максимальная активность пролетариата. Предпосылки ее лежат в классовой четкой работе партии и профсоюзов. А для этого нужно -- сегодня больше, чем когда бы то ни было -- востановление на ленинской основе единства партии и создание подлинного режима пролетарской демократии.
История снова ставит дилемму: либо эти предпосылки будут осуществлены и советская страна преодолевая трудности, пойдет по пути насаждения социалистической культуры. Либо враждебные пролетариату силы воспользуются его ошибками и пассивностью, чтоб превратить непрерывный производственный год в непрерывные серые будни со всеми их печальными явлениями.
Переход на непрерывное производство, рвущий с старым времяисчислением, конструирующий новую единицу времени, представляет собой своего рода Рубикон.
* * *
Почти полтора столетия тому назад бурный взлет французской революции одним ударом захотел разорвать нити, связывавшие революционное общество с старым миром. Революция демонстрировала это новым летоисчислением. Большее ей оказалось не под силу. В памяти революционного пролетариата эта эпоха сильнее всего запечатлела две предостерегающие даты: 9-ое термидора и 18-е Брюмера.
Ленинская оппозиция видит свою главную и основную задачу в том, чтобы предотвратить повторение этих исторических дат, в том, чтоб превратить новое времяисчисление в советской республике в новую главу победоносной борьбы пролетариата за свое освобождение.
Я. Греф.
Письма из С.С.С.Р.
Психологическая подоплека капитуляции
(Письмо из ссылки).
Посылаю вам образчик радековской паники, дающий психологическое объяснение и его дезертирству. Мне думается, что Р. повторяет свой печальный германский опыт 23 г. В решительный момент им овладевает трусость, и он отдает руководство центристам. На днях пришлю еще некоторые перлы этой болтливой растерянности.
Беседа т. т. ссыльных на одной из станций с Радеком по пути последнего в Москву в середине июня 1929 г. (Смилга был болен и оставался в вагоне). Радек: обстановка сейчас крайне трудная, страна переживает 19 год. Положение в ЦК катастрофическое. Правые с центристами готовят друг другу аресты. Право-центристский блок распался и с правыми ведется ожесточенная борьба. Правые сильны. Их 16 голосов могут удвоиться и утроиться. Хлеба в Москве нет. Растет недовольство рабочих масс, могущее превратиться в возмущение против соввласти. Мы накануне крестьянских восстаний. Это положение заставляет нас идти в партию какой угодно ценой. Наше заявление будет состоять из общей оценки положений в партии, констатирования раскола оппозиции и просьбой о принятии в ВКП. Вопрос: А каково ваше отношение к Л. Д.? Радек: С Л. Д. окончательно порвал. Отныне мы с ним политические враги. Он ревизует Ленина. Почему он вытащил перманентку? А если мы завтра пойдем на новые уступки крестьянству, опять он будет пугать нас мужиком, начнет кричать о термидоре? С сотрудником лорда Бивербрука мы ничего общего не имеем. Вопрос: Будете ли вы требовать отмены 58 ст.? Радек: Ни в коем случае! Те, кто пойдут с нами, с них она будет снята сама собой. Но мы 58 ст. не снимаем с тех, кто будет вести подрывную работу в партии, кто будет организовывать недовольство масс. Мы сами себя загнали в ссылки и изоляторы. Та молодежь, которая теперь пришла в оппозицию ничего общего не имеет с партией, с большевизмом. Это просто антисоветская молодежь. С нею борьба всеми методами! За нами пойдет сейчас 1/3 партийцев, а те, кто останется, ничего общего с большевизмом не имеют. Вопрос: А как объяснить такой быстрый переход даже от ваших томских тезисов? Радек: Произошла партконференция, которая резко повернула партию на ленинский путь, с другой стороны создан "союз большевиков-ленинцев". Это вторая партия, партия контр-революции. Наша платформа блестяще себя оправдала. Из документа борьбы она сделалась платформой партии. Что вы можете сказать против калининских тезисов? Против пятилетки? В связи с этим вопрос о снятии подписи с платформы, приобретает второстепенное значениеи -- Нам не дали договорить агенты ОГПУ. Они загнали Карла в вагон, обвинив его в агитации против высылки Троцкого. Радек из вагона кричал: Я агитирую против высылки Троцкого? Ха, хаи!. Я агитирую товарищей идти в партию! Карл обратился к агенту ОГПУ: не трогайте их! Дайте им образумиться! Не обостряйте отношений. Агенты ОГПУ молча слушали и все дальше оттесняли Карла в вагон. Курьерский поезд тронулсяи".
От редакции
Напечатанное выше письмо хорошо известного нам товарища, одного из наиболее выдающихся молодых большевиков, дает замечательно яркую характеристику психологической подоплеки капитулянтства. Наш корреспондент говорит, что в основе ее лежит "трусость". Эта формулировка может показаться упрощенной. Но по сути она верна. Разумеется, дело идет о политической трусости, -- личная при этом не обязательна, хотя нередко они довольно счастливо совпадают друг с другом. Мы в свое время характеризовали основное качество Радека, как чрезвычайную импульсивность. Это была очень мягкая, очень осторожная, очень снисходительная характеристика, которая, так сказать, открывала еще Радеку некоторый моральный кредит. Мы не считали нужным торопиться, ибо, даже хорошо зная Радека, не решались предсказывать, на каком этапе импульсивность Радека перейдет в политическое вероломство. Сейчас можно сказать, что этот процесс завершен полностью.
Картина положения, которую нарисовал Радек в своей беседе, есть картина полной безвыходности. Но, это, к счастью, ложная картина. Это картина перепуганного обывателя. Если бы, однако, действительное положение было таким, каким его рисует Радек в оправдание своей капитуляции, то сама капитуляция была бы безсмысленной вдвойне. Достаточно хоть на минуту представить себе нарисованную Радеком обстановку и самого Радека в центре. Правые одолевают. Хлеба нет. Все классы не довольны. Радек рвется спасать революцию. Но, увы, спаситель препровождается к месту подвигов под конвоем агентов ГПУ, и в тот момент, когда он, в высшем экстазе обличает блок Троцкого с Чемберленом, агенты ГПУ "оттесняют" его в вагон. У Глеба Успенскаго есть рассказ о старухе-мещанке, которая вытребовала через полицию по этапу своего сына, чтоб обнять его перед смертью. Радек, который "по этапу" отправляется в объятия Ярославского, воспроизводит рассказ Успенского в политическом масштабе.
Гвоздем беседы Радека является, несомненно, его признание, что наша платформа блестяще оправдала себя. Поэтому? Поэтому от нее можно отречься. Но и марксизм не плохо оправдал себя во всей новейшей истории. Не отречься ли по этому поводу от марксизма?
Смилга накануне капитуляции написал даже пространный документ "В защиту платформы большевиков-ленинцев". Платформу Смилга защищал -- от Троцкого. Но по особо настойчивой просьбе Ярославского Смилга через несколько недель отрекся от только от Троцкого, но и от платформы.
Как не процитировать тут нашего друга Сосновского, который, вспоминая некий религиозный обряд, рекомендует в таких случаях, наклониться к уху очередного покойника и сказать ему со всей необходимой выразительностью: "прими во внимание, что ты уже умер".
По поводу "Заявления" оппозиции
(Голос из С.С.С.Р.).
"Заявление" Х. Г. Раковского и других, на мой взгляд, заключает в себе лишние уступки примиренцам. Лишние потому, что все равно примиренцев не удержать. Они предпринимают самостоятельные шаги, не считаясь с необходимостью сохранить единство наших рядов. Х. Г. Раковский обратился с предложением к И. Н. Смирнову подождать получения его текста обращения. На днях мы получили от Смирнова телеграмму, в которой он сообщает, что обращение Раковского запоздало, что заявление им уже подано и что Ярославский уже "отклонил" его. Богуславский (примиренец) ведет переговоры о созыве совещания. Таким образом, в ЦК подано два заявления. Надо полагать, что если совещание смирновцев в Москве и состоится, то опять будет вытащена перманентка, отказ от оппозиционных документов -- все то, что было в капитулянтском проекте Смирнова. Водоразделом между нами и позицией Смирнова служат вопросы об одобрении генеральной линии, об оценке руководства, вернее -- об авансировании ему доверия и о безусловном отказе от фракционной работы. По всем этим вопросам наша линия в окончательном тексте "Заявления" проведена недостаточно четко. Все же думаю, что "Заявление" надо поддержать, так как в основном оно правильно. Ближайший год будет годом проверки центристского руководства. Центристов подхлестывает жестокая необходимость и наличие некоторого сдвига в настроениях масс. Уже имеются признаки перехлестывания волны "самокритики". Посмотрим, кто кого перехлестнет, аппарат активность масс, или, наоборот, активность масс аппаратчину. Смирнов помогает аппарату придерживать активность масс, наша же задача -- содействовать подъему активности и направлять ее по большевистскому пути.
Недостатком "Заявления" является отсутствие одного из важнейших элементов ленинской стратегии: чтобы проложить дорогу правильной политике нужно осудить ошибочную. Без этого левый поворот центристов политически не обеспечивается. Это есть тот минимум политических гарантий, который нужен не только нам, но и рабочему классу в целом. Ошибка Смирнова в том и состоит, что он не ставит вопроса о политическом обеспечении поворота центристов. Старую нашу формулу -- "поддержка отдельных прогрессивных шагов центризма и критика центризма в целом" -- он переворачивает: "поддержка центризма в целом и критика отдельных шагов". Если последнее отбросить, а оно будет отброшено в ходе переговоров, то это значит, что Смирнов переходит на позиции центраи
* * *
Из всех работ старика к нам дошла только одна статья "Жалкий документ". Думаю, что если судить по этой статье у старика нет оснований не подписываться под заявлением Х. Г.
Имеются некоторые друзья, которые к Заявлению не присоединились. Группировки эти небольшие, соберется сорок-пятьдесят человек. Я считаю, что это вытекает из непонимания задачи, которую себе поставил Х. Г. Раковский. Надо учесть следующие обстоятельства: 1) провал левого поворота будет не малым идейным кризисом и для нас и 2) руководство не будет поворачивать направо, прежде, чем не попытается всерьез проводить левые элементы своей программы. Эти попытки в основном вызываются стихийной необходимостью, а не серьезным марксистским предвидением. Но весьма возможно, что руководство станет на путь серьезных мероприятий в рабочей политике и организации бедноты. Несомненно, повторяю, что на этот путь руководство может стать лишь под давлением железной необходимости. Но надо не упускать и этот возможный вариант дальнейшего развития центризма, не забывая и других возможных вариантов, которые были даны стариком еще в прошлом году. Поэтому я считаю позицию Х. Г. Раковского заслуживающей поддержки. В. Д. Каспарова заодно с Раковским. И. Н. Смирнов еще торгуется с Ярославским. Едва ли он сможет выторговать для себя почетную смерть. Наши друзья все бодры. Большой привет.
Ваш Н.
Сентябрь 1929 г.Из письма ссыльного товарища.
иКакое великолепное средство очистки передовых ленинских кадров представляет эта тюрьма и ссылка! Сколько мусору и балласту, сколько Иудушек и Христосиков избавили от себя нас, благодаря репрессиям Ярославского! Как грустно подумать, что в наших рядах могли быть такие морально и политически сомнительные люди, как Радек, Белбей, Харин и тому подобные. Теперь по крайней мере яснее виден состав людского материала, из которого придется строить остов будущей реформированной партиии
Но куда годится в нашей среде такой паникер, который отход всяких маловеров и трусов расценивает как "катастрофу"? Я считаю, что такие люди для нас, для нашей работы вряд ли менее вредны, чем открытые капитулянты. От них нужно отмежовываться столь же решительно, ибо они в корне извращают нашу установку и искажают перспективыи Мы здесь настроены бодро, с интересом присматриваемся к тому новому, что творится в партии и стране. Видим как партия растет, надеемся, что скоро все мы вздохнем с облегчением так же, как и вся партия, увидав Л. Д. снова в наших рядах. Все прошедшее будем вспоминать, как болезненный кошмари
Привет Вам от всех товарищей по ссылке. Здесь нас, кроме четырех прошлогодних, которые все вам известны, прибавилось еще одиннадцать -- итого 15. Все мы держимся твердо. Кроме того за последние полгода много навезли товарищей в разные глухие углы нашего округа: в деревушках и таежных районах сидит человек 60-70. Из них только 7-8 человек капитулировало (характерно, что среди отходящих непомерно большой процент децистов!). Громадное большинство старых товарищей бодро защищает старые позиции.
С коммунистическим приветом Ш.
20 сентября 1929 г.Из письма оппозиционера.
Х. Г. Раковского перевели с трехлетней надбавкой в Барнаул. И. Н. Смирнов подает какое то заявление, но его отвергают. Московские райконференции прошли бледно. На бауманской с докладом выступил опора "трона" Цифранович. После его доклада выступила одна работница и сообщила, что Цифронович якшается с нэпманами и хлопочет о возвращении одного из них из Соловков. Вот тебе и опора! Вот тебе и борец на два фронта. Заключительное слово делал другой. Один из отошедших от нас рабочих сообщает, что его на работу не принимают и даже пособия по безработице не выдают. Он выражает резкое недовольство Радеком, который после трудов "праведных" уехал на курорти
Внутреннее положение кратко расцениваю так: 1) Экономическая инфляция. Нет ни одной пары отраслей народного хозяйства, которые были бы увязаны. Спрос по всем видам товаров больше предложения. 2) Социально-классовая инфляция. Размычка между пролетариатом и крестьянством (в том числе и бедняком). 3) Политическая инфляция. Политикой руководства недоволен ни один класс.
Это и есть та тройка, которая мчит нашу страну к кризису.
По вопросам К. И. считаю, что он при теперешнем его руководстве обречен на гибель. Пять-семь лет назад в компартиях Чехословакии, Германии и Франции было 800-900 тысяч членов, а теперь не более 150 тыс. Причины не в стабилизации, а в недомыслии руководстваи Тот, кто забывает в теперешний момент вопросы международного движения тот не революционер. К. И. наш -- в том смысле, что правые уйдут к с.-д., а центристы не сумеют удержать массы.
Надвигающийся кризис в своем ходе настолько обострит все классовые отношения, настолько оголит все классовые интересы, настолько покажет все недомыслие теперешнего руководства, что и рабочий класс и деревенская беднота, и рабочая часть партии и даже многие из капитулянтов сомкнут свои ряды около наших знамен, если, конечно, на них будут написаны последовательно-левые лозунги. Вот об этом надо сейчас думать и над этим работатьи
С продовольствием плохо. Материально нас здорово жмут. Ссылке пайка не дают. В. и И. писать уже не могути
22 сентября.
Из письма ссыльного оппозиционера
иИ. Смирнов и Мрачковский (с ними Богуславский, Белобородов и Ваганян) отделились и подали прошение на "высочайшую" милость. Они, пожалуй, сделают не меньше гнусностей, чем Радек. И все это под благовидным предлогом: Мрачковский говорит, что врут те, которые утверждают, что есть "левый курс". Ничего подобного мол нет. Но прошение все таки нужно подать. -- А потом -- зимняя спячка до следующего раза. Это по моему чистейшая авантюра. Нельзя обманывать рабочий класс и партию. Это даром не пройдет.
Смилга так характеризует положение и роль капитулянтов: Положение страны катастрофическое; пятилетка едва ли будет выполнена на 60 проц. Нам (т. е. капитулянтам) надо сейчас отступать, т. е. сдаться на милость противника, а потом когда проснутся спящие массы, встать во главе их и сделаться решающим фактором. Мечты "грандиозные", а дела подленькие. Поведение этого господина с марта до июня нечто классическое: пять-шесть сальто-мортале и наконец позорнейшая капитуляция. Он начал защитой платформы оти старика, а потом оплевал ее. В этом фокусе нет ничего оригинального. Так до них поступали все изменники делу пролетариата. Каутский так "защищал" Маркса и марксизм от Ленина и Троцкого. Это не пройдет!..
У нас дела были очень бурные. Началось сейчас же после отъезда старика. Теперь это уже пройденный этап. Конечно могут и от нас уйти, но не много. Ссыльная ячейка наша крепкая: с нами 17 товарищей, с Смирновым -- двое. Что делается в других колониях достоверно не знаю. Но "смирновцы" повсюду в меньшинствеи А в России дела гораздо лучше. Ренегатам жить не дают. Вы, наверное, поняли уроки Баку и Ленинграда. В последнем чуть не получилась подлинная самокритика. У мастера трясутся поджилки. Это симптомы одни, а дела еще впереди. Тогда лавину не остановит ни мастер, ни Радек и К-ои
Да, Ленинград, Баку -- это ободряет. Пролетариат не даст себя задушить. И в этот момент люди лезут -- как мухи на мед -- не в бой, а в переднюю Ярославского и мастера. Некоторые объясняют свой отход "внутри будет-де плотворнее". Иллюзии! У одних искренние, у других надуманные для самооправданияи
Молодежь меня очень ободряет. К сожалению я могу судить только о местной. Там, на производстве, на воле она наверное не хуже. Ее авангард найдет и проложить себе путь к нами
О житье-бытье. Большинству из нас всю зиму и все лето работы не давали. Мы заделались строителями. Заработок не плохой. Работаем каменщиками, штукатурами, плотниками и т. д. Нашей работой очень довольны, берут на расхват. Климат отчаянный: засуха, вся степь сгорела, никакой зелени. Бураны ежедневно -- ничего не видно от песка и пыли. Едва дышешь. Урожай весь пропал. Картошки нет. Масла не видать и о нем не слыхать. Все вздорожало в 10-15 раз.
С. С.
Проблемы международной левой оппозиции
Китайско-советский конфликт и позиция бельгийских левых коммунистов.
Я считаю необходимым ответить особо на статью тов. Ван Оверстратена в #25 "Ле коммунист", по трем причинам: а) вопрос сам по себе имеет решающее значение для определения пути оппозиции; б) бельгийская оппозиция занимает крупное место в наших международных рядах; в) тов. Оверстратен по праву занимает руководящее место в бельгийской оппозиции.
В то время, как в Германии, как и во Франции или Чехословакии левая оппозиция может и должна быть только фракцией, бельгийская оппозиция может стать самостоятельной партией, непосредственно противостоящей бельгийской социал-демократии. Помочь бельгийской оппозиции занять принадлежащее ей по праву место и прежде всего помочь ей обеспечить свое еженедельное издание -- есть прямой долг международной оппозиции.
Но тем важнее для всей международной оппозиции линия наших бельгийских друзей в каждом отделеном вопросе. Ошибка "Контр ле куран" имела лишь симптоматическое значение. Ошибка "Ле коммюнист" может получить политическое значение. Вот почему я считаю необходимым отдельно остановиться на позиции тов. Оверстратена в советско-китайском конфликте. Я это сделаю, как можно кратче, в виде нескольких отдельных положений, так как главные соображения по этому вопросу я уже развил в своей брошюре "Защита советской республики и оппозиция".
1. Оверстратен пишет: "Утверждение насчет совершившегося Термидора было бы на наш взгляд чудовищным абсурдом. Оно не только было бы худшим заблуждением. Оно совершенно порывало бы с какой бы то ни было возможностью революционного действия".
Это в высшей степени важное положение, которое непримиримо отмежевывает нас от ультра-левых. Здесь у нас с Оверстратеном полная солидарность.
Но Оверстратен не прав, когда считает, что вопрос о Термидоре не имеет прямого отношения к оценке советско-китайского конфликта. Тов. Патри ("La Lutte de classes" совершенно правильно разоблачил основную ошибку Лузона, который понимает империализм не по Марксу и Ленину, а пои Дюрингу. С марксистской точки зрения империализм есть высшая стадия капитализма и мыслим только на капиталистических основах. Для Лузона империализм есть политика "интервенции" и "захватов" вообще, независимо от того, какой режим, при каких условиях и во имя каких целей эти "интервенции" и "захваты" производит. Вот почему, вопрос о классовом определении советского режима является основной посылкой во всем споре. Лузон, как формалист, не видит этого. Но Оверстратен марксист. Поддержка им Лузона в этом вопросе является явным недоразумением.
2. Тов. Оверстратен поддерживает Лузона и в другой его ошибке. По поводу моего указания на то, что сохранение дороги в руках советов важно не только для охраны русской революции, но и для развития китайской, Оверстратен пишет: "Р. Лузон замечает справедливо, что такого рода действия возлагало бы на Советский Союз элементарную обязанность беспощадной борьбы за освобождение всей Манчжурии от всякого реакционного угнетения".
Другими словами: либо советская республика добровольно отдает железную дорогу худшему угнетателю Манчжурии, либо же она обязана одним ударом очистить Манчжурию от всякого угнетения. Эта альтернатива ни с чем не сообразна. Еслиб советская республика была достаточно сильна, она, конечно, обязана была бы прийти на помощь угнетенным массам Манчжурии и всего Китая, с оружием в руках. Но советская республика недостаточно сильна для этого. Однако, из этого недостатка силы вовсе не вытекает для нее политическое обязательство прямо противоположного характера: добровольно отдать железную дорогу реакционному угнетателю Манчжурии и агенту Японии, который, кстати сказать, на деле противодействует объединению Китая даже под скипетром Чан-Кай-Ши.
3. Оверстратен пишет: "Предложение простого возвращения Восточной железной дороги сразу раскрыло бы китайским массам всю ложность обвинения в красном империализме, выдвигаемого Чан-Кай-Шеком против Советского Союза".
Здесь отдача железной дороги врагу рассматривается с точки зрения пропаганды и наилучших методов разоблачения Чан-Кай-Ши. Но если этот довод расширить, то пришлось бы сказать: выдав все свое оружие буржуазным соседям, Советская Россия лучше всего опровергла бы обвинения в красном милитаризме. Самое лучшее средство доказать, что ты не на кого не собираешься нападать, это перерезать самому себе горло.
4. Мою "ошибку" Оверстратен формулирует следующим образом: "Он (Троцкий) представляет фиктивную защиту революционных интересов пролетариата Манчжурии на место реальной защиты экономических интересов Советской Республики".
Здесь соединены две неправильные мысли. Во-первых я нигде не рассматривал вопрос с точки зрения особых интересов манчжурского пролетариата. Дело идет для меня об интересах русской и китайской революции в целом. Манчжурия является одним из важнейших и наиболее устойчивых плацдармов китайской контр-революции. Даже Гоминдан Чан-Кай-Ши мог бы стать господином положения в Манчжурии -- не формально, а фактически -- лишь посредством войны с северянами. В случае такой войны железная дорога была бы в руках Джан-Сю-Ляна важным орудием даже против буржуазного объединения Китая. В случае же новой, т. е. третьей китайской революции Манчжурия играла бы неизбежно ту роль, какую в русской революции играли Дон и Кубань, или во французской революции Вандея. Этой роли будет, разумеется, подчинена и железная дорога.
Вторая ошибка этой цитаты заключается в том, что в ней говорится почему то только об экономических интересах советской республики на Востоке, которые на самом деле играют третьестепенную роль. Дело идет о положении СССР в международном капиталистическом окружении. Империализм пробует упругость советской республики на разных участках. Каждая такая "проба" ставит или может поставить вопрос: стоит ли воевать из-за китайской дороги? стоит ли воевать из-за Монголии? из-за Карелии? из-за Минска и Белоруссии? из-за Грузии? Стоит ли воевать из-за уплаты царских долгов? из-за возвращения американцам их бывших заводов? из-за признания прав русско-азиатского банка и проч.? Только формалист может делать принципиальные различия между этими вопросами. По существу же это практические вариации одного и того же вопроса: нужно ли в данном случае дать бой или же выгоднее отступить под натиском империализма. Обстоятельства могут диктовать (и уже не раз диктовали) отступления. Но тогда нужно сдачу позиции называть вынужденной частичной капитуляцией, не прикрываясь принципом "национального самоопределения", т. е. не превращая нужды в добродетель, как говорят немцы.
5. Главную мою ошибку Оверстратен видит в том, что я ставлю "вопрос о защите СССР даже прежде, чем дал ответ на вопрос о защите мира".
Здесь Оверстратен, к сожалению, совершенно сбивается на пацифизм. Защиты мира вообще не существует, если не считать, конечно, запоздалых откровений господина Бриана о необходимости воспитывать детей в духе любви к ближнему (и к немецким репарациям). Перед революционным пролетариатом советско-китайский конфликт ставит вопрос не о защите мира вообще, -- какого мира? на каких условиях? в чьих интересах? -- а именно о защите советской республики. Это есть основной критерий. Лишь после этого следует второй вопрос: как обеспечить защиту советской республики в данных конкретных обстоятельствах: путем ли военных действий или путем временного отступления, с целью оградить себя от нападения. Этот вопрос решается примерно так же, как профессиональные союзы решают вопрос о том, пойти ли на уступки капиталистам, урезавшим заработную плату, или начать стачку. Профессиональный союз, если во главе его стоят революционеры, решает вопрос о стачке в зависимости от всей обстановки, которая определяет соотношение сил обеих сторон, но никак не в зависимости от принципа сохранения "индустриального мира". Если подойти к советско-китайскому конфликту с марксистским критерием, то нельзя не признать, что защита мира вообще так же неприемлема, как и защита индустриального мира, ибо дело в обоих случаях идет о классовой борьбе между пролетариатом и буржуазией, в национальном или интернациональном масштабе.
Если бы Оверстратен просто сказал: "лучше отказаться от китайско-восточной дороги, но сохранить мир", то эту позицию можно бы понять. Конечно, открытым оставался бы вопрос о том, не раздразнила ли бы такая уступка аппетиты врагов (их много) и не ухудшила ли бы она еще более положение. Но это вопрос практического учета обстановки, не имеющий ничего общего с философией советского "империализма". Дело шло бы не о том, чтоб выполнить мнимый долг по отношению к мнимой китайской независимости, а в том, чтоб откупиться от врагов. Это значит не ставить защиту мира выше защиты Советского Союза, а лишь считать, что в данных условиях защите Советского Союза лучше всего может быть обеспечена уступкой части его достояния классовым врагам.
После разгрома китайской революции, при укреплении стабилизации в Европе, война для советской республики особенно невыгодна. В этом не может быть никакого сомнения. Но и противной стороне трудно решиться на войну. Чан-Кай-Ши мог бы пойти на нее только при активном вмешательстве мирового империализма. А для этого последнего огромное значение имеет поведение пролетариата, даже отдельных частей пролетариата. Кто кричит: отдайте японскому ставленнику Джан-Сю-Ляну или контр-революционному диктатору Чан-Кай-Ши дорогу, принадлежащую советской республике; кто прикрывает это требование лозунгом "руки прочь от Китая"; кто прямо или косвенно поддерживает обвинения насчет красного империализма, тот тем самым меняет соотношение сил к выгоде Джан-Сю-Ляна, Чан-Кай-Ши и мирового империализма, а стало быть при данных условиях практически увеличивает шансы военного столкновения.
6. В первые недели захвата дороги газетные сведения, как и заявления представителей советского правительства позволяли довольно твердо расчитывать на мирное улажение конфликта. Затяжной характер его, однако, не только сам по себе крайне осложняет положение, но и позволяет думать, что в игре активно участвует третья сила, о роли которой мы пока еще слишком мало знаем. Правильно или неправильно маневрировала советская дипломатия -- это вопрос особый. Для решения его в нашем распоряжении нет всех необходимых элементов. Но если она делала тактические ошибки, что вполне вероятно, то не в смысле империалистского нарушения национальных прав Китая, а в смысле фактической оценки обстановки. Если, как твердо предсказывает "Юманитэ" в статье от 25 сентября, война разразится еще этой осенью, то последствия ее могут сказаться необозримы. Мы не знаем, каковы источники "Юманитэ". Но оппозиция должна быть твердо готова и к такого рода крутому повороту.
Оверстратен кончает статью двумя лозунгами: "За защиту Советского Союза!" "Против сталинизма!". Оба лозунга совершенно правильны. Так всегда ставила вопрос русская оппозиция. Но это именно и значит, что в случае войны оппозиционеры будут полностью и безоговорочно на стороне Советской республики. И они должны сейчас уже пред лицом рабочих масс непримиримо отмежевываться от всех тех, которые в этом коренном вопросе занимают двусмысленную позицию.
Л. Троцкий.
Константинополь, 30 сентября 1929 г.Письмо итальянским левым коммунистам
(Сторонникам тов. Амадео Бордига).
Дорогие товарищи!
Я ознакомился с брошюрой "Платформа левой", изданной вами еще в 1926 году, но дошедшей до меня впервые только теперь. Равным образом я прочитал ваше письмо ко мне в # 20 "Прометео", как и некоторые руководящие статьи газеты, что дало мне возможность обновить после большого перерыва мои более, чем скромные познания в итальянском языке. Эти документы, а также знакомство со статьями и речами товарища Бордиги, не говоря о личном знакомстве с ним, позволяют мне до некоторой степени судить о ваших основных воззрениях и о степени нашей с вами солидарности. Хотя для ответа на этот последний вопрос решающее значение имеют не только принципиальные тезисы, но и их политическое применение к событиям дня (об этом снова ярко напомнил нам советско-китайский конфликт), тем не менее я думаю, что наша солидарность, по крайней мере в основных вопросах, идет достаточно далеко. Если я не выражаюсь уже сегодня более категорически, то только потому, что хочу предоставить времени и событиям возможность проверки нашей идейной близости и взаимного понимания. Я надеюсь, что они скажутся полными и прочными.
"Платформа левой" (1926 г.) произвела на меня большое впечатление. Я думаю, что это один из лучших документов международной оппозиции, во многом сохранивший свое значение и сегодня.
Чрезвычайно важно, особенно для Франции, то обстоятельство, что Платформа во главу угла революционной политики пролетариата ставит вопрос о природе партии, об основных принципах ее стратегии и тактики. За последние годы мы видели во Франции, как для ряда выдающихся революционеров оппозиция послужила только этапом на пути отступления от марксизма -- к социализму, трэд-юнионизму или просто скептицизму. Почти все они свихнулись на вопросе о партии.
Вы знаете, разумеется, брошюру Лорио, который обнаружил полное непонимание природы партии и ее исторической функции в отношении класса, и скатился к теории трэд-юнионистской пассивности, не имеющей ничего общего с идеями пролетарской революции. Его брошюра, представляющая прямую идейную реакцию в лагере рабочего движения, и сегодня еще пропагандируется, к сожалению, группой "Пролетарская революция". Снижение идейного уровня революционного движения за последние пять-шесть лет не прошло бесследно, для группы Монатта. Подойдя в 1917-1923 г.г. вплотную к марксизму и большевизму, эта группа сделала за последние годы ряд шагов назад, в сторону синдикализма. Но это уже не боевой синдикализм начала нынешнего столетия, представлявший серьезный шаг вперед во французском рабочем движении. Нет, это довольно выжидательный, пассивный и негативный синдикализм, который все чаще впадает в прямой трэд-юнионизм. И не мудрено. То, что было в довоенном синдикализме прогрессивного влилось в коммунизм. Отступление от революционного коммунизма назад теперь уже неизбежно ведет к трэд-юнионизму. Основной бедой Монатта является неправильное отношение к партии и связанный с этим фетишизм профессиональных союзов, которые берутся, как вещь в себе, независимо от их руководящих идей. Между тем, если бы обе французские конфедерации сегодня же объединились и если бы они завтра же включили бы в свой состав весь рабочий класс Франции, это ни на минуту не сняло бы вопроса о руководящих идеях синдикальной борьбы, ее методах, о связи частных задач с общими, т. е. вопроса о партии.
Руководимая Монаттом Синдикалистская Лига есть сама по себе эмбрион партии она подбирает своих членов не по синдикальному, а по идейному признаку, на основе известной платформы, и пытается извне воздействовать на синдикаты, или, если угодно, "подчинить" их своему идейному влиянию. Это и есть признаки партии. Но Синдикалистская Лига является не доведенной до конца, не оформленной партией, которая не имеет ясной теории и программы, которая не осознала себя, которая маскирует свою природу и тем лишает себя возможности развития.
Суварин, в борьбе с бюрократизмом и нелойяльностью официального аппарата Коминтерна, тоже пришел, хоть и другими путями, к отрицанию политической деятельности и самой партии. Объявляя Интернационал и его французскую секцию погибшими, он считает в то же время ненужным и существование оппозиции, так как для нее нет, по его словам, необходимых политических условий. Другими словами, он отрицает необходимость существования партии -- всегда и при всяких условиях, как выразительницы революционных интересов пролетариата.
Вот почему я придаю такое значение нашей с вами солидарности в вопросе о партии, ее исторической роли, непрерывности ее действия, обязательности ее борьбы за влияние на все и всякие формы рабочего движения. В этом вопросе для большевика, т. е. революционера-марксиста, прошедшего школу Ленина, уступок быть не может.
* * *
По ряду других вопросов Платформа 1926 года дает прекрасные формулировки, которые сохраняют свое значение и для сегодняшнего дня.
Так, она с полной отчетливостью заявляет, что так называемые "самостоятельные" крестьянские партии "неизбежно подпадают под влияние контр-революции" (стр. 36). Можно смело сказать, что в нынешнюю эпоху нет и не может быть исключения из этого правила. В тех случаях, когда крестьянство не идет за пролетариатом, оно идет за буржуазией против пролетариата. Несмотря на опыт России и Китая, Радек, Смилга и Преображенский не поняли этого до сих пор и споткнулись именно на этом вопросе. Ваша платформа упрекает Радека в "явных уступках немецким националистам". Теперь к этому надо было бы прибавить совершенно незаконные уступки китайским националистам, идеализацию сун-ят-сенизма и оправдание вхождения компартии в буржуазную партию. Ваша платформа совершенно правильно указывает (стр. 37), именно в связи с борьбой угнетенных народов, на необходимость полной независимости компартий. Забвение этого основного правила приводит к самым гибельным последствиям, как мы видели это на преступном опыте подчинения китайской компартии Гоминдану.
Гибельная политика англо-русского комитета, которая пользовалась, разумеется, полной поддержкой нынешнего руководства итальянской компартии, выросла из стремления поскорее пересесть с маленькой британской компартии на гигантские трэд-юнионы. Зиновьев открыто формулировал эту мысль на V-м конгрессе Коминтерна. Сталин, Бухарин, Томский, питались той же иллюзией. Чем они кончили? Тем, что укрепили британских реформистов и ослабили до крайности британскую компартию. Вот что значит играть с идеей партии! Такая игра никогда не проходит безнаказанно.
В советской республике мы видим другую форму ослабления и разрушения коммунистической партии: чтоб лишить ее самостоятельности и независимости, ее искусственно растворяют в сырых массах, терроризируемых государственным аппаратом. Вот почему оппозиция, отбирающая и воспитывающая новые революционные кадры, исчесляемые только тысячами, является кровью от крови большевистской партии, тогда как фракция Сталина, формально выступающая от имени полуторамиллионной партии и двух миллионного комсомола, на самом деле подрывает и разрушает партию.
Я с удовольствием констатирую, на основании вашего письма в "Прометео", что у вас с русской оппозицией полная солидарность по вопросу об определении классовой природы советского государства. В этом вопросе ультра-левые, в том числе и итальянские (см. "L'Ouvrier communiste", #1) особенно ярко обнаруживают свой разрыв с фундаментом марксизма. Чтоб решить вопрос о классовом характере социального режима, они ограничиваются вопросом об его политической надстройке, сводя этот последний вопрос, в свою очередь, к степени бюрократизма в управлении, и прочее. Вопрос о собственности на средства производства для них не существует. В демократической Америке, как и в фашистской Италии бросают в тюрьму, расстреливают или сажают на электрический стул за подготовку к экспроприации фабрик, заводов и шахт у капиталистов. В советской республике и сегодня еще -- при сталинской бюрократии! -- расстреливают инженеров, которые делают попытку подготовить возврат фабрик, заводов и шахт бывшим собственникам. Как же можно не видеть этой основной разницы, которая и определяет классовый характер общественного строя? Я не буду, однако, останавливаться дольше на этом вопросе, которому посвящена моя последняя брошюра ("Защита советской республики и оппозиция"), направленная против некоторых французских и немецких ультра-левых, которые, правда, не идут так далеко, как ваши итальянские сектанты, но именно поэтому могут оказаться еще более опасными.
* * *
По поводу термидора вы делаете оговорку о неправильности аналогии между русской революцией и великой французской. Я думаю, что это замечание основано на недоразумении. Чтобы судить о правильности или неправильности исторической аналогии, надо ясно определить ее содержание и ее пределы. Не прибегать к аналогиям с революциями прошлых веков значило бы попросту отказываться от исторического опыта человечества. Сегодняшний день всегда отличается от вчерашнего. Между тем учиться у вчерашнего дня нельзя иначе, как по методу аналогий.
Замечательная брошюра Энгельса о крестьянской войне целиком построена на аналогии между реформацией XVI-го столетия и революцией 1848 года. Чтобы выковать понятие диктатуры пролетариата, Маркс нагревал свое железо в огне 1793 г. В 1903 году Ленин определил революционного социал-демократа, как якобинца, связанного с массовым рабочим движением. Я тогда академически возражал ему в том смысле, что якобинизм и научный социализм опираются на разные классы и пользуются разными методами. Само по себе это, конечно, было правильно. Но Ленин вовсе и не отождествлял парижского плебса с современным пролетариатом и теории Руссо с теорией Маркса. Он брал за скобки лишь общие черты обеих революций: наиболее угнетенные народные массы, которым нечего терять, кроме своих цепей; наиболее революционные организации, которые на них опираются и которые в борьбе с силами старого общества учреждают революционную диктатуру. Была ли эта аналогия законна? Полностью. Она оказалась исторически очень плодотворной. В этих же пределах законна и плодотворна аналогия с термидором.
Что составляло отличительную черту французского термидора? То, что это был первый этап победоносной контр-революции. После Термидора якобинцы уже могли бы (если вообще могли) вернуть себе власть только при помощи вооруженного восстания. Таким образом, этап Термидора имел в известном смысле решающий характер. Но контр-революция еще не была завершена, т. е. настоящие хозяева положения еще не встали у власти: для этого понадобился следующий этап: 18-ое Брюмера. Наконец, наиболее полная победа контр-революции, с восстановлением монархии, возмещением феодальным собственникам и проч. была обеспечена при помощи иностранной интервенции и победы над Наполеоном.
В Венгрии контр-революция, после короткого советского периода, победила сразу и полностью, вооруженной рукой. Исключена ли такого рода опасность для СССР? Разумеется, нет. Но такую открытую контр-революцию узнают все. Она не нуждается в комментариях. Когда мы говорим о Термидоре, мы имеем в виду ползучую контр-революцию, которая подготовляется замаскировано и совершается в несколько приемов. Первый ее этап, который мы условно называем Термидором, означал бы переход власти в руки новых "советских" собственников, прикрытых фракцией правящей партии, как было и у якобинцев. Власть новых собственников, преимущественно мелких, не могла бы держаться долго. Либо революция вернулась бы, при благоприятных международных условиях, к диктатуре пролетариата, для чего непременно понадобилось бы применение революционной силы; либо она завершилась бы победой крупной буржуазии, финансового капитала, может быть даже и монархией, для чего понадобился бы дополнительный переворот, а может быть и два.
Таково содержание сопоставления с Термидором. Разумеется, если перейти законные пределы аналогии, ориентироваться по чисто внешней механике событий, по драматическим эпизодам, по судьбе отдельных лиц, то можно без труда запутать себя и других. Но если брать механику классовых отношений, то аналогия становится не менее поучительной, чем например, сделанное Энгельсом сопоставление немецкой реформации и революции 1848 года.
* * *
На днях я прочитал упомянутый уже выше # 1 журнала "Рабочий коммунист", издаваемый, очевидно, группой итальянских ультра-левых, отколовшихся от вашей организации. Еслиб не было никаких других признаков, то один этот номер был бы достаточным свидетельством того, что мы живем в эпоху идейного упадка и разброда, которые всегда наступают после больших революционных поражений. Группа, издающая этот журнал, как бы поставила своей целью собрать в одно целое все ошибки пережившего себя синдикализма, авантюризма, левой фразы, сектантства, теоретического конфузионизма, придав всему этому характер какой то студенческой беззаботности и безшабашной драчливости. Двух столбцов этого издания достаточно для того, чтоб понять, почему эта группа должна была порвать с вашей организацией, как марксистской, хотя сама она довольно забавно старается прикрыться Марксом и Энгельсом.
Что касается официального руководства итальянской партии, то я имел возможность наблюдать его только в Исполкоме Коминтерна, в лице Эрколи. Человек с достаточно гибкой мыслью и бойко привешенным языком, Эрколи, как нельзя лучше приспособлен для прокурорских или адвокатских речей на заданную тему и вообще для выполнения поручений. Бесплодная казуистика его речей, всегда направленных в последнем счете на защиту оппортунизма, представляет собою прямую противоположность живой, мускулистой и полнокровной революционной мысли Амадео Бордиги. Не Эрколи ли пытался, кстати, приспособить для Италии идею "демократической диктатуры пролетариата и крестьянства", в виде лозунга итальянского Учредительного Собрания, опирающегося на "рабоче-крестьянские ассамблеи"?
По вопросам СССР, китайской революции, всеобщей стачки в Англии, переворота в Польше или борьбы против итальянского фашизма, Эрколи, как и другие вожди бюрократической формации, неизменно занимал оппортунистическую позицию, чтобы затем, при случае, поправлять ее при помощи ультра-левых авантюр. Сейчас, по-видимому, снова наступил сезон для этих последних.
Имея, таким образом, на одном фланге центристов типа Эрколи, на другом -- ультра-левых конфузионистов, вы, товарищи, призваны защищать, в тягчайших условиях фашистской диктатуры, исторические интересы итальянского и международного пролетариата. Я вам от всей души желаю успеха.
Ваш Троцкий.
Константинополь, 25 сентября 1929 г.?Разное
Из архива ссылки
Мы печатаем ниже два отрывка из писем Н. И. Муралова Л. Д. Троцкому в период VI-го конгресса. Письма эти отражают вчерашний день, но они показывают, как готовился сегодняшний, и потому представляют несомненный интерес. Письма эти, разумеется, не предназначались для печати: об этом достаточно свидетельствует их тон.
* * *
Тара, /VI-1928 г.
Дорогой Лев Давидович!
Мы ведь знаем, что зиг-заг -- хорошая железная борона, но ни к черту не годная политика. Разве теперь думаем иначе? Знаю, что многим хочется думать иначе, но это путь не наш, не ленинский, а зиновьевский, т. е. гнилойи
Каменев и Зиновьев, слабонервные и "не совсем храбрые" сдрейфили и "на брюхе поползли в партию" (буквальная фраза Зиновьева). Как помните, мы с вами отказались от столь непривлекательного, не эстетичного, не привычного, не гигиеничного способа вхождения в революционную большевистскую партию. Мы видели в этом зиновьевском способе оскорбление партии, Ленина, нас. Конечно в зиг-загах будут и пострадавшие увальни-чиновники и стрелочники, привыкшие наущать, пущать и не пущать "беспрекословные" фельдфебели Рютины, кандидаты в маршалы (жезл в ранце), развратители Моисеенки, фашисты Выдченки и прочие герои безвременья. 107 статья отмена лозунгов "обогащайтесь", накопляйте", изгнание Фомы, Еремы и проч. из НКЗ и проч. "Поворот руля", известный у моряков over chtag импонирует некоторым товарищам, начинающим проповедывать христианско-толстовское братолюбиеи
Трус только не знает, не чувствует, не понимает, как постепенно, хоть и медленно растут симпатии к нам, потому, что всякий видит, как права была оппозиция в своих предсказаниях, как все идет почти по расписаниюи
Писать покаяние -- умирать буду, а не напишу, четвертовать будут -- не напишу. Один останусь -- не напишу. Мы беспартийные формально. Мы честные работники, будем все, что нам поручат, делать, вкладывать свои сравнительно небольшие знания и большой революционный опыт и специальный опыт и учить других попутно -- в большинстве невежд. Но обывателями, обманщиками нас не сделают. Сего не будет, как не будет того, что Иртыш потечет от Ледовитого океана.
Привет Н. Муралов.
* * *
Тара, 29/VII-1928 г.
Дорогой Лев Давидович!
За 1 1/2 суток до получения телеграммы от вас ("послали десятки товарищей" и т. д.) я уже послал телеграмму конгрессу, так как, во-первых, Хр. Г. телеграфировал мне о том, что обращение ваше послано, во-вторых, я успел прочесть то, что прислал мне Лева. Ваш текст мне весьма понравился. С нетерпением буду ожидать всего полностью. Знаю, какие для этого существуют технические препятствия, и потому не требую скорой присылки, а запасаюсь долготерпением. Пожалуй, в тысячу раз важнее послать его в Москву и Ленинград, чем мне.
Как поступит конгресс? "Жалобная" часть, конечно, останется "без последствий", или с последствиями нового, опирающегося на авторитет представителей всего мирового пролетариата, клеветнического выпада против "изменника и изменников" -- ведь состав его обеспечивает этот успех ("Ба, знакомые все лица!"). Возможно, что все будут игнорировать -- как будто ничего и не было и нет (как в докладе Бухарина); возможно, что передадут ВКП(б). Из вашей критики многое возьмут, но вас же и облают. Ведь на самом деле, только дурак, слепец, невежда не понимают, прочтя их программу, что это программа убогая, не марксистская. Ведь это поразительная вещь с отчетным докладом Бухарина -- до чего мелко, путанно, поверхностно, не марксистски. Особенно жалкими и обывательскими кажутся объяснения причины живучести социал-демократий и причины неуспеха революции (поражения) в Китае. За то украл у вас все, сказанное им об Англии, ни слова не упомянул о ваших трудах за четыре года перед этим, когда Сталин с видом знатока и кандидата в пролетарские пророки написал жалкий фельетон в "Правде" в 1924 г., где доказывал неправоту и ошибку "некоторых" (!) полагающих, что Америка посадит Англию на паек!
Попутно, я вспомнил еще о ваших грехах: плановость хозяйства (сверхплановик") индустриализации страны ("сверхиндустриализатор"), "Днепрострой подобен граммофону" и проч. перлы, а затем все пошло, как по маслу: борьба с кулачеством, зажим, треугольник, окулачивание и пр. Подождите чуточку и дело дойдет до "перманентной революции"и Повторяю: из вашей критики программы многое и многое возьмут и вас же облают. А если их упрекнуть, то скажут: ничего подобного; или, в крайнем случае: что ж, мы и у противников учимся. Зиновьев это особенно любит, недаром попал в члены Правления центросоюза! Кстати, когда я сегодня прочел о таком высоком назначении Зиновьева, так хохотал в одиночку целых полчаса, так что хозяин квартиры встревожился и, очевидно, заподозрил меня в пристрастии к зельюи
По китайскому вопросу Бухарин как будто, с одной стороны сознался в ошибке, с другой стороны не признался, а с третьей -- виноваты стрелочники -- наш уполномоченный (Рафес! Почему не Либер?) и киткомпартия, а в общем -- победа обеспечена! Что за шарлатанство! Все сделано, чтобы не было победы, а было поражение, и вдруг -- победа обеспечена! Конечно, в последнем счете победа, несмотря ни на что победа обеспечена, но пока она обеспеченаи Чан-Кай-Шии
Конгресс венчал в вожди мирового масштаба Сталина, низвел на нет Рыкова, -- очевидно пойдет под флагом "левого курса" (не подумайте, ради бога, предупреждал Бухарин, что это полевение произошло под давлением оппозиции). Что то скажет новый "мирового масштаба" вождь? Каким умным словом, каким прозорливым предвидением обрадует он конгресс?
Тщетны ожидания. Мы переживаем полосу "понижения качества продукции": иных уж нет, а те далеки.
Привет Ваш Н. Муралов.
АДРЕСА ОППОЗИЦИОННОЙ ПЕЧАТИ ЗАГРАНИЦЕЙ
ФРАНЦИЯ.
Еженедельник "La Verite" 45, boulev. de la Villette, Paris, X╨БЕЛЬГИЯ.
Еженедельник "Le Communist" Rue de l'Independance, 114. Molenbeek-Bruxelles.ГЕРМАНИЯ.
"Volkswille" и "Fahne des Kommunismus". Органы Ленинбунда. "Volkswille" выходит 4 раза в неделю, "Fane" теоретический еженедельник.
Adalbertstr, 22 Berlin SO 36.АВСТРИЯ.
"Der Mahnruf" (двухнедельник).
Wien XVIII, Vinzenzgas, 24
"Arbeiter Stimme" (ежемесячник).
Wien XII, Schoenbrunnerstr. 236.СОЕД. ШТАТЫ.
"The Militant" (двухнедельник).
P.O. Box 120. Madison-Square station.
New-York City.Вышло из печати
Л. Д. Троцкий
ЧТО И КАК ПРОИЗОШЛО?
Высылка, политические заключения, советские перспективы
В брошюру включены 6 статей, написанных Троцким для большой прессы.
Цена 5 фр.
Кн. скл. "Москва" 9 rue, Dupuytren, Paris