Революционный архив
Бюллетень Оппозиции
(Большевиков-ленинцев) № 70
Другие номера
№№ 1-2; 3-4; 5; 6; 7; 8; 9; 10; 11; 12-13; 14; 15-16; 17-18; 19; 20; 21-22; 23; 24; 25-26; 27; 28; 29-30; 31; 32; 33; 34; 35; 36-37; 38-39; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 50; 51; 52-53; 54-55; 56-57; 58-59; 60-61; 62-63; 64; 65; 66-67; 68-69; 71; 72; 73; 74; 75-76; 77-78; 79-80; 81; 82-83; 84; 85; 86; 87.
№ 70 10-й год изд. - Октябрь 1938 г. № 70
Содержание
Л. Троцкий: Фразы и реальность.
Крупный успех.
Из беседы тов. Троцкого с аргентинским делегатом тов. Фосса.
Л. Т.: СССР и Япония. - Мексика и британский империализм.
Л. Троцкий: Еще об усмирении Кронштадта.
П. Т.: "Благонадежность" сталинских кадров.
Следствие по делу о смерти Льва Седова.
Л. Троцкий: Навстречу решению.
Тоталитарное "право убежища".
Фразы и реальность
К международному положению
Эти строки пишутся в самый разгар зловещей дипломатической путаницы вокруг вопроса о богемских немцах. Чемберлен летал под небесами в тщетной надежде найти там разрешение империалистских противоречий. Вспыхнет ли война сейчас или же, что более вероятно, владыкам мира удастся еще оттянуть ее на некоторое, вряд ли продолжительное время, этот вопрос еще не решен окончательно. Никто из этих господ не хочет войны. Все боятся ее последствий. Но воевать придется. От войны им не уклониться. Их экономика, их политика, их милитаризм -- все уперлось в войну.
Сегодняшние телеграммы сообщают, что во всех церквах, так называемого, "цивилизованного" человечества отслужены молебствия о мире. Они пришли вовремя, как увенчание целой серии пацифистских митингов, банкетов и конгрессов. Какой из этих двух способов действительнее: благочестивое моленье или пацифистское блеянье, мы судить не беремся. Во всяком случае только эти два ресурса и остались в распоряжении старого мира.
Когда молится темный крестьянин, он действительно хочет мира. Когда простой рабочий или гражданин угнетенной страны, выступают против войны, мы можем им верить: они действительно хотят мира, хотя и редко знают, как его добиться. Но буржуа молятся в своих церквах не за мир, а за сохранение и приращение своих рынков и колоний; если можно -- мирным путем (это дешевле); если нельзя -- при помощи оружия. Точно также и империалистские "пацифисты" (Жуо, Луис и Ко.) хлопочут вовсе не о мире, а о завоевании симпатий и поддержки своему национальному империализму.
Богемских немцев около 3 1/2 миллионов человек. Если бы вспыхнула война, то число убитых оказалось бы, вероятно, в четыре-пять раз больше, а может быть и в десять, при соответственном количестве раненных, калек, сошедших с ума; при длинной свите эпидемий и других бедствий. Этот довод неспособен, однако, оказать ни малейшего влияния ни на один из враждебных лагерей. Ибо в последнем счете дело для всех хищников вовсе не идет о трех с половиной миллионах немцев, а о господстве над Европой и над миром.
Гитлер говорит о "нации", о "расе", об единстве "крови". На самом деле, его задача состоит в том, чтоб расширить военную базу Германии для открытия борьбы за владычество над колониями. Национальное знамя является тут только фиговым листком империализма.
Такую же роль играет в другом лагере принцип "демократии". Он служит империалистам для прикрытия старых захватов, насилий, грабежей и для подготовки новых. Это очень ярко обнаруживается на вопросе о богемских немцах. Демократия означает право каждой нации на самоопределение. Между тем, это демократическое право богемских немцев, как и австрийских, как и многих других национальных групп, венгров, болгар, украинцев и пр., подло попрал Версальский договор, состряпанный высокими представителями самых что ни на есть демократических государств: Франции, Великобритании, тогдашней парламентарной Италии и, наконец, Соединенных Штатов.
По стратегическим соображениям победоносного империализма Антанты, господа демократы, при поддержке Второго Интернационала, отдали богемских немцев во владение молодым империалистам Чехословакии. Германская социал-демократия с собачьей покорностью ждала тем временем милостей со стороны демократий Антанты; ждала и не дождалась. Результат известен: демократическая Германия, не выдержав гнета Версальского договора, бросилась с отчаянья на путь фашизма. Казалось бы, у чехословацкой демократии, состоящей под высоким покровительством франко-британской демократии и "социалистической" бюрократии СССР, имелись все возможности показать богемским немцам на деле великие преимущества демократического режима над фашистским. Еслиб эта задача была разрешена, Гитлер, разумеется, не посмел бы покушаться на Богемию. Его главная сила сейчас состоит именно в том, что сами богемские немцы хотят объединения с Германией. Это желание им внушил хищнический и полицейский режим чехословацкой "демократии", которая "боролась" с фашизмом, подражая худшим его методам.
Архи-демократическая Австрия находилась до недавнего времени под неутомимым попечением демократической Антанты, которая как бы поставила своей задачей не давать Австрии ни жить ни умереть. Кончилось тем, что Австрия бросилась в объятия Гитлера. В меньшем масштабе тот же опыт был произведен раньше над Саарской областью, которая 15 лет пробыла в руках Франции и, испытав на себе все благодеянья империалистской демократии, подавляющим большинством голосов выразила желание соединиться с Германией. Это уроки истории важнее резолюций всех пацифистских конгрессов.
Только жалкие болтуны или фашистские мошенники могут говорить по поводу судьбы саарских, австрийских и богемских немцев о непреодолимом "голосе крови". Швейцарские немцы, например, вовсе не хотят идти в рабство к Гитлеру, ибо чувствуют себя хозяевами в своей стране, и Гитлер десять раз подумает, прежде чем напасть на них. Нужны невыносимые социальные и политические условия, чтобы граждане "демократической" страны возжаждали фашистской власти. Саарские немцы во Франции, австрийские немцы в версальской Европе, богемские немцы в Чехословакии чувствовали себя гражданами третьего сорта. "Хуже не будет", сказали они себе. В Германии они будут, по крайней мере, угнетаться на тех же основаниях, что и остальное население. Народные массы предпочли в этих условиях равенство в рабстве унижению в неравенстве. Временная сила Гитлера -- в банкротстве империалистской демократии.
Фашизм есть форма отчаянья мелко-буржуазных народных масс, увлекающих за собой в бездну и часть пролетариата. Отчаянье, как известно, наступает тогда, когда все пути спасенья отрезаны. Предпосылкой успехов фашизма явилось тройственное банкротство: демократии, социал-демократии и Коминтерна. Все три связали свою судьбу с империализмом. Все три не приносят массам ничего, кроме отчаянья и тем помогают торжеству фашизма.
Главная цель бонапартистской клики Сталина за последние годы состояла в том, чтоб доказать империалистским "демократиям" свой мудрый консерватизм и любовь к порядку. Во имя вожделенного союза с империалистскими демократиями бонапартистская клика довела Коминтерн до последних граней политической проституции. Две великие "демократии", Франция и Англия, уговаривают Прагу уступить Гитлеру, которого поддерживает Муссолини. Праге не остается, видимо, ничего другого, как внять "дружественным" советам. О Москве при этом нет и речи. Никто не интересуется мнением Сталина и его Литвинова. В результате отвратительного пресмыкательства и кровавых подлостей на службе империализма, особенно в Испании, Кремль более изолирован, чем когда-либо.
Где причины? Их две. Первая состоит в том, что, став окончательно лакеем "демократического" империализма, Сталин не смеет, однако, довести в СССР свою работу до конца, т.-е. до восстановления частной собственности на средства производства и отмены монополии внешней торговли. А без этих мер он остается в глазах империалистов только революционным выскочкой, ненадежным авантюристом, кровавым фальсификатором. Ставить серьезную ставку на Сталина империалистская буржуазия не согласна.
Разумеется, она могла бы использовать его для частных и временных целей. Но тут открывается вторая причина изолирования Кремля: в борьбе за свое самосохранение разнузданная бонапартистская клика до последней степени ослабила армию и флот, расшатала хозяйство, деморализовала и унизила страну. Никто не верит патриотическим завываниям пораженческой клики. Империалисты явно не рискуют ставить ставку на Сталина, даже и для эпизодических военных целей.
В этой международной обстановке агенты ГПУ пересекают океан и собираются в гостеприимной Мексике, чтоб "бороться" против войны. Средство простое: нужно объединить все демократии против фашизма. Только против фашизма! "Я приглашен сюда -- заявил заслуженный агент французской биржи Жуо -- для борьбы против фашизма, а никак не против империализма!". Кто борется против "демократического" империализма, т.-е. за свободу французских колоний, тот союзник фашизма, агент Гитлера, троцкист. Триста пятьдесят миллионов индусов должны примириться со своим рабством, чтоб поддерживать Великобританскую демократию, владыки которой в это самое время, совместно с рабовладельцами "демократической" Франции, отдают испанский народ в кабалу Франко. Народы латинской Америки должны с благодарностью терпеть на своей шее ногу англо-саксонского империализма, только потому, что эта нога обута в замшевый демократический сапог. Позор, стыд, цинизм -- без конца!
Демократии версальской Антанты помогли победе Гитлера подлым угнетением побежденной Германии. Теперь лакеи демократического империализма из Второго и Третьего Интернационалов изо всех сил помогают дальнейшему упрочению режима Гитлера. Что означал бы, в самом деле, военный блок империалистских демократий против Германии? Новое издание версальских оков, еще более тяжких, кровавых и невыносимых. Этого не хочет, разумеется, ни один немецкий рабочий. Свергнуть Гитлера путем революции -- это одно, а задушить Германию путем империалистской войны -- совсем другое. Завывание "пацифистских" шакалов демократического империализма является, поэтому, самым лучшим аккомпаниментом к речам Гитлера. "Вы видите, -- говорит он немецкому народу, -- даже социалисты и коммунисты всех враждебных стран поддерживают свою армию и свою дипломатию; если вы не сплотитесь вокруг меня, своего вождя, вам грозит гибель!". Сталин, лакей демократического империализма, и все лакеи Сталина -- Жуо, Толедано и братия -- являются лучшими помощниками Гитлера по обману, усыплению и устрашению немецких рабочих.
Чехословацкий кризис раскрывает с замечательной наглядностью, что фашизм, как самостоятельный фактор, не существует. Он является только одним из орудий империализма. "Демократия" является другим его орудием. Империализм возвышается над обоими. Он пускает их в ход по мере надобности, иногда противопоставляет их друг другу, иногда дружно сочетает. Бороться против фашизма в союзе с империализмом -- то же самое, что в союзе с чортом бороться против его когтей или рогов.
Борьба с фашизмом требует прежде всего изгнания агентов "демократического" империализма из рядов рабочего класса. Только революционный пролетариат Франции, Великобритании, Америки и СССР, объявивший смертельную борьбу собственному империализму и его агентуре, московской бюрократии, способен пробудить революционные надежды в сердцах немецких и итальянских рабочих и, в то же время, сплотить вокруг себя сотни миллионов рабов и полурабов империализма во всем мире. Чтоб обеспечить мир между народами, надо низвергнуть империализм под всеми его масками. Это может совершить только пролетарская революция. Чтоб подготовить ее, надо непримиримо противопоставлять рабочих и угнетенные народы империалистской буржуазии и сплачивать их в одну международную революционную армию. Эта великая освободительная работа выполняется ныне только Четвертым Интернационалом. Оттого его так ненавидят и фашисты, и империалистские "демократы", и социал-патриоты, и лакеи Кремля. Верный признак, что под его знаменем сплотятся все угнетенные.
19 сентября 1938 г.
P. S. -- Чехословакия, как военная держава, исчезает с карты Европы. Утрата трех с половиной миллионов глубоко враждебных немцев была бы в военном отношении плюсом, если бы не означала утрату естественных границ. Самая капитальная стена богемской крепости рушится от звуков фашистской трубы. Германия приобретает не только три с половиной миллиона немцев, но и прочную границу. Если до сих пор Чехословакия рассматривалась, как военный мост для СССР в Европу, то теперь она становится мостом для Гитлера на Украину. Международная "гарантия" независимости остатков Чехословакии будет означать неизмеримо меньше, чем такая же гарантия для Бельгии до войны.
Крушение Чехословакии есть крушение международной политики Сталина за последние пять лет. Московская идея "союза демократий" для борьбы с фашизмом оказалась безжизненной фикцией. Никто не хочет воевать ради абстрактного принципа демократии; все воюют из-за материальных интересов. Англия и Франция предпочитают удовлетворять аппетиты Гитлера за счет Австрии и Чехословакии, а не за счет своих колоний.
Военное соглашение между Францией и СССР теряет отныне 75% своего значения и может легко потерять все 100%. Старая идея Муссолини: концерт четырех европейских держав, под дирижерством Италии и Германии, стала реальностью, по крайней мере до нового кризиса.
Страшный удар по международному положению СССР есть расплата за непрерывную кровавую чистку, обезглавившую армию, расстроившую хозяйство и вскрывшую слабость сталинского режима. Источник пораженческой политики в Кремле. Можно с уверенностью ждать теперь попыток советской дипломатии сблизиться с Германией ценою дальнейших отступлений и капитуляций, которые, в свою очередь, способны только приблизить крушение сталинской олигархии.
Компромисс на трупе Чехословакии ни в малейшей степени не обеспечивает мира, а только создает для Гитлера более благоприятную базу для предстоящей войны. Полеты Чемберлена под небесами войдут в историю, как символ тех дипломатических конвульсий, которые переживала разобщенная, жадная и бессильная империалистская Европа накануне новой бойни, которая готовится залить кровью всю нашу планету.
Л. Троцкий.
22 сентября, 10 час. утра. Койоакан, Мексико.
Крупный успех
(По поводу международной конференции Четвертого Интернационала)
К тому моменту, когда настоящие строки появятся в печати, конференция Четвертого Интернационала, вероятно, уже закончит свои труды. Созыв этой конференции представляет собой большой успех. Непримиримое революционное течение, которое подвергается таким преследованиям, каких не испытывало, пожалуй, никакое другое политическое течение мировой истории, снова показало свою силу: преодолев все препятствия, оно собрало, под ударами могущественных врагов, свое международное совещание. Этот факт является безошибочным доказательством глубокой жизненности и непоколебимого упорства международных большевиков-ленинцев. Возможность успеха конференции обеспечена, прежде всего, тем духом революционного интернационализма, который пропитывает все наши секции. Нужно, в самом деле, исключительно высоко ценить международную связь пролетарского авангарда, чтобы собрать воедино международный революционный штаб теперь, когда Европа и весь мир живут ожиданием надвигающейся войны. Пары национальной ненависти и расовых преследований составляют сейчас политическую атмосферу нашей планеты. Фашизм и расизм являются только крайним выражением той вакханалии шовинизма, которая имеет своей целью преодолеть или придушить невыносимые классовые противоречия. Возрождение социал-патриотизма во Франции и других странах, вернее, его новое открытое и бесстыдное проявление относится к той же категории, что и фашизм, только в приспособлении к демократической идеологии или к ее остаткам.
К тому же кругу явлений относится открытое культивирование национализма в СССР: на собраниях, в прессе и в школах. Дело идет вовсе не о так называемом "социалистическом патриотизме", т.-е. о защите завоеваний Октябрьской революции от империализма. Нет, дело идет о восстановлении преемственности с патриотическими традициями старой России. Задачей и здесь является создать над-социальные, над-классовые ценности, чтоб при их помощи успешнее дисциплинировать трудящихся и подчинять их жадной бюрократической сволочи. Официальная идеология нынешнего Кремля апеллирует к подвигам князя Александра Невского, героизму армии Суворова-Рымникского или Кутузова-Смоленского, закрывая глаза на то, что этот "героизм" опирался на рабство и тьму народных масс, и что именно по этой причине старая русская армия оказывалась победоносной только в борьбе против еще более отсталых азиатских народов, или слабых и разлагающихся пограничных государств на Западе. При столкновении же с передовыми странами Европы доблестное царское воинство всегда оказывалось несостоятельным. Очевидно, в Кремле уже похоронен опыт империалистской войны, как забыт и тот немаловажный факт, что Октябрьская революция выросла непосредственно из пораженчества. Что до всего этого термидорианцам и бонапартистам? Им необходимы национальные фетиши. Александр Невский должен прийти на помощь Николаю Ежову.
Теория социализма в отдельной стране, ликвидирующая программу международной революционной борьбы пролетариата, не могла не закончиться волной национализма в СССР и не могла не породить такой же ответной волны в "коммунистических" партиях других стран. Еще два-три года тому назад считалось, что секции Коминтерна должны поддерживать свое правительство только в, так называемых, "демократических" государствах, которые готовы оказать поддержку СССР в борьбе с фашизмом. Оправданием социал-патриотизма должна была служить задача обороны рабочего государства. В настоящее время Браудер, который проституирован не больше и не меньше других "вождей" Сталинтерна, заявил пред лицом сенатской следственной комиссии, что, в случае войны между Соединенными Штатами и СССР, он, Браудер, и его партия окажутся на стороне собственного демократического отечества. Весьма вероятно, что этот ответ был просуфлирован Сталиным. Но это не меняет дела. Измена имеет свою логику. Вступив на путь социал-патриотизма, Третий Интернационал явно вырывается ныне из рук кремлевской клики. "Коммунисты" стали социал-империалистами и отличаются от своих "социал-демократических" союзников и конкурентов только большим цинизмом.
Измена имеет свою логику. Третий Интернационал, вслед за Вторым, окончательно погиб в качестве Интернационала. Он не способен более проявить какую бы то ни было инициативу в области мировой политики пролетариата. Не случаен, конечно, тот факт, что после пятнадцати лет прогрессирующей деморализации, Коминтерн обнаружил свою окончательную внутреннюю гнилость в момент приближающейся мировой войны, т.-е. именно тогда, когда пролетариату наиболее необходимо его международное революционное объединение.
Перед Четвертым Интернационалом история нагромоздила чудовищные препятствия. Мертвая традиция направляется против живой революции. Через полтора столетия излучения Великой французской революции все еще служат в руках буржуазии и ее мелко-буржуазной агентуры -- Второго Интернационала -- для того, чтобы разлагать и парализовать революционную волю пролетариата. Третий Интернационал эксплоатирует ныне для той же цели несравненно более свежие и более могущественные традиции Октябрьской революции. Память о первом победоносном восстании пролетариата против буржуазной демократии служит в руках узурпаторов для спасения буржуазной демократии от восстания пролетариата. Ввиду приближения новой империалистской войны социал-патриотические организации соединили свои силы с левым крылом буржуазии, под именем Народного фронта, который представляет не что иное, как попытку агонизирующей буржуазии снова подчинить себе пролетариат, как его подчиняла себе на заре капитализма революционная буржуазия. То, что было некогда прогрессивным историческим явлением, выступает перед нами сейчас, как отвратительный реакционный фарс. Но если "Народные фронты" бессильны оздоровить прогнивший насквозь капитализм, если они неспособны задержать даже военное наступление фашизма, -- пример Испании полон символического значения!, -- то они оказываются все же достаточно могущественны, чтобы сеять иллюзии в рядах трудящихся, парализовать и разлагать их боевую волю и тем самым создавать величайшие затруднения на пути Четвертого Интернационала.
Рабочий класс, особенно в Европе, все еще находится в состоянии отступления, или в лучшем случае, выжидания. Поражения еще слишком свежи, и ряд их еще не исчерпан. Наиболее острую форму они приняли в Испании. В этих условиях развивается Четвертый Интернационал. Мудрено ли, если рост его идет медленнее, чем мы бы того хотели? Дилетанты, шарлатаны или тупицы, не способные вдуматься в диалектику исторических приливов и отливов, не раз пытались вынести свой приговор: "идеи большевиков-ленинцев, может быть, и правильны, но они неспособны построить массовую организацию". Как будто массовую организацию можно построить при любых условиях! Как будто революционная программа не обязывает в эпоху реакции оставаться в меньшинстве и плыть против течения! Никуда не годится тот революционер, который измеряет темп эпохи своим собственным нетерпением. Никогда еще путь мирового революционного движения не был загроможден такими чудовищными препятствиями, как ныне, накануне новой эпохи величайших революционных потрясений. Правильная марксистская оценка положения подсказывает тот вывод, что, несмотря на все, мы сделали за последние годы неоценимые успехи.
Русская "левая оппозиция" возникла 15 лет тому назад. Правильная работа на международной арене не насчитывает еще и полного десятилетия. Пред-история Четвертого Интернационала естественно делится на три этапа. В течение первого из них, "левая оппозиция" надеялась еще на возможность возрождения Коминтерна и рассматривала себя, как его марксистскую фракцию. Отвратительная капитуляция Коминтерна в Германии, молчаливо принятая всеми его секциями, поставила открыто вопрос о необходимости строить Четвертый Интернационал. Однако, наши малочисленные организации, возникшие путем индивидуального отбора в процессе теоретической критики, почти вне реального рабочего движения, оказались еще не подготовлены к самостоятельным действиям. Второй период характеризуется усилиями найти для этих изолированных пропагандистских групп реальную политическую среду, хотя бы ценою временного отказа от формальной самостоятельности. Вхождение в социалистические партии сразу увеличило наши ряды, хотя в количественном отношении дало все же меньше, чем могло дать. Но это вхождение означало чрезвычайно важный этап в политическом воспитании наших секций, которые впервые проверили себя и свои идеи лицом к лицу с реальностями политической борьбы и ее живыми запросами. В результате произведенного опыта наши кадры выросли на целую голову. Не маловажным завоеванием явилось и то, что от нас отстали неисправимые сектанты, путаники и фокусники, которые имеют обыкновение примыкать вначале к каждому новому движению, чтоб по мере сил компрометировать и парализовать его.
Этапы развития наших секций в разных странах не могут, разумеется, хронологически совпадать. Но концом второго периода можно все же признать создание американской Рабочей Социалистической Партии. Отныне Четвертый Интернационал становится лицом к лицу с задачами массового движения. Отражением этого значительного поворота явилась Программа переходного периода, значение которой в том, что она дает не априорный теоретический план, а подводит итог уже накопленному опыту национальных секций и на основе этого опыта открывает более широкую интернациональную перспективу.
Принятие этой программы, подготовленное и обеспеченное длительной предшествующей дискуссией, вернее, целой серией дискуссий, представляет наше капитальнейшее завоевание. Четвертый Интернационал является ныне единственной международной организацией, которая не только отдает себе ясный отчет в движущих силах империалистской эпохи, но и вооружена системой переходных требований, способных объединить массы для революционной борьбы за власть. Самообольщений нам не надо. Несоответствие между нашими сегодняшними силами и завтрашними задачами нам гораздо яснее, чем нашим критикам. Но суровая и трагическая диалектика нашей эпохи работает на нас. Доведенные до последней степени ожесточения и возмущения массы не найдут другого руководства кроме того, какое предлагает им Четвертый Интернационал.
30 августа 1938 г.
Из беседы тов. Троцкого с аргентинским делегатом тов. Фосса
Тов. Фосса был делегирован комитетом Синдикальных Свобод, группирующим вокруг себя 28 организаций, в том числе 24 независимых профессиональных союзов, на созывавшуюся в Мексике конференцию латино-американских синдикатов (профессиональных союзов). На конференцию он, однако, допущен не был, ввиду того, что осмелился поднять голос протеста против московских процессов.
23-го сентября тов. Фосса посетил тов. Троцкого и в течение продолжительной беседы поставил ему ряд важных вопросов. Мы публикуем ниже некоторые из этих вопросов вместе с ответами тов. Троцкого:
Ф. -- Какое развитие примет, по вашему мнению, нынешняя ситуация в Европе?
Т. -- Возможно, что дипломатии удастся еще и на этот раз достигнуть гнилого компромисса. Но его хватит не надолго. Война неизбежна, притом в недалеком будущем. Один международный кризис следует за другим. Эти конвульсии похожи на родовые схватки надвигающейся войны. Каждая новая схватка имеет более жестокий и угрожающий характер. Я не вижу сейчас никакой силы в мире, которая могла бы задержать развитие этого процесса, т.-е. родов войны. Новая страшная бойня неутомимо надвигается на человечество.
Разумеется, своевременное революционное выступление международного пролетариата могло бы парализовать разбойничью работу империалистов. Но надо смотреть правде в глаза. Рабочие массы Европы в подавляющем большинстве находятся под руководством Второго и Третьего Интернационалов. Вожди Амстердамского Интернационала профессиональных союзов полностью поддерживают политику Второго и Третьего Интернационалов и входят вместе с ними в, так называемые, "Народные фронты". Политика "Народных фронтов", как показывают примеры Испании, Франции и других стран, состоит в подчинении пролетариата левому крылу буржуазии. Между тем, вся буржуазия капиталистических стран, и правая, и "левая", насквозь пропитана шовинизмом и империализмом. "Народный фронт" служит для того, чтобы превратить рабочих в пушечное мясо для империалистской буржуазии. Только для этого, и больше ни для чего. Второй, Третий и Амстердамский Интернационалы являются сейчас контр-революционными организациями, которые ставят главной своей задачей тормозить и парализовать революционную борьбу пролетариата против "демократического" империализма. До тех пор, пока преступное руководство этих Интернационалов не сброшено, рабочие будут бессильны оказать сопротивление войне. Такова горькая, но неопровержимая правда. Надо уметь смотреть ей в глаза, а не утешать себя иллюзиями и пацифистской болтовней. Война неизбежна!
Ф. -- Каково будет ее влияние на борьбу в Испании и на движение мирового пролетариата?
Т. -- Чтобы правильно понять характер будущих событий, нужно прежде всего отбросить ложную и насквозь фальшивую теорию, будто будущая война развернется между фашизмом и "демократией". Нельзя ничего придумать глупее и лживее этой идеи. Империалистские "демократии" разъединены противоречиями своих интересов во всех частях мира. Фашистская Италия может легко оказаться в одном лагере с Великобританией и Францией, если потеряет веру в победу Гитлера. Полуфашистская Польша может пристать к одному или другому лагерю, в зависимости от предоставленных ей выгод. В ходе войны французская буржуазия может заменить свою "демократию" фашизмом для того, чтобы держать в покорности рабочих и заставить их воевать "до конца". Фашистская Франция, как и "демократическая", одинаково защищала бы свои колонии с оружием в руках. Новая война будет иметь гораздо более открытый грабительский, империалистский характер, чем война 1914-1918 г.г. Империалисты сражаются не из-за политических принципов, а из-за рынков, колоний, сырья, из-за господства над миром и его богатствами.
Победа любого из империалистских лагерей означала бы окончательное закабаление всего человечества, наложение двойных цепей на нынешние колонии, слабые и отсталые народы, в том числе -- на народы латинской Америки. Победа любого из империалистических лагерей означала бы рабство, нищету, закат человеческой культуры.
Где же выход, спрашиваете вы? Я лично не сомневаюсь ни на минуту, что новая война вызовет международную революцию против господства хищных капиталистических клик над человечеством. Во время войны исчезнет всякое различие между империалистской "демократией" и фашизмом. Во всех странах будет царить беспощадная военная диктатура. Немецкие рабочие и крестьяне будут так же погибать, как и французские или английские. Голод, эпидемии, одичание сметут различие политических режимов и границы государств. Нынешние средства истребления так чудовищны, что человечество не выдержит, вероятно, и нескольких месяцев войны. Отчаяние, возмущение, ненависть толкнут народные массы всех воюющих стран на восстание с оружием в руках. Социалистическая революция непредотвратима. Победа мирового пролетариата положит конец войне и разрешит попутно испанский вопрос, как и все другие больные вопросы Европы и других частей света.
Те рабочие "вожди", которые хотят приковать пролетариат к военной колеснице империализма, прикрытого маской "демократии", являются злейшими врагами и худшими изменниками трудящихся. Надо учить рабочих ненавидеть и презирать агентов империализма, ибо они отравляют сознание трудящихся; надо разъяснять рабочим, что фашизм не только одна из форм империализма, что бороться надо не с внешними симптомами болезни, а с ее органическими причинами, т.-е. капитализмом.
Ф. -- Какие последствия будет иметь война для индо-американских стран?
Т. -- Несомненно, что оба империалистских лагеря будут стремиться втянуть индо-американские страны в водоворот войны, чтоб окончательно закабалить их после войны. Пустая "анти-фашистская" трескотня только подготовляет почву для агентов одного из империалистских лагерей. Чтоб встретить мировую войну подготовленными, революционные партии Индо-Америки должны теперь же занять вдвойне непримиримую позицию по отношению ко всем империалистским группировкам. На почве борьбы за самосохранение народы Индо-Америки должны теснее сомкнуться друг с другом.
В первый период войны положение слабых сторон может оказаться очень трудным. Но империалистские лагери будут ослабевать и выдыхаться с каждым месяцем. Их ожесточенная борьба друг с другом позволит колониальным и полу-колониальным странам поднять голову. Это относится, разумеется, и к индо-американским странам; они смогут добиться полного освобождения, если во главе народных масс будут стоять подлинно-революционные, анти-милитаристские партии и профессиональные союзы. Из трагических исторических условий нельзя выбраться при помощи хитрости, звонких фраз и мелкой лжи. Нужно говорить массам правду, всю правду и только правду.
Ф. -- Каковы на ваш взгляд задачи и методы профессиональных союзов?
Т. -- Чтоб профессиональные союзы оказались способны сплотить, воспитать, мобилизовать пролетариат для освободительной борьбы, они должны быть очищены от тоталитарных методов сталинизма. Профессиональные союзы должны быть открыты для рабочих всех политических направлений, при условии дисциплины в действии. Кто превращает профессиональные союзы в орудие посторонних целей (особенно в орудие сталинской бюрократии и "демократического" империализма), тот неизбежно раскалывает рабочий класс, ослабляет его и открывает двери реакции. Полная и честная демократия внутри союзов является важнейшим условием демократии в стране.
СССР и Япония
Чувство удовлетворения по поводу перемирия между Советами и Японией не должно внушать ложного оптимизма относительно ближайшего будущего. Япония не может углубляться в Китай и терпеть в то же время СССР во Владивостоке. Никакое дипломатическое искусство не способно устранить этот антагонизм. Токио предпочитало бы отложить расчеты с СССР до обеспечения своего положения в Китае. Но, с другой стороны, внутренние события в СССР внушают искушение ковать железо пока горячо, т.-е. помериться силами немедленно. Отсюда двойственная политика Японии: провокации, нарушения границ, разбойничьи набеги, и в то же время -- дипломатические переговоры, чтоб сохранить возможность временного полуотступления в случае, если СССР окажется сильнее, чем хотелось бы Японии.
В Москве давно понимают неизбежность Дальневосточной войны. Вообще говоря, Москва всегда была заинтересована в том, чтоб оттянуть войну, как потому, что быстрая индустриализация усиливала военную мощь советов, так и потому, что внутренние противоречия в Японии, сохранившей полуфеодальный строй, подготовляют величайшую социальную и политическую катастрофу.
Военные трудности, которые Япония встретила в Китае, и которых японские милитаристы, по своей крайней ограниченности, не предвидели, создали, однако, новое положение. Жизненный интерес СССР требует помочь Китаю всеми силами, сознательно идя навстречу вытекающему отсюда риску. В Кремле понимают это, ибо определенный взгляд на Дальне-восточную проблему слагался в течение всех 20 лет советского режима. Однако, кремлевская олигархия боится войны. Это не значит, что она боится Японии. В Москве никто не сомневается, что Микадо не выдержит большой войны. Но в Москве отдают себе не менее ясный отчет в том, что война неизбежно приведет к крушению сталинской диктатуры.
Сталин готов идти на любые уступки во внешней политике, чтоб тем беспощаднее охранять свою власть внутри страны. Однако, уступки и неудачи советской дипломатии за последние два года разжигают недовольство внутри страны и вынуждают Сталина к демонстративным жестам силы, которые должны замаскировать готовность к новым уступкам. Таково объяснение как последних кровавых конфликтов на границе Манчжурии и Кореи, так и того, что эти конфликты закончились пока перемирием, а не превратились в новую войну.
Ключ к положению сейчас в руках Токио. Японским правительством руководят генералы. Японскими генералами командуют лейтенанты. В этом -- непосредственная опасность положения. Лейтенанты не понимают ни положения Японии, ни положения СССР. Несмотря на китайский урок, -- отчасти вследствие китайского урока, -- они ищут легких успехов за счет СССР. Они грубо ошибаются. Если они вызовут войну, то она не вызовет немедленного крушения Сталина, а наоборот, на год, на два упрочит его; этого срока будет вполне достаточно, чтобы обнаружить на деле полную внутреннюю несостоятельность японского социального и политического режима. Большая война принесет Японии революционную катастрофу, подобную той, которая выпала на долю царской России в последней великой войне. Крушение сталинской диктатуры придет только во вторую очередь. Вот почему правители Японии поступили бы разумно, если бы не вынуждали Сталина делать то, чего он не хочет делать, т.-е. защищать СССР с оружием в руках.
Л. Т.
Койоакан, 11 августа 1938 г.
Мексика и британский империализм
Международная кампания, которая ведется империалистскими кругами вокруг экспроприации мексиканским правительством мексиканских нефтяных предприятий, отличается всеми чертами агитационных вакханалий империализма: она сочетает в себе наглость, лживость, спекуляцию на невежество и твердую уверенность в своей безнаказанности. Сигнал к кампании подан великобританским правительством, объявившим бойкот мексиканской нефти. Бойкот есть, как известно, всегда также и самобойкот и потому связан с большими жертвами со стороны бойкотирующего. Великобритания была до сих пор главным покупателем мексиканской нефти, и, конечно, не из симпатии к мексиканскому народу, а по соображениям собственной выгоды. Основным потребителем нефти в самой Великобритании является государство, с его грандиозным флотом и быстро растущей авиацией. Бойкот мексиканской нефти со стороны британского правительства означает, следовательно, одновременный бойкот не только британской промышленности, но и национальной обороны. Правительство г-на Чемберлена показало с совершенно небывалой откровенностью, что барыши капиталистических хищников для него выше государственных интересов. Таков основной вывод, который должны твердо запомнить угнетенные классы и угнетенные народы!
Восстание генерала Седило и хронологически, и логически выросло из политики Чемберлена. Доктрина Монроэ препятствует британскому адмиралтейству применить меры военно-морской блокады мексиканского побережья. Приходится действовать при помощи внутренних агентов, которые, правда, не поднимают открыто британский флаг, но служат тем же интересам, что и Чемберлен: интересам клики нефтепромышленников. В Белую книгу, которую выпустила на-днях британская дипломатия, конечно, не включены переговоры ее агентов с генералом Седило: главную свою работу империалистская дипломатия совершает всегда под прикрытием тайны.
Чтобы скомпрометировать экспроприацию в глазах буржуазного общественного мнения, ее изображают как "коммунистическую" меру. Историческое невежество сочетается здесь с сознательным обманом. Полу-колониальная Мексика борется за национальную независимость, политическую и экономическую. Таково на данной стадии основное содержание мексиканской революции. Магнаты нефти не рядовые капиталисты, не простые буржуа. Завладев важнейшими естественными богатствами чужой страны, опираясь на свои миллиарды и на военно-дипломатическую поддержку своей метрополии, они стремятся установить в покоренной ими стране режим империалистского феодализма, подчиняя себе законодательство, судопроизводство и администрацию. В этих условиях экспроприация является единственно серьезным средством ограждения национальной независимости и элементарных условий демократии.
По какому направлению пойдет дальнейшее экономическое развитие Мексики зависит, в решающей степени, от факторов международного характера. Но это дело будущего. Сейчас мексиканская революция выполняет ту работу, которую Соединенные Штаты Северной Америки, например, выполнили в течение трех четвертей столетия, начиная с революционной войны за независимость и кончая гражданской войной за упразднение рабства и за национальное объединение. Британское правительство не только сделало в конце 18-го века все, чтобы удержать Соединенные Штаты на положении колонии, но и позже, в годы гражданской войны, поддерживало рабовладельцев юга против демократов севера, стремясь, во имя своих империалистских интересов, отбросить молодую республику в состояние экономической отсталости и национального разъединения.
Чемберленам того времени экспроприация рабовладельцев тоже казалась адской "большевистской" мерой. На самом деле историческая задача северян состояла в том, чтоб расчистить арену для независимого демократического развития буржуазного общества. Именно эту задачу разрешает на данной стадии правительство Мексики. Генерал Карденас стоит в ряду тех государственных людей своей страны, которые выполняли и выполняют работу Вашингтона, Джефферсона, Авраама Линкольна и генерала Гранта. И не случайно, разумеется, британское правительство и в этом случае оказывается по другую сторону исторической траншеи.
Мировая печать, в частности французская, как это ни невероятно, продолжает припутывать мое имя к вопросу об экспроприации нефтяной промышленности. Если я уже опровергал однажды этот вздор, то совсем не потому, что боюсь "ответственности", как инсинуировал один из болтливых агентов ГПУ; наоборот, я бы считал за честь нести хоть долю ответственности за смелое и прогрессивное мероприятие мексиканского правительство. Но у меня нет на это ни малейшего основания. Декрет об экспроприации я впервые прочитал в газетах. Но дело, конечно, не в этом. Припутывание моего имени преследует две цели: во-первых, организаторы кампании хотят придать экспроприации "большевистскую" окраску; во-вторых, они стараются нанести удар национальному самолюбию Мексики. Империалисты пытаются изобразить дело так, будто государственные люди Мексики неспособны сами определять свои пути. Жалкая и недостойная психология наследственных рабовладельцев! Именно потому, что Мексика сегодня еще принадлежит к числу отсталых стран, которым приходится только еще отвоевывать свою независимость, она порождает у своих государственных людей гораздо большую смелость мысли, чем это свойственно консервативным последышам великого прошлого. Такое явление в истории наблюдалось не раз!
Французская еженедельная газета "Мариан" видный орган Народного фронта, утверждает даже, что правительство генерала Карденаса действовало в вопросе о нефти не только заодно с Троцким, но ии в интересах Гитлера. Дело идет, видите ли, о том, чтоб, в случае войны, лишить нефти великодушные "демократии" и, наоборот, снабдить нефтью германских и иных фашистов. Это ничуть не умнее московских процессов. Человечество не без изумления узнает, что Великобритания лишается мексиканской нефти по злой воле генерала Карденаса, а не вследствие самобойкота Чемберлена. Между тем, у "демократий" есть простейший способ парализовать этот "фашистский" план; пусть покупают мексиканскую нефть, еще раз мексиканскую нефть и снова мексиканскую нефть. Для всякого честного и разумного человека уже сегодня стоит вне спора, что еслиб Мексика оказалась вынуждена продавать свое жидкое золото фашистским странам, то ответственность за это полностью и целиком легла бы на правительства империалистских "демократий".
За спиной "Мариан" и ей подобных стоят суфлеры Москвы. На первый взгляд это кажется невероятным, ввиду того, что другие суфлеры той же школы пользуются прямо противоположными либретто. Но секрет в том, что друзья ГПУ приспособляют свои взгляды к географическим градусам долготы и широты. Если одни из них обещают Мексике поддержку, то другие изображают генерала Карденаса союзником Гитлера. С этой последней точки зрения нефтяной мятеж генерала Седило должен, очевидно, рассматриваться, как борьба за интересы мировой демократии.
Предоставим, однако, фигляров и интриганов их собственной участи. Не их мы имеем в виду, а сознательных рабочих всего мира. Не поддаваясь иллюзиям и не пугаясь клевет, передовые рабочие окажут полную поддержку мексиканскому народу в его борьбе с империалистами. Экспроприация нефти не есть ни социализм, ни коммунизм. Но это глубоко прогрессивная мера национальной самообороны. Маркс не считал, разумеется, Авраама Линкольна коммунистом. Это не мешало, однако, Марксу с глубокой симпатией относиться к той борьбе, которой руководил Линкольн. Первый Интернационал послал президенту гражданской войны приветственный адрес, и Линкольн в своем ответе высоко оценил эту нравственную поддержку. Международный пролетариат не имеет основания отождествлять свою программу с программой мексиканского правительства. Революционерам не зачем перекрашиваться, подделываться и льстить, по примеру царедворцев из школы ГПУ, которые в минуту опасности продают и предают более слабую сторону. Не поступаясь собственным лицом, каждая честная рабочая организация во всем мире, и прежде всего в Великобритании, обязана дать непримиримый отпор империалистским хищникам, их дипломатии, их прессе и их фашистским наемникам. Дело Мексики, как и дело Испании, как и дело Китая, есть дело всего международного рабочего класса. Борьба вокруг мексиканской нефти есть одна из аванпостных стычек грядущих боев между угнетенными и угнетателями.
Л. Т.
Койоакан, 5 июня 1938 г.
Еще об усмирении Кронштадта
В своей недавней статье о "Кронштадте" я пытался поставить вопрос в политической плоскости. Но многих интересует проблема личной "ответственности". Суварин, который из вялого марксиста стал восторженным сикофантом, утверждает в своей книге о Сталине, что я в автобиографии сознательно умалчиваю о кронштадтском восстании: есть подвиги, иронизирует он, которыми не гордятся. Цилига в своей книге "В стране великой лжи" передает, что, при усмирении Кронштадта, мною расстреляно было "больше десяти тысяч моряков" (я сомневаюсь, чтоб в тот период во всем Балтийском флоте было такое число). Иные критики высказываются в таком смысле: да, восстание объективно имело контр-революционный характер, но зачем Троцкий применил при усмирении и после усмирения столь беспощадные репрессии?
Я ни разу не касался этого вопроса. Не потому, что мне нужно было что-либо скрывать, а как раз наоборот, потому что мне нечего было сказать. Дело в том, что я лично не принимал ни малейшего участия ни в усмирении кронштадтского восстания, ни в репрессиях после усмирения. В моих глазах самый факт этот не имеет политического значения. Я был членом правительства, считал необходимым усмирение восстания и, стало быть, несу за усмирение ответственность. Только в этих пределах я и отвечал до сих пор на критику. Но когда моралисты начинают приставать ко мне лично, обвиняя меня в чрезмерной жестокости, не вызывающейся обстоятельствами, я считаю себя вправе сказать: "господа моралисты, вы немножко привираете".
Восстание вспыхнуло во время моего пребывания на Урале. С Урала я прибыл прямо в Москву, на 10-ый съезд партии. Решение о том, чтоб подавить восстание военной силой, если не удастся побудить крепость к сдаче, сперва, путем мирных переговоров, затем, путем, ультиматума, -- такое общее решение было принято при непосредственном моем участии. Но после вынесения решения я продолжал оставаться в Москве и не принимал ни прямого, ни косвенного участия в военных операциях. Что касается последовавших позже репрессий, то они были целиком делом Чека.
Почему так вышло, что я лично не отправился в Кронштадт? Причина имела политический характер. Восстание вспыхнуло во время дискуссии по, так называемому, вопросу о "профессиональных союзах". Политическая работа в Кронштадте была в руках Петроградского комитета, во главе которого стоял Зиновьев. Главным, наиболее неутомимым и горячим лидером в борьбе против меня во время дискуссии был тот же Зиновьев. До поездки на Урал я был в Петрограде, выступал на собрании моряков-коммунистов. Общий дух собрания произвел на меня крайне неблагоприятное впечатление. Франтоватые и сытые матросы, коммунисты только по имени, производили впечатление паразитов по сравнению с тогдашними рабочими и красноармейцами. Кампания велась со стороны Петроградского комитета крайне демагогически. Командный состав флота был изолирован и запуган. Резолюция Зиновьева получила, вероятно, не менее 90%. Помню, я говорил по этому поводу самому Зиновьеву: "у вас все очень хорошо, пока не становится сразу очень плохо". Зиновьев был со мной после этого на Урале, там он получил срочное сообщение, что в Кронштадте становится "очень плохо". Матросы-"коммунисты", поддерживавшие резолюцию Зиновьева, приняли в подавляющем большинстве участие в мятеже. Я считал, и Политбюро против этого не возражало, что переговоры с матросами и, в случае необходимости, усмирение их, должно лечь на тех вождей, которые вчера пользовались политическим доверием этих матросов. Иначе кронштадтцы поймут дело так, что я приехал мстить им за то, что они голосовали против меня во время партийной дискуссии.
Правильны ли были эти соображения или нет, но во всяком случае, именно они определили мое поведение. Я совершенно и демонстративно отстранился от этого дела. Что касается репрессий, то ими, насколько помню, руководил непосредственно Дзержинский, который вообще не терпел вмешательства в свои функции (и правильно делал).
Были ли излишние жертвы, не знаю. Дзержинскому верю в этой сфере больше, чем его запоздалым критикам. Решать теперь, а постериори, кого и как нужно было покарать, я не берусь за полным отсутствием данных. Суждения по этому поводу Виктора Сержа -- из третьих рук -- не имеют в моих глазах никакой цены. Но я готов признать, что гражданская война не есть школа гуманности. Идеалисты и пацифисты всегда обвиняли революцию в "эксцессах". Но суть такова, что эти "эксцессы" вытекают из самой природы революции, которая сама является "эксцессом" истории. Кому угодно, пусть отвергает на этом основании (в статейках) революцию вообще. Я ее не отвергаю. В этом смысле я несу за усмирение кронштадтского мятежа ответственность полностью и целиком.
Л. Троцкий.<
"Благонадежность" сталинских кадров
(Немного статистики)
Тотчас же по опубликовании в "Правде" от 6-го марта 1937 г. информационного сообщения об очередном пленуме ЦК (27.2), с резолюцией по докладу Жданова о перестройке партийно-политической работы в связи с выборами в Совет СССР, началась кампания по перевыборам партийного аппарата. Как из рога изобилия посыпались резолюции: "Изберем стойких и преданных большевиков", "Изберем людей беспредельно преданных партии и ее ЦК", "Выдвинем проверенных людей", "Выберем тех, кто на деле предан партии" и т. д., и т. п. В статьях и передовицах требовали выдвижения людей "действительно проверенных в борьбе со всеми врагами рабочего класса, стойких, до конца преданных партии Ленина-Сталина и ее Центральному Комитету" ("Правда" от 7-го марта 1937 г.), "Выдвигать лучших, преданных и способных людей в партийный аппарат" (16. 3.), а в статье "Порядок выборов партийных органов" ("Правда", 21. 3. 37 г.) даны точные и недвусмысленные инструкции: "Два признака должны лечь в основу при оценке той или иной кандидатуры. Во-первых, политическое лицо руководителя, его умение владеть большевизмом, его безграничная преданность партии и Центральному Комитету", и лишь "Во-вторых, годится ли человек для данной работы, что он из себя представляет с деловой стороны".
В этих статьях и резолюциях преподносилась обычная сталинская самокритика: до сих пор в организациях царили "зазнайство, самоуспокоенность, оперирование гигантскими масштабами и забвение интересов рядового члена партии" ("Правда", 14. 3.), в аппарате были "волки в овечьей шкуре, обманным путем пробравшиеся в наш партийный дом", которые "немало напакостили нам" (29. 3); "иные руководители (например, в Киеве, в Ростове) пригрели немало троцкистских "кукушек", которые сделали восхваление падких на лесть руководителей орудием борьбы против партии, заслоном от бдительности" (10. 3.). Старому должен быть положен конец, должны быть выдвинуты свежие силы, тайным голосованием будут избраны лучшие из лучших, надежнейшие из надежнейших.
Но что же оказалось? Что стало с этими "бесконечно преданными партии и ее Центральному Комитету стойкими большевиками"?
Нет никакой возможности, даже при самом тщательном изучении "Правды", ни установить судьбу этих лиц, ни привести сколько-нибудь полных сравнительных данных о выборах партийного аппарата в 1937 и 1938 г.г. Одним из главных элементов сталинской демократии является принцип -- скрыть побольше конкретных фактов. Только благодаря отдельным отрывочным указаниям, разбросанным в статьях, выступлениях, отчетах, можно собрать крупицы правды, дающие далеко не полную картину того, что происходит на самом деле. Ясно только одно -- из известных нам секретарей обкомов, избранных в 1937 году, никто не переизбран в 1938 году. Из "старых" секретарей обкомов нам, не считая Жданова, Хрущева и Угарова, попался лишь один секретарь горьковского обкома, да и тот Ю. М. Каганович, брат "железного сталинского наркома". Но даже при нем не уцелели другие секретари обкома. "Исчезнувшие" секретари очевидно расстреляны или находятся в тюрьмах и ссылках.
Для иллюстрации вышесказанного приводим следующую таблицу (см. стр. 12-ую):
То же, что в обкомах, происходит и в Центральных Комитетах. Лишь один верный сталинский подголосок Берия остался на своем посту 1-го секретаря ЦК Грузии, но 2-ой и 3-ий секретари уже не те. Избранные 6. 6. 1937 г. секретарями ЦК Армении Аматуни и Акопов уже 28. 9. 1937 г. сняты. ЦК Белоруссии в 1937 г. секретари Шарангович и Волкович, в 1938 г. -- Пономаренко и Ананьев; ЦК Грузии в 1937 г. Берия, Бахарадзе
Бахарадзе не "исчез", а избран в 1938 году членом Бюро ЦК Грузии.
и Кекели, в 1938 году -- Берия, Когломазашвили и Чарквиани; ЦК Киргизии в 1937 году Аммосов и Джиенбаев, в 1938 году -- Вагов, Джаналиев и Боряк; ЦК Узбекистана в 1937 году Икрамов и Цехер, в 1938 году -- Усман Юсупов и Яковлев П. Н.; ЦК Украины в 1937 году -- Косиор С. В., Хатаевич М. М. и Попов Н. Н., в 1938 году -- Хрущев и Бурмистренко.Любопытны данные по Москве и Ленинграду.
По МГК: Из 65 человек, избранных 30 мая 1937 года, переизбраны 4 июня 1938 года лишь 10 человек, т.-е. около 15%. Из непереизбранных удалось обнаружить в провинции только пятерых: Задионченко -- секретарь Днепропетровского обкома, Комаров -- секретарь Вологодского обкома, Протопопов -- 1-ый секретарь ЦК Таджикстана, С. Н. Тарасов -- 1-ый секретарь Рязанского обкома и Хрущев, переведенный в Киев. -- Из 20 кандидатов в 1938 году избраны лишь двое, т.-е. 10%.
По Московскому обкому: Из 65 человек, избранных 14 июня 1937 года, 16 июня 1938 года переизбраны 11 человек,
Сюда включены и те, которые попали в 1938 году в МГК, а не в обком.
т.-е. 17%. Из непереизбранных удалось обнаружить шестерых: того же Задионченко, Протопопова и С. Н. Тарасова (см. выше), Савинова -- 1-ый секретарь Смоленского обкома, Симочкина -- 1-ый секретарь Ивановского обкома и Щукина -- секретарь Крымского обкома. Из 20 кандидатов в 1938 году избран один, т.-е. 5%.Ленинградский горком: Из избранных 2 июня 1937 года 65 человек переизбрано 5 июня 1938 года 9 человек, т.-е. 13,8%. Из непереизбранных обнаружены пятеро: И. И. Алексеев -- 1-ый секретарь Новосибирского обкома, Лукьянов (см. ниже) -- 2-ой секретарь Кировского обкома, Н. Г. Игнатов -- секретарь Куйбышевского обкома, Угаров, переведенный в Москву и Щербаков -- секретарь Сталинского обкома. Из 20 кандидатов в 1938 году избраны трое, т.-е. 15%.
Ленинградский обком: Из избранных 17 июня 1937 года 65 человек, 16 июня 1938 года переизбрано 9 человек, т.-е. 13,8%. Из непереизбранных обнаружены четверо: Алексеев, Игнатов и Лукьянов (см. выше)
Ввиду отсутствия имени отчества нет уверенности, что это тот же Лукьянов.
и Никаноров -- секретарь Архангельского обкома. Из 20 кандидатов в 1938 году избраны двое, т.-е. 10%.
Выборы секретарей обкомов (1)
1937 г. 1938 г. Обком # "Правды" от Секретари # "Правды" от Секретари Воронежский 15. 6 Рябинин
Ярыгин
8. 7 Никитин
Борков
Поликарпов12. 7 Михайлов
Горьковский 15. 6 Каганович
Огурцов
14. 7 Каганович
Ломакин
РодионовКалининский 12. 7 Рабов
8. 7 Бойцов
Абрамов
КалининКиевский 25. 2 Кудрявцев
Мирошниченко
Геращенко
7. 6 Хрущев
Черепнин
СпивакКировский 20. 6 Родин
Наумов
22. 6 Кануников
Лукьянов
Иволгин
21. 8 Иванов (2) Красноярский крайком 23. 7 Соболев
12. 8 Кулаков
Соколов
КуликовКуйбышевский 16. 6 Постышев
Левин
21. 6 Игнатов
Мельников
ЧарыковЛенинградский 15. 6 Жданов
Смородин
Петровский
17. 6 Жданов
Штыков
СоловьевМарийский 5. 6 Врублевский
Емельянов
9. 7 и. о. Архипов Московский 12. 6 Хрущев
Коротченков
Щучкин (3)
18. 6 Угаров
Дедиков
ТарасовОбласть Немцев Поволжья 16. 6 Фрешер
Гусев
9. 7 Анашин
Малов
КорбмахерСаратовский 26. 6 Криницкий
Мурашов
11. 7 Вершков
Грибов
ПанинСталинградский 16. 6 Семенов
Гольдин
6. 8 Чуянов
АндриановЯрославский 5. 2 Вайнов 2. 8 Шахурин
Репин
Ларионов
1) Некоторые секретари установлены не по данным о выборах, а лишь по упоминаниях в "Правде".
2) 22. 6. 1938 г. 3-ьим секретарем избран Иволгин, а 21. 8. 1938 г. неожиданно оказывается избранным Иванов.
3) Щучкин был в том же 1937 году избран секретарем Крымского обкома.
Все эти данные лишний раз показывают, как неустойчивы сталинские кадры. Те, которые еще вчера расценивались, как лучшие из лучших, сегодня, если не объявлены врагами народа, то просто "исчезают". Нет достаточно преданных Сталину людей и нет доверия к людям. Маршалы, генералы, гепеуры, секретари ЦК, обкомов, горкомов и пр. -- все раньше или позже падают жертвой борьбы Сталина за власть и за самосохранение.
П. Т.
Следствие по делу о смерти Льва Седова
Второе заявление Л. Д. Троцкого судебному следователю
Г-н судебный следователь!
В дополнение к моему заявлению от 19-го июля я имею честь присовокупить нижеследующие соображения:
1. Я советовался с компетентными врачами. Ни один из них не может, разумеется, рискнуть противопоставить заочную экспертизу экспертизе высоко-квалифицированных французских специалистов, оперировавших над трупом. Однако, врачи, с которыми я совещался, единодушно находят, что ход болезни и причины смерти не выяснены следствием с той необходимой полнотой, которой требуют исключительные обстоятельства данного дела.
2. Ярче всего неполнота следствия подтверждается поведением хирурга, г-на Тальгеймера. Он отказался давать объяснения, сославшись на "профессиональную тайну". Закон дает такое право врачу. Но закон не обязывает врача пользоваться этим правом. Чтоб укрыться за профессиональную тайну, у врача должен быть, в данном случае, налицо исключительный интерес. Каков же интерес г-на Тальгеймера? Не может быть и речи в данном случае об охранении тайны пациента или его родных. Дело идет, следовательно, об охранении тайны самого врача. В чем же может состоять эта тайна? У меня нет никакого основания подозревать г-на Тальгеймера в преступных действиях. Но совершенно очевидно, что, если бы смерть Седова естественно и неизбежно вытекала из характера его болезни, то у хирурга не могло бы быть ни малейшего интереса или психологического побуждения отказываться от дачи необходимых разъяснений. Укрываясь за профессиональную тайну, г-н Тальгеймер говорит этим самым: в ходе болезни и в причинах смерти есть особые обстоятельства, выяснению которых я не желаю содействовать. Никакого другого толкования поведению г-на Тальгеймера дать нельзя. Рассуждая чисто логически, нельзя не прийти к выводу, что к ссылке на профессиональную тайну врач мог, в данных обстоятельствах, прибегнуть в одном из следующих трех случаев:
а) еслиб он был заинтересован в сокрытии собственного преступления;
б) еслиб он был заинтересован в сокрытии собственной небрежности;
в) еслиб он был заинтересован в сокрытии преступления или небрежности своих коллег, сотрудников и прочее.
Демонстративное молчание г-на Тальгеймера само по себе уже указывает программу следствия: надо во что бы то ни стало раскрыть те обстоятельства, которые побудили хирурга укрыться за профессиональную тайну.
3. Неясными, недостаточными и отчасти противоречивыми являются показания владельца клиники д-ра Симкова. Знал или не знал он, кто таков его пациент? Этот вопрос не раскрыт совершенно. Седов был принят в клинику под именем "Мартэн, французский инженер". Между тем д-р Симков разговаривал с Седовым в клинике по русски. Именно благодаря этому сиделка Эйсмонт узнала, по ее словам, что Мартэн -- русский или владеющий русским языком. Запись Седова под чужим именем была сделана, как отмечают сами документы следствия, в целях безопасности. Знал ли об этих целях д-р Симков? И если знал, то почему обращался к больному по-русски в присутствии сиделки Эйсмонт? Если он делал это по неосторожности, то не проявил ли он ту же неосторожность и в других случаях?
4. Д-р Жирмунский, директор клиники, считался, по сведениям полиции, "сочувствующим большевикам". Это в наши дни очень определенная характеристика. Она означает: друг кремлевской бюрократии и ее агентуры. Жирмунский заявил, что о действительной личности больного он узнал только накануне его смерти от г-жи Молинье. Если принять эти слова на веру, то придется заключить, что г-н Симков, который предупредил по телефону Жирмунского о прибытии больного заранее, скрывал от своего ближайшего сотрудника действительную личность "французского инженера Мартэна". Вероятно ли это? При сестре Эйсмонт Симков, как уже сказано, разговаривал с больным по-русски. Жирмунский знает русский язык. Или же у Симкова были специальные причины остерегаться Жирмунского? Какие именно?
5. "Сочувствующий большевикам" -- это очень определенная характеристика. Следствие явно останавливается здесь на пол-дороге. В условиях русской эмиграции такое "сочувствие" не остается, в наши дни, платоническим. "Сочувствующий" становится, обычно, во враждебное отношение к белой эмиграции. Из каких рядов почерпает г-н Жирмунский своих клиентов? Общается ли он с кругами советского посольства, торгпредства и проч.? Если да, то в круг его клиентов входят несомненно наиболее ответственные агенты ГПУ.
6. О политических симпатиях владельца клиники, г-на Симкова, в документах не сказано почему-то ничего. Это серьезный пробел. Тесное сотрудничество Симкова с Жирмунским заставляет предполагать, что и г-н Симков не враждебен советским кругам и, возможно, имеет в этой среде связи. Какие именно?
7. Д-р Симков является сотрудником медицинского издания "Эвр Шируржикаль Франко-Рюсс". Какой характер носит это издание: является ли оно делом блока французских врачей и советского правительства, или же, наоборот, от имени русской медицины выступают белые эмигранты? Этот вопрос остался без всякого освещения. Между тем, не только полиция, но и младенцы знают, что под прикрытием всякого рода медицинских, юридических, литературных, пацифистских и иных организаций и изданий ГПУ создает свои укрепленные пункты, которые служат ему, особенно во Франции, для безнаказанного совершения преступления.
8. Нельзя не упомянуть здесь об одном в высшей степени важном обстоятельстве, на которое я позволяю себе обратить ваше особенное внимание, г-н судья. Г-н Симков имел, как известно, несчастье потерять в этом году двух сыновей, ставших жертвой обвала. В тот период, когда действительная судьба мальчиков оставалась еще загадочной, г-н Симков в одном из интервью, данных им французской печати, заявил, что, если его сыновья похищены, то это могло быть сделано только "троцкистами", как месть за смерть Седова. Эта гипотеза поразила меня в свое время своей чудовищностью. Я должен прямо сказать, что такое предположение могло прийти в голову либо человеку, совесть которого не была вполне спокойна; либо человеку, который вращается в смертельно враждебных мне и Седову политических кругах, где агенты ГПУ могли прямо натолкнуть мысль несчастного отца на фантастическое и возмутительное предположение. Но если у г-на Симкова существуют дружественные отношения с теми кругами, которые систематически занимаются физическим истреблением "троцкистов", то не трудно допустить и то, что эти дружественные отношения могли быть, и даже без ведома г-на Симкова, использованы для преступления против Седова.
9. В отношении персонала клиники, начиная с г-на Жирмунского, полицейское расследование неизменно повторяет формулу о "непричастности" этих лиц к активной политической деятельности, считая, видимо, что это обстоятельство освобождает от необходимости дальнейшего расследования. Такой взгляд является заведомо фальшивым. Дело идет вовсе не об открытой политической деятельности, а о выполнении наиболее секретных и преступных заданий ГПУ. Агенты такого рода, подобно военным шпионам, разумеется, не могут компрометировать себя участием в агитации и пр.; наоборот, в интересах конспирации, они ведут в высшей степени мирный образ жизни. Однообразные ссылки на "неучастие" всех допрошенных в активной политической борьбе свидетельствовали бы о чрезвычайной наивности полиции, если бы за ним не скрывалось стремление уклониться от серьезного расследования.
10. Между тем, г-н судья, без очень серьезного, напряженного и смелого расследования преступлений ГПУ раскрыть нельзя. Для того, чтобы дать приблизительное представление о методах и нравах этого учреждения, я вынужден привести здесь цитату из официозного советского журнала "Октябрь", от 3-го марта этого года. Статья посвящена театральному процессу, по которому был расстрелян бывший начальник ГПУ, Ягода. "Когда он оставался в своем кабинете, -- говорит советский журнал об Ягоде, -- один или с холопом Булановым, он сбрасывал свою личину. Он проходил в самый темный угол этой комнаты и открывал свой заветный шкаф. Яды. И он смотрел на них. Этот зверь в образе человека любовался склянками на свет, распределял их между своими будущими жертвами". Ягода есть то лицо, которое организовало мою, моей жены и нашего сына высылку заграницу; упомянутый в цитате Буланов сопровождал нас из центральной Азии до Турции, как представитель власти. Я не вхожу в обсуждение того, действительно ли Ягода и Буланов были повинны в тех преступлениях, в которых их сочли нужным официально обвинить. Я привел цитату лишь для того, чтоб охарактеризовать, словами официозного издания, обстановку, атмосферу и методы деятельности секретной агентуры Сталина. Нынешний начальник ГПУ, Ежов, прокурор Вышинский и их заграничные сотрудники нисколько, разумеется, не лучше Ягоды и Буланова.
11. Ягода довел до преждевременной смерти одну из моих дочерей, до самоубийства -- другую. Он арестовал двух моих зятей, которые потом бесследно исчезли. ГПУ арестовало моего младшего сына, Сергея, по невероятному обвинению в отравлении рабочих, после чего арестованный исчез. ГПУ довело своими преследованиями до самоубийства двух моих секретарей: Глазмана и Бутова, которые предпочли смерть позорящим показаниям под диктовку Ягоды. Два других моих русских секретаря, Познанский и Сермукс, бесследно исчезли в Сибири. В Испании агентура ГПУ арестовала моего бывшего секретаря, чехословацкого гражданина. Эрвина Вольфа, который исчез бесследно. Совсем недавно ГПУ похитило во Франции другого моего бывшего секретаря, Рудольфа Клемента. Найдет ли его французская полиция? Захочет ли она его искать? Я позволяю себе в этом сомневаться. Приведенный выше перечень жертв охватывает лишь наиболее мне близких людей. Я не говорю о тысячах и десятках тысяч тех, которые погибают в СССР от рук ГПУ, в качестве "троцкистов".
12. В ряду врагов ГПУ и намеченных им жертв Лев Седов занимал первое место, рядом со мною. ГПУ не спускало с него глаз. В течении, по крайней мере, двух лет бандиты ГПУ охотились за Седовым во Франции, как за дичью. Факты эти незыблимо установлены, в связи с делом об убийстве И. Райсса. Можно ли допустить хоть на минуту, что ГПУ потеряло Седова из виду, во время его помещения в клинику и упустило исключительно благоприятный момент? Допускать это органы следствия не имеют права.
13. Нельзя без возмущения читать, г-н судья, доклад судебной полиции за подписями Hauret и Boilet. По поводу подготовки серии покушений на жизнь Седова доклад говорит: "по-видимому, его политическая деятельность действительно составляла предмет достаточно тесного наблюдения со стороны его противников". Одна эта фраза выдает судебную полицию с головой! Там, где дело идет о подготовке во Франции убийства Седова, французская полиция говорит о "достаточно тесном наблюдении" со стороны анонимных "противников" и прибавляет словечко: "по-видимому". Г-н судья! Полиция не хочет раскрытия истины, как она ее не раскрыла в деле похищения моих архивов, как она ничего не раскрыла в деле убийства И. Райсса, как она не собирается ничего раскрыть в деле похищения Рудольфа Клемента. ГПУ имеет во французской полиции и над ней могущественных сообщников. Миллионы червонцев расходуются ежегодно на то, чтоб обеспечить безнаказанность сталинской маффии во Франции. К этому надо еще прибавить соображения "патриотического" и "дипломатического" порядка, которыми с удобством пользуются убийцы, состоящие на службе Сталина, и орудующие в Париже, как у себя дома. Вот почему следствие по делу о смерти Седова носило и носит фиктивный характер.
Л. Троцкий.
Койоакан, 24 августа 1938 г.
"Навстречу решению"
Der Entscheidung Entgegen, Jaroslav Cerny. Druk Polensky & Coudek, Praha XII.
Под этим заглавием вышла в Брюне (Чехословакия) на немецком языке книга (191 стр.), посвященная анализу мирового положения, внутреннего положения в Чехословакии и задач пролетариата. Автор книги, Ярослав Черни, выпустивший свою работу по поручению группы "Авангард", стоит полностью на позиции революционного марксизма. Естественно, если он является вместе с тем убежденным сторонником 4-го Интернационала. Столь же естественно, если буржуазная, социал-демократическая и сталинская пресса совершенно замолчали эту выдающуюся и заслуживающую полного внимания работу.
Настоящая заметка ни в каком случае не претендует на роль критической статьи о книге тов. Черни; к такого рода задаче я надеюсь вернуться позже. Отмечу здесь, что я не во всем согласен с автором книги. Так, его оценка последнего промышленного подъема кажется мне сильно преувеличенной. Но это вопрос анализа фактического материала, и сейчас, когда Соединенные Штаты вступили снова в глубокий кризис, гораздо легче правильно оценить предшествовавший подъем, чем в те дни, когда тов. Черни писал свою книгу. Есть несколько других частных вопросов, которые, на мой взгляд, требуют дополнительного обсуждения. Но все это, в конце концов, частности, которые не нарушают нашей основной солидарности с автором книги.
Один вопрос актуально-политического характера должен быть, однако, освещен здесь немедленно. Черни пишет: "Что касается троцкистов, то они в течение последних десяти лет обнаружили себя, как единственное марксистское направление, которое правильно оценило фашизм, своевременно требовало пролетарского единого фронта для борьбы против него, в то время, когда Сталин еще называл социал-демократию близнецом фашизма. Эта оценка троцкизма полностью разделялась еще не так давно очень многими руководящими чиновниками Второго Интернационала, в том числе и тов. Отто Бауером". Здесь следовало бы прибавить, что левые социал-демократы стали "благожелательно" относиться к нам в течение блаженной памяти третьего периода, когда наша марксистская критика направлялась преимущественно против ультра-левых козлиных прыжков Коминтерна. С того времени, однако, как Коминтерн совершил, неожиданный, на первый взгляд, но по существу вполне неизбежный поворот к самому низкопробному оппортунизму, левые социал-демократические чиновники, не исключая и покойного Бауера, поспешили превратиться в полу-сталинцев, и тем самым враждебно повернулись против Четвертого Интернационала. Аналогичный зигзаг проделали г-да Вальтеры, Феннер Броквей и им подобные "левые" подражатели Отто Бауера.
"Для нас -- продолжает Черни -- не может быть ни на миг сомнения в том, что троцкисты и в будущем сделают необыкновенно ценный вклад в процесс революционизирования международного пролетарского движения и в воссоздании его мировой организации". Если программное единство автора и группы "Авангарда" с большевиками-ленинцами можно считать, таким образом, во всех основных вопросах прочно установленным, то менее ясной представляется организационная сторона дела. На этот счет автор пишет: "Мы не думаем, однако, что было бы правильно создавать новую "троцкистскую" партиюи Революционный мировой пролетариат должен создавать новый, следовательно, Четвертый Интернационал. Но он будет создан не вне больших пролетарских организаций, а через них и на их основе. Этим нашим воззрением мы отличаемся от официальных троцкистов". Большая практическая важность этого заявления не требует доказательств. Но именно поэтому мы хотели бы более ясной, т.-е. более конкретной постановки вопроса. Черни и его группа, как можно судить по книге, продолжают входить в состав чехословацкой социал-демократии. Мы никогда не были принципиальными противниками формирования фракций Четвертого Интернационала внутри реформистских и центристских партий; наоборот, мы считали такой этап для многих стран совершенно неизбежным. Опыт, проделанный в нескольких странах, дал несомненно положительные результаты, которые, однако, далеко еще не превратили наши секции в массовые партии. Как долго наши единомышленники могут и должны оставаться фракцией чехословацкой социал-демократии, есть вопрос конкретных условий и возможностей, отнюдь не принципов. Вот почему нам не понятны мотивы, по которым автор противопоставляет в этом вопросе свою группу -- "официальным троцкистам". Дело может идти, на наш взгляд, лишь о разделении труда, о временном разделении "сфер влияния", но ни в каком случае не о противопоставлении двух организационных методов.
Из истории Третьего Интернационала мы знаем случай, когда коммунистической фракции удалось овладеть большинством социал-демократической партии и официально включить ее в Коминтерн: так произошло дело во Франции. Теоретически такой случай возможен, конечно, и при построении Четвертого Интернационала. Хочет ли Черни сказать, что его ближайшие единомышленники имеют шансы завоевать чехословацкую социал-демократию? Отсюда, издалека, мне эта перспектива представляется более, чем сомнительной. Не может быть, во всяком случае, и речи о том, чтоб распространять этот метод на все страны в надежде построить Четвертый Интернационал непосредственно "на основе" нынешних, социал-демократических или сталинских, "больших пролетарских организаций".
Если, однако, тов. Черни хочет сказать, что революционные марксисты, как составляющие самостоятельные секции Четвертого Интернационала, так и работающие временно, в качестве фракций в двух других Интернационалах, обязаны сосредоточить свои главные усилия внутри массовых организаций, прежде всего профессиональных союзов, то тут у нас с ним окажется полная и безусловная солидарность. Те "сторонники" Четвертого Интернационала, которые под теми или другими предлогами остаются, в стороне от массовых рабочих организаций, способны только скомпрометировать знамя Четвертого Интернационала. С ними нам не по пути.
Цель настоящей заметки, повторяем, не в том, чтобы передать или критически осветить богатое и ценное содержание книги тов. Черни. Мы хотим лишь привлечь к этому труду внимание всех наших секций и всех вообще мыслящих марксистов. Чехословакия стоит сейчас в центре мирового внимания. Вторая половина книги Черни посвящена целиком "проблемам рабочего движения в Чехословакии". Эту вторую часть теоретические органы наших секций должны были бы, на мой взгляд, хоть кратко изложить для своих читателей.
Я самым горячим образом рекомендую книгу тов. Черни всем марксистам, всем сознательным рабочим, владеющим немецким языком.
Л. Троцкий.
17 сентября 1938 г.
Тоталитарное "право убежища"
Журнал Футуро служит для того, чтоб показывать читателям, что у Ломбардо Толедано нет ни программы ни идей. Эта задача журналу удается вполне. В сентябрьском номере Футуро заявляет, что в "принципе" Ломбардо Толедано за право убежища, но он вовсе не считает, что это право должно быть предоставлено тем, к которым Ломбардо Толедано не питает политической или личной нежности. Таковы взгляды этих господ на демократию. Под свободой печати они понимают право печати, вернее обязанность -- хвалить Толедано и его хозяина Сталина. Под правом убежища они понимают право въезда в Мексику для агентов ГПУ. Ломбардо еще раз обнаруживает свою принципиальную солидарность с Гитлером. Этот последний не только признает, но и широко применяет право убежища по отношению к фашистам, скрывающимся раньше из Австрии, теперь из Чехословакии, или из Соед. Штатов. Толедано приблизился к "идеалам" Гитлера через посредство своего патрона, Сталина. Октябрьская революция провозгласила право убежища для всех революционных борцов. Ныне Сталин истребляет их десятками тысяч -- немцев, венгров, болгар, поляков, финнов и проч. и проч. -- только потому, что их взгляды не совпадают с интересами правящей бонапартистской клики. Толедано пока еще не хозяин в Мексике. Он не может, по примеру своего учителя и патрона, расстреливать или отравлять безоружных эмигрантов. В его распоряжении остается средство: клевета и травля. И он пользуется ими как можно шире.
Толедано скажет, конечно, снова, что мы "нападаем" на С.Т.М. Ни один разумный рабочий не поверит этому вздору. С.Т.М., как массовая организация, имеет все права на наше уважение и поддержку. Но, как демократическое государство не тождественно с его сегодняшним министром, так и профессиональная организация не тождественна со своим секретарем. У Толедано тоталитарный взгляд на все вопросы. "Государство -- это я!", говорил Людовик XIV. "Германия -- это я!", говорит Гитлер. "СССР -- это я!", утверждает Сталин. "С.Т.М. -- это я!", возглашает несравненный Толедано. Еслиб этот циничный господин пришел к власти, он стал бы худшим тоталитарным тираном по отношении к мексиканским рабочим и крестьянам. К счастью, его личное ничтожество является серьезной гарантией против этой опасности.
(Перевод с испанского из мекс. журнала "Клаве").