Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 1-2
Другие номера
№№ 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 1-2 Juillet - 1929 - Июль № 1-2
Содержание
Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) в СССР
Вокруг высылки т. Троцкого
В чем непосредственная цель высылки Троцкого?
Как Политбюро разрешило вопрос о высылке т. Троцкого в Турцию
(Сообщение из Москвы)
Письмо Л. Д. Троцкого рабочим СССР
Демократический урок, которого я не получил (История одной визы)
Большевикам-оппозиционерам нужна помощьПротив капитулянства
Из письма Л. Д. Троцкого к русскому товарищу
Радек и оппозиция
По поводу тезисов т. Радека
Выдержка, выдержка, выдержка!Письма из СССР
Внутри право-центристского блока
Борьба оппозиции (Большевиков-ленинцев) и репрессии
На помощь большевикам-ленинцам
Из письма ссыльного товарища Н.Проблемы международной левой оппозиции
Против правой оппозиции
Задачи оппозиции
О группировках в коммунистической оппозиции
Письмо Л. Д. Троцкого т. Суварину
Еще раз о Брандлере-ТальгеймереЗадачи и положение иностранных оппозиций
Американским большевикам-ленинцам (оппозиции)
Ответы на вопросы корреспондента японской газеты "Осака Майничи"
Политическая обстановка в Китае и задачи большевиков-ленинцев (оппозиции)
Что готовит день 1-го августа?
Дипломатия или революционная политика? (Письмо чешскому товарищу)
В Центральный Комитет Коммунистической партии АвстрииОт издательства
Октябрьская революция проходит через глубокий кризис. Высшим выражением его является бешеная борьба сталинской бюрократии против пролетарского крыла партии, или так называемой оппозиции. Эта последняя в несравнимых ни с чем по трудности условиях, ведет непримиримую борьбу за марксизм, за Октябрь, за международную революцию. Отдельные элементы с почтенными именами колеблются или отходят. Грандиозные эпохи, как наша, быстро пожирают или опустошают людей. Но они же ускоряют воспитание нового поколения и дают ему необходимый закал. Партийная молодежь, вступившая в ряды большевизма накануне Октября или в годы гражданской войны, уже выдвинула из своей среды целый слой выдающихся по энергии, преданности и ясности мысли представителей оппозиции. Беспощадные преследования производят в среде этой молодежи необходимый отбор.
Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) уже имеет свою большую историю, и свою немалую литературу. Собрать эту литературу и издать по крайней мере наиболее важные ее документы, является совершенно неотложной задачей, которую мы надеемся постепенно разрешить в ряде книг, сборников, и других изданий.
Не менее важно, однако, обслуживать сегодняшний день оппозиционной борьбы, при помощи правильно поставленной информации. На страницах этих бюллетеней мы будем публиковать текущие документы оппозиционной борьбы, как и вообще информацию о жизни ВКП и советской республики.
Оппозиция представляет собой международную фракцию и только как таковая, имеет право на существование. Вот почему мы будем на этих страницах давать документы, относящиеся к борьбе большевиков-ленинцев не только в советской республике, но и во всем мире.
Настоящее издание находится в тесной связи с соответственными изданиями большевистской оппозиции во всех странах.
Непосредственная цель этого издания состоит в том, чтоб обслуживать практическую борьбу в советской республике за дело Маркса и Ленина.
Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) в СССР
Вокруг высылки т. Троцкого
В чем непосредственная цель высылки Троцкого?Постановление Особого Совещания при ГПУ о высылке Троцкого из пределов СССР обвиняет его в организации "контр-революционной" партии, деятельность которой "за последнее время" направлена "к подготовке вооруженной борьбы против советской власти". Слова "за последнее время" должны свидетельствовать о какой то радикальной перемене, происшедшей будто бы в политике оппозиции, и тем самым послужить оправданием более радикальной политики репрессий против оппозиции.
Сталин давно уже стремился привлечь к делу "вооруженное восстание". Принципиальная установка оппозиции на радикальную реформу партии и революции создавала для политики Сталина серьезные затруднения. Борясь против сталинского режима, оппозиция не раз предсказывала, что бюрократическое узурпаторство чем дальше, тем больше будет вынуждено, в целях самооправдания, ссылаться на опасность вооруженной борьбы со стороны оппозиции.
Ярче и циничнее всего раскрыл эту перспективу сам Сталин на августовском пленуме ЦК 1927 года, когда он сказал по адресу оппозиции: "разве вы не понимаете, что эти кадры можно снять только гражданской войной?". Этим самым аппарат ("кадры") открыто ставился над партией, и всякая борьба за изменение политики или состава аппарата заранее отождествлялась с гражданской войной. К этому и сводится по существу политическая позиция Сталина, которую ГПУ переводит на язык репрессий.
Высылка Троцкого и возможная высылка ряда наиболее известных оппозиционеров имеет своей непосредственной целью не только политически изолировать руководство от массы рабочих-оппозиционеров, но и подготовить условия для новых более свирепых репрессий против растущей оппозиционной массы. На XV съезде (январь 1928 г.) сталинцы провозгласили полную "ликвидацию" оппозиции, как совершившийся факт, и обещали столь же полную "монолитность" партии. Между тем за истекший год оппозиция серьезно возросла и стала важным политическим фактором в жизни рабочих масс.
В течении 1928 г. сталинцам приходилось неизменно усиливать меры репрессии, которые каждый день обнаруживали, однако, свою несостоятельность в борьбе с правильной политической линией. Голое провозглашение оппозиции "контр-революционной партией" недостаточно: никто не берет этого всерьез. Чем больше оппозиционеров исключают и ссылают, тем больше их становится внутри партии. На ноябрьском пленуме ЦК ВКП (1928 г.) это признал и Сталин. Ему остается одно: попытаться провести между официальной партией и оппозицией кровавую черту. Ему необходимо до зарезу связать оппозицию с покушениями, подготовкой вооруженного восстания и пр. Но как раз на этом пути стоит руководящая верхушка оппозиции. Как показал позорный опыт с "врангелевским офицером", которого Сталин попытался подкинуть оппозиции осенью 1927 года, достаточно оказалось громкого заявления руководителей оппозиции, чтоб сталинский подлог упал на голову своему автору.
А, главное, физическая расправа над старыми революционерами, известными всему миру, представляла бы политические трудности сама по себе.
Отсюда план Сталина: выдвинуть обвинение в "подготовке вооруженной борьбы", как предпосылку новой полосы репрессий; поторопиться выслать под этим предлогом головку оппозиции заграницу и развязать себе тем самым руки для палаческой работы по отношению к молодым и рядовым оппозиционерам, имена которых еще неизвестны массам, особенно заграницей. Такого рода дела - только такого рода - Сталин продумывает до конца.
Вот почему после высылки вождей оппозиции надо с уверенностью ждать попыток сталинской клики так или иначе втянуть ту или другую якобы оппозиционную группу в авантюру, а в случае неудачи - сфабриковать и подкинуть оппозиции "покушение" или "военный заговор". За последние недели уже была сделана одна такая попытка, построенная по всем правилам бонапартистской провокации. Когда обстоятельства позволят, мы опубликуем эту закончившуюся провалом попытку провокации во всей подробности. Пока же достаточно сказать, что она ни в каком случае не является последней. За ней последуют другие. В этой области Сталин доводит свои планы до конца. Да ничего иного ему и не остается.
Таково положение в данный момент. Бессильная политика лавирования и вилянья, возросшие хозяйственные трудности, рост недоверия партии к руководству привели Сталина к необходимости оглушить партию инсценировкой крупного масштаба. Нужен удар, нужно потрясение, нужна катастрофа.
Сказать это вслух значит уже до некоторой степени помешать выполнению сталинских замыслов. Защита оппозиции ВКП от сталинских подлогов и "амальгам" есть защита октябрьской революции и Коминтерна от тлетворных методов сталинизма. Такова сейчас первейшая обязанность каждого подлинного коммуниста-революционера.
Надо перерезать дорогу бонапартистскому узурпаторству. Надо разоблачить его методы, надо предупредить его завтрашние шаги. Надо развернуть разоблачительную кампанию пред лицом международных рабочих масс. Борьба за оппозицию сливается здесь с борьбой за октябрьскую революцию.
Х.
Константинополь, 4 марта 1929 г.Как Политбюро разрешило вопрос о высылке т. Троцкого в Турцию
(Сообщение из Москвы)
Вопрос о высылке был, разумеется, раньше разрешен в секретном заседании сталинской верхушки, а затем проведен через Политбюро, где даны были официальные мотивы высылки.
При обсуждении этого вопроса на П. Б. Сталин говорил: "Троцкого нужно выслать заграницу 1) потому, что он здесь идейно руководит оппозицией, численность которой все больше растет, 2) для того, чтоб развенчать его в глазах массы, как только он окажется в буржуазной стране, как пособника буржуазии, 3) чтоб его развенчать в глазах мирового пролетариата: социал-демократия безусловно использует его высылку против СССР и станет на защиту "жертвы большевистского террора" - Троцкого, 4) если Троцкий будет выступать против руководства с разоблачениями, то мы будем его изображать, как предателя. Все это говорит о необходимости его высылки" (цитируем по стенограмме).
Против высылки были Рыков, Бухарин, Томский, а на частных обсуждениях еще один член П. Б., имя которого нам достоверно неизвестно, полагают - Куйбышев.
Таким образом грозные разоблачения Ярославского по поводу статей т. Троцкого в заграничной печати были заготовлены еще до высылки Троцкого заграницу. Гнусности Сталина делаются, как известно, в строго плановом порядке.
Москва, 22 марта 1929 г.
Письмо рабочим СССР
Дорогие товарищи!
Я пишу вам, чтобы сказать вам еще раз, что Сталины, Ярославские и братия вас обманывают. Вам говорят, что я обратился к буржуазной прессе, чтобы вести борьбу против Советской Республики, в создании и в защите которой я работал рука об руку с Лениным. Вас обманывают. Я обратился к буржуазной прессе для того, чтобы защищать интересы Советской Республики против лжи, коварства и вероломства Сталина и К-о.
Вас призывают осуждать мои статьи. Читали ли вы их? Нет, вы их не читали. Вам дают ложный, поддельный перевод отдельных небольших отрывков. Статьи мои вышли на русском языке отдельной брошюрой в том самом виде, в каком я их писал. Потребуйте, чтоб Сталин их перепечатал без сокращений и подделок! Он не посмеет. Он больше всего боится правды. Здесь я хочу изложить основное содержание моих статей.
1. В постановлении ГПУ о моей высылке говорится, что я руковожу подготовкой вооруженной борьбы против Советской Республики". В "Правде" слова о вооруженной борьбе были выпущены. Почему? Почему Сталин не решился в "Правде" (#41 от 19 февраля 1929 г.) повторить то, что сказано в постановлении ГПУ. Потому что он знал, что ему никто не поверит. После истории с врангелевским офицером, после разоблачения агента - провокатора, подосланного Сталиным к оппозиционерам с предложением военного заговора, после всего этого никто не поверит, что большевики-ленинцы, желающие убедить партию в правоте своих взглядов, готовят вооруженную борьбу. Вот почему Сталин не посмел напечатать в "Правде" то, что сказано в постановлении ГПУ от 18-го января. Но зачем же в таком случае было вносить эту явную ложь в постановление ГПУ? Не для СССР, а для Европы, и для всего мира. Через агентство ТАСС Сталин систематически каждодневно сотрудничает в буржуазной печати всего мира, распространяя свою клевету против большевиков-ленинцев. Сталин не мог иначе объяснить высылку и бесчисленные аресты, как указанием на подготовку оппозицией вооруженной борьбы. Этой чудовищной ложью он причинял величайший вред Советской Республике. Вся буржуазная печать говорила о том, что Троцкий, Раковский, Смилга, Радек, И. Н. Смирнов, Белобородов, Муралов, Мрачковский и многие другие, которые строили Республику и защищали ее, теперь готовят вооруженную борьбу против Советской власти. Ясно, до какой степени такая мысль должна ослаблять Советскую Республику в глазах всего мира! Чтоб оправдать репрессии, Сталин вынужден создавать чудовищные легенды, наносящие неисчислимый вред Советской власти. Вот почему я считал необходимым выступить в буржуазной прессе и сказать на весь мир: неправда, будто оппозиция собирается вести вооруженную борьбу с Советской властью. Оппозиция вела и будет вести беспощадную борьбу за Советскую власть со всеми ее врагами. Это мое заявление напечатано в десятках миллионов экземпляров на языках всего мира. Оно служит упрочению Советской Республики. Сталин хочет усилить свое положение, ослабляя Советскую Республику. Я хочу усилить Советскую Республику, разоблачая ложь сталинцев.
2. Сталин и его печать давно уже распространяют во всем мире весть, будто я заявил, что Советская Республика стала буржуазным государством, что пролетарская власть погибла и проч. В России многие рабочие знают, что это злостная клевета, что она основана на поддельных цитатах. Я разоблачал эту подделку десятки раз в письмах, которые передавались из рук в руки. Но мировая буржуазная печать верит этому или притворяется, что верит. Все поддельные сталинские цитаты гуляют по столбцам газет всего мира, как доказательство того, будто Троцкий признал неизбежность гибели Советской власти. Благодаря огромному интересу мирового общественного мнения, прежде всего широких народных масс, к тому, что творится в Советской Республике, буржуазные газеты, побуждаемые своими рыночными интересами, заботой о тираже, давлением читателей, оказались вынуждены напечатать мои статьи. В этих статьях я сказал на весь мир, что Советская власть, несмотря на неправильную политику сталинского руководства, имеет глубочайшие корни в массах, очень сильна и переживет своих врагов.
Не надо забывать, что подавляющее большинство рабочих в Европе, особенно в Америке, все еще питаются буржуазной печатью. Я поставил условием, чтобы статьи мои были напечатаны без каких бы то ни было изменений. Правда, отдельные газеты в некоторых странах нарушили это условие, но большинство выполнило его. Во всяком случае все газеты оказались вынужденными напечатать, что, вопреки лжи и клевете сталинцев, Троцкий убежден в глубокой внутренней силе советского режима и твердо верит, что рабочим удастся мирными средствами изменить нынешнюю ложную политику ЦК.
Весною 1917 года Ленин, запертый в швейцарской клетке, воспользовался "пломбированным" вагоном Гогенцоллерна для того, чтобы дорваться до русских рабочих. Шовинистическая печать травила Ильича, называя его не иначе, как немецкий наемник и Herr Ленин. Запертый термидорианцами в клетку Константинополя, я воспользовался пломбированным вагоном буржуазной печати, чтобы сказать всему миру правду. Глупая в своей разнузданности травля сталинцев против "мистера Троцкого" представляет собою только повторение буржуазной и эсеровской травли против "Herr'а Ленина". Вместе с Ильичем я со спокойным презрением отношусь к общественному мнению мещан и чиновников, душу которых выражает Сталин.
3. Я рассказал в своих статьях, искаженных и фальсифицированных Ярославским, как, почему и при каких условиях меня выслали из СССР. Сталинцы распространяют в европейской печати слух о том, будто меня отпустили заграницу по моему ходатайству. Я разоблачил и эту ложь. Я рассказал, что меня выслали заграницу насильственно, путем предварительного соглашения Сталина с турецкой полицией. И здесь я действовал не только в интересах ограждения себя лично от клеветы, но прежде всего в интересах Советской Республики. Если бы оппозиционеры стремились покидать пределы Советского Союза, это было бы понято всем миром так, будто мы считаем положение советского правительства безнадежным. Между тем этого нет и в помине. Сталинская политика нанесла страшные удары не только китайской революции, английскому рабочему движению и всему Коминтерну, но и внутренней устойчивости советского режима. Это бесспорно. Однако, дело отнюдь не безнадежно. Оппозиция ни в каком случае не собирается бежать из Советской Республики. Я категорически отказался ехать заграницу, предлагая заключить меня в тюрьму. Сталинцы не посмели прибегнуть к этому средству, они боялись, что рабочие будут настойчиво добиваться освобождения. Они предпочли сговориться с турецкой полицией и водворили меня принудительно в Константинополе. Это я изложил всему миру. Всякий мыслящий рабочий скажет, что если Сталин через ТАСС кормит повседневно буржуазную прессу клеветой против оппозиции, то я обязан был выступить, чтоб опровергнуть эту клевету.
4. В десятках миллионов экземпляров я рассказал всему миру, что меня изгнали не русские рабочие, не русские крестьяне, не советские красноармейцы, не те, с которыми мы завоевывали власть и сражались плечом к плечу на всех фронтах гражданской войны, - меня изгнали аппаратчики, прибравшие к своим рукам власть, превратившиеся в бюрократическую касту, которая связана круговой порукой. Чтоб защитить Октябрьскую революцию, Советскую Республику и революционное имя большевиков-ленинцев, я на весь мир сказал правду о Сталине и сталинцах. Я еще раз напомнил, что Ленин в своем зрело обдуманном "Завещании" назвал Сталина нелояльным. Это слово понятно на всех языках мира. Оно означает недобросовестного или нечестного человека, который в своих действиях руководится дурными побуждениями, человека, которому нельзя доверять. Вот как Ленин охарактеризовал Сталина и мы снова видим, насколько правильно было предупреждение Ленина. Нет большего преступления для революционера, как обманывать свою партию, отравлять ложью сознание рабочего класса. Между тем в этом состоит главное занятие Сталина. Он обманывает Коминтерн и мировой рабочий класс, приписывая оппозиции контр-революционные намерения и действия в отношении Советской власти. Именно за внутреннюю склонность к такому образу действий Ленин и назвал Сталина нелойяльным, именно поэтому он и предлагал партии снять Сталина с его поста. Тем более необходимо теперь, после всего, что произошло, разъяснить пред лицом всего мира, в чем выразилась нелойяльность, т. е. недобросовестность и нечестность Сталина в отношении оппозиции.
5. Клеветники (Ярославский и другие агенты Сталина) поднимают шум по поводу американских долларов. Вряд ли стоило бы при других условиях нагибаться к этому мусору. Но наиболее злобная буржуазная пресса с удовольствием размазывает грязь Ярославского. Чтоб не оставлять ничего в неясности, я скажу поэтому и о долларах.
Свои статьи я передал газетному американскому агентству в Париже. Такого рода агентствам и Ленин и я десятки раз давали интервью и письменные изложения наших взглядов на те или другие вопросы. Благодаря моей высылке и ее таинственной обстановке, интерес к этому делу во всем мире был колоссальный. Агентство рассчитывало на хорошие барыши. Оно мне предложило половину дохода. Я ему ответил, что я лично не возьму ни одного гроша, но что агентство должно будет передать по моему указанию половину своего дохода с моих статей, и что на эти деньги я издам на русском языке и на иностранных языках целый ряд сочинений Ленина (его речи, статьи, письма), которые запрещены в Советской Республике сталинской цензурой. Равным образом, я издам на эти деньги целый ряд важнейших партийных документов (протоколы конференций, съездов, письма, статьи и проч.), которые скрываются от партии только потому, что они наглядно показывают теоретическую и политическую несостоятельность Сталина. Это и есть та "контр-революционная" (по словам Сталина и Ярославского) литература, которую я собираюсь издать. Точный отчет в израсходованных на это суммах будет в свое время опубликован. Всякий рабочий скажет, что неизмеримо лучше на деньги, полученные, в виде случайной дани, с буржуазии, издавать сочинения Ленина, чем на деньги, собранные с русских рабочих и крестьян, распространять клевету на большевиков-ленинцев. Не забывайте, товарищи: "Завещание" Ленина остается в СССР по-прежнему контр-революционным документом, за распространение которого арестуют и ссылают. И это не случайно. Сталин ведет борьбу против ленинизма в международном масштабе. Не осталось ни одной почти страны в мире, где бы во главе коммунистической партии сегодня стояли бы те революционеры, которые руководили этими партиями при Ленине. Почти все они исключены из Коммунистического Интернационала. Ленин руководил четырьмя первыми конгрессами Коминтерна. Вместе с Лениным я вырабатывал все основные документы Коминтерна. На IV-м конгрессе (1922 г.) Ленин разделил со мной пополам основной доклад о новой экономической политике и перспективах международной революции. После смерти Ленина почти все участники, во всяком случае, все без исключения влиятельные участники первых четырех конгрессов исключены из Коминтерна. Везде и всюду во главе компартий стоят новые, случайные люди, пришедшие вчера из лагеря противников и врагов. Чтобы вести антиленинскую политику, надо было первым делом свалить ленинское руководство. Сталин сделал это, опираясь на бюрократию, на новые мелко-буржуазные круги, на государственный аппарат, на ГПУ, на материальные средства государства. Это произведено не только в СССР, но и в Германии, во Франции, в Италии, в Бельгии, в Соединенных Штатах, в Скандинавии, словом, почти во всех странах без исключения. Только слепец может не понять смысл того факта, что ближайшие сотрудники и соратники Ленина в ВКП и во всем Коминтерне, все участники и руководители компартий в первые трудные годы, все участники и руководители первых четырех конгрессов, почти поголовно сняты с постов, оклеветаны и исключены. Эта бешеная борьба с ленинским руководством нужна сталинцам для того, чтобы проводить антиленинскую политику.
Когда громили большевиков-ленинцев, то партию успокаивали тем, что она отныне будет монолитной. Вы знаете, что партия сейчас более расколота, чем когда бы то ни было. И это еще не конец. На сталинском пути спасения нет. Можно вести либо устряловскую, т. е. последовательно-термидорианскую политику, либо ленинскую. Центристская позиция Сталина неминуемо ведет к накоплению величайших хозяйственных и политических трудностей и к постоянному разгрому и разрушению партии.
Еще не поздно изменить курс. Надо круто менять политику и партийный режим в духе платформы оппозиции. Надо прекратить постыдное преследование лучших революционеров-ленинцев в ВКП и во всем мире. Надо восстановить ленинское руководство. Надо осудить и искоренить нелойяльные, т. е. недобросовестные и нечестные методы сталинского аппарата. Оппозиция всеми силами готова помочь пролетарскому ядру партии выполнить эту жизненную задачу. Бешеная травля, бесчестная клевета и государственные репрессии не могут омрачить наше отношение к Октябрьской революции или к международной партии Ленина. И той и другой мы остаемся верны до конца - в сталинских тюрьмах, ссылке и изгнании.
С большевистским приветом
Л. Троцкий.
Константинополь. 29 марта 1929 г.Демократический урок, которого я не получил
(История одной визы)
Я уже рассказывал в печати, что после моего решительного отказа ехать в Турцию поезд, везший меня в Одессу, был задержан в пути на двенадцать суток, в течении которых советское правительство, по словам уполномоченного ГПУ, Буланова, пыталось добиться для меня права въезд в Германию. В ожидании благоприятного ответа и с целью избежания задержек ГПУ разработало будто бы уже определенный маршрут для моего проезда в Берлин. 8 февраля мне было сообщено, что весь этот план разбился о непримиримое сопротивление германского правительства. С этим представлением я прибыл в Константинополь. Здесь я прочитал в одной из берлинских газет речь президента германского рейхстага, сказанную им 6 февраля по поводу десятилетия созыва веймарского национального собрания. Эта речь окончилась следующими словами: "Vielleich kommen wir sogar dazu, Herrn Trotzki das Asiel zu geben (Lebh. Beifall bei der Merheit").
Заявлению президента германского рейхстага предшествовало официозное сообщение в немецкой печати о том, что советское правительство вообще не обращалось с ходатайством о визе для Троцкого. Слова г. Лебе были для меня полной неожиданностью, так как предшествовавшие события давали мне основание думать, что германское правительство решило вопрос о моем въезде в Германию в отрицательном смысле. Таково было, во всяком случае категорическое утверждение агентов советского правительства. Не будь речи г. Лебе, я бы естественно не обратился к германскому правительству, чтоб не получить верный отказ. Слишком понятно, что такой отказ легко превращается в "прецедент" и облегчает отказ другим правительствам. Но передо мною была речь председателя рейхстага, которая освещала для меня весь вопрос совершенно новым светом. Я вызвал 15 февраля представителя ГПУ, сопровождавшего меня в Константинополь, и сказал ему: "Я должен сделать тот вывод, что меня ложно информировали. Речь Лебе произнесена 6 февраля. Из Одессы мы выехали с вами в Турцию только ночью 10 февраля. Следовательно речь Лебе была в это время известна в Москве. Я вам рекомендую телеграфировать немедленно в Москву и предложить им на основании речи Лебе действительно обратиться в Берлин с просьбой о визе для меня. Это будет наименее постыдный путь для ликвидации той дополнительной интриги, которую Сталин видимо соорудил вокруг вопроса о моем допущении в Германию". Через два дня уполномоченный ГПУ принес мне следующий ответ: "На мою телеграмму в Москву мне только что подтвердили, что германское правительство категорически отказало в визе еще в начале февраля; новое обращение не имеет поэтому никакого смысла; что касается речи Лебе, то она носит безответственный характер. Если желаете проверить, обратитесь сами с просьбой о визе".
Этому изложению я не мог поверить. Я считал, что президент райхстага должен лучше знать намерения своей партии и своего правительства, чем агенты ГПУ. В тот же день я дал телеграмму Лебе о том, что, на основании его слов, я обратился в германское консульство с просьбой о визе. Демократическая и социал-демократическая пресса с удовлетворением выставляла на вид то обстоятельство, что стороннику революционной диктатуры приходится искать убежища в демократической стране. Некоторые выражали даже надежду на то, что этот урок научит меня более высоко ценить учреждения демократии. Мне оставалось только выждать, как сложится этот урок на деле. Но я не мог, разумеется, допускать, в вопросе о моем отношении к демократии никаких неясностей и экивоков. Явившемуся ко мне представителю социал-демократической германской печати я дал на этот счет разъяснения, которые привожу здесь в таком виде, в каком записал их немедленно после беседы.
"Так как я ходатайствую сейчас о допущении меня в Германию, так как большинство немецкого правительства состоит из социал-демократов, то я прежде всего заинтересован в ясном определении своего отношения к социал-демократии. В этой области, разумеется, ничто не изменилось. Мое отношение к социал-демократии остается прежним. Более того, моя борьба с фракцией Сталина есть лишь отражение моей общей борьбы с социал-демократией. Неясность или недомолвки не нужны ни мне, ни вам.
Некоторые социал-демократические издания пытаются найти противоречие между моей принципиальной позицией в вопросах демократии и моим ходатайством о допущении меня в Германию, т. е. демократическую республику. Здесь нет никакого противоречия. Мы вовсе не "отрицаем" демократию, как "отрицают" ее анархисты (на словах). Буржуазная демократия имеет преимущества по сравнению с предшествующими ей государственными формами. Но она не вечна. Она должна уступить свое место социалистическому обществу. Мостом к социалистическому обществу является диктатура пролетариата.
Коммунисты во всех капиталистических странах участвуют в парламентской борьбе. Использование права убежища принципиально ничем не отличается от использования избирательного права, свободы печати, собраний и пр.
Вы интересуетесь вопросом о моей борьбе за демократию в партии, в профсоюзах, и в советах. Социал-демократические издания иногда пытаются увидеть в этом шаг с моей стороны в сторону буржуазной демократии. Это великое недоразумение, которое нетрудно вскрыть. Нынешняя социал-демократическая формула гласит: "Сталин прав против Троцкого, Рыков прав против Сталина". Соц.-демократия стоит за восстановление капитализма в России. Но на этот путь можно свернуть, только оттирая пролетарский авангард на задний план, подавляя его самодеятельность и его критику. Режим Сталина является необходимым результатом его политической линии. Поскольку социал-демократия одобряет экономическую политику Сталина, она должна будет примириться и с его политическими методами. Недостойно марксиста говорить о демократии "вообще". Демократия имеет классовое содержание. Если нужна политика, направленная на восстановление буржуазного режима, то она несовместима с демократией пролетариата, как господствующего класса.
Действительный переход к капитализму мог бы быть обеспечен только диктаторской властью буржуазии. Смешно требовать восстановления капитализма в России и вздыхать о демократии. Это фантастика".
Мне неизвестно, появилось ли мое интервью в немецкой социал-демократической печати. По-видимому, нет. В какой мере оно подействовало на голосование социал-демократических министров, мне также неведомо. Во всяком случае демократическое право убежища, насколько я могу понять, состоит не в том, что правительство впускает в страну лишь своих единомышленников - это делал и Николай II и султан Абдул Гамид. Также и не в том, что правительство впускает изгнанников только с разрешения того правительства, которое их изгнало. Право убежища (на бумаге) состоит в том, что правительство впускает в страну и своих противников под условием соблюдения законов страны. Я мог въехать в Германию, разумеется, только как непримиримый противник социал-демократического правительства.
Защиту моих интересов пред лицом германского правительства взял на себя адвокат Курт Розенфельд, левый социал-демократ по партийной принадлежности. Он сделал это по собственной инициативе, по идейным побуждениями и совершенно бескорыстно. Я с благодарностью принял предложенные им услуги, независимо от его принадлежности к социал-демократической партии.
Я получил от д-ра Розенфельда телеграфный запрос о том, каким ограничениям я согласен подвергнуться во время своего пребывания в Германии. Я ответил ему:
"Намерен жить совершенно изолировано, вне Берлина, ни в каком случае не выступать на публичных собраниях. Намерен ограничиваться писательской деятельностью в рамках немецких законов. Троцкий".
Таким образом, речь уже шла не о демократическом праве убежища, а о праве проживания в Германии на исключительном положении. Тот урок демократии, который мне собирались преподнесть противники, получил сразу ограниченное истолкование. Но дело на этом не остановилось. Через несколько дней я получил новый телеграфный запрос от д-ра Розенфельда: не согласен ли я приехать в Германию только для целей лечения? В ответ я телеграфировал:
"Прошу по крайней мере предоставить мне возможность провести абсолютно необходимый мне лечебный сезон в Германии".
Таким образом, право убежища на этом этапе сжималось до права лечения. Обещанный наглядный урок демократии сокращался все более. Я назвал ряд известных немецких врачей, которые лечили меня в течении последних десяти лет, и помощь которых мне сейчас необходима более, чем когда-либо. Представители немецкой прессы в Константинополе считали, что въезд мой в Германию обеспечен. Как будет видно из дальнейшего, я смотрел на этот вопрос менее оптимистично, но все же не считал успех исключенным.
Ко времени пасхальных праздников в немецкую печать проникла новая нота: в правительственных кругах считают, что Троцкий не так болен, чтобы безусловно нуждаться в лечебной помощи немецких врачей и немецких курортов. Какой медиум доставил эти сведения правительственным кругам Германии, мне неизвестно. 31-го марта я телеграфировал д-ру Розенфельду:
"Согласно газетным сообщениям я недостаточно безнадежно болен, чтобы получить возможность доступа в Германию. Я спрашиваю: предлагал ли мне Лебе право убежища или право кладбища? Я согласен подвергнуться любому испытанию любой врачебной комиссии. Обязуюсь после завершения лечебного сезона покинуть Германию. Троцкий".
Таким образом, в течение нескольких недель демократический принцип подвергся трех-кратному усечению. Право убежища превратилось сперва в право проживания на исключительном положении; затем - в право лечения; наконец - в право кладбища. Но это значило, что оценить преимущества демократии в их полном объеме я мог бы уже только в качестве покойника.
Еще 19-го марта в письме д-ру Розенфельду я писал, между прочим, следующее:
"Позвольте вкратце изложить вам - как представителю моих интересов, а не как члену с.-д. партии, -- мою оценку положения. Побужденный речью Лебе я обратился к германскому правительству месяц тому назад. Ответа все еще нет. Сталин, по-видимому, согласовал дело со Штреземаном в том смысле, чтобы я не был допущен в Германию независимо от того, захотят ли этого социал-демократы или не захотят. Социал-демократическое большинство правительства оставляет вопрос висящим в воздухе до нового правительственного кризиса. Я буду тем временем дожидаться терпеливо, т. е. со связанными руками и ногами, и даже вынужден буду дезавуировать попытки моих друзей добиться для меня права убежища во Франции и в других странах. Еще две-три недели, и общественное мнение потеряет интерес к этому вопросу. Я потеряю, таким путем, не только ближайший лечебный сезон, но и вообще возможность переехать в другую страну. Вот почему в нынешней ситуации для меня формальный отказ предпочтительнее дальнейшего оттягивания решения".
Ответа все не было. Я снова телеграфировал в Берлин:
"Рассматриваю отсутствие ответа, как нелояльную форму отказа".
Только после этого я получил 12-го апреля, - т. е. по истечении 2-х месяцев - извещение о том, что германское правительство отклонило мое ходатайство о праве въезда. Мне не оставалось ничего другого, как отправить на другой день следующую телеграмму президенту рейхстага Лебе:
"Сожалею, что не получил возможности обучиться на практике преимуществам демократического права убежища. Троцкий".
Такова краткая и поучительная история этого дела.
Сталин требовал и добился через Штреземана и других, чтоб меня не допускали в Германию во имя дружбы с советским правительством. Тельман требовал, чтобы меня не допускали в Германию во имя интересов Тельмана и Коммунистического Интернационала, Гильфердинг требовал, чтобы меня не допускали в Германию, так как я имел неосторожность дать политический портрет Гильфердинга в своей книге против Каутского, и так как портрет этот имеет слишком обидное сходство с оригиналом. Герман Мюллер не имел основания отказать в таком вопросе Сталину в услуге. В этих условиях платонические защитники принципов демократии могли безнаказанно высказываться в статьях или речах за предоставление мне права убежища. Они при этом ничего не теряли, а я ничего не выигрывал. Совершенно таким же образом демократические пацифисты высказываются против войны во всех тех случаях, когда она стоит в порядке дня.
Как мне передавали, особенную активность в вопросе о моей визе проявил будто бы Чемберлен. Этот почтенный джентльмен не раз высказывался в том смысле, что меня, в интересах демократии, надо поставить к стенке. Говорят, что помимо общих консервативных соображений, у Чемберлена имеются еще и личные мотивы. Возможно, действительно, что я без необходимого почтения отозвался об его политическом гении в своей книге, посвященной Англии. Так как все это время шли в Париже переговоры экспертов, то ни у Штреземана, ни у Германа Мюллера не было никакого основания огорчать Чемберлена. Тем более, что этот последний не требовал ничего такого, что противоречило бы их собственным политическим вкусам. Все совпадало, как нельзя лучше.
Так или иначе, но мы имеем, наконец, со стороны Сталина и Тельмана первое успешное применение политики единого фронта на широкой международной арене. Сталин через ГПУ предлагал мне 16-го декабря отказаться от политической деятельности. Такое же условие было выдвинуто с немецкой стороны, как само собою разумеющееся, во время обсуждения в печати вопроса о праве убежища. Это значит, что правительство Мюллера - Штреземана считает опасными и вредными те самые идеи, против которых борются Сталин и Тельман. Сталин дипломатически, а Тельман агитаторски, требовали от социал-демократического правительства не впускать меня в буржуазную Германию - надо думать во имя интересов пролетарской революции. С другого франга Чемберлен требовал, чтоб мне отказали в визе - в интересах капиталистического порядка. Герман Мюллер мог, таким образом, единовременно доставить необходимое удовольствие своим партнерам справа и своим союзникам слева. Социал-демократическое правительство стало соединительным звеном единого международного фронта против революционного марксизма. Чтобы найти образ этого единого фронта, достаточно обратиться к первым строкам коммунистического манифеста Маркса и Энгельса: "Для священной травли этого призрака (коммунизма) соединились все силы старой Европы, - папа и царь, Метерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские". Имена другие, но суть та же. То, что немецкими полицейскими являются сегодня социал-демократы, меньше всего меняет дело. Они охраняют по сути то же самое, что охраняли полицейские Гогенцоллерна.
Разумеется, если бы мне было предоставлено право убежища, это само по себе ни в малейшей мере не означало бы ниспровержения марксистской теории классового государства. Об этом все необходимое сказано в приведенном выше моем заявлении представителю немецкой социал-демократической печати. Режим демократии вытекает не из самодовлеющих философских принципов, а из вполне реальных потребностей господствующих классов. Режим демократии имеет свою логику. В силу этой логики он включает в себя право убежища. Предоставление права убежища пролетарскому революционеру нисколько не противоречит чисто буржуазному характеру демократии. Но сейчас нет надобности в этой аргументации, так как никакого права убежища в Германии, руководимой социал-демократами, не оказалось. После того, как сталинцы, порвавшие с марксизмом и октябрьской революцией, изгнали меня из Советской Республики, германская социал-демократия отказалась меня впустить именно потому, что я представляю принципы марксизма и традицию Октябрьской революции.
Дело шло на этот раз всего лишь об одном человеке. И социал-демократия - эта крайняя левая буржуазного мира - не задумалась ни на одну минуту попрать один из "принципов" чистой демократии. А как же будет обстоять дело в том случае, когда придется практически решать вопрос о собственности на средства производства? Как будут выглядеть в эту минуту злосчастные и беспризорные принципы демократии? Мы это уже видели в прошлом и - еще увидим не раз в будущем. Совершенно второстепенный, в конце концов, эпизод с моей визой бросает яркий сноп света на самое существо проблемы нашей эпохи и одним взмахом ниспровергает насквозь лживый и реакционный миф - о возможности демократического перехода к социалистическому обществу. Вот единственный урок, который вытекает из проделанного мною свежего опыта. Это урок серьезный, и он проложит себе дорогу в создание рабочих масс.
Л. Троцкий.
Константинополь, 22 апреля 1929 г.Большевикам-оппозиционерам нужна помощь
В момент первых слухов о моей высылке товарищи в разных странах, обеспокоенные моей судьбою, создали комитеты "Помощи Троцкому". Эти комитеты открыли денежные сборы. Выражая горячую благодарность за заботу товарищей о моей судьбе, я вместе с тем извещаю, что лично я не испытываю нужды в денежной помощи. Те суммы, которые были израсходованы "Помощью Троцкому" в той или другой связи с моей высылкой, я вношу в фонд помощи большевикам, пострадавшим от термидорианских мероприятий сталинской бюрократии.
Независимо от того, как этот фонд будет дальше называться, я прошу товарищей продолжать сборы, так как нужда среди русских большевиков-ленинцев (оппозиционеров) и их семейств достигла чрезвычайной остроты. Рабочим СССР за сборы в пользу оппозиции грозит безработица и ссылка. Мелко-буржуазные и чиновничьи круги видят в большевистской оппозиции, и вполне справедливо, своего непримиримого врага. Тем настоятельнее помощь арестованным и ссыльным большевикам и их семьям, со стороны единомышленников, друзей и вообще революционеров во всем мире.
Л. Троцкий.
Константинополь, 1 июня 1929 г.Против капитулянства
Из письма Л. Д. Троцкого к русскому товарищу
Константинополь, 22 мая 1929 г.
Дорогой друг,
1. Последние сообщения прессы говорят о приезде Преображенского в Москву для переговоров с Центральным Комитетом. Не может быть никакого сомнения в том, что капитулянты и соглашатели третьего призыва останутся в дураках. Совершенно нельзя понять, о каком участии в партии, кроме зиновьевского участия, они мечтают. С клеймом капитулянства Зиновьев сидит молча, не смеет шевелиться и не знает, чего дожидается. Мы же активно, хоть и медленно, подготовляем будущее, формируем кадры молодых большевиков. Какое место между нами и зиновьевцами надеются занять новые капитулянты? Вряд ли они способны сами отдать себе в этом отчет. Надо надеяться, что Ярославский прочистит им мозги, после чего им придется карабкаться из болота на чистое место, отнюдь не повысив своего авторитета.
Они констатируют, что разногласия почти исчезли. Как же они объясняют бешеный характер репрессий? Ссылка и каторжная тюрьма для большевиков при отсутствии глубочайших и непримиримых разногласий могли бы явиться только результатом совершенно безидейного бюрократического бандитизма. Такою именно оказывается политика сталинцев, если встать на точку зрения Радека и других. Но как же в таком случае они смеют заикаться об объединении с политическими бандитами, которые, без принципиальных оснований, сажают наших единомышленников в каторжную тюрьму, обрекают их на изгнание, а иногда и на смерть?
Мы никогда не характеризовали сталинцев так беспощадно и уничтожающе, как это делает Радек, помимо собственной воли, в результате того лишь, что он запутался в трех соснах, ползает, падает, барахтается, пробует встать и опять падает. Мы считали и считаем, что сталинцы не безидейные политические бандиты, ибо у них есть глубокие и принципиальные причины для беспощадной расправы с нами. Жалок тот политик, который берет политическую линию на небольшом отрезке, не спрашивая себя, какие элементы и по каким причинам эту линию проводят. Попав в хозяйственный тупик, сталинские кадры, скрепя сердце, проделывают левый зигзаг, который ходом обстоятельств и самой борьбы увлек их гораздо дальше влево, чем они хотели. Девять десятых этих кадров мечтает о том, чтоб вернуться, при первой возможности, на более "здоровую", "нормальную", "национальную" линию, и смертельно ненавидят нас именно потому, что мы своей непримиримостью этому мешаем. Капитуляция оппозиции означала бы: а) обречение ее самой на зиновьевское прозябание, т. е. на нечто такое, постыднее чего нет ничего в природе и б) немедленный сдвиг сталинцев вправо.
2. Вопросы Коминтерна совсем не интересуют сторонников капитуляции "в отдельной стране". Национал-социалистическая программа Коминтерна причиняет им мало забот. Они с легким сердцем мирятся с политикой авантюризма, которая должна в Берлине, как и в Кантоне, восстановить революционную репутацию центризма. Между тем продолжение травли против оппозиции безнадежно разлагает кадры Коминтерна. У людей не остается в голове ни одного здравого марксистского понятия. Все растоптано и загажено сапогом бюрократизма. Как помочь этому горю? Очень просто: капитулировать перед этим сапогом.
3. Революция - великая пожирательница людей. В старшем поколении огромный процент опустошенных в среде правящего большинства, и не малый процент - в среде оппозиции. Реакция в партии и в Коминтерне еще в полном ходу, отражая общий сдвиг классовых сил в мировом масштабе. В таких условиях отходы и капитуляции неизбежно стоят в порядке дня. Большевизм 1907-1910 г.г. и затем 1914-1917 г.г. прошел через целую серию таких отходов, отколов, групповых и индивидуальных капитуляций. Только путем такого самоочищения и самоуяснения он и мог вырасти и окрепнуть для октябрьской победы. Нас нисколько не пугают отходы товарищей, хотя бы и с самыми "почтенными" именами. На примере их шатаний будем учить молодых стойкости.
4. Какой жалконькой и трусливой фальшью звучит поддакивание со стороны новокапитулянтов Ярославского и К-о насчет недопустимости выступлений в буржуазной прессе. И нужно же докатиться до такой пошлости. Через ТАСС сталинцы распространяют в буржуазной прессе всего мира чудовищную ложь и клевету против нас, подготовляя постепенно себе оправдание для мер кровавых репрессий. А мы не должны сметь на страницах той же печати сказать правду о самих себе?.. Сталинцы сговариваются с буржуазной полицией и с реакционной дипломатией о недопущении нас ни в одну страну. Они заставляют норвежских коммунистов вместе с реакцией попирать право убежища. Они заставляют официозную коммунистическую печать сопровождать эту полицейскую, реакционную работу дикой травлей и клеветой, которая переползает на страницы всей буржуазной печати. А мы должны скромнехонько молчать, озираясь на резолюцию 1905 года, которая была приурочена к условиям революционной партии, а не реакционной работе термидорианской бюрократии, которая вступает против нас в священный союз с капиталистической полицией всей Европы.
5. Ясно: перед нами перспектива долгой борьбы и воспитательной работы. Нужно обновление кадров. Пускай отходят, кому эту работа не по плечу. Кое-кто поплутавши и пошатавшись вернется к нам назад. А мы тем временем станем сильнее. Нужно готовить смену, в духе твердокаменной большевистской непримиримости. Наряду с работой в массах на основе нашей платформы, нужно углублять работу над воспитанием молодняка, не щадя сил даже и для одиночек. Нам нужна углубленная пропаганда в международном масштабе. Каждый серьезный большевик должен иметь вокруг себя несколько молодых, чтобы вводить изо дня в день в круг основных вопросов марксизма и международной революции.
6. Сейчас я занят, главным образом, подготовкой к печати ряда книг, которые выйдут одновременно на нескольких языках. Эта работа отнимает сейчас почти все время, и не позволяет вплотную подойти к вопросам сегодняшнего дня. Но я считаю все же, что это наиболее экономный путь. Вместо того, чтобы по каждому отдельному вопросу начинать каждый раз сначала, нужно создать серьезную идейную базу, опубликовав важнейшие работы и документы оппозиции, на которые можно было бы в дальнейшем ссылаться.
Эти работы помогут удержать преемственность марксистской мысли большевизма против ревизионизма, клеветы и легкомысленных шатаний. Эпохи реакций всегда были эпохами теоретического углубления.
7. О группах европейской и американской оппозиции вряд ли я могу сообщить вам много нового. Здесь предстоит гигантская коллективная работа теоретического самоуяснения и собирания сил, как внутри каждой страны, так и в международном объеме. Для этой цели намечается создание международного бюллетеня, который должен затем превратиться в журнал, выходящий на нескольких языках.
Радек и оппозиция
За последние недели мировая печать довольно много говорила о "развале" русской оппозиции и часто называла т. Радека, как вождя той группы, которая присоединяется к Сталину. Неосведомленные - а таково на Западе подавляющее большинство, - могут сделать вывод, будто Радек в самое последнее время повернул от оппозиции к аппаратчикам-центристам. На самом деле колебания т. Радека тянутся года полтора. Еще вернее будет сказать, что путь т. Радека, начиная с 1923 года, пересекался с линией оппозиции только для того, чтоб отклониться от нее вправо или влево - главным образом вправо, - и затем снова встретиться с ней. Радек до 1926 года считал, что другой экономической политики, кроме политики Сталина-Бухарина осуществить нельзя. До 1927 года Радек питал иллюзии насчет возможности совместной работы с Брандлером и его группой. Радек был против выхода китайской компартии из Гоминдана. После всеобщей стачки в Англии Радек был против разрыва Англо-Русского Комитета. После предательства революции правым и левым Гоминданом Радек был против лозунга пролетарской диктатуры и за лозунг "демократической" диктатуры, истолковывая его заодно со Сталиным, Бухариным и Мартыновым. В 1923-24 г. Радек доказывал, что теория перманентной революции в основном была тождественной со стратегической линией Ленина. В 1928 году Радек попытался построить полную противоположность в этом вопросе между Лениным и Троцким. Ему пришлось, с небольшими оговорками, повторить заношенные доводы Зиновьева. С другой стороны, в вопросе о Термидоре и двух партиях, Радек в течение 1927 года ударился в ультра-левизну. Он несколько раз пытался провозгласить, что Термидор уже "совершился". Он отказывался одно время подписать платформу только потому, что в ней слишком категорически говорилось об единой партии. В этом сочетании ультра-левых выводов с правыми посылками нет ничего противоестественного. Наоборот, ими полна история Коминтерна. Нет ничего противоестественного и в том, что от ультра-левых выводов в вопросе о Термидоре и двух партиях Радек так легко перешел на путь беспринципного примиренчества по отношению к лево-центральному зигзагу. Мы и в других странах, в частности в Германии видели, как легко люди, обвинявшие русскую оппозицию в том, что она идет "недостаточно далеко", и провозглашавшие раз десять Термидор "совершившимся", потом сами перекочевывали со своим легким багажем в лагерь социал-демократов.
Разумеется, никто из нас не собирается ставить Радека на одну доску с такими вертопрахами. У Радека за спиной четверть века революционной марксистской работы. Радек не только не способен перейти к социал-демократии, но и вряд ли может объединиться со сталинцами. Во всяком случае он не способен ужиться с ними. Для этого он все же, слишком марксист, и прежде всего, слишком интернационален. Несчастье Радека в том же, в чем и его сила: в чрезмерной импульсивности.
Радек беспорно один из лучших марксистских журналистов всего мира. Дело здесь не только в меткости и силе языка. Нет, дело прежде всего в способности с чрезвычайной быстротой реагировать на новые явления и тенденции и даже на первые их признаки. В этом преимущество Радека. Но сила журналиста становится источником слабости политика. Радек преувеличивает и забегает вперед. Радек измеряет метром там, где дело идет только о сантиметрах. Поэтому он почти всегда оказывается справа или слева - гораздо чаще справа - от правильной линии.
Пока мы жили все в Москве, импульсивность Радека приносила нередко пользу оппозиции. Он чуть не на каждом заседании вносил предложения о решительных изменениях политики оппозиции - в целом или в том или другом вопросе. Он получал обыкновенно дружеский отпор, и скоро примирялся с ним. Но под его преувеличенным и опасным новаторством часто можно было найти какое-нибудь ценное наблюдение, или свежее впечатление. Вот почему участие Радека было всегда благотворно для коллективной работы. И никто из нас не стал бы никогда составлять список многочисленных зигзагов Радека, как правых, так и левых. Чаще, впрочем, правых, чем левых. Беда, однако в том, что с начала 1928 года руководящая группа оппозиции рассеяна. Все отделены друг от друга громадными пространствами, и каждый предоставлен самому себе. Ясно, что при таких условиях исключительная импульсивность Радека должна была сослужить ему худую службу.
С февраля 1928 года т. Радек в вопросе о Термидоре и "двух партиях" совершил необычайно крутой поворот. Дело в том, что он не предвидел возможности отпора центристов правым, как и все те, которые, впервые услышав от нас о Термидоре, стали сейчас же клясться, что он уже совершился. Но так как Радек не просто повторяет общие пустые фразы, а стремится наблюдать факты и понимать их, то он ударился в прямо противоположную крайность. Сталинцы стали ему казаться после февраля 1928 г. марксистами, а Термидор - почти мифом. Если бы все мы были в Москве, то после первых преувеличений Радек вероятно успокоился бы - до новой вспышки. Но Радек был в Сибири. Он написал ряду товарищей письма и тезисы. Его со всех сторон взяли в штыки. Переписку перехватывали органы ГПУ и передавали в Ц.К. Ярославский рассказывал о взглядах Радека на собраниях, путая по недомыслию и перевирая по злобности. Так, Радек оказался пленником собственной импульсивности. Он уже стал насиловать факты, ища себе подкрепления. Он оказался вынужден все больше подкрашивать зигзаг Сталина, чтобы оправдать свой собственный.
История эта, как сказано, тянется года полтора. В июле прошлого года Радек написал свой проект обращения к VI-му Конгрессу. Тогда переписка ссыльных была еще достаточно свободна: сталинцы надеялись, что таким путем скорее обнаружится раскол. Путем обмена телеграмм между колониями ссыльных произошло своего рода голосование двух текстов обращения к VI-му Конгрессу. Радек собрал полдюжины голосов. Под моим проектом подписалось несколько сот. В конце концов и Радек присоединился к коллективному заявлению.
17-го июля 1928 года я подверг проект тезисов Радека разбору в письме, которое разослал ссыльным и отправил в Москву. Я считаю сейчас своевременным опубликовать свой разбор. Читатели убедятся из него, надеюсь, что в 1929 году Радек мало прибавил к своим ошибкам 1928 г. Во всяком случае эти индивидуальные или групповые зигзаги, хотя бы и продиктованные самыми лучшими намерениями, не могут отклонить оппозицию от ее пути.
Л. Троцкий.
Константинополь, 26 мая 1929 г.
P. S. - Из опубликованного в "Правде" письма Радека видно, что он зашел значительно дальше или скатился значительно ниже, чем я предполагал. Сейчас он жалобно причитает в том смысле, что его неотразимое влечение к сталинскому центризму препятствует ему жить под одной крышей с большевиками-ленинцами. Буквально Радек не может прожить года, чтобы свою ультра-левую ошибку не дополнить симметричной правой ошибкой. В течение 1927 года он вел против меня внутри оппозиции настойчивую борьбу по вопросу о нашем отношении к ультра-левым (Сапронов, В. М. Смирнов и другие), стоявшим, так сказать, априорно на точке зрения двух партий. Тогда Радек доказывал, что у нас с ультра-левыми нет никаких разногласий, и что нам нужно не только не нападать на них, но наоборот, слиться с ними в одной организации. Говоря вообще, в настойчивости и последовательности Радека никто еще не обвинял. Но как раз в вопросе об объединении с ДЦ он проявлял несомненную настойчивость, которая длилась с октября 1926 года по февраль 1928 года, т. е. целых 15 месяцев, - срок для Радека совершенно неслыханный! Теперь Радек вывернулся наизнанку и утверждает, что надо расколоться с большевиками-ленинцами потому-де, что они насквозь заражены децизмом. Теперь у Радека уже нет разногласий не с Сапроновым, а со Сталиным. Без большого риска ошибиться, можно предсказать, что, оторвавшись от ленинской оппозиции, Радек вряд ли надолго задержится на сталинской линии; вернее всего он качнется снова в сторону брандлерианства и рыковщины, и попадет в оппозицию к Сталину - только уже справа. Такова его злосчастная судьба! Л. Т. 7-го июля 1929 года.
По поводу тезисов т. Радека
Проект тезисов т. Радека, разосланный восьми товарищам, я получил третьего дня. Сейчас эти тезисы вероятно уже посланы Конгрессу, так что непосредственная практическая цель настоящих замечаний отпадает. Но так как ясность нам необходима и на будущее время, то я считаю необходимым высказаться по поводу этих тезисов.
Во-первых, тезисы говорят: "несколько месяцев антикулацкой агитации, это факт громаднейшего политического значения, который не видеть было бы полной политической слепотой". В этих словах полемическое острие направлено не в ту сторону. Надо было бы, по моему, сказать так: "несколько месяцев антикулацкой агитации, если они не приведут к радикальной перемене линии, отбросят партию неизбежно далеко в зад и подорвут последнее доверие низов ко всяким лозунгам и ко всяким кампаниям".
2. По поводу капитальных затрат у Радека говорится: "вместо того, чтоб вкладывать основной капитал в ряд предприятий той же самой отрасли промышленности, которые дадут эффект через несколько лет, нужна концентрация средств для того, чтоб добиться товарного эффекта в более короткий срок", это туманное положение имеет, по-видимому, тот смысл, что нужно перенести средства из тяжелой промышленности в легкую. Это есть часть программы правого крыла. Не вижу основания нам становиться на этот путь. Если это чисто практическое предложение, тогда надо его обосновать цифрами, т. е. доказать, что при распределении средств не соблюдается необходимой пропорции между тяжелой и легкой промышленностью. Если же производить такую передвижку средств только по коньюнктурным соображениям, то это значит подготовлять через два-три года еще больший кризис. Импровизация в таком вопросе совсем недопустима, и, как сказано, льет только воду на мельницу правых. Для нас достаточно требования о передвижке средств в пользу как тяжелой, так и легкой промышленности.
3. По поводу сталинского довода, что нельзя-де бороться против кулака, пока не завоеван середняк тезисы Радека говорят: "и теперь мы еще не завоевали в достаточной мере середняка". Это есть подкрашивание действительности. Своей политикой мы утеряли середняка, которого повел кулак, что признано февральской статьей "Правды".
4. Выступая против взгляда на левый сдвиг, как на голый маневр, тезисы говорят: "будет ли эта борьба доведена до конца, это зависит от силы и решительности, с которой рабочая масса будет настаивать на развертывании этой борьбы". Это, конечно, правильно, но слишком обще. Выходит так: ЦК сделал, что мог, теперь задача за массами. На самом деле надо бы сказать: "меры, предпринятые сверху закончатся неизбежным фиаском, если оппозиция - вопреки рогаткам бюрократического центризма - не научит массы и не поможет им довести эту борьбу до конца".
5. "Центр партии, - говорят тезисы Радека, - скрывая существование этой группы (правой), только ослабляет шансы борьбы на выпрямление партийной линии". Очень нежно сказано. Борьба против кулака означает в партии борьбу против правых. Проводя "кампанию" против кулака, центр в партии прикрывает правое крыло и остается с ним в блоке. Тезисы с укоризной замечают, что это "только ослабляет шансы борьбы". Нет, это обрекает борьбу на неизбежное поражение, если оппозиция не раскроет партии глаза на всю эту механику.
6. Странно звучит характеристика Шварца, (Шварц - председатель профсоюза горняков, член ЦК партии) как "чуткого связанного с пролетарскими массами товарища". Разве он где-нибудь протестовал против подлых высылок, по 58-й статье? А мне казалось, что он "чутко" голосовал за эти высылки.
7. По поводу самокритики тезисы клянутся: это "не обман и не маневр, ибо из выступления ряда партийных руководителей кричит глубочайшая тревога за судьбы партии и революции". Не имеется ли здесь в виду последние выступления Мастера с градом ругательств по адресу оппозиции и с разъяснением, что критика исполнения очень полезна, а критика руководства - гибельна? Я бы сказал так: "если в вопросе о кулаке чисто комбинаторский маневр составляет 10-20%, а вынужденные хлебным голодом реальные меры составляют 80-90% данного зигзага, то в вопросе о самокритике аппаратно-маневренные фокусы составляют даже и в данный момент не менее 51%, а 49% это накладные расходы маневра: искупительные жертвы, козлы отпущения и пр., и пр. Вряд ли есть основание так уж крепко клясться, что тут не маневр и не обман.
8. Тезисы Радека ссылаются на речь Сталина вузовцам, не упоминая, что она есть и по вопросу о кулаке полное отречение от февральской статьи "Правды", и может знаменовать собою потухание левого зигзага и в этом важном, но частном вопросе. Кстати, речь эта поражает своей безграмотностью в экономических вопросах.
9. Дальше идет объяснение, почему центр, в отличие от правых, был против внутри-партийной демократии. Потому, видите ли, что наша партия не на сто процентов пролетарская (Сталин). Тезисы Радека берут это объяснение за чистую монету, повторяют и развивают его. Выходит так: центристы боялись, что их истинно пролетарской политики не поймет недостаточно-пролетарская партия. Это уже недопустимая апологетика. Центристы чувствовали, что их чан-кай-шистская, перселенская и кулацкая политика не будет принята пролетарским ядром партии. Вот почему они душили и душат демократию.
10. "Обеспечение внутрипартийной демократии только в пробуждении партийной массы. Если она не возьмет в свои руки дело самокритики"и и т. д. Опять-таки слишком обще. Чтоб масса по настоящему вступилась в дело, надо, чтоб она не позволила центристам убаюкать себя. Средства для этого у центристов и сегодня еще не мало. Им не хватает только блаженного доверия с нашей стороны. Пятаковщина, сафаровщина это сейчас наиболее действительный "опиум" для народа. Тем чаще должно быть противоядие с нашей стороны.
11. Выводы тезисов Радека в отношении самокритики таковы: а) дальнейшее развертывание самокритики; б) сокращение партаппарата; в) орабочение аппаратов; г) процессы против тех, кто душит демократию на фабрике; д) чистка партии от мещанских и бюрократических элементов. Все это слишком обще и повторяется в каждой передовице, не давая никаких гарантий. Уже без пункта сказано: "наконец нужно возвращение оппозиции в партию". Вот это правильно. А вместо других пунктов, слишком общих, надо бы сказать поконкретнее: "а) назначить созыв XVI съезда еще в течение 1928 года и обставить подготовку съезда всеми гарантиями подлинной самокритики; б) опубликовать немедленно все скрываемые от партии статьи, речи и письма Ленина (я назвал семь групп таких документов в своем письме Конгрессу); в) немедленно сократить бюджет партии в 20 раз, т. е. до пяти-шести миллионов, ибо нынешний бюджет есть финансовая основа аппаратного самодержавия и бюрократической коррупции. Эти требования еще, конечно, не исчерпывают вопросов режима. Но они вполне конкретны и означают шаг вперед.
12. Еще хуже обстоит дело с вопросом Коминтерна. Оценка Радеком февральского пленума, как крупного, в своем роде решающего поворота на путь марксистской политики, в корне неверна. Симптоматическое значение февральского пленума очень велико: он показал, что право-центристская политика окончательно зашла в тупик, и что руководство пытается найти выход не вправо, а влево. Но и только. В левизне февральского пленума нет никакой объединяющей мысли. Эта левизна очень напоминает левизну 5-го Конгресса. Из величайшего поражения китайской революции не сделано настоящих выводов, место их занимает бахвальство насчет надвигающейся, так называемой, новой волны, со ссылками на крестьянские движения - после того, как разгромлен пролетариат. Вся перспектива перекошена, и вся установка освящает авантюры. Оговорочки насчет путчей - это для самооправдания в будущем, не больше. Если новая волна, то восстания по провинциям - не путчи. А на деле идет истребление остатков пролетарского авангарда. Теоретически-меньшевистская резолюция по китайскому вопросу, хотя и написанная поддельной большевистской терминологией, стратегически должна добить китайскую компартию. Английская и французская резолюции заметают следы вчерашнего дня, сочетая в себе элементы ультра-левизны с правыми предпосылками. И здесь очень много сходства с V-м Конгрессом, который стремился ультра-левым нахрапом отодвинуть вопрос о германском поражении 1923 года.
13. В конце тезисы Радека говорят, что в Коминтерн должны быть возвращены те, "которые хотят искренне и честно бороться за цели, поставленные Коминтерном, методами, провозглашенными последним пленумом ИККИ". Читая, не веришь глазам. "Методы" февральского пленума ИККИ состоят прежде всего в одобрении 58-й статьи и в утверждении, что "большевики-ленинцы" ставят ставку на падение Советской власти". Неужели-же резолюция об оппозиции имеет меньшее историческое значение, чем резолюция о перебалатировке во Франции, или двусмысленная размазня о том, входить или не входить британской компартии в рабочую партию? Как же можно об этом забыть? Могу ли я быть принят в Коминтерн, если я глубоко убежден, что голосованием за китайскую резолюцию февральский пленум наносит новый гибельный удар китайскому пролетариату, а голосованием за резолюцию об оппозиции дает наихудшее, наиболее реакционное и унизительное для себя выражение вероломно-бюрократическим методам "управления" партией.
14. Тезисы февральского пленума ставят вопрос о "временных соглашениях с либералами в колониальных странах", слово в слово так, как ставит их проект программы, а проект программы, под мнимо радикальной формой, освящает гоминдановщину.
15. О теории стадий, о теории двух составных партий, о теории социализма в отдельной стране тезисы Радека говорят, что это "хвосты", которые надо ликвидировать. Выходит так, что из центристской обезьяны уже народился полностью марксистский человек с одним только лишним органом: "хвостом". Добрый воспитатель и наставник внушает: убери, пожалуйста, хвост - и все будет в порядке. Но ведь это же вопиющее подкрашивание того, что есть.
16. Общая оценка проекта программы в тезисах Радека неправильная, т. е. чрезмерно добродушная. Противоречивый, электрический, схоластический, весь из заплат, проект программы совершенно не годен.
17. Совершенно правильны общие принципиальные указания тезисов Радека по вопросу о частичных, или переходящих требованиях. Пора уже, однако, перевести во вопросу о частничных, или переходящих требованиях. Пора уже, однако, перевести эти общие соображения на более конкретный язык, т. е. попытаться самим набросать схему переходных требований применительно к странам разного типа.
18. По вопросу о Термидоре тезисы Радека совершенно неожиданно говорят: я не буду разбирать здесь вопроса о применимости аналогий французской и русской революции". Что сие означает? Вопрос о Термидоре мы формулировали совместно при участии автора тезисов. Аналогии надо брать в строгих пределах тех целей, ради которых аналогии берутся. Ленин сравнивал Брест-Литовский мир с Тильзитским. Марецкий мог бы разъяснить Ленину, что классовые условия тильзитского мира были совсем иные, как он нам разъяснял различие между классовой природой французской и нашей революции. Мы назвали тогда Марецкого соответственным именем. Мы взяли Термидор, как классический образец частичного контр-революционного переворота, который совершается еще полностью под революционным знаменем, но имеет уже по существу решающий характер. Более ясной, яркой и поучительной исторической аналогии для выяснения опасностей сползания никто не называл и не предлагал. Вокруг вопроса о Термидоре шла и идет гигантская международная полемика. Какой же политический смысл имеет приведенное выше неожиданное сомнение в применимости аналогий французской и русской революции. Разве мы сидим в обществе историков марксистов и рассуждаем об исторических аналогиях вообще? Нет, мы ведем политическую борьбу, в которой сотни раз пользовались аналогией с термидором в определенных, точно нами указанных пределах.
19. "Если история докажет, - говорят тезисы Радека, - что ряд партийных вождей, с которыми мы вчера скрещивали шпаги, лучше, чем их теории, которые они вчера защищали, то никто не будет этому более рад, чем мы!. Это звучит ужасно по рыцарски: благородные вожди сперва скрещивают шпаги, а затем плачут друг у друга на груди слезами примирения. Но вот в чем беда: как это вожди пролетариата могут быть лучше, чем их теории? Ведь мы, марксисты, привыкли вождей оценивать именно теорией, через теорию, через способность вождей теорию понимать и теорию применять. Теперь оказывается, что могут быть превосходные вожди, случайно вооруженные реакционными теориями чуть ли не по всем основным вопросам.
20. "Наша поддержка начавшегося сдвига, - говорят тезисы Радека, - должна состоять в самой беспощадной борьбе и против тех зол, против которых объявлена теперь в партии мобилизация". Не только в этом. Беспощадное вскрывание на каждом практическом деле или теоретическом вопросе половинчатости и путаницы центризма составляет важнейшую часть нашей поддержки всех сколько-нибудь прогрессивных шагов центризма.
21. Не останавливаюсь на ряде более мелких и частных замечаний. Ограничиваюсь еще только указанием на приложение к тезисам, посвященное китайской революции. Это приложение написано так, как если бы мы впервые подходили к вопросу как если бы, в частности, не было нашей переписки с Преображенским: ни на одно из моих соображений тезисы не отвечают ни единым словом. Но это бы еще с пол-беды. Гораздо хуже, что тезисы Радека написаны так, как если бы на свете не было китайской революции 1925-1927 годов. Все соображения т. Радека могли быть с успехом формулированы в начале 1924 года: буржуазно-демократическая революция не закончена, впереди предстоят еще демократические этапы, а затем пойдет перерастание. Ну, а правый и левый Гоминдан, кантонский период, северный поход, шанхайский переворот, учанский период - это что же все, не демократические этапы? Или так как Мартынов тут напутал, то мы можем просто не принимать этого в счет? Тезисы видят впереди то, что оставлено позади. Или может быть тезисы надеются получить "настоящую" демократию? Пускай укажут нам ее адрес. Суть в том, что все те условия, которые аграрную революцию соединили у нас с пролетарской, в Китае выражены еще резче, еще повелительнее. Тезисы требуют "выждать" перерастания демократической революции в социалистическую. Здесь соединены вместе два вопроса. В известном смысле демократическая революция переросла у нас в социалистическую только в середине 1918 г. Власть же была в руках пролетариата с ноября 1917 года. Особенно странно звучит приведенный довод в устах т. Радека, который столь решительно доказывал, что в Китае нет феодализма, нет сословия помещиков и потому аграрная революция есть не анти-помещичья, а анти-буржуазная революция. Крепостнические пережитки в Китае очень сильны, но они неразрывно связаны с буржуазной собственностью. Как же теперь т. Радек отмахивается от этого тем соображением, что "буржуазно-демократическая революция не завершена", повторяя здесь ошибку Бухарина, который повторяет ошибку Каменева, в 1917 году. Не могу не привести здесь снова слова Ленина против Каменева, на которые недавно обратил мое внимание Белобородов:
Кто руководится в своей деятельности только простой формулой "буржуазно-демократическая революция не закончена", тот тем самым берет на себя нечто вроде гарантии за то, что мелкая буржуазия наверное способна на независимость от буржуазии. Тот тем самым сдается в данный момент беспомощно на милость мелкой буржуазии. (Т. 14, часть I стр. 35).
Вот что я могу сказать по поводу тезисов т. Радека. Думаю, что в интересах ясности это необходимо сказать, не пугаясь попыток "монолитного" противника использовать наши разногласия.
Л. Троцкий.
17 июля 1928 г. Алма-Ата..Выдержка, выдержка, выдержка!
Шатания Радека и еще кое-кого из верхушки придают по-видимому духу Зиновьеву. Газеты сообщают - и это очень похоже на правду, - что Зиновьев предложил Сталину самоновейший лозунг: "с троцкистами, но без Троцкого". Так как Зиновьев при своей капитуляции потерял, наряду с последними остатками политической чести, также и всех своих сторонников, то он теперь пытается подбить Сталина на то, чтобы включить в партию "троцкистов", которые должны будут затем послужить в том, что до сих пор каждая капитулировавшая группа и группка немедленно же обрекала себя на политическое ничтожество. Пятаков стал зауряд-чиновником. О знаменитой группе Сафарова (левые зиновьевцы), ничего не слышно: точно потонули. Зиновьев и Каменев тщетно стучатся к Молотову, Орджоникидзе, Ворошилову, принимая двери партийных канцелярий за двери партии. Но чиновники не открывают им своих объятий. Каменев, как сообщала корреспонденция из Москвы, совсем было решил махнуть рукой на политику и заняться книгой о Ленине. Что ж: плохая книга все-таки лучше безнадежной политики. Но Зиновьев изо всех сил притворяется живым. Каждая новая капитуляция действует на маститого капитулянта, как впрыскивание камфоры.
Все эти люди говорят о партии, клянутся партией, капитулируют во имя партии. Они как будто ждут, что партия в конце концов оценит их политическое малодушие и призовет их к руководству. Не чудовищно ли? Правда, печать сообщает, что капитулянтская тоска по партии, в лице небезызвестного Маслова скоро будет вознаграждена. Маслову предстоит будто бы новое назначение в "вожди". Но с чьей стороны? Не со стороны партии, а со стороны сталинского аппарата, которому сейчас в Германии нужна смена. Но себя самого Сталин сменять не собирается. Парадокс в том, что прийти к новой аппаратной "славе" Масловы могут только изменив Зиновьеву, хотя политика Маслова явилась тенью зиновьевского образца. Сталину Маслов может понадобиться против злосчастного Тельмана. Но Зиновьев и Каменев Сталину понадобиться не могут. Сталину понадобился чиновник Пятаков, чиновник Крестинский. Но Радек вряд ли может найти себе место в системе Молотова. Для управления Коминтерном нужны сейчас люди типа Гусева и Мануильского.
Радек и еще кое-кто с ним считают, что сейчас для их капитуляции наступил самый благоприятный момент. Почему собственно? Потому, видите ли, что Сталин расправился над Рыковым, Томским и Бухариным. Но разве нашей задачей являлась расправа одной частью правящей группы над другой? Разве изменилась принципиальная установка в основных вопросах политики, разве изменился состав кадров, разве изменился режим партии, разве не осталась в силе антимарксистская программа Коминтерна? Разве хоть чем-нибудь обеспечен завтрашний день?
Нынешняя расправа над правыми, острая по форме, но поверхностная по содержанию явилась в свою очередь лишь побочным продуктом политики оппозиции. Бухарин совершенно прав, обвиняя Сталина в том, что он не выдумал ни одного слова, а воспользовался лишь осколками оппозиционной платформы. Чем вызвана левая судорога аппарата? Нашим наступлением, нашей непримиримостью, ростом нашего влияния, мужеством наших кадров. Если бы к XV-му съезду мы учинили харакири вместе с Зиновьевым, у Сталина не было бы сегодня никаких побудительных причин отрекаться от своего собственного вчерашнего дня и украшаться перьями, надерганными у оппозиции.
Капитулировав Радек просто вычеркнет себя из состава живых. Он попадет в возглавляемую Зиновьевым категорию полуповешенных, полупрощенных. Эти люди боятся сказать вслух свое слово, боятся иметь свое мнение и живут тем, что озираются на свою тень. Им не позволяют даже поддерживать вслух правящую фракцию. Сталин ответил им через Молотова, как некогда Бенкендорф, генерал Николая I, ответил редактору патриотической газеты: правительство не нуждается в вашей поддержке. Если б Радек мог стать кассиром государственного банка, подобно Пятакову - дело другого рода. Но Радек преследует самые что ни на есть высокие политические цели. Он хочет приблизиться к партии. Как и другие, подобные ему, он перестал видеть, что самой живой и активной силой партии является именно оппозиция. Вся жизнь партии, все ее решения и действия вращаются вокруг идей и лозунгов оппозиции. В борьбе между Сталиным и Бухариным обе стороны, как клоуны в цирке перебрасывают друг другу обвинение в троцкизме. У них нет собственных идей. Теоретическая установка и политическое предвидение, имеются только у нас. На этих основах мы формируем новые кадры - второй большевистский призыв. Капитулянты же разрушают, деморализуют официальные кадры, приучая к притворству, хамелеонству, идейному низкопоклонству, в таких условиях и в такое время, когда теоретическая ясность должна сочетаться с непреклонным революционным мужеством.
Революционная эпоха быстро изнашивает людей. Выдержать давление империалистской войны, октябрьской революции, ряда международных поражений и выросшей отсюда реакции не так то легко. Люди расходуются, не выдерживают нервы, треплется и измочаливается сознание. Этот факт наблюдался в политической борьбе всегда, особенно же в революционной борьбе. Мы видели трагический пример того, как износилось поколение Бебеля, Геда, Виктора Адлера, Плеханова. Но там процесс измерялся десятилетиями. Совсем другой темп приняло развитие со времени империалистской войны и октябрьской революции. Одни погибли в гражданской войне, другие не выдержали физически, многие, слишком многие сдали идейно и морально. Сотни и сотни старых большевиков живут сейчас покорными чиновниками, критикуют начальство за чашкой чаю и тянут лямку. Но эти, по крайней мере, не выделывали сложных фокусов, не прикидывались орлами, не занимались оппозиционной борьбой, не писали платформы, а спокойно и медленно перерождались из революционеров в бюрократов.
Не нужно думать, что оппозиция ограждена от термидорианских влияний. Мы видели на целом ряде примеров, как старые большевики, стремившиеся сохранить традицию партии и себя самих, из последних сил тянулись за оппозицией: кто до 25-го года, кто до 27-го, а кто и до 29-го. Но в конце концов выходили в расход: не хватало нервов. Радек является сейчас торопливым и крикливым идеологом такого рода элементов.
Оппозиция совершила бы постыдное самоубийство, еслиб стала равняться по настроениям уставших и скептиков. За шесть лет напряженной идейной борьбы воспиталось и окрепло новое поколение революционеров, которое впервые подошло на собственном опыте к большим историческим задачам. Капитулянство старших вызывает в этом поколении необходимый отбор. Это есть настоящая закваска для будущих массовых боев. Эти элементы оппозиции найдут дорогу к пролетарскому ядру партии и к рабочему классу вообще.
Выдержка, выдержка, выдержка! - вот лозунг текущего периода. А мертвые пускай хоронят своих мертвецов.
Л. Троцкий.
Константинополь, 14 июня 1929 г.Письма из СССР
Внутри право-центристского блока
(Письмо из Москвы)
Сообщаем вам последние сведения о положении внутри Политбюро и вокруг него. За точность передаваемых сведений, проверенных в большей своей части через два и три канала, ручаемся безусловно. Многие выражения приводятся нами дословно.
Запись разговора Каменева с Бухариным была опубликована 20/I. На верхах этот документ ускорил столкновение, а низы оглушил. Зиновьеву и Каменеву опубликование испортило комбинационную игру. По поводу опубликованной беседы Политбюро заседало ... три дня. Окончательно разругались. Фракция Сталина решила на ближайшем пленуме вывести из П. Б. - Бухарина, Томского и Рыкова. Правые ведут подготовку к пассивному сопротивлению. Сталинцы торжествуют: на их долю выпала полная и легкая победа. Наша листовка переиздана ЦК, ибо все говорили: мы о положении вещей знаем из листовок оппозиции, а не от ЦК. Политическое значение листовки и популярность ее в массах, огромные. Все говорят: да, партию ведут с завязанными глазами. В результате П. Б. и президиум ЦКК устроили форменный суд над "тройкой". Сообщаем некоторые подробности.
В декабре-январе у Каменева были некоторые встречи с Бухариным, у Пятакова. Бухарин рассказывал о подготовке к VI-му пленуму следующее: расстановка наших сил пред пленумом была такова, что я, сидя в Кисловодске писал статьи для "Правды", Рыков должен был следить за хозяйством, а Угланову, который был настроен очень драчливо, велено было сидеть спокойно, чтоб не давать повода Сталину вмешаться в дела московской организации. Угланов не вытерпел - сделал вылазку на IX пленуме МК, за что был бит, растерявшись наговорил глупостей о мнимых ошибках своих и т. д. Я узнал, что Рыков закончил тезисы о контрольных цифрах для VI пленума. Решил, что Сталин на П. Б. обведет Рыкова вокруг пальца и ухудшит и без того, может быть, не совсем удачные тезисы. К очередному заседанию П. Б. я не мог уже попасть поездом, полетел на аэроплане. В Ростове снизились. Местное начальство встретило меня подозрительными разговорами о вреде для меня продолжать полет и проч и т. д. Послал их к черту. Полетели дальше. В Артемовске снова снизились. Не успел выйти из кабины, подают пакет с сургучными печатями, оказывается шифровка П. Б. с категорическим предписанием прекратить полет - в виду болезни сердца. Не успел опомниться, агенты ГПУ увели куда-то летчика, а передо мной появилась делегация рабочих с просьбой сделать доклад. Спросил, когда поезд. Оказалось, через сутки. Пришлось делать доклад".
Каменев: "Так это ты писал резолюцию о борьбе против правого уклона?" - Бухарин: "Конечно, я. Должен же я был оповестить партию, что я не правый. В Москву приехал в пятницу, а заседание П. Б. было в четверг. Ознакомился с тезисами - явно неудовлетворительны. Потребовал созыва П. Б. Молотов не согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо лечиться и т. д. и тому подобное. П. Б. было созвано. Мне удалось внести значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать наступление, составили одиннадцать пунктов требований, снятия сталинских людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин, Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума, "что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят? (Крумин был назначен фактическим редактором "Правды".) и т. д. и тому подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты. В коридоре встретил Товстуху, которому вручил заготовленную заранее бумажку об отставке моей и Томского. Следом шел Сталин. Товстуха передал ему заявление. Он пробежал его и вернулся. Рыков рассказал, что руки у него тряслись, был он бледен и выражал желание пойти на уступки. Требовал уничтожить заявление об отставке. Там они договорились снять Кострова, Крумина и кого-то еще, но я на пленум больше не ходил". После этого Бухарин показал Каменеву написанный им документ на 16 страницах, в котором дана была оценка хозяйственного положения. По словам Каменева документ этот правее апрельских 1925 г. тезисов Бухарина. Каменев спросил: "Что ты думаешь делать с этим документом?" - Бухарин ответил: "дополню главой о международном положении и закончу внутрипартийным вопросом". - Но ведь это будет платформа? - спросил Каменев. - Может быть, но разве ты не писал платформ? Тут в разговор вмешался Пятаков, который заявил: "Мой горячий совет не выступать против Сталина, за которым идет большинство (большинство чиновников типа Пятакова и еще хуже?). Опыт прошлого учит нас, что подобное выступление оканчивается плохо". (Замечательный по цинизму довод!). Бухарин на это ответил: "Это, конечно верно, но что же делать?" (бедный Бухарин!). После ухода Бухарина Каменев спросил Пятакова: зачем он дает такие советы, только мешает развязыванию борьбы. Пятаков сказал, что он совершенно серьезно считает, что выступать против Сталина нельзя. "Сталин единственный человек, которого можно еще слушаться. (Перлы, поистине, перлы: вопрос не в том, какой путь верен, а в том, кого "слушаться", чтоб не было "плохих" последствий). Бухарин и Рыков делают ошибку, когда предполагают, что вместо Сталина управлять будут они. Управлять будут Кагановичи, а Кагановичей я слушаться не хочу и не буду". (Неверно: будет слушаться и Кагановича). - "Что ж ты предполагаешь делать?" - "Вот мне Госбанк поручили я и буду заботиться, чтоб в банке были деньги". - "Ну, а я не хочу заботиться, чтобы в НТУ (Научно-Техническое Управление, во главе которого стоит Каменев.) входили ученые, - это не политика", сказал Каменев. На этом они расстались. Зиновьев и Каменев к концу декабря положение формулировали так: "Нужно схватиться за руль. Это можно сделать только поддержав Сталина, поэтому не останавливаться, чтобы платить ему полной ценой". (Бедняги: сколько уж платили, а до руля все еще далеко). Один из них (кажется Каменев), пошел к Орджоникидзе. Много говорили о том, что политика ЦК в настоящий момент правильная. Орджоникидзе поддакивал. На заявление Каменева, что им непонятно их пребывание в Центросоюзе, Орджоникидзе ответил, что "пока рано - надо расчистить путь. Правые будут возражать". (А ведь по резолюции правые - главный враг).
Каменев говорил, что необязательно нужен высокий пост, что легче всего было б дать ему Ленинский Институт (да ведь это же главный очаг сталинской фальсификации!), что им нужно разрешить выступление в печати и т. д. Орджоникидзе поддакивал и обещал поставить вопрос на П. Б. Через три дня Каменев пошел к Ворошилову, два часа распинался перед ним, расхваливая политику ЦК, на что Ворошилов не ответил ни единым словом (за это хвалим). Еще через два дня к Зиновьеву пришел Калинин, который пробыл у него 20 минут. Он сообщил о высылке т. Троцкого, а когда Зиновьев стал спрашивать о подробностях, он ответил, что вопрос еще не решен, и что поэтому говорить об этом пока не стоит. На вопрос Зиновьева, что делается в Германии, Калинин ответил, что не знает. "У нас своих дел по горло". Далее он как бы в ответ на визит Каменева к Ворошилову сказал буквально следующее: "Он (Сталин), болтает о левых делах, но в очень скором времени он вынужден будет проводить мою политику в тройном размере, -- вот почему я поддерживаю его". (Вот это правильно. Ничего более правильного и меткого Калинин за всю свою жизнь не сказал и не скажет). Узнавши о высылке Троцкого зиновьевцы собрались. Бакаев настаивал на выступлении по этому поводу с протестом. Зиновьев говорил, что протестовать не перед кем, так как "нет хозяина". (Кому ж собирается Зиновьев платить полной ценой?) На том и сошлись. На следующий день Зиновьев направился к Крупской и сказал, что слышал от Калинина о высылке Л. Д. Крупская заявила, что и она слышала об этом. "Что же вы собираетесь с ним делать?" - спросил Зиновьев. "Во-первых, не вы, а они, а во-вторых, даже если бы мы и решили протестовать, кто нас слушает?" Зиновьев рассказал ей о беседе Каменева с Орджоникидзе, о котором Крупская сказала, что он каждому плачется в жилетку, но что верить ему нельзя.
Каменев встретил Орджоникидзе, который сказал, что он выпускает сборник о борьбе с бюрократизмом и предложил Каменеву помочь ему в этом деле. Каменев охотно согласился, после чего Орджоникидзе пригласил его и Зиновьева к себе. При встрече о сборнике говорилось мало. Орджоникидзе заявил, что он вопрос ставил на П. Б., и что Ворошилов сказал так: "Никакого расширения прав. Ишь, чего захотели - Ленинский Институт! Центросоюз можно еще сменить на другое учреждение, если не нравится Центросоюз. Печататься у нас не запрещено, но это не значит, что все печатать можно". (Ай-да Ворошил!). - Ну, а Сталин? - Сталин сказал: "расширить права, значит делить пополам. Делить пополам не могу. Что скажут правые? (Да ведь правые, это же "главный враг"?) Каменев: Он так и сказал на П. Б.? - Орджоникидзе: "Нет, это до П. Б. было". Ушли ни с чем. - Зиновьев на двух страницах написал тезисы (раз Орджоникидзе не помог, приходится писать тезисы): "в стране растет кулак, кулак не дает хлеба рабочему государству, кулак стреляет и убивает селькоров, избачей и т. д. Бухаринская группа и ее линия взращивает кулака, поэтому никакой поддержки Бухарину. Политику большинства ЦК (сталинской группы) мы поддерживаем сегодня постольку, поскольку сегодня Сталин борется против нэпмана, кулака и бюрократа". (Значит Зиновьев раздумал платить полную плату?). Каменев говорит: "со Сталиным каши не сваришь, ну их всех к черту. Вот через 8 месяцев я выпущу книгу о Ленине, а там видно будет". Иначе настроен Зиновьев, он говорит: "надо, чтобы нас не забывали, надо выступать на собраниях, в печати и т. д. стучаться во все двери, чтобы толкать партию влево". (На деле никто не причинил такого вреда левой политике, как Зиновьев с Каменевым). И он действительно печатается. Впрочем совет Ворошилова, редактора "Правды" восприняли вполне. Они опять отказали ему в напечатании статьи, на том основании, что она выражает собою панику перед кулаком. За последнее время Зиновьев выступал на партсобрании, в Центросоюзе, в плехановском Институте и др. по поводу десятилетия Коминтерна.
После опубликования нами знаменитого документа - беседы Каменева с Бухариным - Каменев был вызван к Орджоникидзе, где в письменой форме подтвердил с оговорками (гм! гм!) правильность записки. К Орджоникидзе был вызван и Бухарин, который тоже подтвердил правильность записки. 30/I и 9/II состоялось объединенное заседание П. Б. и президиума ЦКК. Правые объявили листовку "троцкистской" интригой. Не отрицают наличия беседы. Считают, что условия для работы созданы ненормально. К членам П. Б. (Бухарину и Томскому) приставлены комиссары: Крумин, Савельев, Каганович и др. К братским партиям Сталин применяет методы окриков. (Бухарин, Рыков, и Томский теперь только заметили, что "братскими партиями" Сталин управляет, как старый турецкий вали управлял своей провинцией.) Для Тельмана и Семара даже окрика не нужно: достаточно движения пальцем.
На 12-м году революции ни одного выборного секретаря Губкома; партия не принимает участия в решении вопросов. Все делается сверху. Эти слова Бухарина были встречены криками: где ты это списал, у кого? у Троцкого! Комиссией была предложена резолюция, осуждающая Бухарина. Но правые не согласились ее принять, мотивировав свое несогласие тем, что их уже "прорабатывают" в районах.
На объединенном заседании П. Б. и президиума ЦКК. Рыков огласил декларацию на 30 страницах, в которой критикуется хозяйственное положение и внутрипартийный режим. На московской губпартконференции Рыкова, Томского и Бухарина открыто называли - правый уклон. Однако эти выступления в печать полностью не попали. Пленум ЦК отложен на 16 апреля. Конференция на 23. Примирения между Сталиным и бухаринской группой не достигнуто, хотя слухи об этом кем-то упорно распространяются, должно быть для того, чтобы ячейки били по левому крылу.
Г. Г.
Москва, 20 марта 1929 г.Борьба оппозиции (Большевиков-ленинцев) и репрессии
(Письмо из Москвы)
В ответ на статью Ярославского в "Правде" нами выпущена листовка и две статьи "Единый фронт Ярославского и Чемберлена" и "Против клеветы, против ярославщины".
В кампании перевыборов советов мы выступили с дополнениями к наказу, распространенными на предприятиях. Ряд товарищей оппозиционеров избраны в совет.
Январские аресты (в Москве 350, в Ленинграде, Харькове, Днепропетровске, Баку, Одессе и др. индустриальных центров - столько же), причинили нам большой вред, но связи с предприятиями не порвали. Не прекратили они и наших выступлений на рабочих собраниях, как не прекратили нашей издательской деятельности. В январе, феврале и в первой половине марта (февраль "ознаменовался" новыми арестами в Москве и других городах) нами распространены следующие документы: об арестах, о высылке Троцкого, о кампании клеветы против оппозиции, о голодовке заключенных в Политизоляторе (Тобольске, каторжная тюрьма), о статье Ярославского, "Итоги VIII съезда профсоюзов", наш ответ аппаратчикам, #3 бюллетеня, брошюры Троцкого, Смилги и др.
С нового года в Тоб.[ольский] изолятор направлено свыше ста товарищей из Москвы, Харькова и т. д. Объявлены приговоры: некоторым заключенным один год изолятора, и два года ссылки, другим два года изолятора и три года ссылки, три года изолятора и два года ссылки, три года изолятора и пять лет ссылки. Переписка с заключенными в изоляторы разрешается только родственникам. Может быть получено и отправлено не больше шести писем в месяц. Письма доходят изуродованными. С 1-го февраля, в некоторых случаях с 15-го, пособие ссыльным уменьшено вдвое, с 30 руб до 15. Полный список ссыльных в ближайшее время пошлем.
Значительно оживилась наша работа среди текстильщиков. Богородские события привлекли всеобщее внимание. Кое-какую информацию об этих событиях вы вероятно почерпнули из отчетов Баумана на московской конференции. Бауман упоминал имя оппозиционера Стуколкина, но он умолчал о том, что глуховские рабочие не дали агентам ГПУ арестовать этого товарища. Их дважды вытолкали из общежития, дежурили перед казармой до утра, перед уходом на работу спрятали его, а через три дня увезли. В Серпухове в совет избран оппозиционер, которого местная газета в течение многих недель травила, как контр-революционера. Не семеновской мануфактуре из-за снижения расценок рабочие бастовали четыре часа. Приехавший представитель Губотдела просил их встать на работу, заверив, что расценки не будут снижены. Выступления наших товарищей на этой фабрике пользовались большим успехом. Рассчитываем подробные корреспонденции о настроениях рабочих систематически пересылать для заграничной оппозиционной печати.
На перевыборном собрании безработных металлистов Хамовнического и Пресненского районов, где присутствовало 1.500 человек, принята наша резолюция. На собрании безработных пищевиков выступали оппозиционеры, которые были тут же арестованы. На собрании безработных деревообделочников, где наших выступлений не было, членам партии не давали говорить. Безработица растет, к весне она еще несомненно более увеличится. Если нам не удастся ввести настроение безработных в наше русло, оно, мы опасаемся, перехлестнет через советский барьер.
Официальная партия, как показывают прошедшие собрания, уже не в силах справиться с этой задачей.
За самые последние дни произведены единичные аресты наших товарищей в Ленинграде и Москве. Ходят упорные слухи о предстоящих массовых изъятиях оппозиционеров и осуществлении сталинского плана очистить промышленные центры от "троцкистов". Положение наших дел таково, что Сталину это не удастся.
Кстати, очень много товарищей в ссылке (Уфа, Астрахань, Чебаксары и т. д.) арестованы и переведены в Тобольск.
Москва, 21 марта 1929 г.
На помощь большевикам-ленинцам
(Письмо из Москвы)
Необходимо поднять систематическую, ни на минуту не ослабевающую кампанию по борьбе за улучшение положения ссыльных и арестованных большевиков-ленинцев. Сейчас количество последних перевалило за две тысячи человек. В тюрьмах содержатся они безобразно: без света (щиты на окнах почти сплошные), сырые камеры, в которые сажают арестованных, перегружая камеры до крайних пределов, скверная пища, исключительно грубое обращение. Еще хуже в тобольской каторжной тюрьме (Политизолятор). Она та же, что и при Достоевском ("Мертвый Дом"). Сидят в ней одни большевики-ленинцы - меньшевиков и эсеров выпустили. В тюрьме введен военный караул. Камеры заперты, свиданий не дают. Меньшевики имели общий стол, общую кухню, свободные свидания и т. д. Всего этого наши товарищи лишены. Несомненно, что властями взят курс на физическое истребление большевиков-ленинцев. Отношения крайне обострились. Ежеминутно можно ждать не только столкновений, голодовок (которые не прекращаются), но ... вот, вот, раздадутся выстрелы. 15 человек из тюремного персонала тобольского изолятора отказались применять репрессии по отношению к большевикам, их заменили специально выписанной из Москвы стражей. Нужда среди семей арестованных огромная, прямо чудовищная. Семьи арестованных и сосланных, оставшиеся на свободе, испытывают крайнюю нужду и буквально голодают. У нас нет своего МОПРа. На почве этой нужды возможны среди менее стойких внешние отходы. Надо собирать деньги заграницей. Надо добиться разрешения иметь свой легальный МОПР. Надо об этом, как обо всех других безобразиях, поднять громкий голос. Надо пригвоздить к позорному столбу современных деятелей соввласти и партруководства, несущих ответственность за эти безобразия. Корреспонденции из Томска, Свердловска, сообщают о целых толпах гонимых в каторжную тюрьму, Нарым, куда усиленно засылают оппозиционеров, снимая с различных мест ссылки. Среди ссылаемых и заключаемых - герои октябрьской революции и гражданской войны с орденами Красного Знамени (Грейцер, Гаевский, Кавтарадзе, Енукидзе и многие другие). Среди заключенных в каторжной тюрьме - Буду Мдивани, старый большевик, сидевший в тюрьмах при всех режимах, бывший председатель совнаркома Грузии и торгпред в Париже, 53 лет.
Г. Г.
Москва, 20 марта 1919 г.Из письма ссыльного товарища Н.
18 июня 29 г.
... Ссыльные колонии сейчас здорово потрепали - послали в еще более отдаленные места. Все возмущены письмом Радека. История ренегатства такого Донкихота не знает. Впрочем Емельян нам оказал неоценимую услугу: одним ударом прикончил с этим разъедающим влиянием. Интереснее всего, что "массы" капитулянтов убежали раньше своих "вождей". Судя по сведениям, идущим из разных мест, на отход настраиваются очень не многие. От отхода некоторых мы только выиграли. Из переживаемой критической полосы мы выйдем окрепшими. Для пересмотра нашей тактики никаких оснований нет. Это видно и по газетам, если они до вас доходят. Не трудно теперь понять, что руководство эксплоатирует наши лозунги только для прикрытия своих подлинно-правых дел...
"Сократили стипендию до 15 рублей. Со службы сняли всех. Настроены все отлично и бодро"...
Проблемы международной левой оппозиции
Против правой оппозиции
Задачи оппозиции
(Письмо из Москвы)
Дорогие товарищи!
Под именем оппозиции объединяют обычно два непримиримых по существу течения: революционное и оппортунистическое. Их связывает только враждебное отношение к центризму и к "режиму". Но это связь чисто негативная. Наша борьба против центризма вытекает именно из того, что он является полуоппортунизмом и прикрывает полный оппортунизм, несмотря на временные острые размолвки с ним. Не может поэтому быть и речи о блоке левой и правой оппозиции. Это не нуждается в доказательствах.
Но это не значит, что под флагом правой оппозиции выступают исключительно и безнадежно оппортунистические элементы. Политические группировки оформляются не сразу. На первых порах всегда бывает много недоразумений. Недовольные партийной политикой рабочие попадают, и нередко, не в ту дверь, какой искали. Особенно важно иметь это ввиду в настоящий момент по отношению к Чехословакии, где коммунистическая партия переживает чрезвычайно острый кризис. Не зная чешского языка, я к сожалению не имел возможности следить за внутренней жизнью чехословацкой партии. Но не сомневаюсь, что нынешняя, так называемая правая оппозиция заключает в себе различные настроения и тенденции, которые только в ближайший период будут самоопределяться. От активности ленинского крыла зависит в огромной степени, в каком направлении пойдет это самоопределение.
Такая оценка не имеет ничего общего с точкой зрения Суварина, который вообще отрицает существование принципиальных, т. е. классовых тенденций внутри самого коммунизма. Нет, существование правой, центра и левой является непреложным фактом, который доказан величайшими событиями всемирно-исторического масштаба. Игнорировать наличие этих тенденций и их непримиримую борьбу значит впадать в безжизненное доктринерство и в то же время прикрывать правую тенденцию в коммунизме, которая является прямым мостом к социал-демократии.
Ясное марксистское различие трех тенденций вовсе не обязывает, однако, рассматривать эти тенденции, как законченные и окостеневшие. Личных перегруппировок будет еще немало. Широкие круги тяготеющих к коммунизму рабочих вовсе еще не начали группироваться, либо оставаясь по традиции в старых рамках, либо уходя в индифферентизм.
Многие признаки позволяют думать, что все партии Коминтерна подошли к критическому моменту. Нынешние фракции в коммунизме имеют только подготовительный характер. Это - орудия для более глубокой группировки в компартиях и в рабочем классе в целом. Вот почему, в частности, огромное значение имеет сейчас активное вмешательство ленинской оппозиции во внутреннюю жизнь чехословацкой компартии.
* * *
Однако, и сама левая оппозиция далеко не единодушна. Почти во всех странах имеются две и даже три группы, заявляющие о своей солидарности с левой оппозицией ВКП. Этот факт является реакцией против того безумного и преступного режима, который был установлен в Коминтерне с осени 1923 года и имел своей задачей превратить международную партию пролетариата в карикатуру на иезуитский орден. Все болезни, загонявшиеся внутрь выходят сейчас наружу. Этому содействует обстановка политической реакции не только в капиталистическом мире, но и в СССР.
Тот факт, что левая оппозиция разбита на несколько групп не заключает в себе, разумеется, ничего отрадного. Но факты надо брать, как они есть. Если ясно понять причины раздробленности, то можно найти и пути к ее преодолению.
Ни отвлеченной проповедью объединения, ни голыми организационными комбинациями единства оппозиции достигнуть нельзя. Оно должно быть подготовлено теоретически и политически. Эта подготовка должна обнаружить, какие группы или элементы действительно стоят на общей почве, а какие причисляют себя к ленинской оппозиции только по недоразумению.
Важнейшим критерием является, т. е. должна явиться платформа. Критерий этот будет тем надежнее, чем больше каждая группа, независимо от своей сегодняшней силы, будет делать действенные политические выводы в повседневной борьбе. Я имею в виду прежде всего национальную платформу. Ибо без непрерывного вмешательства оппозиции в жизнь пролетариата и в жизнь страны, оппозиция неизбежно оставалась бы бесплодной сектой. Одновременно необходимо, однако, выработать и международную платформу оппозиции, которая будет мостом к будущей программе Коминтерна. Ибо совершенно очевидно, что возрожденному Коминтерну понадобится новая программа. Подготовить ее может только оппозиция. За это надо приняться сейчас.
Совершенно неоспоримо, что вопросы политики ВКП, китайской революции и англо-русского комитета являются тремя основными критериями внутренних группировок в коммунизме, а, следовательно, и в оппозиции. Это, конечно, не означает, что нам достаточно правильных ответов по этим трем вопросам. Жизнь не останавливается. Надо итти в ногу с ней. Но без правильного ответа на три названных вопроса нельзя сейчас занять правильной позиции ни по какому другому вопросу. Также, как без правильного понимания революции 1905 года, нельзя было правильно подходить ни к проблемам эпохи реакции, ни к революции 1917 года. Кто отмахивается от уроков китайской революции, английских стачек и англо-русского комитета, тот безнадежно погиб. Гигантские уроки этих событий необходимо усвоить именно для того, чтобы занимать правильную позицию по всем вопросам жизни и борьбы пролетариата.
Орудием выработки интернациональной платформы должен явиться интернациональный орган оппозиции, на первых порах ежемесячный или же двухнедельный: это сейчас самая неотложная и повелительная из всех задач. Такой орган при твердой, принципиально-выдержанной редакции должен быть на первых порах открыт для всех групп, причисляющих себя к левой оппозиции или стремящихся сблизиться с ней. Задача этого органа -- не закреплять старые перегородки, а произвести перегруппировку сил на более широкой базе. Если в национальных рамках еще нельзя преодолеть раздробленность левой оппозиции, то это преодоление уже сейчас можно подготовлять на интернациональной основе.
При ясной и отчетливой линии редакции такой журнал должен иметь и свободную трибуну. Он должен осуществлять, в частности, интернациональный контроль над разногласиями отдельных национальных групп левой оппозиции. Такой идейный контроль, внимательный и добросовестный, позволит отделить действительные разногласия от мнимых и собрать воедино революционных марксистов, отсеяв чуждые элементы.
Ввиду своего назначения такой журнал должен был бы издаваться на нескольких мировых языках. Вряд ли это, однако, окажется под силу уже в ближайшее время. Придется в этом отношении пойти на некоторый практический компромисс. Статьи могли бы печататься на языке той страны, которой они в первую очередь касаются, или на том языке, на каком написаны. Наиболее важные статьи можно бы сопровождать изложением их содержания на других языках. Наконец, национальные органы оппозиции могли бы наиболее существенные статьи печатать в переводе на своих страницах.
* * *
Некоторые товарищи говорят и пишут, что русская оппозиция слишком мало делает для организационного руководства международной оппозиции. Я думаю, что под этим упреком скрывается опасная тенденция. Мы не собираемся в нашей международной фракции воспроизводить нравы и методы зиновьевского и сталинского Коминтерна. Революционные кадры в каждой стране должны формироваться на собственном опыте и стоять на собственных ногах. Русская оппозиция не располагает - приходится сейчас почти сказать: к счастью - ни орудиями государственной репрессии, ни финансовыми ресурсами государства. Дело может итти только и исключительно об идейном влиянии, об обмене опытом. При правильном руководстве международной фракцией это даст, разумеется, ускорение роста оппозиции в каждой стране. Но источников влияния и силы каждая национальная секция оппозиции должна искать внизу, а не наверху, в среде собственных рабочих в группировке вокруг себя молодежи, в неутомимой, энергичной и подлинно самоотверженной работе.
Г. Гуров.
Март 1929 г.О группировках в коммунистической оппозиции
Дорогие друзья! Я все еще лишен возможности сколько-нибудь планомерно работать. До сих пор я слишком недостаточно ознакомился с изданиями европейской оппозиции. Я вынужден поэтому отложить общую оценку оппозиционных тенденций до более позднего времени. Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник, даже каждый возможный единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошибкой оттолкнуть единомышленника, тем более группу единомышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий.
Тем не менее я считаю совершенно необходимым высказать несколько общих соображений, которые являются в моих глазах решающими для оценки тех или других групп или тенденций внутри оппозиции.
Оппозиция формируется сейчас на основе принципиального идейного размежевания, а не массового действия. Это отвечает характеру нынешнего периода. Подобные же процессы происходили в русской социал-демократии в годы контр-революции, в международной социал-демократии - во время войны. Массовое действие обычно смывает второстепенные и случайные разногласия, содействуя слиянию дружественных и близких направлений. Наоборот, идейные группировки в период застоя или отлива всегда обнаруживают большую склонность к дифференциации, к рассчеплению, ко внутренней борьбе. Мы не можем выскочить из того периода, в котором мы живем. Надо пройти через него. Ясное, отчетливое, идейное размежевание безусловно необходимо. Оно подготовляет успехи в будущем.
Общую линию руководства Коминтерна мы не раз определяли, как центризм. Ясно, что центризм, да еще вооруженный всем арсеналом репрессий, должен отталкивать в оппозицию не только последовательно пролетарские элементы, но и более последовательных оппортунистов.
Коммунистический оппортунизм выражается в стремлении восстановить в нынешних условиях до-военную социал-демократию. Особенно это ярко видно в Германии. Нынешняя социал-демократия бесконечно далека от партии Бебеля. Но история свидетельствует, что партия Бебеля превратилась в нынешнюю социал-демократию, это значит, что партия Бебеля была уже совершенно недостаточной в до-военную эпоху. Тем более безнадежной является попытка восстановить партию Бебеля или даже левое крыло этой партии в настоящих условиях. Между тем, насколько я могу судить, в эту сторону направлены по существу усилия Брандлера, Тальгеймера и их друзей. Менее последовательно, но как будто бы в ту же сторону тянет во Франции Суварин.
Я считаю, что имеются три классических вопроса, которые дают решающий критерий для оценки тенденций в мировом коммунизме. Эти вопросы: 1) политика англо-русского комитета, 2) курс в китайской революции, 3) хозяйственная политика в СССР в связи с теорией социализма в отдельной стране.
Некоторых товарищей может быть удивит, что я не называю здесь вопросов партийного режима. Я делаю это не по забывчивости, а вполне сознательно. Партийный режим не имеет самостоятельного, самодовлеющего значения. Он является производной величиной по отношению к партийной политике. Борьбе против сталинского бюрократизма сочувствуют самые разнородные элементы. И меньшевики не прочь похлопать той или другой нашей атаке против бюрократии. На этом основано, кстати сказать, глупенькое шарлатанство сталинцев, пытающееся сблизить нашу позицию с позицией меньшевиков. Для марксиста демократия в партии, как и в стране не является абстракцией. Демократия всегда обусловлена борьбою живых классовых сил. Под именем бюрократизма оппортунистические элементы сплошь да рядом понимают революционный централизм. Ясно, что они не могут быть нашими единомышленниками. Видимая солидарность основывается здесь только на идейной путанице или чаще на злонамеренной спекуляции.
1. Об англо-русском комитете мне пришлось писать очень много. Я не знаю, что именно из этого было опубликовано заграницей. Мне передавали, будто заграницей распространялись слухи о том, что я сопротивлялся разрыву англо-русского комитета и лишь уступил Зиновьеву и Каменеву. На самом деле было наоборот. Сталинская политика в англо-русском вопросе останется навсегда классическим образцом политики центризма, сползающего вправо, поддерживающего стремя прямым изменникам и получающего от них за это пинки и синяки. Для европейского коммуниста китайский и русские вопросы представляют, в силу своеобразия условий Китая и России, большие трудности. Другое дело вопрос о политическом блоке с вождями английских трэд-юнионов. Здесь мы имеем перед собой основную проблему европейской политики. Сталинский курс в этом вопросе был самым вопиющим, самым циничным и самым гибельным попранием основ большевизма и теоретической азбуки марксизма. Эксперимент англо-русского комитета почти свел на нет воспитательное значение великих стачек 1926 года и задержал развитие английского рабочего движения на ряд лет. Кто этого не понял до сих пор, тот не марксист, не революционный политик пролетариата. Если он при этом протестует против сталинского бюрократизма, это не имеет в моих глазах никакой цены. Оппортунистический курс англо-русского комитета можно проводить только в борьбе с подлинными революционными элементами рабочего класса. А это в свою очередь, немыслимо иначе, как путем зажима и репрессий, особенно в партии с таким революционным прошлым, как большевистская партия.
2. О китайском вопросе я также писал за последние два года очень много. Может быть мне удастся собрать написанное в отдельной книге. Изучение проблем китайской революции есть необходимое условие воспитания оппозиции и идейного размежевания в ее рядах. Те элементы, которые в этом вопросе не заняли ясной и отчетливой позиции, обнаруживают тем самым национальную ограниченность, которая сама по себе есть безошибочный признак оппортунизма.
3. Наконец, русский вопрос. В силу условий, созданных октябрьской революцией, три классические тенденции социализма: 1) марксистское течение, 2) центристское и 3) оппортунистическое, выражены в советских условиях наиболее ясно и отчетливо, т. е. наполнены наиболее бесспорным социальным содержанием. Мы видим в СССР правое крыло, связанное с квалифицированной интеллигенцией и мелкими собственниками; центр, балансирующий на веревке аппарата между классами, и левое крыло, представляющее авангард пролетарского авангарда в эпоху реакции. Этим я не хочу, разумеется, сказать, что левое крыло свободно от ошибок, или что мы можем обойтись без серьезной и открытой внутренней критики. Но эта критика должна иметь ясную классовую основу, т. е. опираться на одну из трех названных выше исторических тенденций. Попытка отрицать наличие этих тенденций и их классовый характер, попытка стать над ними, неизбежно закончится жалким крушением. Чаще всего на этот путь становятся правые элементы, которые еще не осознали себя или же которые заинтересованы в том, чтоб не отпугивать от себя преждевременно свой собственный левый фланг.
Брандлер и Тальгеймер, насколько знаю, считали все эти годы, что политика ЦК ВКП в хозяйственных вопросах совершенно правильна. Так было до сталинского зигзага влево. По существу они должны сейчас сочувствовать той политике, которая велась наиболее открыто в 1924 - 27 г.г. и которую представляют теперь крыло Рыкова, Бухарина и др. По-видимому в эту сторону склоняется и Суварин.
Я, разумеется, не могу здесь поднимать хозяйственную проблему СССР во всем ее объеме. Сказанное в нашей платформе остается во всей своей силе. Было бы только полезно, если бы правая оппозиция дала ясную и точную критику нашей платформы в этом вопросе. Чтоб облегчить ей эту работу, я здесь выдвину некоторые основные соображения.
Правые считают, что если дать больше простора индивидуальному крестьянскому хозяйству, то нынешние трудности могут быть преодолены. Этого я не собираюсь отрицать. Ставка на капиталистического фермера (европеизированного или американизированного "кулака") несомненно даст плоды, но это будут капиталистические плоды, которые на одном из довольно близких этапов приведут к политическому крушению советской власти. Ставка на капиталистического фермера в 24-26 г. делала только первые шаги. Тем не менее она привела к чрезвычайному повышению самосознания мелкой буржуазии города и деревни, к захвату ею многих низовых советов, к повышению силы и самосознания бюрократии, к нажиму на рабочих, к полному подавлению партийной демократии. Кто не понимает взаимозависимости этих фактов, тот вообще ничего не понимает, в революционной политике. Курс на капиталистического фермера абсолютно несовместим с диктатурой пролетариата. Тут надо выбирать.
Возьмем, однако, чисто экономическую сторону вопроса. Между промышленностью и крестьянским хозяйством существует диалектическое взаимодействие. Но движущим фактором является промышленность, как несравненно более динамическое начало. Крестьянину нужны в обмен на хлеб промышленные товары. Демократическая революция под руководством большевиков дала крестьянину землю. Социалистическая революция под тем же руководством все еще дает крестьянину меньше товара и по более дорогой цене, чем давал в свое время капитализм. Именно поэтому, социалистическая революция, в отличие от ее демократической базы, стоит под ударом. На недостаток промышленных товаров крестьянин отвечает пассивной сельско-хозяйственной стачкой: он не вывозит на рынок наличное зерно и не увеличивает посева. Правые считают, что надо дать больше простора капиталистическим тенденциям деревни, меньше с нее брать и понизить темп развития промышленности. Но ведь это будет значить, что количество сельско-хозяйственных товаров на рынке возрастет, а количество промышленных товаров еще больше уменьшится. Диспропорция между ними, лежащая в основе нынешнего хозяйственного кризиса, еще больше возрастет. Возможный выход будет состоять в том, чтобы вывозить фермерское зерно заграницу и ввозить в обмен на него европейские готовые изделия для фермеров, т. е. более богатых крестьян. Это значит, другими словами, вместо смычки между кооперированными крестьянским хозяйством и социалистической промышленностью устанавливать смычку между экспортирующим фермерским хозяйством и мировым капитализмом. Государство превращается не в строителя социалистического хозяйства, а в посредника между внутренним капитализмом и мировым. Не может быть сомнения, что оба контр-агента очень быстро вытеснят этого посредника, начав, разумеется, с монополии внешней торговли. Ибо свободное развитие фермерского хозяйства, получающего из заграницы то, что ему нужно в обмен на хлебный экспорт, предполагает свободный товарообмен, а не монополизованный в руках государства внешний оборот.
Правые иногда говорят, что Сталин применил платформу оппозиции и показал ее несостоятельность. Верно то, что Сталин испугался, наткнувшись эмпирически лбом на последствия "фермерского" (кулацкого) курса, который он столь слепо насаждал в 1924-27 г.г. Верно то, что сделав скачок влево, Сталин пользовался осколками оппозиционной платформы. Платформа оппозиции исключает прежде всего линию на замкнутое, изолированное хозяйство. Нелепо стремиться отделить советское хозяйство от мирового рынка каменной стеной. Судьбу советского хозяйства решит общий темп его развития (включая и земледелие), а вовсе не степень его "самостоятельности" от мирового разделения труда. Все хозяйственные планы сталинского руководства строились до сих пор на уменьшении внешнего товарооборота в течении ближайших 5-10 лет. Иначе, как мелкобуржуазным кретинизмом этого назвать нельзя. С оппозицией такая постановка не имеет ничего общего. Зато она полностью вытекает из теории социализма в отдельной стране.
Стремление Сталина повысить индустриализацию внешним образом сближает его с оппозицией. Но только внешним образом. Социалистическая индустриализация предполагает большой, всесторонне продуманный план, где направление внутреннего развития тесно связано со все возрастающим использованием мирового рынка, при непримиримой охране монополии внешней торговли. Только на этом пути можно - не ликвидировать, не устранить, а смягчить противоречия социалистического развития в капиталистическом окружении, упрочить экономическую мощь советской республики, улучшить хозяйственные отношения города и деревни и упрочить диктатуру пролетариата. Сталинская политика эмпирических зигзагов только ухудшает положение.
Таковы три основных критерия для внутреннего размежевания оппозиции. Эти три критерия взяты из жизни трех стран. Разумеется, каждая из остальных стран имеет свои собственные проблемы, отношение к которым будет определять позицию каждой отдельной группы и каждого отдельного коммуниста. Некоторые из этих новых вопросов могут выдвинуться завтра на передний план и отодвинуть все остальные назад. Но сегодня три названных вопроса кажутся мне решающими. Не занявши ясной и отчетливой позиции по этим вопросам, нельзя себе найти места в основных группировках коммунизма.
Вот все, что я могу пока сказать по поставленным вами вопросам. Если бы оказалось, что, в силу недостаточного знакомства с литературой, я неправильно понял Брандлера, Суварина и их единомышленников, то я, разумеется, потороплюсь внести в свою оценку поправки, вытекающие из фактов и документов, на которые мне укажут.
Л. Троцкий.
31 марта 1929 г.Письмо Л. Д. Троцкого т. Суварину
25 апреля 1929 г. Константинополь.
Дорогой товарищ Суварин,
Я получил ваше письмо от 16-го апреля. Оно несколько удивило меня. Вы пишите, что ожидали от меня другого поведения по отношению к группам иностранной оппозиции. Я должен был бы, по вашему, не высказываться сразу, а наблюдать, изучать и стремиться собрать группы и людей, способных марксистски мыслить и действовать. Вы меня упрекаете в том, что я не оставил себе времени для того, чтобы "изучать, размышлять и дискутировать". И вы предупреждаете меня, что мне придется пожалеть о моей поспешности.
Я думаю, что в вашей критике, совершенно дружеской по тону, что я с удовольствием констатирую, обнаруживается вся неправильность вашей нынешней установки. Вы не можете не знать, что я не высказывался до сих пор ни по одному из спорных внутренних вопросов, которые разделяют французские, немецкие, австрийские и другие оппозиционные группировки. Я был слишком оторван в течение последних лет от внутренней жизни европейских партий, и мне действительно нужно время для более детального ознакомления, как с общей политической обстановкой, так и с оппозиционными группировками. Если я все же высказался по поводу этих последних, то лишь в связи с теми тремя вопросами, которые являются основными для нашего периода: внутренняя политика в СССР, руководство китайской революцией и курс англо-русского комитета. Не странно ли, что как раз по этим трем вопросам вы предлагаете мне не торопиться, выгадывать время, информироваться и размышлять. Одновременно, вы сами вовсе не отказываетесь от своего права публично высказываться по этим трем вопросам, в духе прямо противоположном тем решениям, которые составляют самую основу левой, ленинской оппозиции.
В печати я заявил о полной своей готовности исправить или изменить свою оценку группы Брандлера или вашей, если мне будут сообщены какие-нибудь новые факты или документы. Группа Брандлера после того прислала мне, очень любезно, комплект своих изданий. В номере "Арбейтер Политик" от 16-го марта, я прочитал доклад Тальгеймера о русской дискуссии. Поистине мне не нужно было много времени для "изучений" и "размышлений", чтобы сказать, что группа Брандлера - Тальгеймера стоит по другую сторону баррикады. Давайте вспомним факты.
1. В 1923 году эта группа не сумела ни понять, ни использовать исключительную революционную ситуацию.
2. В 1924 году Брандлер пытался видеть революционную ситуацию непосредственно впереди, а не позади.
3. В 25 году он заявил, что никакой революционной ситуации не было, а была "переоценка" Троцкого.
4. В 25-26 г.г. он считал, что курс на кулака, тогдашний курс Сталина - Бухарина, есть правильный курс.
5. В 1923-25 году Тальгеймер, как член прогрессивной комиссии, поддерживал Бухарина против меня в вопросе о характере программы (голая схема национального капитализма вместо теоретического обобщения мирового хозяйства и мировой политики).
6. Брандлер и Тальгеймер нигде, насколько знаю, не подняли голоса против теории социализма в отдельной стране.
7. Брандлер и Тальгеймер пытались пробраться к руководству партией, принимая покровительственную сталинскую окраску (как делает Фостер в Америке).
8. По вопросу о китайской революции Брандлер и Тальгеймер плелись за официальным руководством.
9. То же самое в вопросе об англо-русском комитете.
Таким образом я имею пред собою опыт шести лет. Вы не можете не знать, что я не торопился с осуждением Брандлера. После ужасающего провала немецкой революции 1923 года, я взял Брандлера условно под защиту, доказывая, что недостойно превращать его в козла отпущения, тогда как за немецкую катастрофу ответственно зиновьевско-сталинское руководство Коминтерна в целом. Отрицательную политическую оценку Брандлера я сделал лишь тогда, когда убедился, что он не хочет или не умеет учиться, даже на величайших событиях. Его ретроспективная оценка немецкой ситуации 1923 года совершенно аналогична той критике, которую меньшевики развивали по отношению к революции 1905 года в годы реакции. Над всем этим я имел достаточно времени "размышлять".
Весь доклад Тальгеймера о русской дискуссии резюмируется в одной фразе: "программа Троцкого требует более сильного финансового нажима на крестьянство". Эту фразу Тальгеймер варьирует на протяжении всего доклада. Может ли быть для марксиста более постыдная позиция? Самый вопрос для меня начинается с отрицания крестьянства, как целого. Дело идет о борьбе классов внутри крестьянства. Оппозиция выдвинула требование освободить 40-50 процентов крестьянства от налогов вообще. Начиная с 1923-го года оппозиция предупреждала, что отстаивание промышленности будет означать ножницы цен и следовательно самую глубокую и гибельную эксплоатацию низших слоев деревни кулаками, посредниками и торговцами.
Среднее крестьянство представляет собою социальную протоплазму. Она оформляется неизменно и непрерывно в двух направлениях: в капиталистическом - через кулаков, и в социалистическом - через полупролетариев и батраков. Кто игнорирует этот основной процесс, кто говорит о крестьянстве вообще, кто не видит, что у "крестьянства" есть два враждебных лица, тот погиб безвозвратно. Проблема термидора и бонопартизма есть в основе своей проблема кулака. Кто отмахивается от этой проблемы, кто преуменьшает ее значение, отвлекая внимание к вопросам партийного режима, к бюрократизму, к нечистым приемам полемики и прочим внешним проявлениям и выражениям напора кулацкой стихии на диктатуру пролетариата, тот похож на врача, который гоняется за симптомами, за прыщиками, игнорируя функциональные и органические расстройства.
В то же время Тальгеймер повторяет, подобно дрессированному попугаю, что выдвинутое нами требование тайного голосования в партии есть "меньшевизм". Он не может не знать, что рабочие партийцы в ВКП бояться говорить и голосовать по совести. Они боятся аппарата, передающего давление кулака, чиновника, спеца, мелкого буржуа, иностранной буржуазии. Конечно, и кулак хочет тайного голосования в Советах, ибо ему тоже мешает аппарат, который как никак находится с другой стороны под давлением рабочих. Это и есть элементы двоевластия, прикрытого центристской бюрократией, которая маневрирует между классами и именно поэтому все более подкапывает позиции пролетариата. Меньшевики хотят тайного голосования для кулака и мелкого буржуа в Советах, - против рабочих, против коммунистов. Я хочу тайного голосования для рабочих-большевиков в партии против бюрократов, против термидорианцев. Но так как Тальгеймер принадлежит к тем, которые не видят классов, то он отождествляет требование ленинской оппозиции с требованием меньшевиков. Таким вздором он хочет замаскировать свою чисто буржуазную позицию в крестьянском вопросе.
Разумеется, тайным голосованием в партии попытаются воспользоваться не только рабочие-большевики, но и их враги, проникшие в партию. Другими словами, классовая борьба внутри коммунистической партии, придавленная ныне крышкой бонопартистского аппарата, прорвется наружу. Этого нам и нужно. Партия увидит себя такой, какой она является на деле. Это будет действительное самоочищение партии - в противовес той бюрократической фальсификаторской чистке, которую снова затевает аппарат в интересах своего самосохранения.
Только очистив партию указанным выше путем можно перенести тайное голосование в пролетарские профессиональные союзы. После нескольких лет бюрократического обезличения профессиональных организаций только таким путем и можно будет определить, какова сила меньшевистских, эс-эровских и черносотенных влияний. Без серьезного прощупывания всего класса невозможно поддерживать действительную диктатуру пролетариата. Сейчас болезни настолько загнаны внутрь, что вывести их наружу можно только чрезвычайными мерами. Одной из них - конечно не единственной - и должно явиться требование тайного голосования в партии, а затем и в профсоюзах.
Что касается советов, то этот вопрос мы решим лишь после опыта, проделанного в партии и в пролетарских производственных организациях.
Брандлер и Тальгеймер по всем основным вопросам мировой революции и классовой борьбы присоединялись к Сталину-Бухарину, которых в этих именно вопросах (Китай, английские трэд-юнионы, крестьянство) поддерживала социал-демократия. Требование же тайного голосования для пролетарского авангарда против аппарата, проводящего меньшевизм методами террора, Тальгеймер объявляет ... меньшевизмом. Можно ли себе представить более жалкое идейное банкротство?
Я не сомневаюсь, что в группе Брандлера и вокруг этой группы есть много рабочих, отброшенных от партии грязным хозяйничаньем Тельмана и компании и попавших не в ту дверь. Этим рабочим ленинская оппозиция должна помочь разобраться в обстановке. Но этого можно достигнуть только методами непримиримой и беспощадной борьбы против политического курса Брандлера-Тальгеймера, и всех тех группировок, которые солидаризуются с ними или их фактически поддерживают.
Сталинский курс в Коминтерне еще не сказал своего последнего слова. Мы только входим в полосу кризисов, расколов, группировок и потрясений. Предстоит работа многих годов. Не всем она окажется по плечу. Вы сообщаете о колебаниях Радека, Смилги, Преображенского. Я об этом знаю достаточно хорошо. Они колеблются не первый день, не первый месяц и даже не первый год. В высшей степени замечательно, что эти товарищи колебались или занимали неправильную позицию по основным вопросам международной революции. Радек защищал ошибочную линию в вопросах Китая, англо-русского комитета и, до 1927 года, сомневался, возможен ли вообще другой экономический курс, кроме курса Сталина - Бухарина. Преображенский занял явно неправильную позицию в китайском вопросе и в вопросе о программе Коминтерна (примиренческое отношение к национал-социализму). Смилга вместе с Радеком был против выхода компартии из Гоминдана и против лозунга диктатуры китайского пролетариата в период революции, а затем против лозунга Учредительного Собрания в период контр-революции. Нынешние партийно-организационные колебания названных товарищей вытекают из неясности и половинчатости их общей теоретической и политической позиции. Так было всегда и так всегда будет.
Ленин научил нас не бояться отходов, отколов, перебежек, даже очень влиятельных и почтенных товарищей. Решает в последнем счете правильная политическая линия. Уметь удержаться на правильной линии в период политического отлива, наступления буржуазии, социал-демократии и право-центристского блока в Коминтерне (это все явления одного и того же порядка) - таков сейчас главный долг пролетарского революционера. Правильная оценка эпохи и ее движущих сил, правильное предвиденье завтрашнего дня, заставят все подлинно-революционные элементы рабочего класса перегруппироваться и сплотиться под большевистским знаменем. Вот как я смотрю на вопрос.
Я был бы очень рад, если бы вы могли присоединиться к изложенным выше соображениям, так как это дало бы нам возможность работать в одном ряду. А я отдаю себе ясный отчет в том, насколько такое сотрудничество было бы полезно для дела.
С товарищеским приветом.
Еще раз о Брандлере-Тальгеймере
У. т.
Я вас очень благодарен за ваше подробное письмо от 3-го июня. Оно заключает в себе ряд важных для меня сведений, которыми я надеюсь в дальнейшем воспользоваться. Здесь я хочу ограничиться лишь вопросом о нашем отношении к немецкой правой оппозиции.
1. Вы признаете, что Брандлер-Тальгеймер не поняли революционной обстановки в Германии в 23-м году, революционной обстановки в Китае в 25-27 г., революционной обстановки в Англии в 26-м году и, наконец, термидорианского характера борьбы против "троцкизма" с 1923 по 1927 год. Все это вы признаете. Но этим самым вы признаете, что Брандлер-Тальгеймер не революционеры, ибо революционеры определяются и познаются по своему отношению к основным проблемам мировой революции. Что же у нас, большевиков, может быть общего в политике с не-революционерами, более того, с людьми, которые борются против наших революционных решений и лозунгов в самые ответственные моменты в течение последних 6-7 лет?
2. Вы огорчаетесь, однако, что Брандлера и Тальгеймера называют ликвидаторами-меньшевиками. Если брать это дословно, то это, конечно, неверно. Но та тенденция, которая противопоставляет их нам, есть несомненно ликвидаторская и меньшевистская тенденция. Венская "Арбайтер Цайтунг" критикует меня совершенно так же, как и Тальгеймер. Вместе с Тальгеймером, венская "Арбайтер Цайтунг" сочувствует Сталину против меня, Рыкову и Бухарину против Сталина. Но венская "Арбайтер Цайтунг" делает это открыто, а Брандлер - Тальгеймер самым жалким образом играют в прятки. Я предпочитаю в таком случае венскую "Арбайтер Цайтунг", т. е. открытого врага.
3. В вашем письме есть убийственные доводы против правых. Тем не менее, вы считаете нужным присовокупить, что положение "в германской компартии было бы лучше, если бы она проводила так называемую правую политику, а не нынешнюю".
Но ведь мы уже видели однажды брандлеровскую политику, как руководящую политику партии. Она привела к величайшей катастрофе конца 1923 года. Эта катастрофа лежит в основе всех дальнейших метаний германского коммунизма вправо и влево. Эта катастрофа является предпосылкой дальнейшей полосы стабилизации европейского капитализма. Как же не видеть, что Брандлер, как политик, стоит по ту сторону баррикады?
4. Вы знаете, что я не сразу сделал этот уничтожающий вывод. Я хотел надеяться, что Брандлер научится. Осенью 1923 года он сознавал свою несостоятельность. Он мне несколько раз сам говорил, что не в силах разобраться в революционной обстановке. После того, однако, как революционная обстановка была им упущена, он исполнился высокомерия. Он стал обвинять меня в "пессимизме". Он более "оптимистически" глядел навстречу 1924 году. Тогда я понял, что этот человек не умеет отличать лицо революции от ее спины.
Если б это было индивидуальной особенностью - полбеды. Но ведь теперь это возведено в систему, и на этой системе строится фракция. Что у нас может быть общего с такой фракцией?
5. Я этим ни в малейшей степени не беру под защиту политику Маслова и других. В 1923 году словесный радикализм Маслова был связан с такой же пассивностью, как и у Брандлера. Не понимая азбуки вопроса, Маслов пытался высмеять мое требование намечения срока восстания. На V-м конгрессе он все еще считал, что революция идет вверх. Другими словами, в самых основных вопросах он разделял ошибки Брандлера, сервируя их под соусом ультра-левизны. Но Маслов пытался учиться, пока не плюхнулся в болото капитулянства. Другие бывшие ультра-левые кое-чему научились. Я совсем не беру на себя ответственности за линию "Фольксвилле" в целом. Там и сейчас немало отрыжек прошлого, т. е. сочетания оппортунистических тенденций с ультра-левыми. Но все же эти товарищи многому научились, и многие из них показали, что способны учиться и дальше. Наоборот, Брандлер - Тальгеймер сделали гигантский шаг назад, возведя свою революционную слепоту в платформу.
6. Вы видите у них заслугу в их борьбе за партийную демократию. Я этой заслуги не вижу. Брандлер - Тальгеймер никогда не поднимали голоса против разгрома левой оппозиции. Они не только терпели сталинский режим, но и поддерживали его. Они подпевали термидорианской травле против "троцкизма". Когда они почувствовали в себе призвание к борьбе за партийную демократию? Когда аппарат стал давить их самих, и когда они убедились, что путем одного только прислуживания сталинцам они к власти притти не могут. Неужели же можно видеть заслугу оппортунистов в том, что они начинают кричать, когда центристы, боясь левой критики, громят их? Никто не любит, когда его бьют. В этом заслуги нет.
Центристские методы борьбы с правыми отвратительны и в конце концов помогают правым. Но это вовсе не значит, что демократический режим коммунистической партии должен обеспечивать право гражданства оппортунистической тенденции Брандлера.
Нельзя брать партийную демократию, как вещь в себе. Мы говорим о партийной демократии на определенных революционных основах, которые исключают брандлеризм.
7. Вторую заслугу брандлеровцев вы видите в борьбе за переходные требования, в стремлении найти связь с массами и прочее. Но разве связь с массами нам нужна сама по себе, а не ради революционных (и тем самым - международных) целей? Если исходить из голой связи с массами, то надо повернуть глаза в сторону Второго Интернационала и Амстердама. Немецкая социал-демократия на этот счет куда внушительнее Брандлера-Тальгеймера.
Можно, конечно, сказать, что это преувеличение: Брандлер-Тальгеймер, это, мол, не социал-демократия. Конечно, еще не социал-демократия, и конечно не нынешняя социал-демократия. Но надо уметь брать явления в их развитии. Немецкая социал-демократия тоже не начинала с Германа Мюллера. А с другой стороны, Брандлер пока еще только хочет иметь массы, но не имеет их. Вы сами говорите с возмущением о том, что брандлеровцы поворачиваются спиною к международному пролетариату. Им нет дела ни до русской революции, ни до китайской, ни до всего остального человечества. Они хотят делать свою политику в Германии, как Сталин хочет строить социализм в России. Живи и жить давай другим. Но ведь мы же знаем, куда это привело: к 4-му августа 1914 года. Позвольте еще раз напомнить, что молодые, особенно оппозиционные оппортунистические фракции настолько же "симпатичнее" старых социал-шовинистических партий, насколько молодой поросенок симпатичнее старой свиньи.
8. Однако, серьезно заблуждаются те, которые воображают, будто Брандлер в действительности может повести массы "на почве действительности" (т. е. национал-реформизма). Нет, на этой почве у Брандлера непобедимый конкурент. Поскольку рабочий массовик будет выбирать между Брандлером и Вельсом, он выскажется за Вельса и будет по своему прав: незачем начинать сначала то, что однажды уже проделано.
9. Вы как будто ставите Брандлеру-Тальгеймеру в заслугу их критику первомайской политики Тельмана. Вы выражаете попутно уверенность в том, что я не могу одобрительно относиться к этой политике. Я не знаю, читали ли вы мое письмо VI-му конгрессу. "Что же дальше?" В этом письме есть специальная глава, посвященная перспективам полевения немецкого рабочего класса и заключающая в себе прямое и категорическое предупреждение против безмозглой тельмановской переоценки степени полевения и против вытекающей отсюда опасности ультра-левых авантюр. Обо всем этом я подробнее скажу в брошюре, которую надеюсь выпустить в следующем месяце. Но критикуя бюрократический авантюризм, я проведу тем более резкую линию водораздела между моей критикой и критикой Брандлера. Оппортунисты всегда выглядят очень победоносно, когда критикуют революционный авантюризм. Но они же его и подготовляют: Брандлер подготовил Маслова, как Маслов подготовил Тельмана, который сочетает все ошибки Брандлера и Маслова, добавляя к ним собственные ошибки, вытекающие из бюрократической глупости и хвастливого невежества.
10. Вы указываете на отдельные группы левой оппозиции и называете их "сектантскими". Надо условиться насчет содержания этого слова. У нас есть такие элементы, которые удовлетворяются домашней критикой ошибок официальной партии, не ставя перед собой никаких более широких задач, не налагая на себя никаких практических революционных обязательств, делая из революционной оппозиции титул, нечто вроде ордена почетного легиона. Есть и сектантские тенденции, выражающиеся в расщеплении каждого волоса на четыре части. С этим надо бороться. И с этим я лично готов повести борьбу, не останавливаясь, если понадобиться, перед старой дружбой, личными связями и прочее, и прочее.
Однако, не нужно себе делать иллюзий. Революционные марксисты сейчас снова - не в первый, и вероятно, не в последний раз, загнаны на положение международного пропагандистского общества. В таком положении, по самому существу, заложены известные элементы сектанства, которые можно преодолеть лишь постепенно. Вас как-будто просто пугает тот факт, что вы малочисленны. Конечно, это неприятно. Конечно, лучше было бы иметь за собою миллионные организации. Но откуда же нам, авангарду авангарда, иметь за собой миллионные организации на другой день после того, как мировая революция в важнейших странах мира потерпела катастрофические поражения, вызванные меньшевистским руководством, прикрытым фальшивой маской большевизма? Откуда? Откуда?
Мы проходим через период гигантской реакции после революционных годов (1917-1923). На новой, более высокой исторической ступени мы, революционные марксисты, отброшены на положение маленького и преследуемого меньшинства, почти как в начале империалистской войны. Как показывает вся история, начиная хотя бы с первого Интернационала, такие рецидивы неизбежны. Преимущество наше перед нашими предшественниками в том, что обстановка ныне более зрелая, и мы сами более "зрелы", ибо стоим на плечах Маркса, Ленина и многих других. Реализовать это наше преимущество мы сможем лишь в том случае, если сумеем проявить величайшую идейную непримиримость, более свирепую, чем непримиримость Ленина в начале империалистской войны. От нас еще будут отходить бесхарактерные импрессионисты, подобные Радеку. Они непременно будут говорить о нашем "сектантстве". Не надо пугаться слов. Мы уже дважды прошли через это. Так было во время реакции 1907-1912 г.г. в России. Так было во время войны во всей Европе. Нынешняя реакция глубже предшествующих. Отдельные капитуляции, дезертирства и прямые предательства еще будут. Это в природе нынешнего периода. Тем надежнее будет отбор. Оставаться теперь "сектантом" революционного марксизма в глазах филистеров, нытиков, верхоглядов - величайшая честь для настоящего революционера. Повторяю: сейчас мы снова только международное пропагандистское общество. Я не вижу в этом ни малейшего основания для пессимизма, несмотря на то, что за спиной у нас великая историческая гора октябрьской революции. Вернее сказать - именно поэтому. Я не сомневаюсь, что развитие новой главы пролетарской революции будет от нашей "сектантской" группы вести свою родословную.
11. В заключение несколько слов о фракции Брандлера в целом. Вы соглашаетесь со мной, что сами Брандлер - Тальгеймер неисправимы. Я готов согласиться с вами, что фракция пока еще лучше своих вождей. Многие рабочие идут в эту фракцию, отчаявшись в политике официальной партии, и в то же время не будучи в состоянии забыть злосчастное руководство ультра-левых после 1923 года. Это все верно. Часть этих рабочих, подобно части ультра-левых рабочих, перейдет к социал-демократии. Часть придет к нам, если не будем потакать правым. Наша задача состоит в том, чтобы разъяснять, что брандлеровская фракция есть только новые ворота к социал-демократии.
12. Нужна ли нам платформа переходных требований? Нужна. Нужна ли нам правильная тактика в профессиональных союзах? Безусловно. Но об этих вопросах можно говорить с теми, которые ясно и твердо решили для себя, для чего нам все это нужно. Подобно тому, как я не буду рассуждать о разных течениях в материализме с человеком, который крестится, проходя мимо церкви, точно так же я не стану вырабатывать лозунги и тактику с Брандлером, который спину революции принципиально называет лицом (и наоборот). Надо раньше укрепиться на принципиальных позициях, занять правильное исходное положение, а затем развертываться по тактическим линиям. Мы сейчас находимся в периоде принципиального самоуяснения и беспощадного размежевания с оппортунистами и путаниками. Только в этом направлении находится выход на большую дорогу революции.
С крепким и непримиримым приветом
ваш Л. Троцкий.
Константинополь. 12 июля 1929 г.Задачи и положение иностранных оппозиций
Американским большевикам-ленинцам (оппозиции)
Редакция газеты "The Militant"
Дорогие друзья,
Я с большим интересом слежу за вашим журналом и очень радуюсь его боевому духу. История возникновения американской оппозиции сама по себе в высшей степени характерна и поучительна. Понадобилась после пяти лет борьбы с оппозицией, поездка членов ЦК американской партии и даже ее политбюро на конгресс в Москву, чтобы впервые узнать, что такое так называемый "троцкизм". Один этот факт заключает в себе уничтожающий обвинительный акт против режима партийной полицейщины и отравленной фальсификации. Ловстоны и Пеперы не создают этого режима, но они являются его штатными чиновниками. Я уличил Ловстона в безобразной идейной фальсификации (см. мою книгу "Европа и Америка"). При сколько-нибудь нормальном режиме этого одного было бы достаточно, чтобы надолго, если не навсегда, похоронить человека или, по крайне мере, заставить его покаяться. Но при нынешнем режиме Ловстонам для укрепления своей позиции достаточно лишь упорно повторять свою фальсификацию, несмотря на то, что она разоблачена. Они это делают с полным бесстыдством, подражая своим нынешним учителям или, вернее, своим административным начальникам. Дух Ловстонов и Пеперов в корне противен духу пролетарской революции. Та дисциплина, к которой мы стремимся, - а мы стремимся к железной дисциплине, - может быть основана только на сознательно завоеванном убеждении, перешедшем в плоть и кровь.
Я не имел случая ближе сталкиваться с другими руководящими элементами американской коммунистической партии, кроме, пожалуй, Фостера. Этот последний всегда казался мне сделанным из более доброкачественного материала, чем Ловстоны и Пеперы. В критике Фостера против официального руководства партии было всегда много верного и меткого. Но насколько я понимаю, Фостер - эмпирик. Он не хочет или не умеет доводить свои мысли до конца и делать на основании своей критики необходимые обобщения. Вот почему мне не всегда ясно, в какую сторону толкнет Фостера его критика: влево или вправо от линии официального централизма. Ведь, кроме марксистской оппозиции, существует и оппортунистическая (Брандлер, Тальгеймер, Суварин и др.) Тот же эмпиризм, по-видимому, подсказывает Фостеру весь его образ действий, состоящий в том, чтобы бороться против мелкого дьявола, опираясь на сатану. Фостер стремится прикрыться покровительственной окраской сталинизма, чтобы таким полуконтрабандным путем приблизиться к руководству американской компартией. В революционной политике игра в прятки еще никогда не давала серьезных результатов. Без общей принципиальной установки в основных вопросах мировой революции, и прежде всего в вопросе о социализме в отдельной стране, нельзя иметь прочных и серьезных революционных побед. Можно иметь только бюрократические успехи, как Сталин. Но эти временные успехи оплачиваются поражениями пролетариата и распадом Коминтерна. Думаю, что Фостер не добьется даже и тех второстепенных задач, которые он преследует, ибо для проведения политики бюрократического центризма Ловстоны и Пеперы окажутся более приспособленными, так как у них нет ничего за душой, и они готовы в 24 часа проделать любой зигзаг в соответствии с административными потребностями сталинского штаба.
Работа, которую должна совершить американская оппозиция, имеет всемирно-историческое значение, ибо в последнем историческом счете все вопросы нашей планеты будут решаться на почве Америки. Многое говорит за то, что, с точки зрения революционной очереди, Европа и Восток стоят впереди Соединенных Штатов. Но не исключен и такой ход событий при котором эта очередь может оказаться нарушенной в пользу пролетариата Соединенных Штатов. Однако, если даже исходить из того, что Америка, которая потрясает сейчас весь мир, сама будет потрясена лишь в последнюю очередь, остается все же во всей силе опасность того, что революционная ситуация в Соединенных Штатах может застигнуть врасплох авангард американского пролетариата, как это было в Германии в 1923 году, как это было в Англии в 1926 году, как это было в Китае в 1925-27 г.г. Не надо ни на минуту упускать из виду, что могущество американского капитализма все больше опирается на фундамент мирового хозяйства, с его противоречиями, кризисами, войнами и революциями. Это значит, что социальный кризис в Соединенных Штатах может наступить значительно скорее, чем многие думают, и принять сразу лихорадочное развитие. Отсюда вывод: надо готовиться.
Насколько я могу судить, официальная коммунистическая партия унаследовала не мало черт от старой социалистической партии. Это для меня стало ясно с того времени, как Пеперу удалось вовлечь американскую компартию в скандальную авантюру с партией Лафолета. Низкопробная политика парламентского оппортунизма была прикрыта "революционной" болтовней насчет того, что социальную революцию в Соед. Штатах совершит не пролетариат, а разоряющееся фермерство. Когда Пепер мне излагал эту теорию, вернувшись из Соед. Штатов, я думал, что имею дело с курьезным случаем индивидуального умопомешательства. Только с трудом я понял, что эта целая система, и что в эту систему вовлечена американская компартия. Тогда мне стало ясно, что эта небольшая партия не сможет развиваться без глубоких внутренних кризисов, которые должны застраховать ее от пеперизма и других дурных болезней. Я не могу назвать их детскими болезнями. Наоборот, это болезни старческие, недуги бюрократической опустошенности и революционной импотенции.
Вот почему я подозреваю, что коммунистическая партия во многом переняла нравы социалистической партии, которая, несмотря на свою молодость, поражала меня чертами дряхлости. Для большинства этих социалистов - я имею в виду руководящий слой - их социализм есть побочное и второстепенное занятие, приуроченное к часам досуга. Такие господа шесть дней в неделю посвящают своей либеральной или коммерческой профессии, не без успеха округляя свое состояние, а в седьмой день не прочь позаботиться о спасении души. В книге своих мемуаров я попытался набросать тип этого социалистического Бабита. По-видимому не мало таких господ благополучно перекрасилось в коммунистов. Это не идейные противники, а классовые враги. Оппозиция держит курс не на мелко-буржуазного Бабита, а на пролетарского Джимми Хигинса, для которого идея коммунизма, когда он проникся ею, становится содержанием всей его жизни и деятельности. Нет ничего отвратительнее и опаснее в революционной деятельности, как мелко-буржуазный диллетантизм, консервативный, эгоистичный, себялюбивый и неспособный к жертвам во имя большой идеи. Надо, чтобы передовые рабочие твердо усваивали одно простое, но безошибочное правило: те вожди или кандидаты в вожди, которые в мирное, будничное время не способны жертвовать своим временем, своими силами, своими средствами для дела коммунизма, в революционный период чаще всего превращаются в прямых изменников, либо же окажутся в лагере выжидающих, на чьей стороне будет победа. Если такого рода элементы стоят во главе партии, то они наверняка погубят ее, когда наступит большая проверка. Нисколько, впрочем, не лучше их те безидейные чиновники, которые просто состоят на службе у Коминтерна, как они служили бы у нотариуса, и покорно равняются по очередному хозяину.
Конечно, и у оппозиции, т. е. у большевиков-ленинцев, могут быть свои попутчики, которые не отдавая себя революции целиком, оказывают делу коммунизма то или другое содействие. Было бы, конечно, неправильно их не использовать. Они могут принести значительную пользу делу. Но попутчики, даже самые честные и серьезные, не должны претендовать на руководство. Руководители должны быть всей своей повседневной работой связаны с руководимыми, их деятельность должна протекать на глазах массы, как бы узка эта масса ни была в данный момент. Грош цена тому руководству, которое можно снять по телеграфу из Москвы или из другого места - так что масса даже не заметит этого. Такое руководство означает заранее обеспеченное банкротство. Нам нужен курс на молодого пролетария, желающего знать и бороться, способного к энтузиазму и к самопожертвованию. Из этой среды надо извлечь и воспитать подлинные кадры партии пролетариата.
Каждого члена оппозиционной организации надо обязать иметь под своим руководством несколько молодых рабочих, подростков, начиная с 14-15 лет и выше, поддерживать с ними постоянную связь, помогать их самообразованию, посвящать их в вопросы научного социализма и систематически вводить их в революционную политику пролетарского авангарда. Тот оппозиционер, который сам недостаточно подготовлен для такой работы, должен навербованных им молодых пролетариев передавать более развитым и опытным товарищам. Кто боится черной работы, тот нам не нужен. Звание революционера-большевика налагает обязанности. Первейшая из обязанностей - бороться за пролетарскую молодежь, прокладывать себе дорогу к самым ее угнетенным и обиженным слоям. Они первыми станут под наше знамя.
Чиновники трэд-юнионов, как и лже-коммунизма живут в атмосфере аристократических предрассудков верхнего слоя рабочих. Горе, если оппозиционеры хоть в какой-нибудь степени заразятся этими качествами. Надо не только отвергнуть и осудить эти предрассудки, надо без остатка выжечь их в своем сознании. Надо искать дорогу к самым обездоленным, к самым темным слоям пролетариата, начиная с негров, которых капиталистическое общество превращает в париев, и которые в нас должны научиться видеть своих революционных братьев. А это целиком зависит от нашей энергии и преданности делу.
Из письма товарища Кенана я вижу, что вы собираетесь придать оппозиции более организованную форму. Я могу это только приветствовать. Это целиком идет по линии изложенных выше взглядов. В работе, которую вы ведете оформленность организации необходима. Отсутствие ясных организационных отношений вытекает из идейной путаницы или, наоборот, приводит к ней. Вопли о второй партии и о IV Интернационале просто смешны и меньше всего могут нас остановить. Мы не отождествляем Коммунистический Интернационал со сталинской бюрократией, т. е. с иерархией Пеперов, в разной степени деморализованных. В основе Интернационала лежит определенная сумма идей и принципов, представляющих вывод всей борьбы мирового пролетариата. Эту сумму идей представляем мы, оппозиция. Мы ее отстаиваем против чудовищных ошибок и насилий V и VI конгрессов и против узурпаторского аппарата центристов, которые на одном своем фланге полностью переходят в ряды термидорианцев. Для каждого марксиста слишком ясно, что, несмотря на огромные материальные ресурсы сталинского аппарата, руководящая ныне фракция Коминтерна политически и теоретически уже мертва. Знамя Маркса и Ленина в руках оппозиции. Я не сомневаюсь, что американский отряд большевиков займет под этим знаменем достойное место.
С крепким оппозиционным приветом
Л. Троцкий.
Константинополь.Ответы на вопросы корреспондента японской газеты "Осака Майничи"
24 апреля 1929 г.
1. Вы спрашиваете о здоровье. Оно более или менее удовлетворительно с периодами ухудшения. Мне необходимо курортное лечение.
2. Да, я считаю антагонизм между Америкой и Англией основным. Взаимоотношения между С. Штатами и Японией приобретают в этой связи подчиненное значение. Другими словами: С. Штаты будут определять свое отношение к Японии в каждый данный период в зависимости от своих взаимоотношениях с Великобританией. Это в общем и целом означает, если угодно, смягчение противоречий между Вашингтоном и Токио. Но отдельные периоды обострения не исключены. Опять-таки в зависимости от взаимоотношений между Токио и Лондоном. Считаю ли я неизбежной войну? Не задаваясь бесплодными гаданиями насчет сроков, я должен сказать, что никогда еще в человеческой истории мир не шел с таким слепым упорством к военной катастрофе, как сейчас, через десять лет после великой бойни, в эпоху Лиги Наций, пакта Келлога, и проч., и проч. Это не гипотеза, не предположение, а убеждение, более того, несокрушимая уверенность.
3. Разговоры о проектируемом мною, будто бы, IV-м Интернационале, представляют собою чистейший вздор. Социал-демократический Интернационал, как и Коммунистический Интернационал, имеют глубокие исторические корни. Никаких промежуточных (2 1/2) или дополнительных (IV-й) Интернационалов не понадобится. Для них нет места. Сталинский курс в Коминтерне и есть курс в сторону Интернационала 2 1/2. Центризм стоит между социал-демократией и коммунизмом. Но центризм неустойчив, даже когда опирается на ресурсы государственного аппарата. Он будет размолот между жерновами социал-демократии и коммунизма. После борьбы, трений, расколов и проч. останется два Интернационала: социал-демократический и наш, коммунистический. Я участвовал в создании этого второго, борюсь за его традиции и его будущее и никому не собираюсь его уступать.
4. Вы спрашиваете, почему ряд государств закрыли передо мной двери. Вероятно с той целью, чтоб помочь марксистам лучше разъяснить рабочим массам, что такое капиталистическая демократия. Норвежское правительство мотивировало свое решение соображениями о моей безопасности. Я не могу признать этот довод убедительным. Я являюсь частным лицом, и вопрос о моей безопасности является моим личным делом. У меня есть враги, у меня есть и друзья. Мое поселение в Норвегии или в другой стране никоим образом не возлагало бы ответственность за мою безопасность на правительство этой страны. Единственное правительство которое с полным знанием дела и преднамеренно взяло на себя эту ответственность - это выславшее меня из СССР правительство сталинской фракции.
5. Ссылаясь на мои слова о том, что напрасно враги ждут близкого свержения советского режима, вы спрашиваете, допускаю ли я "возможность если не близкого, то не очень далекого свержения существующего советского режима?" Я считаю, что при правильной политике можно обеспечить устойчивость советского режима до неизбежной социалистической революции в Европе и во всем мире, после чего советский режим должен будет постепенно уступить свое место безгосударственному коммунистическому обществу. Но история совершается через борьбу классов. Это значит, что не существует ни абсолютно безнадежных, ни абсолютно обеспеченных позиций. В механике борьбы огромную роль играет руководство. Если бы продолжалась и дальше линия последних пяти лет, то диктатура была бы раньше или позже подкопана. Но под кнутом оппозиции сталинский аппарат мечется из стороны в сторону и тем заставляет партию думать и сравнивать. Никогда еще политика в СССР не вращалась в такой мере вокруг идей оппозиции, как сейчас, когда вожди оппозиции заключены в тюрьмы или сосланы.
6. По вопросу о моем участии в буржуазной прессе, я дал необходимые разъяснения в своем письме рабочим Советской Республики. Прилагаю это письмо.
7. Вел ли бы я борьбу с правыми? Конечно. Сталин ведет борьбу с правыми под кнутом оппозиции. Он ведет эту борьбу как центрист, который вынужден путем расколов слева и справа страховать свою промежуточную позицию, как от пролетарской линии, так и от открыто-оппортунистической. Эта зигзагообразная борьба Сталина в последнем счете только укрепляет правых. Оградить партию от потрясений и расколов можно только на революционной позиции.
8. Ссылаясь на стабилизацию капитализма, вы спрашиваете, где же перспектива мировой революции? Эти перспективы вырастают из самой стабилизации. Капитализм С. Штатов есть самый революционный фактор мирового развития. Мы будем наблюдать великие пертурбации мирового рынка, глубокие экономические конфликты, кризисы сбыта, безработицу и вытекающие отсюда потрясения. Прибавьте к этому перспективу неизбежных военных столкновений. Я бы охотно предпочел мирную трансформацию общества, без накладных расходов революции, но глядя вокруг на то, что происходит, я не могу осудить себя на слепоту. А верить в мирную трансформацию может только безнадежный слепец.
От редакции
Печатаемый ниже документ представляет собою платформу китайских большевиков-ленинцев (оппозиции). Выработке этого документа предшествовали многочисленные обсуждения среди китайских оппозиционеров. Первоначальный проект был затем согласован с деятелями русской, французской и австрийской оппозиции. Таким образом настоящая платформа китайской левой коммунистической оппозиции является в то же время международным документом, не только по своему политическому значению, но и по своему происхождению.
По частном совещании представителей четырех названных выше национальных групп оппозиции (китайской, русской, французской, австрийской) признано было необходимым немедленно приступить к созданию международной фракции большевиков-ленинцев, положив в ее основу программные документы русской оппозиции.
Первым шагом на указанном пути должно быть создание руководящего теоретического и политического органа международной оппозиции.
Политическая обстановка в Китае и задачи большевиков-ленинцев (оппозиции)
На февральском пленуме ИККИ и на VI-м конгрессе Коминтерна обстановка в Китае была оценена в корне ложно. Чтоб замазать ужасающие поражения, объявлено было, что революционная обстановка сохраняется ("между двух волн"), и что курс идет по-прежнему на вооруженное восстание и советы.
На самом деле вторая китайская революция завершилась в течение 1925 - 27 г. рядом разгромов, не разрешив своих задач. Сейчас мы имеем межреволюционный период, при полном господстве буржуазной контр-революции и укреплении позиций иностранного империализма.
Как долго будет длиться межреволюционный период, предсказать нельзя, так как это зависит от многих факторов, внутренних и международных. Но наступление третьей революции неизбежно: оно полностью и целиком заложено в условиях поражения второй революции.
Задачи китайской коммунистической оппозиции, т. е. большевиков-ленинцев, состоят в том, чтобы ясно понять причины поражений, правильно оценить нынешнюю обстановку, сгруппировать наиболее устойчивые, смелые и выдержанные элементы пролетарского авангарда, снова искать путей к массам на почве переходных требований, и на всех поприщах общественной жизни готовить рабочий класс к третьей китайской революции.
Вторая китайская революция была разгромлена в три приема в течение 1927 года: в Шанхае, Учане и Кантоне. Все эти три разгрома явились прямым и непосредственным результатом ложной в самых своих основах политики Коммунистического Интернационала и центрального комитета китайской коммунистической партии.
Законченная оппортунистическая линия Коминтерна нашла свое выражение в четырех вопросах, определивших судьбу китайской революции.
А. Вопрос о партии. Китайская коммунистическая партия была введена в рамки буржуазной партии, Гоминдана, причем буржуазный характер этой партии был замаскирован шарлатанской философией о "рабоче-крестьянской партии" и даже о партии "четырех классов" (Сталин-Мартынов). Пролетариат был, таким образом, лишен своей партии в самый критический период. Хуже того: мнимая коммунистическая партия была превращена в дополнительное орудие буржуазии для обмана рабочих. Равного этому преступлению нет во всей истории мирового революционного движения. Ответственность падает целиком на ИККИ и Сталина, как его вдохновителя.
Так как и сейчас еще в Индии, в Корее и других странах насаждаются "рабоче-крестьянские" партии, т. е. новые Гоминданы, то китайская коммунистическая оппозиция, на основании опыта второй китайской революции считает необходимым заявить: никогда и ни при каких условиях партия пролетариата не может входить в партию другого класса или организационно переплетаться с ней. Абсолютно независимая партия пролетариата есть первое и решающее условие коммунистической политики.
Б. Вопрос об империализме. Ложный курс Коминтерна обосновывался тем, будто гнет иностранного империализма заставляет все "прогрессивные" классы итти вместе. Другими словами, по сталинской теории Коминтерна гнет империализма отменял будто бы законы классовой борьбы. На самом деле, экономическое, политическое и военное вторжение империализма в жизнь Китая довело внутреннюю классовую борьбу до крайней остроты.
В то время, как внизу, в аграрных основах китайской экономики, буржуазия органически и неразрывно связана с крепостническими формами эксплоатации, на верху она столь же органически и неразрывно связана с мировым финансовым капиталом. Китайская буржуазия одинаково не может оторваться ни от аграрного крепостничества, ни от иностранного империализма.
Ее конфликты с наиболее реакционными крепостниками-милитаристами, как и ее столкновения с иностранными империалистами, в решающую минуту всегда отступали и будут отступать на задний план перед ее непримиримым антагонизмом с рабочими и крестьянской беднотой.
Имея за своей спиной всегда готовую военную помощь мировых империалистов против китайских рабочих и крестьян, так называемая "национальная" буржуазия скорее и беспощаднее, чем какая бы то ни было буржуазия в мире, доводит классовую борьбу до гражданской войны, топя рабочих и крестьян в крови.
Величайшим историческим преступлением является тот факт, что руководство Коминтерна помогло китайской национальной буржуазии сесть на спину рабочим и крестьянам, ограждая ее при этом от критики и протестов революционных большевиков. Никогда в истории всех революций буржуазия не имела такого прикрытия и такой маскировки, какую создало сталинское руководство для китайской буржуазии.
Оппозиция напоминает китайским рабочим и рабочим всего мира, что еще за несколько дней до шанхайского переворота Чан-Кай-Ши, Сталин не только торжественно призывал доверять Чан-Кай-Ши и поддерживать его, но и подвергал свирепым репрессиям большевиков-ленинцев ("троцкистов"), своевременно предупреждавших о готовившемся разгроме революции.
Китайская оппозиция объявляет изменниками всех тех, которые поддерживают или распространяют или защищают по отношению к прошлому реакционную легенду о способности "национальной" буржуазии вести массы на революционную борьбу. Задачи китайской революции могут быть действительно разрешены лишь при условии, если китайский пролетариат, во главе угнетенных масс, отбросит буржуазию от политического руководства и завладеет властью. Никакого другого пути нет.
В. Вопрос о мелкой буржуазии и крестьянстве. И в этом вопросе, имеющем для Китая, как и для всех стран востока, решающее значение, политика Коминтерна представляет собой меньшевистскую фальсификацию марксизма. Когда мы, оппозиция, говорили о необходимости революционного союза пролетариата с мелкой буржуазией, мы имеем в виду угнетенные массы, десятки и сотни миллионы бедноты города и деревни. Руководство Коминтерна под именем мелкой буржуазии понимало и понимает те мелкобуржуазные верхи, преимущественно интеллигентов, которые, под видом демократических партий и организаций, эксплоатируют деревенскую и городскую бедноту, продавая ее в решающий момент крупной буржуазии. Для нас дело не идет о союзе с Ван-Тин-Веем против Чан-Кай-Ши, а о союзе с трудящимся массами против Ван-Тин-Вея и Чан-Кай-Ши.
Г. Вопрос о советах. Большевистское учение о советах было заменено оппортунистической фальсификацией, дополненной затем практикой авантюризма.
Для стран востока, также, как и для стран запада, советы являются той формой организации, которая может и должна создаваться уже на первой стадии широкого революционного подъема. Советы возникают обычно, как революционно-стачечные организации, расширяют затем свои функции и повышают свой авторитет в глазах масс. На следующей ступени они становятся органами революционного восстания. Наконец, после победы восстания, они превращаются в органы революционной власти.
Препятствуя китайским рабочим и крестьянам создавать советы, сталинское руководство Коминтерна искусственно разоружало и ослабляло трудящиеся массы перед лицом буржуазии и подготовило для нее возможность разгромить революцию. Попытка затем создать в декабре 1927 года совет в Кантоне в 24 часа являлась ни чем иным, как преступной авантюрой, и подготовила только окончательный разгром героических рабочих Кантона разнузданной военщиной.
Таковы основные преступления сталинского руководства Коминтерна в Китае. В совокупности своей они означают подмену большевизма законченным и до конца доведенным меньшевизмом. Разгром второй китайской революции является прежде всего поражением стратегии меньшевизма, выступавшего на этот раз под большевистской маской. Недаром вся международная социал-демократия была в этом вопросе солидарна со Сталиным - Бухариным.
Без понимания величайших уроков, за которые так дорого заплатил китайский рабочий класс, не может быть движения вперед. На эти уроки китайская левая оппозиция опирается полностью и целиком.
Китайская буржуазия, после разгрома народных масс, вынуждена терпеть диктатуру военщины. Это есть для данного периода единственная форма государственной власти, вытекающая из непримиримого антагонизма буржуазии и народных масс, с одной стороны, из зависимости буржуазии от иностранного империализма, с другой стороны. Отдельные слои и провинциальные группы буржуазии недовольны господством сабли, но крупная буржуазия в целом не может удержаться у власти иначе, как посредством сабли.
Неспособность "национальной" буржуазии встать во главе революционной нации делает для нее неприемлемым демократический парламентаризм. Под именем временного режима "опеки над народом", "национальная" буржуазия устанавливает господство военных клик.
Эти последние, отражая специальные и локальные интересы разных групп буржуазии, вступают друг с другом в конфликты и открытые войны, которые являются возмездием за раздавленную революцию.
Жалкими и презренными были бы теперь попытки определять, какой из генералов является "прогрессивным", чтобы снова попытаться связать с его оружием судьбу революционной борьбы.
Задача оппозиции состоит в том, чтобы противопоставлять рабочих и бедноту всей государственной механике контр-революционной буржуазии. Не сталинская политика комбинаторства и соглашательства с верхами, а непримиримая классовая политика большевизма является линией оппозиции.
С конца 1927 года китайская революция уступила свое место контр-революции. Эта последняя все еще продолжает углубляться. Наиболее ярким выражением этого процесса является судьба китайской компартии. Еще на VI-м съезде число членов китайской компартии хвастливо указывалось в 100.000 человек. Оппозиция тогда же говорила, что после 1927 года партия вряд ли сможет сохранить хотя бы десять тысяч человек. На самом деле партия насчитывает сейчас не более 3-4 тысяч человек, причем распад ее продолжается. Ложная политическая ориентировка, приходящая на каждом шагу в непримиримые противоречия с фактами, разрушает китайскую компартию и неизбежно доведет ее до гибели, если коммунистическая оппозиция не обеспечит коренного изменения всей политики и всего партийного режима.
Продолжая замазывать свои ошибки, нынешнее руководство Коминтерна расчищает в китайском рабочем движении путь двум врагам: социал-демократии и анархизму. Оградить революционное движение от этих дополняющих друг друга опасностей может только коммунистическая оппозиция, ведущая непримиримую борьбу, как против оппортунизма, так и против авантюризма, неизбежно вытекающих из сталинского руководства Коминтерна.
Массового революционного движения сейчас в Китае нет. К нему надо только готовиться. Подготовка должна состоять в том, чтоб вовлекать все более широкие круги рабочих в политическую жизнь страны на той основе, какая имеется сейчас, в эпоху торжествующей контр-революции.
Лозунг советов, как актуальный лозунг, есть сейчас авантюризм или болтовня.
Борьба против военной диктатуры неизбежно должна принять форму переходных революционно-демократических требований, сводящихся к требованию китайского учредительного собрания на основе всеобщего равного прямого и тайного голосования, для разрешения важнейших вопросов стоящих перед страной: введения восьми-часового рабочего дня конфискации земли и обеспечения национальной независимости приступить к мобилизации масс в условиях контр-революции.
Китайская оппозиция осуждает безжизненность такого рода политики. Китайская оппозиция предсказывает, что, как только рабочие начнут выходить из паралича, они неизбежно будут выдвигать демократические лозунги. Если бы коммунисты остались в стороне, то оживление политической борьбы пошло бы на пользу мелко буржуазной демократии, причем можно сказать заранее, что нынешние китайские сталинцы пойдут за нею в хвосте, давая демократическим лозунгам не революционное, а соглашательское истолкование.
Оппозиция считает поэтому необходимым заранее разъяснять, что действительным путем к разрешению задач национальной независимости и повышения жизненного уровня народных масс является коренное изменение всего общественного строя путем третьей китайской революции.
Сейчас еще трудно предсказать, когда и какими путями начнется революционное оживление в стране. Имеются, однако, симптомы, позволяющие сделать выводы о том, что политическому оживлению будет предшествовать известное экономическое оживление, с большим или меньшим участием иностранного капитала.
Экономический подъем, даже слабый и недолговременный, соберет опять рабочих на фабриках и заводах, повысит чувство их классовой самоуверенности и создаст, таким образом, условия для строительства профессиональных организаций и для нового расширения влияния коммунистической партии. Промышленный подъем ни в каком случае не ликвидировал бы революции. Наоборот, он в последнем счете оживил бы и обострил все неразрешенные проблемы и все придавленные ныне классовые и подклассовые антагонизмы (между военщиной, буржуазией и "демократией", между "национальной буржуазией и империализмом; наконец, между пролетариатом и буржуазией в целом). Подъем вывел бы китайские народные массы из угнетенности и пассивности. Неизбежный после этого новый кризис мог бы послужить новым революционным толчком.
Разумеется, факторы международного характера могут задержать, или, наоборот, ускорить эти процессы.
Коммунистическая оппозиция не связывает себя поэтому какими-либо готовыми схемами. Ее обязанностью является следить за действительным развитием внутренней жизни страны и всей международной обстановки. Все тактические изгибы нашей политики должны быть приурочены к реальной обстановке каждого нового этапа. Общая же наша стратегическая линия должна вести на завоевание власти.
Диктатура китайского пролетариата должна включить китайскую революцию в международную социалистическую революцию. Победа социализма в Китае, как и в СССР мыслима только в условиях победоносной международной революции. Оппозиция начисто отвергает реакционную сталинскую теорию социализма в отдельной стране.
Ближайшие задачи оппозиции:
а) издать важнейшие документы большевиков-ленинцев (оппозиции).
б) приступить в скорейшем времени к изданию еженедельного политического и теоретического органа оппозиции.
в) отбирать, на почве ясной концепции, лучшие, устойчивые элементы коммунизма, способные выдержать напор контр-революции, создать централизованную фракцию большевиков-ленинцев (оппозиции) и готовить себя и других к новому подъему.
г) поддерживать постоянную действенную связь с левой оппозицией во всех других странах, чтобы достигнуть в возможно короткий срок создания крепкой, идейно сплоченной международной фракции большевиков-ленинцев (оппозиции).
Только такая фракция, открыто и смело выступающая под собственным знаменем, как внутри коммунистических партий, так и вне их способна спасти Коммунистический Интернационал от гибели и вырождения и вернуть его на путь Маркса и Ленина.
Июнь 1929 г.
Что готовит день 1-го августа?
"Западноевропейское бюро Коммунистического Интернационала" призвало рабочих всего мира выступить на улицы в день 1-го августа. Эта демонстрация назначена, как ответ на кровавую расправу германской социал-демократии над авангардом берлинских рабочих. Что историческое преступление, совершенное в день 1-го мая не может оставаться и не останется не отомщенным, в этом для революционеров сомнений нет. Весь вопрос только в том, когда и как можно отомстить социал-демократии и ее буржуазному хозяину за кровавую расправу над первомайской манифестацией рабочих. Тот путь, который избрал Коминтерн, является ложным в корне. Это - прямая подготовка нового поражения.
Первомайская манифестация является традиционной манифестацией пролетариата, которая заранее и раз навсегда приурочена к определенному дню календаря, независимо от хода интернациональной и национальной жизни пролетариата. Но вся история первомайского празднования показывает, что оно никогда не возвышалось над реальным ходом рабочего движения, а целиком определялось этим ходом и подчинялось ему. В партиях, ведших мирную реформистскую работу, оно с первых же лет превратилось в мирную манифестацию, утратив уже до войны революционные черты. В странах, где велась энергичная борьба за всеобщее избирательное право, первомайское празднование превращалось в составную часть этой борьбы. В России первомайский праздник слился с революционной борьбой против царизма и, начиная с 1905 года разделял все ее этапы: от бурного подъема до полного упадка. То же самое мы наблюдали в Германии после войны.
Первомайское празднование в нынешнем году естественно отражало те процессы, которые нашли за последнее время свое выражение в жизни профессиональных союзов в муниципальных и парламентских выборах, особенно в Англии и в Бельгии, и во многих других более мелких проявлениях жизни рабочего класса. Политическая стабилизация буржуазии нашла за последние шесть лет главную свою поддержку вне политики Коминтерна, которая обеспечила поражение пролетариата в Германии, в Китае, в Англии, в Польше, в Болгарии, ослабление его позиций в СССР, последовательный распад Коминтерна и новый подъем социал-демократии. Политическая стабилизация буржуазии явилась необходимой предпосылкой ее экономической стабилизации, которая, в свою очередь, ослабляла возможности непосредственного революционного действия.
В наиболее своем концентрированном виде вся эта обстановка предстала перед нами на днях в Англии, где пролетариат всего лишь три года тому назад проходил через революционную всеобщую стачку. В стране, где капитализм переживает великий кризис упадка, где все руководящие рабочие организации успели запятнать себя неслыханной изменой, компартия на выборах оказалась совершенно ничтожной величиной. В течение ряда лет Коминтерн и Профинтерн заявляли на весь мир, что в движении революционного меньшинства профсоюзов участвует около миллиона рабочих, идущих за коммунистическим знаменем. Безработные вместе со взрослыми членами семьи, дают, во всяком случае, свыше двух миллионов избирателей. Немногим меньше дают углекопы, прошедшие через великую стачку и вынужденные работать на ухудшенных условиях. Казалось бы, по крайней мере, из этих четырех-пяти миллионов значительная доля должна была прийтись на коммунистическую партию. И что же? Выставив 27 кандидатур в наиболее для нее благоприятных округах, коммунистическая партия собрала всего-навсего 50.000 голосов. Этот ужасающий крах является прямой и непосредственной расплатой за гибельную политику Коминтерна в вопросе об англо-русском комитете, т. е. в центральном вопросе политики Коминтерна в Англии в течение последних лет.
Недавние выборы в Англии вскрыли несомненное полевение рабочих масс. Но это полевение, т. е. отход миллионов рабочих от буржуазии, имеет на данной стадии явно реформистски-пацифистский характер, который, к тому же, особенно резко подчеркнут поражением британской компартии. Трудно себе представить большие издевательства, чем те, какие Коминтерн проделал над британским коммунизмом. В течении нескольких лет британскую компартию заставляли стоять на запятках у Перселя и поддерживать революционный венок над головою Кука. Московское руководство в течение года оставалось в союзе с прямыми штрейкбрехерами Генерального Совета. Компартия политически в этих условиях не существовала. Революционное меньшинство профсоюзов оставалось идейно беспомощным, и Коминтерн всей своей политикой помог Томасу и Перселю разбить, обескуражить и рассосать это меньшинство. После всего этого, британская компартия получила приказ совершить немедленный поворот на 180 гр. В результате она должна была лишь убедиться, что рабочий ее просто не знает, в качестве самостоятельной революционной партии.
Германская компартия несравненно сильнее других партий, имеет более серьезные традиции, более боевые кадры. Но в 1928 году немецкий рабочий класс только начал выходить из паралича, которому он в огромной своей части подвергся после катастрофы 1923 года. Отдавая девять миллионов голосов социал-демократии, немецкие рабочие говорят тем самым, что они хотят снова попробовать счастья на мирном пути реформ.
В Китае компартия сейчас насчитывает три-четыре тысячи человек, а не те сто тысяч, которые столь легкомысленно назывались на VI-м конгрессе чиновниками Коминтерна. Но и эта маленькая партия находится в состоянии дальнейшего распада Руководство Сталина, сочетавшее оппортунизм с авантюризмом, зарезало китайскую революцию на годы и с нею вместе молодую китайскую компартию. Если центральный комитет французской компартии обещает, что в день 1-го августа пролетарские колонны выступят в Шанхае так же, как и в Париже, то это предсказание надо отнести к области дешевой риторики. Увы, все говорит за то, что колонны не выступят не только в Шанхае, но и в Париже. Французская коммунистическая партия, как и ее бледная тень, Унитарная Федерация Труда, отнюдь не увеличили своего влияния за последнее время. Нет ни малейшей надежды на то, что 1-ое августа пройдет во Франции сколько-нибудь революционее, чем прошло 1-ое мая. Семары и Монмуссо берутся за все, обещают все, чтобы не сделать ничего.
Или, может быть, исход бельгийских выборов дает основание надеяться на выступление рабочих Брюсселя и Антверпена по призыву Жакмотта?
Не будем останавливаться на других партиях Коминтерна. Все они обнаруживают одни и те же черты: упадок влияния, ослабление организации, идейное дробление, уменьшение доверия масс к призывам партии.
Одной из наиболее могущественных секций Коминтерна считалась чехословацкая партия. Но первая же ее попытка назначить в прошлом году "красный день" обнаружила ужасающий застойный реформизм партии, отравленной духом Шмераля и ему подобных. В результате голого приказа сверху - стать революционной в 24 часа - чехословацкая партия стала просто рассыпаться.
Нам говорили в период VI-го конгресса, что положение в Германии ставит в порядок дня революцию. Тельман прямо заявлял: "Положение становится все более революционным". Но эта оценка была в корне ложна. В письме, посланном т. Троцким VI-му конгрессу от имени оппозиции ("Что же дальше?) разобрана была официальная оценка положения со всей подробностью и сделано было год тому назад отчетливое предостережение против гибельных авантюристских выводов, которые в этой оценке были заложены. Оппозиция не отрицала симптомов полевения немецких рабочих масс. Наоборот, и для нас это "полевение" нашло себе бесспорное выражение во время последних выборов в рейхстаг. Но весь вопрос в оценке стадии этого полевения. Мы имели в Германии одновременный рост социал-демократии и компартий. Это несомненно означало отлив широких рабочих кругов от буржуазных партий. Но главное течение направлялось еще по руслу социал-демократии. В этих условиях было недопустимым легкомыслием говорить, что "положение становится более революционным". Социал-демократия не есть партия революции. Герман, Мюллер и Цергибель напомнили об этом снова всему миру в день первого мая.
Надо уметь правильно понять, что значит в нынешних условиях рост социал-демократии. После испытаний войны и поражения германского милитаризма, после революционных восстаний и жестоких поражений пролетариата, широкие массы рабочих, новые поколения их, испытывают потребность снова пройти через школу реформизма. В нынешнюю эпоху, когда все процессы совершаются быстрее, эта школа будет длиться не десятилетия, как довоенная школа германской социал-демократии, а вероятнее всего, немногие годы. Но именно через этот период проходит германский, да и весь европейский рабочий класс. Возникновение самостоятельной фракции Брандлера является маленьким и побочным симптомом того же самого процесса. Переход рабочих от буржуазии к социал-демократии свидетельствует о том, что массы "левеют". Но и это левение имеет пока еще чисто-пацифистский, реформистский и национальный характер. Дальнейшая судьба этого процесса зависит от целого ряда внутренних и международных причин, в значительной мере и от нашей собственной политики, от нашего уменья понять сущность происходящего процесса, от нашей способности различить его последовательные стадии.
Реформистское полевение начнет сменяться революционным с того момента, когда массы начнут все более широким потоком переходить от социал-демократии -- к компартии. Но этого еще нет. Отдельные эпизодические явления не в счет. Надо брать процесс в целом. Когда Тельман, вслед за Сталиным и другими руководителями Коминтерна говорил в июле 1928 года "положение становится все более революционным", то он только обнаружил полную неспособность понять диалектику того процесса, который происходит в рабочем классе.
Германская компартия получила на прошлогодних выборах три миллиона двести тысяч голосов. После поражения 23-го года, т. е. после краха брандлеризма, и после ужасающих ошибок ультра-левых в 24-25 г.г. такой результат был в высшей степени значителен и многообещающ. Но он ни в каком случае не был еще симптомом революционной обстановки. Девять миллионов тяготеют над 3.200.000. Это обнаружилось уже во время "панцырной" кампании, которая полностью опровергла базарную болтовню Тельмана о том, будто положение становится "все более революционным".
Рабочие массы, прежде всего их новые поколения, проходят сейчас через ускоренные повторные курсы реформизма. Это основной факт. Отсюда ни в каком случае не вытекает, конечно, смягчение нашего отношения к социал-демократии, или к правой оппозиции (Бухарин - Брандлер и К-о). Но наши собственные тактические задачи должны исходить прежде всего из правильного понимания того, что происходит. Первомайский праздник 1929 года не мог выскочить из политической обстановки. Он не мог помочь компартии стать на 24 часа сильнее, чем она есть. Первое мая могло быть только эпизодом в процессе пока еще пацифистского и реформистского "полевения" масс. Попытка подпрыгнуть на 24 часа под небеса, строго по календарю вытекала из ложной оценки процессов, происходящих в массах, и не могла не привести к поражению, в котором были несомненно элементы авантюры. На просчетах революционного авантюризма всегда наживаются оппортунисты, в данном случае социал-демократы и, отчасти, брандлерианцы, которые представляют собою более опрятное, более честное, более свежее издание "революционной" социал-демократии. Они пользуются провалами революционного авантюризма для того, чтобы дискредитировать революционные методы вообще.
Не может быть никакого сомнения в том, что первомайский праздник отбросил германскую компартию назад. Это вовсе не значит, что он отбросил ее навсегда или даже надолго. Беспримерное преступление, совершенное социал-демократией будет постепенно всасываться в создание рабочих масс и поможет им совершить переход к коммунизму. В этом не может быть никакого сомнения, - при одном единственном условии: сколько-нибудь правильной политике самой компартии.
Если под этим углом зрения подойти к обстановке, то приходится прежде всего поставить вопрос: что сейчас нужно берлинским, немецким и всем другим рабочим? Повторение 1-го мая или усвоение уроков 1-го мая? В этом вопросе уже заключается ответ. Повторение немыслимо и недопустимо. Повторение было бы голой, бессмысленной авантюрой. Нужно усвоение уроков, нужна правильная оценка того, что произошло. Нужна правильная политическая линия.
Мы сказали, что 1-ое мая не может искусственно подняться над политическим уровнем движения. Еще меньше может помочь делу нагромождение "красных дней", бюрократически назначаемых заранее по календарю. Между тем, Коминтерн делает попытку взять первого августа реванш за первое мая. Можно уже сейчас сказать, и нужно это сказать во всеуслышание: "красный день" 1-го августа заранее обречен на неудачу. Мало того: то, что в первомайском дне было положительного (самоотвержение части пролетарского авангарда) 1-го августа будет сведено к минимуму. А то, что в первомайском дне было отрицательного (элементы авантюризма) окажется 1-го августа возведенным в степень.
Осенью 1923 года, когда в Коминтерне еще не задушена была окончательно идейная жизнь, в руководящей коммунистической печати шла международная полемика по вопросу о том, можно ли заранее назначить восстание. Основываясь на всем опыте революции, марксисты доказывали, что не только можно, но и должно. Вслед за Сталиным и Зиновьевым, Брандлеры и Масловы издевались над назначением восстания, показывая этим, что в основных вопросах революции они остались безнадежными филистерами. Чем более ситуация революционна, тем более пролетарский авангард должен иметь ясный и отчетливый план действий. Руководство партии должно твердо стоять у руля и заглядывать вперед. Одним из основных моментов руководства в таких условиях является практическая подготовка восстания. А так как восстание, как и все дела человеческие, развертывается во времени, то руководству нужно своевременно наметить и срок восстания. Разумеется, при изменении обстоятельств, срок может быть передвинут, - как он был передвинут в Петрограде в 1917 году. Но то руководство, которое не умеет понимать, что значит фактор времени, которое плывет со стихией, захлебываясь и пуская пузыри, обречено на гибель. Революционная ситуация требует революционного календаря.
Но отсюда вовсе не значит, что достаточно Тельману, Сталину, Мануильскому или Семару взять в руки календарь и поставить красную кляксу над днем 1-го августа, чтоб тем самым превратить этот день в революционное событие. Такой подход сочетает в себе самые гибельные черты бюрократизма и авантюризма. В тех странах и в тех партиях, где перевес получит чистый бюрократизм, - а таковых большинство, - 1-ое августа, по всей вероятности, закончится комическим фиаско, вроде венсенской демонстрации Семара - Монмуссо. В тех странах, где перевес получат элементы авантюризма, 1-ое августа может закончиться трагедией, которая на этот раз - в отличие от 1-го мая - уже целиком, полностью и бесповоротно пойдет на пользу врагу.
Воззвание Западноевропейского бюро Коминтерна, выпущенное из Берлина 8-го мая, несмотря на то, что мы ко многому привыкли, поражает своим легкомыслием, болтливостью, хвастливостью и отвратительной безответственностью. "На улицы, пролетарии!" "Долой империалистическую войну!" "Усвойте политический и военно-технический опыт борьбы берлинского пролетариата!" "Учтите боевые методы полиции!" "Обеспечьте себе способность маневрировать!" "Объединяйте вашу поддержку берлинского пролетариата с повседневными требованиями широчайших пролетарских масс!" "Долой империалистическую войну!" "На улицу, пролетарии!".
Другими словами, европейским компартиям дается строго календарное задание: в течение трех месяцев (май-август) связаться с широчайшими рабочими массами (ни более, ни менее), научиться маневрированию, учесть боевые методы полиции, усвоить политический и военно-технический опыт борьбы и выступить на улицу - против ... империалистической войны. Трудно вообще представить себе более жалкий документ, свидетельствующий о том, что последовательными ударами правительственного аппарата по черепу Коминтерна, удалось достигнуть угрожающего поглупения. И вот это безголовое руководство, вооруженное приведенными выше идеями и лозунгами, предупреждает буржуазию всей Европы, что оно собирается в день 1-го августа, вывести рабочих на улицу "во всеоружии военно-технических методов!". Можно ли более бесстыдно играть головою пролетарского авангарда и честью Коминтерна, чем играют жалкие эпигоны со Сталиным во главе?
* * *
Задачи и обязанности большевиков-ленинцев вытекают из всей обстановки с полной ясностью. Мы представляем сейчас в рабочем движении маленькое меньшинство - по тем же самым причинам, по которым окрепла за последнее пятилетие буржуазия, выросла социал-демократия, сплачивается правое крыло Коминтерна и центризм держит в своих руках аппарат. Задача марксистского меньшинства в том, чтобы анализировать, оценивать, предвидеть, предупреждать об опасностях и указывать путь. Что делать сейчас? Первым делом надо исправить то, что уже сделано. Надо отменить манифестацию 1-го августа.
Но ведь это нанесет ущерб престижу Коминтерна и его национальных секций? Совершенно неоспоримо. Грубейшая политическая ошибка не может пройти бесследно для авторитета Коминтерна. Но ущерб будет все же меньше, если отменить демонстрацию своевременно, чем если упорствовать на совершенной ошибке и превращать манифестацию в одном случае - в недостойную комедию, в другом - в партизанские стычки небольших революционных отрядов с полицией.
Недавний съезд германской компартии в своем Манифесте пытается как будто отойти от воззвания Западноевропейского бюро в сторону благоразумия. Но вместо того, чтобы ясно и твердо дать отбой Манифест Партейтага ограничивается тем, что смазывает и разводит в воде военно-технические лозунги Коминтерна. Это худший путь, ибо он соединяет в себе все невыгоды отступления со всеми опасностями авантюризма.
Надо отменить манифестацию. Оппозиция должна приложить все свои силы к тому, чтоб добиться этого. Надо уметь постучаться во все организации партии, за спиною которых манифестация была провозглашена. Надо обратиться к передовым элементам профессиональных союзов. Надо не щадить усилий на разъяснение ошибочности и опасности всей этой новой затеи. Надо разъяснить коммунистам и рабочим-революционерам вообще, что первой предпосылкой боевых массовых манифестаций по призыву партии является влияние партии на массы, завоеванное изо дня в день ясной, дальнозоркой и правильной политикой. Нынешняя же политика Коминтерна подрывает и разрушает влияние, завоеванное октябрьской революцией и в эпоху первых четырех конгрессов Коминтерна. Нужно в корне менять политику.
Начать надо с отмены манифестации 1-го августа, - в той ее форме, в какой она была провозглашена воззванием Западноевропейского бюро Коминтерна от 8-го мая. Это отнюдь не означает, разумеется, отказа от массовых демонстраций против войны в день первого августа в тех формах, какие вытекают из обстановки. Но надо вещи называть своими именами. Надо правильно ориентировать пролетариат, а не играть им.
Оппозиция ни при каких условиях не позволит отделить себя от массы, и прежде всего от ее авангарда. Она выполнит свой долг и на этот раз.
Редакция интернационального журнала "Оппозиция"*
*Должен начать выходить в ближайшее время.
Дипломатия или революционная политика?
(Письмо чешскому товарищу)
Если б в вашем письме дело шло исключительно или главным образом о специальных вопросах Чехословакии, я бы, может быть, затруднился ответить, ибо положение в Чехословакии, к сожалению, известно мне в настоящий момент меньше, чем положение в ряде других европейских стран. Но ваше письмо поднимает ряд принципиальных вопросов, имеющих общее значение для всей коммунистической оппозиции, которая стала международным идейным течением и становится организованной международной фракцией.
С чего начался у нас с вами вопрос? Я обратил внимание на то, что вы в вашем заявлении формально отмежевываетесь от "троцкизма". Разумеется, если вы считаете, что те взгляды, которые защищает оппозиция противостоят ленинизму или ошибочны сами по себе, то ваше отмежевание политически обязательно и не нуждается в оправдании.
Но, как я теперь вижу, дело обстоит совершенно не так. Вы считаете, что так называемый "троцкизм" есть на самом деле применение методов Маркса и Ленина к современному периоду. Если же вы отмежевываетесь от троцкизма, то, как вы объясняете, не по принципиальным, а по тактическим соображениям. Члены партии до такой степени запуганы, по вашим словам, страшилищем "троцкизма", что для успеха нашей пропаганды необходимо до поры до времени преподносить наши взгляды под гримировкой, не заявляя открыто, что это взгляды левой коммунистической оппозиции.
Я не могу никак с этим согласиться. Этот метод противоречит всему моему политическому опыту. Более того, он противоречит всей истории большевизма.
Можно в самом деле подумать, будто центристский аппарат ведет свою бешеную борьбу только против нашего наименования, а не против наших идей. Это значит недооценивать противника. Такой подход просто игнорирует политическое содержание правящего центризма, и заменяет политику дешевой педагогикой для отсталых детей.
Вся политика Коминтерна за последние шесть лет проходила либо вправо, либо влево от марксистской линии. Я не знаю ни одного крупного решения по принципиальным или актуально-политическим вопросам, которое было бы правильным. Насколько могу понять, вы с этим согласны. Во всех почти без исключения случаях мы противопоставляем позиции Коминтерна марксистскую линию. Она каждый раз подвергалась осуждению под именем "троцкизма". Так тянется уже шесть лет. Таким образом "троцкизм" перестал быть безразличной этикеткой, - он наполнился содержанием всей жизни Коминтерна за последние шесть лет. Вы не сможете подвергнуть критике совершенные ошибки и предложить правильное решение, не изложив тех взглядов, которые официально осуждены под именем "троцкизма". И если вы, по педагогическим соображениям, словесно отмежуетесь от троцкизма, то политически все равно останется вопрос об отношении к определенному международному течению: левой оппозиции. Вы рискуете на другой же день стать жертвой противоречий вашего положения. Одно из двух: либо вы должны будете каждый раз разъяснять, в чем вы несогласны с левой коммунистической оппозицией, и следовательно вести с ней фактически борьбу, - либо же вас заставят снять маску и признать, что вы лишь прикидываетесь "антитроцкистом" для того, чтобы защищать идеи левой коммунистической оппозиции. Не знаю, что хуже.
Нет, игра в прятки в политике вещь абсолютно недопустимая. Я уже несколько раз, и по разным поводам, цитировал слова одного французского писателя: "когда прячешь свою душу от других, то в конце концов и сам перестаешь находить ее". Опыт подсказывает мне, что вами руководят, вероятно, не только педагогические соображения, (которые, как я уже сказал, ни в каком случае не оправдывают маскировку). На самом деле вами руководит отсутствие готовности противопоставить себя бюрократически-уплотненному общественному мнению партии. Чаще всего такого рода отсутствие готовности вызывается недостаточно ясным пониманием всей глубины разногласий и всей грандиозности того дела, которое нашему течению предстоит совершить.
Зигзаги сталинского центризма кой-кому внушают сегодня ту мысль, что с официальным руководством дело обстоит совсем не так плохо; что, если не слишком раздражать резкой постановкой вопроса, то можно постепенно проникнуть в сознание широких кругов партии, создать себе "базу", а затем уже развернуть знамя полностью.
Это в корне ложное представление и крайне опасное. Нейтральной организационной базы не существует. Мы можем себе шаг за шагом создать базу только на основе идейного влияния. Чем более глубокие корни пустила травля против марксизма, чем более удушающий характер получил анти-троцкистский террор, тем более резкая, непримиримая и смелая пропаганда необходима с нашей стороны. Оглушенный и запуганный, но честный партиец может повернуть в нашу сторону только в том случае, если поймет, что дело идет о жизни и смерти пролетарской партии. Это значит, что вы обязаны все вопросы ставить открыто, не боясь "изоляции" и усиления аппаратного террора на первых порах. Всякая недомолвка, всякое смазывание, всякое затушевывание пойдет на пользу центризму, который живет недомолвками, смазываниями и затушевываниями.
Радек начал с того, что нам, марксистской оппозиции, надо, мол, попытаться сблизиться с центристами, чтобы толкать их влево. В этих целях Радек стал смягчать противоречия, преуменьшать разногласия. А кончил он тем, что приполз на четвереньках к центристам с веревкой на шее и признал, что правы они, а не оппозиция. По внешности могло сперва казаться, будто Радек отличается от нас только в вопросах внутрипартийной тактики. Но это с самого начала было не так. Внутрипартийная тактика зависит от основной политической линии. На самом деле Радек всегда оставался левым центристом внутри оппозиции. Тут нет ничего противоестественного. В течение 1923-1927 годов руководство ВКП и Коминтерна имело за вычетом зиновьевского зигзага, право-центристский характер. В это время лево-центристские элементы неизбежно тяготели к нам. Но после раскола право-центристского блока и поворота сталинцев влево, центристы внутри оппозиции видят свою "конечную цель" достигнутой и начинают даже бояться, как бы под давлением левой оппозиции Сталин не поддался бы еще дальше влево. Вот почему Радек и другие начинают уже защищать официальный центризм против оппозиции и завтра окажутся в телеге правящего блока пятым колесом справа.
Здесь мы подходим к вопросу, который, как мне передают, очень живо интересует целый ряд товарищей в Чехословакии: это общий вопрос о нашем отношении к центристам и правым. В Праге, говорят, имеется особый философ марксистской стратегии и тактики, который, уйдя с политической сцены, не отказывает себе, однако, в удовольствии за кулисами укоризненно покачать головой по адресу оппозиции, которая, на его взгляд, слишком-де резко борется с центристами и недостаточно - с правыми.
Можно ли выдумать более педантскую, более безжизненную, более смехотворную постановку вопроса? Я бы понял, если б кто-нибудь сказал, что увлеченный борьбой направо, т. е. против центристов и правых, мы не даем достаточного отпора ултра-левым. Такая постановка вопроса, независимо от того, верна она или нет в данный момент, имеет под собой принципиальную почву. В борьбе направо мы оказываемся в общем фронте с ультра-левыми и должны, поэтому, не забывать о надлежащем идейном отмежевании от них.
Но ведь центристы, как и правые, находятся справа от нас. Когда мы боремся против центризма, то мы тем самым вдвойне боремся против правых, ибо центризм есть только смягченная, замаскированная, более обманчивая форма оппортунизма.
Разумеется, если б мы задачу нашу ограничивали лишь голой формулой партийной демократии, то в борьбе с бюрократическим центром дело могло бы дойти до блока с правыми. Но такая опасность грозит не нам, а как раз тем, которые смазывают разногласия, смягчают противоречия и нежным голоском требуют только некоторых "улучшений" партийного режима.
Правда, чешские правые не прочь пококетничать с "троцкизмом". Как сторонники "партийной демократии", они видите ли, против арестов и ссылок русской оппозиции. Но это дешевая позиция, и на ней они не продержатся. Классовая борьба, особенно в революционную эпоху, немыслима без арестов, ссылок и репрессий вообще. Надо каждый раз отдавать себе ясный отчет в том, кто арестует, кого арестуют и за что арестуют. Вопрос решается политической линией. Нам большевикам-ленинцам, демократия нужна для пролетарского авангарда, как орудие борьбы с оппортунизмом и подготовки революции.
Факт таков, что все поражения пролетариата во всех странах мира, заканчивались за последние годы новыми ударами по левой оппозиции. Буржуазная и социал-демократическая реакция давит на советскую республику, ослабляет компартии во всем мире и через сталинский аппарат громит так называемых "троцкистов". Оппозиция является одним из первых узлов всей политической обстановки. В борьбе с "троцкизмом" у Сталина общий фронт с буржуазией и с социал-демократией всех стран. Дрянным сплетням Ярославского противостоит сейчас живой и неоспоримый факт мировой политики. Выскочить из этого нельзя. Оппозиция - маленькое меньшинство, но она - сгусток революционного опыта пролетариата, она - закваска революционного будущего.
Завоевать революционное большинство может только то течение, которое способно в самых трудных условиях оставаться верным себе. Нынешняя реформистски-пацифистская полоса в Европе (рост социал-демократии, лейбористы в Англии) - потерпит крушение, как бы официальный коммунизм ни помогал социал-демократии своей политикой. Все больше будет расти спрос на кадры, идейно подготовленные и революционно закаленные. Кто шатается, колеблется и маскируется, якобы во имя массы, тот массе не понадобится. Масса его отвергает, когда основные вопросы революции встанут ребром.
Комнатные мудрецы умудряются обвинять нас в том, что мы слишком нападаем на центристов и... щадим правых. Ну разве же это не шутовство? Да ведь мы же нападаем на центризм именно потому, что всей своей политикой шатаний и беспринципности, он питает и укрепляет правые тенденции не только внутри партии или около нее, а в рабочем классе в целом.
Какое значение имеет бюрократическая расправа Сталина над Томским и Бухариным, если по линии профсоюзов пошел дальнейший зажим, если "Правда" в еще большей мере, чем вчера, является органом невежества и клеветы, если авторитет партии в рабочем классе понижается, а самосознание буржуазных элементов крепнет?
Какое значение имеет расправа Тельмана над правыми или примиренцами, если вся политика компартии питает социал-демократию, подрывая в сознании рабочих уважение и доверие к коммунистическому знамени?
Рыковы, Бухарины, Томские самостоятельного значения не имеют, как не имеют его Брандлеры, Тальгеймеры, Эчеры, Кованды, Илеки, Нейраты
Нейрат пытался как-будто одно время подняться до уровня революционной политики, но, как большинство сторонников Зиновьева, не выдержал напора, сперва капитулировал перед аппаратом, а теперь сползает вправо. На этом живом опыте надо учиться взвешивать и оценивать идеи, группировки и отдельных людей.
и другие. Усиление правой фракции в коммунизме лишь отражает более глубокий процесс передвижки сил в сторону капиталистической реакции. Этот процесс имеет многообразное выражение: сюда входят: рост термидорианских элементов и настроений в советской республике, рост партий второго Интернационала, упадок влияния коммунизма, разгром революционного крыла, т. е. коммунистической оппозиции.
Разумеется, не центральный комитет ВКП и не президиум Коминтерна определяют ход мировой истории. Есть и другие факторы. Но, поскольку причины ужасающих поражений почти во всех странах мира без исключения непосредственно восходят к ложному руководству, постольку ответственность за это падает на центризм. Внутри партии - это главный враг! Правые сейчас исключены. Будет ли исключена группа примиренцев или нет, не имеет серьезного значения. Руководство партии в руках сталинцев, т. е. центристов. Между тем они продолжают разрушать партию, подрывать доверие к ней, подкапываться под ее будущее. Вот почему главный удар мы сосредоточиваем на центризме. Это главный враг внутри партии, ибо именно он мешает разрешить основные задачи революции. В СССР центризм политикой шатаний тормозит хозяйственное развитие, раздражает крестьянство и ослабляет пролетариат. В Германии центризм является вернейшим оруженосцем социал-демократии. В Чехословакии, где социал-демократия слаба, центризм явно подготовляет почву для ее усиления, ибо правая чешская оппозиция, которую он взрастил будет только проходными воротами к социал-демократии. Таким образом, вся наша борьба против центристов диктуется потребностями основной нашей задачи в рабочем классе: опрокинуть оппортунистические организации и собрать подавляющее большинство рабочих вокруг коммунистического знамени.
Именно центристы, чтоб отвлечь внимание партии от основных вопросов, т. е. от основных их ошибок и преступлений, сводят теперь на словах всю жизнь партии к борьбе против "правого" врага, т. е. правых групп внутри партии. А левые центристы внутри оппозиции или подле оппозиции хотят плыть по течению и торопятся принять покровительственную окраску. В самом деле, чего проще: вместо того, чтобы поставить себе задачей изменение программы, стратегии, тактики и организации Коминтерна, заняться дешевенькой казенной, поощряемой и даже оплачиваемой "борьбой против правых", причем руководящую роль в этой борьбе играют такие прожженные оппортунисты, как Лозовский, Петровский, Мартынов, Куусинен, Коларов и проч. братия. Нет, наша постановка вопроса иная. Главный враг в стране - империалистская буржуазия. Главный враг в рабочем классе - социал-демократия. Главный враг в партии - центризм!
Вы ссылаетесь на то, что "осторожными" обходными методами с применением маскировки, была создана чешская компартия, как массовая партия. Я думаю, что вы ошибаетесь. Все дело было в большом революционном подъеме чешских рабочих, вызванном послевоенными условиями и разочарованием в самостоятельной национальной республике. Но если даже допустить, что дипломатия руководства втянула в партию некоторые дополнительные массы, которые иначе не вошли бы в нее, то и тут надо спросить: плюс это или минус? Говорят, что в этом году из партии ушло чуть ли не 30.000 рабочих. Что легко завоевано, то легко и теряется. На недоразумениях и недомолвках не сплачивается революционный авангард.
Мы имели на этот счет свежий и в своем роде классический пример в Англии. Вся политика сталинского центризма была там направлена на то, чтобы не допускать противопоставления коммунистов и реформистов; чтобы постепенно создавать "организационную базу" в тред-юнионах и уж затем развернуть на этой базе революционное знамя. Вы знаете, что из этого вышло. Когда дело дошло до подсчета, то компартия собрала всего-навсего 5.000 голосов.
Именно Ленина не раз обвиняли в том, что в борьбе с левыми центристами он забывает о правых и помогает им. Такое обвинение и я не раз выдвигал в свое время против Ленина. В этом, а вовсе не в перманентной революции, была основная ошибка того, что называют "историческим троцкизмом". Для того, чтобы стать большевиком, не по сталинскому паспорту, а на деле, надо полностью понять смысл и значение ленинской непримиримости по отношению к центризму, без чего нет и не может быть путей к пролетарской революции.
Поэтому посоветуйте пражскому философу либо открыто выступить на сцену и формулировать свои центристские предрассудки против большевистской линии оппозиции, либо умолкнуть вовсе, и не смущать молодых товарищей педантскими и безжизненными причитаниями.
* * *
Будем ли мы расти быстро или медленно, этого я не знаю. Это зависит не только от нас. Но мы будем расти неизбежно - при правильной политике. Ближайшие практические задачи наших чешских единомышленников рисуются мне, примерно, так:
1. Издать немедленно на чешском языке важнейшие документы интернациональной левой оппозиции за последний период.
2. Приложить все усилия к созданию периодического органа.
3. Приступить к выработке национальной платформы чешской секции большевиков-ленинцев (оппозиции).
4. Создать правильную организацию чехословацкой фракции большевиков-ленинцев.
5. Принять активное участие в создании интернационального органа оппозиции, который должен обеспечить ее идейное единство в международном масштабе.
6. Везде, где есть возможность, - на собраниях компартии, на собраниях правой оппозиции, на открытых рабочих собраниях - выступать без маскировки, с ясным и отчетливым изложением своих взглядов.
6. Вести неутомимую воспитательную работу, хотя бы в небольших кружках или по отношению к одиночкам.
8. Во всех случаях массовых выступлений оппозиционеры должны быть в первом ряду, доказывая на деле свою беззаветную преданность пролетарской революции.
Л. Троцкий.
Константинополь, 1 июля 1929 г.В Центральный Комитет Коммунистической партии Австрии
(Выдержки)
Товарищи!
Я полностью и целиком солидаризируюсь с теми товарищами в К.П.А., которых как "троцкистов" сейчас исключают из партии. Кроме того и прежде всего моя солидарность, однако, относится к героическим большевикам-ленинцам, сохраняющим в тягчайших условиях свирепствующей термидорианской реакции в тюрьмах и ссылках верность принципам революционного марксизма и заветам Октября.
Одновременно я вынужден самым энергичным образом протестовать против того, что под флагом борьбы с "троцкизмом" в течение ряда лет ведется преступная ревизия, фальсификация и ниспровержение марксизма, проводится раскол рядов Коминтерна и таким образом - укрепление позиции реформизма.
... Правда, в первых боях с буржуазией и ее пособником - социал-демократией - молодые, слабые компартии потерпели поражение. Но были коммунистические партии - здоровые, развивающиеся, усваивающие уроки поражений, - они проникали в массы пролетариата, революционной работой, марксистской пропагандой готовили грядущие бои и победы.
Таков был первый славный этап развития ленинского Коминтерна.
Но затем последовал второй этап. Этап поражений в результате ложного оппортунистического руководства Коминтерна. В Болгарии и Германии в 1923 г., в Англии и Польше в 1926 г., в Китае в 1925, 26, 27 г.г. революционное движение было разбито объединенными усилиями буржуазии, социал-демократии и оппортунистической политики руководства Коминтерном.
Революционный энтузиазм, беззаветную преданность и готовность к самопожертвованию коммунистов, руководство либо игнорировало, либо им безответственно злоупотребляло и расточало в Берлине и в Софии, в Ревеле и Кантоне...
Правда, как велики бы ни были поражения - при правильном руководстве, революционной политике, пролетарском партийном режиме и они могли бы быть полезны для дальнейшего развития Коминтерна. Партии должны были изучать опыт поражений. Но этого не было сделано.
Чем больше накоплялось поражений, чем крупнее они были, тем сильнее становилось давление, все более бюрократизирующегося аппарата, тем меньше допускались критика и усвоение опытов поражений, тем больше руководство теряло голову, тем больше становился разрыв с марксизмом, тем более пустой, глупой и демагогической остановилась официальная фразеология.
А когда в рядах Коминтерна, как реакция на эту политику, возникла левая, последовательно-революционная оппозиция, на нее накинулись с позаимствованными у социал-демократии аргументами: раскольники, антимарксисты, контр-революционеры и т. д., оказывая тем самым величайшую услугу предательской социал-демократии.
Нужно прямо сказать: Коминтерн переживает опаснейший кризис.
Во всех странах мира революционные силы пролетариата ослаблены, расколоты, раздроблены, почастую намеренно загнаны в оппортунистический тупик. Тщетно аппарат пытается представить это, как "процесс очищения". Последние поражения в Берлине, в Саксонии, в Бельгии, в Англии - привожу лишь несколько примеров, говорящих слишком недвусмысленным языком.
Крупнейшим активом нынешнего Коминтерна является великая русская революция, первое пролетарское государство мира. Но, не Коминтерн создал русскую революцию, а русская революция - как начало мировой - создала Коминтерн. Русская революция по праву была гордостью Коминтерна. Подрывание русской революции блоком Сталина - Рыкова становится для него роковым. Коминтерн, - был детищем русской революции в ее восходящем движении, он теперь все больше становится паразитом русской революции в ее нисходящем движении.
Не случайно Коминтерн избрал центральным пунктом своих атак и литературно-политических излияний "троцкизм". Ибо, так называемый "троцкизм" есть ни что иное, как теоретический экстракт всего опыта великой русской революции, теоретическое выражение "действительно происходящего процесса классовой борьбы пролетариата" (Маркс) в нашу "эпоху войн и революции" (Ленин), т. е. "троцкизм" есть ни что иное, как ортодоксальный марксизм-ленинизм.
После ряда лет непрерывных поражений пролетариата, сделавших возможными пять лет "стабилизации" капитализма и в конечном счете всем этим предопределивших нисходящее движение русской революции, ортодоксальный революционный марксизм не может не быть гоним, оклеветан, осмеян и не может не быть покинут усталыми разочаровавшимися массами.
Таковы законы общественного развития, такова природа классовой борьбы! Именно потому, что Коминтерн был и остался детищем русской революции, он отражает социальные и идеологические сдвиги, происходящие в СССР.
После смерти Ленина наблюдаемый в СССР процесс есть ни что иное, как процесс возникновения и формирования на основе нэпа и задержки мировой революции, новых капиталистических слоев в городе и деревне, нового социального слоя правящей бюрократии; слоев которые в силу всей своей сущности не могут быть ничем иным кроме как социальными силами контр-революции.
Со времени исключения русской оппозиции этот процесс чрезвычайно ускорился. Продовольственные затруднения и волна кулацких террористических актов; явления разложения и коррупции, репрессии против левого крыла и возникновение правого в ВКП(б) - все это ясные симптомы тяжелого и глубокого кризиса русской революции. Этот кризис и является главнейшей причиной кризиса мирового коммунизма на нынешнем этапе его развития.
Об этом, товарищи, пора бы, наконец, призадуматься. Но ваше проклятие в том, что вы давно уже разучились думать, давно уже отказались от всяких исканий. Это кстати лежит в природе функций. Вы предпочитаете заниматься дешевой демагогией и болтовней, чем ломать себе голову над вопросами революции. У вас хватает смелости и бесстыдства называть тов. Троцкого, русских большевиков-ленинцев контр-революционерами и нахальство изображать из себя монопольных представителей ленинизма.
История уже показала, кто является меньшевиками, ренегатами и т. д.
...И не случайность, что во всех основных вопросах все оппортунисты - от правой коммунистической оппозиции и австромарксизма до Шейдемана и Макдональда - признают правоту Сталина против Троцкого.
К сожалению я не могу в рамках краткого заявления ознакомить вас с идеями революционного марксизма. Я был бы склонен порекомендовать вам для этого прочитать работы тов. Троцкого, если бы у меня не было основания опасаться, что вы давно уже не в состоянии читать что-нибудь, кроме циркуляров аппарата, приказов об исключении из Москвы и пригласительных телеграмм в Москву.
Так же и из этих соображений вы предпочитаете вместо свободной дискуссии по существу вопроса ограничиться тупоумными демагогическими утверждениями и лицемерно ссылаясь на "дисциплину" - душить всякий голос критики, всякую попытку доказательства.
Невежественные, тщеславные, самовлюбленные, идеологически, и не только идеологически разложившиеся элементы завладели, под покровительством сталинской фракции, руководством Коминтерна и ведут преступную игру с жизненными интересами пролетариата и революции. Перед лицом этой ситуации обязанность каждого истинного революционера - предупредить введенных в заблуждение партийцев, разъяснять и открыто сказать им, что при продолжении этой политики и этих методов коммунизм неминуемо будет повергнут в катастрофу.
Таково положение в большинстве партий, таково положение и в К.П.А. Пять месяцев прошло со времени последнего партсъезда. Чего партия достигла за это время? Ничего, кроме поражений, демонстраций бессилья, политического и организационного упадка партии. И чтоб отвлечь внимание партийцев аппаратные фракционеры принимаются за организацию троцкистского погрома, подобно тому, как некогда русский царь, загоняемый в тупик революционным подъемом масс брался за организацию погромов еврейских.
Люди, ничего, кроме беспринципной карьеристской фракционности Коплеников, Бенедиктов, Шиллеров против Томанов, Фиал, Циглеров и т. д., не знающие, осмеливаются старых партийцев обвинять в фракционности, исключать из партий - только потому, что они демонстрируют верность принципам марксизма и не намерены тов. Троцкого - вождя мирового пролетариата оклеветать как контр-революционера.
Люди, все время не только политически, но и теоретически капитулирующие перед австро-марксизмом хотят "революционным действием" исключения "троцкистов" взять реванш. В действительности они тем самым капитуляцию доводят до прямой перебежки в лагерь теории австромарксизма, чтоб оттуда в качестве его форпостов вести борьбу с революционным большевизмом. Это объективный факт всем "левым" истерическим фразам вопреки.
Что ж! Каково бы там ни было - всеми своими, пусть скромными силами я по-прежнему буду служить великому делу освобождения рабочего класса, спасения русской революции, объединения революционных коммунистов, оздоровления Коминтерна, подготовки и организации революции.
Я коммунист не "милостью Бенедикта, Шиллера и Копленига".
Какова бы ни была моя партийная судьба, я без страха и без колебаний пойду вперед по пути Маркса, Ленина и Троцкого.
Я. Греф.
Июнь 1928 г.