Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 43
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 43 7-ой год изд. - Апрель 1935 г. № 43
Содержание
Новая петля сталинской амальгамы.
Л. Троцкий. - Рабочее государство, термидор и бонапартизм (историко-теоретическая справка).
Споры о термидоре в прошлом. - Действительный смысл Термидора. - Марксистская оценка СССР. - Диктатура пролетариата и диктатура бюрократии. - Необходимо пересмотреть и исправить историческую аналогию. - Термидорианцы и бонапартисты. - Различие ролей буржуазного и рабочего государства. - Перерастание бюрократического центризма в бонапартизм. - Выводы. - Послесловие.Еще к вопросу о бонапартизме (справка из области марксистской терминологии).
Альфа. - Заметки журналиста.
Как сталинцы подрывают мораль Красной армии. - Хорошо пишет Радек. - Куда девался Мануильский?*** - Новые расправы с "троцкистами" (по московским газетам).
Новая петля сталинской амальгамы.
16 января 1935 г. я писал по поводу дела Зиновьева и др.: "Было бы преступным легкомыслием думать, что Сталин откажется от попыток подкинуть нам какое-нибудь новое "дело", подстроенное ГПУ и его иностранными агентами. Других методов для борьбы с нами у Сталина нет".
Сейчас на головы наших друзей в СССР накинута новая петля сталинской амальгамы. Она подготовлена грубо и неряшливо. Но это не помешает ей, конечно, проложить дорогу кровавым расправам над большевиками и их близкими.
20 марта "Правда" опубликовала сообщение о высылке из Ленинграда бывших князей, крупных фабрикантов, помещиков, царских сановников и жандармов, всего 1.074 человек. Сообщение присовокупляло: "Часть из высланных привлеченаи за деятельность против советского государства и в пользу иностранных государств".
Мы оставляем совершенно в стороне вопрос о том, каким образом в Ленинграде оказалось в 1935 году, на 18-ом году после Октября, свыше тысячи опасных представителей старой царской России. Значит ли это, что ГПУ, преследуя и истребляя ленинцев, не замечало классовых врагов? Или же эта тысяча бывших не представляли ранее опасности, а подняли головы лишь теперь, после того, как сталинский режим довел до внутрипартийных террористических актов и до массовых кровавых расправ над партийной молодежью? Так или иначе, официальное сообщение не оставляло место никаким сомнениям насчет того, против кого чистка в Ленинграде направлялась: все 1.074 человек точно распределены по категориям бывших господствующих классов и царской бюрократии.
Но через пять дней, в "Правде" от 25 марта, мы находим уже новую версию: по поводу арестов и высылок говорится буквально следующее:
"Смердящие подонки троцкистов, зиновьевцев, бывших князей, графов, жандармов, все это отребье, действующее заодно, пытается подточить стены нашего государства".
Итак, среди 1.074 человек высланных и привлеченных, притом на первом месте, оказываются "троцкисты и зиновьевцы", действующие "заодно" с бывшими царскими министрами и жандармами. Но почему же группа троцкистов и зиновьевцев совершенно выпала из официального сообщения 20 марта, дающего точный перечень всех категорий высланных и привлеченных? Совершенно ясно: лаборатория амальгам спохватилась с запозданием и внесла "поправку" в официальное сообщение задним числом: "заодно" с бывшими жандармами действовали, оказывается, троцкисты и зиновьевцы, о которых почему то позабыли пять дней перед тем.
В связи с этой неожиданной "поправкой" внесено еще одно немаловажное изменение, по части уголовной квалификации. Сообщение 20 марта говорило, что князья и жандармы действовали "в пользу (?) иностранных государств". Растяжимость этой формулы понятна сама собой. "Правда" от 25 марта употребляет в применении к троцкистам и князьям, "действовавшим заодно", гораздо более определенную формулу: они работали, оказывается, "по указанию иностранных разведок". Так грубые фальсификаторы позволили нам на протяжении пяти дней видеть невооруженным глазом начало и конец новой петли, конечно, не последней.
Только совершенные простаки могут подумать, что "Правда" просто проявила избыток полемического усердия против "троцкистов", прибавив лишнюю ложь и клевету на их счет. Нет, "Правда" -- не l'"Humanite". За "Правдой" стоит ГПУ. Редакторы "Правды" не пишут, что придет в голову: они выполняют поручения определенных учреждений. Статья 25 марта свидетельствует по просту, что на протяжении пяти дней решено было учинить новую кровавую расправу над оппозиционерами и, так как никакого подходящего террористического акта не оказалось под руками, то "Правде" поручено было связать новые истребления большевиков с облавой на бывших помещиков, князей и жандармов.
Мы говорим о новых истреблениях: произошли ли они уже на деле или только предстоят? Мы не знаем этого. Весьма возможно, что подлая статья "Правды" от 25 марта представляет своего рода анонимный некролог по уже расстрелянным ленинцам; возможно, однако, что она только подготовляла кровавую расправу. Во всяком случае ясно, что Сталин исправляет промах ленинградского ГПУ: сорвалась амальгама с латвийским консулом, -- на замену ей можно построить амальгаму с князьями и жандармами. Техника другая, цель -- та же.
Уже ближайшие дни могут принести нам точные сведения насчет того, против кого непосредственно направлялась на этот раз новая сталинская петля. Но чтоб свести число новых жертв к минимуму, нужно теперь же начать кампанию разоблачения новой амальгамы и ее авторов.
Л. Троцкий.
31 марта 1935 г.Рабочее государство, термидор и бонапартизм
(Историко-теоретическая справка)
Внешняя политика сталинской бюрократии -- по обоим своим каналам: главному, дипломатическому и вспомогательному, коминтерновскому -- совершила резкий поворот в сторону Лиги Наций, status quo, союза с реформистами и буржуазной демократией. Внутренняя политика повернула одновременно к рынку и "зажиточному колхознику". Новый разгром оппозиционных, полуоппозиционных групп и отдельных сколько-нибудь критических элементов, новая массовая чистка партии имеют своей задачей развязать Сталину руки для правого курса. По существу дело идет о возвращении к старому, органическому курсу (ставка на кулака, союз с Гоминданом, Англо-русский комитет и пр.), но в более широком масштабе и в неизмеримо более трудных условиях. Куда ведет этот курс? Слово "термидор" снова на многих устах. К сожалению, это слово стерлось от употребления, утратило конкретное содержание и явно недостаточно для характеристики ни того этапа, через который проходит сталинская бюрократия, ни той катастрофы, которую она подготовляет. Прежде всего нужно условиться о терминах.
Споры о термидоре в прошлом.
Вопрос о "термидоре" тесно связан с историей левой оппозиции в СССР. Сейчас было бы не легко установить, кто первый прибег к исторической аналогии с Термидором. Во всяком случае в 1926 г. позиции распределились примерно так. Группа "демократического централизма" (замученный Сталиным в ссылке В. М. Смирнов, Сапронов и др.) утверждала: "Термидор -- совершившийся факт!". Сторонники платформы левой оппозиции, большевики-ленинцы, категорически опровергали это утверждение. По этой линии и произошел раскол. Кто оказался прав? Чтоб ответить на этот вопрос, надо точно определить, что собственно обе группы понимали под "термидором": исторические аналогии допускают разные истолкования, а тем самым и злоупотребления.
Покойный В. М. Смирнов -- один из наиболее благородных представителей старого большевистского типа -- считал, что отставание индустриализации, рост кулака и нэпмана (нового буржуа), смычка между ними и бюрократией, наконец перерождение партии зашли настолько далеко, что без новой революции возврата на социалистические рельсы быть не может. Пролетариат уже утратил власть. После разгрома левой оппозиции бюрократия выражает интересы возрождающегося буржуазного режима. Основные завоевания Октябрьской революции ликвидированы. Такова была в основе своей позиция группы "Д. Ц.".
"Левая оппозиция" возражала на это: элементы двоевластия несомненно возникли в стране; но переход от этих элементов к господству буржуазии мог бы совершиться не иначе, как посредством контр-революционного переворота. Бюрократия уже связана с нэпманом и кулаком; но главные корни бюрократии еще уходят в рабочий класс. В борьбе с левой оппозицией бюрократия несомненно тащит за собой тяжелый хвост, в виде нэпманов и кулаков. Но завтра этот хвост ударит по голове, т.-е. по правящей бюрократии. Новые расколы в ее среде неизбежны. Перед опасностью прямого контр-революционного переворота основное ядро центристской бюрократии обопрется на рабочих против нарождающейся сельской буржуазии. Исход конфликта еще далеко не предрешен. Рано еще хоронить Октябрьскую революцию. Разгром левой оппозиции облегчает дело Термидора. Но Термидор еще не произошел.
Достаточно воспроизвести точно содержание споров 1926-27 годов, чтоб правота позиции большевиков-ленинцев предстала, в свете дальнейшего развития, во всей своей очевидности. Кулак уже в 1927 г. ударил по бюрократии, отказав ей в хлебе, который он успел сосредоточить в своих руках. В 1928 году бюрократия открыто раскалывается. Правые -- за дальнейшие уступки кулаку. Центр вооружается идеями разгромленной им совместно с правыми левой оппозиции, находит опору в рабочих, разбивает правых, становится на путь индустриализации, а затем коллективизации. Ценою неисчислимых лишних жертв основные социальные завоевание Октябрьской революции оказались все же спасены.
Прогноз большевиков-ленинцев (точнее: "лучший варьянт" их прогноза) подтвердился полностью. Сейчас на этот счет споров быть не может. Развитие производительных сил пошло не по пути восстановления частной собственности, а на базисе социализации, путем планового руководства. Мировое историческое значение этого факта может быть скрыто только от политических слепцов.
Действительный смысл Термидора.
Тем не менее можно и должно сейчас признать, что аналогия с Термидором служила скорее к затемнению, чем к выяснению вопроса. Термидор 1794 г. произвел сдвиг власти от одних групп Конвента к другим группам, от одних слоев победоносного "народа" -- к другим слоям. Был ли Термидор контр-революцией? Ответ на этот вопрос зависит от того объема, который мы придаем, в данном случае, понятию "контр-революция". Социальный переворот 1789 -- 1793 г.г. имел буржуазный характер. Суть его сводилась к замене связанной феодальной собственности "свободной" буржуазной собственностью. Контр-революция, эквивалентная этой революции, должна была бы произвести восстановление феодальной собственности. Но Термидор и не покушался на это. Робеспьер хотел опираться на ремесленников, Директория -- на среднюю буржуазию. Бонапарт объединился с банками. Все эти сдвиги, имевшие, конечно, не только политическое, но и социальное значение, совершались, однако, на основе нового, буржуазного общества и государства.
Термидор был актом реакции на социальном фундаменте революции. Тот же смысл имело и 18 брюмера Бонапарта, следующий важный этап на пути реакции. Дело шло в обоих случаях не о восстановлении старых форм собственности или власти старых господствующих сословий, а о распределении выгод нового социального режима между разными частями победившего "третьего сословия". Буржуазия все более прибирала к рукам собственность и власть (прямо и непосредственно или же через особых агентов, как Бонапарт), отнюдь не покушаясь на социальные завоевания революции, наоборот, заботливо упрочивая, упорядочивая, стабилизуя их. Наполеон охранял буржуазную, в том числе и крестьянскую собственность как от "черни", так и от притязаний экспроприированных собственников. Феодальная Европа ненавидела Наполеона, как живое воплощение революции, и по своему она была права.
Марксистская оценка СССР.
Нынешний СССР, несомненно, очень мало похож на тот тип советской республики, который Ленин рисовал в 1917 году (отсутствие постоянной бюрократии и постоянной армии, сменяемость всех выборных лиц в любое время, активный контроль масс "невзирая на лица" и т. д.). Господство бюрократии над страной, как и господство Сталина над бюрократией достигли почти абсолютного завершения. Но какие отсюда следуют выводы? Один скажет: так как реальное государство, вышедшее из пролетарской революции, не отвечает идеальным априорным нормам, то я поворачиваюсь к нему спиною. Это политический снобизм, обычный в пацифистски-демократических, либертерских, анархо-синдикалистских, вообще ультра-левых кругах мелкобуржуазной интеллигенции. Другой скажет: так как это государство вышло из пролетарской революции, то всякая критика его есть святотатство и контр-революция. Это голос ханжества, за которым чаще всего скрывается прямая материальная заинтересованность определенных групп той же мелкобуржуазной интеллигенции или рабочей бюрократии. Эти два типа -- политического сноба и политического ханжи -- очень легко переходят один в другой, в зависимости от личных обстоятельств. Пройдем мимо обоих.
Марксист скажет: нынешний СССР явно не отвечает априорным нормам советского государства; исследуем, чего мы не предвидели, когда вырабатывались программные нормы, исследуем далее, какие социальные факторы исказили рабочее государство; проверим еще раз, распространились ли эти искажения на экономический фундамент государства, т.-е. сохранились ли основные социальные завоевания пролетарской революции; если сохранились, то в какую сторону изменяются; имеются ли в СССР и на мировой арене такие факторы, которые могут облегчить и ускорить перевес прогрессивных тенденций развития над реакционными. Такой подход сложен. Он не дает готовой отмычки, которую так любят ленивые умы. Зато он не только спасает от двух язв: снобизма и ханжества, но и открывает возможность активного воздействия на судьбы СССР.
Когда группа "Д. Ц." объявляла в 1926 году рабочее государство ликвидированным, она явно хоронила еще живую революцию. В противовес этому левая оппозиция выработала платформу реформ советского режима. Сталинская бюрократия громила левую оппозицию, чтоб отстоять и упрочить себя в качестве привиллегированной касты. Но борясь за свои позиции, она оказалась вынуждена извлечь из платформы левой оппозиции все те меры, которые только и дали ей возможность спасти социальные основы советского государства. Это неоценимый политический урок! Он показывает, как определенные исторические условия: отсталость крестьянства, усталость пролетариата, отсутствие решающей поддержки с Запада, подготовляют в революции "вторую главу", которая характеризуется подавлением пролетарского авангарда и разгромом революционных интернационалистов консервативной национальной бюрократией. Но этот же пример показывает, как правильная политическая линия позволяет марксистской группировке оплодотворять развитие, даже когда победители "второй главы" громят революционеров "первой главы".
Поверхностное, идеалистическое мышление, которое оперирует с готовыми нормами, механически примеривая к ним живое развитие, легко переходит от энтузиазма к прострации. Только диалектический материализм, который учит рассматривать все существующее в его развитии, в борьбе внутренних сил, сообщает необходимую устойчивость мышления и деятельности.
Диктатура пролетариата и диктатура бюрократии.
В ряде предшествующих работ мы установили, что, несмотря на экономические успехи, обусловленные национализацией средств производства, советское общество сохраняет полностью противоречивый, переходный характер и, по положению трудящихся, по неравенству условий существования, по привиллегиям бюрократии стоит все еще гораздо ближе к капиталистическому режиму, чем к будущему коммунизму.
В то же время мы установили, что, несмотря на чудовищное бюрократическое перерождение, советское государство все еще остается историческим орудием рабочего класса, поскольку обеспечивает развитие хозяйства и культуры на основе национализированных средств производства и тем самым подготовляет условия для действительной эмансипации трудящихся путем ликвидации бюрократии и социального неравенства.
Кто не продумал и не воспринял серьезно эти два основных положения, кто вообще не изучил литературу большевиков-ленинцев по вопросу об СССР, начиная с 1923 года, тот рискует при каждом новом событии терять руководящую нить и заменять марксистский анализ жалобными причитаниями.
Советский (вернее было бы сказать: анти-советский) бюрократизм является продуктом социальных противоречий: между городом и деревней; между пролетариатом и крестьянством (эти два рода противоречий не совпадают); между национальными республиками и областями; между разными группами крестьянства; между разными слоями пролетариата; между разными группами потребителей; наконец, между советским государством в целом и его капиталистическим окружением. Ныне, с переводом всех отношений на денежный расчет, экономические противоречия особенно остро выступают наружу.
Бюрократия регулирует эти противоречия, поднимаясь над трудящимися массами. Она пользуется этой своей функцией для упрочения своего господства. Осуществляя свое руководство бесконтрольно, произвольно и безапелляционно, она накопляет новые противоречия. Эксплоатируя их, она создает режим бюрократического абсолютизма.
Противоречия внутри самой бюрократии привели к отбору командующего ордена; необходимость дисциплины внутри ордена привела к единоначалию, к культу непогрешимого вождя. Один и тот же порядок царит на заводе, в колхозе, в университете, в государстве: вождь с дружиной верных; остальные следуют за вождем. Сталин никогда не был и по природе своей не мог быть вождем масс: он вождь бюрократических "вождей", их увенчание, их персонификация.
Чем сложнее становятся хозяйственные задачи, чем выше требования и интересы населения, тем острее противоречие между бюрократическим режимом и потребностями социалистического развития; тем грубее бюрократия борется за сохранение своих позиций; тем циничнее она прибегает к насилию, обману, подкупу.
Факт непрерывного ухудшения политического режима при росте хозяйства и культуры, этот вопиющий факт объясняется тем и только тем, что гнет, преследования, репрессии служат теперь на добрую половину не для охраны государства, а для охраны власти и привиллегий бюрократии. Отсюда также и возрастающая необходимость маскировать репрессии при помощи подлогов и амальгам.
-- Можно ли, однако, такое государство назвать рабочим? слышится возмущенный голос моралистов, идеалистов и "революционных" снобов. Более осторожные возражают так: "Может быть в последнем счете это и рабочее государство; но от диктатуры пролетариата в нем не осталось и следа: это выродившееся рабочее государство под диктатурой бюрократии".
Возвращаться к этой аргументации в полном ее объеме нет никакого основания. Все необходимое на этот счет сказано в литературе нашего течения и в его официальных документах. Никто не попытался опровергнуть, исправить или дополнить позицию большевиков-ленинцев в этом важнейшем вопросе.
Мы ограничимся здесь только одним вопросом: можно ли фактическую диктатуру бюрократии называть диктатурой пролетариата?
Терминологическое затруднение вырастает из того, что слово диктатура употребляется то в узко-политическом, то в более глубоком, социологическом смысле. Мы говорим о "диктатуре Муссолини" и в то же время заявляем, что фашизм есть лишь орудие финансового капитала. Что верно? И то и другое, но в разных плоскостях. Неоспоримо, что вся распорядительная власть сосредоточена в руках Муссолини. Но не менее верно, что все реальное содержание правительственной деятельности диктуется интересами финансового капитала. Социальное господство класса ("диктатура") может находить крайне различные политические формы. Об этом свидетельствует вся история буржуазии, со средних веков до сего дня.
Опыт Советского Союза уже достаточен, чтобы распространить тот же социологический закон -- со всеми необходимыми изменениями -- и на диктатуру пролетариата. Между завоеванием власти и растворением рабочего государства в социалистическом обществе формы и методы пролетарского господства могут резко меняться, в зависимости от хода внутренней и внешней классовой борьбы.
Так, нынешнее командование Сталина ничем не напоминает власти советов первых лет революции. Смена одного режима другим произошла не сразу, а в несколько приемов, посредством ряда малых гражданских войн бюрократии против пролетарского авангарда. В последнем историческом счете советская демократия оказалась взорвана напором социальных противоречий. Эксплоатируя их, бюрократия вырвала власть из рук массовых организаций. В этом смысле можно говорить о диктатуре бюрократии и даже о личной диктатуре Сталина. Но эта узурпация оказалась возможна и может держаться только потому, что социальное содержание диктатуры бюрократии определялось теми производственными отношениями, которые заложила пролетарская революция. В этом смысле можно с полным правом сказать, что диктатура пролетариата нашла свое искаженное, но несомненное выражение в диктатуре бюрократии.
Необходимо пересмотреть и исправить историческую аналогию.
Во внутренних спорах русской и международной оппозиции Термидор условно понимался, как первый этап буржуазной контр-революции, направленной против социальной базы рабочего государства.
О термидорианском перерождении говорят и меньшевики. Что они под этим разумеют, понять нельзя. Меньшевики были против завоевания власти пролетариатом. Советское государство они и сейчас считают не-пролетарским (каким собственно -- неизвестно). В прошлом они требовали возвращения к капитализму, теперь -- к "демократии". Если сами они не являются представителями термидорианских тенденций, то что же такое вообще "Термидор"? Очевидно, простой литературный
оборот. Хотя существо спора от этого в прошлом, как мы видели, не страдало, но историческая аналогия получила все же чисто-условный, не реалистический характер, и эта условность чем дальше тем больше приходит в противоречие с интересами анализа новейшей эволюции советского государства. Достаточно сослаться на тот факт, что мы часто -- и с достаточным основанием -- говорим о плебисцитарном, или бонапартистском режиме Сталина. Но бонапартизм во Франции пришел после Термидора. Оставаясь в рамках исторической аналогии, приходится спросить: если советского "термидора" еще не было, то откуда же было взяться бонапартизму? Не меняя наших старых оценок по существу, -- для этого нет никакого основания, -- надо радикально пересмотреть историческую аналогию. Это поможет нам ближе подойти к некоторым старым фактам и лучше понять некоторые новые явления.Переворот 9-го термидора не ликвидировал основных завоеваний буржуазной революции; но он передал власть в руки более умеренных и консервативных якобинцев, более зажиточных элементов буржуазного общества. Сейчас нельзя уже не видеть, что и в советской революции давно уже произошел сдвиг власти вправо, вполне аналогичный термидору, хотя и в более медленных темпах и замаскированных формах. Заговору советской бюрократии против левого крыла удалось сохранить на первых порах сравнительно "сухой" характер только потому, что самый заговор был проведен гораздо систематичнее и полнее, чем импровизация 9-го термидора.
Пролетариат социально однороднее буржуазии, но заключает в себе все же целый ряд слоев, которые особенно отчетливо обнаруживаются после завоевания власти, когда формируется бюрократия и связанная с ней рабочая аристократия. Разгром левой оппозиции в самом прямом и непосредственном смысле означал переход власти из рук революционного авангарда в руки более консервативных элементов бюрократии и верхов рабочего класса. 1924 год -- это и есть начало советского Термидора.
Дело идет не о тождестве, разумеется, а об исторической аналогии, которая всегда находит свои пределы в различиях социальных структур и эпох. Но данная аналогия не поверхностна и не случайна: она определяется крайним напряжением классовой борьбы во время революции и контр-революции. Бюрократия в обоих случаях поднималась на спине плебейской демократии, обеспечившей победу нового режима. Якобинские клубы постепенно удушались. Революционеры 1793 года погибали в боях, становились дипломатами и генералами, падали под ударами репрессий илии уходили в подполье. Иные якобинцы с успехом превращались позже в наполеоновских префектов. К ним присоединялись все в большем числе перебежчики их старых партий, бывшие аристократы, вульгарные карьеристы. А в России? Постепенный переход от кипящих жизнью советов и партийных клубов к командованию секретарей, зависящих единственно от "горячо любимого вождя", воспроизводит через 130 -- 140 лет ту же картину перерождения, но на более гигантской арене и в более зрелой обстановке.
Длительная стабилизация термидориански-бонапартистского режима стала возможной во Франции только благодаря развитию производительных сил, освобожденных от феодальных пут. Удачники, хищники, родственники и союзники бюрократии обогащались. Разочарованные массы впадали в прострацию.
Начавшийся в 1923 г. подъем национализированных производительных сил, неожиданный для самой советской бюрократии, создал необходимые экономические предпосылки для ее стабилизации. Хозяйственное строительство открыло выход энергии активных и умелых организаторов, администраторов, техников. Их материальное и моральное положение быстро улучшалось. Создался широкий привиллегированный слой, тесно связанный с правящей верхушкой. Трудящиеся массы жили надеждами или впадали в безнадежность.
Было бы нелепым педантизмом пытаться приурочить отдельные этапы русской революции к сходным событиям в конце XVIII века во Франции. Но прямо-таки бросается в глаза, что нынешний политический режим Советов чрезвычайно напоминает режим первого консула, притом к концу консульства, когда оно приближалось к империи. Если Сталину не хватает блеска побед, то режимом организованного пресмыкательства он во всяком случае превосходит первого Бонапарта. Такая власть могла быть достигнута лишь путем удушения партии, советов, рабочего класса в целом. Та бюрократия, на которую опирается Сталин, связана материально с результатами завершившейся национальной революции, но не имеет с развивающейся интернациональной революцией никаких точек соприкосновения. По образу жизни, интересам, психологии нынешние советские чиновники отличаются от революционных большевиков не менее, чем генералы и префекты Наполеона отличались от революционных якобинцев.
Термидорианцы и бонапартисты.
Советский посол в Лондоне Майский разъяснял недавно делегации британских трэд-юнионов необходимость и справедливость сталинской расправы над "контр-революционерами"-зиновьевцами. Этот яркий эпизод -- один из тысячи -- сразу вводит нас в самое сердце вопроса. Кто такие зиновьевцы, мы знаем. Каковы бы ни были их ошибки и шатания, одно несомненно: они представляют тип "профессионального революционера". Вопросы мирового рабочего движения -- это их кровные вопросы. Кто таков Майский? Правый меньшевик, оторвавшийся в 1918 г. от собственной партии вправо, чтоб иметь возможность войти министром в белое правительство за Уралом, под покровительством Колчака. Лишь после разгрома Колчака Майский счел своевременным повернуться лицом к советам. Ленин -- и мы вместе с ним -- с величайшим недоверием, чтоб не сказать презрением, относились к таким типам. Сейчас Майский, в сане посла, обвиняет "зиновьевцев" и "троцкистов" в стремлении вызвать военную интервенцию для реставрации капитализмаи того самого, который Майский защищал от нас посредством гражданской войны.
Нынешний посол в Соединенных Штатах А. Трояновский принадлежал в молодости к большевикам, затем покинул партию, во время войны был патриотом, в 1917 г. меньшевиком. Октябрьская революция застает его членом ЦК меньшевиков, причем в течение ближайших лет Трояновский вел нелегальную борьбу против диктатуры пролетариата; в сталинскую партию, вернее, в дипломатию вступил после разгрома левой оппозиции.
Парижский посол Потемкин был во время Октябрьской революции буржуазным профессором истории; присоединился к большевикам после победы. Бывший берлинский посол Хинчук, в качестве меньшевика, входил в дни Октябрьского переворота в контр-революционный московский комитет Спасения родины и революции, вместе с правым эсером Гринько, нынешним народным комиссаром финансов. Сменивший Хинчука в Берлине Суриц был политическим секретарем первого председателя Советов, меньшевика Чхеидзе и примкнул к большевикам после победы. Почти все другие дипломаты -- того же типа; а между тем заграницу назначаются -- особенно после историй с Беседовским, Димитриевским, Агабековым и др. -- особо надежные люди.
Недавно мировая печать, в связи с крупными успехами советской золото-промышленности, сообщала сведения об ее организаторе, инженере Серебровском. Московский корреспондент "Temps", успешно конкурирующий ныне с Дуранти и Луи Фишером, в качестве официоза бюрократических верхов, с особой тщательностью подчеркивал то обстоятельство, что Серебровский, большевик с 1903 г., принадлежит к "старой гвардии". Так действительно значится в партийном билете Серебровского. На самом деле он, в качестве молодого студента-меньшевика, участвовал в революции 1905 г., чтобы на долгие годы перейти затем в лагерь буржуазии. Февральская революция застает его правительственным директором двух работающих на оборону заводов, членом союза предпринимателей, активным участником борьбы против союза металлистов. В мае 1917 г. Серебровский объявлял Ленина "немецким шпионом"! После победы большевиков Серебровский был мною, наряду с другими спецами, привлечен на техническую работу. Ленин относился к нему с недоверием, я -- без большого доверия. Сейчас Серебровский -- член ЦК партии!
В теоретическом журнале ЦК "Большевик" (31 декабря 1934 г.) напечатана статья Серебровского "О золотой промышленности СССР". Открываем первую страницу: "ипод руководством любимого вождя партии и рабочего класса товарища Сталинаи"; через три строки: "товарищ Сталин в беседе с американским корреспондентом г. Дюрантии"; еще через пять строк: "сжатый и точный ответ товарища Сталинаи"; в конце страницы: "вот что значит по-сталински бороться за золото". Вторая страница: "учит нас великий вождь товарищ Сталин"; через четыре строки: "в ответ на их (большевиков) рапорт (!) товарищ Сталин писал: Поздравляю с успехоми". Ниже на той же странице: "воодушевленные указаниями товарища Сталина"; через одну строку: "партия во главе с товарищем Сталиным"; через две строки: "указания нашей партии и (!!) товарища Сталина". Возьмем конец статьи. На протяжении полустраницы читаем: "указания гениального вождя партии и рабочего класса товарища Сталинаи" и через три строки: "слова любимого вождя товарища Сталинаи".
Сама сатира стоит безоружной перед этим потоком раболепия! "Любимые вожди" не нуждаются, казалось бы, в том, чтоб им объяснялись в любви пять раз на каждой странице, притом в статье, посвященной не юбилею вождя, аи добыванию золота. С другой стороны, автор статьи, способный на такое пресмыкательство, не может, очевидно, иметь в себе ничего от революционера. Таков этот бывший царский директор крупнейших заводов, ведший борьбу с рабочими, буржуа и патриот, ныне опора режима, член ЦК и стопроцентный сталинец!
Еще пример. Один из столпов нынешней "Правды", Заславский, доказывал в январе этого года недопустимость издавать реакционные романы Достоевского, так же, как и "контр-революционные сочинения Троцкого, Зиновьева и Каменева". Кто такой Заславский? В далеком прошлом -- правый бундист (меньшевик из еврейского Бунда), затем буржуазный журналист, ведший в 1917 г. самую отвратительную травлю против Ленина и Троцкого, как агентов Германии. В статьях Ленина за 1917 г. встречается, в виде припева, фраза: "Заславский и подобные ему негодяи". Таким образом Заславский вошел в литературу партии, как законченный тип наемного буржуазного клеветника. Во время гражданской войны он скрывался в Киеве, в качестве журналиста белых изданий. Только в 1923 г. он перешел на сторону советской власти. Сейчас он защищает сталинизм от контр-революционеров Троцкого, Зиновьева и Каменева! Такими субъектами полна пресса Сталина, в СССР, как и заграницей.
Старые кадры большевизма разгромлены. Революционеры заменены чиновниками с гибкой спиною. Марксистская мысль вытеснена страхом, лестью и интригой. Из ленинского Политбюро остался один Сталин: два члена Политбюро политически сломлены и затравлены (Рыков и Томский); два члена -- в тюрьме (Зиновьев и Каменев), один -- выслан за границу с лишением гражданства (Троцкий). Ленина от репрессий бюрократии, по выражению Крупской, спасла только смерть: не успев посадить его в тюрьму, эпигоны заперли его в мавзолей. Вся ткань правящего слоя переродилась. Якобинцев оттеснили термидорианцы и бонапартисты: большевиков заменили сталинцы.
Для широкого слоя консервативных и отнюдь не бескорыстных Майских, Серебровских и Заславских, больших, средних и малых, Сталин является верховным третейским судьей, даятелем благ и защитником от возможных оппозиций. В соответствии с этим бюрократия доставляет Сталину время от времени санкцию народного плебесцита. Съезды партии, как и съезды советов организуются по одному единственному критерию: за или против Сталина? Против могут быть только "контр-революционеры" и с ними поступают, как надлежит. Такова нынешняя механика власти. Это бонапартистская механика, другого определения для нее в политическом словаре пока еще найти нельзя.
Различие ролей буржуазного и рабочего государства.
Без исторических аналогий нельзя учиться у истории. Но аналогия должна быть конкретна: за чертами сходства нужно не забывать черт различия. Обе революции покончили с феодализмом и крепостничеством. Но одна, в лице самого крайнего своего фланга, лишь тщетно порывалась выйти за пределы буржуазного общества; другая действительно опрокинула буржуазию и создала рабочее государство. Это основное классовое различие, вводящее аналогию в необходимые материальные пределы, имеет решающее значение для прогноза.
После глубокой демократической революции, освобождающей крестьян от крепостного права и наделяющей их землею, феодальная контр-революция вообще невозможна. Низвергнутая монархия может вернуть себе власть и окружить себя призраками средневековья. Но восстановить экономику феодализма она уже не в силах. Буржуазные отношения, раз освободившись от феодальных пут, развиваются автоматически. Остановить их не может уже никакая внешняя сила: они сами должны вырыть себе могилу, создав предварительно своего могильщика.
Совсем иначе обстоит дело с развитием социалистических отношений. Пролетарская революция не только освобождает производительные силы из пут частной собственности, но и передает их в непосредственное распоряжение порожденному ею же государству. В то время, как буржуазное государство после революции ограничивается полицейской ролью, предоставляя рынок своим собственным законам, рабочее государство выступает в прямой роли хозяина-организатора. Смена одного политического режима другим оказывает на рыночное хозяйство лишь косвенное и поверхностное воздействие. Наоборот, замена рабочего правительства буржуазным или мелко-буржуазным неминуемо повела бы к ликвидации планового начала, а в дальнейшем и к восстановлению частной собственности. В отличие от капитализма социализм строится не автоматически, а сознательно. Продвижение к социализму неотделимо от государственной власти, которая хочет социализма или вынуждена его хотеть. Получить незыблемый характер социализм может только на очень высокой стадии развития, когда его производительные силы далеко превзойдут капиталистические, когда человеческие потребности всех и каждого будут получать обильное удовлетворение, и когда государство окончательно отомрет, растворившись в обществе. Но все это пока дело отдаленного будущего. На данном этапе развития социалистическое строительство стоит и падает вместе с рабочим государством. Только до конца продумав глубокое различие законов формирования буржуазного ("анархического") и социалистического ("планового") хозяйства, можно понять те пределы, дальше которых аналогия с Великой французской революцией не должна заходить.
Октябрь 1917 г. завершил демократическую революцию и открыл социалистическую. Аграрно-демократического переворота в России не повернет назад уже никакая сила в мире: здесь полная аналогия с якобинской революцией. Но колхозный переворот еще полностью остается под ударом, а с ним вместе и национализация средств производства. Политическая контр-революция, даже если бы она докатилась до династии Романовых, не могла бы восстановить помещичье землевладение. Но достаточно было бы реставрации блока меньшевиков и эсеров у власти, чтоб социалистическое строительство пошло насмарку.
Перерастание бюрократического центризма в бонапартизм.
Основное различие двух революций, а следовательно и "соответствующих" им контр-революций чрезвычайно важно для понимания значения тех реакционных политических сдвигов, которые составляют сущность режима Сталина. Крестьянская революция, как и опиравшаяся на нее буржуазия, отлично мирились с режимом Наполеона и даже устояли под Людовиком XVIII. Пролетарская революция подвергается смертельной опасности уже при нынешнем режиме Сталина: дальнейшего сдвига вправо она не выдержит.
"Большевистская" по своим традициям, но по существу давно отрекшаяся от традиций, мелкобуржуазная по составу и духу советская бюрократия призвана регулировать антагонизм между пролетариатом и крестьянством, между рабочим государством и мировым империализмом: такова социальная основа бюрократического центризма, его зигзагов, его силы, его слабости и его столь гибельного влияния на мировое пролетарское движение.
Брандлерианцы, в том числе и вожди S.A.P., теоретически остающиеся и сегодня учениками Тальгеймера, видели в политике Коминтерна только "ультра-левизну" и отрицали (продолжают отрицать) самое понятие бюрократического центризма. Нынешний "четвертый период", когда Сталин, на крюке Коминтерна, тащит европейское рабочее движение вправо от официального реформизма, показывает, как поверхностна и оппортунистична политическая философия Тальгеймера-Вальхера и Ко. Ни одного вопроса эти люди не умеют додумать до конца. Именно поэтому они и относятся с таким отвращением к принципу говорить то, что есть, т.-е. к высшему принципу всякого научного анализа и всякой революционной политики.
Чем независимее становится бюрократия, чем более власть концентрируется в руках одного лица, тем более бюрократический центризм превращается в бонапартизм.Понятие бонапартизма, как слишком широкое, требует конкретизации. Мы называем в последние годы этим именем те капиталистические правительства, которые, эксплоатируя антагонизм пролетарского и фашистского лагерей и опираясь непосредственно на военно-полицейский аппарат, поднимаются над парламентом и демократией, в качестве спасителей "национального единства". Этот бонапартизм упадка мы всегда строго отличали от молодого, наступательного бонапартизма, который был не только могильщиком политических принципов буржуазной революции, но и охранителем ее социальных завоеваний. Мы называем эти два явления общим именем, так как у них есть общие черты: в старце можно узнать юношу, несмотря на беспощадную работу времени.
Нынешний кремлевский бонапартизм мы сопоставляем, разумеется, с бонапартизмом буржуазного восхождения, а не упадка: с консульством и первой империей, а не с Наполеоном III и, тем более, не со Шлейхером или Думергом. Для такой аналогии нет надобности приписывать Сталину черты Наполеона I: когда того требуют социальные условия, бонапартизм может сложиться вокруг осей самого различного калибра.
Гораздо важнее, с интересующей нас точки зрения, различие социальной базы двух бонапартизмов, якобинского и советского происхождения. В одном случае дело шло о консолидации буржуазной революции путем ликвидации ее принципов и политических учреждений. В другом случае дело идет о консолидации рабоче-крестьянской революции путем разгрома ее интернациональной программы, ее руководящей партии, ее советов. Развивая политику термидора, Наполеон вел борьбу не только с феодальным миром, но и с "чернью" и с демократическими кругами мелкой и средней буржуазии; он сосредоточивал таким путем выгоды порожденного революцией режима в руках новой буржуазной аристократии. Сталин охраняет завоевания Октябрьской революции не только от феодально-буржуазной контр-революции, но и от притязаний трудящихся, от их нетерпения, от их недовольства; он громит левое крыло, которое выражает исторически законные и прогрессивные тенденции непривиллегированных рабочих масс; он создает новую аристократию, при помощи чрезвычайной диференциации в оплате труда, привиллегий, орденов и пр. Опираясь на высший слой новой социальной иерархии против низшего -- иногда наоборот -- Сталин достиг полного сосредоточения власти в своих руках. Как иначе назвать этот режим, если не советским бонапартизмом?
По самой своей сути бонапартизм не может держаться долго: шар, поставленный на вершину пирамиды должен непременно скатиться в ту или другую сторону. Но именно здесь, как мы уже видели, историческая аналогия упирается в свои пределы. Низвержение Наполеона не прошло, конечно, бесследно для отношений между классами; но в основном социальная пирамида Франции сохранила свой буржуазный характер. Неизбежное крушение сталинского бонапартизма сейчас не поставит под знак вопроса характер СССР, как рабочего государства. Социалистическое хозяйство не может строиться без социалистической власти. Судьба СССР, как социалистического государства, зависит от того политического режима, какой придет на смену сталинскому бонапартизму. Возродить советскую систему может только революционный авангард пролетариата, если ему снова удастся собрать вокруг себя трудящихся города и деревни.
Выводы.
Из нашего анализа вытекает ряд выводов, которые мы изложим здесь с конспективной краткостью.
1. Термидор Великой российской революции не впереди, а уже давно позади. Термидорианцы могут праздновать, примерно, десятую годовщину своей победы.
2. Нынешний политический режим СССР есть режим "советского" (или анти-советского) бонапартизма, по типу своему ближе к империи, чем к консульству.
3. По своим социальным основам и хозяйственным тенденциям СССР продолжает оставаться рабочим государством.
4. Противоречие между политическим режимом бонапартизма и потребностями социалистического развития представляет важнейший источник внутренних кризисов и непосредственную опасность самому существованию СССР, как рабочего государства.
5. Ввиду все еще очень низкого уровня производительных сил и капиталистического окружения классы и классовые противоречия, то ослабевая, то обостряясь, будут еще существовать в СССР в течение неопределенно долгого времени, во всяком случае до полной победы пролетариата в важнейших капиталистических нациях мира.
6. Существование пролетарской диктатуры является и в дальнейшем необходимым условием социалистического развития хозяйства и культуры СССР. Бонапартистское вырождение диктатуры представляет поэтому прямую и непосредственную угрозу всем социальным завоеваниям пролетариата.
7. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности и вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование.
8. Неизбежное крушение сталинского политического режима лишь в том случае приведет к установлению советской демократии, если устранение бонапартизма явится сознательным актом пролетарского авангарда. Во всех других случаях на смену сталинизму могла бы прийти только фашистско-капиталистическая контр-революция.
9. Тактика индивидуального террора, под каким бы знаменем она ни проводилась, может в данных условиях лишь сыграть на руку худшим врагам пролетариата.
10. Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на могильщике партии, Сталине.
11. Главной причиной, ослабевающей пролетарский авангард СССР в борьбе против бонапартизма, являются непрерывные поражения мирового пролетариата.
12. Главной причиной поражений мирового пролетариата является преступная политика Коминтерна, слепого прислужника сталинского бонапартизма и, в то же время, лучшего союзника и защитника реформистской бюрократии.
13. Первым условием успехов на международной арене является освобождение международного пролетарского авангарда от деморализующего влияния советского бонапартизма, т.-е. от наемной бюрократии так называемого Коминтерна.
14. Борьба за спасение СССР, как социалистического государства, полностью совпадает с борьбой за Четвертый Интернационал.
Послесловие.
Противники, пожалуй, ухватятся за нашу "самокритику". Итак, воскликнут они, вы меняете позицию по основному вопросу о термидоре: раньше вы говорили лишь об опасности термидора; теперь вы утверждаете неожиданно, что термидор остался уже позади. Так скажут, вероятно, сталинцы и прибавят на всякий случай, что мы переменили позицию, дабы легче вызвать военную интервенцию. В том же духе могут высказаться брандлерианцы и ловстонисты, с одной стороны, кое-какие "ультралевые" мудрецы, с другой. Эти люди никогда не были способны указать нам, что было ошибочно в аналогии с термидором; тем громче будут они кричать теперь, когда ошибку вскрыли мы сами.
Место этой ошибки в нашей общей оценке СССР указано выше. Дело идет ни в каком случае не о перемене нашей принципиальной позиции, как она формулирована в ряде официальных документов, а лишь об ее уточнении. Наша "самокритика" распространяется не на анализ классового характера СССР или причин и условий его перерождения, а лишь на историческое освещение этих процессов путем установления аналогий с известными этапами Великой французской революции. Исправление частной, хотя и важной ошибки, не только не потрясло основную установку большевиков-ленинцев, но, наоборот, позволило точнее и конкретнее обосновать ее при помощи более правильных, более реалистических аналогий. Надо еще прибавить, что вскрытие ошибки сильно облегчено тем обстоятельством, что самые процессы политического перерождения, о которых идет речь, успели тем временем принять более отчетливые очертания.
Наше течение никогда не претендовало на непогрешимость. Мы не получаем готовых истин в порядке откровения, как невежественные первосвященники сталинизма. Мы изучаем, спорим, проверяем выводы в свете опыта, открыто исправляем допущенные ошибки, и -- идем дальше. Научная добросовестность и строгость к самим себе составляет лучшую традицию марксизма и ленинизма. Мы и в этом отношении хотим быть верны нашим учителям.
Л. Троцкий.
1 февраля 1935 г.Заметки журналиста.
Как сталинцы подрывают мораль Красной армии.
За последние месяцы Кремль снова занялся -- и с каким неистовым усердием! -- переработкой истории Красной армии. Цель переработки -- доказать, что, если не по форме, то по существу, Троцкий сражался в лагере белых против Советов. Мы нисколько не преувеличиваем. Троцкий, оказывается, насаждал в армиях Восточного фронта "белогвардейские гнезда", которые неминуемо погубили бы дело революции, еслиб Сталин своевременно не вмешался и не очистил армию от агентуры Троцкого. Одновременно, Троцкий расстреливал коммунистов, мужественно сражавшихся в рядах Красной армии, и дело закончилось бы неизбежно катастрофой, еслиб, опять-таки, не спасительное вмешательство Сталина, который уже тогда, видимо, решил, что коммунистов надо расстреливать в мирное время.
Эти интересные и, в некотором роде, "сенсационные" разоблачения вызывают несколько вопросов.
Во-первых: почему разоблачения являются так поздно? потому ли, что молодые советские ученые сделали в архивах ряд неожиданных открытий или же потому, что подросло новое поколение, которое ничего не знает о прошлом?
Во-вторых: в каком отношении стоят новейшие разоблачения к предшествующим? С конца 1923 г. Троцкого обвиняли в "недооценке крестьянства" и в пристрастии к "перманентной революции". Теперь оказывается, что Троцкий с 1917 г. был в сущности агентом белых в Красной армии, которую создавал Сталин. К чему же было в течение нескольких лет морочить всему человечеству голову "недооценкой крестьянства" и тому подобными мелочами, раз речь шла не о революционере, а о контр-революционере?
В-третьих: почему большевистская партия сохраняла в течение семи лет (1918 -- 1925) во главе Красной армии человека, который разрушал ее, а не назначила Сталина, который создавал ее? Объяснять это одной лишь всем известной скромностью Сталина нельзя, ибо дело шло о жизни и смерти революции. Нельзя говорить также о неосведомленности партии: ведь Сталин знал, что делал, когда очищал Красную армию от насажденных Троцким контр-революционных гнезд и приостанавливал расстрел коммунистов, резервируя эту область исключительно для себя. А так как Сталин не мог действовать иначе как по поручению Политбюро, значит и высшее учреждение партии было в курсе дела.
Правда, Политбюро того времени само состояло в большинстве из контр-революционеров или кандидатов в контр-революционеры (Троцкий, Каменев, Зиновьев). Но Ленин? Допустим, что он плохо разбирался в делах и людях (его "Завещание" позволяет сделать такой вывод). Но сам Сталин? Почему не поставил он перед ЦК и перед партией вопрос о пагубной работе Троцкого в Красной армии в эпоху гражданской войны?
Грамотный и толковый красноармеец, заглядывавший в старые книжки или журналы, должен сказать себе:
"В течение семи лет во главе Красной армии и Красного флота стоял Троцкий. Его называли организатором и вождем вооруженных сил Советской республики. Троцкий принимал от красноармейцев присягу. Оказывается, что он был изменником. Его преступные действия причинили сотни тысяч лишних жертв. Значит, нас обманывали. Кто обманывал? Политбюро во главе с Лениным. Значит в Политбюро сидели изменники и укрыватели измены.
"Теперь мне говорят, что настоящие творцы и вожди Красной армии -- Сталин и Ворошилов. Но может быть меня снова обманывают? Ведь об изменах Троцкого мне сказали только через десять лет после его отставки. А когда мне скажут про измены Сталина и Ворошилова? Кому же вообще доверять?".
Так скажет мыслящий молодой красноармеец. Старый боец, который знает по опыту, как шли дела, сделает примерно такой вывод:
"Когда Троцкого обвиняли в "недооценке крестьянства", я думал, что это может быть и верно: вопрос сложный и разобраться трудно. Но когда мне говорят, что Троцкий насаждал в Красной армии белые гнезда, то я говорю прямо: врут нынешние вожди! А если они так нагло врут насчет гражданской войны, то, вероятно, врут и насчет недооценки крестьянства".
Результат новой кампании сенсационных разоблачений может быть только один: подрыв доверия к руководству, к старому и новому, ко всякому руководству.
Приходится спросить себя: почему же сталинская клика считает нужным ныне -- в 1935 году! -- заняться столь обоюдоострыми разоблачениями, которые, по крайней мере, на 50% являются саморазоблачениями? Ведь троцкизм был убит в 1925 году, затем убит дополнительно в 1927 г., убит окончательно в 1928 г. (ссылка Троцкого в Алма-Ата), "последние остатки", "жалкие осколки" были еще и еще раз подвергнуты истреблению после высылки Троцкого за-границу, где он окончательно "разоблачил себя", как агент империализма. Казалось, пора бы перейти к порядку дня. Но нет, не могут усидеть спокойно на месте господа вожди, изволят тревожиться, потеют от натуги мысли: нельзя ли еще чего-нибудь придумать, покрепче, посильнее, поядовитее, так чтоб уж окончательно и действительно убить этот самый семикратно убитый троцкизми
Хорошо пишет Радек.
Во времена Гоголя хорошо писали "курские помещики". В нашу эпоху, когда помещиков не стало, хорошо пишет Радек. Но так как Радек на всех языках иностранец, то придираться к нему с этой стороны было бы грешно. Не глубоко и не грамотно, это так, зато верность видна. Преданность сквозит в каждом слове. Ошибиться невозможно: хоть и не курский помещик, а за вождя жизни не пощадит.
"Выстрел Николаева -- пишет Радек -- ярчайше осветил контр-революционную гниль, затаившуюся в рядах нашей партии". ("Большевик", # 3, стр. 61). Здесь каждое слово бьет в точку: именно гниль, именно затаилась, именно в партии. А что касается выстрела, то он именно всю эту гниль "ярчайше осветил". И, что замечательнее всего, под лучи ярчайшего освещения нечаянно попал и сам Радеки в качестве моралиста, конечно, а не в качестве гнили. Ибо кто же допустит гнилого публициста на страницы "Большевика"? Ярославского, правда, за выслугою лет из редакции удалили, но довольно и бдительного Стецкого.
Во всяком случае сам Радек -- в этом и состоит цель его статьи -- доказывает на 20 страницах убористого текста, что его высокая революционная мораль стоит для него самого вне всякого подозрения. А кому же лучше знать Радека? Троцкий "открыто перешел в лагерь контр-революции". Зиновьев и Каменев прибегли к "двурушническому покаянию". А вот он, Радек, покаялся, что называется, всеми четырьмя конечностями. Режьте его, в смоле варите, -- он, как Васька Шибанов, будет славить своего господина. Но -- homo sumи Радек предпочитает, конечно, обставить испытание верности без смолы. Некоторые недоброжелатели утверждают даже, будто склонность Радека к мирному образу жизни и его отвращение к горячей смоле во всех ее видах и пробудили в нем столь напряженное чувство верности по отношению к вождю, к дворнику вождя и даже к собаке дворника (извиняемся за промелькнувшую тень Молчалина).
Но такие чисто психологические гипотезы неубедительны. Верность Радека обоснована социологически. Добрая доля 20 страниц заполнена цитатами из Сталина, доказывающими, что всякая оппозиция всегда буржуазна и всегда ведет к контр-революции. В священном писании сказано просто: "несть власть аще не от бога". На языке Радека и других теоретических гарсонов бюрократии та же мысль выражена в более современных терминах: "все, что вправо и влево от Сталина, есть буржуазная контр-революция; меридиан пролетариата проходит всегда через переносицу вождя".
Пока Радек остается на высотах общей социологии (речь идет о социологии бюрократических гарсонов), позиции его почти неприступны. Дело несколько ухудшается, когда Радеку приходится отвечать на более низменные и конкретные вопросы, вроде процесса против Зиновьева и Каменева. В правительственном сообщении, как и в бесчисленных статьях "Правды" заключалось, как известно, прямое и категорическое утверждение, что Зиновьев и Каменев ставили себе целью реставрацию капитализма и военную интервенцию. Мы не только усомнились в этом, но и назвали самое утверждение отвратительной смесью подлости, глупости и хамства. "Дело не в том -- вступается за вождя Радек, -- является ли капитализм идеалом господ Троцких и Зиновьевых, а дело в том, что если построение социализма невозможно в нашей странеи" и т. д. Одним словом, Радек выбалтывает, что Зиновьев и Каменев никаких заговоров с целью восстановления капитализма не учиняли, -- вопреки тому, что бесстыдно утверждало официальное сообщение, -- а все-на-всего отвергали теорию социализма в отдельной стране. Ту самую национал-реформистскую теорию, которую сам Сталин отвергал еще в апреле 1924 года, а Радек признал только в суровом климате Сибири, в 1929 г. Что и требовалось доказать.
За вычетом подобных заскоков, надо признать: хорошо пишет Радек, с дрожью в пере. Но почему все же при чтении его статьи невольно думаешь: а ведь эту статью я уже раз сто читал. И даже почему то от бумаги, на которой статья напечатана, исходит странный запах, точно от старого меха, на котором домашняя кошка вывела несколько поколений котят.
Куда девался Мануильский?
Пролетарские массы обоих полушарий переживали в последние месяцы жестокую тревогу: пропал вождь международной революции! Еще совсем недавно он в полном расцвете сил и дарований давал директивы шестидесяти нациям на предмет единовременного прохождения периодов (тогда дело шло как раз о незабвенном "третьем периоде"), писал пышные статьи, которых, правда, никто не читал, а в свободные часы рассказывал другим вождям анекдоты из национального быта, которые встречали полный успех. И вдруг пропал! Да так пропал, что следов не сыскать. А так как дело идет все же не об иголке, а о вожде Коминтерна, то внезапное его исчезновение грозит вызвать целый ряд космических замешательств. Но давно уже сказано: Le roi est mort, vive le roi! Или в переводе на язык Коминтерна: Manouilsky est mort, vive Bela-Kun!
Без малых замешательств, все же, не обошлось. Некоторые секции оказались застигнуты молниеносной сменой вождей врасплох. Одни говорили: Но ведь Бела-Кун, кажется, убит на венгерских баррикадах? Другие, на основании имени, утверждали, что на этот раз назначен вождь женского пола. Но скоро все обошлось к общему благополучию. "Что ни поп, то батька", сказали испанцы. "Хуже Мануильского и этот не будет", прибавили итальянцы. "И Лозовский как будто исчез", с вздохом облегчения заметили британцы. О Куусинене даже не вспомнили. Так история человечества вступила в четвертый период. Земля тем временем продолжала вращаться вокруг своей оси, как если бы ничего особенного не произошло.
Альфа.
Еще к вопросу о бонапартизме
(Справка из области марксистской терминологии)
Некоторые критики обвиняют нас в том, что мы придаем термину бонапартизм слишком широкое и разнообразное применение. Критики не замечают, что таково же применение и других политических терминов, как "демократия", "диктатура", не говоря уж о "государстве", "обществе", "правительстве" и пр. Мы говорим об античной демократии (основанной на рабстве), о демократии средневековых цехов, о буржуазной демократии, о пролетарской демократии (в смысле государства), но также о партийной, синдикальной, кооперативной демократии и пр., и пр. Марксизм не может отказаться от таких устойчивых, консервативных понятий и от перенесения их на новые явления: без этого была бы вообще невозможна преемственность человеческой мысли. Но марксизм обязан, для избежания ошибок, каждый раз определять социальное содержание понятия и тенденцию его развития. Напомним, что Маркс и Энгельс называли бонапартистским не только режим Наполеона III, но и режим Бисмарка. 12 апреля 1890 г. Энгельс писал Зорге: "каждое нынешнее правительство nolens volens становится бонапартистским". Это было более или менее верно в отношении тогдашнего многолетнего периода аграрного кризиса и промышленной депрессии. Новый подъем капитализма со второй половины 90-х годов ослабил бонапартистские тенденции, послевоенный упадок капитализма чрезвычайно усилил их.
Чернов в своей "Великой русской революции" приводит отзывы Ленина и Троцкого о режиме Керенского, как зародыше бонапартизма, и, отвергая это определение, нравоучительно замечает: "бонапартизм совершает свои взлеты на крыльях славы". Этот теоретический "взлет" вполне в духе Чернова. Но Маркс, Энгельс, Ленин определяли бонапартизм не по крыльям, а по специфическому соотношению классов.
Под бонапартизмом мы понимаем такой режим, когда экономически господствующий класс, способный к демократическим методам правления, оказывается вынужден в интересах сохранения своей собственности, терпеть над собою бесконтрольное командование военно-полицейского аппарата, увенчанного "спасителем". Подобное положение создается в периоды особого обострения классовых противоречий: бонапартизм имеет целью удержать их от взрыва. Буржуазное общество не раз проходило через такие периоды, но это были так сказать лишь репетиции. Нынешний упадок капитализма не только окончательно подкопал демократию, но и обнаружил полную недостаточность бонапартизма старого типа: его место занял фашизм. Однако, мостом между демократией и фашизмом (в России 1917 г. -- "мостом" между демократией и большевизмом) оказывается "личный режим", поднимающийся над демократией, лавирующий меж двух лагерей и охраняющий в то же время интересы господствующего класса: достаточно дать это определение, чтоб термин бонапартизм оказался полностью обоснован.
Во всяком случае мы констатируем, что: 1) ни один из наших критиков не дал себе труда вскрыть специфический характер предфашистских правительств: в Италии -- Джиолитти и Факта; в Германии -- Брюнинга, Папена, Шлейхера; в Австрии -- Дольфуса; во Франции -- Думерга, Фландена; 2) никто до сих пор не предложил другого термина. Что касается нас, то мы в другом термине не видим никакой нужды: термин Маркса, Энгельса, Ленина нас удовлетворяет вполне.
Почему мы настаиваем на этом вопросе? Потому что он имеет колоссальное значение, как теоретическое, так и политическое. Можно сказать: с того момента, как натиск двух враждебных классовых лагерей поднимает ось власти над парламентом, в стране официально открывается предреволюционный (илии предфашистский) период. Бонапартизм характеризует собою, таким образом, последний период, в течение которого пролетарский авангард может взять разбег для завоевания власти. Непонимание сталинцами природы бонапартистского режима приводит к тому, что они ставят диагноз: "революционной ситуации нет", и проходят мимо предреволюционной ситуации.
Дело осложняется, когда мы применяем термин бонапартизм к режиму Сталина и говорим о "советском бонапартизме". -- "Нет, -- восклицают наши критики, -- у вас оказывается слишком много "бонапартизмов": термин получает недопустимо растяжимый характери" и пр. Такого рода абстрактные, формальные, словесные возражения делаются обыкновенно тогда, когда нечего сказать по существу.
Несомненно, ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не применяли термина бонапартизм к рабочему государству; не мудрено: у них не было для этого случая (что Ленин вообще не боялся переносить, с необходимыми ограничениями, термины буржуазного режима на рабочее государство, свидетельствует, например, его термин "советский гос-капитализм"). Но что делать в тех случаях, когда хорошие старые книги не дают необходимых указаний? Надо попытаться жить своим умом.
Что означает "личный режим" Сталина и откуда он взялся? Он есть, в последнем счете, продукт острой классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. При помощи бюрократически-полицейского аппарата власть "спасителя" народа и третейского судьи бюрократии, как правящего слоя, поднялась над советской демократией, превратив ее в собственную тень. Объективная функция "спасителя" -- охранять новые формы собственности, узурпируя политическую функцию господствующего класса. Разве эта точная характеристика сталинского режима не есть в то же время научно-социологическое определение бонапартизма?
Несравнимая ценность термина в том и состоит, что он позволяет сразу открыть крайне поучительные исторические сближения и определить их социальные корни. Оказывается: натиск плебейских или пролетарских сил на правящую буржуазию, как и натиск буржуазных и мелкобуржуазных сил на правящий пролетариат могут привести к чрезвычайно аналогичным (симметричным) политическим режимам. Таков неоспоримый факт, осветить который термин бонапартизм помогает как нельзя лучше.
Когда Энгельс писал, что "каждое нынешнее правительство nolens volens становится бонапартистским", он имел в виду, конечно, лишь тенденцию. В этой области, как и в других, количество переходит в качество. В каждой буржуазной демократии заложены черты бонапартизма. Точно так же можно открыть элементы бонапартизма в советском режиме до Сталина. Но искусство научного мышления в том и состоит, чтоб определить, где именно количество переходит в новое качество. В эпоху Ленина советский бонапартизм был возможностью; в эпоху Сталина он стал действительностью.
Термин бонапартизм сбивает наивное мышление (a la Чернов) тем, что вызывает в памяти исторический образ Наполеона, как термин цезаризм -- образ Юлия Цезаря. На самом деле оба эти термина давно отделились от исторических фигур, которые дали им свое имя. Когда мы говорим бонапартизм, без дальнейших определений, мы имеем в виду не историческую аналогию, а социологическое определение. Так, термин шовинизм имеет столь же общий характер, как и национализм, хотя первое слово происходит от французского буржуа Шовена, а второе -- от нации.
Однако, в известных случаях, говоря о бонапартизме, мы имеем в виду более конкретное историческое сближение. Так, режим Сталина, представляя собою перевод бонапартизма на язык советского государства, обнаруживает в то же время ряд дополнительных черт сходства с режимом консульства (империя, но еще без короны), и не случайно: оба они выступают, как наследники и узурпаторы великих революций.
Мы видим, что правильное, т.-е. диалектическое применение термина бонапартизм не только не ведет к шаблонизированью, к этой язве мысли, а наоборот позволяет характеризовать интересующее нас явление со всей необходимой конкретностью, притом не изолированно взятое, как "уникум", а в исторической связи со многими другими родственными явлениями. Чего же большего можно требовать от научного термина?
Л. Троцкий.
Новые расправы с "троцкистами"
(По московским газетам)
В течение нескольких месяцев, последовавших за убийством Кирова, Сталин повел новый крестовый поход против "троцкизма" и против "гнилого либерализма" собственного расслабленного и деморализованного аппарата. Не проходило почти дня, чтобы центральные газеты во главе с "Правдой" не сообщали бы о "вскрытии" троцкистов или о проявлениях гнилого либерализма по отношению к "троцкистам". Статьи эти, конечно, требовали расправ. Да и по существу они являлись лишь слабым аккомпаниментом к более действительной работе ГПУ. Все, кто хоть как-нибудь и когда-нибудь имел отношение к оппозиции, -- давно отошедшие, близкие, родственники оппозиционеров, воздержавшиеся когда-нибудь в каком-нибудь голосовании, -- сотнями и сотнями были арестованы и высланы, часто близко к полярному кругу. Одновременно была арестована вся ссылка большевиков-ленинцев. Часть ссыльных была переброшена в более отдаленные места, часть переведена в заключение.
Ниже мы даем некоторые, далеко неполные, выдержки из "Правды" и др. газет, свидетельствующие о расправе с большевиками-ленинцами. А давно ли сталинцы хвастали, что с троцкизмом "покончено", что разгромлены "последние остатки осколков" (?!). Выдержки эти говорят за себя.
В Днепропетровске комиссия по чистке обнаруживает и исключает из партии троцкистов Комаровского, Глузмана, Юрьева и Брохина ("Правда", 4 января 1935 г.). Там же исключена из партии "троцкистка" Ягнетинская, проректор университета. За "гнилой либерализм" снято с работы все бюро горкома.
В Ростове, в высшей коммунистической сельскохозяйственной школе -- по словам "Правды" от 23 декабря 1934 г. -- лекции читает "троцкист" Владимиров. "Правда" требует головы Владимирова и громит местную партийную организацию за либерализм.
В Белорусском Медицинском Институте обнаружено гнездо троцкистов. Студенты этого института Левитан и Маковец устроили в интернате дискуссию, в которой ораторы троцкисты доказывали, что "троцкизм является источником развития большевизма" и т. д. Троцкист Разумовский доказывал, что "материально-бытовое положение рабочего класса из года в год ухудшается" ("Комсомольская Правда", 30 декабря 1934 г.). В том же номере "Комсомольской Правды" мы читаем, что в Высшей С.-Х. Школе Белоруссии "троцкистский подголосок Полевиков всячески старался дезорганизовать аудиторию и навести ее на путь дискуссии по давно осужденным партией теориям".
В Курской Высшей Коммунистической С.-Х. Школе проф. Ладыженский "занимался проповедью троцкизма". Ассистент Ладыженского Костин не только не разоблачал профессора, но повторял его доводы. Другие лекторы школы обвиняются в примиренчестве. И под конец: "Курский Обком ВКП исключил из партии Ладыженского, Костина, Луцкого и Попова" ("Правда", 12 ноября 1934 г.).
"Известия" от 9 января 1935 г. сообщают о той же школе в Курске: проф. истории Сербент "протаскивал троцкистские взгляды. Завед. экономической кафедрой Фокина сообщила своей аудитории, что лозунг о ликвидации кулачества был выдвинут еще троцкистско-зиновьевской оппозицией в 1925 -- 26 г.г., и что партией он был осуществлен с запозданием на 4 -- 5 лет. Преподаватель же Уронич систематически избегал рекомендовать работы Сталина.
Несмотря на то, что всех профессоров-оппозиционеров исключили из партии, троцкистские влияния настолько укоренились среди студентов, что некоторые из них открыто выступали против постановлений пленума ЦК.
Особенно богата сведениями о троцкистах "Правда" от 11 января. Исключен из партии Рейнгольд, начальник главного хлопкового управления (бывший член коллегии Наркомфина) за "покровительство" бывшим оппозиционерам, которых он устраивал на работе и пр. Одновременно с Рейнгольдом исключены из партии и др. ответственные работники хлопкового комитета, Кацман и Волосов. "За троцкизм" исключен из партии Голендо, председатель Госплана Белоруссии и заместитель председателя белорусского Совнаркома.
Исключен из партии и выгнан из Горьковского Университета (и, конечно, сослан) студент Аристов за заявление, что "истинные большевики это троцкисты". В гнилом либерализме обвиняется местная парторганизация, знавшая о троцкизме Аристова.
В Астрахани зав. музеем революции Сафаров передал редакции местной газеты речь Кирова, которая по проверке оказалась речью Зиновьева. Он же распространял "троцкистскую" брошюру "Молодежь в первой революции". Заместитель секретаря Горкома ВЛКСМ Малыгин распространял эту же брошюру "в школах комсомольского просвещения и рекомендовал ее активу". Руководители комсомола держали связь с троцкистами. Секретарь астраханского Горкома молодежи Апочанов "раздавал денежные пособия троцкистам, высланным в Астрахань". Все они, конечно, исключены из партии. Исключен и заместитель управляющего Волго-Каспийским трестом троцкист Гиндин.
В Херсоне дело обстоит не лучше. Всей комсомольской организацией руководил троцкист Коростин -- секретарь херсонского Горкома ВЛКСМ. По словам "Правды" (15 января) Коростин является троцкистом еще с 1927 г.
"В Одессе же не единичны факты, когда бывшим троцкистам поручают вести пропагандистскую работу среди молодежи" (там же). Заведующий редакцией одесской "Черноморской Коммуны" "закоренелый троцкист" Комаров уволен с работы и исключен из партии.
Да, "не благополучно" обстоит положение на Украине.
Недаром, незадолго перед тем Постышев в одной из своих речей сообщил, что "недавно на Украине была раскрыта контр-революционная троцкистская группировка, в руководящий центр которой входили Винокур, Наумов и Павлов". Во время чистки парторганизации Днепропетровского Областного Управления Госстраха обнаружили троцкиста Швеца, который заявил, что "социализм в одной стране построить невозможно"и В областном финансовом отделе также обнаружено много троцкистови
Целое троцкистское гнездо открыто на Ясиноватском узле ("Правда" от 4, 13 и 15 февраля 1935 г.). Обнаружены троцкисты Генкель и Федоров. Начальник материального отдела -- "активный троцкист" Финалин. Члены партийного комитета "примиренчески относились к троцкистскому охвостью". Покровительствовал троцкистам и начальник политотдела (!) дороги Восканов.
Магнитогорский Горком исключил из партии троцкистов: Чаромскую, члена бюро Горкома и прошлом заместителя секретаря Горкома; заместителя начальника комбината Альперовича; Герия; Ефимова.
Для "оживления" (!) учебных конференций заведующий экономической кафедрой татарского педагогического института, он же завкультпроп казанского Горкома партии, Иткаев, решил организовать "провокационное выступление". Комсомолец Рафиков под руководством преподавателя Григорьева выступил с большой речью в защиту Троцкого, Зиновьева и Каменева. Вопреки ожиданию, никто из присутствовавших, за исключением студента Шабанова не выступил против Рафикова. "Пользуясь случаем" на конференции выступил троцкист Эльвов ("Правда", от 5, 8 и 12 февраля 1935 г.).
"За Коммунистическое Просвещение" (22 января) сообщает, что Учпедиздат выпустил в 1934 г. "Методику русского языка", которая рекомендует в качестве основного пособия по русскому языку "Рабочую книгу по языку", наполненную отрывками контр-революционного содержания, принадлежащим Троцкому и Зиновьеву. Книжка другого автора Селищева "Язык революционной эпохи" изобилует примерами, заимствованными из писаний "контр-революционера Троцкого".
И в заключение: в ростовских кинематографах демонстрировали картину "Красные дьяволята" из эпохи гражданской войны. В этой картине -- о ужас! -- показывается Троцкий. Поднялась суматоха. За "популяризацию контр-революционера Троцкого" исключены из партии или сняты с постов от заведующего кинематографом до управляющего краевым отделом кинотреста, представителя Главлита и пр. Количество же выговоров по этому делу и не сосчитать.