Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 33
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 70; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 33 5-й год изд. - Март 1933 г. № 33
Содержание
Сигнал тревоги.
Л. Троцкий. - Большой успех.
Интернациональная левая оппозиция, ее задачи и методы.
Л. Троцкий. - Перед решением.
Письма из С.С.С.Р.:
Письмо из Ленинграда.
Ссылка.
Письмо из Москвы.Л. Т. - Сталинское опровержение.
Предисловие к греческому изданию "Новый Курс".
По поводу смерти З. Л. Волковой. (Письмо в ЦК ВКП(б).
М. Истман и марксизм. (Письмо в Редакцию "Милитант").
Сигнал тревоги
Опасность надвигается все ближе
Было бы малодушием и близорукостью умалять размеры опасности: над ВКП(б), правящей партией первого рабочего государства, нависает катастрофа. Предотвратить ее может только самоотверженное усилие передовых рабочих.
Положение настолько опасно, что ограничиваться полусловами и намеками значило бы попустительствовать подрывной работе правящей фракции против Октябрьской революции. При сталинском режиме классовый враг лучше осведомлен обо всем, что происходит и подготовляется, чем рабочий класс. Возможные попытки со стороны контр-революции использовать нашу открытую критику не представляют и сотой доли той опасности, какую несут в себе злостная дезинформация со стороны бюрократии и вынужденное молчание пролетарского авангарда.
В широком историческом смысле положение Советского Союза не может быть безвыходным, так как подлинно безвыходным является положение мирового капитализма. Эта общая историческая перспектива не только полностью оправдывает Октябрьскую революцию, поскольку она нуждается в оправдании, но и заранее осуждает, как насквозь реакционную, всякую программу мелко-буржуазной демократии (меньшевики, эсеры и пр.), неизбежно сводящуюся к реставрации "демократическаго" капитализма. Даже в случае победы контр-революции у советской гидры, вместо каждой отрубленной головы, будет вырастать новая. Но это вовсе не значит, что можно с легким сердцем позволить сталинской бюрократии довести нынешний, живой советский режим до крушения. Исторический счет есть, в данном случае, счет десятилетий. Падение советской власти, в конце концов, оказалось бы только историческим эпизодом. Но это был бы один из самых страшных эпизодов мировой истории. Вся задача в том, чтоб предотвратить его. Между тем опасность надвигается все ближе. Мы подаем сигнал тревоги!
Бюрократический саботаж социалистического строительства под видом непогрешимого руководства
Неимоверным напряжением сил трудящихся, ценою бесчисленных лишений и жертв созданы грандиозные технические ценности, достигнуты исключительные производственные завоевания. Языком железа, цемента и электроэнергии Октябрьская революция показала человечеству, какие возможности несет с собою социализм. Но в то же время бюрократическое руководство, самоуверенное и бесконтрольное, неспособное предвидеть и не терпящее критики, ослепленное миражем социализма в отдельной стране, довело хозяйство до подлинного хаоса. Производственные завоевания и технические достижения экономически пожираются диспропорциями и прорывами. В самых основных вопросах жизни народа: сколько потребить и сколько отложить на будущее? никто не спрашивает мнения рабочих и крестьян. Бюрократия действует на глаз, отвергая объективные критерии достижимого, не признавая других законов, кроме законов своей воли, заменяя план приказом и учет нажимом. Сложнейшая, никогда еще не только не разрешавшаяся, но и не ставившаяся задача: достигнуть, в порядке планового предвидения и регулирования, взаимного соответствия частей растущего хозяйства огромной страны; задача, которая по самому своему существу неразрешима без повседневного опыта миллионов, без их критической проверки собственного коллективного опыта, без их открыто выражаемых требований и претензий, -- эта гигантская, всеобъемлющая, общенародная историческая задача разрешается в канцелярских тайниках, в Секретариате ЦК, по наитию или по подсказке того или другого спеца. Не чудовищно ли?
Еслиб Политбюро состояло из семи универсальных гениев, из семи Марксов, из семи Лениных, оно было бы неспособно из себя самого, из своей творческой фантазии командовать хозяйством 170 миллионов душ. Но в том-то и дело, что Политбюро из Марксов и Лениных никогда и не поставило бы себе такой задачи. Нынешнее же Политбюро состоит из средних бюрократов, опьяненных вырванной ими у партии властью, утративших почву под ногами и больше всего озабоченных сохранением собственного дутого престижа.
Давно ли эти люди повторяли плохо продуманную ими формулу о союзе рабочих и крестьян, как основе основ? Давно ли молились середняку? Давно ли игнорировали самое существование кулака? Давно ли отрицали программу плановой индустриализации во имя, якобы, сохранения смычки? Испуганные последствиями собственных упущений, они бросились в крайность сплошной коллективизации. 25 миллионов изолированных крестьянских эгоизмов, которые вчера еще являлись двигателями сельского хозяйства -- жалкими, слабосильными, как мужицкая кляча, но все же двигателями, -- бюрократия попыталась одним взмахом заменить административной волей двухсот тысяч колхозных правлений, лишенных необходимых средств, необходимых знаний и необходимой опоры в самом крестьянстве.
Чрезмерная передвижка в распределении легкой промышленности к тяжелой; грозные диспропорции внутри промышленности, как народного дохода -- от деревни к городу, от легкой, так и тяжелой, чрезвычайно понизили полезное действие трудовых усилий и капитальных затрат. Экономическая смычка между государственной промышленностью и крестьянством оказалась подорванной, прежде чем была достигнута. Червонец в мужицком кармане попал в такое же отношение к товару, в каком лотерейный билет стоит к выигрышу. Новая форма смычки, столь важная в перспективе социалистического преобразования деревни, именно производственная смычка, осуществляемая тракторами и земледельческими машинами, сразу потеряла в глазах крестьянина притягательную силу, поскольку реальные плоды ее остаются для него неощутимыми. 15 миллионов крестьянских дворов коллективизированы, а 10 миллионов единоличных хозяйств сознательно поставлены в такие условия, чтоб не дать обнаружиться преимуществам варварского мелкого хозяйства над чисто бюрократической коллективизацией. Так, путем комбинированных средств бюрократии удалось ослабить, если не убить в крестьянстве стимул к труду. Урожайность, и ранее крайне низкая, стала угрожающе падать. Снабжение промышленности сырьем и продовольствием городов катастрофически ухудшается из квартала в квартал. Тяжкие условия существования рабочих порождают на предприятиях текучесть рабочей силы, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкое качество продукции. Все плановое хозяйство попадает под удар.
Денежная инфляция
Бюрократия освободила себя не только от политического контроля со стороны масс, но и от автоматического контроля со стороны червонца. Все предписания насчет хозяйственного расчета, качества продукции, себестоимости и производительности труда полетели прахом, когда инфляция окончательно ликвидировала устойчивое мерило ценности. Бюрократическое усмотрение попыталось и здесь стать на место экономической реальности: функцию устойчивой денежной системы должна была отныне выполнять проповедь "шести условий Сталина". Это то же самое, что правильное питание заменить чтением поваренной книги.
Денежная инфляция означает возрастающий налог на жизненный уровень масс. Убивая интерес рабочего к сдельной заработной плате, питая возмущение крестьянина против твердых цен на сельско-хозяйственные продукты, инфляция открывает бешеный спрос на спекуляцию и спекулянта.
Лгут те, кто утверждает, будто при социалистическом строительстве инфляция не страшна. Наоборот, при первых шагах планового хозяйства, -- а это означает ряд пятилеток, -- инфляция становится особенно опасной, чтобы не сказать гибельной. План тем именно и проверяет себя, что обязуется сводить концы с концами без инфляции. Провозглашать, будто при наличии плана не опасна инфляция, примерно то же самое, что утверждать, будто при наличии компаса не опасна пробоина в судне. Денежная инфляция становится источником кредитной инфляции. Прорехи плана заполняются печатной бумагой. Реальные критерии вытесняются фиктивными. Плановое хозяйство разъедается изнутри. Работникам плановой комиссии надлежало бы во всех помещениях, где противоречивые постановления Политбюро переводятся на язык цифр, вывесить плакаты: "Инфляция есть сифилис планового хозяйства".
Кто кого?
Убыточность преждевременных, неподготовленных, бюрократических колхозов при расстройстве связей между сельским хозяйством и промышленностью ведет к параличу хозяйственной воли крестьянства. Чтоб частично вернуть мужику утерянный им экономический стимул, сталинское руководство легализовало в известных пределах свободу торговли, прикрыв ее лживым именем колхозной торговли. Недопущение торговцев -- посредников при легализации частной торговли означает чудовищную чрезполосицу цен и раздробленную, но тем более неистовую спекуляцию. Цены на базарах сразу превысили твердые государственные цены в 10, 15 и 20 раз.
Совершенно естественно, если колхозник направил хлеб и другие продукты в обход государства. Это "отрицательные стороны колхозной торговли", констатирует Сталин, не делая, однако, никаких дальнейших выводов. "Отрицательные стороны!" Но ведь тот факт, что коллективизированный мужик предпочитает каналы частной торговли и спекуляции плановой торговле с государством, означает не что иное, как то, что экономическая смычка между государством и крестьянством еще совершенно не достигнута.
Свободная торговля, подняв на чрезвычайную высоту ртутный столбик цен, обнаружила болезненное состояние экономического организма. Борьба с болезнью требовала радикального пересмотра хозяйственных планов и не менее радикального изменения методов руководства. Испуганная показаниями ртутного столбика бюрократия решила, однако, воздействовать непосредственно на термометр. Молотов возвестил о предстоящем "регулировании" базарных цен. На этот путь экономические центры уже, по-видимому, встали. Как будто можно снизить температуру больного организма, подняв знак нуля на скале термометра! Надо лечить хозяйство. Надо начать с открытого признания того, что вопрос кто кого?, вопреки оффициальному хвастовству, не только не разрешен еще, хотя бы вчерне, но что самые условия его разрешения чрезвычайно ухудшились, вследствие непрерывных и несогласованных бюрократических насилий над живой материей хозяйства.
Нагромождение твердых цен, конвенционных и цен вольного рынка; переход от плановых заготовок, т. е. подобия торговли между государством и крестьянством, к хлебному, мясному и молочному налогам; борьба не на жизнь, а на смерть с массовыми хищениями колхозного имущества и с массовым укрывательством таких хищений; чисто-военная мобилизация партии для борьбы с кулацким саботажем после "ликвидации" кулачества, как класса; одновременно с этим: недоедание городов, возвращение к карточной системе и пайку, наконец, восстановление паспортной системы, -- что же означают все эти меры, независимо от того, правильны ли они или нет, как не самую жестокую борьбу капиталистических и социалистических тенденций, борьбу, которая в 1933 году возрождает ряд черт 1918-1919 годов?
Вместо того, чтоб раздвинуть экономические рамки личной заинтересованности крестьян, в соответствии с реальным состоянием сельского хозяйства, бюрократия еще сильнее нажимает на административный рычаг. Во главе колхозов, которые по идее представляют добровольные производственные корпорации, решено "поставить" коммунистов, послушных велениям правящего центра. Одновременно с этим ЦК свидетельствует, что деревенские коммунисты пропитываются духом крестьянского сопротивления и подлежат массовой чистке. Между тем для занятия командных колхозных постов членами партии нужно не менее полутора миллионов колхозных коммунистов. Где их взять?
Навязывать крестьянским коллективам хозяйственное руководство по признаку партийности, значит подрывать не только колхозы, но и авторитет партии; значит задачу экономического соревнования подменять новой порцией административного принуждения; значит не идти вперед от Нэпа, а возвращаться от него назад, к "военному коммунизму", хотя и на более высокой экономической ступени.
Итоги первой пятилетки
Момент окончания первой пятилетки совпал с чрезвычайным, невиданным со времени гражданской войны обострением хозяйственных трудностей. Но бюрократия ведет две жизни: показную и действительную. Она переносит эту двойственность всюду, в том числе и в область экономической статистики.
С секундомером в руках Сталин утверждает: если план выполнен на 93,7%, а не на 100%, то только потому, что угроза японской интервенции, которой нельзя было предвидеть при составлении плана, поглотила 6,3%. Другими словами: выполнение гигантского плана, составляющего первый опыт человечества в этой области, охватывающего со всех сторон жизнь страны с населением в 170 миллионов душ, притом на целых 5 лет вперед, подтвердило точка в точку предначертания ЦК! Уже одна поразительная точность совпадения замысла и реализации должна вызвать у всякого, знакомого с азбукой вопроса, самое острое недоверие ко всему отчету. И это недоверие вполне законно. Достаточно сказать, что, согласно мимолетному признанию Молотова, продукция промышленности в 1932 году выросла всего на 8,5% против 36%, назначенных по годовому плану! Куда же девался этот грандиозный прорыв, как и прорывы предыдущих лет? Сталин дает ложные цифры, сознательно вводя в заблуждение рабочих и крестьян. Подсчет произведен по необходимости в рублях. В этом гибком инструменте подсчета -- ключ к тайне поразительного совпадения сметных и итоговых цифр. Так, огромные перерасходы на строительство записаны, как перевыполнение плана, тогда как на самом деле материальные результаты строительства, несмотря на миллиардные перерасходы, отстают от плана на десятки процентов. Весь итог опирается на такого рода бухгалтерские фокусы, имеющие целью скрыть то, что есть, и спасти престиж руководства.
Вопрос об итогах первой пятилетки мы подробно рассматриваем в подготовляемой к печати книге о советском хозяйстве.
Мы меньше всего склонны смотреть на выполнение хозяйственного плана, как на спортивную задачу, и считали бы грандиозным успехом выполнение пятилетки в шесть, семь и восемь лет, при условии одновременного смягчения диспропорций и повышения жизненного уровня масс. Но как раз по этим важнейшим критериям мы имеем крайне неблагоприятные показания.
Составители плана провозглашали в свое время задачу: "поднять страну на новый, невиданно высокий уровень материального и культурного развития". Уже в первые два года должно было быть достигнуто смягчение товарного голода, в последние два года имело наступить изобилие товаров. В 5-м году потребление промышленных изделий должно было повыситься, по разным категориям, в полтора, два и два с половиной раза. Повышение мясного питания намечалось на 25%, молочного -- на 50% и пр. На самом деле товарный голод невыносимо обострился, продовольствие хлебом резко снизилось, мясные и молочные продукты стали редкостью. Зато создана теория о том, что социализм не есть потребительский строй. Утешение слишком похоже на издевательство! Среди вновь воздвигнутых заводов, фабрик, шахт, электрических станций, колхозов и совхозов рабочие и крестьяне все больше и больше начинают чувствовать себя, как среди гигантских призраков, безразличных к судьбе живых людей. Острое чувство разочарования овладевает массами. Население, как потребитель, перестает понимать, для чего оно напрягает свои силы, как производитель.
Еслиб Сталин открыто признался: полученные результаты не отвечают нашим ожиданиям, так как мы многого не предусмотрели, во многом просчитались, многого не выполнили, трудящиеся массы, конечно, не пришли бы в восторг от руководства, но приняли бы признание к сведению и дали бы, вероятно, вождям новую отсрочку. Но Сталин сказал: план прекрасен, руководство на высоте, замысел выполнен в точности. Как же быть, в таком случае, с плачевными результатами? Сталин навязывает массам ту мысль, что не он, Сталин, плох, а плохо плановое начало. Свою слепоту бюрократия отождествляет с социализмом и, спасая репутацию своей непогрешимости, опорочивает социализм в глазах рабочих и особенно крестьян. Она как бы сознательно стремится заставить массы искать выхода вне социализма.
Вторая пятилетка
17 партконференция, в феврале 1932 года, одобрила директивы второй пятилетки с годовым коэффициентом роста промышленности в 25%, причем Сталин пояснил, что при разработке и выполнении этот коэффициент будет еще повышен. Левые оппозиционеры предупреждали против призовых скачек индустриализации. Их обвиняли в контр-революции и сажали в изоляторы.
Одиннадцать месяцев спустя, в январе 1933 года, Сталин неожиданно возвестил, что во второй пятилетке коэффициент роста будет, вероятно, около 13%. Никто не посмел ни возразить ни напомнить о прошлогоднем решении. Так, реальные результаты первой пятилетки похоронили фантастический проект второй пятилетки прежде, чем его успели заменить новым. Никакого второго пятилетнего плана сейчас нет. Его и не может быть ввиду хаотического состояния хозяйства на исходе первой пятилетки. Январский пленум наметил лишь смутные директивы. На составление второго пятилетнего плана уйдет немало времени, и меняться он будет еще не раз.
1933 год оказался фактически выделен из второго пятилетия. Его контрольные цифры намечены вне общей перспективы. Составители плана на 1933 год стремились, очевидно, лишь смягчить диспропорции и заделать зияющие бреши в наследстве первой пятилетки.
Молотов и Орджоникидзе пытались в своих докладах издеваться над нашим предложением выделить 1933 год, как год "капитального ремонта советского хозяйства". Докладчики ссылались на то, что в течении 1933 года будут воздвигаться также и новые предприятия. Как будто мы исключали это, как будто мы говорили о заливке старых галош, а не о "ремонте" хозяйства в целом. Борьба за нарушенное равновесие предполагает, по необходимости, и новые строительства, но под знаком исправления ошибок прошлого, а не нагромождения новых ошибок.
Так под ударами кризиса, которого оно не предвидело, и которого оно не признает открыто и сейчас, после того, как он разразился, руководство оказалось вынуждено отступить в области индустриализации, как оно уже ранее начало отступать в области коллективизации. Однако, свой маневр отступления оно совершает крадучись, по частям, без плана, скрывая смысл собственных действий от других, как и от себя, и полностью сохраняя, даже усугубляя методы голого бюрократического командования. Новый зигзаг сталинской политики является безошибочным доказательством глубокого расстройства советского хозяйства, но совершенно не способен открыть выход из великой разрухи.
Бонапартистские тенденции в партии
Экономический кризис становится двойной и тройной опасностью в обстановке безгласности и безответственности. Чем несостоятельнее и самовластнее руководство, тем шире становится сопротивление людей, как и вещей. Все виды несогласованности, противодействия, отпора, недовольства, пассивности, трений, порождаемых объективными препятствиями, просчетами и лишениями, неизменно воспринимаются правящей группой, как продукт деятельности классового врага. Бюрократия, которая до 1928 года объявляла кулачество выдумкой левой оппозиции, теперь, после "ликвидации кулачества, как класса", открывает кулацкую опасность везде и всюду: в совхозах, колхозах, машинотракторных станциях, на заводах и фабриках, в государственных учреждениях, в партийных организациях, даже в самом Центральном комитете. Вредитель есть тот образ, на который бюрократия поминутно натыкается, глядя в зеркало и не узнавая себя самой. С другой стороны, расстройство экономических отношений и рост всеобщего недовольства действительно создают питательную среду для бацилл буржуазной контр-революции.
Насильственно загоняемые внутрь экономические диспропорции, прежде всего размычка между городом и деревней, а вовсе не простые "осколки" кулачества и не "пережитки" буржуазной психологии, придают совершенно невыносимую напряженность политическим отношениям в стране, толкая бюрократию на путь дальнейшего подавления всей советской общественности и порождая злокачественные зародыши бонапартистского режима.
Главным методом хозяйственного руководства становится репрессия. Под знаком гражданской войны проходит сбор семян и подготовляется весенний сев. Под знаком свирепых кар ведется борьба с прогулами, порождаемыми голодной апатией. Продовольственные затруднения смягчаются массовыми изгнаниями из городов. Введение паспортной системы празднуется печатью, как социалистическое торжество.
Руководительница Октябрьского переворота, строительница советского государства, большевистская партия раздавлена, растоптана, запугана, деморализована или загнана в подполье. Диктатура аппарата, разгромившего партию, подменена единоличной диктатурой. Внутри аппарата идет отбор верных, внутри верных -- отбор вернейших. Никто в сущности больше не доверяет "вождю", непогрешимость которого привела к ряду ужасающих провалов. Все знают и видят, что Сталин загнан собственной политикой в тупик, и сегодня не знает, что сделает завтра. Но чем больше аппарат теряет опору в массах, чем больше верные и вернейшие изолируются от аппарата, тем более религиозные почести воздаются мудрости "любимого вождя". Верность программе окончательно подменена личной присягой. Дозволены только те статьи и речи, которые представляют собою пересказ изречений вождя. Голос всей советской печати стал голосом унизительного и постыдного подхалимства. Нельзя без жгучей краски глядеть на поруганные заветы партии, на растоптанное знамя Октябрьской революции!
Оборона СССР
Незачем говорить, насколько важны успехи индустриализации, с точки зрения технического укрепления Красной армии и Красного флота. Вся мировая обстановка повелительно навязывает вооруженным силам Советского Союза роль исключительного значения, как на Западе, так и на Востоке. Но именно в этой области наиболее опасной и преступной была бы политика иллюзий. Красная армия не есть только военная техника. Хлеб и мясо играют на войне не меньшую роль, чем артиллерийские снаряды, лошадь занимает не меньшее место, чем трактор. Живая сила армии имеет своим резервуаром рабочих и крестьян. Настроение трудящихся определяет настроение армии. Сама военная техника, взятая в масштабе большой войны, является функцией всего хозяйства, требует его внутренней согласованности и бесперебойной работы.
Если Сталин пытается оправдать материальные лишения трудящихся, как жертву, приносимую ими на алтарь государственной обороны, то это объяснение столь же фальшиво, как и все бюрократические итоги первой пятилетки. На самом деле размычка сельского хозяйства и промышленности непосредственно бьет по армии и подкашивает волю советского правительства на международной арене. Исключительная наглость японских империалистов, как и свобода действий немецкого фашизма были бы невозможны без острого расстройства советского хозяйства. Сталинская религия пацифизма, женевского, как амстердамского образца, есть религия слабости. Главной защитой пролетарского государства является ныне гниение мирового капитализма. Это очень серьезная, но все же недостаточная защита. Чтоб завоевать инициативу на мировой арене надо оздоровить экономический фундамент советского государства.
Сталинизированный Коминтерн
Тяжелое внутреннее состояние Советского Союза -- если оставить на минуту в стороне сознательное и бессознательное вредительство бюрократии, -- коренится в экономической отсталости страны и в международной изолированности рабочего государства. Но нынешняя изолированность, в свою очередь, является результатом политики Коминтерна. Крикливая переоценка достигнутых в СССР внутренних успехов настолько же преступна, как и недооценка задач международной революции. Шаг за шагом строить советское хозяйство, укрепляя фундамент диктатуры пролетариата и подготовляя элементы будущего социалистического общества, -- это необходимо; но этого недостаточно: если европейская буржуазия разгромит рабочих дубиной фашизма и отодвинет революцию на десятки лет, никакие экономические успехи не спасут Советского Союза. Проблема капиталистического окружения ставит нас лицом к лицу со стратегией и тактикой Коммунистического Интернационала, этой цепью ошибок и преступлений.
Внутри СССР, где сталинская бюрократия располагает могущественными средствами государства, ее политика могла еще в течении ряда лет маскировать свою несостоятельность, расходуя основной капитал революции и не приводя непосредственно к катастрофическим последствиям. На мировой арене, где приходится вести открытую борьбу с социал-демократией, и всеми другими силами буржуазного общества, политика бюрократического центризма успела уже, во всех странах и частях света, обнаружить себя, как работа систематического, хотя и бессознательного саботажа пролетарской революции. Ничего, кроме ошибок, путаницы, деморализации и поражений сталинское руководство не внесло в борьбу международного пролетарского авангарда за последние 10 лет. Болгария, Германия (1923), Эстония и снова Болгария (1924), Китай (период блока с Чан-Кай-Ши, как и вся дальнейшая политика), Англия (Англо-русский комитет), Испания (период революции) -- таков далеко неполный географический перечень поистине вредительских актов центристской бюрократии в сфере международной революции. Возрастающая изолированность Советского Союза не может быть возмещена никакими "пактами о ненападении".
На теле мирового капитализма не осталось живого места. Реформизм исчерпал до дна свою нищенски-лакейскую мудрость, и стоит пред пролетариатом, как обнаженное бессилие и как клейменная измена. В Советском Союзе, -- так утверждают сталинцы, -- пятилетний план выполнен, и социализм окончательно обеспечен. Каких же еще нужно условий Коминтерну, чтоб опрокинуть прогнившие насквозь организации реформизма, собрать вокруг себя пролетарские массы и повести их на завоевание власти? Между тем, оффициальный коммунизм повсюду теряет позиции и влияние, изолируется от масс, вытесняется из профессиональных союзов, секции Коминтерна становятся в лучшем случае проходным двором для безработных.
Трагическим увенчанием международного пораженчества сталинской фракции является ее образ действий в Германии: если бы поставить себе сознательной целью спасти запятнанную преступлениями социал-демократию от распада, парализовать немецкий пролетариат в целом и открыть фашизму кратчайший путь к власти, нельзя было бы придумать тактику, более непосредственно ведущую к цели. Генерала Чан-Кай-Ши Сталин посадил в седло дружеской рукой союзника; Гитлеру он облегчил дорогу к власти, обеспечив разделение труда между социал-демократической и коммунистической бюрократией: обе они, прикрываясь разными словами, вели и ведут политику отступлений, маразма и трусости. Результаты налицо. Служить классовому врагу под видом непримиримой борьбы с ним -- таково проклятие, тяготеющее над центризмом!
Группировки в ВКП(б) и Коминтерн
Ход событий внутри ВКП показывает, что экономический кризис, ставший кризисом революции, все решительнее пробивает себе путь, снизу вверх, через государственный и партийный аппараты.
Тесная сталинская фракция, сплоченная вокруг плебисцитарного "вождя", которому она перестала доверять, делает отчаянные усилия, чтоб отстоять себя. Первое условие для этого -- не дать пробудиться партии. Репрессии против оппозиции приняли ныне столь массовый характер, какого они не имели и в 1928 году, когда обещано было раз и навсегда "ликвидировать" всякую оппозицию. Главные удары направляются, разумеется, против большевиков-ленинцев, единственной фракции, авторитет которой неизмеримо вырос и продолжает расти.
Для положения в партии особенно знаменательны два новейших факта: аресты и высылки капитулировавших около четырех лет тому назад вождей левой оппозиции и полная, окончательная капитуляция вождей правой оппозиции. Через несколько месяцев после достаточно знаменательной ссылки Зиновьева и Каменева в Сибирь, Сталин арестует И. Н. Смирнова, Преображенского, Уфимцева, Тер-Ваганяна и около сотни связанных с ними бывших левых оппозиционеров. Надо до конца продумать значение этого факта. Дело идет о старых большевиках, которые строили партию, вынесли ее на себе в годы подполья, прошли через Октябрьскую революцию и гражданскую войну и, вместе с нами, создавали фракцию большевиков-ленинцев. Когда Сталин, под гнетом хлебозаготовительных затруднений, совершил резкий поворот в сторону плановой индустриализации и борьбы с кулаком (февраль 1928 г.), влиятельная часть левой оппозиции, устрашенная перспективой раскола, капитулировала перед бюрократией, дав ей в кредит свое доверие. Факт этот имел в свое время крупнейшее политическое значение, укрепив позиции сталинской бюрократии и надолго приостановив приток в ряды левой оппозиции. Ныне итоги опыта честной, искренней, не карьеристской капитуляции подведены: после ссылки Зиновьева и Каменева Сталин арестовал Смирнова, Преображенского, Уфимцева и других! Этому удару по верхушке предшествовали в течении прошлого года аресты многих сотен рядовых капитулянтов, успевших ранее своих вождей вернуться на дорогу левой оппозиции. Поистине громадный сдвиг произошел за последние два года в сознании партии, ибо перегруппировки на верхах являются лишь запоздалым и ослабленным отражением глубоких процессов, происходящих в массах. Мы видим здесь исключительно яркую иллюстрацию могущества правильной и выдержанной политической линии: отдельные лица и группы, даже выдающиеся по своим революционным качествам, отходят иногда, под действием временных условий, в лагерь противника, но ход событий заставляет их в конце концов вернуться под старое боевое знамя.
Совсем иное, но в своем роде не меньшее симптоматическое значение имеет стопроцентная капитуляция Рыкова, Томского и Бухарина. Политическая армия этих вождей простиралась далеко вглубь лагеря враждебных классов. Обострение кризиса революции должно было неизбежно -- мы это не раз предсказывали -- противопоставить большевистскую головку правой оппозиции и ее тяжеловесный контр-революционный хвост. Этот момент наступил. Испуганные настроениями собственных последователей правые лидеры окончательно преклонили колени перед официальным руководством. Им тем легче было совершить эту операцию, что, как ни обострялась моментами междоусобная борьба, она оставалась все же борьбой левого и правого оттенков в лагере бюрократического центризма.
Капитуляция правых вождей отражает таким образом диференциацию правой оппозиции, неоформленной, но несомненно наиболее многочисленной из всех группировок последнего периода. Десятки тысяч рабочих, в том числе и партийных, напуганные экономическим авантюризмом бюрократии, тем естественнее тяготели в сторону правых вождей, что, будучи обмануты всей предшествующей антитроцкистской демагогией, искренне склонны были политику Сталина истолковывать, как прямое применение "троцкизма". Дифференциация правого крыла означает высвобождение этих пролетарских элементов из-под термидорианских влияний и их неизбежное приближение к левой оппозиции, действительная физиономия которой только теперь начинает уясняться массами в свете их собственного опыта.
Политические группировки в партии становятся отчетливее, линии водоразделов резче. "Рабочая оппозиция" и "демократический централизм" фактически сошли тем временем с политической арены. Пролетарские элементы промежуточных оппозиционных формирований последних лет тяготеют к большевикам-ленинцам, единственной фракции, которая имеет ясную, проверенную в огне событий платформу и ни на минуту не склоняла знамени.
Аналогичный процесс, хотя и не столь яркий, наметился и в международном масштабе. В то время, как правящий центризм, не смеющий даже поставить вопрос о международном конгрессе, перестал давать какие бы то ни было ответы на самые жгучие вопросы мировой революции; в то время, как правое крыло (брандлерианцы), под действием центробежных законов оппортунизма, окончательно перестало существовать, как интернациональное течение, -- большевики-ленинцы, и только они, оказались способны в нынешних труднейших условиях созвать международное совещание, которое дало отчетливый ответ на самые важные и спорные проблемы мирового рабочего движения за весь послеленинский период.
Как бы ни пошло в ближайшие годы развитие мировой пролетарской революции, -- а это зависит непосредственно от исхода борьбы с фашизмом в Германии и от перемены курса в СССР, -- для левой оппозиции в международном масштабе открылась эпоха обеспеченного подъема. Пятидесятилетие со дня смерти Маркса чествуется официальными торжествами в двух лагерях, реформизма и центризма. Но судьба революционно-марксистской, т.-е. подлинно большевистской политики отныне неразрывно связана с судьбой левой коммунистической оппозиции.
Капитальный ремонт хозяйства
Большевики-ленинцы исходят в оценке возможностей и задач советского хозяйства не из пустой абстракции социализма в отдельной стране, а из реального исторического процесса в его мировых связях и в его живых противоречиях. Только заложенные Октябрьской революцией основы могут оградить страну от судьбы Китая и Индии и обеспечить уже в нынешнюю переходную эпоху серьезные успехи на пути превращения капиталистического общества в социалистическое. Разговоры о том, будто мы "отрицаем" пролетарский характер Октябрьской революции представляют собою смесь схоластики, невежества и вранья. Суть в том, что на социальных и политических основах Советского Союза можно вести разную политику. Остается еще решить: какую именно?
Чтоб лечить расстроенное эпигонским руководством хозяйство, т.-е. смягчать диспропорции, укреплять связь города и деревни, создавать устойчивую денежную единицу, улучшать положение трудящихся, надо прежде всего вырваться из бюрократической путаницы и лжи. Общий характер хозяйственных мероприятий, которые диктуются сегодняшней обстановкой, правильнее всего выразить словом отступление. Именно потому, что колхозы захватили сразу слишком широкое поле, у рабочего государства не может хватить средств для противодействия распаду колхозов. Меры принуждения неизбежно обнаружат свое бессилие. Единственно правильным образом действий будет уступить в количестве, выиграв в качестве. В политической плоскости ту же задачу можно формулировать иначе: уступив пространство, выиграть во времени.
Опираясь на сельско-хозяйственных рабочих, на лучшие колхозы и лучших колхозников, надо проверить силу центробежных тенденций в колхозах и открыть этим тенденциям экономически разумный выход. Надо сохранить и развить те колхозы, которые доказали свою жизнеспособность, или, по состоянию наличных ресурсов и заинтересованности своих членов, могут стать жизнеспособными в ближайшее время.
Сталинцы повторят, конечно, что наша готовность от 60% коллективизации отступить к 40%, может быть даже к 25% (процент должен быть экономически прощупан, а не бюрократически назначен заранее), означает "капитуляцию", "восстановление капитализма" и пр. Почему же, однако, эти храбрецы не довели свою коллективизацию до 100%, как собирались? Почему та линия, на которой в известный момент, уже в процессе отступления, задержался авантюризм, должна быть объявлена священной? Не нужно пугаться мнимо-революционного улюлюканья со стороны бюрократии. Отступать без боя от революционных завоеваний равносильно измене. Отступать от бюрократических авантюр есть требование революционного реализма. В отношении сельского хозяйства надо во что бы то ни стало и прежде всего восстановить правило: руководить, но не командовать!
Дифференциация крестьянства неизбежна еще в течении длительного периода: будут преуспевающие и бедняцкие колхозы, внутри отдельных колхозов будут не только сохраняться, но, при развитии производительных сил, и возрастать значительные социальные различия. А сверх того существуют 10 миллионов индивидуальных хозяйств! Нужно добиться такого соглашения с крестьянским массивом, чтоб "раскулаченный" кулак перестал быть вождем крестьянства против советского государства. Надо договориться с мужиком. Надо пойти на уступки середняку. Налоговая, кредитная и кооперативная системы, политика машинно-тракторных станций и пр., не лишая ни индивидуальных крестьян, ни преуспевающих колхозов, ни более зажиточных колхозников стимула к дальнейшему накоплению, должны в то же время экономически укреплять низы деревни. Надо решительно, полностью и окончательно отказаться от безумия механической ликвидации кулачества. Надо понять и признать, что кулачество существует не в качестве "осколков" и "психологических пережитков", а как экономический и социальный фактор. Надо вернуться к политике систематического ограничения эксплоататорских тенденций кулачества -- всерьез и надолго, практически до победы пролетариата на Западе.
С успехом такая комбинированная система действий сможет применяться лишь в том случае, если малоимущие слои крестьянства будут объединены в Союз бедноты, главную опору партии в деревне.
Темпы индустриализации надо подчинить задаче восстановления динамического равновесия хозяйства в целом. Надо отказаться от развития плановых ошибок только потому, что они освящены вчерашними постановлениями. Надо радикально пересмотреть программы капитальных работ, немедленно приостановив все те, которые явно не по силам стране. Сегодняшняя неизбежная потеря миллиардов оградит от завтрашней потери десятков миллиардов. Она может оградить от худшего: от катастрофы.
Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что 16% промышленного роста в 1933 году, установленные в заботе о том, чтоб не слишком резко ломать вчерашние авантюристские начинания, окажутся совершенно непосильными. В 1932 году промышленность поднялась лишь на 8 1/2% -- вместо намеченных по плану 36%. Из этих реальных достижений 1932 года надо исходить, чтобы, постепенно упрочивая почву под ногами, подниматься к более высоким коэффициентам.
Освобожденные путем снижения темпов средства необходимо сейчас же направить отчасти в фонд потребления, отчасти в легкую промышленность. "Надо любой ценою улучшить положение рабочих" (Раковский). Во время строительства социализма люди должны жить по человечески. Дело идет не о военном походе, не о субботнике, не об отдельном чрезвычайном напряжении сил, а о перспективе десятилетий. Социализм есть работа для будущих поколений. Но она должна быть поставлена так, чтоб ее могло вынести на своих плечах живущее поколение.
Надо восстановить устойчивую денежную систему, как единственный надежный регулятор планового хозяйства на нынешней стадии его развития. Без этого поезд планового хозяйства будет неизбежно сползать под откос.
За честный партийный режим!
За советскую демократию!Чтоб спасти и укрепить диктатуру, не нужно новой революции. Вполне достаточна глубокая, всесторонне продуманная реформа. Весь вопрос в том, кто будет ее проводить. Это вопрос не о лицах, не о кликах, а о партии.
Что правящая в СССР партия чрезвычайно нуждается в чистке от агентов классового врага, карьеристов, термидорианцев и просто искателей пайков, совершенно очевидно. Но не бюрократической клике произвести эту работу. Очистить себя от чужеродных и враждебных элементов способна только сама возрожденная партия, вернее, ее пролетарское ядро.
Производившееся в течении последних десяти лет удушение партии являлось оборотной стороной непрерывных разгромов левой оппозиции. Невозможно возродить партию, не вернув оппозицию в ее ряды. Таково первое требование, какое мы выдвигаем и которое мы призываем поддержать всех коммунистов, комсомольцев, всех сознательных рабочих.
Мы распространяем этот лозунг и на правую оппозицию. Мы не доверяем отбору Сталина-Меньжинского-Ягоды: их критерием являются не интересы пролетарской революции, а интересы клики. Очищение партии от действительных оппортунистов, не говоря уже о термидорианцах, должно быть произведено открыто и гласно, волею партийных масс.
Дело идет о судьбе партии и советского режима. Важнейшую задачу диктатуры Ленин видел в демократизации управления: "каждая кухарка должна научиться управлять государством". Происходит обратный процесс: число управляющих не расширилось до "каждой кухарки", а сузилось до одного единственного повара, да и то специалиста по острым блюдам. Политический режим стал невыносим для масс, как и имя его носителя становится для них все более ненавистно.
Еще в 1926 году Сталину было сказано, что он явно ставит свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции. За последние шесть лет Сталин очень приблизился к выполнению этой роли. По партии и за ее пределами все шире стелется лозунг "долой Сталина". Причины возникновения и растущая популярность этой "поговорки" не требуют объяснений. Тем не менее, мы считаем самый лозунг неправильным. Вопрос стоит не о Сталине лично, а о его фракции. Правда, она за последние два года крайне сократилась в размерах. Но она включает все же многие тысячи аппаратчиков. Другие тысячи и десятки тысяч, у которых раскрылись глаза на Сталина, продолжают тем не менее поддерживать его из страха перед неизвестностью. Лозунг "долой Сталина" может быть понят, и был бы неизбежно понят, как лозунг низвержения правящей ныне фракции, и шире: аппарата. Мы не хотим не низвергать систему, а реформировать ее усилиями лучших пролетарских элементов.
Разумеется, бонапартистскому режиму единого вождя и принудительно обожающей его массы должен быть и будет положен конец, как самому постыдному извращению идеи революционной партии. Но дело идет не об изгнании лиц, а об изменении системы.
Именно сталинская клика неутомимо пускает слух о том, что левая оппозиция вернется в партию не иначе, как с мечом в руках, и что первым ее делом будет беспощадная расправа над фракционными противниками. Нужно опровергнуть, отвергнуть и разоблачить эту отравленную ложь. Месть не есть политическое чувство. Большевики-ленинцы никогда не руководились ею и меньше всего собираются руководиться в будущем. Мы слишком хорошо знаем те исторические причины, которые загнали десятки тысяч партийцев в тупик бюрократического центризма. Нами руководят соображения революционной целесообразности, а не мести. Мы не делаем заранее никаких изъятий. Мы готовы работать рука об руку с каждым, кто хочет предотвратить катастрофу через восстановление партии.
За честный партийный режим! Это значит: за такой режим, когда члены партии говорят вслух то, что думают; когда нет двурушничества, этой подкладки сталинской монолитности; когда нет пожизненных вождей; когда съезды партии свободно переизбирают все руководящие органы; когда аппарат служит партии, а партия -- пролетариату.
За советскую демократию! Это значит: партия руководит системой пролетарской диктатуры, но не удушает массовые организации трудящихся, а наоборот, ведет к расцвету их инициативы и самостоятельности. Одним из важнейших средств для дисциплированья всех и всяких аппаратов и их подчинения партии, профессиональным союзам и советам должно быть постепенное и последовательное расширение -- на основе показаний опыта -- тайного голосования при выборах исполнительных органов.
Исторически создавшиеся группировки большевистской партии должны обязаться ввести всю свою работу в рамки устава, и при помощи серьезной дискуссии, очищенной от личной травли и клеветы подготовить чрезвычайный съезд партии. Достигнуть этого можно только борьбой. Сотни тысяч большевиков должны поднять голос протеста против узурпаторства клики, попирающей партию и ведущей революцию к гибели. "Даешь честный партийный съезд!". Пусть этот лозунг объединит левую оппозицию со всеми партийцами, которые заслуживают этого имени.
Ту же систему действий необходимо распространить на Коминтерн. Спасти III Интернационал от дальнейшего вырождения и окончательного крушения можно только радикальным изменением всей его политики, прежде всего в Германии. Политический поворот и здесь неотделим от изменения режима. Восстановление левой оппозиции во всех секциях должно стать первым шагом. Демократически подготовленные съезды национальных секций составят второй этап. Завершением явится мировой конгресс Коммунистического Интернационала.
Платформа левой оппозиции по вопросам мировой пролетарской революции, изложенная во многочисленных документах, закреплена в начале февраля текущего года в программных тезисах международной предконференции большевиков-ленинцев. С этой платформой, а не с мечом мести, вернется левая оппозиция в ряды Коминтерна. Эту платформу она положит на стол ближайшего мирового конгресса.
* * *
Два с половиной года тому назад левая оппозиция подала сигнал тревоги по поводу опасности со стороны немецкого фашизма. Сталинская бюрократия, самодовольная и слепая, как всегда, обвинила нас в "переоценке" национал-социализма и даже в "панике". События принесли безжалостную проверку.
Сейчас -- не в первый раз, но с удесятеренной силой -- мы подаем сигнал тревоги по поводу положения в СССР. Здесь непосредственная угроза идет не извне, а изнутри. Главным очагом опасности стал бюрократический центризм.
На борьбу с ним мы зовем всех подлинных революционеров, всех сознательных рабочих, всех ленинцев, оставшихся ленинцами. Задача трудна, и борьба будет стоить жертв. Но ее надо довести до конца. Надо сплачивать ряды, укреплять кадры, расширять сеть связей. Никакие репрессии, никакая провокация, никакой сыск не парализуют наших усилий, ибо работу левой оппозиции в партии все плотнее окутывает атмосфера сочувствия.
Большевики Советского Союза, большевики всего мира! Советское хозяйство в опасности! Диктатура пролетариата в опасности! Международная революция в опасности!
На всех вас, на всех нас ложится неизмеримая ответственность перед историей.
Л. Троцкий.
Принкипо, 3 марта 1933 года.
Раковский о генеральной линии
"Безоговорочное одобрение задним числом, лишенной всякого конкретного содержания генеральной линии не может означать ничего иного, как столь же безоговорочное одобрение наперед любой политики, любого поворота в любую сторону. А ведь поворачивать куда-то придется, и очень скоро!"
Большой успех
К предконференции Левой Оппозиции
Состоявшееся в Париже в начале февраля международное совещание левой оппозиции получило скромное наименование "предконференции". По сути дела это была очень авторитетная конференция. Правда, не все организации могли принять участие в совещании. Но все важнейшие секции были представлены. Уже один тот факт, что ныне, в условиях тягчайшей безработицы, создающей большие финансовые трудности для пролетарских организаций, на конференции не было ни одного "эмигранта" с мандатом, присланным по почте, достаточно характеризует живой характер предконференции: с разных концов Европы и даже из Америки собрались на несколько дней действительные руководители левой оппозиции.
На партконференции были представлены оппозиционные организации одиннадцати стран: СССР, Германии, Франции, Англии, Бельгии, Соединенных Штатов, Греции, Италии, Испании, Болгарии и Швейцарии.
Решения конференции непосредственно выражают интернациональный опыт большевиков-ленинцев.Конференция не извлекала из чернильницы новых откровений. Она не занималась также словесным примирением разных точек зрения. В области основных принципов революционной стратегии конференция только записала, закрепила, узаконила то, что было уже прочно завоевано всеми секциями, всей интернациональной левой оппозицией в течении ряда предшествующих лет критической работы и политической борьбы.
Конференция не приняла законченной платформы. Но она одобрила принципиальные тезисы, которые представляют собою директиву для платформы. Важность этого документа не требует пояснений. За последние годы немало писалось документов, в том числе и официальная программа Коминтерна, с единственной целью: смазать идейные противоречия, примирить непримиримые концепции, оправдать совершенные ошибки и прикрыть колебания руководства ничего не говорящими формулами. Программные тезисы предконференции представляют собою документ совершенно иного типа. Задача тезисов -- показать, чем левая оппозиция отличается от всех других течений и группировок в лагере коммунизма, почему она противостоит им, как особая организация, притом показать не в абстрактных теоретических формулах, допускающих различные истолкования, а в конкретных ссылках на революционный опыт во всех странах мира. В одиннадцати параграфах тезисов нет ни малейшей политической "импровизации": каждая строка представляет лишь заглавие для определенной главы прошлых боев, в которых позиция большевиков-ленинцев непримиримо сталкивалась с позицией бюрократического центризма.
Высшее значение работ конференции в том именно и состоит, что она занималась не пересказом общих мест марксизма и не стратегическим прожекторством, а сжатым резюмированием выводов реального рабочего движения и задач его коммунистического авангарда. Именно в этом и состоит отличие марксистской фракции, как бы малочислена она сегодня ни была, от всех и всяких видов сектантства. Мы не считаем себя призванными дать рабочему движению новые заповеди, извлеченные из сознания дюжины спасителей. Мы извлекаем наши "заповеди" из самого движения рабочего класса. Мы остаемся полностью в исторической традиции марксизма и тем самым пролагаем пути для его дальнейшего развития.
Выработка платформы большевиков-ленинцев остается еще очень большой и ответственной задачей. На ее разрешение придется положить немало коллективного труда. Но трудности на этом пути представляют преимущественно теоретический и литературно-технический характер. Политическое направление платформы предопределено. До выработки и одобрения ее окончательного текста международная левая оппозиция достаточно вооружена документом, который заменяет платформу по наиболее боевым вопросам пролетарской революции.
До принятия на VI конгрессе злополучной программы, слепленной из кусочков Бухариным и Сталиным, Коминтерн опирался на выработанный Лениным документ, известный, как "21 условие". В отличие от программы, годной лишь на слом, ленинский документ и сейчас сохраняет свое не только историческое, но и политическое значение, особенно, поскольку дело идет о размежевании и борьбе со всеми разновидностями центризма социал-демократического происхождения. "11 пунктов", одобренных предконференцией, опираются на 21 условие Ленина и дополняют их соответственно с новым опытом, вооружая пролетарских революционеров критериями для размежевания и борьбы с центризмом коммунистического происхождения. В этом смысле одиннадцать пунктов представляют "11 условий" для принятия в ряды левой оппозициии
Одобренные конференцией тезисы должны быть тщательно проверены, исправлены и дополнены, при активном участии всех секций. Дело не может и не должно, однако, ограничиваться одноактной критикой текста, как документа. Тезисы должны непрерывно и повседневно проверяться в свете политической борьбы. Редактора наших газет, наши ораторы и пропагандисты должны иметь текст тезисов всегда под руками и справляться с ним по всякому сколько-нибудь значительному политическому поводу. Только таким путем можно коллективно исправить отдельные неточности и заполнить существенные пробелы. Только таким путем -- и это не менее важно -- можно выработать действительно органическое единство точки зрения во всех основных вопросах борьбы.
Парадных, словесных, показных "признаний" левой оппозиции не надо. Такими признаниями богат нынешний Коминтерн, где присяга "генеральной линии" и "вождям" развязывает руки для самых неожиданных шатаний и маневров. Мы не противопоставляем святую "генеральную линию" греховному "применению", как христиане противопоставляют дух плоти. Только через плоть познается дух. Только через применение познается действительная ценность генеральной линии. Конференция очень хорошо и твердо напомнила это тем группам и лицам в нашей собственной среде, которые пытались перенести к нам режим двойной бухгалтерии, органически свойственный всякому центризму. Левая оппозиция непримиримо требует единства мысли и действия.
Парижская конференция провела свои работы накануне решительного поворота в Германии, который отразится неминуемо на всем мировом рабочем классе, и прежде всего на судьбе Коминтерна. Как бы ни пошло дальнейшее развитие, хотя бы и самыми тяжкими и мучительными путями, пролетарский авангард окрепнет под ударами и поднимется во весь рост для выполнения своей исторической миссии. Но сталинская бюрократия не оправится и не поднимется никогда. Она еще может держаться силою материальных средств и аппарата. Но как творческая сила в рабочем движении она мертва. Слишком явно и беспорно политика Сталина дополнила политику Вельса, чтоб обеспечить, хотя бы временно, успех политики Гитлера. Слишком ярки, настойчивы и неутомимы были предупреждения со стороны левой оппозиции. Слишком грубы были маневры центристской бюрократии. Слишком трагичны последствия ее преступлений, -- притом на глазах всего мира, в самом сердце Европы! Нет, это не пройдет безнаказанно. Агония бюрократического центризма уже началась. Чем скорее он будет вытеснен революционным марксизмом, тем больше шансов на сохранение преемственности Коммунистического Интернационала и, что еще важнее, тем ближе момент, когда Октябрьская революция, не по своим тенденциям, а на деле вольется в перманентную революцию Европы и всего мира.
Парижская конференция представляет скромный, но крайне важный шаг на этом пути. Большевики-ленинцы всего мира могут поздравить себя с крупнейшим успехом!
Интернациональная левая оппозиция, ее задачи и методы
К предстоящей интернациональной конференции
Задача интернациональной конференции левой оппозиции (большевиков-ленинцев), состоит в том, чтобы принять ясно, и точно формулированную платформу, организационный статут и выбрать руководящие учреждения. Предшествующая теоретическая, политическая и организационная работа левой оппозиции в разных странах, особенно за последние четыре года, создала для разрешения этой задачи достаточные предпосылки.
Основные программные и политические документы левой оппозиции изданы не менее, как на 15 языках. Левая оппозиция располагает 32 периодическими органами в 16 странах. Она реорганизовала и укрепила свои секции в 6 странах и создала за последние три года новые секции в странах. Но самым важным и ценным завоеванием является несомненное повышение теоретического уровня интернациональной левой оппозиции, рост ее идейной сплоченности и революционной инициативы.
Возникновение левой оппозиции в СССР
Левая оппозиция возникла в 1923 году, десять лет тому назад, в стране Октябрьской революции, в правящей партии первого рабочего государства. Задержка в развитии мировой революции вызвала с неизбежностью политическую реакцию в стране Октябрьской революции. Завершенная контр-революция означает смену господства одного класса другим; реакция начинается и развертывается еще при господстве революционного класса. Носительницей противооктябрьской реакции выступала мелкая буржуазия, главным образом верхи крестьянства. Выразительницей реакции явилась близкая к мелкой буржуазии бюрократия. Опираясь на давление мелко-буржуазных масс, она завоевала очень широкую независимость от пролетариата. Подменив фактически программу интернациональной революции националреформизмом, она сделала теорию социализма в отдельной стране своей официальной доктриной. Левое крыло пролетариата попало под удары союза советской бюрократии с мелко-буржуазными, преимущественно крестьянскими массами и отсталыми слоями самих рабочих. Такова диалектика смены ленинизма сталинизмом.
После организационного разгрома левой оппозиции официальная политика окончательно стала политикой эмпирического лавирования между классами. Зависимость бюрократии от пролетариата выражалась, однако, в том, что она, несмотря на ряд своих покушений, не посмела или не смогла опрокинуть основные завоевания Октябрьской революции: национализацию земли, национализацию промышленности, монополию внешней торговли. Более того, почувствовав себя к 1928 году под опасностью со стороны своего мелко-буржуазного союзника, особенно кулака, партийная бюрократия, из страха потерять всякую опору в пролетариате, совершила резкий поворот влево. Крайними плодами зигзага явились: авантюристские темпы индустриализации, сплошная коллективизация и административный разгром кулачества. Вызванное этой безрассудной политикой расстройство хозяйства привело в начале текущего года к новому повороту вправо.
По условиям своего привилегированного положения и административным методам мысли советская бюрократия имеет много общих черт с реформистской бюрократией капиталистических стран. Она гораздо больше склонна доверять "революционному" Гоминдану, "левой" бюрократии британских трэд-юнионов, мелко-буржуазным "друзьям" Советского Союза, либеральным и радикальным пацифистам, чем самостоятельной революционной инициативе пролетариата. Однако, необходимость отстаивать свою позицию в рабочем государстве, приводит советскую бюрократию каждый раз в острые столкновения с реформистской служанкой капитала. Так, в своеобразных исторических условиях из пролетарского большевизма выделилась фракция бюрократического центризма, которая наложила свою тяжелую руку на целую эпоху развития Советской республики и мирового рабочего класса.
Бюрократический центризм есть злейшее извращение рабочего государства. Но и в бюрократически извращенном виде Советский Союз остается рабочим государством. Превращать борьбу против центристской бюрократии в борьбу против центристской бюрократии в борьбу против советского государства, значило бы становиться на одну плоскость со сталинской кликой, которая заявляет: "государство это -- я".
Беззаветная защита Советского Союза от мирового империализма есть настолько элементарная задача каждого революционного пролетария, что по этому вопросу левая оппозиция не допускает в своей среде ни колебаний ни сомнений. Как и до сих пор, она беспощадно будет рвать со всякими группировками и элементами, которые пытаются занимать "нейтральную" позицию между Советским Союзом и капиталистическим миром (Монатт-Лузон во Франции, группа Урбанса в Германии и пр.).
Левая оппозиция в капиталистических странах
Третий Интернационал возник, как непосредственный результат опыта передовых рабочих в империалистской войне и в послевоенной эпохе потрясений, особенно в Октябрьской революции. Это предопределяло руководящую роль русского большевизма в III-м Интернационале, а следовательно, и влияние его внутренних боев на развитие остальных национальных секций. Совершенно неправильно, однако, рассматривать эволюцию Коминтерна за последние десять лет, как простое отражение борьбы фракций в ВКП. В развитии мирового рабочего движения были свои внутренние причины, толкавшие молодые коммунистические секции навстречу сталинской бюрократии.
Первые годы после войны были повсюду, особенно в Европе, временем ожидания близкого низвержения буржуазного господства. Но к моменту, когда разразился внутренний кризис ВКП, европейские секции успели в большинстве своем понести первые крупные поражения и разочарования. Особенно угнетающее действие оказало бессильное отступление немецкого пролетариата в октябре 1923 года. Новая политическая ориентировка стала для большинства коммунистических партий внутренней необходимостью. Когда советская бюрократия, эксплоатируя разочарование русских рабочих в европейской революции, выдвинула национал-реформистскую теорию социализма в отдельной стране, молодая бюрократия других секций вздохнула с облегчением: новая перспектива открывала ей путь к социализму, независимо от хода международной революции. Так внутренняя реакция в СССР совпала с реакцией в капиталистических странах и создала условия для успешной административной расправы центристской бюрократии над левой оппозицией.
В своем дальнейшем движении вправо (официальные) партии наткнулись, однако, на реальный Гоминдан, на реальную бюрократию трэд-юнионов и социал-демократии, подобно тому, как сталинцы наткнулись на реального кулака. Открывшийся после этого новый зигзаг в сторону ультра-левой политики привел к расколу официального большинства Коминтерна на правящий центр и оппозиционное правое крыло.
В лагере коммунизма можно, таким образом, в течение последних лет ясно проследить три основные группировки: марксистское крыло (большевики-ленинцы), центристскую фракцию (сталинцы) и, наконец, правое по существу, право-центристское крыло (брандлерианцы), непосредственно переходящее в реформизм. Политическое развитие почти всех без исключения стран подтвердило, и каждый день подтверждает правильность и жизненность этой классификации.
Для центризма было и остается в высшей степени характерным, что он в течение длительных периодов шел рука об руку с правыми, как принципиально родственным ему течением, но никогда не блокировался с большевиками-ленинцами против правых. Что касается правого крыла, взятого в международном масштабе, то, как всякий оппортунизм, оно отличается крайней разнородностью и противоречивостью своих национальных составных частей, при общей их непримиримой враждебности к большевикам-ленинцам.
В СССР, в условиях диктатуры, при отсутствии легальных оппозиционных партий, правая оппозиция неизбежно становится орудием давления враждебных пролетариату классовых сил: в этом главная опасность правой оппозиции; с другой стороны, сознание этой опасности парализует тех вождей правой оппозиции, которые всем своим прошлым связаны с партией. В капиталистических странах, где вправо от коммунистической партии располагаются все оттенки реформизма, правое крыло (брандлерианцы) не имеет никакого поля деятельности. Свои массовые организации, поскольку они у него были, правая оппозиция везде прямо или косвенно передает социал-демократии (Чехословакия, Швеция), за вычетом революционных элементов, которые находят дорогу к большевикам-ленинцам (Чехословакия, Польша). Сохраняющиеся еще там и здесь независимые брандлерианские кадры (Германия, С. Штаты), строят свои расчеты на том, что их раньше или позже помилует и призовет сталинская бюрократия, и во имя этой перспективы ведут против левой оппозиции кампанию лжи и клеветы совершенно в духе сталинизма.
Основные положения левой оппозиции
Международная левая оппозиция стоит на почве первых четырех конгрессов Коминтерна. Это не значит, что она клянется каждой буквой их решений, из которых некоторые имели чисто коньюнктурный характер, и в отдельных практических выводах оказались опровергнуты дальнейшей практикой. Но все основные постановления (отношение к империализму и буржуазному государству, к демократии и к реформизму; проблема восстания; диктатура пролетариата; отношение к крестьянству и к угнетенным нациям; советы; работа в профессиональных союзах; парламентаризм; политика единого фронта) остаются и сейчас высшим выражением пролетарской стратегии в эпоху кризиса капитализма.
Левая оппозиция отвергает ревизионистские постановления 5 и 6 конгрессов, и считает необходимым радикальную переработку программы Коминтерна, в которой золото марксизма совершенно обесценено лигатурой центризма.
В соответствии с духом и смыслом решений первых четырех конгрессов и в дальнейшее развитие этих решений интернациональная левая оппозиция выдвигает, развивает теоретически и проводит практически следующие принципы:
1. -- Независимость пролетарской партии, всегда и при всех условиях; осуждение политики 1924-1928 г.г. в отношении Гоминдана; осуждение политики Англо-русского комитета; осуждение теории Сталина о двух-составных рабоче-крестьянских партиях и всей практики, основанной на этой теории; осуждение политики амстердамского конгресса, где компартия растворилась в пацифистском болоте.
2. -- Признание интернационального, тем самым перманентного характера пролетарской революции; отвержение теории социализма в отдельной стране, как и дополняющей ее политики национал-большевизма в Германии (платформа "национального освобождения").
3. -- Признание советского государства как рабочего государства, несмотря на возрастающие извращения бюрократического режима. Безусловное обязательство каждого рабочего защищать советское государство, как от империализма, так и от внутренней контр-революции.
4. -- Осуждение хозяйственной политики сталинской фракции, как в стадии экономического оппортунизма 1923-1928 г.г. (борьба против "сверх-индустриализаторов" и ставка на кулака), так и в стадии экономического авантюризма 1928-1932 г.г. (непосильные темпы индустриализации, сплошная коллективизация, административная ликвидация кулачества как класса). Осуждение преступной бюрократической легенды, будто Советский Союз уже "вступил в социализм". Признание необходимости возвращения к реалистической хозяйственной политике ленинизма.
5. -- Признание необходимости систематической коммунистической работы в массовых пролетарских организациях, особенно в реформистских профсоюзах. Осуждение теории и практики РГО в Германии и аналогичных образований в других странах.
6. -- Отвержение формулы "демократической диктатуры пролетариата и крестьянства", как особого режима, отличающегося от диктатуры пролетариата, ведущего за собою крестьянские и вообще угнетенные массы. Отвержение антимарксистской теории мирного "перерастания" демократической диктатуры в социалистическую.
7. -- Признание необходимости мобилизации масс под переходными лозунгами, отвечающими конкретной обстановке каждой страны и, в частности, под демократическими лозунгами, поскольку дело идет о борьбе с феодальными условиями, с национальным угнетением или с различными видами открытой империалистской диктатуры (фашизм, бонапартизм и пр.).
8. -- Признание необходимости развернутой политики единого фронта, по отношению к массовым рабочим организациям, как профессиональным, так и политическим, включая и социал-демократию, как партию. Осуждение ультиматистского лозунга "только снизу", означающего на практике отказ от политики единого фронта, а следовательно и отказ от создания советов. Осуждение оппортунистического применения политики единого фронта, как в Англо-русском комитете (блок с вождями без масс и против масс); двойное осуждение политики нынешнего немецкого ЦК, соединяющего ультиматистский лозунг "только снизу" с оппортунистической практикой случайных парламентских сделок с социал-демократическими верхами.
9. -- Отрицание теории социал-фашизма и всей связанной с ней практики, как идущей на пользу, с одной стороны, фашизму, с другой, социал-демократии.
10. -- Различение в лагере нынешнего коммунизма трех группировок: марксистской, центристской и правой; признание недопустимости политических союзов с правыми против центризма; поддержка центризма против классовых врагов; непримиримая и систематическая борьба против центризма и его политики зигзагов.
11. -- Признание партийной демократии не на словах, а на деле; беспощадное осуждение плебисцитарного сталинского режима (попрание мысли и воли партии, узурпаторство, злостная дезинформация партии и пр.).
Перечисленые выше основные положения, имеющие решающее значение для пролетарской стратегии в нынешнюю эпоху, непримиримо противопоставляют левую оппозицию правящей ныне центристской фракции в СССР и Коминтерне. Признание этих положений, на основе решений первых четырех конгрессов Коминтерна, является необходимым условием допущения отдельных организаций, групп и лиц в состав интернациональной левой оппозиции.
Фракция, а не партия
Интернациональная левая оппозиция считает себя фракцией Коминтерна, как отдельные национальные секции -- фракциями национальных компартий. Это значит, что организационный режим, созданный сталинской бюрократией, левая оппозиция не считает окончательным. Наоборот, она ставит своей целью вырвать знамя большевизма из рук узурпаторской бюрократии и восстановить Коммунистический Интернационал на основах Маркса и Ленина. Что такая политика является единственно правильной в данных условиях, это одинаково подтверждается и теоретическим анализом и опытом истории.
Несмотря на то, что особые условия развития России привели большевизм к окончательному разрыву с меньшевизмом уже в 1912 году, большевистская партия продолжала входить во II-й Интернационал до конца 1914 года. Понадобился урок мировой войны, чтобы поставить вопрос о новом Интернационале; понадобилась Октябрьская революция, чтоб осуществить новый Интернационал.
Такого рода историческая катастрофа, как крушение советского государства, унесла бы с собою, разумеется, и III-й Интернационал. Точно также победа фашизма в Германии и разгром германского пролетариата вряд ли позволили бы Коминтерну пережить последствия своей гибельной политики. Но кто в лагере революции посмеет сейчас утверждать, что крушение советской власти или победа фашизма в Германии неизбежны и непредотвратимы? Во всяком случае, не левая оппозиция. Ее политика, наоборот, целиком направлена на то, чтоб оградить Советский Союз от питаемой центризмом опасности термидора и помочь немецкому пролетариату не только справиться с фашизмом, но и овладеть властью. Стоя на почве Октябрьской революции и III-го Интернационала, левая оппозиция отвергает идею параллельных коммунистических партий.
Ответственность за раскол коммунизма лежит целиком на сталинской бюрократии. Большевики-ленинцы в любой момент готовы вернуться в состав Коммунистического Интернационала и строго соблюдать дисциплину действия, ведя в то же время, на основе партийной демократии, непримиримую борьбу против бюрократического центризма. Но сегодня, в условиях раскола, наша принадлежность к Коммунистическому Интернационалу может выражаться не в нашем организационном самоограничении, не в отказе от самостоятельной политической инициативы и от массовой работы, а в самом содержании нашей политики. Левая оппозиция не приспособляется к сталинской бюрократии, не замалчивает ее ошибок и преступлений, наоборот, подвергает их непримиримой критике. Но цель этой критики состоит не в том, чтобы противопоставить существующим коммунистическим партиям конкурирующие партии, а в том, чтоб привлечь на свою сторону основное пролетарское ядро официальных партий и таким образом возродить их на марксистской основе.
Ярче и острее всего этот вопрос стоит в СССР. Политика второй партии означала бы там политику вооруженного восстания и новой революции. Политика фракции означает курс на внутреннюю реформу партии и рабочего государства. Вопреки клевете сталинской бюрократии и ее подголосков, оппозиция остается полностью и целиком на пути реформы.
Наше отношение к Коммунистическому Интернационалу определяется названием нашей фракции: левая оппозиция. Содержание наших идей и методов достаточно точно характеризуется именем большевиков-ленинцев. Каждая из секций должна нести эти два взаимно дополняющих друг друга названия.
Очищение рядов левой оппозиции и состав интернациональной конференции
Левая оппозиция может расти и крепнуть, только очищая свои ряды от случайных и чужеродных элементов.
Революционное возбуждение после войны не только охватило молодые поколения пролетариата, но и оживило различные сектантские группировки, искавшие выхода на путях анархизма, синдикализма, чистого пропагандизма и пр. В Коммунистическом Интернационале многие из них надеялись найти арену для своих путанных идей. К знамени коммунизма примкнули также многочисленные элементы мелко-буржуазной богемы, выбитые войной и послевоенными потрясениями из колеи. Из этой пестрой партизанской армии часть растворилась в коммунизме, войдя в состав аппарата: из браконьеров не раз уже выходили лучшие жандармы. Недовольные же либо сразу вернулись в первоначальное политическое небытие, либо попытались по пути примкнуть к оппозиции. Такого рода элементы готовы принять на словах самые лучшие принципы под условием, чтоб это не мешало им оставаться добрыми буржуа (Паз и Ко), не обязывало их ни к какой дисциплине мысли и действия (Суварин) или к отказу от синдикалистских и иных предрассудков (Росмер).
Приступив к собиранию своих рядов в национальном, как и интернациональном масштабе, левая оппозиция не могла первоначально не исходить из тех разношерстных группировок, которые имелись в наличности. Для основного ядра интернациональной левой было, однако, ясно, с самого начала, что механическое сочетание отдельных групп, причисляющих себя к левой оппозиции, допустимо лишь, в качестве исходной позиции, чтобы затем, на основе теоретической и политической работы и внутренней критики, произвести необходимый отбор. Действительно, последние четыре года были для интернациональной левой оппозиции временем не только ее теоретического самоуяснения и углубления в почву отдельных стран, но также и ее очищения от чужеродных, сектантских и авантюристских элементов международной богемы, без принципиальной позиции, без серьезной преданности делу, без связей с массами, без чувства ответственности и дисциплины, но тем более чутких к голосу карьеризма Ландау, Миль, Греф, Вель и другие разновидности того же основного типа).
Принцип партийной демократии отнюдь не равнозначащ с принципом открытых дверей. Левая оппозиция никогда не требовала от сталинцев, чтоб те превратили партию в механическую сумму фракций, групп, сект и индивидуальностей. Мы обвиняем центристскую бюрократию в том, что она ведет ложную по существу политику, которая приводит ее на каждом шагу в противоречие с цветом пролетариата, и что выход из этих противоречий она ищет на пути удушения партийной демократии. Между организационной политикой бюрократического центризма и его "генеральной линией" существует неразрывная связь. В противовес сталинизму левая оппозиция является носительницей теории марксизма и стратегических завоеваний ленинизма в мировом рабочем движении. Что касается принципиальных методов, то левая оппозиция не порывала до сих пор ни с одной группой, даже ни с одним отдельным товарищем, не исчерпав всех методов идейного воздействия. Именно поэтому проделанная ею работа революционного отбора кадров имеет органический и устойчивый характер. Проверяя и дальше всех и каждого на основе фактической работы, левая оппозиция должна довести очищение своих рядов от чужеродных элементов до конца, ибо, как показал опыт, только таким путем она расширяет и воспитывает свои пролетарские кадры. Интернациональная конференция может лишь опереться на проделанную работу, чтоб закрепить и углубить ее результаты.
Предложение созвать интернациональную конференцию из всех и всяких групп, причисляющих себя к левой оппозиции (группы Ландау и Росмера "Манруф", "Спартакос", группа Вейсборда и пр.), означает попытку повернуть колесо назад и свидетельствует о полном непонимании условий и законов развития революционной организации и методов отбора и воспитания ее кадров. Предконференция не только отвергает, но и осуждает такое предложение, как в корне противоречащее организационной политике марксизма.
О партийной демократии
Возникнув из небольших пропагандистских групп, секции левой оппозиции превращаются постепенно в рабочие организации. Этот переход выдвигает на первый план задачи партийной демократии. Тот порядок, когда несколько близких товарищей, с полуслова понимающих друг друга, решали все вопросы находу, должен окончательно уступить место правильным организационным отношениям.
Основой партийной демократии является своевременная и достаточно полная информация всех членов организации обо всех важнейших вопросах ее жизни и борьбы. Дисциплина может опираться только на сознательное усвоение всеми членами организации ее политики и на доверии к руководству. Такое доверие завоевывается лишь постепенно, в процессе совместной борьбы и взаимного воздействия. Железную дисциплину, которая необходима, нельзя создать голым командованием. Революционная организация не может отказаться от репрессий в отношении недисциплинированных и дезорганизаторских элементов; но репрессии могут применяться лишь как крайние меры, притом при условии твердой опоры в общественном мнении большинства организации.
Нередкие практические возражения насчет "потери времени" при соблюдении демократических методов являются близоруким оппортунизмом. Воспитание и сплочение организации представляет важнейшую задачу, для решения которой нельзя щадить ни времени ни сил. К тому же партийная демократия, как единственно вообще мыслимая гарантия против беспринципных конфликтов и немотивированных расколов, в последнем счете не увеличивает, а сокращает накладные условия развития. Только при постоянном и добросовестном соблюдении методов демократии руководство может в действительно неотложных случаях предпринимать важнейшие шаги за собственной ответственностью, не вызывая этим ни потрясений ни недовольства.
Предконференция вменяет в обязанность Секретариату внимательно наблюдать за проведением принципов партийной демократии, как по существу, так и по форме, как внутри каждой секции, так и во взаимоотношениях между Секретариатом и секциями, в частности и в особенности в деле подготовки интернациональной конференции.
Левая оппозиция в Италии
Отношение к бордигистам
Так называемая левая фракция итальянских коммунистов (группа "Прометео", или бордигисты), имеет свою традицию, резко отличную от традиции большевиков-ленинцев. Возникнув в борьбе против оппортунизма старой итальянской социалистической партии, бордигисты сразу стали на позицию анти-парламентаризма и ультиматизма, оставаясь в оппозиции к Коминтерну уже в период первых четырех конгрессов. Формальное отречение от антипарламентаризма, последовавшее после второго конгресса, не изменило по существу политики бордигистов. Отрицание борьбы за демократические лозунги при всех и всяких условиях, и отказ от политики единого фронта по отношению к социал-демократии -- сейчас, в 1933 году, после грандиозного опыта во всех странах мира -- достаточно свидетельствует о сектантском характере группы "Прометео". Претендуя на роль самостоятельного марксистского течения, фракция бордигистов обнаружила полную неспособность к воздействию на развитие официальной итальянской партии. Новая марксистская группировка внутри этой последней (НОИ) сложилась полностью на основе идей интернациональной левой оппозиции. Столь же ярким признаком сектантского характера группы "Прометео" является ее абсолютная неспособность, несмотря на более, чем десятилетнее существование, перебросить свое влияние в другие страны. Национальная ограниченность бордигизма является самым жестоким и беспощадным его осуждением с точки зрения марксизма.
Интернациональная левая, в этом случае, как и в других, сделала все, чтоб облегчить бордигистам ассимиляцию с большевиками-ленинцами. Гигантские события, разворачивавшиеся за последние годы в Китае, в Испании, в Германии дали исчерпывающую проверку разногласий в вопросах о демократических лозунгах и политике единого фронта. Каждый критический удар, который левая оппозиция наносила в этой борьбе сталинцам, падал рикошетом на бордигистов. Три года совместного существования, критики идей и критики событий, не принесли никакого сближения. Остается сделать необходимые выводы. В рамках массовой партии сосуществование с бордигистами было бы, разумеется, возможным, при условии крепкой дисциплины действия; но в рамках фракции, совершенно недопустимо, особенно после всего проделанного опыта, поддерживать фикцию единства с чужеродной группой, идейно неподвижной и сектантски замкнутой.
Сами бордигисты никогда не относились лойально к нашей интернациональной организации. Обязав всех своих членов, независимо от их индивидуальных мнений, выступать и голосовать на собраниях и конференциях интернациональной оппозиции не иначе, как в духе большинства своей фракции, группа "Прометео" поставила тем национальную дисциплину выше интернациональной и нарушила не только принципы демократического централизма, но и принципы интернационализма. Это одно показывает, что бордигисты никогда по существу не являлись органической частью левой оппозиции. Если они держатся, тем не менее, за свою формальную принадлежность к интернациональной левой, то только потому, что этим маскируется характер их группы, как чисто национальной секты. Но политика марксизма не есть политика маскировки. Отдавая должное искренности и революционной преданности многих бордигистов, интернациональная левая оппозиция считает, однако, что наступил момент открыто заявить: группа "Прометео" не входит в состав интернациональной левой.
Единственной секцией большевиков-ленинцев для Италии является новая итальянская оппозиция (НОИ).
Левая оппозиция в Австрии
Австрийская группа Фрея, сперва вступившая в состав нашей интернациональной организации, затем вышедшая из нее, снова пытавшаяся вступить, но отказавшаяся дать сведения о своем составе и прервавшая, по собственной инициативе, переговоры, показала всем своим поведением, что ей совершенно чужды задачи и цели левой оппозиции, и что международное знамя большевиков-ленинцев нужно ей лишь, как прикрытие для ее безнадежного прозябания. Предконференция устанавливает, что интернациональная левая оппозиция не несет за группу Фрея ни прямой ни косвенной ответственности.
Секретариату поручается принять меры к тому, чтобы, при непосредственном содействии германской секции, развить и укрепить в Австрии самостоятельную секцию левой оппозиции.
Перед решением
Лагерь контрреволюции
Правительственные смены со времени Брюнинга показывают, насколько бессодержательна и пуста универсальная философия фашизма (сухого фашизма, национального фашизма, социального фашизма, левого социал-фашизма), которою сталинцы перекрывают всех и все, кроме самих себя. Имущие верхи слишком малочисленны и слишком ненавистны народу, чтоб править от собственного имени. Им нужно прикрытие: традиционно-монархическое ("божьей милостью"), либерально-парламентарное ("суверенитет народа"), бонапартистское ("беспристрастный посредник"), или, наконец, фашистское ("гнев народа"). Монархию у них отняли война и революция. Четырнадцать лет они, благодаря реформистам, держались на костылях демократии. Когда парламент, под напором классовых противоречий, раскололся пополам, они попытались спрятаться за спину президента. Открылась глава бонапартизма, т. е. бюрократически-полицейской власти, которая стоит над обществом и держится относительным равновесием двух противоположных лагерей.
Через переходные правительства Брюнинга и Папена бонапартизм, в лице генерала Шлейхера, принял наиболее чистую форму, -- но только для того, чтоб тут же раскрыть свою несостоятельность. Все классы с враждой, недоумением или тревогой глядели на эту загадочную политическую фигуру, похожую на вопросительный знак с генеральскими эполетами. Но главная причина неудачи Шлейхера, как впрочем и его предшествовавших успехов, лежала не в нем самом: пока лагерь революции и лагерь контр-революции еще не измерили своих сил в борьбе, бонапартизм не может быть устойчивым. К тому же страшный промышленный и аграрный кризис, который нависает над страною кошмаром, не облегчает бонапартистской эквилибристки. Правда, на первый взгляд пассивность пролетариата чрезвычайно содействовала задачам "социального генерала". Но оказалось не так: именно эта пассивность ослабила сковывавший имущие классы обруч страха и позволила выйти наружу раздирающим их антагонизмам.
Экономически германское сельское хозяйство ведет паразитарное существование и является тяжелым ядром на ногах промышленности. Но узкий социальный базис промышленной буржуазии делает для нее политически необходимым сохранение "национального" земледелия, т.-е. класса юнкеров и богатых крестьян, со всеми зависимыми от них слоями. Основоположником этой политики был Бисмарк, который крепко связал аграриев и промышленников военными победами, золотой контрибуцией, высокими барышами и -- страхом перед пролетариатом. Но время Бисмарка отошло в вечность. Сегодняшняя Германия исходит не из побед, а из поражения. Не ей Франция платит контрибуцию, а она платит Франции. Разлагающийся капитализм не дает прибылей и не открывает перспектив. Единственным цементом имущих классов остается страх перед рабочими. Но германский пролетариат, по вине своего руководства, оказался в самый критический период парализованным -- и антагонизмы среди имущих классов прорвались наружу. При выжидательной пассивности левого лагеря, социальный генерал пал под ударом справа.
Верхушка имущих классов подвела после этого свой правительственный баланс; в пассиве -- раскол в собственных рядах; в активе -- восьмидесятипятилетний фельдмаршал. Что оставалось дальше? Ничего, кроме Гугенберга. Если Шлейхер представлял чистую идею бонапартизма, то Гугенберг представляет чистую идею собственности. Генерал кокетничал, отказываясь отвечать на вопрос, что лучше: капитализм или социализм; Гугенберг без околичностей заявляет, что нет ничего лучше остэльбского юнкера на троне. Земельная собственность есть самая коренная, самая тяжеловесная, самая устойчивая форма собственности. Если экономически немецкое землевладение является содержанкой индустрии, то политически борьбу собственников против народа должен был возглавить именно Гугенберг.
Так, режим высшего третейского судьи, возвышающегося над всеми классами и партиями, подвел вплотную к господству немецко-национальной партии, наиболее своекорыстной и жадной клики собственников. Правительство Гугенберга означает квинт-эссенцию социального паразитизма. Но именно поэтому, когда оно стало необходимым, оно, в чистом своем виде, оказалось невозможным. Гугенбергу нужно прикрытие. Сегодня он не может еще спрятаться под мантией кайзера, -- ему приходится прибегнуть к коричневой рубахе наци. Если нельзя через монархию добыть для собственности санкцию высших небесных сил, остается прикрыться санкцией реакционной и разнузданной черни.
Приобщение Гитлера к власти преследовало двойную цель: во-первых, украсить камарилью собственников вождями "национального движения", во-вторых: поставить в непосредственное распоряжение собственников боевые силы фашизма.
Не с легким сердцем высокопоставленная клика пошла на сделку с дурно-пахнущими фашистами. За разнузданными выскочками стоит много, слишком много кулаков: в этом опасная сторона коричневых союзников; но в этом же и их основное, вернее, единственное преимущество. И это преимущество решает, ибо время ныне такое, когда защита собственности обеспечивается не иначе, как кулаками. Без национал-социалистов обойтись никак невозможно. Но нельзя передать им и действительную власть: угроза со стороны пролетариата сегодня еще не так остра, чтобы верхи могли сознательно провоцировать гражданскую войну с загадочным исходом. Этому новому этапу в развитии социального кризиса в Германии отвечает новая правительственная комбинация, в которой военные и хозяйственные посты удерживаются в руках господ, а плебеям отведены декоративные или второстепенные посты. Неофициальная, но тем более действительная функция фашистских министров: держать в страхе революцию. Однако, разгром и истребление пролетарского авангарда фашисты должны производить не иначе, как в пределах, указанных представителями аграриев и промышленников. Таков план. Но как сложится его выполнение?
Правительство Гугенберга-Гитлера заключает в себе сложную систему противоречий: между традиционными представителями аграриев, с одной стороны, и патентованными представителями крупного капитала, с другой; между теми и другими, с одной стороны, и оракулами реакционной мелкой буржуазии, с другой. Комбинация крайне неустойчива. В нынешнем своем виде она долго не продержится. Что пришло бы ей на смену в случае ее распада? Так как главные орудия власти не в руках Гитлера, и так как он достаточно доказал, что, наряду с ненавистью к пролетариату, в его костях глубоко сидит страх перед имущими классами и их учреждениями, то нельзя совершенно исключить возможность того, что социальные верхи, в случае разрыва с наци, попытаются снова отступить на президентски-бонапартистский путь. Однако, вероятность такого варьянта, который мог бы, к тому же, иметь лишь эпизодический характер, крайне незначительна. Несравненно более вероятно дальнейшее развитие кризиса в сторону фашизма. Гитлер, в качестве канцлера, означает столь прямой и открытый вызов по адресу рабочего класса, что массовая реакция, в худшем случае, ряд разрозненных реакций, совершенно неизбежны. А этого достаточно для того, чтоб фашисты выдвигались на первые места, оттесняя своих слишком тяжеловесных менторов. При одном условии: если сами фашисты устоят на ногах.
Приход Гитлера к власти, несомненно, страшный удар для рабочего класса. Но это еще не окончательное, не безвозвратное поражение. Враг, которого можно было разбить, когда он только поднимался вверх, занял сегодня целый ряд командующих постов. Это большое преимущество на его стороне, но битвы еще не было. Занятие выгодных позиций само по себе еще не решает, -- решает живая сила.
Рейхсвер и полиция, стальная каска, ударные отряды наци представляют собой три самостоятельных армии на службе имущих классов. Но по самому смыслу нынешней правительственной комбинации эти армии не объединены в одних руках. Рейхсвер, не говоря уж о стальной каске, не в руках Гитлера. Его собственные вооруженные силы представляют проблематическую величину, которая еще только подлежит проверке. Его миллионные резервы -- человеческая пыль. Гитлеру, для овладения полнотой власти, нужно провоцировать подобие гражданской войны (подлинной гражданской войны он боится сам. Его солидные коллеги по министерству, располагающие рейхсвером и стальной каской, предпочитали бы задушить пролетариат "мирными" средствами. Они гораздо менее склонны провоцировать малую гражданскую войну -- из страха перед большой. От министерства, возглавляемого фашистским канцлером, до полной победы фашизма остается таким образом еще не малый путь. Это значит: в распоряжении революционного лагеря еще есть время. Какое? Его нельзя вычислить заранее. Его можно только измерять боями.
Лагерь пролетариата
Когда официальная компартия говорит, что социал-демократия является важнейшей опорой буржуазного господства, то она повторяет лишь ту мысль, которая являлась исходной позицией при организации III Интернационала. Социал-демократия голосует за капиталистический режим, когда буржуазия приобщает ее к власти. Социал-демократия толлерирует (терпит) любое буржуазное правительство, которое толлерирует социал-демократию. Но и полностью отброшенная от власти, социал-демократия продолжает поддерживать буржуазное общество, рекомендуя рабочим беречь свои силы для боев, к которым она никогда не собирается призвать. Парализуя революционную энергию пролетариата, социал-демократия дает возможность буржуазному обществу жить в условиях, когда оно уже не в силах жить, и тем превращает фашизм в политическую необходимость. Самый призыв Гитлера к власти исходит от избранного голосами социал-демократических рабочих гогенцоллернского фельдмаршала! Политическая цепь, которая ведет от Вельса к Гитлеру, имеет совершенно наглядный персональный характер. На этот счет среди марксистов не может быть двух мнений. Но вопрос идет не о том, чтоб истолковывать политическую ситуацию, а о том, чтоб революционно преобразовать ее.
Вина сталинской бюрократии не в том, что она "непримирима" по отношению к социал-демократии, а в том, что ее непримиримость политически бессильна. Из того факта, что большевизм, под руководством Ленина, победил в России, сталинская бюрократия выводит "обязанность" немецкого пролетариата собраться вокруг Тельмана. Ее ультиматум гласит: пока немецкие рабочие не признают коммунистического руководства, авансом, априорно и безоговорочно, они не смеют и думать о серьезных боях. Сталинцы выражаются иначе. Но все оговорки, ограничения, ораторские уловки не меняют ничего в основном характере бюрократического ультиматизма, который помог социал-демократии довести Германию до Гитлера.
История немецкого рабочего класса, начиная с 1914 года, представляет самую трагическую страницу новой истории. Какие потрясающие измены его исторической партии, социал-демократии, и какая неумелость и какое бессилие его революционного крыла! Но незачем так далеко отходить назад. За последние два-три года фашистского прибоя, политика сталинской бюрократии представляла не что иное, как цепь преступлений, которые буквально спасали реформизм и тем подготовляли дальнейший успех фашизма. Сейчас, когда враг уже занял важные командные высоты, неотвратимо встает вопрос: не слишком ли поздно звать к перегруппировке сил для отпора? Но тут возникает предварительный вопрос: что значит в данном случае "слишком поздно"? Надо ли это понимать так, что даже самый смелый поворот на путь революционной политики уже неспособен радикально изменить соотношение сил? Или же это значит только, что нет возможности и надежды добиться необходимого поворота? Это два разных вопроса.
На первый из них мы уже по существу ответили выше. Даже в самых благоприятных для Гитлера условиях, ему понадобился бы долгий ряд месяцев -- и каких критических месяцев! -- для установления господства фашизма. Если принять во внимание остроту экономического и политического положения, грозный характер надвинувшейся вплотную опасности, страшную тревогу пролетариата, его многочисленность, его ожесточение, наличие в нем опытных боевых элементов, несравненную способность немецких рабочих к организации и дисциплине, то ответ ясен: за те месяцы, которые нужны фашистам, чтоб сломить внутренние и внешние препятствия и утвердить свою диктатуру, пролетариат, при правильном руководстве, мог бы дважды и трижды прийти к власти.
Два с половиной года тому назад, левая оппозиция настойчиво предлагала: пусть все учреждения и организации коммунистической партии, от ЦК и до маленькой провинциальной ячейки, немедленно обратятся к параллельным социал-демократическим и профсоюзным организациям с конкретным предложением о совместных действиях против надвигающегося разгрома пролетарской демократии. Еслиб на этой основе построена была борьба против наци, Гитлер не был бы сегодня канцлером, а компартия занимала бы руководящее место в рабочем классе. Но прошлого не вернешь. Результаты совершенных ошибок успели превратиться в политические факты и составляют ныне часть объективной обстановки. Надо ее брать, как она сложилась. Она гораздо хуже, чем могла бы быть. Но она не безнадежна. Политический поворот -- но действительный, смелый, открытый, до конца продуманный, -- может вполне спасти положение и открыть путь к победе.
Гитлеру нужно время. Торгово-промышленное оживление, еслиб оно стало фактом, вовсе еще не означало бы укрепления фашизма против пролетариата. При малейшем улучшении коньюнктуры изголодавшийся по прибыли капитал остро почувствует потребность в спокойствии на заводах, а это сразу изменит соотношение сил в пользу рабочих. Чтоб экономическая борьба с первых же шагов вливалась в политическую, нужно, чтоб коммунисты были на своих местах, т. е. в заводах и профессиональных союзах. Социал-демократические вожди заявили, что хотят сближения с коммунистическими рабочими. Пусть же 300 тысяч рабочих, входящих в РГО, поймают реформистов на слове и обратятся к АДГБ с предложением: немедленно войти, в качестве фракции, в состав свободных профессиональных союзов. Один такой шаг внесет перемену в самочувствие рабочих, а значит, и во всю политическую обстановку.
Возможен ли, однако, самый поворот? К этому сейчас сводится проблема. Вульгаризаторы Маркса, тяготеющие к фатализму, не видят обычно на политической арене ничего, кроме объективных причин. Между тем, чем острее становится классовая борьба, чем ближе она подходит к развязке, тем чаще ключ от всей обстановки она вручает определенной партии и ее руководству. Сейчас вопрос стоит так: если в свое время сталинская бюрократия удержалась на пути тупого ультиматизма, несмотря на давление в десять политических атмосфер, окажется ли она способна противостоять давлению в сто атмосфер?
Но может быть массы вмешаются сами, опрокинув аппаратные шлагбаумы, наподобие того, как в Берлине разразилась в ноябре 1923 г. стачка городского транспорта? Считать исключенным самопроизвольное движение масс, разумеется, никак не приходится. Чтоб оказаться действительным, оно должно на этот раз по масштабу в сто-двести раз превосходить берлинскую стачку. Немецкий пролетариат достаточно могуч, чтоб развернуть такое движение, даже и при помехах сверху. Но самопроизвольные движения потому так и называются, что они возникают помимо руководства. Вопрос же идет о том, что должна сделать партия, чтоб дать толчок массовому движению, чтоб помочь ему развернуться, чтоб стать во главе его и обеспечить ему победуи
Сегодняшние телеграммы принесли весть о всеобщей стачке в Любеке в ответ на арест социал-демократического чиновника. Факт этот, если он верен, ни в малейшей мере не реабилитирует, разумеется, социал-демократическую бюрократию. Но он бесповоротно осуждает сталинцев с их теорией социал-фашизма. Только развитие и обострение антагонизма между национал-социалистами и социал-демократами может, после всех совершенных ошибок, вывести коммунистов из изолированности и открыть дорогу революции. Но этому процессу, заложенному в логику самих отношений, надо не мешать, а помогать. Путь к этому -- смелая политика единого фронта.
Мартовские выборы, за которые ухватится социал-демократия, чтоб парализовать энергию рабочих, сами по себе ничего, разумеется, не решают. Если до выборов не произойдут какие-либо крупные события, которые весь вопрос перенесут в другую плоскость, то компартия должна автоматически получить прирост голосов. Он окажется неизмеримо больше, если компартия сегодня же возьмет на себя инициативу оборонительного единого фронта. Да, сегодня дело идет об обороне! Но компартия может погубить себя, если избирательную агитацию она, вслед за социал-демократией, хоть и в других выражениях, превратит в чисто парламентскую шумиху, в средство отвлечения внимания масс от их нынешнего бессилия и от подготовки обороны. Смелая политика единого фронта есть сейчас единственно правильная основа так же и для избирательной кампании.
Еще раз: хватит ли у компартии сил для поворота? Хватит ли у коммунистических рабочих энергии и решимости, чтоб помочь давлению в сто атмосфер проложить себе дорогу в бюрократические черепа? Как ни обидно это сознание, но именно так стоит сейчас вопроси
Предшествующие строки были написаны, когда мы, с неизбежным запозданием, узнали из немецких газет, что Москва подала, наконец, тревожный сигнал ЦК немецкой компартии: настало время для соглашения с социал-демократией. Подтверждения этого известия я еще не имею,
Оне не подтвердилось, как известно. -- Ред.
но оно похоже на правду: сталинская бюрократия командует поворот только после того, как события наносят рабочему классу (в СССР, в Китае, в Англии, в Германии) удар по черепу. Когда фашистский канцлер навел пулеметы на висок связанного пролетариата, тогда и только тогда в президиуме Коминтерна догадались: наступил момент развязать веревки.Разумеется, левая оппозиция обеими ногами станет на почву этого запоздалого признания и постарается извлечь из него для победы пролетариата все, что только возможно. Но она не будет при этом ни на минуту забывать, что поворот Коминтерна есть чисто эмпирический зигзаг, произведенный в порядке паники. Люди, которые отождествляют социал-демократию с фашизмом, способны, в процессе борьбы с фашизмом, перейти к идеализации социал-демократии. Нужно зорко следить за охранением полной политической самостоятельности коммунизма: организационно сочетать удары, но не смешивать знамен; соблюдать полную лойальность по отношению к союзнику, но следить за ним, как за завтрашним врагом.
* * *
Если сталинская фракция действительно совершит диктуемый всей обстановкой поворот, левая оппозиция займет, конечно, свое место в общих боевых рядах. Но доверие масс к повороту будет тем больше, чем демократичнее он будет произведен. Речи Тельмана или манифеста ЦК слишком мало для нынешнего размаха событий. Нужен голос партии. Нужен партийный съезд. Нет другого пути, чтоб вернуть доверие партии к самой себе и углубить доверие рабочих к партии! Съезд должен собраться в две-три недели, не позже открытия Рейхстага (если вообще Рейхстаг будет открыт).
Программа действий ясна и проста:
немедленное предложение социал-демократическим организациям сверху донизу единого оборонительного фронта;
немедленное предложение АДГБ включения РГО в состав профессиональных союзов;
немедленная подготовка чрезвычайного партийного съезда.Дело идет о голове немецкого рабочего класса, о голове Коммунистического Интернационала и, -- не забудем и этого, -- о голове Советской Республики!
Л. Троцкий.
Принкипо, 5 января 1933 г.P. S. -- Каковы возможные планы правительства Гитлера-Гугенберга в связи с выборами в Рейхстаг? Совершенно очевидно, что нынешнее правительство не может допустить Рейхстага с враждебным ему большинством. Ввиду этого избирательная кампания и выборы должны так или иначе привести к развязке. Правительство понимает, что даже его полная избирательная победа, т. е. получение им в парламенте 51% мандатов, не только не будет означать мирного разрешения кризиса, но, наоборот, может явиться сигналом к решительному движению против фашизма. Вот почему, правительство не может не готовиться к решительным действиям к тому моменту, когда станут известны результаты выборов.
Необходимая для этого предварительная мобилизация сил найдет не меньшее применение в том случае, если правительственные партии окажутся в меньшинстве и, следовательно, должны будут окончательно покинуть почву веймарской легальности. В обоих случаях, таким образом, и в случае парламентского поражения правительства (менее 50%), и в случае его победы (более 50%), приходится одинаково ждать, что новые выборы станут исходным моментом решающей борьбы.
Не исключен и третий варьянт: под прикрытием подготовки к выборам национал-социалисты производят переворот, не дожидаясь выборов. Такого рода шаг тактически был бы, пожалуй, наиболее правильным, с точки зрения наци. Но, принимая во внимание мелко-буржуазный характер этой партии, отсутствие у нее самостоятельной инициативы действия и ее зависимость от недоверчивых союзников, приходится сделать вывод, что вряд ли Гитлер решится на такой шаг. Предположение, что такого рода переворот задуман Гитлером совместно с его союзниками, вряд ли было бы очень вероятным, так как второй задачей выборов как-раз и является изменить доли участия союзников в правительстве.
Все же в агитации необходимо выдвинуть и эту третью возможность. Если бы страсти слишком разгорелись в предвыборный период, то государственный переворот мог бы стать для правительства необходимостью, даже, если его практические планы сегодня не идут так далеко.
Во всяком случае, совершенно ясно, что пролетариату в своих тактических расчетах надо исходить из коротких сроков. Разумеется, ни правительственное большинство в Рейхстаге, ни разгон нового Рейхстага на неопределенный срок, ни фашистский переворот до выборов не будут еще означать окончательного решения вопроса в пользу фашизма. Но каждый из этих трех варьянтов означал бы новый, очень важный этап в борьбе революции и контр-революции.
Задача левой оппозиции во время избирательной кампании -- дать рабочим анализ трех возможных ближайших варьянтов в общей перспективе неизбежной борьбы пролетариата с фашизмом не на жизнь, а на смерть. Такая постановка вопроса придаст агитации за политику единого фронта необходимую конкретность.
Партия все время кричала: пролетариат находится в возростающей офензиве. На это САП отвечает: "нет, пролетариат находится в дефензиве, мы лишь зовем его к офензиве". И та и другая формула показывает, что люди не понимают, что такое офензива и дефензива, т. е. наступление и оборона. На самом деле, несчастье состоит в том, что пролетариат находится не в обороне, а в отступлении, которое завтра может превратиться в паническое бегство. Мы зовем пролетариат не к офензиве, а к активной обороне. Именно этот оборонительный характер действий (защита пролетарских организаций, газет, собраний и пр.), и составляет исходную позицию единого фронта по отношению к социал-демократии. Перепрыгивать через формулу активной обороны, значит заниматься звонкими фразами. Разумеется, в случае успеха, активная оборона перейдет в наступление. Но это будет уже следующий этап, путь к которому лежит через единый фронт во имя обороны.
Чтоб раскрыть ярче историческое значение решений и действий партии, в эти дни и недели, нужно, на мой взгляд, ставить перед коммунистами проблему без малейших смягчений, наоборот, со всей резкостью и непримиримостью: отказ партии от единого фронта, от создания местных комитетов обороны, т. е., завтрашних советов, означает капитуляцию партии перед фашизмом, т. е., историческое преступление, которое равносильно ликвидации партии и Коммунистического Интернационала. В случае подобной катастрофы пролетариат через горы трупов, через годы невыносимых страданий и бедствий, придет к IV-му Интернационалу.
Л. Т.
6 февраля, 1933 г.Письма из СССР
Настроения молодежи
Письмо из Ленинграда
Говорить о настроениях молодежи труднои В среде молодежи идет все время дифференциация. Одна часть эволюционирует в сторону оппозиции, но недовольна одними критическими рассуждениями требует действия, организационного оформления. Многих, однако, страшит опыт предыдущих оппозиций, поэтому, несмотря на признание всей тяжести положения, они пытаются найти какой-то новый путь. За последнее время в левой оппозиции усилился приток новых людей, никогда раньше не сочувствовавших оппозиции. Так, например, недавно мне пришлось видеть ребят из н-ской типографии, которые в прошлом на все возражения отвечали одним: "подождите, пятилетка вам докажет", -- теперь один из них выступал на партсобрании и заявил, что "оппозиция во многом была права, надо пересмотреть прошлое". Другой товарищ (оттуда же) ушел из партии, и на все возражения, что так не годится, что это не метод политической борьбы, отвечал: "не хочу нести ответственность за удушение партии и рабочего класса". Их обоих исключили из партии и сняли с производства.
Другая часть молодежи выход из всего создавшегося видит для себя в переключении на другие рельсы, главным образом, на учебу: в науке-де подлинное спасение от всех политических интриг.
Так, напр., один из работников Контрольной Комиссии УКВЛКСМ, рассказывая об исключениях ряда ребят, заявил: "я во многом с ними согласен, но если сам не буду исключать, то меня самого исключат"; и дальше продолжал: "если бы знать, что дадут кончить ВУЗ, я ушел бы из партии, я устал от бесконечных поворотов; что сегодня бело, то вчера было черно и так до безконечностии -- а где гарантия, что другое руководство будет лучше? нет, выход для меня лично -- это уход в область науки". -- Это говорит товарищ, который пробыл в Комсомоле 10 лет; все это время работал на производстве; совмещал работу на производстве с учебой на рабфаке, а затем в ВУЗ-е. Надо еще прибавить, что многие уходят и в пьянку, разврат. В основном же молодежь активизируется в сторону критического отношения к происходящему, пытаясь оформиться и теоретически и организационно.
Те же процессы, что среди молодежи, идут и среди членов партии, принимая лишь более "умеренные" формы. Недовольство положением в партии и в стране перехлестывает рамки партдисциплины; с другой стороны, наблюдается и угнетенность; люди устали ждать обещанных благ первой пятилетки, тем более, что ножницы между тем, о чем пишут в печати, и тем, как обстоит дело в действительности, растут неимоверно.
Авторитет "вождя" уже равен не нулю, а какой-то бесконечно большой отрицательной величине. Был период, когда о нем говорили без злобы и не беря в расчет, так мол -- неизбежность, а теперь совсем другое. Теперь о "вожде" говорят порою, как о величайшем вредителе революции. От многих приходилось слышать, -- и даже от аппаратчиков, -- что снятие его могло бы повести к улучшению, к оздоровлению партийного режима и т. д.
Р-ов.
Декабрь, 1932 г.Ссылка
Наблюдается возвращение обратно бывших оппозиционеров, ныне "бывших" капитулянтов, причем за последнее время процесс этот идет усиленным темпом. За последнее время много наехало харьковчан, -- там были большие аресты, -- причем прибывает главным образом публика повторная, т. е. "бывшие". В числе арестованных были Нинц и Баргиор. Повторная публика едет прямо в изоляторы. Во многих ссылках есть люди, не входящие в колонии. 1) Или потому, что поданные ими заявления об отходе и о признании правильности генеральной линии были признаны недостаточными и от них требуют "полного разоружения"; с людьми этими власти расправляются обычно хуже, чем с ссыльными; им ухудшают положение с каждым последующим месяцем -- при нежелании разоружаться (т. напр., поступают с В. Борщевым, рабочим Сытинской типографии); 2) или потому, что они не согласны с политической установкой оппозиции и не причисляют себя к таковой, напр., В. Зурабов и Магарик в Ташкенте. (Сосланы же они были вторично, по подозрению в возобновлении оппозиционной деятельности).
Колонии живут распылено, ведя полуголодное существование; например, Катя Х. с годовалым ребенком находилась в Чердыне; работы ей не давали; муж сидит в изолятореи Единственное, о чем она просила в письмах к друзьям: не дать умереть малышу. По окончании ею трехлетнего срока ссылки, ее этапом отправили в Среднюю Азию, выдавая 50 копеек суточных (фунт хлеба 2-3 рубля). В других колониях не более отрадная картина. Материальное положение ссылки -- ужасающее.
Настроение у ребят тем не менее боевое, многие болеют, в частности Солнцев (цынгой); несмотря на то, что его срок окончился, он продолжает сидеть. Жена его хотела просить о переводе в ссылку, но от каких бы то ни было заявлений он отказался.
В результате голодовки освободили 3-х больных, один из них умер.
Мусю освободили после того, как она 6 месяцев не вставала с постели; послали этапом в Минусинск, где она находится вместе с Коссиором. Опять лежит больная. Настроение бодрое, но в своих письмах к родным пишет, скоро не увидимся. В Москву из верхнеуральского ИЗО вернулся Гаев, на почве резкого малокровия он потерял зрение.
Свой.
Ноябрь, 1932 г.Письмо из Москвы
Февраль, 1933 г.
Самым крупным политическим фактом у нас являются аресты бывших левых оппозиционеров, на этот раз не рядовых, а вождейи Вы уже знаете, разумеется, об арестах И. Н. Смирнова, Преображенского, Уфимцева, Тер-Ваганяна, Лифшица, Грюнштейна, Мрачковского, Переверзева и многих других. В Ленинграде арестована Ольга Равич. В Харькове -- Каретная, жена наркомзема Украины, который сам, как говорят, к оппозиции никакого отношения не имел и не имеет. Мрачковский и Переверзев арестованы на Д. Востоке и их везут в Москву. Большие аресты произведены во Внешторге (в частности, названный выше Лифшиц). Всего арестовано около ста человек, принадлежавших некогда к кадрам левой оппозиции. Главные аресты происходили в Москве, Ленинграде и Харькове.
И. Н. Смирнов и Преображенский, большевики со дня основания партии, принадлежали к центру левой оппозиции со дня ее основания. Уфимцев, один из руководящих уральских большевиков и оппозиционеров, был в свое время выслан в Вену, в качестве торгпреда. Тер-Ваганян, старый большевик, создатель и редактор журнала "Под знаменем марксизма", автор работ о Плеханове, о национальном вопросе и пр. Грюнштейн, латышский большевик, проведший много лет на каторге, герой гражданской войны, бывший начальник красной дивизии, затем начальник авиационной школы. Мрачковский -- большевик с основания партии, руководящая фигура на Урале, герой гражданской войны, впоследствии командующий военным округом. Переверзев, старый большевик, один из руководителей украинской оппозиции, впоследствии был выслан в Берлин; письмо Троцкого к Переверзеву было перехвачено сталинцами накануне высылки Троцкого в Алма-Ата и опубликовано в печати. С. Равич, старая большевичка, тесно связанная с Лениным по эмиграции, член петроградского Комитета партии и пр. -- Ред.
Репрессии в партии, как вы знаете, идут за последние месяцы полным ходом, притом, все возрастая. Тем не менее, аресты Смирнова, Преображенского и др. производят огромное впечатление, не только потому, что дело идет о старых партийцах с большими именами, но прежде всего потому, что дело идет о бывших оппозиционерах, порвавших в известный момент с оппозицией и сделавших попытку примирения со сталинской бюрократией. Политическая связь этих арестов со ссылкой Зиновьева и Каменева устанавливается сама собою. Старые революционеры, опытные политики, сделали попытку найти общий язык с аппаратом. Опыт длился около четырех лет и привел к разрыву. В свое время во всех ячейках партии разъясняли, что "все старые большевики порвали с левой оппозицией", и что это одно означает ее конец. Этот довод производил несомненно большое впечатление на широкие круги партии. Теперь аресты бывших левых оппозиционеров производят еще большее впечатление, но только в обратном направлении: "значит, говорят многие, левая оппозиция доказала на деле свою правоту, если к ней возвращаются все те, кто отходил от нее". Из уст в уста передают фразу, сказанную, будто бы, Зиновьевым перед отъездом в ссылку: "Нашей величайшей исторической ошибкой был наш отход от оппозиции в 1927 году". К этим словам присоединился, будто бы, и Каменев. Подтверждения этого факта из первоисточников у меня нет. Но сообщение само по себе очень характерно для кругов, с которыми Зиновьев и Каменев были связаны.
Симпатии к левой оппозиции очень возросли, даже в кругах аппарата, особенно среди старых партийцев, которые знают и помнят прошлое. "У левых есть программа, люди, характеры, вожди". Такие отзывы приходится слышать часто, иногда из самых неожиданных уст. Однако, среди аппаратчиков, воспитавшихся за последний период, довольно сильны страхи перед левой оппозицией: если она придет к власти, то будет жестоко расправляться со всеми теми, кто в свое время проводил сталинские репрессии. Незачем говорить, что такие опасения и страхи тщательно поддерживаются сверху.
В течении последних месяцев идут большие аресты на заводах. Больше сотни рабочих арестованы на заводе "АМО", где выпущена была оппозиционная листовка. Несколько десятков рабочих взято на Шарикоподшипнике. Аресты были на заводе "Калибр" (30-40 рабочих), и на Балтийском заводе, в Ленинграде. Листовка местного изготовления была распространена на заводе в Коврове; подобные же факты были, несомненно, и во многих других местах; я сообщаю лишь те сведения, которые дошли до меня.
Я вам сообщал уже, что на тормазном заводе в Октябрьские дни портрет Сталина был смонтирован таким образом, что на утро оказался портрет Троцкого. Произошел огромный переполох, были аресты, но виновников не нашли. Того же типа "недоразумения" происходят время от времени на других предприятиях. На фабрике "Пролетарский труд", 22 января, передовица стенной газеты, посвященная Ленинскому дню, оказалась целиком составлена из выдержек из статей Троцкого о Ленине. Большой переполох! Многих причастных исключили из партии.
Рабочие на заводах угрюмы, недовольны, раздражительны. Власти пользуются паспортизацией прежде всего для того, чтобы вычистить из Москвы все нежелательные или мало-мальски подозрительные в политическом отношении элементы, в том числе и всех покаявшихся в разное время левых оппозиционеров. Расчет прост: к весне ждут волнений на заводах и ликвидируют заранее всех, кто имеет шансы возглавить эти волнения. Эта мера, как и многие другие, означает самооборону аппарата в ущерб партии, ибо совершенно очевидно, что левые оппозиционеры, пользующиеся доверием рабочих, стремились бы ввести каждое движение в советское русло.
Возникает много разрозненных оппозиционных групп на заводах, которые действуют собственными средствами и силами. При арестах находят "троцкистскую" литературу, главным образом, самодельные листовки, тезисы, выписки и пр. Из "Моей Жизни" товарищи подобрали материалы для пропаганды. На этой почве арестовано трое оппозиционеров. Во многих случаях оппозиционная мысль бродит ощупью. Рабочие разными путями приближаются к нашим лозунгам. Наиболее остро сейчас стоит вопрос о зажиме, бюрократическом самовластии, невыносимых порядках на заводах и в партии. Недавно партийный аппарат выпустил секретный циркуляр, предписывающий усилить наблюдение за гектографами и другими множительными аппаратами в учреждениях; оппозиция пользуется этими аппаратами, очевидно, для издания своих документов.
Каганович на московском партийном активе, в январе, говорил: "В истринском районе (около Москвы) все ячейки в течении пяти месяцев в руках троцкистов. И что же? Аппарат вступил с ними в дискуссию, вместо того, чтоб расправиться с троцкистами, как следует". Тот же Каганович сообщал: "Ленинградская работница Клычкова выступила на ячейке с заявлением, что не верит в контр-революционность Зиновьева. Ее, конечно, немедленно исключили".
Аресты среди рабочих, в особенности, среди комсомольцев идут непрерывно. Большинство таких арестов проходит незамеченным. В партийных кругах узнают о массовых арестах лишь тогда, когда они связаны с более или менее известными лицами. Так, например, в связи с арестом группы профессионального деятеля Немченко, передают следующее: сперва арестована была группа комсомольцев, в том числе сын Немченко. Им предъявили обвинение в подготовке террористических актов (!) и настойчиво допрашивали, как они, молодежь, дошли до таких мыслей. Сын Немченко ответил будто бы: "У нас дома постоянные разговоры о том, что вождь губит страну". Так добрались до Немченко и его друзей.
Возможно, конечно, что в тех или других кружках молодежи, лишенной руководства, лишенной возможности высказываться и критиковать, действительно идут разговоры о террористических актах. Но весьма вероятно, что дело идет о провокации с целью устрашения и оклеветания "либеральных" родителей. Борьба против оппозиционно настроенных элементов аппарата ведется не только при помощи арестов, но и при помощи клеветы: критикующим пришивают всякие мерзости: растрату, протекционизм и т. д. Это облегчает ликвидацию.
Широко применяется такой метод. На всякого рода ответственных совещаниях, особенно связанных с коллективизацией, индустриализацией, инфляцией, положением рабочих и другими жгучими вопросами, председатель предлагает высказываться с полной откровенностью, дабы дать возможность "вождям" выяснить все стороны вопроса. Между тем, всякое критическое выступление, особенно, если за ним чувствуется длительная работа мысли, служит неизменно поводом для расследования, наблюдения, выяснения связей, и ведет нередко к арестам отдельных групп. Говорят, будто Смилга пострадал за свою "критическую" речь на совещании под председательством Сталина, где обсуждались наиболее больные вопросы сельского хозяйства. Можно не сомневаться, что Смилга во всяком случае не представлял никакой оппозиционной или полуоппозиционной группы. Тем не менее, он поплатился за свою попытку в очень тесном и архи-ответственном кругу высказаться по поводу крестьянской политики Сталина.
О том, как ликвидирована была группа Эйсмонта, Толмачева и других, сообщают из осведомленных источников следующее: вербуя сторонников, Эйсмонт поделился своими мыслями о положении в стране, в частности, о необходимости убрать Сталина, со своим близким знакомым Никольским. Этот последний "поделился" мыслями Эйсмонта с чиновниками ЦКК. Туда вызвали Эйсмонта. -- В каких отношениях состоите вы с Никольским? -- В хороших. Вы ему доверяете? -- Да. -- После этого Эйсмонту показали показания Никольского и сразу же подсунули обвинение в подготовкеи террора. По-видимому, сослались на его слова о необходимости "убрать Сталина". Эйсмонт не выдержал напора, выдал Толмачева и заявил, что Рыков и Томский знали об его точке зрения. Возможно, конечно, что Эйсмонт просто сослался на Толмачева, Рыкова и Томского, как на свидетелей, которые могут показать, что хотя он, Эйсмонт, и высказывался критически о курсе Сталина, но от мысли о терроре чрезвычайно далек. Такого рода ссылка на авторитетных свидетелей могла и должна была в данных условиях превратиться в "выдачу" и вызвать предъявление Рыкову и Томскому обвинения в знании и недонесении. К этому же, как известно, сводилось, в свое время обвинение против Зиновьева-Каменева в отношении к Рютину-Слепкову.
В связи с делом группы Эйсмонта в верхах партии осторожно передавали, что о "заговорщиках" знали не только Рыков и Томский, но и один член Политбюро: тонкий намек на Калинина. Что Калинин всей душой с правыми, это несомненно. Возможно и то, что он в архи-осторожной форме страхуется "направо".
На пленуме ЦК Ворошилов говорил, обращаясь к Томскому: "Ты брось думать, что ты вождь. Это дело конченное. Ты себя хочешь вести, как вождь, а ты простой член партии. Начни, как рядовой коммунист, работать в ячейке, в стенной газете, докажи, что ты заслуживаешь доверия".
Рыков объяснялся на пленуме в таком духе: "Как я могу доказать свою преданность партии, работая среди одних только почтальонов? Дайте мне выступить перед массами. Вот, например, когда я хотел выступить на гуляньи в Парке культуры и отдыха, где было 30.000 участников, мне райком отказал". Тот же Ворошилов ответил на пленуме Рыкову: "И правильно сделал, что отказал, -- кто тебя знает, о чем ты будешь говорить, какую линию будешь защищать. Ты умей среди почтальонов работать". Ворошилов теперь, во всяком случае, не рядовой член партии, а "вождь".
Не нужно, конечно, думать, что после окончательной капитуляции правых вождей отношение к ним коренным образом изменилось. Каганович на московском активе, в докладе о пленуме, говорил с большой враждебностью не только о Рыкове и Томском, но и о Бухарине, который все же, как менее опасный, слегка амнистирован.
Среди правых большой разброд. Они сильны настроениями, но не организацией и не идеями. Центральных вождей у них теперь нет. Аресты среди правых, однако, продолжаются. Недавно были крупные аресты в Наркомземе. Открыта "вредительская" организация, в составе многих архи-ответственных работников. Во главе ее стояли будто бы: завнаркомзема Конор, члены коллегии Коварский и Вульф. Обвиняют их в том, что они поддерживали связь с петлюровской организацией на Украине и на Кубани и находились даже в сношениях с петлюровским центром в Польше. Возможно, конечно, что в аппарате Наркомзема и имелись отдельные классовые враги, но все дело в целом представляет явную "амальгаму". Конор, насколько знаю, родом из Галиции, примкнул к большевикам еще во время империалистской войны, или вскоре после нее, участвовал в гражданской войне, сочувствовал, кажется, несколько лет тому назад левой оппозиции. О дальнейшей его эволюции мне ничего не известнои Несмотря на столь резкий и точный характер обвинений, основательности их никто не верит. Все считают, что "вождь" просто подготовляет показательный процесс против мнимых виновников в развале сельского хозяйства.
Страшно тяжелое положение в Казахстане, где население кочуети "Верный" Голощекин, доведший Казахстан до последних границ бедствия, наконец, смещен. На его место назначен, однако, не менее "верный" Мирзоян, бывший секретарь в Баку. Дальше таких личных передвижек дело не идет.
На почве хозяйственных и иных трудностей развязываются разные враждебные движения, в том числе и национальные, в частности, в Крыму, где арестованно много ответственных работников -- татар.
На С. Кавказе и на Украине хлебозаготовки, как и сельско-хозяйственные операции, проводятся под страшным нажимом. Беспощадные репрессии охватывают все более широкие круги крестьян, в том числе и местных коммунистов. Руководство встало на путь расправы окончательно. От былой "идеализации" крестьянина не осталось и следа, по крайней мере, на практике. Сейчас сталинская верхушка считает, что выйти из затруднений можно только путем нового чрезвычайного усиления методов принуждения. В этом духе развертывается вся работа, особенно со времени последнего пленума ЦК. До 50.000 ответственных работников мобилизуется в городах для проведения "решительной" политики в деревне. Они войдут там в политотделы при машино-тракторных станциях, в комиссии по посевам, по урожайности, по определению продналога и пр. Главная их задача: сломить "мягкость" местных коммунистов.
Киров на узком закрытом активе в Ленинграде говорил: "Мы будем беспощадно расправляться не только с партийцами, ведущими контр-революционную (т. е., оппозиционную) работу, но и с теми, кто миндальничает на заводах или в деревне, кто не выполняет планов и при 400 членов партии уже сосланы в Соловки за невыполнение планов". Все это говорится для устрашения.
Даже в самых высоких кругах аппарата -- уныние, подавленность. Пожалуй, меньше даже начали рассказывать анекдотов, как потому, что за анекдоты карают (в партийных инстанциях постановили: довольно анекдотов, за анекдоты будем исключать из партии), так и потому, что положение в партии и в стране не настраивает на анекдоты. Революционные элементы в партии ищут друг друга. Связи поддерживаются по психологическим догадкам: коммунист или не коммунист. Под "коммунистом" понимается честный партиец, не карьерист, не доносчик, не агент аппарата. Другими словами, слово "коммунист" постепенно отождествляется со словом оппозиционер (сознательный или бессознательный). Чтоб распознать друг друга, товарищи прибегают к самым разнообразным способам. Вот один из них: собеседник начинает поругивать Троцкого, но не на высоких официальных тонах, а слегка, как бы "небрежно". Уже это одно служит достаточным признаком и дает возможность направить разговор в надлежащее русло.
Положение ссыльных
Хочу особо вам написать о ссыльных, об их тяжком положении. Мало сказать, тяжком. Положение ужасающее. Товарищи буквально брошены на произвол голода и стихий. Работы им не дают. Пайков они лишены, теплой одежды крайне недостаточно, не выходят из мук холода и голода. Вчера пришло с оказией письмо от В.: "Голодом нас хотят взять. Не покаемся. Мы правы. Умрем с голоду, но не покаемся".
Мы делаем сборы, но это сопряжено здесь с величайшим риском: помочь оппозиционерам червонцем, значит самому попасть в списки врагов и быть высланным. Да деньги и не помогают, так как в местах ссылки купить на них ничего нельзя, да и отсюда почти ничего не пошлешь. Нужны купоны Торгсина, нужна иностранная валюта.
Сделайте, что можете, за-границей. Поднимите кампанию в пользу ссыльных-оппозиционеров. Дело идет о физическом истреблении наших товарищей: искренних и преданных революционеров. Многие из них десятками лет доказали свою верность революции, большевизму и советскому государству.
Только что принесли весть о смерти в ссылке Л. С. Сосновского. Неужели это верно? Весть идет из среды его родственников. Сообщение не проверено. За последние годы не раз приходили черные вести о смерти ссыльных товарищей, начиная с Раковского. Но во многих случаях оказывались неправильными: в таких слухах выражается тревога за старых друзей и вождей. Крепко надеюсь, что слух о смерти Льва Семеновича ложен. Не могу верить этому слуху.
Н. И. Муралов находится в Таганроге, болеет. Из децистов В. М. Смирнов по-прежнему в суздальском изоляторе. Сапронов в Феодосии. Политически о д.-ц. ничего не слышно, как и о рабочей оппозиции.
Молотов о Зиновьеве
Потребность в объяснении, если не в оправдании, исключения и ссылки Зиновьева и Каменева, по-видимому, достаточно остра, если Молотов, по поводу контрольных цифр 1933 года, оказался вынужден повернуться лицом к Зиновьеву. Молотов цитировал при этом показание, данное Зиновьевым на допросе в ЦКК по делу Рютина-Слепкова. "Насколько я могу судить, говорил Зиновьев, по словам Молотова, -- в последнее время довольно значительной частью партийцев овладевает опасная, неопределенная идея отступления"и ("Правда", 12 января 1933 года). Дальше Молотов цитирует Троцкого, вернее, ссылается на Троцкого, без цитат, как на проповедника "отступления". "От былого сверхиндустриалиста не осталось и воспоминания. Теперь у него на уме только одно: отступление, отступление, отступление. Вот из каких источников питался Г. Зиновьев". Подчеркнутая нами заключительная фраза выскакивает совершенно неожиданно. Ведь Троцкий "проповедует" отступление. Зиновьев же лишь ссылается на то, что значительной частью партийцев овладевает "опасная, неопределенная идея отступления". Другими словами, Зиновьев, если верить Молотову (чего, вообще говоря, не рекомендуется делать), объявляет проповедь Троцкого опасной, т.-е. оценивает проповедь отступления так же, как и сам Молотов.
Если Молотов хотел доказать отвратительный произвол, проявленный сталинской кликой в деле Зиновьева, то он доказал это вполне, ибо, надо полагать, что Молотов процитировал наименее для себя невыгодное место из показаний Зиновьева. Чем путаться в аргументации, Молотову надо было бы просто сказать: от избытка наших успехов мы не можем терпеть в партии ни одного человека, который способен видеть то, чего не видим мы".
Альфа.
Сталинское опровержение
У меня нет еще под руками "Большевика" со сталинским ответом на статью "Обеими руками" (см. "Бюллетень", # 32). Вполне достаточно, однако, официозного сообщения "Берлинер Тагеблат", чтобы составить себе достаточное представление об опровержении Сталина.
Прежде всего надо отметить, что Сталин не реагировал на книгу Кэмпбелля до тех пор, пока этим вопросом не занялась левая оппозиция. Считал ли Сталин эту книгу не достаточно заслуживающей внимания? Но он предоставил Кэмпбеллу аудиенцию, которая, по словам американца, длилась до рассвета, а по словам сталинского опровержения, "не больше" двух часов. Но и двух часов достаточно, чтобы подтвердить важность беседы. Кэмпбелл получил на руки подписанную стенограмму: Сталин подтверждает это. Кэмпбелл не журналист, но крупный аграрный буржуа. Можно ли допустить, что весть о книге Кэмпбелла не дошла до Сталина? Это исключено. Бюро печати несомненно доставило ему немедленно по выходе книги важнейшие выдержки, особенно в части, касавшейся лично самого Сталина. И тем не менее он молчал. Только статья в нашем Бюллетене открыла ему уста. Уже этот факт заключает в себе оценку опровержения.
В 1925 году, когда его курс был полностью направлен на капиталистического фермера, т.-е. кулака, Сталин зашел так далеко, что считал необходимой и подготовлял денационализацию земельной собственности. С этой целью он, между прочим, заказал себе интервью с советскими журналистами. Один из продиктованных Сталиным себе самому вопросов гласил: "Не было ли бы целесообразным, в интересах сельского хозяйства, закрепить за каждым крестьянином обрабатываемый им участок земли на десять лет?". Ответ Сталина гласил: "Даже и на 40". Некоторое время спустя народный комиссар земледелия Грузии, после беседы со Сталиным на Кавказе, внес формальный законопроект насчет денационализации земли. Левая оппозиция открыла против этих тенденций решительную борьбу. Она извлекла на свет также и слегка позабытое уже сталинское интервью насчет отсрочки национализации земли на 40 лет. Сталин увидел себя вынужденным предпринять отступление. Он заявил попросту, что журналисты его "ложно" поняли. Почему, однако, он в течении нескольких месяцев молчал по поводу напечатанного интервью, на это он не дал никакого ответа.
В 1926 году Сталин подготовлял вступление советских профессиональных союзов в амстердамский интернационал. В новом издании членских книжек советских профсоюзов параграф о принадлежности к Красному Профинтерну был попросту вычеркнут. Каганович, -- разумеется, с предварительного согласия Сталина, -- читал тогда же в Харькове доклад в пользу вступления в амстердамский професиональный Интернационал. Левая оппозиция подняла голос решительного протеста. Сталин снова отступил. Новый текст членских книжек был объявлен простым "недоразумением". Каганович, с своей стороны, заявил, что стенографистка в Харькове "исказила" смысл его речи. Харьковские оппозиционеры установили, однако, без труда, что стенограмма была выправлена весьма тщательно самим Кагановичем.
Уже в 1930 году Сталин, в беседе с Ломинадзе и другими близко стоявшими к нему лицами, бросил замечание: "Коминтерн ничего из себя не представляет и существует только благодаря нашей поддержке". Но, как только Ломинадзе в борьбе против Сталина напомнил ему его собственные слова, Сталин ни на минуту не затруднился их опровергнуть.
Не в первый раз, таким образом, Сталин под ударами оппозиции прибегает к формальному опровержению своих собственных заявлений. Можно даже сказать, что такой прием принадлежит к железному арсеналу его политики. При каждом новом зигзаге Сталин продвигается с осторожностью вперед, пускает пробные шары, чаще всего через посредство других, но иногда и сам, раз невозможно иначе, оставляя, однако, за собой возможность отступления, как можно дольше. Для него, при этом, никогда еще не представляло трудности опровергнуть свои собственные слова.
Впрочем, беседа Сталина с Э. Людвигом, опубликованная самим же Сталиным, не очень существенно отличается от опровергнутой им беседы с Кэмпбеллем. И что неизмеримо важнее, опровержение не изменяет ни на иоту ни политики пакта Келлога, ни тактики Сталина-Литвинова в Женеве. А здесь именно суть дела.
Л. Т.
Принкипо, 14 января 1933 г.Предисловие к греческому изданию "Новый курс"
Сообщение о том, что брошюра "Новый Курс" выходит на греческом языке, явилось для меня неожиданным. Не скрою, что эта неожиданность обрадовала меня. Дело идет о сборнике статей, написанных десять лет тому назад, когда левая оппозиция (большевики-ленинцы) только возникала. Книжка может представлять сейчас скорее исторический, чем злободневный интерес. Факт ее издания в Афинах показывает, что передовые греческие рабочие питают живой интерес к прошлому левой оппозиции. В этом нельзя не видеть очень важный признак серьезности нашего движения. Идеи и лозунги не падают с неба. Они вырабатываются в долгой борьбе. Нельзя правильно понять ни научных ни политических идей, если не знать истории их развития. Традиция в историческом движении человечества играет огромную роль, как положительную, так и отрицательную. Консервативные классы и партии пользуются традицией для охранения существующего, т.-е. прежде всего гнета и эксплоатации. Революционному классу традиция нужна, как богатый арсенал, из которого можно заимствовать оружие для борьбы с существующим злом.
Левая оппозиция, с полным правом считающая себя продолжательницей дела Маркса и Ленина, существует в качестве самостоятельного течения около десяти лет. На часах истории это срок небольшой. Но за эти десять лет развернулись во многих странах грандиозные события. На все вопросы, поднимавшиеся этими событиями, левая оппозиция неизменно давала свой ответ. Правилен ли был ее анализ? Подтверждался ли ходом вещей ее прогноз? Ответ на эти вопросы может быть дан только путем изучения истории левой оппозиции в свете важнейших исторических событий. Я не сомневаюсь, что такое изучение сможет только укрепить уверенность греческих большевиков-ленинцев в исторической правоте защищаемого ими дела.
Брошюра "Новый Курс" посвящена исключительно внутренним вопросам СССР. Проблема партийной демократии занимает в ней большое место. Но эта проблема ставится не идеалистически, не абстрактно, а материалистически, т.-е. в неразрывной связи со взаимоотношениями классов в стране и политических группировок в пролетариате (см., в частности, главу "Бюрократизм и революция"). Партийная демократия нужна нам не сама по себе, а как средство для воспитания и сплочения пролетарского авангарда в духе революционного марксизма. Демократия вовсе не означает, поэтому, открытых ворот для всех и каждого. Революционная организация может расти и крепнуть только путем постоянного самоочищения на расширяющейся пролетарской основе. Главным условием здоровой партийной демократии является правильная классовая политика. Без этого все речи о демократии, как и о дисциплине остаются пустыми фразами, хуже того, становятся орудием дезорганизации пролетарского движения.
В те самые осенние месяцы 1923 года, когда писалась эта брошюра и когда в СССР развертывалась дискуссия по вопросам партийной демократии, индустриализации, отношения к крестьянству, планового хозяйства, в Германии подготовлялись гигантские революционные события, державшие в напряжении международный пролетарский авангард. Русские рабочие ждали, что советская Россия в ближайший период сомкнется с советской Германией. Это открыло бы перед социализмом необозримые перспективы. Но парализованная оппортунистическим руководством (Сталина-Зиновьева-Брандлера), германская компартия оказалась неспособной использовать исключительную революционную ситуацию. При помощи социал-демократии немецкая буржуазия удержала и даже временно укрепила свое господство. Во всем мире начался революционный отлив. Разочарование в международной революции захватило и русских рабочих. В этот именно момент сталинская бюрократия выдвинула теорию социализма в отдельной стране и открыла бешеную борьбу против большевиков-ленинцев, как носителей программы перманентной пролетарской революции. Но этот большой вопрос выходит уже целиком за рамки настоящей брошюры.
Организация архиво-марксистов возникла в своеобразных условиях Греции и до последних трех лет развивалась отдельно от левой оппозиции и независимо от нее. Но на известном этапе, как это не раз бывало в истории, наши дороги сошлись. Прочно ли? Надолго ли? Я думаю, что прочно и навсегда. Благодаря своему боевому пролетарскому составу организация архиво-марксистов оказалась более способной воспринять и политически применить идеи левой оппозиции, чем некоторые другие, более старые секции. Закрепить свою организацию на избранном пути греческая секция большевиков-ленинцев сможет тем надежнее, чем более серьезную теоретическую подготовку она будет давать своим молодым пролетарским кадрам. С горячим приветом по адресу всех греческих друзей, я соединяю пожелание, чтоб эта небольшая книжка хоть отчасти помогла им лучше понять прошлое нашего международного течения, дабы тем увереннее идти на встречу будущему.
Л. Троцкий.
Принкипо, 28 января 1933 г.По поводу смерти З. Л. Волковой
Всем членам ЦК ВКП(б)
Всем членам ЦКК ВКП(б)
Президиуму ЦИК СССР.Я считаю необходимым сообщить вам, как и почему моя дочь покончила самоубийством.
В конце 1930 года вы, по моей просьбе, разрешили моей туберкулезной дочери Зинаиде Волковой, временно выехать с пятилетним сыном Всеволодом в Турцию для лечения. Я тогда не предполагал, что за этим либерализмом у Сталина скрывалась задняя мысль. В январе 1931 года дочь моя прибыла сюда с пневматораксами на обоих легких. После ее десятимесячного пребывания в Турции удалось -- при постоянном сопротивлении советских заграничных представительств -- добиться для разрешения выехать на лечение в Германию. Мальчик временно оставался с нами в Турции, чтоб не обременять больной. Немецкие врачи признали через некоторое время возможным снять с легких пневматораксы. Больная поправлялась и мечтала о том, чтоб вместе с мальчиком вернуться в СССР, где осталась ее девочка, и муж, которого Сталин держит в ссылке, как большевика-ленинца.
20 февраля 1932 года вы опубликовали декрет, которым не только я, моя жена и наш сын, но также и дочь моя Зинаида Волкова, лишались прав гражданства СССР. Заграницей, куда вы отпустили ее с советским паспортом, моя дочь только лечилась. Она не принимала и, по состоянию здоровья, не могла принимать никакого участия в политической борьбе. Она избегала всего, что могло бы наложить на нее хоть тень "неблагонадежности". Лишение ее гражданства было голым и бессмысленным актом мести по отношению ко мне. Для нее же лично этот акт означал разрыв с маленькой дочерью, мужем, всеми друзьями, всей привычной жизнью. Ее психика, и без того потрясенная, сперва смертью младшей сестры, затем собственной болезнью, потерпела новый удар, тем более тяжкий, что совершенно неожиданный и решительно ничем с ее стороны не вызванный. Врачи-психиатры заявили единодушно, что только скорейшее возвращение ее в обычные условия, к семье, к труду, могут спасти ее. Но именно эту возможность спасенья отнимал ваш декрет от февраля 1932 года. Все попытки близких людей добиться отмены декрета в отношении больной остались, как вы знаете, тщетны.
Берлинские врачи настаивали на том, чтоб, по крайней мере, доставить ей как можно скорее мальчика: в этом они видели еще возможность восстановить душевное равновесие матери. Но так как вы лишили и шестилетнего мальчика советского гражданства, то это удесятерило трудности его доставки из Константинополя в Берлин. Полгода ушло на беспрерывные и безрезультатные хлопоты в нескольких странах Европы. Только случайная поездка моя в Копенгаген дала возможность переправить в Европу мальчика. С величайшими трудностями, в течении шести недель, он совершил переезд до Берлина. Он успел, однако, провести со своей матерью не более недели, как полиция генерала Шлейхера, по несомненным проискам сталинской агентуры, постановила выслать из Берлина мою дочь. Куда? В Турцию? На остров Принкипо? Но мальчик нуждался в школе, а дочь -- в постоянном врачебном надзоре, в нормальной семейной и трудовой обстановке. Новый удар оказался для больной невыносимым. 5-го января она отравила себя газом. Ей было тридцать лет.
В 1928 году моя младшая дочь, Нина, мужа которой Сталин заключил в изолятор и держит там уже в течении пяти лет, слегла, вскоре после моей высылки в Алма-Ата, в больницу. У нее обнаружилась скоротечная чахотка. Чисто личное письмо ее ко мне, без малейшего отношения к политике, вы продержали 70 дней, так что мой ответ уже не застал ее в живых. Она скончалась 26 лет.
Во время моего пребывания в Копенгагене, где жена моя начала лечиться от серьезной болезни, а я только собирался приступить к лечению, Сталин распространил через ТАСС ложный донос европейской полиции о том, будто в Копенгагене собралась "конференция троцкистов". Этого оказалось слишком достаточно, чтоб датское социал-демократическое правительство пошло на встречу Сталину и выслало меня с лихорадочной поспешностью, прервав тем необходимое лечение моей жены. Но в этом случае, как и в ряде других, союз Сталина с капиталистической полицией против меня имел, по крайней мере, политическую цель. Преследование же дочери моей лишено было и тени политического смысла. Лишение ее гражданства, отнятие у нее единственной остававшейся надежды: вернуться в нормальную обстановку и поправиться, наконец, высылка ее из Берлина (несомненная услуга немецкой полиции Сталину), представляют политически бесцельные акты обнаженной мести -- и только. Дочь отдавала себе ясный отчет в своем состоянии. Она понимала, что в руках европейской полиции, травящей ее в угоду Сталина, ей спасения нет. Результатом этого сознания и явилась ее смерть 5-го января 1933 года. Такую смерть называют "добровольной". Нет, она не была добровольной. Сталин ей навязал эту смерть.
Я ограничиваюсь этим сообщением, без дальнейших выводов. Для выводов время наступит. Их сделает возрожденная партия.
Л. Троцкий.
Принкипо, 11 января 1933 г.
Дан и Сталин
Как Дан критикует Сталина? Он обвиняет его в том, что его генеральная линия скатывается к той политике, "опасности и катастрофические последствия которой сами Сталин, Молотов и их единомышленники так убедительно рисовали в борьбе и полемике с "левым" "троцкизмом". Разве не превосходна эта солидаризация Дана со Сталиным в борьбе с "троцкизмом", причем, совершенно так же, как Сталин, Дан говорит о "левизне" троцкизма не иначе, как в иронических кавычках? Ясно: если Сталин левее нас, то Дан еще левее Сталина.
М. Истман и марксизм
Принкипо, 31 декабря 1932 г.
В Редакцию "Милитант"
Дорогие товарищи!
За последнее время я имел случай несколько раз убедиться в том, что Макс Истман ведет систематическую борьбу против материалистической диалектики, этой философской основы марксизма и научного коммунизма. По содержанию и теоретическим тенденциям эта борьба нисколько не отличается от других разновидностей мелко-буржуазного ревизионизма, начиная с бернштейнианства (в его философски-теоретической части). Если Истман сохраняет при этом свое горячее сочувствие Октябрьской революции и даже левой оппозиции, то субъективно эта вопиющая непоследовательность делает ему честь, ни на иоту, однако, не повышая теоретической ценности его критики марксизма. Я мог бы молчаливо предоставить кротонскую разновидность ревизионизма ее законной участи, еслиб меня не связывала с самим Истманом довольно старая личная и литературная связь. Истман перевел недавно на английский язык три тома моей "Истории революции". По общему признанию, он выполнил эту большую работу превосходно. Я ему высказал за это искреннюю благодарность и здесь готов повторить ее. Но когда Истман делает попытку перевести марксову диалектику на язык вульгарного эмпиризма, то его работа возбуждает во мне чувства, прямо противоположные благодарности. Во избежание каких бы то ни было сомнений и недоразумений, я считаю долгом заявить об этом во всеуслышание.
С коммунистическим приветом.
Л. Троцкий.
4 января 1933 г. Принкипо.
Это было вчера
На XVII партийной конференции Пятаков говорил:
"Наши победы -- результат правильного партийного руководства. Теперь, когда оглядываешься на сравнительно еще недавние внутрипартийные бои, даже как-то странно становится, что могла имет место эта борьба. (Голос: А она имела место).Эти строки приобретают особую выразительность после ссылки Зиновьева и Каменева, арестов И. Н. Смирнова, Преображенского, Уфимцева и многих, многих других.Да, увы, к сожалению и к стыду многих участников, имела место. И только благодаря тому, что ЦК с большевистской непримиримостью"и и т. д. ("Правда", 4 февраля 1932 г.).